В дурмане уходящего призрака

Она:
-Ты пьян!

Призрак:
Лживо, нарочито грубо, в паническом страхе своей трусости прошипела она, прячась за наигранным спокойствием, бегло ища глазами в толпе профили своих не симпатичных умудренных жизнью подруг… А всего, каких то два не таких давних месяца назад, в воздухе неопределенности витал легкий, трудно уловимый аромат уверенности, в вечности честных чувств, в нужности всего происходящего в жизнях, не чуть не меньше и в ее жизни. Ну а сей час нам рассказал совсем другое. Как же так, и все же как!

Он:
-Да  пьян!!!

Призрак:
Благовоспитанный пьянчуга, он разве слова хоть сказал, кажись удел его из века в век- молчание, когда уж и вино язык подобного ему не способно развязать! Любил, глупец,  ох как же искренно любил! Помнится просила не кричать, любить,  себя всецело отдавать опять и снова, крутилось в этих чувствах что-то лишь вокруг одной. Ну и что ж потом? Любовь не найдя, когда все было отдано, сожалений не прозвучало. Ну а сейчас, опять охрипши кричит ему- молчать, молчать! Как же возлюблено молчание и в словах тишь, вопли лишь к себе.

Природа:
Дым. Табачный воздух дул из легких. Чистый ветер гнал из всех переулков, воздух наполнялся влагой, где-то в небесах что-то прогремело, раскрыло и на землю полило…

Призрак:
Где-то на просторах этого столь грустного сегодня, опьяненного города иступлено ласкал ее руки, когда ласкал, когда на век прощал. Ну а сейчас скованный стальным омерзением медленно бродит куда ведет горечь обиженных жалоб. Некогда знакомый, а ныне призревший, наскучивший, измучивший город тянет покинуть, взлететь, взлететь куда смогут поднять изгаженные крылья, якобы созданные для долгих полетов, ну а ныне плетущиеся вслед изнемогшему.  Гнать день под кнут уже давно не в силах, власть не его,  гонят теперь его куда-то, куда не знает он. Пристыженный раб, раб сего неумолимого движения не его, и как давно не его? Сломанное в  неумолимой, бесконечной дрожи тело плетется вдоль сто лет как знакомых, постыдно нагих его чинаров,  жизнь в них вероломно расхищена долгими, мучительными, бескрайними морозными ночами, что до хруста в недрах жизни обезвожила их последние надежды, а ведь завтра утро, якобы новая жизнь, новое свечение вечного, а сил ведь нет и быть их там никак не может, да и нужно ли, пользы ему от них?? Куда то плетутся его чужие ноги. Она бежит, без оглядки бежит. Сбежит ли? Куда б ты не бежала настигнет тебя его любовь и там, пока до смерти прах ее ветер не раскинет на столь малых просторах этой смертной земли, покуда малая частица ее не будет унесена туда, где нет света, где властвует вечный смертный мрак. Чего-то хотелось да не научились, все иссякло до, и висит бездвижным хламом на шуршащих вокруг ветвях… Дорогая его , почему ж не простились вы на тропах мира, чего ж вы умудрились донести  все до той долины вечных жалоб, омерзительных причитаний, победоносных- кто прав кто виноват  и гнилых словосочетаний. Молил к твоей любви поэт безграмотных речей, но разве вымолишь чего от вечно сильной твоей прозревшей мысли? Измучила, измучила, ушел, ушел разменивать гроши своего величия еще не вставшего над мирным рассветным небом обыденности, на покой, мерный, свободный от суетной той вечной беготни. Устал кажись он жадностью дышать! Смотри, и ведь не своей, чужой, навязанной, случайной, в миг пришедшей, вот воля умудрившегося пасть на поле жизни мира, воля его. Изнемогший слон, слон прильнувший на мокрой улице испачканной весны, израненный твоими нежными, звучными шелку, не вязко прелестными словами. Сегодня слон на грязной жиже, завтра на испарённом асфальте зноя, ну а после, слон на величии своем!!! Нет, не подвластен смутной смерти, ни яду эфы, ни тупому лезвию отчаяния, ни хрусту височной кости на стене, пуская, за ним конец придет в срок неизменный, назначенный ему.  Эх горе инженеры, розу ветров душевных не учли, когда хотели строить, строить не на каждый день. Поэмы то ли романы, все до единого в ваш день слишком коротки, всему корысть, прагматика душа начало, а где живет душа очищенная от этого житейского смрада, где прячется она от этих нечистот? Где колыбель, начало человека, где? Где тот, что чутко душу сохранить пытается? Пускай с трудом, но все же крепко держит он себя, в борьбе с бескрайним миром, где восприятию милей на вид и вкус приятная маска не себя!? Вот чем  сегодня я его займу! Ну а сейчас, пускай бежит, славный ветер ему в вслед и ход принарядившихся мыслишек, правда с ними что уже не лад! Чур слез не лить, над глупостью смеются, а мне пора, как скоро мне пора!!!

Он:
Пускай, пускай! Мое моим останется, мое надгробным словом будет высечено на камне моей смерти…  Ах, ну их… И маски, и их носителей! Все одно, что то, что это!!! Нет смысла трепыхаться зря! Долой вопросы, нет всем ответам. Так легче жить, без глупых поисков чего-то…

Природа:
Лило почти по всем пределам… Осень, зима, весна, лето… Да и Бог со всеми временами года. Он слепо брел, тьма неумолимо сгущалась над разбегающимися актерами…



Гулямов  Хусейн
24.06.2014