Мерный стрекот вертолетных винтов здорово успокаивал, баюкал, шелестя колыбельную хитроумного механизма. Люди научили эти многотонные конструкции из стали и проводов летать и, тешась своим всесилием, обвешали металлических пегасов оружием, а себя убедили, что смогут одолеть любого врага: нашпиговать свинцом, взорвать тротилом, выжечь напалмом, вывести из строя электромагнитным импульсом... Они надели шлемы с прицельной планкой на лице, положили пальцы на рукоятки управления огнем и, казалось бы, доказали Господу, что могут вершить судьбы других существ, восседая в кабине на высоте сотен и сотен метров от земли. Плывя по волнам облаков на машинах, предназначенных лишь для уничтожения, они уподобились языческим богам прошлого... Но стоит лишь спуститься вниз, на черную, выжженную землю, как сила покидает их. Словно «Голиафы наоборот»: тело их уже не скрывают листы брони, зрение ухудшается, лишенное оптических приборов, и руки их более не в силах стирать в прах целые города одним движением большого пальца. В этот момент, в момент перебежки из одного укрытия в другое, из кабины в кабину, из подвала в бункер, люди особо уязвимы. Но кого им бояться, кроме самих себя? До сих пор на планете не существовало достойного врага для Homo Sapiens, однако, все в жизни непрестанно изменяется, меняет форму и наполнение, и так вышло, что очередной виток будущего подарил человечеству противника, заставившего его в бессилии отступить. Где это видано? Люди отошли назад, затихли, сжимаясь калачиком, вознося молитвы в желании выжить. И даже такой потрясающе умелый дипломат, как ядерное оружие, не в силах урегулировать возникшую ситуацию, потому что такое решение проблемы стоило бы людям слишком много...
Но человеческий ум прозорлив. Во время завтрака он решил узнать, на что способен враг и чего от него ожидать. На обед – попробовать его на вкус, изучить и, если удастся, поговорить, а об ужине думать еще рано... Но, если судить из содержания меню и предпочтений среднестатистического политика, то вечером на стол сперва подадут «Дым от шлейфа ракеты», затем «Гриб ядерного взрыва», а на десерт «Выжженная пустыня» и «Уверения, что все случившееся было досадной случайностью». Опять этот шкодливый сынок мистера президента неосторожно нажал на красную кнопку. «Мы скорбим об утрате стольких порядочных, самоотверженных граждан и накажем виновных. Наше демократическое, цивилизованное государство никогда не одобряло таких методов, и мы предпримем все возможные меры, чтобы подобное никогда не повторилось», - будут вещать дяди в деловых костюмах в подставленные симпатичными журналистками микрофоны, а голодные до зрелищ телезрители посудачат, разжуют, да и забудут. Ведь на то все и рассчитано.
Как сказал когда-то наш первый президент: «Можно построить трон из штыков, но удастся ли на нем усидеть?» Правительство с тех пор поумнело, и, кажется, научилось не замечать колющих филейное место лезвий. Пресловутая демократия, равнение на европейские страны, привитое нам потребительское мышление, запах пластмассы, исходящий от упаковки печенья и защита прав всего и вся: от серийных маньяков, до изнасилованных детей, - все это превратило нас в эталонное стадо, готовое сожрать собственную руку за десятипроцентную прибавку к заработной плате. Ведь за полученные деньги вполне можно приобрести протез, и, соответственно, процесс щелканья кнопками телевизионного пульта ни коим образом не замедлится! Нам все равно, что творится за окном, если по телевизору идет новомодное шоу о проблемах трудоустройства геев в Соединенных Штатах Америки. Пусть в окно стучат, пусть кричат и умоляют, пусть проклинают, нам-то какое до этого дело? Пока есть в розетке электричество, питающее мониторы, телеэкраны и дисплеи, мы не оторвем взгляда от стройных фигур ведущих, не прекратим слушать заверения об улучшении уровня благополучия рядовых граждан. Но есть один вариант... Вместо того чтобы стучать кулаком в стекло, окно можно разбить каким-нибудь булыжником, и это наверняка привлечет внимание публики. На этот раз Вседержитель (или лукавый, кто именно – не так важно) так и поступил. Новая интерпретация старых методов, ибо кирпичом и словом можно добиться большего, чем одним добрым словом. И, наконец, когда звон разрезал тишину наших уютных коконов, а блеск осколков на время даровал нам способность «видеть», а не «смотреть», мы проснулись от анабиоза поглощения.
Но пошло ли это нам на пользу?
Научимся ли мы чему-нибудь или будем действовать так, как привыкли?
Завтрак уже давно позади и настало время обеда...
Всесильный бог современности, носящий имя Эксперимент, дал нам много материала для изучения: гигабайты довольно красочных фотографий в высоком разрешении (смотрите, как живописно вывалились у испытуемого кишки, что бы это могло значить, коллега), метры магнитной ленты с записями криков боли и просьб о быстрой смерти (никак нет, коллега, эксперимент только начинается) и тонны макулатуры с подробными отчетами о том, где, как и сколько раз доктора всевозможнейших наук были близки к раскрытию тайны Города и Катаклизма (к сожалению, нам не хватило спонсирования и рабочего материала, мой коллега может подтвердить это, вы не могли бы исправить данное недоразумение).
И вот, я в компании десяти бравых солдат доблестной контрактной службы обеспечиваю прикрытие группе холеных умников-ученых, которые преисполнены энтузиазмом в отличие от нашего брата, чутьем ощущающего опасность, исходящую от умершего мегаполиса. Желание вонзить шприцы и скальпели в тушу Города лежит на одной чаше весов, а острое стремление очутиться за километры от периметра – на другой.
Хорошо, что экологи, как мы прозвали этих худощавых ребят с тонкими юркими пальцами и горящими глазами, летят во втором, транспортном вертолете, а то некоторые из них изъявляли желание прокатиться бок о бок с бравыми солдатами. В противном случае, один из головастиков непременно бы, естественно, по чистой случайности вывалился бы из десантного отсека и насмерть ушибся бы о крыши лежащих прямо под нами домов. А кому понравится лететь черт знает куда и в этом странном «черт знает где» охранять напыщенных индюков от тварей, выгнавших за черту Города всю королевскую конницу (в виде бронетанковых и мотострелковых частей) и всю королевскую рать (в виде сотен и тысяч работников МЧС, бойцов регулярной армии и тружеников силовых органов)?
Если бы Артем мог выбирать из камеры и Города, то он выбрал бы камеру, да кто его спрашивал? Как говорится, есть такая профессия...
- А сегодня Араб с Машиной дерутся...
- Да сделает Машина твоего Араба, ящик ставлю!
Первый – щуплый, верткий Коля Березин (или Дохляк, как зовут его сослуживцы). Парень с прыщавым лицом и вечно потными ладонями. Большой любитель бокса, порнографических журналов и жарких споров. Понятия не имею, что это недоразумение строевой службы делает в войсках, да это и не важно. Насколько я знаю, мамочка этого похотливого существа то ли экстрасенс, то ли знахарка, нагадавшая в последнее посещение нашей части тогдашнему караулу хронический понос. А все из-за того, что ребята не впустили ее на территорию военного объекта. Хотя, предсказание мстительной мамаши все равно не сбылось.
Второй – тезка первого, Николай Малахов или Плюс (да, да, то самое телешоу, о котором вы подумали). Этот парень пожилистей, плотнее и увереннее предыдущего, но в противовес немного слабоват умом, ибо был найден бдительным военкоматом в богом забытой деревне с шестью классами среднего образования в его восемнадцать лет. Сейчас ему уже двадцать пять, но умнее он от этого не стал, как ни прискорбно. Помню, как мы смеялись, когда Плюс на вопрос о том, откуда у него шрам на правой щеке, рассказал душещипательную историю, как в возрасте семи лет его чуть до смерти не заклевал петух. Но в целом, парень он неплохой: простой, предсказуемый и надежный.
- Черта с два! Кишка еще тонка у Машины! Ты видел, как Араб Аббата отделал? На парне живого места не осталось! – говорили спорщики громко, пытаясь перекричать шум винтов, поэтому даже пилоты их слышали.
- Бой был оплачен, я тебе говорю!
- Как же! Так оплачен, что Седовласого унесли на носилках?
- Вот достанет Машина твоего гоблина коронным прямым левой, так зубы повылетают враз! Еще до четвертого раунда Араб будет харкать кровью, я тебе говорю!
- Ну, мать твою, фантазер! Ну ты и де...
- Так, заткнулись оба! – выведенный наконец из себя, гаркнул сержант на разошедшихся солдат.
Сержант, Артур Покоски (Поляк), наш человек. Особо не зверствует, закрывает глаза на маленькие шалости, как, например, в той памятной деревушке, когда мистеру Гусю захотелось почесать свое достоинство о какую-нибудь местную красавицу мусульманских кровей. Но авторитет поддерживает и пресекает любые попытки его оспаривания. Впрочем, дисциплина у нас все равно есть, мы ведь солдаты, а не куча дерьма в выгребной яме. Сержант высокий, ладно сложенный, словно сошедший с агитационного плаката молодец с белозубой улыбкой и истинно арийской внешностью. Уверенный, хладнокровный и жесткий человек, сделанный словно из железа, но ходят слухи, что и этот бастион не неприступен: карты и женщины, вот его уязвимые места. И первое намного сильнее второго, как показывает практика. С подчиненными Поляк принципиально не играл, но вот с младшим офицерским за милую душу.
Спорщики замолчали и повернулись к окнам, в которые мелкой дробью стучал дождь. Ветер носил клубы водяной пыли, крутил из нее вихри, укутывая летящую машину в облаках иррациональности. С короткими интервалами оглушительно взрывались раскаты грома, режа небосвод ветвистыми молниями, и если, по законам физики, одна такая штука ударит в нас, то мало не покажется никому. Но вертолетчики знали свое дело на зубок и старались лететь как можно ниже к крышам.
- Готовность десять минут! – в десантный отсек из кабины выглянул второй пилот. Лицо его скрывал шлем с черными очками-забралом.
- Десять минут! – повторил сержант за ним, но уже громче.
Солдаты тут же принялись проверять снаряжение: щелкать магазинами, подгонять расслабленные ремешки на униформе. Неожиданно вертолет ощутимо тряхнуло, и Гусь (Василий Альнин), тот самый, что отличился в памятной деревне, с грохотом уронил свой автомат. Чертыхнувшись и виновато посмотрев на нахмурившегося сержанта, наш отрядный блондин подобрал Калашникова и слишком уж усердно принялся поправлять крепления шлема. Вообще, как боец он хорош, да вот с самооценкой проблемы: считает себя чуть ли не мировым красавцем, за которым любая девушка, высунув язык, поцокает. Следит за своей внешностью, задирист, надменен, за что был прежде бит сослуживцами, не разделяющими его жизненной позиции «все дерьмо, а я хороший». Родители – какие-то обанкротившиеся шишки из нефтяного бизнеса, точнее не скажу. Не люблю я этого типа, ох как не люблю. Подлый и хитрый товарищ, для которого месть – закономерная черта обыденности, а в совокупности с отличной фантазией это качество становится опасным для окружающих.
- Что, Белка, поправлял хрен перед высадкой? Двумя руками ловчее, да? – сидящий напротив него Бизон (Федор Коровин) показал характерный жест правой рукой и все без исключения, даже сержант, загоготали лошадиным смехом. Альнин густо покраснел и зло стрельнул взглядом в хохочущего Коровина, что-то пробормотав. Бизон в ответ шутливо вскинул руки вверх, словно сдаваясь врагу и, изображая испуг, проблеял:
- Сдаюсь, господин гусар! Я завидую, что у Вас настолько любвеобильный дружок, ведь он требует столько внимания к своей героической особе!
- Заткни пасть, Корова, пока я не засунул в нее своего друга! – зло зарычал Гусь, до белизны в суставах сжимая в автоматное цевье.
- Сейчас обоих выброшу нахрен! Закройтесь! – вмешался сержант. – Пять минут!
Бизон – огромный, мощного телосложения пулеметчик. На первый взгляд может сложиться впечатление, что эта гора мускулов лишена мозгов, но это заблуждение: острый ум и верткий язык прославили Федора, как балагура и шутника, способного рассмешить что живого, что мертвого. Насколько я знаю, у него даже высшее образование есть: то ли юрист, то ли еще кто из бюрократов. Но сам по себе Коровин, не смотря на язвительность, добрейшей души человек, который без прямого приказа и мухи не обидит, не говоря о гусях!
Справа от меня сидела неразлучная парочка наших снайперов: оба с СВД-С, позы расслабленные, лица отрешенные, - они как всегда молчаливы, напоминая виденных по телевизору терракотовых воинов. Сергей Иванов и Александр Петров, и самое забавное, что кличка у них одна на двоих – Сидоров. Если надо было обратиться к кому-то из них лично, то, как правило, обращались просто по имени, но если, к примеру, требовались оба снайпера, то звучало это так: «Приведи мне сюда Сидорова». Вообще, сдружились эти ребята уже давно и не единожды доказали эффективность своего дуэта, заработав этим небывалое уважение, граничащее со страхом, у однополчан. Даже сержант, как мне кажется, опасался этих хладнокровных стрелков, укладывающих пулю в голову двигающейся мишени с расстояния в тысячу метров.
А вот и наш отрядный медик напротив меня. Маленький, юркий и вечно глупо улыбающийся Отто Штайен (или Шайзе, как его звали), русский с немецкими корнями, уходящими в чернозем Второй мировой войны. Льстивый, трусоватый товарищ, склонный к излишнему максимализму и замкнутости. Как он поведет себя в очередном боестолкновении, не знал никто, кроме Господа, но в противовес этому можно было сказать, что стоило Отто увидеть раненого человека, как в несчастной немецкой голове пробуждался спящий прежде альтруист с героическими замашками, и в этой ипостаси Шайзе вынес на себе из-под вражеского огня уже не одного бойца. Но стоило выстрелам стихнуть, как тело Шайзе покидал неустрашимый спаситель всех отчаявшихся, и вновь во главу стола садился пугливый и робкий тихоня. Не знаю, с рождения ли у него подобное раздвоение или этому обучают на медицинском факультете, но, не смотря на все причуды, над Отто никто никогда не подшучивал, зная, что от этого человека зависят их жизни на поле боя.
Последний – Илья Грозный (или Баня). Обычного, среднестатистического телосложения, не выразительная внешность, ни чем, в общем-то, не примечательная личность, кроме одного аспекта: Баня – редкий садист. Страшно было смотреть, что он вытворял с духами во время войны, какие методы использовал для допроса языков. Мне кажется, за всей его серостью прячется такой чудовищный маньяк, что по неволе порой хочется, чтобы Илья словил пулю и сдох. Все, кроме Гуся, его недолюбливали за излишнюю, чрезмерную жестокость, но и уважали за то, что если требовалось что-то узнать, то Грозный всегда был в силах это вытянуть из жертвы. Может, он просто оправдывает свою фамилию, столь красноречивую и подходящую?
Наконец-то вертолет пошел на снижение, а это значит, что прямо под нами сейчас пункт назначения – так называемый Госпиталь. Разведка засекла в этом секторе странные тепловые всплески неизвестной природы. Предположения строились разные, вплоть до версий о размещении инопланетянами в этом месте генераторов (серьезно, этот вариант озвучил один майор внутренних войск, круглый фигурой, как колобок). Первоначально хотели просто отутюжить здесь все дальнобойной артиллерией, но, когда отмашка уже почти была дана, появился некий лощеный сыч в дорогом костюме при галстуке. Он долго распинался, насколько важно исследовать это загадочное явление и что следует послать туда научную экспедицию. Комендант округа Сидорчик, назначенный с момента всей этой котовасии командиром сил оцепления, непременно послал бы его в далекое и не лишенное изящества путешествие по интимным местам, но распоряжение с самого-самого верха, пришедшее параллельно с появлением визитера, и майор внутренних войск, о котором уже упоминалось, назначенный куратором операции, связали нашему седовласому командиру руки по самые колени, как говорится. Как выяснилось позже, этот сыч являлся владельцем крупной сети медицинских учреждений по всему городу: в основном аптек, но так же в его власти были два госпиталя. Первый разбомбили наши бомбардировщики во время эвакуации (честно говоря, разбомбили не по какой-то острой необходимости, а от бессилия), а второй терять предпринимателю не хотелось, так как он и так находился на грани банкротства. Поэтому он довольно оперативно дал взятку там, лизнул зад здесь, и результат на лицо: Госпиталь больше не собираются ровнять с землей! И вот экспедиция на двух вертолетах, в виде десяти солдат-контрактников и шестерых ученых с ворохом оборудования, направлена на место, чтобы провести исследование загадочного феномена. Пушки солидно молчат, словно и не собирались они выплевывать тяжеловесные гостинцы; ученые предвкушают как запустят руки в медовые запасы огромного пчелиного улья под названием Город; бизнесмен довольно потирает руки, тешась мечтой, что не все еще потеряно в этой жизни; майор накачивает свой жирный организм дрянным портвейном под охраной карантинных войск, - все довольны, кроме нас, обыкновенных солдафонов.
План заключался в следующем. Вертолет выбрасывает нашу камуфляжную братию на крышу Госпиталя, который мы осматриваем на предмет «окопавшегося инопланетянина», как пошутил на инструктаже Бизон, и занимаем оборону. Затем на специальную вертолетную площадку рядом с Госпиталем (прежде там приземлялись медицинские «вертушки») садится второй вертолет и высаживает «головастиков с электроникой». Естественно, мы обеспечиваем им всяческую помощь в транспортировке оборудования и размещении в помещениях, следим за местностью и, в случае опасности, кричим: «Тревога!». Оба вертолета улетают, а возвращаются в полдень следующего дня: связь в этом округе почему-то не работает, то есть, если что, рассчитывать приходится лишь на себя. Командиром экспедиции назначен Свиридов Игорь Александрович, сорокалетний доктор физико-математических наук с надменным взглядом зеленых глаз, скрытых под толстыми линзами очков. Плюс четыре лаборанта в качестве рабочих рук, полноватая женщина лет тридцати (биолог), специалист по психотропному оружию, два странных типа, явно принадлежащих какому-то государственному ведомству типа ФСБ или ГРУ, смотрящиеся среди ученых, как волки среди овец, и даже улыбчивый старикан, то ли психолог, то ли психотерапевт.
Когда вертолет снизился, мы попрыгали на крышу Госпиталя и тут же принялись за привычную работу по схеме «зачистка здания».
- Сидоров, Док, контролируете местность, - пытаясь перекричать гул ливня, завопил Поляк прямо мне на ухо. – Бизон, Гусь, Плюс, трезубцем, третий этаж! Я, Дохляк и Баня, идем следом, второй этаж осматриваем вместе по двум направлениям, первая группа сразу на первый и занимаете выход! Липа, держишь тыл на первом – на нулевой, запускаешь генератор! Иванов, связь через каждые пять минут!
Позади обреченно вздохнул Шайзе: торчать прямо под дождем его явно не привлекало. Снайперам же, видимо, было все равно, какая нынче погода. Услышав команду сержанта, они тут же заняли позиции по углам крыши, исчезнув за пеленой небесного потока. Эти-то профессионалы своего дела.
Солдаты разделились на три группы. Первая замерла у двери, ведущей с крыши на третий этаж, вторая чуть позади, и я в гордом одиночестве замыкающим. Бизон начал обратный отсчет на пальцах, и, когда рука сжалась в кулак, ударил в замок ногой, тут же отходя от дверного проема. Плюс и Гусь бесшумно скользнули в темноту уходящей вниз лестницы. Работа началась...
- Эй, Док! Не мелькайте! – крикнул я Отто, прежде чем двинуться следом за уже преодолевшей лестницу второй группой. Шайзе нервно кивнул и присел у какого-то металлического короба, а я поспешил вниз, за товарищами.
Здание имело форму буквы «П». Третий этаж полностью занимали палаты, на втором плюс были операционные, кабинет интенсивной терапии и комната медсестер. На первом: комната ожидания, досмотровая комната, офис, медкомната, кабинет директора Госпиталя, кухня, кабинет для врачей, зал для конференций и прочая. В подвале размещались морг, генератор, бойлерная и склад. Этажи связывались между собой кроме лестницы еще и элеватором, шахта которого располагалась в правой нижней части этой большой бетонной «Пэ», как удачно пошутил Гусь.
Зачистка прошла без эксцессов. Просто сделали привычное дело и только. Из странностей можно было отметить разве что высокую влажность внутри Госпиталя, да чрезмерную жару, не смотря на бушующий снаружи ледяной ливень, пронизывающую все внутренние помещения. Капли в бессилии барабанили по стеклу, стекали вниз, подобно слезам. Песня их грусти и порывистости дурманила...
«Впусти нас, Липа... Впусти нас в тепло... Нам холодно...»
Я осоловело встряхнул головой, прогоняя видение. Это все духота и тяжелая лямка солдатской жизни. Надо бы выклянчить увольнительную домой... Хотя, зачем? Алена меня уже и не помнит, наверное... А, может быть, и помнит, но уж точно не ждет. Я бы не ждал...
Как же я ее тогда избил, Господи... Как избил... Приревновал, идиот такой, отколошматил и ее саму, и какого-то парня, решившего проводить мою Алену до дома. Зимой рано темнеет, из нор в поисках наживы и бесплатных развлечений выползают всякие отбросы. Бедолага просто хотел, чтобы она дошла до дома целой и невредимой, ничего такого, но пришедший с армии никому не нужный солдатик был слишком взвинчен. Она кричала, чтобы я остановился, но азарт уже утопил сознание в своем вязком, мутном тумане. Алена взирала, как ее вечерний попутчик выплевывает собственные зубы, корчится в оранжевых лучах фонаря, издавая хлюпающие звуки после каждого нового удара. Снег забыл о невинной белизне, растворился в алых цветах, краснея то ли от смущения, то ли от ярости, а я все никак не мог остановиться. Моя девочка, вся зареванная, растерянная, бросилась к лежащему телу, и случайно угодила под не предназначавшийся ей удар. Как я взревел... Наверное, от такого вопля у всех окрестных бабушек-дедушек подскочило давление... Алена отлетела, словно брошенная капризным ребенком тряпичная кукла... Мне бы в этот момент прийти в себя, протереть снегом лицо, раскрасневшееся от прихлынувшей крови... Но я не остановился... Я подошел к ней, схватил за волосы и несколько раз удирал о землю...
Меня спасло три вещи: знакомый адвокат, помощь Дохляка, имеющего обширные связи, и тот аспект, что оба избитых мною человека остались живы. Дело удалось умять, конечно, не без покровительства сверху. Я все еще на воле, все еще в доблестных рядах российской армии, но какой ценой мне это обошлось...
Меня там точно никто не ждет...
- Липа! Почему генератор еще не включен? – крикнул со стороны парадного входа Поляк. Я, стоящий все это время практически без движения, вздрогнул и бросился к лестнице, ведущей в подвал. Сержант приложил к уху рацию. – Ворон-2, Ворон-2, это Марк-1, даю добро на посадку, это Марк-1, как понял, прием?..
- Эй, Липа! Не страшно в погреб лезть? Если встретишь там мертвую японскую девочку – тащи сюда! – подмигнул Дохляк, оставленный с Шайзе контролировать первый этаж.
В ответ я промычал что-то неразборчивое, а медик, сидящий на стуле у самой двери в коридор, хихикнул и, словно смутившись собственного смеха, шумно прочистил горло и нервно поправил съехавшие на нос очки.
Лестница на минус первый этаж располагалась по правую руку от шахты неработающего сейчас элеватора. Оказавшись в коридоре, прямо напротив нее, я тут же закашлялся от влажного и душного воздуха. Не знаю, в чем тому причина, может быть, какие-то сейсмологические особенности, в этом пусть разбираются ученые, главное, что дышать можно, хоть и не особо приятно: тело, укрытое под кевларом бронежилета, обернутое в плотную ткань формы, тут же услужливо принялось потеть. Так и представляется звон зуммера, возвещающего о том, что засунутое в микроволновую печь блюдо уже приготовилось.
Щелчок тактического фонаря, расположенного на цевье моего АКМСа , и луч выхватывает из темноты грязные ступеньки, ведущие вниз. Ступая приставными шагами, я спустился на пролет и замер, прислушиваясь. Вроде бы все чисто... Круг искусственного света послушно раздвигает завесу темноты, демонстрируя то, что в ней скрыто: давно не крашенные стены, кафельный пол и ехидно запертые каким-то услужливым уборщиком двери. Но мне, крадущемуся по короткому коридорчику и вглядывающемуся в таблички на дверях, ключи ни к чему, так как у меня есть универсальная, безотказная отмычка калибра 7,62: складной металлический приклад, привычное ладони потертое дерево цевья, два рожка, смотанных изоляционной лентой... Мечта любого взломщика... Луч наконец-то вытащил из тьмы запертую дверь с надписью «Генератор». Можно было бы попробовать выбить ее ногой или плечом, но мне хотелось дать слово своему вороненому другу системы Калашникова. Дуло уперлось в то место, где, по идее, должна находиться задвижка замка...
Усиленный теснотой коридора выстрел молотом ударил по слуху, но я даже не поморщился.
- Мистер Калашников, вы снова на высоте! – довольно прищелкнув языком, я без проблем распахнул дверь, шагнул вперед и тут же замер.
Ступени уходят вниз... Прямо передо мной...
Я протер глаза и на всякий случай потряс головой, но лестница никуда не делась. Ничего не понимая, обернулся: коридор, дверь с развороченным замком... Вновь посмотрел вперед: бетонные ступени, спускающиеся в невесть откуда взявшийся здесь темный провал, который ведет разве что в глубины Ада, ибо я сам видел план здания Госпиталя! Ниже подвала ничего не должно быть!
Не до конца поняв, что же все таки происходит, я ощупал стены по правую и левую стороны от двери, но ощутимой пользы это не принесло.
- Сержант, как слышишь, прием...
А в ответ лишь шум радиопомех.
- Сержант? Кто-нибудь, ответьте. Прием.
Спокойно, спокойно. Все в порядке, просто бетон глушит сигнал. Какой же я дурак! Точно! Все в норме, Поляк сказал запустить генератор, вот и надо его запустить. Лестница приведет меня прямо к нему. Да, ее не было на схеме, но кто его знает, какого года был тот план здания? Может быть, перестроили или еще чего. Мол, бомбоубежище сделали. Наверняка бомбоубежище! Вон, в Холодную еще отгрохали – прятать раненых в случае налета авиации американской! А что, чем не версия?
Более или менее успокоив себя, я пару раз выдохнул и спустился вниз на три ступени...
А что если нет? Что если нет никакого бомбоубежища? Ведь нет лестницы на плане, точно помню! Коридор, дверь, генератор, - все! Никакого спуска, до конца которого даже луч фонаря не достает! Что если это...
Парни с периметра многое говорят: о странных существах, выскакивающих прямо из-под земли, кричащих ночью точь-в-точь как дети; о людях, бредущих прямо на пулеметы, путающихся в егозе, подрывающихся на противопехотных в деревянной оболочке, но не останавливающихся, пока их не разрывали на куски пули станковых ДШК калибра 12,7; о бледно-синих огоньках, которые можно увидеть в окнах высоток при помощи оптики; об исчезающих зданиях... Рассказывают порой такое, что и конченый мечтатель не поверит. А чем же хуже появившийся сам собой кусок здания? Вот, передо мною несуществующая лестница, ведущая наверняка в несуществующую страну самого Санта-Клауса.
Еще три шага...
Если так, то спускаться туда не следует, ни за какие коврижки!
- Липа! Почему генератор еще не включен? – прямо возле уха раздался голос сержанта, и от неожиданности я чуть не выстрелил.
Резко обернулся, готовясь обнаружить позади рассерженного промедлением Поляка, но никого не увидел. Еще бы, рядового послали выполнять приказ! Четко и ясно обозначили цель, а он стоит тут и занимается всякой фигней! «Какого хрена ты тут делаешь?» - вот так бы заорал Поляк, я уверен.
Но ведь голос-то был, голову даю на отсечение! Ведь был же?
Или нет?.. Может, привиделось? Хотя, что это решает? Включу генератор и все, дел на копейку. Задание дали – задание выполнили. Никак иначе! Я ведь не гоблин зеленый подвалов бояться, твою мать, а? Я, едрить твою налево, доблестный боец вооруженных сил российской армии и ни граммом меньше!
Как она кричала... Я навсегда запомнил цвет ее крови... Аленушка моя, прости глупого солдафона...
Ступеньки ведут все глубже и глубже в недра земли, никак не желая обрываться. Сперва я пытался их считать, но сбился где-то на сотой. Темнота спереди и сзади, неподвластная фонарю, давила на психику. Может, я и повернул бы назад, если не острое, режущее мой мозг любопытство. Поначалу его не было, и движением правило желание выполнить приказ, но где-то с час назад крыса, имя которой Долг, покинула корабль, бросив судно на поругание юнге – обычному, скучному и банальному, но от этого не менее действенному интересу.
Что же там, внизу?..
Ступени все бежали и бежали. Руки устали держать оружие, и я, предварительно отцепив фонарь, забросил его на плечо. Конечно, появись передо мною враг, я только и смогу, что огреть его кулаком или ногой, но зато так идти быстрее: стены начали постепенно сближаться, вскоре и вовсе сократив расстояние между собой до метра. Так что, мне приходилось буквально протискиваться вперед.
Уж не знаю, что внизу, но назад я уже не пойду из принципа...
Что меня еще удивило, так это сухой воздух. Обычно в таких местах повышенная влажность, на стенах мох должен быть, а здесь сухо и пыльно, как в саркофаге. Может быть, это причуды постройки, хитрости строителей, но сам я в это предположение не верил. Нехорошее у меня предчувствие...
Прошло минут десять, прежде чем луч фонаря, скользнув по последним ступеням, высветил сложенный из огромных камней пол. Я сперва даже опешил, шагая по инерции вперед, убаюканный мерностью движения, и именно поэтому прозевал тот момент, когда справа возникло какое-то движение. Не успел я и глазом моргнуть, как неизвестный оказался прямо за спиной. Возле уха что-то прошелестело, и привычная тяжесть на плече тут же исчезла – эта собака разрезала ремень автомата и завладела моим оружием! Я резко обернулся, уже замахиваясь сжатым в руке фонарем, но никого позади не было... Никого и ничего... В том числе и моего АКМСа...
- Кто здесь? – лишенный оружия мой организм сплоховал, и голос дал петуха. Не мешкая, я выхватил из ременных ножен штык – маловероятно, что он мне поможет, но все же, так спокойнее. – Выходи!
Но никто мне не ответил.
Пятно света судорожно металось по каменной кладке стен, но чужак словно в воду канул. Непроглядная тьма сжимала кольцо вокруг меня, уплотняя черноту странного подземелья. Краем глаза я уловил какое-то движение слева и резко обернулся, выставив перед собой клинок... Но вновь ничего не обнаружил.
Только сейчас я понял, что нахожусь в небольшой кубической комнате с двумя входами: через первый я вошел, а второй находился в прямо-противоположной стене. Никакого интерьера, никакого мусора, - идеальная чистота монашеской кельи и темнота забытого хозяевами погреба. Я осветил другой вход и увидел поднимающиеся вверх ступени – точь-в-точь как те, по которым я спустился сюда. Но стоило мне сделать шаг в их сторону, как вновь плавное движение кого-то (или чего-то) чиркнуло по боковому зрению. Дыхание участилось, организм старательно принялся накачивать себя адреналином: перед обострившимися органами чувств тьма приоткрыла завесу, но все равно я ничего не увидел...
Вновь движение...
- Черт, да кто ты такой? Выходи! – разум старательно отказывался верить в реальность происходящего. В горящих, разрушенных руинах восточных городов, в строю идущих в лобовую атаку, на опасных выступах гор, на броне угодившего в засаду танка, среди душных лесов, где партизаны прячутся везде: в высокой траве, на деревьях, в ямах... разорванные на части женщины в парандже, дети, рыдающие над трупами отцов, а затем подбирающие автомат и стреляющие в спины «миротворцев», крики сгорающих заживо в стальных консервах бронетранспортеров, насаженные на пики головы тех, кто еще вчера просил у тебя сигаретку, взрыв на ККП, заляпывающий кровью и внутренностями штабную машину... Я видел многое, но всему всегда находилось рациональное объяснение: экстремизм, накладки руководства, накладки правительства, накладки глупого электората, невнимательность, страх, дрогнувшие руки... А здесь...
- Выходи, ублюдок!
И вновь движение... вновь резкий уход в сторону, смотрю назад, но никого не обнаруживаю...
Ноги заметно задрожали, я начал отходить ко второй лестнице, пятясь, держа перед собой нож и фонарь. Когда до спасительного подъема осталось примерно шага три-четыре, что-то произошло... Сперва я подумал, что в фонарике начали садиться батарейки, но это оказалось не так. Прямо передо мною тьма стала сгущаться, приобретая свойства стены, сквозь которую не проходил луч света. Поначалу она еще сохраняла жалкую прозрачность, но вскоре стала материальной. Казалось, что достаточно приложить к ней руку и сможешь почувствовать обжигающий холод ночи. Круг света попросту упирался в нее, не в силах показать своему хозяину то, что скрыто за неожиданно возникшей стеной мрака. Моментально засосало под ложечкой, я замер в нерешительности, и подлая чернота тут же воспользовалась этим. Из гладкой поверхности вынырнула вполне по-человечески выглядящая рука и с быстротой загоняемого в патронник патрона выхватила у меня из руки штык-нож. Просто взяла его за лезвие и вырвала, оставив меня без какого-либо оружия!
Это было последней каплей – я вскрикнул и бросился к лестнице, которая, по идее, должна была находиться позади, но лишь уперся в каменную кладку стены... Не поверил собственным глазам! Ощупал холодные булыжники, старательно не глядя через плечо, но преграда была вполне колоритной, старой... Но ведь только что тут был подъем!
- Что ты такое! – луч фонаря дрожал, словно перебравший мальчишка, и пил, видимо, он не один, а в компании голоса и колен, которые стремились не отстать и тряслись, как в сорокоградусный мороз.
Руки, вырвавшейся из тьмы, уже не было. Лишь плотная гладь молчаливой темноты, прижавшей меня к стене. Наверное, будь у меня оружие, то давно убил бы себя рикошетом: палил бы в этом каменном мешке в копеечку... Маловероятно, что этой штуке это навредило бы...
Видимо, странный страж этого подвала, наконец, сжалился надо мною. Вновь на свет показалась уже знакомая рука (именно она, я уверен, лишила меня и автомата), но на этот раз она пришла давать, а не забирать. На камни пола упало что-то маленькое, круглое... какой-то камушек...
- Передавай привет Мистеру Пику, - голос был мягкий, обволакивающий. Эталон для гипнотизера. – Возьми. Только старайся не переусердствовать. Трахраг ула Эхрогесса...
Рука исчезла, я взглянул под ноги: точно, камень. Маленький темно-красный с черными прожилками. Присев на корточки, но не выпуская из поля зрения стену, слепленную из черноты, я подобрал плату за оружие...
- А теперь ступай! – как только камешек оказался в руке, что-то с невероятной силой толкнуло меня. Отброшенный назад, я больно ударился головой о... кажется, о ступени, уходящие вверх...
Пробуждение оказалось тяжелым, словно вчера был приход с армии к охочим до выпивки друзьям. Голова трещала, а мозг, кажется, пульсировал, раздуваясь и уменьшаясь в такт биения сердца, норовя разорвать череп и выплеснуться наружу. Помню, как наклюкался Васька! Он вечно ходил с тем рыжим тощим парнем, не помню имени, в общем дружба всем на зависть! И вот я прихожу на побывку, так сказать, закатываю пьянку, и эти двое, перебрав прозрачной, начинают лаяться между собой из-за смазливой Маринки, подруги Алены, а кульминацией послужил смачный мордобой! Ох, и поругались они между собой! А Маринка-то! Вот и женская логика! Как эти двое носы друг другу поразбивали, потеряв репрезентабельный вид, так она сразу на шею к полусонному Сане, да тот и не сопротивлялся, ибо не в состоянии уже был, мычал только всякие пошлости! А та, вот коза, хихикала как дурочка! Я еще порадовался, что у меня есть Аленка моя... Эх, Аленка, Аленка... Простишь ли ты меня когда-нибудь?..
Кошмарное «состояние нестояния», как сказал бы Гусь... Гусь! Стоп, какая еще попойка? Мы высадились отделением на Госпиталь, помню инструктаж с этим чертовым куратором из «вованов», дождь, выстрел в замок генераторной, ступени, ступени, ступени... Вот же черт!
Я вскочил на ноги. Многое бы прояснилось, если бы я смог нормально оглядеться, но вот незадача – фонарик то тю-тю! Совсем, блин тю-тю... То ли, разбился после жуткого удара, то ли укатился... укатился туда, обратно в каменную комнату, где поджидает Стена тьмы, способная разоружить тренированного солдата... Ни за какие деревянные я туда не вернусь. Можно было бы сослаться на галлюцинации или грезы сновидений, если бы не этот маленький камушек, зажатый в руке. Мистер Пик...
Еще что-то не на русском, веющее Судьбой...
При всем страхе, а скорее благодаря ему, я спрятал подарок Стены в задний карман брюк и застегнул молнию, чтобы не потерять ненароком этот странный теплый камень. Из-за царящей кругом тьмы я чувствовал себя обезьяной, с завязанными глазами сидящей в клетке со змеями. Ощупывая ступени под ногами, я настолько спустился назад, насколько хватило смелости, но ничего не нашел. Смачно плюнув и выругавшись, я на четвереньках, чтобы, не дай Бог, не споткнуться, пополз вверх: если есть ступени, значит они куда-нибудь, да ведут.
И вот начался мой черепаший подъем, не лишенный позорности, не обделенный бессилия... Я осознавал это особо остро в свете недавней потери всего возможного личного оружия. Поляк мне голову оторвет... Хотя, что мне Поляк? Я видел такое, перед чем этот жалкий картежник лишь детская сказка о семерых козлятах-ребятах... Черт бы меня побрал, если это все было иллюзией... Не знаю, как буду объяснять все это сержанту...
Стоп, а кто сказал, что у меня будет шанс на объясниться? Во-первых, куда ведет эта лестница? Уж точно не в подвал Госпиталя, так как он остался по ту сторону злосчастной комнаты! Во-вторых, сколько я был в отключке? Может быть, меня уже списали в двухсотые: в Городе всякое может быть, и даже Бизон не сунется в темные подземелья, с неизвестно куда ведущими бесконечными ступенями... Черт меня дернул...
Тут меня осенило! Рация!
Остановившись, я достал хитрый прибор связи, в работе которого я понимал столько же, сколько в устройстве жидкокристаллического монитора. Действовал вслепую, ощущая биение сердца так же четко, как холод камня, окружающего меня под покровом тьмы.
Зажал боковую кнопку и поднес рацию ко рту:
- Прием, как слышно? Это Липа, ответьте, кто слышит.
Отпускаю кнопку и жду ответа, но эта бестия с черным корпусом в состоянии спеть мне лишь популярный сингл «Шум радиопомех»...
- Прием, Поляк, это Липа.
Кажется, эти чертовы стены все еще блокируют сигнал...
Когда я уже хотел вернуть рацию на место, шипение в динамике как-то изменилось... Голос, это был чей-то голос прорывающийся сквозь помехи!
- Это Липа, отзовись! Слышимость плохая! – говорил сбивчиво, боясь, что слабый сигнал пропадет, канет в сером мельтешении радиоглухоты.
- А... ше... ха... рава... хана... – куски слов никак не желали складываться в единое целое, да и... да и голос какой-то странный... Может быть, сержант охрип, вопя на начальника экспедиции? Сомневаюсь...
Постепенно, сигнал стал четче, а слова – более различимы, и я с ужасом понял, что слышу отнюдь не русскую речь. Совсем недавно я слышал похожее из «уст» Стены... Но...
- Трахраг ула Эхрогесса, Трахраг ула Эхрогесса...
Сперва говорил один голос, но вскоре ему на выручку пришли еще трое или четверо, точно не разобрать. Они монотонно бормотали что-то непонятное, но пугающее сильнее угроз. Это не походило ни на один из известных мне языков, хотя не буду божиться, что знаю их великое множество...
- Трахге алафха трахге осо Салехн трахге осо Рок трахге... Карах тро Карах фороп Сле! Сле улиутуд Битла но лерош схоф! Трахге осо Рок уливлис! Анда фасаво улиси...
Я ничего не понимал, но трясся, как осенний лист под потоками ветра, лишь чудом еще держащийся на ветке. Не знаю, откуда, но у меня была четкая уверенность, что говорят всю эту абракадабру именно мне. А хриплые, монотонные, тягучие голоса все так же шелестели наперебой, накладывая слова друг на друга, делая свою речь еще более непонятной. На заднем плане смутно различался странный шум похожий на рокот водопада... Где находятся говорящие? Не знаю. Учитывая то, на какой глубине сейчас пребываю, это разве что отголоски Ада. Да и сигнал тут не должно брать! Если только средства связи не находятся в непосредственной близости друг от друга. От этой мысли мне стало совсем уж не по себе, и пришлось приложить немало усилий, дабы не отключить рацию.
Черт, звучит так, словно у меня поехала крыша, но, кажется, я начинал медленно, но верно, понимать смысл. Словно слова плавно перетекали из одной формы в другую, стараясь быть понятыми...
- ...стену... бе... за грань... мра... во мраке... они... найдут...
Еще бы несколько минут, и разгадка была бы у меня в руках... Но тут голоса ускорились, как будто темп воспроизведения увеличили, слились в невыносимый, режущий слух писк, резко перешедший в гул. Так кричат, наверное, давно не видевшие пищи медведи-людоеды, набредшие на уснувшего у дерева охотника. Я поспешно выключил рацию, но было уже поздно... Гул не стих, а, наоборот, усилился. Задрожал пол, сознание буквально раздирало страшным звуком, а я сидел, как слепой котенок, потерявший маму-кошку, и не знал, что делать: бежать вниз или вверх. Но с места я не двигался. Рука разжалась, и рация покатилась по крутым ступеням. Сжимая голову в тщетной попытке спасти рассудок и слух, я в бессилии бился затылком о стену. Пол задрожал сильнее, а я с пугающей четкостью понял, что все кругом дрожит отнюдь не от гула, а от чего-то катящегося вниз по узкому коридору лестницы... Прямо ко мне...
Но сделать ничего я не мог... Глаза слезились, да и пользы от них в этой непроглядной тьме... А пол дрожал все сильнее, я даже слышал хруст раскалываемых камней – то катилась ко мне сама боль. Она знает, что скоро финиш и не боится конкурентов, могущих обойти ее у черты... Черта могла бы что-то предпринять, но ей было не до того.
До меня докатился поток горячего, обжигающего воздуха, гул переступил порог слышимости, рождая писк в ушах... Ступени разлетаются под весом того, что так торопится к скрючившемуся человечку...
Прости меня, Алена... Господи, прости меня...
До боли в веках я зажмурился, закрыл лицо руками, пытаясь защититься от нестерпимого жара, идущего, словно из паровозной печи. И, когда развязка уже была в шаге, когда я уже физически ощутил мощь того, что пришло расплющить мое тело, смешать с каменным крошевом, когда пальцы покраснели, словно обваренные, а от боли я чуть не терял сознание...
Все кончилось...
Гул как ножом отрезало, невидимый валун разбился на молекулы...
Я сидел, тяжело дыша, ничего не слыша и не видя, руки дрожали, словно по ним пустили ток, штаны быстро намокали стараниями мочевого пузыря, нагрудный карман пульсировал маленькой точкой теплоты, а по лицу текли слезы, пытаясь смыть горечь и сожаление... Прости меня Алена...
И я был жив...
Если бы не облегченные защитные перчатки, то было бы еще хуже. Брови и ресницы совсем оплавились, да и волосам досталось: армейская кепи – не самая лучшая защита при засовывании головы в сопла готовящегося к взлету истребителя... Ни с чем другим случившееся я не смог сравнить. Что-то шумное и огромное, испускающее нестерпимый жар, пронеслось по подъему, чуть не угробив оказавшегося на пути солдата-контрактника. Но в последний момент исчезло...
Черт бы побрал хренов Катаклизм и всех этих ублюдочных ученых!
Непременно расскажу обо всем увиденном сержанту, майору, толстой биологичке, да хоть папе римскому, только вот выберусь из этого дурацкого коридора...
Урон, нанесенный Шаром (на мой взгляд, подходящее название этому феномену), ощущался и в кромешной темноте: ползти, учитывая подробленные ступени и обгоревшие пальцы, стало невыносимо, но я терпел, как только мог. Надо было бы обработать пораженную поверхность мазью из индивидуальной аптечки, но в темноте этого не проделал бы и сам Гарри Гудини... Поэтому мне ничего не оставалось, как обламывать ногти, пытаясь схватиться за камни, обдирать кожу с уже начавших покрываться пузырями пальцев и ругаться, ругаться, ругаться!
Обмоченные штаны нестерпимо воняли, но путешествие в одних трусах в мои ближайшие планы не входило. Это надо же, обоссался, как юнец... Над тобой танки ездили – и ничего, а тут вот тебе и раз... Ведь пронесло-то, черт побери!
Но обругивал я себя только с одной целью – отвлечься от тягостных мыслей и боли во всем теле. Куда ведут ступени? Что там? Где найти оружие? Сколько еще ползти?
Шло время, и вскоре я уже не в силах был терпеть боль в пальцах. Она пульсировала, забираясь под ногти острыми иглами и грызя плоть, словно стая пираний. Морщась, я лежал на спине и держал злосчастные руки, тормозящие движение, перед собой... Чертова мгла! Я бы просто обработал их, забинтовал, и было бы все в ажуре, а так... Переведя дух, я предпринял новую попытку, но, лишь коснувшись камней обгоревшей кожей, не выдержал и вскрикнул. Так я далеко не уйду...
Аптечка далась мне нелегко. Действуя на ощупь, хрипя и скуля от адской боли, я перебирал какие-то пакеты и пластинки с таблетками... Так, это аэрозоль, наверное, пантенол, вот так, сперва левую обработаем, а потом правую... Где же кофеин? Вот что бы мне пригодилось... Еще бы аспирина, да как тут разберешь: что где? Плюнув, я стал вскрывать упаковки одну за другой и пробовать таблетки на язык, но это мало помогло... Вскоре я окончательно вышел из себя и закинул в рот три первые попавшиеся таблетки из разных упаковок. Потом на скорую руку обмотал бинтами ладони и вновь продолжил путь.
Видимо я проглотил что-то действительно подходящее, так как не прошло и десяти минут, как боль перешла на более или менее терпимый уровень, но было и еще кое-что: меня начало тошнить. В первый приступ я выблевал на самого себя то, что ел на обед, во второй то, что ел на завтрак, а с приходом третьего и четвертого не смог выдавить ничего кроме желчи. К тому же, появилась ненужная сейчас сонливость и вялость: как-то не хотелось утонуть в луже собственной блевотины... Изо всех сил пытаясь не заснуть, я старательно таращил в темноту глаза и пытался энергичнее работать руками, продвигаясь по разбитым ступенькам, но как я ни старался, все таки умудрился вырубиться...
Камни лизали мое зловонное тело. Скребли подошвы, пытались просочиться под одежду в стремлении согреться. Чертовы вампиры, они не против поживиться чужим теплом. На спину давит пустота, вжимая в холодный пол, а я ничего не могу, кроме как вдыхать запах переваренной пищи и мочи. Но это уже не важно... Какая разница, как я умру, если об этом никто не узнает...
В звенящей тишине, окруженный первородной тьмой, я кормил своей жизнью булыжники кладки, поил кровью, сочащейся сквозь бинты, каменное крошево. Зачем стремиться вперед, если глаза слепы? Зачем мучаться и стонать от боли, когда все эти страдания могут прекратиться в течение одного сна? И существует ли что-то, кроме мрака, изнывающей боли и спокойствия человека, обреченного быть первым в строю мертвецов?
Легкий цокот коготков я услыхал не сразу. Лекарства, видимо, сделали свое черное дело, щедро одарив побочными эффектами. Желудок вновь сжался, пытаясь извергнуть из себя очередную лужу вони, но мне удалось совладать с этим паршивцем...
Цок, цок, цок...
Кто-то размеренным шагом приблизился ко мне. Я оторвал голову от пола, пытаясь разглядеть неизвестного, и, как ни странно, мне это удалось. В безмолвии склонив голову, надо мной возвышался аист. Его черные перья четко выделялись в окружающей темноте, превосходя ее по насыщенности, олицетворяя эталон мрака. Костлявые длинные лапы нежно-розового цвета, изучающий взгляд... не птичьих, а человеческих глаз с серыми зрачками... Тонкая шея птицы изогнулась, и острый красный клюв коснулся моей щеки. Меня тут же сотрясло от холода: сознание моментально прояснилось, обострились органы чувств... А черный аист сделал плавный шаг назад, преисполненный грацией и достоинством. Я, раскрыв рот от изумления, смотрел в глаза странной птицы и не мог понять, почему они такие печальные. Что может быть не так у существа, способного в любой момент вознестись над грешными землями, окунуться в волны небесные... Меня осенило! А ведь в том-то и дело, что здесь, в подземельях, это невозможно!
Мне безудержно стало жалко аиста, словно это я потерял возможность летать, а не он. Хотелось провести рукой по блестящим перьям, сметая пыль с крыльев, пытаясь успокоить... Я протянул руку, но птица лишь мотнула головой и сделала еще один шаг назад. Ее образ медленно стал терять четкость, сливаясь с тьмой в одно целое, и я понял, что никогда больше не увижу это таинственное существо. Печаль от этой мысли буквально сдавила мне грудь, и, в отчаянии, я сделал рывок туда, где теперь виделись лишь глаза мудрого черного аиста, у которого отобрали небо...
Но вместо шелка оперения рука наткнулась на гладкую деревянную поверхность...
- Господи, дверь!
Я открыл глаза, пробуждаясь от странного сна.
Ну конечно, это было лишь сновидение, навеянное усталостью и наугад принятыми медикаментами. Дверь перед моим носом, за покровом бесконечной, всепоглощающей черноты подземелья – что может быть бредовее? А бредовее лишь мысль о том, что Поляк хватился моего исчезновения и организовал поиски. Криков-то не слышно... Естественно, они пытались связаться по рации и, конечно же, спускались в подвал. Наверняка, увидели развороченный выстрелом замок, может быть, даже спустились немного вниз по ступеням и орали в липкий мрак мой позывной или даже имя. Но я не отозвался, ведь я нахожусь черте где по дороге в черте куда, в воняющих испражнениями штанах. Разгрузка и все снаряжение покрыты засохшей блевотиной, и я могу даже разглядеть не до конца переваренные зерна кукурузы на рожках с патронами 7,62. Но, к счастью, мой нюх уже привык к подобным неудобствам, и мерзкий прежде запах был уже не так заметен. Видимо, Господь все же сжалился надо мною и лишил обоняния.
Я шевельнулся и вскрикнул от резкой боли: ужасно болели обгоревшие пальцы. Голову пронзала пульсирующая боль. Черт, я умудрился угадать и принял обезболивающее, но заснул, упустив случай проползти еще сколько-нибудь метров... Но делать было особо нечего. По крайней мере, мое состояние стало получше. Оно просто обязано стать получше! Но стоит ли двигаться? Не легче ли просто лечь на спину и ждать своего исхода. Это ведь просто. Упереться взглядом в плотную темноту надо мною и шептать молитву, мечтая о божественном вмешательстве в жизнь обыкновенного солдата-контрактника, который в трудный час опустил руки, впервые в жизни решив плыть по течению... Но что если выход прямо передо мной? Что если мне достаточно просто протянуть руку, провернуть дверную ручку и оказаться в прежнем, понятном и логичном мире?
Безумная мысль тонущего человека, надеющегося на то, что его спасут дельфины.
Но если это и так? Откуда взялась эта странная уверенность, что спасение из этой каменной кишки рядом? Буквально руку протяни! Вот, смотри, Бог! Я тяну свои с горем пополам перебинтованные пальцы к спасению, морщусь от боли во всем теле, а ты...
Практически тут же пальцы наткнулись на что-то гладкое, преградившее путь.
Мне хватило двух секунд, чтобы понять, что это, и одного мига, чтобы вспомнить недавний сон.
Спасибо, Черный Аист!
Но радость ушла слишком быстро. Не прошло и пяти минут как от нее осталось лишь горькое послевкусие. Словно после чашки натурального кофе, ставшей переходом от вкусного завтрака к похоронам лучшего друга...
Когда дверь отворилась, а мое жалкое тело перевалило через порог, я понял, что творится что-то неладное. Наверное, в этом виноват странный запах корицы, такой густой и насыщенный, что поначалу у меня даже сперло дыхание, либо виновником стало нечто жуткое и бестелесное. Оно витало в воздухе, затмевая черноту беззубой пасти пройденного туннеля. Как будто все это время я трясся от страха перед священником, пытающимся меня исповедать, а потом ко мне пришел инквизитор, принесший в качестве скромного подарка «испанские сапоги» и жаровню. Странный, неосязаемый предвестник по имени «Шестое чувство» буквально сдавил мне грудь. Он кричал, что надо срочно уходить! Куда угодно и как угодно, но здесь я быть не должен ни при каких обстоятельствах. Может быть, я и послушал бы его, если бы не один весомый и воодушевляющий фактор: сейчас я находился в подвале Госпиталя. Тот самый подвал, откуда все началось, та самая дверь с надписью «Генератор» (простреленный замок, гильза на полу)... И пусть меня сожрут собаки, если я не прав в утверждении, что оказался там, куда попасть даже не мечтал!
Мне надо бы радоваться, да не могу. Что-то все-таки здесь не так... Как я мог оказаться здесь, если двигался в противоположном направлении? Или та жуткая Стена попросту вышвырнула меня прочь, обернув вокруг своей оси и отвесив пинка? Тогда почему мне кажется, что это совсем другой Госпиталь? И дело не в визуальных отличиях, которых попросту нет, а в царящей вокруг атмосфере, пропитанной иррациональным страхом, пахнущей корицей и неприятностями.
Мистика...
Я попытался взглянуть на наручные часы, чтобы понять, сколько времени отсутствовал, но циферблат показывал вовсе дурацкую цифру... Половина второго... Этого не может быть, полнейшая глупость! Мы прилетели сюда в четыре!
Не придумав ничего дельного, я принял более вертикальное положение, то есть сел, и, достав медицинский комплект, заново обработал пальцы, выкинув старые бинты. Было темно, и источников освещения здесь было столько же, сколько в туннеле, но странное дело: тут мои глаза более или менее могли разглядеть что-нибудь, быстро адаптировавшись к новым условиям, а там ничего подобного не было.
Закончив с оказанием медицинской помощи, поднялся на ноги и побрел к лестнице на первый этаж. При каждом движении тело отзывалось тупой болью, заставляющей охать и хрипеть после каждого шага. Когда я уже свернул за угол, к подъему наверх, ноги окончательно подвели меня и, пытаясь устоять, я прислонился обожженной рукой к стене, но тут же с криком отпрянул от нее, упав на пол. Черт, да что же это происходит? Стоило мне коснуться шершавой поверхности бетона, как вроде бы твердая и нерушимая стена разжижилась, и рука буквально провалилась... куда-то... Словно там, с другой стороны, где по идее должна быть земля, коммуникации, канализация и прочее, ничего не было! Словно я прорвал оболочку, пленку, закрывающую горловину пространственного кармана.
Как бетон, на котором стоит это чертово здание, может быть идентичен по плотности киселю? Как, дьявол?
К тому же, что-то раскаленной точкой начало жечь мою правую ягодицу, и я не сразу понял, что это камешек, подаренный Стеной тьмы.
Дыша так учащенно, будто бежал кросс на пятнадцать километров, я с недоумением посмотрел на забинтованные пальцы, торчащие из перчатки... Это было... Такое странное ощущение. Стена «внутри» была теплой и мягкой. Как это реально? Или же все это лишь сон?
Да нет, это, друг, не сон. Это какая-то бредовая галлюцинация. Может быть, эффекты, вызванные принятыми таблетками. Какие-то несовместимые препараты совместились и вызвали вот такие вот видения, сопровождающиеся тактильными псевдоощущениями. Я что-то подобное слышал, кажется, такое случается у сумасшедших и наркоманов.
Камень в заднем кармане штанов перестал жечь, и я, поднявшись, подошел к стене и, не без содрогания, приложил к ней руку.
Ничего особенного. Твердь не распахнулась передо мною, не поглотила руку, не потекла на пол лужей серой субстанции. Просто стена, и ничего более... Точно, галлюцинация.
Смачно харкнув и хорошенько выругавшись, я, пронзаемый самыми дурными предчувствиями, продолжил путь. Ступени так и норовили выскочить из-под ног, но я был собран и бдителен, на корню пресекая их порывы сбросить меня. Пролет подарил телу кратковременный отдых, а когда лестница, наконец, кончилась, я с нескрываемым облегчением рухнул на пол, пыхтя, словно рожающий бегемот.
Что за ерунда твориться? Я, конечно, понимаю, что проделал путь не из легких, но как тренированный солдат мог ухайдакаться за такой короткий срок. Да, тут сыграли свою роль не только физическая, но и психическая усталость. Но для чего были все эти тренировки, если я мучаюсь отдышкой после подъема по лестнице?! Пусть тут жарко, как в парилке... Или это у меня жар, а вокруг обычная температура? Да нет, со мной все в порядке... Но как же тут душно. В подвале ничего такого не было, но здесь, на первом этаже, тело моментально вскипело, пропитывая потом и без того не совсем чистую форму.
Не вставая с пола, я стянул с головы кепи и протер им лицо. Хоть и слабо, но это помогло. Фляга с подсоленной водой, пара глотков. Может быть, немного полегчает, а то такими темпами обезвоживание мне обеспечено. Очень хотелось снять разгрузку, бронежилет и вообще остаться в одних трусах, но это было непозволительной роскошью в таком месте.
Переведя дыхание, я поднялся и вышел в коридор: справа шахта элеватора, а слева, кажется, какие-то кабинеты и темнота, в немом вальсе танцующая с тишиной. Находиться здесь было, почему-то, страшновато. Казалось, что из-за дальнего поворота, что находился слева по коридору, вот-вот кто-то выйдет. Даже не казалось, я словно бы точно знал, что там есть нечто живое. Не человек, это точно, но кто тогда?
Словно сурок, стоящий на посту, я вглядывался во мрак, боясь чуток громче вдохнуть или сделать резкое движение. Сейчас бы хоть какое-нибудь оружие – было бы намного спокойнее, а так, словно корова перед мясником: смотри и не рыпайся, Буренка.
И еще... Я четко знал, что нельзя поворачиваться спиной к повороту, хоть он и далеко. Ни при каких условиях. Уж не знаю, что это за бредовые мыслишки, но нельзя и все тут. После всех этих странностей, что произошли со мной, я поверил бы во все что угодно:
- Эй! Ребята! Есть кто-нибудь?
Особой надежды получить отклик я не испытывал, но глупо было бы прятаться от замершего за углом боевого товарища.
Прошло секунд десять. Я как раз начал пятиться к двери в холл, где, по идее, должны стоять на посту Шайзе и Дохляк, когда на этом злополучном повороте что-то шевельнулось. Я замер, не донеся ногу до пола. Господи, как же страшно, кто бы знал...
Глаза никак не желали сообщать какую-либо информацию о скрывающемся в темноте существе, но движение точно было, иначе я отгрызу себе пальцы на обеих руках! Наконец, среди мглы появилось нечто... Оно... Какое-то животное или в неестественной позе сидящий человек, точно не знаю. Эта тварь сидела посередине коридора, прямо напротив двери склада, но как она могла там сидеть, если только что ее там не было? Оно словно специально разогнало темноту, скрывающую бледную, натянутую на тощее тело кожу, лысую голову с двумя маленькими слезящимися глазками и широким ртом, тонкие конечности, суставы которых были выгнуты под неестественными углами, так что оставалось загадкой, как существо передвигается. Оно смотрело, не мигая, на меня, а я смотрел не него. И я не знаю, что могло породить более уродливое создание, так как это нечто выглядело настолько неприязненно и отталкивающе, что дальше уже некуда. Когда твари, видимо, наскучила игра в гляделки, она встала на все четыре лапы и, не спеша, пошла в мою сторону. Каждая конечность ее изгибалась по-разному, так что походка становилась похожа на передвижение куклы, которой сломали руки и ноги и заставили ходить на четвереньках.
- Стой! – то ли прошептал, то ли подумал я, но, как и следовало ожидать, тварь и не подумала послушаться. Постепенно движения ее стали ускоряться, лапы двигались все быстрее и быстрее, а мной начала овладевать паника.
Пятясь, я шарил по стене, пытаясь найти ручку двери, что вела в холл и при этом не отрывал взгляда от приближающегося монстра, отдаленно напоминающего человека. Но вот что странно, чем ближе он становился, тем хуже его было видно. Складывалось впечатление, что странная тварь растворяется в темноте, но это меня ни капли не успокаивало. Когда нас разделяло каких-то жалких пять шагов, оно прыгнуло, с хрустом отрывая конечности от пола, а я, словно загипнотизированный, так и стоял, шаря рукой по стене... Время замедлилось, я увидел усеянный острыми маленькими зубками рот, тянущийся от уха и до уха, тянущиеся ко мне передние лапы с толстыми пальцами, каждый из которых украшали обгрызанные до мяса ногти... Паники не было. Как и не было ужаса. Лишь томное ощущение нереальности и безысходности, ведь ничего уже не изменить. Когда пришла запоздавшая мысль, что моя жизнь сейчас оборвется, тварь исчезла. Просто растворилась, не долетев до моей шеи, и язык ее так и не попробовал моей крови... Я замер, не веря своим глазам, ибо смерть сегодня решила отпустить меня. Или ее и не было? Ведь это всего лишь галлюцинации? Или нет?..
Но стоило мне облегченно выдохнуть, как тишину нарушил какой-то очень далекий звук: кто-то стрелял из двух автоматических стволов длинными очередями, не экономя патронов, но это было так плохо слышно, словно стреляли в трех-четырех кварталах отсюда. Я прислушался: один автомат резко замолк, а другой буквально захлебывался огнем. Но и второй стрелок продержался недолго и через секунд десять умолк аналогично первому. У меня в душе зародилась смутная тревога, ведь единственные в округе, кто мог палить из оружия – это мои боевые товарищи. Но в кого они стреляли? И почему они так далеко отсюда? Или выстрелы доносились с крыши? Я не знаю, сколько времени провел в подземелье, и могло статься, что уже идет эвакуация.
Сорвавшись с места, я с утроенной силой взялся за поиски двери и вскоре мои старания вознаградились успехом. Щелкнул замок, впуская меня в холл...
Черт, да что же, мать твою, тут твориться? Мля, да что за херня-то, а? Почему все это происходит именно со мной? Я не спрашиваю, Господи, за что мне это, ведь я знаю, в чем виновен... И каяться мне есть в чем. Но... Но как все это реально, Господи?
В холле на потолке горели лампы, в первые секунды буквально ослепившие меня, уже привыкшего к темноте. Следовало бы удивиться, ведь я не включал генератор, но мне было не до этого, ведь я сидел возле двух остывающих тел своих товарищей. Шайзе прислонился к стене, его брюхо буквально вскрыто, словно консервным ножом, а внутренности свисают на лежащий у ног автомат Калашникова. На лице медика читается боль с примесью недоумения. Недалеко лицом вверх покоится в луже собственной крови Дохляк. Он умер быстрее: горло словно бритвой перерезано, но сопротивлялся парень дольше. Вокруг валяются стреляные гильзы, словно приправа, которой посыпали блюдо. Стейки из человечины. «Только у нас они всегда свежие, с кровью, ибо мы убиваем тех, из кого они делаются, у вас на глазах...»
Странно, что нет запаха сгоревшего пороха. Или он просто не ощутим за сладковатым духом крови и тяжелым запахом корицы, что витает теперь повсюду, куда не сунь нос?
Парни, парни... Тебя, Дохляк, мне не жалко, но вот Шайзе... Помню, как он латал мне брюхо, когда подвал здания, где мы прятались, утюжила своя же артиллерия. И рука твоя, друг, не дрогнула, ты все сделал правильно, а потом прилетел вертолет, а ты тащил меня на закорках, пока трое рыдали в истерике, боясь высунуться из укрытия и добежать до заветного Ми-8. Хорошим ты был человеком, хоть на гражданке и слабак слабаком. А вот Дохляк... Редкий ведь маменькин сынок... И маманя у него стерва чуть ли не эталонная, но ведь не конченый же человек был. И когда случились неприятности с моей Аленой, то именно его связи помогли избежать тюрьмы и отставки.
Усевшись на корточки возле медика, я осторожно дотронулся до его лица. Тело было горячим, как будто его разогрели в микроволновой печи. Может быть, он еще жив? Достав из нагрудного кармана зеркало, я подержал его у рта мертвеца. Нет, точно покойник: не дышит. И пульса нет.
Глаза предательски защипало, и мне стоило неимоверных усилий сдержать слезы.
- Многое мы с тобой прошли, Шайзе. И с тобой, Дохляк. Была и радость, как тогда, на Новый год, когда ты приволок большую бутыль медицинского спирта, а Плюс не догадался развести его и глотнул так, как было. Блин, как он тогда хрипел и краснел! Мы всей ротой лежали от хохота! А помнишь, как ты вколол Дохляку какую-то дрянь энергетическую, а тот взял и отрубился в момент? Помнишь? А как Гусь встречался с какой-то служанкой из дома местной шишки, а тот взял да пришел с претензиями! Мол, что ты мою любовницу соблазняешь! А Гусь ему нос разбил! Ты тому хлыщу еще медицинскую оказывал! Или в кабаке, в том захолустном городке, где мы были расквартированы! Помнишь? Ты влюбился в проститутку и все норовил сбежать с ней, а сержант прознал об этом и грозил, что застрелит вас обоих, если такое случится... А вот... – я тяжело выдохнул, глядя в пустые глаза немца. Конечно, все это теперь тлен прошлого и только... Ушедшее, хранящееся лишь в воспоминаниях...
Но... Но что если все это лишь очередная галлюцинация? Нереальный сон наяву? Я опять дотронулся до щеки медика – она все еще была горячей – но обман, навеянный, как мне хотелось верить, лекарствами и усталостью, не обернулся дымкой. Тело все еще сидело у стены.
Тут позади меня что-то хлопнуло – звук был похож на взрыв надутого пакета – и запах корицы, который уже перестал меня донимать, перебила резкая вонь сероводорода. Я резко обернулся и обомлел: труп Дохляка испускал слабый пар, а грудь его в буквальном смысле шевелилась. Тут же вспомнился фильм Джеймса Кэмерона «Чужие», где инопланетяне вылезали у жертв из живота, разрывая плоть. Меня передернуло, и, не мешкая, я схватил с пола АКС Шайзе. Газоотводная камера оружия была вся в крови немца, но это меня ни капли не смутило. Выщелкнутый магазин упал на пол, звякнув о рассыпанные гильзы, а я уже вставлял новый, вытащенный из своей разгрузки. Прильнув к прицелу, подошел ближе к трупу Дохляка. Только сейчас я осознал, насколько комично это звучит: «Мертвый Дохляк». Каламбур, над которым не хочется смеяться...
А тело в это время буквально коробила неизвестная сила. Руки и ноги покойника содрогались судорогой, а изо рта и глаз обильно шла кровь. Выглядело это так, словно что-то пыталось вырваться наружу, покинуть темницу плоти.
От запаха тухлых яиц начала кружиться голова, но я и не думал уходить, пытаясь понять, что все же происходит. Когда конечности дернулись в очередной раз, живот мертвеца буквально взорвался, окатив меня внутренностями и брызгами крови. Я отшатнулся, с ужасом глядя на то, что вылезало из тела Дохляка... Точно такая же, а может и вовсе та самая тварь, с которой я столкнулся в коридоре... Бледная, испачканная кровью моего сослуживца, кожа влажно блестела в слабом свете ламп. Голова с широченным ртом, недоуменно мигая белыми гноящимися глазами, как-то странно переваливалась с плеча на плечо. А передние конечности с противоестественными суставами мяли внутренности исковерканного трупа. Размером это существо было меньше того, что я встретил прежде, но на счет его намерений я не сомневался ни секунды. Рука спешно дернула затвор автомата, оружие уперлось прикладом в плечо, палец надавил на спусковой крючок... Но выстрела не произошло. Черт, патрон не подался в патронник. Я опять дернул, с ужасом глядя, как жуткий монстр повернул голову в мою сторону и, издав нечто вроде «Лииипхааа», направился в мою сторону, шлепая мокрыми ступнями по полу. А я все дергал и дергал затвор, ничего не понимая, бешено тараща глаза на приближающийся кошмар.
- Лииипхааа... Эээхооо яяя! – прошипел монстр, приоткрыв зубастый рот.
Я вскрикнул и швырнул злополучный автомат в бледное существо, вылезшее из бедного Дохляка. Калашников ударил тварь прикладом в плечо. Чудовище отлетело к стене, словно в нем было всего ничего веса, а я, не переставая кричать, понесся к двери, ведущей в комнату ожидания. Не останавливаясь, выбил ее плечом и ввалился в просторное помещение со стоящими по периметру диванами. Лампы над головой мигнули, и в воцарившейся вокруг на секунду темноте мне почудилось, что вся комната заполнена бледнокожими монстрами с изломанными конечностями. И я заорал так сильно, как только мог. Ноги несли меня прочь: мимо комнаты охраны, прямо к лестнице на второй этаж. Ступени летели под подошвами, как мне казалось, с безумной скоростью. Пару раз я спотыкался, падая, норовя скатиться вниз, но каждый раз умудрялся удержаться и продолжал бегство.
Эти твари повсюду...
Упав, я непременно окажусь в их объятиях...
Не останавливаясь, я проскочил второй этаж, остановившись лишь на третьем, выглянул в коридор и увидел лежащие на полу два тела, наверняка принадлежащие моим товарищам, судя по форме. Неподвижно они покоились у двери в женский туалет: лицом вниз, раскинув руки с крючковатыми пальцами, ожидая своей очереди за билетами – кому в Рай, а кому в Ад. Кто это именно, я разбираться не стал, и, испугавшись, что и здесь из тел вылезут бледные монстры, вновь ринулся по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, но на этот раз, устремляясь вниз.
На втором, где меня вновь поджидал мрак, ибо лампы тут не горели, я выскочил в коридор и забежал в первую попавшуюся на глаза комнату, на которой висела табличка «314». Палата для сумасшедших: темнота, стены обиты войлоком, плюс полное отсутствие интерьера. Даже кровати нет.
Прикрыв за собой дверь, я уселся на пол, прислонившись к стене.
- Господи, Господи... Что это такое? Где я? Что здесь происходит? Боже... – спрятав лицо в ладонях, сквозь слезы шептал я. – Что это за твари такие...
Взгляд упал на торчащие из разгрузочного жилета рожки, и я понял, почему патрон не подавался. В горловине магазинов засохла моя собственная блевотина...
Но Бог мне не ответил, конечно же.
- Отче наш, Иже еси на небеси. Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небесах и на земле, - зашептал я слова молитвы, глотая слезы перемешанные с потом (температура еще сильнее возросла). За дверью послышались чьи-то шаги. Мое сердце учащенно забилось, а во рту пересохло, но я не останавливался. - Хлеб наш насущный дашь нам днесь; и оставь нам долги наши, якоже...
Некто приблизился к двери моего временного убежища...
-... и мы оставляем должникам нашим...
Дверь стала медленно открываться, а я зашептал еще яростнее, взывая к Богу:
-...и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.
Дверь отворилась, обнажив темный коридор. И я никого не увидел. Тишину нарушало лишь мое сиплое дыхание.
Вжимаясь в мягкую стену комнаты, я спросил: «Кто здесь?», - но ответа не получил.
Никого... Если бы это была та тварь, то...
У них тонкая, скользкая кожа и мягкие прикосновения. А укусы их челюстей почти безболезненны. Они ходят следом за живыми, а живые порой ходят за ними. И те, кто ходят за ними постоянно, встают в их строй, строй Мертвянников. Те, кто поддаются им, становятся Мертвянниками...
Меня передернуло от этой странной мысли. Не принадлежащей мне мысли.
Я поежился и поднялся на ноги, не переставая вглядываться во тьму за порогом палаты. Когда из черноты неожиданно возникло бледное, ухмыляющееся лицо Бизона, я вскрикнул то ли от испуга, то ли от счастья и бросился к сослуживцу. Слезы текли, не переставая, из моих глаз, а пропитанное потом снаряжение тянуло к земле сильнее всех грехов, накопившихся на плечах за долгую и насыщенную жизнь...
- Боже, Бизон, Бизон! Ты здесь! Дохляк и Шайзе мертвы. Они мертвы! Я не смог включить генератор! Там что-то странное! Бизон, как я рад тебя видеть!
- Успокойся, Липа, - контрактник отстранился, вырвавшись из моих объятий. – Ну и воняешь же ты!
- Шайзе и Дохляк... – никак не желал умолкать я.
- Я знаю, что они мертвы. Все мертвы: Поляк, Плюс, Гусь, Баня... Даже снайперы... И научники почти все, но я не уверен. Те два типа, которые то ли из ФСБ, то ли из ГРУ, наверное, живы. А все остальные погибли.
Я остолбенел, не веря своим ушам. В голове никак не могло уложиться то, что все мои друзья, коллеги, товарищи... Все они мертвы... Как это вообще возможно? Ну нет, это ведь... Нет!
- Нет, – повторил я вслух, окончательно падая духом.
- Да. Мертвянники всех убили. Они очень ловкие и живучие, бестии. Тебе повезло, что ты ушел в подвал.
- Как это случилось?
- Не здесь. Пошли за мной, - с этими словами Бизон щелкнул фонариком и пошел куда-то, подсвечивая себе дорогу. Я не стал спорить и побрел следом, все еще пребывая под впечатлением от услышанной новости.
Все эти парни. Мы прошли через многое и многое выдержали. В нас столько раз стреляли, столько раз ранили пулями и осколками, что казалось, мы практически бессмертны, а тут... В этом чертовом Госпитале мы все полегли ни за грош. Ради каких-то прихотей шишек сверху.
Будь проклято начальство... Будь прокляты те командиры, которые посылают своих солдат на смерть...
- Пришли, - буркнул Федор, выводя меня из унылой задумчивости.
Я огляделся, но вокруг были все те же коридоры и палаты, что и прежде. Эти госпитали особо не блещут разнообразием обстановки, что тут поделаешь.
- Что здесь? – указал я на дверь, напротив которой стоял Коровин.
- Предоперационная, - петли скрипнули, пропуская нас внутрь, и взору моему предстала просторная комната без какого-либо интерьера. Я удивился этому, так как представлял медицинские кабинеты несколько иными, но виду не подал.
Бизон щелкнул выключателем на стене, и на потолке вспыхнула одинокая лампочка, дающая не так уж много света, как хотелось бы, но и эти жалкие крупицы «искусственного дня» подарили моей душе столь необходимое сейчас спокойствие. Мне казалось, что там, где есть свет, мне ничего не угрожает... Ничтожное заблуждение и только...
- Садись, - тени в спешке разбежались по углам, а посреди комнаты обнаружились два стоящих напротив друг друга стула, которых до этого не было. Федя указал на правый из них.
- Что мы тут делаем?
- Прикрой дверь.
Я послушался своего товарища, а затем рухнул на предоставленный стул: понятия не имел, что я так сильно устал.
- Ты хочешь узнать, как все случилось? – с кряхтением усевшись напротив, Коровин закурил папиросу и, дождавшись моего кивка, продолжил. – Все произошло очень быстро. Парней достали, когда они оборудовали помещение для головастиков: Поляк, Баня, Плюс, Гусь и всех ученых. Двое тех типчиков успели запереться в соседней комнате и не открыли ребятам, когда те колотили в закрытую дверь. Бледные твари выскочили словно из-под земли...
- Где это было?
- В этой самой комнате.
Я внутренне похолодел от этих слов и спешно заозирался, но ни трупов, ни потеков крови не увидел.
- Не спеши, ты еще увидишь их, Липа. Мне продолжать?
Рукавом я вытер пот со лба и кивнул вновь.
- Не знаю, что случилось с силовиками, но я о них больше ничего не слышал. Они там, в операционной, - Бизон мотнул головой в сторону второй двери, ведущей из комнаты. – Снайперы тоже готовы. Оба упали с крыши, и не спрашивай, как они умудрились. Шайзе и Дохляка ты сам видел.
- А где ты находился в этот момент?
- Я искал тебя, друг мой сердечный, - улыбнулся Федор во всю ширь своего рта и, затушив истлевшую сигарету, закурил новую.
Вот тебе и дела. А откуда тогда он все это знает?
- А откуда ты все это знаешь?
- Понимаешь, это место... Тут ничего не остается сокрытым, но при этом оно полно тайн, просто все они неподвластны нашему пониманию. Вот я, например, теперь знаю, откуда являются твари, заполонившие наш Город.
- И откуда? – с непониманием перебил я товарища.
- Отсюда, верблюд ты эдакий! Ты пробыл здесь столько времени и до сих пор ничего не понял? Хотя... Наверное, это потому что ты все еще светишься! Вот Город и не посвящает тебя в свои секреты. Тебе еще повезло, что Жители не могут сюда пробраться. Мертвянники не дают им ходу в Госпиталь! Не будь их, Город был бы уже абсолютно иным.
Я ровным счетом ничего не понял из рассказа сослуживца, больше напоминающего бред обкурившегося торчка. Заметив мое смущение и недоверие, Бизон рассмеялся:
- Ты не понимаешь, о чем я говорю. Позволь предупредить тебя, а, Липа?
- Попробуй, - кажется, радость от встречи уже прошла, уступив место опасениям, ибо нынешний Коровин внушал мне доверия намного меньше, чем прежний.
- Когда встретишь Мистера Пик, хорошенько подумай, стоит ли оно того. В Городе тебя может ждать сама Судьба, Липа. А она всегда была жестока.
- В каком смысле? Откуда ты знаешь про Мистера Пик? – Бизон не ответил, лишь усмехнувшись и пустив струю дыма в потолок. – Что ты имеешь ввиду? Я могу вырваться отсюда?
Но ответа вновь не получил.
О Мистере Пик мне сказала Стена тьмы, но откуда о нем знает Бизон? Почему он с таим благоговением произносит слово «город»?
- Да помоги же мне хоть как-нибудь! – вскричал я, не выдержав отстраненности товарища.
- Ты встречался с Расколотыми? – глядя с нескрываемой усмешкой, спросил меня Бизон, сбив с толку резкой сменой темы.
- Какими еще расколотыми?
- Значит, не встречал... Надеюсь, ты не станешь одним из них. Здесь выбор невелик: либо Расколотый, либо Мертвянник. Так решила Судьба. И... подумай, прежде чем делать выбор между Госпиталем и Городом, – с этими словами Федор сделал глубокую затяжку и, когда я уже хотел что-то сказать, выдохнул густой, кислый дым прямо мне в лицо. Я закашлялся, глаза защипало, словно в них брызнули луковой выжимкой.
- Что ты делаешь! – прохрипел я, сгибаясь пополам от боли в глазах, а в ответ услышал лишь басовитый смех. – Ублюдок!
Не прошло и пяти секунд, как зрение окончательно покинуло меня. Испугавшись того, что ослеп, я попытался вскочить со стула, но получил толчок в грудь и упал на пол. Перебинтованными пальцами я истово тер глаза, но это ни капли не помогала развеять воцарившуюся кругом тьму. И тогда я испытал на себе, что значит «отчаяние»...
- Ты ничего сейчас не видишь, Липа. Но не бойся, ведь это ненадолго. Скоро боль пройдет, и ты увидишь все то, чего не видел прежде. А я ухожу. Меня уже зовут, слышишь, Липа? Они зовут меня, задержался я здесь только ради тебя, приятель.
- Постой! Бизон! Как мне выбраться отсюда? – щурясь сквозь слезы, я пытался понять, откуда идет голос, но это никак не удавалось.
- Ищи Мистера Пик, если ты действительно этого хочешь. Прощай, - хлопнула дверь, и я буквально физически почувствовал, что опять остался один, но на этот раз в еще более беспомощном состоянии.
Но Коровин не соврал. Боль бушевала еще с минуту, не позволяя предпринять какие-либо меры или даже подумать о чем-то насущном, а потом стала сходить на «нет». Сперва тьму сменило мутное стекло, сквозь которое можно было различить лишь размытые пятна вокруг меня, затем невидимый чистильщик окон медленно стал стирать пену с глаз, и мир вокруг стал приобретать четкие очертания. И, наконец, зрение окончательно пришло в норму, а боль прошла, словно ее никогда и не было.
Но лучше бы я все еще был слеп.
Та же комната, те же стулья, у лампочки теперь порхают невесть откуда взявшиеся мотыльки, а вокруг меня лежат окровавленные, растерзанные тела, и среди этого кровавого месива смутно угадывались очертания людей либо в камуфляже, либо в полевой форме ученых, окрашенной в оранжевые цвета. Вскрикнув, я вскочил на ноги, озираясь: черт, даже не разобрать кто где! Ребят словно через мясорубку пропустили!
От этого ужасного зрелища меня вновь вывернуло желудочным соком. Взглянув на себя, я увидел, что одежда вся заляпана кровью, до сих пор сочащейся из этих кусков истерзанного мяса. Я вскрикнул и, не в силах терпеть все это, сорвал с себя разгрузку, бронежилет и куртку, оставшись в одной лишь майке, но легче не стало. В панике, с желанием поскорее выбраться из этой проклятой комнаты, где, как и говорил Бизон, полегла вся экспедиция, я метнулся к двери и распахнул ее. Скудный свет лампочки воспользовался случаем захватить новую территорию и спешно прошмыгнул в открывшееся моему взгляду помещение, но это оказалась операционная, а не коридор второго этажа. И то, что я увидел в ней, мне еще более не понравилось, чем тела боевых товарищей: стены комнаты были усеяны отверстиями разного диаметра, напоминая норы каких-нибудь мелких зверей или насекомых; пол покрывали густые заросли лохматой багровой плесени, чьи стебельки слабо покачивались, соблюдая неслышимый такт. Несколько секунд я с недоумением взирал на все это странное «великолепие», наводящее на мысли о пейзажах других планет, но тут из одной норки в стене слева выскочило что-то невероятно быстрое и исчезло в одном из отверстий в стене напротив. Из-за безумной скорости существа, я не смог рассмотреть что-либо, кроме продолговатого тела коричневого цвета, но и этого мне хватило, чтобы спешно закрыть комнату и выскочить через другую дверь в коридор.
Вот уж дудки вы возьмете меня, твари...
Кажется, я уже перестал удивляться творящимся кругом странностям и мерзостям.
Кажется...
Тяжело дыша, я стоял, прислонившись к двери. Над головой жужжали, испуская слабенький свет, лампы, а перед глазами все стояла картина, увиденная в предоперационной.
Это была настоящая бойня, бойня, мать ее так! Но им уже не помочь...
Надо срочно выбираться отсюда, немедленно! И для этого мне нужен какой-то Мистер Пик. Но не успел я толком что-либо путное сообразить, как остро ощутил, что в коридоре кроме меня есть еще кто-то...
- Эй, - тихонько произнес я, растеряно моргая и озираясь по сторонам, тут же позабыв о комнате с трупами позади. Когда прошло несколько минут, но мне так никто и не ответил, надежда на то, что это Бизон, угасла, уступив место иррациональному страху.
Здесь кто-то есть.
Я резко обернулся, припомнив фокусы Стены, но позади, как и впереди, был лишь полумрак слабоосвещенного коридора. Только сейчас я заметил, что уже ставший привычным запах корицы куда-то запропастился, а воздух вокруг свеж, словно в девственном, не тронутом человеком лесу.
Это все лишь разыгравшееся воображение и ничего более. Здесь никого нет и быть не может. Вот кто тут будет? Вокруг тишь да гладь!
Но уговоры слабо помогали. Я чувствовал чью-то незримую близость, одновременно понимая, что рядом никого нет, и это пугало меня еще сильнее. Казалось, стоит лишь напрячь зрение, вглядываясь в темные углы коридора, как все сразу станет просто и понятно: на свет выйдет очередной монстр этого странного места, вежливо поздоровается и вполне дружелюбно сожрет меня. Но сколько я ни мучился, вертя головой, никто так и не показался.
- Эй! Кто здесь? – в ответ в ушах возник слабый писк, напоминающий последствия близкого взрыва, но намного тише.
Тварь уже сзади, она заносит лапу для решающего удара, нацеленного между лопаток...
Я явственно ощутил жжение в спине и отскочил в сторону. Обернулся, но никого не увидел, чего и следовало ожидать...
Они уже ползут по потолку, часто перебирая множеством лапок. Они уже знают, что лягут спать сытыми. Они уже надо мною, готовые напасть и впрыснуть яд в мягкую плоть...
Вскидываю вверх голову, закрывая лицо руками. Они уже там, готовы убить меня. На душе четкая уверенность, что сейчас мне придет конец... Но опять не обнаруживаю никакой угрозы.
Чернота размеренно течет по коридору, чувствуя близость сладкой, вкусной жертвы, застывшей в страхе в каком-то десятке метров. Поглощая тускло светящие лампы, она приближается прямо из-за спины...
Поворот вокруг своей оси, против своей воли, ведь я уже знал, что никакой черноты нет...
Но она была. Она заполнила весь коридор. Они двигалась в мою сторону, суля покой темноты и забвение среди душ подобных мне людей, оказавшихся когда-то здесь...
Я остолбенел, но лишь на пару секунд, а потом рванул в сторону лестницы.
Чернота быстрее меня, она уже щекочет спину своими липкими щупальцами, предвкушает трапезу, скаля беззубый рот. Она наслаждается моим страхом...
Я бежал так быстро, как только мог. Ослабевшее тело плохо слушалось, а конечности ныли, но ужас подстегивал двигаться, не давал упасть на пол и свернуться калачиком, ожидая кульминации. Двери кабинетов проносились мимо, и коридор все не желал заканчиваться, растянувшись на многие километры.
Я обернулся набегу, но черноты уже не было.
Либо я оторвался, либо...
Господи, да что же происходит?
Мне хотелось сесть и передохнуть, но это было бы непростительной роскошью в подобной ситуации. Поэтому я лишь сжал покрепче дрожащие кулаки и зашагал дальше, сопровождаемый непереносимым параноидальным ощущением чьего-то присутствия рядом.
Когда впереди показался поворот, ведущий к лестнице, писк в ушах неожиданно усилился, переступив в одно мгновение порог терпимости и незаметности. Головная боль моментально пробудилась пульсацией в черепной коробке, а глаза вновь заболели и начали слезиться. Я захрипел, падая на колени, тщетно закрывая уши ладонями в надежде спастись от всеразрывающего писка, закричал, но не услышал собственного голоса...
Писк набрал силу и его новой атаки мой разум не выдержал, уходя в спасительное забытье...
Очнулся я от чьего-то легкого и осторожного прикосновения к руке.
Алена. Она простила меня. И об этом я мечтал все время. Всю ночь мы занимались сексом с такой яростью, что у меня болит тело до последней косточки.
Она всегда смущалась будить меня утром и делала это вот такими легкими прикосновениями или шепча на ухо всякие нежности. Я улыбнулся, не открывая глаза, представив ее виноватую улыбку и хитринку, блуждающую во взгляде. Ведь эта хитринка обещала хорошее начало для дня.
- Алена, - прошептал я, ощущая, как нежный пальчик ведет линию вдоль моего позвоночника, и от этого движения по телу пробежала дрожь предвкушения.
Мягкая постель, любимая девушка и уйма свободного времени, - что еще надо для солдата, измотанного войной?
Возлюбленная положила ладонь мне на затылок, провела ей ниже, к шее...
И ухватилась за нее, с пугающей силой сжимая горло!
Я захрипел и открыл глаза: серый пол Госпиталя, запах корицы и плавящая душу жара. Иллюзия растворилась, уступая место беспощадной реальности. И Алены тут быть не может... Резким движением крутанулся, переворачиваясь на спину... И не сразу сообразил, что меня никто уже не душит. Еще одна галлюцинация, навеянная безумием этого дьявольского места.
Мне нужен этот чертов Мистер Пик!
Тут же вернулось ощущение чьего-то присутствия, но на этот раз оно было обосновано: напротив, у самой стены сидело какое-то странное человекообразное существо. Кожа его сверкала идеальной белизной, отражая слабый свет ламп; вполне человеческая фигура, разве что отсутствовали какие-либо признаки половой принадлежности... А еще, у странного существа не было лица. У меня даже появилась странная идея, что его сточили наждачной бумагой, оставив гладкую поверхность там, где прежде были скулы, нос, рот, брови, глазницы и уши.
«Манекен», - подумал я, в спешке поднимаясь с пола.
И самое страшное, что не ясно, опасен ли этот безликий парень или нет.
Безликий же сидел на корточках, не произнося ни звука – еще бы, чем ему их произносить, если нет рта – и качаясь из стороны в сторону, словно маятник часов. Руки как-то странно вывернуты, как будто существо пытается почесать спину, но не может никак дотянуться до чешущегося места.
Я уже было открыл рот, что бы сказать что-нибудь, привлекая внимание существа, но резко передумал. Сомневаюсь, что это и есть тот самый Мистер Пик, которого мне надо найти, чтобы выбраться в нормальный мир. Да, нормальный мир, ибо этот мир не может быть тем, в котором я прожил всю свою жизнь. Наверное, какое-нибудь параллельное измерение, суть которого, как сказал Бизон, человеку не понять.
И почему я не удивлен этой мысли? Более рядового события, чем путешествие в другую реальность, представить тяжело, не так ли?
Пусть сидит и дальше этот безликий сыч, а я пойду искать выход.
Но, как я увидел мгновение позже, существо было здесь не одиноко: на протяжении всего коридора сидели и стояли подобные ему твари, но, при этом, немного отличные – кто поведением, а кто и внешностью. Кто-то нацарапывал какие-то странные иероглифы на стене, кто-то метался взад и вперед, не находя себе место и иногда даже хватая за руки рядом находящихся (один такой «активист» подскочил к лежащему рядом в позе эмбриона и принялся колотить его ногами в живот, жестикулируя при этом), кто-то бился головой о стену, кто-то рассматривал собственные руки, а кто-то отмахивался от чего-то невидимого мне.
Расколотые...
Чересчур медленные или, напротив, слишком быстрые дерганые движения, странные, малопонятные действия, лишенные на мой взгляд всякого смысла.
Душевно больные...
Точно, душевно больные. Никто иной, именно они.
Прежде здесь была психиатрическая лечебница.
Психушка посреди города? Глупее не придумаешь...
Переполняемый странным спокойствием, я пошел вперед, мимо этих ребят. Двигался осторожно, пытаясь не привлечь к себе внимание резким движением или случайным прикосновением. Вокруг парило зловоние испражнений, смешанное с кислым духом пота и, почему-то, горьковатым запахом чернил.
Сколько их здесь? Десятки? Намного больше: заглянув в одно из окошек запертой комнаты с номером «156» я увидел, что и там сидят трое расколотых. Но задерживаться было нельзя. Я чувствовал, что это может быть опасно.
Когда я уже подошел к повороту, среди белых худых ног безликих мелькнуло что-то черное и лохматое.
Черный кот: пушистый хвост трубой, слегка порванные по краям уши, длинные усы, плавные движения, - он глянул в мою сторону своими желтыми глазищами и нырнул за угол.
Мистер Пик...
Я рванул вперед, больше не заботясь об осторожности, ведь этот кот – мой ключ к двери, ведущей отсюда. Расталкивая локтями безликих сумасшедших, я, словно ледокол, неудержимо продвигался вперед, но волновался я зря: стоило добраться до поворота, как взгляду вновь предстал черный котяра довольно матерого вида. Зверь сидел у очередной двери и с невозмутимым видом вылизывал заднюю лапу, всем своим видом показывая полное безразличие к происходящему. Но, завидев меня, тут же забросил чистку шерсти и побежал мимо лестницы.
Я поспешил следом, явно не успевая. И я уже сделал свой выбор, ведь чтобы меня ни ждало в нормальном мире, какая бы Судьба ни была предназначена, я все равно намерен выбраться из этой психушки, где из трупов рождаются жуткие чудовища, а люди гибнут словно мухи на клейкой ленте...
Расколотые люди остались позади, а я и Мистер Пик, оказавшийся обыкновенным черным котом, бежали по коридору. Я уже не догонял его, нет... Мы бежали рядом, плечо к плечу, и я почувствовал, как нагревается камешек, отданный мне Стеной тьмы, и набегу вытащил его, тут же сжав крепко в кулак.
Коридор все тянулся, напоминая взлетную полосу, мне казалось, что мы развили такую безумную скорость, что еще чуть-чуть, и ноги оторвутся от пола в полете. Эйфория от движения буквально затопила меня...
Я безудержный жар, струящийся по жилам!
Я птица, живущая под землей, но вырвавшаяся на волю!
Я умер, переродившись в новом теле, более совершенном!
Я шел в кромешной тьме слепоты, но прозрел!
Я тот, кто вернулся!
Я устремляюсь вперед, словно океанская волна, и сметаю все на своем пути!
Я сумасшедший!
Я хотел поблагодарить Мистера Пика за все, что он для меня сделал, но кота рядом уже не было. Это меня испугало, как пугает маленького ребенка одиночество в темной комнате, и я попытался затормозить безумный бег, кружащий голову и сливающий в одну неясную полосу двери палат для умалишенных, но лишь споткнулся... Падая, закрыл глаза и подумал, что после такой скорости превращусь в кровавое месиво, столкнувшись с полом, но удара все не было. Осторожно приоткрыл веки и увидел, что лечу вертикально вниз, по краям все так же мелькают двери, а впереди уже видится тупик, обрывающий коридор.
И мне не было ни капли страшно, ибо я летел...
Но скоро серый колодец кончился, и когда до смерти осталось всего несколько метров, камешек, зажатый в руке, вспыхнул неудержимым жаром, и я, вскрикнув, разжал кулак. Стена, об которую мне было суждено разбиться в лепешку, пошла волнами, и я словно влетел с размаху в теплый кисель. Мышцы непроизвольно сокращались, попытки сделать вдох не удавались. Я заметался в малиновой жидкости, в которую угодил со всего маха, в надежде всплыть. Свет над головой, пропускаемый близкой поверхностью, тускнел и отдалялся, забирая у меня надежду на спасение.
Я попытался заорать, но горький кисель заполнил легкие, топя рвущийся крик...
- Сержант, я нашел его!
- Где? Доложите, что с ним!
- В женской уборной на втором этаже. Зрелище не из приятных, но он жив. Здесь унитаз выломан, кажется, он оттуда и вылез.
- Как это понимать? Как это «оттуда и вылез»? Из унитаза, что ли? Как он мог вылезти из трубы, диаметром с мой кулак?
- Не могу знать, товарищ сержант. Спросим у него, когда оклемается!
- Пускай Шайзе осмотрит Липу.
- Шайзе на первом, товарищ сержа...
- Да мне насрать, где он! Пусть чешет на второй к вам!
- Есть, товарищ сержант!
Связь прервалась. Ругнувшись, Бизон попытался связаться с медиком, но тот не отвечал.
- Не было печали, вашу мать... – закидывая на плечо автомат, пробормотал Коровин и потащил бесчувственного Липу к выходу из туалета...
История восьмая. Первый в строю
© Copyright: Андрей Ташендаль, 2014
Свидетельство о публикации №214062600297
Свидетельство о публикации №214062600297
Рецензии