мягкие...

мягкие, но вместе с тем не большие, её ароматы вместили в себя пышность ночи и природную скромность дня, всех раздевающего. барное время суток она попивала на рояле, поскрипывая каблучками друг о друга и дразня всего меня своей улыбкой. даже зная всё, чего мне хотелось, её фантазия будто наносила невиданый штрих и меняла всё полотно. кто касается её шейки, проводит рукой по груди в момент, где её руки не заняты блюзовым пассажем? слишком эгоистично, хоть от этого зависит реальность человека, но у нас были особые отношения, нежели чем у неё с большинством. её жилетка дрожала в тот момент, как плечо кто-то гладил.. кажется, чем-то похоже на изнасилование, где она в силах с первого взгляда подчинить, а затем....подчиниться. каждый раз ей было страшно, и только сейчас это стало заметно, когда гармошка повысила строй на пол тона. она в этом баре была толи хозяйкой, толи уборщицей, но выполняла функции их обоих: устраивала подобия праздника, наливала хорошие коктейли, оставалась с кем-то после "критического часа"... её левый глаз будто хотел,бы ей подмигнуть в зеркале, но всё сдерживалось. она была простой куклой, в то время, как секундами ранее была несносной заводилой... тело оставалось холодным, положи на него хоть пять одеял, и никто не знал, что она чувствовала.
"-холод, мне в нём больно, он пронзает иглами стали..."
можете считать фразу её предсмертным воплем, ибо себя она из этой жизни уволила. за непослушание.

оставшись со мной после ликвидации тонны пива, она быстро протрезвела, а её руки налились кровью, как и вишнёвые глаза, и она, обняв меня, начала плакать, будто сожалея о своём первом разе...
"-мне будет нужно всё твоё время.."
жаль её, но запах был чудесен, и не важно, что мы там делали, ведь она не захочет возвращаться, не сможет..

её не сбила машина, не разрезал винт самолёта; нет, она просто заснула, на миг открытыв глаза и улыбнувшись..

ненавижу всё книги за персонажей, в которых невозможно не влюбиться, и в тот же момент нельзя потрогать; только на высшем уровне..
в сегодняшнем "шоу" героиня умерла в двадцать семь; вечный ей покой...