История шестая. Частники

- Движение на два часа, - голос уверенный и спокойный. Наверное, его обладатель профессионал своего дела, повидавший многое в жизни и свято верящий, что в мире нет ничего такого, чего бы он еще не видел. Судя по шуршанию микрофона, говорящий обладает шикарной бородой.
- Принял... Отбой, это кошка... черная, блин... Продолжаем движение, - второй голос звучит властнее, но как-то скучающе, мол, рядовое задание, ничем не отличающееся от других. Наверняка, этот человек командир.
Размеренное, тихое дыхание. Какие-то неразборчивые шорохи.
- На одиннадцать, отделение милиции. Поэт, Миллер, проверьте.
Несколько минут затишья, нарушаемого лишь слабыми радиопомехами, которые загадочно сопровождают в Городе даже самые совершенные приборы связи.
- Чисто.
- Продолжаем движение.
Опять шум дыхания и еле слышные шаги.
- Штык, Морг, проверьте вход. Поэт, со мной. Остальным занять оборону.
Опять тишина. Чертова тишина. Как жаль, что радио – это не телевизор.
- Раз, два, три... Давай!.. – судя по звуку, два бойца, посланные на разведку, вламываются в участок. Наверняка, они максимально собраны и держат оружие наизготовку.
- Чисто!
- Чисто!
- Вход чист. Наблюдаю четверо двухсотых в форме. Видимых повреждений не наблюдаю.
- Ждите нас, проконтролируйте двухсотых.
- Принял.
Послышались тихие хлопки оружия с глушителем
Ну и что? Кто это такие? Что-то не особо похоже на силовиков. Переговариваются на открытой волне, штабу ничего не докладывают. Связь не выключают. Больше похоже на каких-то излишне уверенных в себе «частников» ...
- Что за дрянь? Плесень какая-то... Сколько они тут лежат?
- Судя по всему, часов двенадцать. Точнее не могу сказать.
- А почему их не эвакуировали?
- Мля, Морг, почем я знаю? У них спроси.
- Что-то гильз много... В кого они стреляли? Ух... Екарный театр, смотри! Гражданские...
- Твою мать... Это же... Господи, что тут произошло?
- Ты у меня спрашиваешь?
- Что тут у вас? – вмешался в диалог Командир.
- Гражданские. Девять тел.
- Штык, что думаешь?
- А что тут думать? Оборонялись. Судя по всему, отходили от крыльца внутрь.
- Командир! Наблюдаем движение!
- Штык, Морг, за мной! Поэт, остаешься здесь.
- Принял, - ага, значит тот первый голос, хозяин которого, как мне кажется, бородатый,  принадлежит оному Поэту.
- На час! И на десять. Чертовщина какая-то!
- Что за дрянь? Как... Словно темнота шевелится...
- Миллер, глянь на тепло.
- Ничего не вижу. Там никого нет, - у Миллера легкий прибалтийский акцент, иностранец видимо.
- Ага, нет... Вижу фигуры людей, командир! – судя по всему, голос Морга.
Последовали секунды какого-то излишне сосредоточенного молчания.
- Не стрелять. Ждем.
- Мля, они сюда двигаются!
Опять тишина.
- Открыть заградительный огонь! ОГОНЬ!
Спокойствие и размеренность помех разорвала частая стрельба из автоматического оружия. Сперва размеренная и аккуратная, одиночными, но не прошло и минуты, как неизвестные уже садили очередями по половине рожка.
- Миллер, Морг, Штык! Эргэдэхами ! Сухов, глушилку !
- Бойся!
Три почти синхронных взрыва на время оборвали грохот выстрелов. Четвертый взрыв более походил на хлопок.
- Огонь! Огонь! Викинг, Штык, прикрываете! Отходим в участок! Поэт, как слышишь? Поэт!
Но Поэт, оставленный караулить трупы, почему-то не отзывался.
- Млять, отходим!
- Сука! Жри, сука! Получи!
- Викинг! Назад! Не высовывайся!
Под аккомпанемент непрекращающейся стрельбы из динамика лилась отборная ругань. Затем словно скрипнула плохо смазанная дверь.
- Викинг, назад!
Но вместо ответа лишь какой-то сдавленный хрип.
- Викинг, ответь! Викинг! Господи, он... Что с ним? Что... Что за хренотень?
- Назад, все назад! Штык, уходи!
- Прикры... – голос оборвался таким же, как и предыдущий, хрипом, а остальные бойцы усилили огонь.
- Все внутрь! Внутрь! Закрыть двери!
- Командир, им ни хрена не делается!
- Внутрь!
Торопливый топот и грохот захлопнутых дверей. Наверное, военные забежали в здание участка.
- Все назад! Морг, заклинь дверь!
- Готово!
- Отойди!
Снова топот и лязганье перезаряжаемого оружия.
- Вроде бы норм. Где Поэт?
- Я никого не ви... ДВЕРЬ! ОНО ПРОШЛО СКВОЗЬ ДВЕРЬ!
- Уходим, уходим!
Снова стрельба, которая, видимо, не особо помогала «частникам», перемешанная с матом и топотом.
- Командир, здесь тупик!
- Господи Иисусе...
- Огонь! Стреляйте, сукины дети! Не прекращать огонь!!!
- Твою мать! Мо...
- Оно уже...
Все голоса замолкли, как впрочем, и выстрелы. Поставив точку в своем существовании неясными хрипами, люди, судя по шуму, грохнулись на пол, и радиоволна опустела. Что случилось с неизвестными? Все они словно просто попадали мешками, чтобы это ни значило.
Помехи усилились, сквозь них смутно различается чье-то чертыханье...

Все мертвы. Черт, весь отряд мертв! Морг, Штык, Викинг, Командир, Миллер, Сухов... Все они погибли... А я жив. И мне плевать, что я бросил их там. Плевать, что не лежу сейчас среди них. Деньги? Да пусть ублюдки-заказчики подавятся своими деньгами! Не так уж и много мне платят! Задание? Какое теперь задание, когда все мертвы?! А у меня ведь дочка только-только в школу пошла, жена на седьмом месяце! И скоро она подарит мне сына! Сына, вашу мать! И в мои планы не входит смерть в этой дыре. Я просто обязан вернуться отсюда живым, чего бы это ни стоило! А товарищи... Да хрен с ними...
А я ведь быстро все понял. Смекнул – дело труба, стоило увидеть, что стрельба не причиняет тьме и бредущим в ней у самой кромки фигурам ни малейшего вреда. Какие-то неправильные, кстати, фигуры... Нечеловеческие. Руки и ноги непропорционально длинные, голов нет, а если и есть, то нет шей, значит... Худощавые, высокие... Они просто брели у границы ночной черноты и волны Тьмы.
Не знаю и знать не хочу что это такое... Я должен вернуться домой... У меня дочь! И сын еще не родился!
- Прием... Поэт... Ответь, Поэт, - наушник неожиданно заговорил старческим голосом, и от неожиданности я чуть не нажал на спусковой крючок.
Замер, не веря собственным ушам.
Отряд же весь погиб... Я слышал все...
- Поэт, ответь... Прием. Как слышишь меня? – сквозь интенсивные помехи слова еле различались.
- Назовись, - я, наконец, вышел из оцепенения, поняв, что это кто-то посторонний. Не член отряда. Данный факт меня несказанно успокоил. Совесть взыграла, не иначе...
- С тобой говорит... гражданский. Радиолюбитель. Я прослушивал ваши переговоры с начала операции и до настоящего момента.
- И что с того? – прежде я бы, должно быть, разозлился, но сейчас мне было уже все равно, кто и как прослушивал нашу волну. Да мы особо и не скрывались. От кого тут скрываться то?
- Я хочу предложить тебе кое-какое дельце. Ты один остался жив из всего отряда и тебе понадобится помощь, что бы ты не задумал в дальнейшем!
Проницательный старикан, ничего не скажешь. Без положительного результата в выполнении задачи к точке эвакуации даже соваться не стоит.
- Возможно. Поможешь выбраться отсюда? – конечно, глупо доверять этому человеку, но именно сейчас это единственная зацепка в сложившейся ситуации.
- Проще пареной репы, Поэт!
Что-то с трудом верится. Сделаем вид, что мы поверили тебе, приятель.
- Что ты хочешь? Где тебя найти? – настороженно оглядываясь, спросил я.
Все это время я стоял неподалеку от какого-то магазина со взломанной дверью. Приглядевшись в ночной тьме, увидел у самого входа в него какую-то сумку, но подходить не стал.
Дальше по улице виднеется парк с почерневшими кривыми деревьями.
- Не советую стоять на месте. Двигайся. Где ты сейчас находишься? – голос в наушнике, кажется, обрадовался моему согласию.
- Магазин «Всячина». Ниже по улице парк.
- Так, так, так... Иди через него прямо. Там будет перекресток. Свернешь на нем...

Ночной парк выглядел довольно неприязненно. Десятки деревьев, замершие под свинцовым небом,  тихонько постанывают морщинистыми стволами и перешептываются тихим шелестом топорщащихся во все стороны ветвей. Ветер стихает, и немой разговор мрачных колоссов растворяется, уступая место на сцене абсолютной тишине. Словно Парк увидел меня и поспешил умолкнуть... Для чего? Чтобы не спугнуть потенциальную жертву, собирающуюся неосмотрительно ступить на черную землю его тропинок? Но ведь это глупость! Да, в городе обитает множество опасных тварей, но что мне сможет сделать парк?
Я опустил на глаза ПНВ   и переключил его на режим тепловидения  . Внимательно осмотрел округу, но в общей синей гамме характерных, отличных по цвету, пятен, свидетельствующих о наличии кого-то живого, так и не увидел. Ну и ладушки, ну и хорошо... Хотя... Тех существ, что шагали во тьме на отряд, хитрый прибор тоже не видел.
Поглубже вдохнув холодный ночной воздух, я проверил магазин своего АК-104  , переключил ПНВ на ночное видение и переступил ту границу, где кончается Город, и начинается Парк.
Мне надо вернуться живым... Мне надо увидеть сына, надо дать ему имя, воспитать его так, чтобы он не вырос таким же, как его отец... Мне надо домой, к жене...
Я должен выбраться!
Медленно бредя по аккуратной тропинке, обнесенной по краям крашенным в желтый цвет кирпичом, настороженно осматривался и держал оружие наготове. В этом чертовом городе можно было ожидать всего что угодно, хоть хищных деревьев, хоть кустов-людоедов. Надо быть начеку, внимательно смотреть по сторонам и ни на секунду не расслаблять пальца на спуске, тогда беда пройдет стороной, а если и не пройдет, то я всегда смогу ее нейтрализовать теми методами, которыми в совершенстве овладел в армии, усовершенствовал в спецназе и закрепил уже на стезе наемника. Я смогу вовремя среагировать, ведь у меня потрясающая реакция, которая в совокупности с меткостью не оставит шанса врагу, кем бы он не оказался. Я пройду этот страшный темный Парк, как прошел Чечню и Ирак, как те множественные террористические операции в Греции, состоя в «Движении 17 ноября», в Испании и во Франции. Я видел многое и теперь мне ничего не страшно, мать твою! Ничего!
Вот только почему мне хочется бежать отсюда сломя голову?..
Чертов город. Моя интуиция, выработанная в многочисленных столкновениях с неприятелем (когда, еще не заглянув за угол, знаешь, что там поджидает автоматчик), вопит не переставая с момента, как группа пересекла периметр оцепления.
Здесь нет места человеку. Город лишь терпит нас, позволяя до срока копошиться на улочках, а когда ему надоедает это – забирает наши грешные души, оставляя тела на растерзание чудовищам.
Я уже отошел метров на пятьдесят от входа, когда услышал тихое жужжание на двенадцать часов по направлению своего движения. Тут же присел на колено, вскидывая автомат, и минуту сидел не двигаясь. Жужжание, кажется, не приближалось, но и не удалялось. Что-то там есть.
Без особой надежды опять переключил прибор на тепловой спектр видения, но, как всегда, ничего не обнаружил. Решившись, медленно двинул вперед. Звук стал усиливаться, и, наконец, я узрел его источник: прямо над тропинкой с ветки одного из деревьев висело нечто вроде улья или гнезда. Чем-то напоминающее осиное, но крупнее раз в десять: по диаметру идентичное автомобильному колесу, слепленное из какой-то коричневой субстанции, - оно слабо покачивалось на ветру, издавая противное жужжание, от которого начинали зудеть глаза. Не желая встречаться с теми существами, что его создали, я решил сделать крюк, огибая возможную опасность, и сошел с тропинки. И чем дальше я углублялся в ряды молчаливых деревьев, тем более странные мысли начинали меня посещать.

Мерзкий писк ПНВ окончательно выводит меня из себя, и я, не выдержав, выключаю его. Хватит и света тактического фонаря на цевье автомата.
Откуда-то доносится едва различимый запах корицы.
Что же такое здесь произошло? Что изменило животных, насекомых и прочих тварей, в том числе и человека? Инструктаж инструктажем, да ведь никто за периметром карантина ничего не знает о причинах произошедшего. Ведь уничтожившие отряд высококлассных наемников существа – это бывшие люди, зуб даю! Что-то мне подсказывает, что эксперименты правительственных ученых ни при чем. Здесь творится что-то более сложное, более страшное, чем вышедший из под контроля эксперимент, каким бы он ни был. Да и нет сейчас такой техники, таких отравляющих веществ, что бы за два дня превратить мирный город в рассадник монстров. Не тот уровень это для нас, не тот... Озорство иной цивилизации, прилетевшей из космоса? Да нет, как-то это излишне банально. Да и не верю я в их существование. А что тогда? Божественное вмешательство? Или наоборот, дьявольское? Звучит в стиле проповедей фанатиков какой-нибудь подпольной секты. Что остается? Параллельная реальность? Какие-нибудь нарушенные барьеры между мирами? Сплошные вопросы... А город вот, как на ладони. Я иду по нему, цепляясь за омытую чужой кровью жизнь и думаю, как бы спасти свой драгоценный зад. А зачем? Только ради...
- Папа, - голос прозвучал за спиной неожиданно, но тело среагировало первее разума. Уйдя перекатом в сторону и разворачиваясь в сторону вероятной опасности, я был готов открыть огонь, но...
Но автомат так и не выплюнул ни одной пули.
- Папа, я так рада тебя видеть, - прямо передо мной стоит... Ира... моя дочь. В этом году она пошла в пятый класс. В этих милых сердцу каштановых волосах я вижу обруч, который подарил ей перед отъездом в очередную «командировку». Как она плакала, не желая меня отпускать. Она знала, что я не вернусь...
Девочка одета точно так же, какой я видел ее в последний раз: зеленая курточка, маленький рюкзак с учебными принадлежностями, черная юбка и белые чистенькие колготки. Карие глаза смотрят на меня с осуждением, и под этим взглядом мое сердце сжимается от стыда. Она так похожа на свою мать, на мою любимую Вику...
- Папа, тебя так долго не было! Я очень скучала по тебе!
- Доченька моя, Ирочка... – слезы подступают к глазам, и я еле сдерживаюсь, что бы не разрыдаться. Негоже видеть ей отца рыдающим, как сопливый пацан.
Тут я наконец-то понимаю, что все это время сидел на колене, прильнув к прицелу автомата, и поспешно опускаю его. Щелкаю предохранителем и выключаю подствольный фонарь. Так-то лучше.
Странный, не мигающий взгляд маленького создания встречается с моим, и вот я уже не в силах смотреть на что-либо еще, кроме этих карих глаз...
- Доченька, я тоже скучал по тебе. Прости, что так долго отсутствовал.
Я делаю два шага по направлению к своему маленькому сокровищу, собираясь обнять ее, прижать к себе, вдыхая запах детского шампуня...
Но неожиданно Ира делает шаг в противоположную сторону, от меня:
- Папа, тебя так долго не было.
Я замираю в недоумении.
- Мама сказала, что ты ушел к другой тетеньке... или погиб в аварии! Она сказала, что ты никогда не вернешься, и я поверила ей! Мама никогда мне не врала, в отличие от тебя!
- Пожалуйста, дай я тебе все объясню! – густо краснея, я делаю еще один шаг к дочке, но она опять разрывает дистанцию неестественно быстрым движением.
- Нет, папа. Ты мне все время врал! Мама сказала, что ты никакой не бизнесмен! Ты убийца! И ездишь убивать людей! Она сказала, что ты убивал даже маленьких девочек и мальчиков! – голос Иры становится не по-детски жестким и язвительным.
- Это ложь! Я никогда не убивал детей! Никогда, Ирочка! Прости меня!
- Нет, папа. Ты умер. Мама привела домой дядю Мишу. Он хороший, покупает мне кукол. Мама сказала, чтобы я называла его папой!
Сознание туманится, приобретая оттенок нереальности происходящего, а окружающий мир окрашивается в серые тона.
От ярости я сжимаю зубы и делаю новый шаг по направлению к ней:
- Какого еще дядю Мишу?!
- Он хороший. Он не ездит в командировки и говорит, что любит маму. Он лучше тебя! – по детскому личику текут слезы, и я не в силах спокойно на них смотреть. Ярость моментально стихает. – Ты умер, папа! А если и нет, то ты должен умереть! Должен умереть!
Должен умереть. Я смотрю прямо в глаза Иры, молча, уже не пытаясь до нее дотянуться. Ведь я заслуживаю смерти... Всю свою бренную жизнь я только и делаю, что убиваю и лгу. Сколько я погубил на ее протяжении чьих-то «Ирочек»? Десятки, сотни?.. Один взрыв в немецком супермаркете чего стоил... Сколько тогда по официальным данным погибло людей? Кажется, около ста пятидесяти...
- Сделай это, папа. Ты не заслуживаешь жизни!
Моя дочь хочет, чтобы я убил себя... Как я могу ей отказать? Ведь я никогда ей ни в чем не отказывал. Повесив автомат на плечо, я вынимаю из набедренной кобуры пистолет. Мощный и удобный ГШ-18 . В обойме восемнадцать маленьких смертей, впаянных в свинец пуль. Я бы убил себя восемнадцать раз, если бы мог...
Но достаточно и одного.
- Ты всегда говорил мне, чтобы я не лгала, чтобы я слушалась маму и вела себя хорошо, но как ты мог мне это говорить, если ты сам все это не соблюдал, папа? Ты слышишь меня? Ты должен умереть! Прямо сейчас! Теперь не ты мой папа, а дядя Миша! И маме ты больше не нужен!
Я стаскиваю с головы шлем с ПНВ и кидаю его на землю. Передергиваю затворную раму пистолета, снимаю предохранитель – движения отточены до автоматизма. Это движения профессионала своего дела.
Холодный зрачок дула упирается в висок, ожидая развязки.
- Ты никогда меня не любил, папа. Умри же! Я хочу, чтобы ты умер!
Холостой ход спускового крючка заканчивается. Маленькое усилие, и мой череп разорвет на кровавые ошметки пуля калибра девять миллиметров. Тело упадет под ноги моей родной дочке, и хоть раз в жизни я сделаю что-то достойное. Жаль конечно, что она станет свидетелем подобного...
Задерживаю дыхание...
- Умри! Папа, умри!
- Поэт, ответь мне. Прием. Как слышишь? – неожиданно доносится из наушника. – Поэт, проверь на девять часов. Неопознанное движение.
- Принял, - на автомате отвечаю я и смотрю в указанное направление, отводя взгляд от дочки...
И тут спохватываюсь.
Черт тебя побери, да ведь это голос Командира! Но ведь он погиб!
В этот миг все случившееся приобретает утерянную было осмысленность. Серые тона сменяет темнота ночи, и я удивленно моргаю, пытаясь понять, что происходит. Тут же возвращается одуряющий запах корицы, от концентрации которого к горлу подступает ком.
Замираю, так и не спустив курок приставленного к голове ГШ-18:
- Какого черта?
Никакой Иры тут не может быть, и моя дочка никогда не захотела бы смерти отца. И, чтобы я ни делал, Вика будет ждать меня, ждать, чего бы ей это ни стоило... Но тогда кто это?
Мурашки пробегают по спине. Опустив пистолет, озвучиваю вопрос, крутящийся раскаленной иголкой в голове:
- Кто ты?
Существо, которое выглядит точь-в-точь, как ждущая меня дома девочка, лишь молча смотрит. Злобно, исподлобья. Нет, это не моя дочь.
- Кто ты? – повторяю я, вскидывая пистолет, из которого несколько секунд назад чуть не вышиб себе мозги.
- Поэт, ответь. Поэт, как слышишь меня? Это я, радиолюбитель, с которым ты говорил! – сквозь учащающийся шум помех голос еле разбирается. – Что там происходит?
Секунды текут медленно, вальяжно. Я смотрю на девочку, а она – на меня.
- Ты умрешь, человек, - наконец произносит «псевдоИра», и голос ее уже более не походит на голос пятиклассницы, скорее напоминая шелест палой листвы, гоняемой ветром. – Ты умрешь, как и твои друзья. Почему они помогли тому, кто бросил их?
- Кто ты? – третий раз спрашиваю я, твердо намереваясь нажать на спуск, если и в этот раз не получу ответа.
- Вы зовете меня Городом, Мертвым Городом. Вы убиваете моих детей, трясетесь в ужасе под моим взглядом. Вы так боитесь полюбить меня, но уже поздно. Из вас получаются отличные сыновья, отличные жители. Двери уже открыты, и вы ничего не измените. Хотя тот человек мог закрыть один вход. Но не захотел, – размеренная речь жуткой девочки прерывается хрипящим смехом, от звуков которого меня бросает в холод. – И поэтому ты уже мертв, Поэт! Я не отпущу тебя! Уви...
Не в силах больше слушать весь этот бред, я спускаю курок...
Грохот выстрела ударяет по барабанным перепонкам, отдача мягко толкает ладонь.
Когда звон в ушах стихает, я понимаю, что девочки нет и в помине, а пуля угодила не в лицо странного существа, назвавшегося Городом, а в ствол стоящего напротив дерева. Часто моргая, пытаюсь понять, что же произошло, и в какой именно момент «псевдоИра» растворилась. Но ничего у меня не выходит. Запах корицы исчезает, словно и не было его, а я стою на небольшой полянке, окруженной сплоченными шеренгами жителей парка: лип, кленов, вязов и дубов, - разных по природе своей, но объединившихся сейчас, в надежде прогнать незваного гостя в моем лице. Ветви переплетаются с непроглядной тьмой, сливаются в единую неприступную стену, а деревья скрипят и стонут, словно этот процесс причиняет им невыносимые страдания.
Где-то высоко над головой раздается протяжный гул, как будто кто-то дует в горлышко бутылки... Очередное дитя Города...
Господи, спаси нас всех. Да пребудет имя твое, да придет Царствие твое, да будет воля твоя, как на земле, так и в небесах...
Как на земле, так и в небесах... Яко на небеси и на земли...
- Командир, ответь. Прием. Командир, ты слышишь?
Нет, он не слышит. Он мертв, как и другие наемники, но это был его голос. Уж чей-чей, а его я узнаю в любых обстоятельствах и при любой погоде. Может, мне не следует задумываться об этом, приняв помощь с того света, как данность? Наверное, так будет легче.
- Командир, спасибо тебе.
А вдруг он слышит? Может быть, у них там есть право на последний звонок? Тогда зачем тратить его на предателя? Нет, о таких вещах лучше вообще не думать, иначе я простою тут до рассвета. Хотя, может так статься, что и Ира, и голос Командира лишь пригрезились мне. Галлюцинация, навеянная каким-нибудь газом, который источают, например, деревья. Эти ядовитые испарения чуть не заставили меня покончить с жизнью. Или же все случилось на самом деле?
Я тупо пялился на то место, где находилась копия моей дочери, и чем дольше размышлял, тем сильнее смазывались детали произошедшего, превращаясь из «только что случившегося» в какое-то «это было давно и не правда». Наконец, я вынырнул в реальный мир, хотя и не по своей воле. Какой-то безумно знакомый звук... Жужжание...
И оно быстро приближалось с той стороны, откуда я пришел.
Окончательно выйдя из оцепенения, сорвался с места, желая как можно быстрее покинуть этот чертов Парк. Вскоре наушник вновь ожил:
- Поэт, ответь! Прием! Ответь же!
- Слышу тебя, старик, - отвечал я на выдохе, дабы не сбить дыхание.
- Что там происходит? С кем ты говорил?
- Случилась задержка. Скоро буду на месте. Молчание в эфире.
У меня не было ни малейшего желания рассказывать незнакомому человеку о том, что я видел и слышал. Радиолюбитель, словно ощутив это, не стал перечить и тактично замолк.
Я со всех ног мчался от странной полянки, подгоняемый жужжанием неизвестных мне насекомых и с трудом разбирая путь в темноте.
Вот уже впереди показалась арка выхода...
«Хотя тот человек мог закрыть один вход», - вспыхнула фраза в голове, но я так и не смог вспомнить, где она была мной услышана. Наверное, это одно из многочисленных умничаний покойного ныне Викинга, который любил почесать языком о высоких материях.

Так, вроде бы здесь. В предутренних сумерках ничего толком не разобрать, а ПНВ куда-то запропастился вместе со шлемом, а когда и где я лишился столь ценной и, к слову сказать, невероятно дорогой вещи, вспомнить не удавалось. Глупо было бы бродить по покинутому парку, выискивая оброненный или сбитый веткой шлем, так что пришлось смириться с потерей.
- Старик, это Поэт. Я на месте. Прием.
- Отлично! Теперь тебе надо подняться на третий этаж. Там ты увидишь дверь квартиры с номером восемь. Только будь осторожней в подъезде!
- Принял, выдвигаюсь.
Бесшумно отворив дверь, ведущую в темную глубину бетонного нутра здания, я скользнул внутрь, держа пистолет наготове. В тесном пространстве орудовать им будет сподручней, чем громоздким АК, да и рикошетов меньше, в случае чего.
Ориентируясь лишь на интуицию, я медленно преодолел два пролета, пропитанных сыростью и запустением, и вышел к искомой двери.
- Старик, прием. Я у двери, открывай.
Но никто мне не ответил.
- Старик, прием. Как слышишь?
Тишина.
Подергав ручку, я убедился, что вход в квартиру заперт. Поразмыслив с минуту, сделал шаг назад и с силой ударил ногой в область замка. Дверь тут же распахнулась, не выдержав подобного варварского отношения, а я, готовый стрелять хоть в мать родную, появись она здесь, ворвался внутрь:
- Старик, ты здесь?
Нет ответа. Черт бы его побрал, что случилось?
В глаза тут же бросился толстый слой пыли, покрывающий пол и все вещи в округе: от ботинок, до люстры под потолком.
Ощущение, словно здесь никого не было лет двадцать-тридцать.
Надо проверить комнаты.
На кухне никого. А что здесь?
Скрипнула дверь, и я оказался в просторной зальной комнате: шкафы с книгами, диван, стол, телевизор, ковер на стене, - обычный интерьер, не блещущий оригинальностью. Но вот...
- Старик? – изумился я, опуская пистолет.
Посреди зала стояло некогда ярко-оранжевое кресло, мало подходящее к прочей наличествующей мебели, и стол с жутковато выглядящей, явно кустарной радиостанцией: куча проводов, какие-то тумблеры, лампочки. В кресле, довольно удобно устроившись, восседал скелет. В домашнем халате, тапочках и дешевых наушниках с гарнитурой, надетых на пожелтевший череп.