Окончательная синхронизация 22

Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2014/06/26/428



Берлин. 1910 год. Помещение морга.

–Карл, остановись, убери ланцет. Мне кажется, вы напрасно собираетесь вскрывать этого мальчика.

– Чего это вдруг? Ганс, ты что заболел? Тебя пугает перспектива работы с трупом ребенком? Это не укладывается в твои религиозные каноны? Мы хирурги, дружище Ганс, нам нужно вскрывать мертвых, чтобы лучше лечить живых!

– Какие к черту каноны, не болтай глупостей, Ганс! Он не мертвый! Я чувствую пульс, слабый нитевидный, но у него есть пульс. Проверьте дыхание! Что вы улыбаетесь, как идиоты? Катрин, дайте ваше зеркальце, я же знаю, оно всегда с вами! Ну же, не жеманьтесь!

– Ганс, ты такой странный, ты собираешься приложить мое зеркало ко рту этого мертвяка и хочешь, чтобы я потом без содрогания в него смотрелась? Извини, но поищи себе другое зеркало!

– Хорошо, бог с тобой, Катрин, но когда-нибудь твое жеманство сыграет с тобой злую шутку. Вот смотрите, на поверхности ланцета появляется помутнение – он дышит!

– Черт, опять искать среди кучи трупов кого-нибудь посимпатичнее. Ганс, раз уж ты спас этого маленького паршивца, значит, тебе и искать ему замену.

– Вот уж нет, пусть Катрин покопается в холодильнике, ей нужно научиться отличать мертвых от живых раньше, чем ты доверишь ей в руки скальпель.

– Ганс, это уж слишком! Это недостойно мужчины, ты… ты… гадкий!

– Как знаете, найдите самого достойного среди присутствующих, а я должен отправить его в больницу. Живому мальчику не место среди трупов и равнодушных хирургов. Не скучайте без меня.



Берлин. 1910 год. Больничная палата.

Мужчина в белом халате, по всей видимости доктор, сидит на краю койки. В его сознании, перегруженном делам и проблемами, бродят слова:

«Не умер сразу, значит, будет жить. Крепкая порода. В карточке про него ничего не записано. Скорее всего маленький бродяжка, он бы просто замерз на улице, как сотни других, но ему повезло оказаться в больнице. Надо заявить в полицию, и отправить мальчишку в приют, как встанет на ноги».

Мальчик с трудом открывает глаза и слабым голосом просит:

– Пожалуйста, не зовите полицию и не отправляйте меня в приют!

– Я что сказал это вслух? – удивляется доктор.

– Не знаю, – отвечает мальчик, – но вы же подумали об этом.

– Как тебя зовут, мальчик?

– Вольф… Вольф Мессинг. Вы не смотрите, что я маленький и худой, я страсть какой шустрый. Не отдавайте меня в приют, доктор, я могу у вас полы мыть и вообще любую работу… 

Мальчик смотрит на доктора жалобно, в его взгляде таится робкая надежда на чудо. Уже очень давно ему не приходилось вот так проснуться в кровати под одеялом, в теплой комнате, а не в заброшенном подвале под вонючими тряпками. Доктор внимательно смотрит на мальчика, ничего не говоря, гладит его по голове, поправляет одеяло и уходит, не сказав ни слова.

***

Я готов был смотреть сон бесконечно, настолько заинтриговала меня судьба мальчика. Еще бы, это же основополагатель самой возможности читать мысли, человек, доказавший возможность воздействия на человеческое сознание и унесший секрет своего мастерства в могилу. Кто подсунул мне этот сон, с какой целью? Не знаю, но очень хочу досмотреть фильм до конца. Очень хочу.

Внезапно храп оборвался. Пока куратор могуче храпел во сне, нам это совершенно не мешало. Храп успокаивал, убаюкивал, подтверждал, что пациент скорее жив, чем мертв. Но сейчас храп исчез. Словно кто-то поставил точку в предложении. Тишина ударила сильнее взрыва. Неужели мы проморгали куратора, неужели что-то случилось? Мы ошалело вскочили, коротко переглянулись, и бросились в медотсек. Очумевший от короткого, но крепкого сна куратор, смотрел на нас квадратными глазами, потом засмеялся и повалился обратно на лежанку, с которой только что пытался встать.

– Вы бы хоть срам прикрыли! – заикаясь от смеха, предложил он.

Вот же черт! Поспешили, понимаешь на помощь умирающему, а о собственном виде не позаботились. В самом ведь деле стоим перед мужиком в чем мать родила – бойцы спецназа! Выкатились мы через двери, едва успев их открыть, а то бы и сломали к черту. Куда им хлипким устоять против объединенного напора двух застыдившихся десантников. К счастью на этот раз одежа осталась в целости и сохранности, так что с гардеробом проблем не было. Жаль только сон не досмотрел, что там дальше было? Эх, ну что ему стоило поспать еще часок?

– Вот что, бойцы! – едва сдерживаясь от ехидных ухмылок, начал наше микросовещание куратор. – Расклад такой – на текущий момент я возвращаюсь в строй и признаюсь ограниченно годным к бою. Задача номер раз – определиться где мы, от этого зависят все дальнейшие шаги. Если они еще будут…

– Как определяться будем, если ничего нельзя включать? На деревья полезем, местность обозревать?

– На деревья? Тоже вариант, но хлопотный и малопродуктивный. Вы там чего-то талдычили про какое-то лесное зрение, типа через пташек-зверушек можно на мир взглянуть. Можно его использовать?

– Не поможет! – покачала головой Эва. – Я пыталась еще тогда, во время атаки десанта, оглядеться по сторонам. Повсюду тайга, сплошная, дикая. Не видно никаких следов человека, кроме той просеки, в которой мы рухнули. Да и она не очень длинная. Такое впечатление, что рубили из центра леса, а потом все бросили и улетели на вертолете.

– Что улетели не верю, не такие правила в этой игре. Тут всех и положили, в землю закопали и даже надпись не написали. Потому как не положено никаких надписей.

– Так ведь тут не десять, не двадцать человек работало… – Эва осеклась, зажав рот ладошкой.

– Спецобъект! Этим все сказано. Исполнители – зеки. Работа выполнена, исполнители списаны подчистую. Главное соблюсти тайну, а концы не в воду, понадежнее прячут, чтобы зверье не раскопало, охотник случайный не набрел.

– Мамочка родная, как же так можно? Это ведь живые люди, не по-людски это, не по-божески!

– Нешто тебе убийц, насильников жалко стало? За каждым из них не по одному мокрому делу стоит. Да их за такие дела не просто убить нужно, а перед тем на горячей сковородке жарить в кипящем масле и другим показывать, чтобы неповадно было. Конченные это люди, отбросы, гнилье.

– Вы-то откуда знаете?

– Откуда я это знаю, тебе знать не положено! – отрезал куратор, нахмурившись. – Хотел бы не знать, да судьба по-другому распорядилась.

– Ладно, проехали! Если Эва не может увидеть дороги, то в любом случае нам придется как-то задействовать возможности этого объекта. Есть же тут какие-нибудь компьютеры, интернет, карты, – я постарался перевести разговор в другое русло. Ну не политикой же сейчас заниматься, как малые дети, нашли время препираться.

– В картах я разберусь, а вот с остальным, – куратор замялся, – не силен. Нас этому не учили, по верхушкам пробежались, как дети в школе, и хорош.

– Компьютеры я беру на себя, вы мне только покажите, как до них добраться, – приняла решение Эва. – Или есть еще кандидатуры?

– Не-е-е, я в них не силен. Если что перетащить, подключить – зови на помощь, а лазить в сетях слабо.

– Значит расклад такой! – куратор хлопнул себя по коленкам. – Есть вероятность, что можно с этой базы уйти по-быстрому. Нужно только знать направление и расстояние до точки доставки.

– А что значит по-быстрому? Ракетой что ли?

– Почти угадал. Еще раз повторяю – это спецобъект и на нем должны быть предусмотрены средства экстренной эвакуации персон с уровнем ноль и один.

– А остальных как эвакуировать?

– Никак. Списание, объект ликвидируется целиком.

– А мы, к примеру, к какому разряду там или уровню по-вашему подходим? – неприязненно поинтересовалась Эва.

– Он, – куратор кивнул в мою сторону, – уровень первый, а ты четвертого, не ниже.

– А вы?

– У меня нет уровня. Я просто обеспечиваю все это. Обеспечиваю до самого конца, ухожу последним, если получится. И отвечаю за зачистку базы, такой вот расклад получается.

– Господи, как в другом мире. Нам все время твердили, что мы живем в самом человечном обществе, мы самые добрые, самые миролюбивые. А от ваших слов кровью брызжет и гнилью подвалов гестаповских.

– Чем же вам гестаповцы не нравятся? – зло ощерился куратор. – Они ведь тоже за счастье народное бились, как им его нарисовали, в башку вдолбили, за такое счастье для всего человечества и бились. А то, что пытали, на куски рвали, да иголки под ногти загоняли – так тоже с врагами боролись. Какие могут быть церемонии с врагами? Врагами народа! Ничего не напоминает словечко?

– Жестоко это все, грязно, подло! И напрасно вы из себя волкодава строите. Думаете, раз у вас защита есть, так нам вас вовек не прочитать? Да, не прочитать! Но я чувствую, что душа у вас добрая.

– Может и добрая, – куратор прищурился, пряча колючий взгляд в узких щелочках глаз, – только душа та под коркой мерзлой спрятана. Замерзла она, окоченела, как труп. Так что, девочка, не будем больше о душе. Не время, да и не место здесь о душе вспоминать.

– Хорошо. Не буду, командуйте, что дальше делать! – Эва зябко поежилась, словно холод, окружающий душу куратора достал и ее хрупкое тело.

Мы пошагали по полутемным коридорам к комнате, имеющей все необходимое для решения нашей задачки. Осталось только сделать это достаточно быстро, пока нас не вычислили и не прикончили, как крыс в мышеловке.

Непонятно чем руководствовался куратор, но он уверенно подошел к ничем не выделяющейся из ряда точно таких же двери и коротко рыкнул. Раздался явственный щелчок замка, дверь слегка приоткрылась. Вы вошли и огляделись по сторонам.

Сразу стало понятно, что боксов слева и справа от этого просто не существовало, двери в них были липовыми. В достаточно просторном помещении полукругом стояли компьютеры с выключенными экранами. На полках моргали лампочки сотен приборов, отражая состояние нескольких тысяч датчиков различного назначения. Не вставая с места можно было существенно влиять на жизнь этой базы.

Куратор сел к пульту и защелкал кнопками, тумблерами, запуская в работу нужное оборудование. Засветились экраны мониторов внутреннего наблюдения, показав нам пустые коридоры и помещения. Если верить им, то в каждой комнате базы установлено не по одному видеоглазку. Воистину спрятаться тут невозможно. Так что наше везение на старой базе можно назвать чисто случайным. Кто знает, может, где-то в архивах сохранилась запись нашей бурной встречи в коридоре. Вот кому-то будет удовольствие посмотреть. Хотя вряд ли там осталось, кому смотреть, пришла мне в голову грустная мысль.

Эва не дожидаясь дополнительного приглашения, плюхнулась в кресло перед ближайшим компьютером, и сосредоточено защелкала клавишами, пробираясь через хитросплетения каталогов и файлов. Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если не знаешь, есть она там или нет. Сплошные кодированные названия, ни одного человеческого названия. Хоть бы зацепочку какую-то разыскать, пометку: «Искать здесь!». Часы стремительно отщелкивали секунды и минуты, а информации ноль.

– Так нам год понадобится, чтобы хоть что-то раскопать, – простонала она. – Нужен ключ, зацепка, принцип.

– Ищите на наличие сочетания 12/67, – приказал куратор.

– А что это?

– Ищите, вам какая разница?

Поиск вывалил несколько тысяч строк с указанием файлов, в которых упоминалось данное сочетание. Если бы нам пару суток в запасе, нас бы такой результат порадовал. Но сейчас результат наводил тоску.

– Добавьте к поиску «Кассандра».

– Это что-то особенное, название проекта, базы, имя? – поинтересовалась Эва автоматически.

– Вас это ПОКА не должно интересовать, меньше знаешь…

– Как скажете, Кассандра, так Кассандра! – поморщилась Эва. В ее работе был принят несколько иной стиль общения.

Дополнение сузило результат до единственной строчки. Вот так фокус!

– Кассандра – название проекта, в котором вы участвовали. Спасибо и отойдите от терминала, эта информация опасна для жизни.

– Куда уж опаснее? – обиделся я. – Мы тут буквально в лепешку раздавлены, с дерьмом смешаны, а вы говорите «опасно для жизни». Может, хватит уже играть в ваши гэбэшные игры? Не надоело?

– Игры, говоришь? – куратор скрипнул зубами, желваки заиграли, глаза сузились, как у змеи перед броском. – Не суди о том, чего не знаешь, пацан! Я в эти «игры» уже двадцать лет играю, и несколько раз играл в ящик, когда другие кукловоды первыми успевали взять меня на мушку. Ты хочешь узнать, что там по ту сторону жизни? Молчишь? Нет там ничего… темно и душно! Брехня все насчет света в конце и нет там ангелочков с крыльями! Нету, понимаешь, ни-че-го нету – пустота и холод. Холод, который подбирается к тебе, начиная с пальцев ног. Ты лежишь и чувствуешь, как смерть подкрадывается… тихонько… неспешно…

Он замолчал, глаза открылись широко, зрачки расширились, словно куратор действительно уходил сейчас в тот мир. Он тонул в воспоминаниях, забыв о нас, о базе, о проекте – он остался наедине с собственной смертью.

– Эй, – окликнула Эва.

Куратор вздрогнул, тряхнул головой, отгоняя призраки прошлого, и посмотрел на нас более осмысленно. Посмотрел по-другому, словно оценивал, взвешивал, прикидывал, достойны ли мы той тайны, что скрывается в этом документе. Достойны ли мы разделить с ним ответственность знания опасных секретов.

– Послушайте, – я решил вмешаться в процесс, – вы же знаете, что по роду работы я знаю очень много. Разве само это знание не подписало мне давным-давно смертный приговор? Вам кажется, я что-то меняю в своей судьбе, делая попытку узнать еще капельку ваших страшных тайн? Сами же говорите – двум смертям не бывать!

– Черт с вами, – он махнул рукой, – мое дело предупредить, а там хоть трава не расти. Открывай документ, будем читать и думать, что в нем для нас хорошего.

Документ оказался совсем коротеньким, всего пара страничек. Нам бы обратить внимание на местоположение документа, может ситуация не стала бы вконец катастрофической, но мы прилипли к экрану, вчитываясь в строчки. Эти две странички перевернули наше представление о той ситуации, в которой мы оказались совершенно случайно.

Во-первых, база оказалась не «нашей». В какой-то мере документ подтвердил догадки, возникшие у нас с Эвой еще на базе – мы не были «государственной собственностью». Нас «прихватизировали», просто изъяли из оборота государства, замаскировав изъятие аварией на объекте. Все произошло именно в период первой чистки, очень она вовремя подвернулась – убрали лишних свидетелей, разорвали лишние связи, а потом вывезли «ценное имущество» и взорвали все к чертовой матери.

В документе смерть людей и взрыв базы именовались очень сухо – зачистка объекта по пятой категории. Я после операции блокировки памяти очнулся уже на новой базе, похожей на прежнюю, как близнецы братья. Смену персонала мне объяснили вахтовым принципом работы персонала – прежние отработали вахту по контракту, привезли новых. Мое измененное сознание достаточно легко приняло грубую ложь.

Во-вторых, изъятие не прошло незамеченным. Некая силовая структура, находящаяся в прямом подчинении высокопоставленного чиновника, отследила процесс и выявила факт перемещения базы. Агенты, получившие и передавшие эту информацию, не смогли уйти от возмездия, и были уничтожены службой безопасности наших новых хозяев. Но факт оставался фактом – в нашей собственной стране существовало как минимум еще одно ведомство, интересующееся нашим существованием. Точнее моим существованием, если отбросить ложную скромность. О способностях Эвы и возвращенной памяти куратора никто кроме нас не знает.

В-третьих, наши новые хозяева, выйдя из под опеки государства, остались подчинены непосредственно… кто бы мог подумать… президенту. Вот так сюрприз – называется: вышли через одну дверь и вернулись через другую. Ай да президент, ай да сукин сын – как он ловко оттяпал себе жирненький кусочек чрезвычайно перспективной государственной собственности. Личные сенсы на службе его величества!

В-четвертых, противоборствующее нам ведомство имело четкую задачу: «Поймать или уничтожить!» Это вам не проделки злобных сенсов в просторах ментальных полей. Простые человеческие приказы, ясные и однозначные. Сможете поймать – поймайте, иначе – положение должно стать однозначным.

Получается, что нападение на меня и последующая буча на базе просто совпали по времени с приказом ведомства о нашей ликвидации. Или…? Лучше даже не думать, на чьей стороне сейчас тот сенс.

– Доннер ветер, вашу муттер… – сплюнул куратор, – как же все плохо!

Внезапно по экрану прошла рябь, текст исчезал на наших глазах. Файлы и папки таяли, как весенний снег под лучами солнца. Что-то или кто-то стремительно уничтожал информацию.

– Что происходит? – заорал я от неожиданности. – Ты что-то делаешь? Я не успел дочитать…

– Нечего уже читать… и я ничего не делаю… сижу, дурака валяю, – сквозь зубы процедила Эва, лихорадочно стуча по клавишам. – Кто-то или что-то стирает информацию, похоже мы залезли в запретную зону. Можете считать, что они получили сигнал – с такого-то терминала вошли в базу документов.

– С чего ты решила? Мы же местную информацию читали!

– Сеня, дундук ты необразованный, в современном мире не существует понятия «местная информация». Для надежности она хранится на специальном сервере, защищенном тучей самых умных программ, и находящемся черт знает где. А мы получаем доступ к базе документов из любой точки пространства, если есть канал связи.

– Но мы же не вводили пароли, почему нас пустили в эту, как ты выражаешься, хорошо защищенную базу документов? В любом кино про это подробно рассказывают, показывают, как шпионы пароли подбирают.

– Сеня, это центр управления базой, он постоянно подключен к базе данных. Если человек находится здесь, значит, все необходимые допуски у него есть автоматически. Чужие здесь не ходят! Я понятно выразилась? Пароли за пределами этой комнаты и в кино. Случись что-то нештатное, требующее моментальной реакции и что? Оператор будет трясущимися руками набирать пароль, который вчера сменили, а ему не сказали или ноль с буквой «О» попутает или… в общем в подобных местах подключение постоянное, но контроль тоже постоянный.

– Почему же тогда они нас засекли, как ты выразилась?

– Потому что ЭТОТ документ нам не положено было читать. Есть механизмы, контролирующие контекст открываемых документов. Как только мы дошли до контрольного слова, сработала ловушка, и информацию начали уничтожать. На всякий случай, во избежание так сказать!

– Мальчики-девочки, может, потом поспорим о прелестях компьютерной жизни? Если нас засекли, значит, сейчас они начинают думать, кто именно получил доступ и не связано ли это событие с нашим неожиданным исчезновением. Пришло время быстро делать ноги.

– Делать-то что? Ничего особенного мы из этого компьютера не узнали. Вы про карты говорили, может они помогут?

– Не помогут, нет здесь карт, не нужны они были им. С этой базы людей ЗАБИРАЮТ или ОСТАВЛЯЮТ здесь навечно. Пешком отсюда никто не уходит!

– Но вы же говорили про средства срочной эвакуации…

– Раз говорил, будем пробовать. За мной бегом, след в след, не отставать, марш! – скомандовал куратор и ринулся к выходу из комнаты.

Мы бежали по коридорам, задыхаясь от нехватки воздуха, обливаясь потом, с трудом поспевая за куратором. Вот же лось, ему пулю в живот всадили пару часов назад, а он бежит как спортсмен-разрядник на разминке. Я бежал последним, уперев взгляд в спину Эвы, точнее в ту часть, что пониже спины – и зрелище приятное и за ногами можно следить, все-таки команда была «след в след». Господи и вот это чудо мы на базе называли воблой в юбке? Ослы слепошарые, от таких аппетитных подробностей, взлетающих при каждом ее шаге, можно совсем голову потерять.

– Сеня, – услышал я ее мысленный призыв, – оставь свои маньячные наклонности! Лучше думай, что нам делать, если удастся отсюда смыться!

– Есть отставить, товарищ генерал! – мысленно козырнул я и звякнул виртуальными шпорами. – Не поверишь, но мыслей о будущем в голове нет.

– Почему же не поверю, охотно поверю. В твоей голове только одна паническая мысль – ну почему мы не догадались захватить несколько упаковочек с бифштексами?

– А что? Правильная мысль! Если останемся живы, опять есть захочется, а там и еще чего…

– Сеня!

– Понял! Раз-два, раз-два… ну хоть успели себя порадовать! – не удержался я от шутки.

Куратор неожиданно остановился и мы с Эвой по очереди воткнулись в него, несомые инерцией. Он охнул от боли, схватился рукой за бок, скривился и посмотрел на нас с немым укором. Ну, заболтались, извини, командир, больше не повторится, – прочитал он покаяние в наших глазах.

– Вариант номер один, – прокомментировал он открывшуюся нам после его звериной команды картину.

Огромный зал, больше похожий на пещеру вырубленную в скале, скупо освещенный аварийными лампочками. В дальнем конце пещеры несколько тоннелей, в черные жерла которых уходят тоненькие ниточки рельс. Нечто похожее на композицию самолета и ракеты закреплено на большой тележке. Летательный аппарат размером с лимузин, с небольшими стреловидными крылышками и массивными ускорителями, приделанными снаружи корпуса. Тележка, установленная на рельсах, должна была по замыслу конструктора донести ракетоплан до точки выхода, а дальше уже своим ходом.

– Прямо как у Джеймса Бонда! – восхитилась Эва, я же смог только глубокомысленно почесать в затылке.

– Круче! Там фикция, фанера и монтаж, а тут реальный ракетоплан, то есть самолет с ракетным двигателем. Вместимость пять человек. Дальность полета, как у тактической ракеты, до шестисот километров. Управление, правда, отсутствует, на случай, если в кабине окажется непрофессиональный космонавт. При старте выбирается одно из трех направлений, в зависимости от переключения стрелки на рельсах.  Способ посадки – отстрел пассажирских кресел, снабженных парашютной системой, на пассивном участке траектории. Критерий – высота меньше тысячи метров.

– А это не опасно? Ракеты – это же перегрузки большие, к ним людей специально готовят, – с большим сомнением в голосе спросила Эвелина.

– Если выбор между смертью наверняка и смертью может быть, то обычно выбирают второе. Не бойтесь, в принципе система адаптирована под неподготовленных пассажиров, не увлекавшихся специальными тренировками. Неудобства будут, возможны мелкие травмы, но реальной угрозы для жизни не представляет.

– Давайте уж места занимать, а то, не ровен час, прилетят архангелы по наши души, – поторопил я.

Куратор откинул блистер ракетоплана и пригласил нас занять места в противоперегрузочных креслах. Пока мы примеривали ремни к различным застежкам и подгоняли их по длине, куратор озабоченно щелкал тумблерами, запуская систему.

– Ну что, прицепились? – обернувшись, спросил он скептически.

– Ага! К полету готовы! Поехали! – отрапортовала Эва.

– Ну, дык отцепляйтесь к такой то матери! Расселись, как у тещи на именинах! – неожиданно зло рявкнул он.

– С чего это?

– Топлива нет, вот с чего! Раздолбаи, даже тут все развалили! Не должно такого быть в принципе! – Бушевал он, выбираясь из кабины. – Колбасу могут не подвезти, прививку от гриппа не сделать, но страховку не проверить? Всех к стенке!

– Ну вот, я почти стала космонавтом, и такую возможность потеряла! Обидно! – грустно вздохнула Эва.

– Дело не в том, что не полетали, а в том, что и второе решение может оказаться в таком же состоянии. – «Ободрил» нас куратор. – Так что, господа космонавты, бегом на выход.

– Постойте, – уперлась Эва, – куда мы опять бежим? Может, огласите весь список наших возможностей? Вам не кажется, что перебирать их по очереди может просто не хватить времени?

– Как знаете, давайте остановимся и подумаем. Хотя остается единственный вариант, транспортировка в трубопроводе.

– Что значит в трубопроводе? Тут что специально трубопровод прокладывали?

– Небольшую его часть да. Дальше по существующим магистралям в любую точку страны. Успевай только курс задавать. Так должно быть на всех базах, это практически сто процентная гарантия ухода. Ракетоплан теоретически можно сбить, а вот трубу найти дело более хлопотное.

– А можно попонятнее? Мы, что наденем акваланги и поплывем в какой-то гадости?

– Нет, надевать ничего не будем, да и в нефти вы много не наплаваете. Нефть штука весьма агрессивная. Поплывет транспортная капсула.

– И далеко мы уплывем? До ближайшей насосной станции? – продолжала упираться Эвелина. – Как эту вашу капсулу через насос пропустят?

– А никак! Для нее есть обходные магистрали с входным и выходным шлюзом. В этих местах капсулы идут своим ходом, для того у них есть аккумуляторы и моторчики. Да не дрожите вы, тут институты работали не один год, чтобы это чудо сотворить.

– И куда же мы можем попасть по этим вашим трубопроводам?

– Да хоть куда!

– Тогда давайте сразу в Париж! Надоело бегать, хочется поспать и поесть нормальной пищи! – предложил я.

– В Париж не получится, система работает только в пределах России. Не можем же мы в чужих государствах обводные каналы строить. Тем более уже на границе с Украиной нас сольют в ближайшем леске в левую цистерну, – ухмыльнулся куратор.

– Тогда в Москву, там на самолет и в Париж!

– В Москву тоже нельзя.

– Москва – это же Россия, почему нельзя? Вы сами себе противоречите, – повысила голос возмущенная Эвелина.

– Существуют инструкции, запрещающие такой способ доставки в Москву и Питер – вдруг враг воспользуется возможностью, и доставит в столицу оружие массового поражения.

– Ага, а в другие города пожалуйста, хоть атомную бомбу?!

– Почему бы и нет? Вы, девушка, однобоко смотрите на проблему. А вдруг военные действия и враг захватывает тот же Новосибирск, к примеру? А мы ему свинью подсовываем через трубопровод? Как тогда?

– Все равно хреново! Ваши мысли направлены только на убийство! Чем ваши рассуждения отличаются от мыслей маньяка, замышляющего очередное убийство? Да ничем, в основном масштабами. Тот хоть не более одной жертвы зараз планирует прикончить, а вам подавай сразу тысячу или еще лучше пару десятков тысяч, чтобы страху побольше нагнать. Да вы… да у вас…

– Мы будем дискутировать, или двигаться куда-то?

– Слабо ответить, слабо? – Эвелина торжествующе встряхнулась и тотчас же опала, вспомнив, что спор вышел не по делу и не к месту. – Хорошо, ваши предложения?

– Новосибирск, чем плохо? Город крупный, оттуда выберемся, куда нужно обычным порядком. Да и связи кое-какие у меня там есть, – усмехнулся он многообещающе.

– И после этого мы мужики говорите о женской логике – нужно на запад, а поплывем на восток.

– Господи, ну а с чего вы решили, что Новосибирск на востоке? Откуда вам знать, где мы вообще находимся?

– Н-не знаю! – недоуменно захлопала глазами Эва. – Я просто увидела, что мы где-то здесь, а Москва там, – она махнула рукой налево, – ну и Новосибирск там, соответственно.

– Странно, странно, – куратор взглянул на Эву оценивающим взглядом, словно цыган на лошадь, – ты хоть сама понимаешь, откуда у тебя эта картинка?

– Может, вы сразу объясните, чем в вопросы-ответы играть?

– Окей, ты права! Из нас троих только я знаю местоположение базы, с которой мы вылетели. Только я могу приблизительно знать, где мы могли упасть, из расчета направления и времени полета. Неточно, плюс-минус лапоть, но нам особой точности не требуется. И вот теперь ты неожиданно угадываешь, где находится Новосибирск, а где Москва. Возникает вопрос!

– Откуда я это узнала?

– Точно! Я заблокирован – это проверено, но ты знаешь то, что знаю только я или…

– Или мне эту информацию подсунули! – безо всякого оптимизма в голосе закончила мысль Эвелина.

– Значит кому-то выгодно, чтобы мы выбрались из этой ловушки. Интересно, сколько всего сторон у нашего треугольника.

– Почему вы решили, что это треугольник?

– До сих пор были мы, наши хозяева и те, на чьей базе мы сейчас находимся.

– Вы наговорились? – нетерпеливо поинтересовался я.

В их словесной перепалке я чувствовал себя третьим лишним. Они вошли в раж, рождая гипотезы, предположения, им это становилось все интереснее и интереснее. А я? Они совершенно забыли обо мне, словно я не самое ценное имущество на этом корабле, а мешок с мукой. И вообще, мне начало надоедать тупое перетирание одной и той же проблемы. Какая разница, сколько сторон у треугольника, да хоть двадцать! Нам нужно выбираться отсюда куда-нибудь поближе к людям, цивилизации, затеряться в большом человеческом муравейнике посреди одинаковых домов, машин, одежды.

Слава советским строителям и портным! Благодаря их усилиям ты чувствуешь себя, как дома, приехав в чужой город. Дома строятся по единым для всей страны чертежам, улицы именуются по единым для всех спискам знаменательных событий и людей. В любом городе есть проспект Ленина, улица Карла Маркса, Труда и Новостроек. Все одеты в одинаковые куртки и ботинки, подстрижены под бокс и полубокс. Пойди, узнай, где именно мы сейчас находимся, даже если ты трижды экстрасенс вселенского розлива.

– Давайте двигаться, хватит трепаться! – раздраженно бросил я.

Куратор с Эвой переглянулись с недоумением, мой выпад был для них полной неожиданностью. Сам же интересовался и теперь выступает с претензиями. Они пожали плечами, и куратор скомандовал: «Вперед, марш!»

Мы снова неслись по коридорам шустрым аллюром, не заботясь о шуме, производимом топаньем трех пар ботинок. Есть такой вид лошадиного бега, вот только, если куратора в нашей группе можно было сравнить с ахалтекинским скакуном, Эву с быстрой газелью, то меня со старым дохлым мерином. На этот раз даже аппетитные подробности Эвиной фигуры не возбуждали во мне никаких эмоций. Бегу, как новобранцы на первом марш-броске. Гонит нас бравый и бодрый старшина, нагрузив всякой тяжелой гадостью, которую не съешь и не выпьешь. А кстати…

– Эй, командир, а нам не нужно чего-нибудь с кухни в дорожку прихватить? – пропыхтел я, с трудом поспевая за куратором и Эвой.

– Нет, не нужно! – довольно бодрым голосом отозвался куратор. Дыхание ровное, бег размеренный, легкий. Вот бы мне так научиться. – Если успеем на последний трамвай, то там накормят. В противном случае вся кухня в твоем распоряжении. Поешь перед смертью досыта, – пошутил он.

Вот же человек, у него еще есть силы шутить. А у некоторых нет сил посмеяться шутке. Ботинки, как пудовые гири, с трудом отрываются от пола, ноги задубели, дыхание ни к черту.

– Долго еще? – простонал я.

– Скоро, за углом будет дверь, нам туда… – куратор осекся, первым вбежав за угол.

Он так резко затормозил, что Эва врезалась в него, а я припечатал ее, влетев следом в их живописную композицию: «Иван Грозный смотрит на пустую казну!»

– Что за черт? – пробормотал он, оглядывая стены, потолок и пол, словно надеясь найти там отсутствующую дверь.

– Вот и покатались на лодочке, – прокомментировала Эва печальное зрелище.

Вместо долгожданной двери перед нами красовалась гладкая бетонная стена без малейших признаков скрытой под штукатуркой двери. Да и без штукатурки, собственно говоря, просто голый бетон.

– Ну что, на кухню? – попытался я развеселить компанию.

Эва не ответила, фыркнув на мои слова, куратор посмотрел на меня странно и тоже промолчал. Моя неудачная шутка повисла в воздухе. Ну и ладно, ну и пожалуйста. В конце концов, хоть поедим спокойно. Господи, что-то я сегодня какой-то озабоченный с этой едой? Эва права, ненормально себя веду, как бурундук какой-то, лишь бы брюхо набить. Нервы шалят, вот и хочется чем-нибудь заесть тревогу – брюхо набито, душа спокойно спит.

– Что дальше? – вопрос Эвы, обращенный к куратору, также повис в воздухе.

Куратор напряженно думал, судя по наморщенному лбу и глазам, мечущимся в поисках ответа.

– Может, по-простому? Вылезем как-нибудь отсюда на поверхность, доберемся до реки, – должны же в лесу быть реки, – сделаем плот, и спустимся на нем до ближайшего жилища. Как вам такое предложение?

– По-простому отсюда выбраться не получится. Без специальной команды отсюда и мышь не выберется. Исключение составляют каналы экстренной эвакуации. Но с ними вы уже познакомились, так сказать.

Повисло томительное молчание. Куратор посмотрел пристально на меня, потом чуть дольше задержал взгляд на нашей спутнице. Пожевал губы, скептически цыкнул, попытался было что-то сказать, но махнул рукой и передумал.

– Эй, командир, в чем дело? – забеспокоился я, – Мы в чем-то провинились? Как-то мешаем вашим планам? Я же вижу, что у вас на уме есть что-то, говорите, не стесняйтесь, тут все свои. Пока… все свои.

– Вот уж действительно, миленький, не томите душу, – взгляд Эвы метался между нами, как загнанный зверек, – скажите что-нибудь! Не бойтесь, мы справимся! Господи, да как же вас зовут, наконец? – неожиданно взорвалась она.

– А это вам к чему? – опешил куратор.

– Да к тому, что как к столбу фонарному обращаешься – командир, эй там. Вы человек или железяка бездушная?

– Алексеем меня зовут, если вас это как-то успокоит, – улыбнулся куратор.

– Алексей… Алеша – хорошее имя, доброе. Алеша, вы нас не жалейте, мы справимся, говорите как на духу, что нужно сделать? – Эвелина говорила и гладила сурового десантника по плечу, уговаривая его как маленького ребенка.

– Хорошо, но сразу предупреждаю, что вариант вам не понравится. Однозначно!

В ходе короткой лекции выяснилось, что есть еще один и действительно малоприятный вариант. Мы можем уйти через канализацию. А что я вам говорил? Как знал, когда на базе специальностью овладевал. Как специально готовился, привыкал к виду и аромату той субстанции, в которой нам предстояло плыть. И не просто плыть, а погрузившись с головой, нащупывая дорогу руками. Не хотите попробовать? Я с удовольствием уступлю очередь первому желающему нырнуть в душистый поток вместо меня.

– Ну вот, как я и предполагал, вариант вам не нравится! – вывел резюме куратор, глядя на наши округлившиеся от ужаса глаза.

– А как же мы будем там… дышать? – Эва сделала некое вращательное движение пальцами, и судорожно сглотнула, представив себе это «там». - Нельзя ли какие-нибудь костюмы резиновые надеть? – она жалобно посмотрела на Алексея.

– Костюмов не обещаю и аквалангов тоже, придется использовать то, что есть. А именно автономный противогаз для работы в зонах сильного задымления или газации. Голова, по крайней мере, будет защищена. Перчатки резиновые тоже можно сообразить, а на все остальное натянем брезентуху, враз не промокнет, авось сухими из вод… дерьма вынырнем, – пошутил он.

– Ну, хоть что-то, – мы с Эвой обреченно переглянулись.

– Почти скафандр получается, – то ли спросил, то ли пояснил я.

– Не хандрить, дерьмо не кислота, сразу не съест! Из дерьма вышли, в дерьмо и уйдем!

– Там вроде про землю в поговорке было, но мы готовы… куда скажете… – вымученно улыбнулась Эва.

– В дерьмо, так в дерьмо! – с фальшивым оптимизмом поддержал я Эву. – Работа нам, в принципе, знакомая, справимся.





Читать далее: http://www.proza.ru/2014/06/26/467

Читать полностью: