Глава III Казань

        Стас спрыгнул с подножки поезда, заприметил татарчонка с надписью «Нагнетатель» синим фломастером на ободранном ватмане. Колобок личика вертелся на тростниковой шейке, глазки-шарики бегали по периметру прямоугольных очков, высматривая приезжего.

        - Добрый день! Не меня встречаете?
        - Станислав? - убрал ватман татарин.
        - Совершенно верно.
        - Рамиль.
        - Очень приятно.
        - Поехали, устроитесь в гостиницу, а завтра на завод...

        «Казань-1» встретила массивными дверьми, незакрывающимися от постоянного потока, и типично-центровой люстрой.

        Трамвай с рекламой на татарском языке русскими буквами дополз до окраины. Гостиница оказалась прокуренной общагой. В номере из удобств - кровать и телевизор.
На следующее утро, проехав пару остановок, Сорокин очутился на проходной «Турбокомпрессора». Вызвонил по внутреннему телефону Рамиля. Неповоротливая пропускница прописала пропуск.

        Стас, переходя на бег, следовал по территории за сопровождающим. Мельком обозрев покосившуюся доску почета, парк с курящими на лавочках, стелу с орденом. Забежали в один из цехов. Длинные синие коридоры с высокими потолками. В одной из подсобок пухлый очкарик крутился у верстака под чутким наблюдением недовыспавшегося мужика.

        - Это слесарь Сергеич, - Рамиль представил мужика, - поедет с нами.
Слесарь с дикого похмела сунул Стасу руку и тут же одернул. Сорокин развернулся к толстяку.

        Русая челка, зачесываемая влево, норовила свалиться к раскручиваемым уплотнениям. Усы плавно перекатили в бороду, образуя улыбчивое сердечко. Пивной живот грозился выпасть из-под широкой майки с надписью: «Sex & Drugs & Rock & Roll».

        - Он? - шепнул калтыжанин Рамилю.
        Тот кивнул.

        - Хай, Фил! - Стас шагнул к англичанину, раскрыв рукопожатную ладонь, выдал специально подготовленную фразу. - Ай эм Стас Сорокин, Нагнетатель, Калтыг.
        - Хэллоу, - оторвался от механизма англичанин, бормотнул по-английски, застыл в ожидании ответа.
        - Что он сказал? - полуобернулся Сорокин.
        Рамиль пожал плечами.

        «Придется ему сознаться – я не шпрехен зи дойч», - и широко улыбнувшись, Стас сознался:
        - Донт спик инглиш.
        - О’кей, - англичанин сразу сжался, молниеносно вернулся к верстаку. Из кожаного кейса появилась салфетка, затерлась по деталям.

        Калтыжанин отступил к Рамилю:
        - А чего он так резко отскочил? Я ж ему только объяснил, что не говорю по-ихнему.
        - Надо было сказать – «ай донт спик инглиш», а так ты ему сказал, типа - не болтай. Ты бы еще ему сказал – «шат ап!».
        Британец навострил уши, заслышав знакомо-обидное.

        - Что-то подсмотрели? - заговорщически подмигнул Стас.
        - Да ну, - развел руками казанец, - ближе подходишь, он прикрывается.

        Сорокин подошел к верстаку, Филипп улыбнулся, но прикрылся. Юноша заметил чертеж, бесцеремонно взял, зарассматривался.

        - Монтажка, - зевнул Рамиль.
        - Хоть габариты есть...
        - Габариты и так снять можно, размеры внутренних деталей бы, материалы...
        - А в чем проблема?
        - Он сейчас соберет и пломбы поставит. Снял пломбы - снял с гарантии.
        - Аккуратненько вскрыли, все замерили и обратно вернули. А еще лучше купили, да раскурочили... Или денег жалко?
        - А вам не жалко? – в татарине проснулся патриот.

        «Семеновскому тоже жалко... - смолчал южанин. - Один компьютер на весь отдел. Кому сказать, засмеют. Интересно, сколько получает наш гендиректор?»

        Сергеич безучастно сидел на табурете, достал «Приму». Едкий дымок потек в потолок.

        - Донт смок, плиз, - взмолился Филипп.
        - Не кури, Сергеич, - перевел Рамиль.

        Слесарь послюнявил пальцы, затушил едва прикуренную сигарету, бережно убрал в полуразвалившуюся пачку. К запаху машинного масла, подвальности и старости добавилась гниль табака.

        - А чтой-то вы так с гостем? Хоть бы толмача приставили, - почесал под носом Сорокин.
        - У нас юбилей, куча делегаций понаехала – переводчики нарасхват.

        Дверь широко распахнулась, и в комнату вошел импозантный мужчина. По пятам следовал оператор. Как газ, седой бодрячок заполнил помещение, источаясь приторным одеколоном. Оператор горбился крючком под тяжестью камеры.

        - А это наша лаборатория сухих уплотнений, - импозант обвел рукой обшарпанные стены. - Здесь создаются и испытываются новейшие разработки. Жаль видеосъемка не может передать дух, витающий в этом помещении. Это дух инноваций! Сейчас здесь работают наши партнеры из, не побоюсь этого слова, Туманного Альбиона!

        Мужчина фамильярно сжал плечи Мэннинга, жестом подозвал оператора:
        - Сними все здесь, как работает.

        Филипп прикрыл спиной аппарат, затараторил, замахал руками. Из всего спича Стас понял только «no camera».

        - Да ладно тебе, не жмотись, - импозант потрепал англичанина за щеку, отчего тот заговорил быстрей и обидчивей.

        - И «щет» с ним! – мужчина выдал единственно знакомое слово из английского лексикона, отвернулся от Британии лицом к соотечественникам. - Сними лучше наших.

        Поманил Стаса. Сорокин нерешительно оглянулся, но подошел. Костлявые «тиски» сжали юношеские плечи.
        - Я не ваш, я калтыжский, - предупредил приезжий.
        - Калтыжанин? - мужчина развернул Стаса к себе. - И как там поживает наш нагнетатель?
        - Нормально. Работает, - юноша решил - речь об ОАО «Нагнетатель».
        - Да как же он может работать, если уплотнения здесь?! Попался! - импозант схватил Стаса за щеку, как англичанина. - Ну ладно, - отстранил от себя и подпихнул в спину, - это мы потом вырежем. А тебя как зовут? Ты ж наш, по лицу видно.
        - Рамиль, - сжался Рамиль.
        - Иди сюда! В кадр.

        Татарин сжался сильнее в руках мужчины, а тот беззастенчиво продолжил болтать на оператора:
        - Вот! Растет наша смена, поросль, так сказать! Со временем сменишь меня? - бодрячок развернул молодого специалиста к себе, вонзил глаза в глаза.

        Татарчонок, как смог, пожал плечами.
        - Скромняга, молодец!
        Мужчина подпихнул «смену» обратно, хлопнув по попке.

        - Сними нашего заслуженного слесаря, передовика производства. Сергееич, улыбнись!
        Передовик улыбнулся щербатым ртом.
        - Хотя нет, - отверг импозант, - Сергеича не снимай, а то весь юбилей насмарку. Мы его и на доску почета не вешаем, вторая смена ночью мимо пойдет – обосс… испугается! Га-га-ааа! Та-ак, здесь все. Пошли дальше. За мной, за мной.
        Камера вслед за мужчиной исчезла за дверью.

        - Что это было? - потер раскаленную щеку Стас.
        - Наш директор, - чуть не всплакнул Рамиль.
        - По производству?
        - Генеральный.
        - Ого! А ты значит ему на смену? Круто!
        - Да где там, он завтра и не вспомнит, как меня зовут.
        - Наши мысли материальны, думай, что станешь директором и станешь!
        - Покажешь пример? - ухмыльнулся татарин.
        - Почему бы и нет? - ответно усмехнулся Стас. «Хотя у нас такой же, только играет в демократию, а за собственное кресло держится похлеще диктатора».

        Мэннинг жестами объяснил - кончил, салфеткой обтер изделие. Рамиль сбегал для согласования дальнейших действий, вернувшись, провозгласил калтыжанину:
        - Тебе повезло, завтра едем к вам!
        - Как завтра? Мне командировочные на неделю выдали.
        - Он закончил, и нас больше ничего не задерживает - чем быстрее запустим наш нагнетатель, тем лучше. Да и мы выходные проведем на море, когда еще такой шанс представится?
        - Тоже верно. Только что мне теперь делать?
        - Съезди в центр, погуляй по «арбату», посмотри кремль...
        - Составишь компанию?
        - Я бы рад, но мне еще за билетами ехать. Давай паспорт.

        Красная книжка перекочевала в руки Рамиля. На обед они вышли за проходную, вместе со слесарем, виляющим сам по себе, как хвостик.

        - Что-то совсем не хочется киснуть одному, - почесал нос Сорокин, - может, по пивку?
        - Мне еще после обеда работать, - пробурчал Рамиль. - За билетами ехать.
        - А нам татарам, что война, что сабантуй, - славянская внешность Сергеича выдала прилысенность к алкоголю.
        - О-о, - округлились глаза Стаса, - он и говорить умеет.
        - Наливай, - лаконично заметил передовик.

        Рамиль третьим быть не захотел. Пить на пару с пропойцей Сорокина не прельщало - отказался, не заморачиваясь на благовидность причины.

        Под аккомпанемент накрапывающего дождя Стас добрался до гостиницы. Бомж-лапша пластом легла в тарелку, надкушенный полиэтилен пролился жидкостью, мерзкой на вид, но со вкусом курицы. Из другого пакета просыпалась «солома» зелени. Кипяток залил тарелку до краев, сверху «обед студента» накрылся аналогичной тарелкой.

        Юноша чуть не до пола провалился на железной сетке кровати, шелестнул компьютерным журналом.

        Прочитав три страницы, присел за стол. Журнал с трудом притулился к графину, как подставке для чтения. Алюминиевая ложка, помнящая борщи советской столовой, путалась, размешивая лапшу. Глаза сосредоточенно скользили по строчкам.
Перекусив, юноша вновь завалился с прессой на кровать под бормотание телевизора «Радуга». На столе натюрмортом смотрелись вылизанная тарелка, крошки бородинского хлеба, пустая кружка с коричневыми разводами, походная банка из-под майонеза, где кофе тесно перемешалось с сахаром.

        Начитавшись до отвращения, Стас решил-таки ознакомиться с достопримечательностями, подробно расспросив вахтершу названия и как доехать.

        По «арбату» ползала взад-вперед молодежь с бутылками наперевес. В начале улицы стоял парень в оранжевых штанах, серьгой в ухе, и, несмотря на пасмурность вечера, в черных очках. Подобные типы, как в строю, стояли через каждые десять шагов. Один остановил калтыжанина:
        - Девочку хочешь?

        Стас опешил. Вгляделся в тонировку стекол, пытаясь угадать раскосые глазки, по-пионерски отсалютовал:
        - Всегда хочу!
        - Блондинку, брюнетку?
        - Рыжую.
        - Толстую, худую?
        - Склонную к полноте. Ты что, соцопрос проводишь?
        - Тысяча. Нормальная цена?

        Южанин перехватил инициативу:
        - Долларов или евро?
        - Рублей.
        - За ночь или день?
        - Час, - озлобился сутенер, - прикалываешься?
        - Провожу соцопрос.
        - Ааа... - далее последовала эмоциональная татарская речь, скорее – брань.

        Но Сорокин, не владея, пропустил мимо ушей, отдавшись созерцанию стелы с часами, арабской вязью вместо арабских цифр. Над циферблатом вздыбился белый конь, воспарил мальчик со свирелью, девушка распахнула клетку для улетающей птички. «Поэт, пегас и муза… хоть здесь вы сошлись вместе».

        По булыжникам процокали каблучки, взлетели ввысь – парень закружил девчонку в поцелуе. Другие юноши под часами тоскливо поглядывали на время, приподнимались на цыпочки, всматриваясь вдаль.

        Сутенеры к Стасу больше не приставали, получив незаметный для непосвященных сигнал о бесполезности окучивания.

        В фонтане на камне присела скульптурная женщина, тщетно пытаясь схватить себя за голову. Видимо, в поисках золотого гребешка, свалившегося к худеньким ногам. Прохожие бросали в воду монетки. Сорокин обратился к татарочке в черной бандане:
        - А кто это?
        - Су-Анасы, - пролепетала девушка.
        - Суй чего, куда?
        - Не «чего-куда», - девушка поджала губки, произнесла членораздельно, - Су-А-на-сы. Водяная мать. «Русалочка» по-русски.
        - Ой, пардоньте, - рассмеялся южанин, - никогда б не подумал. У нее ж ноги вместо хвоста!
        - Хотите любви – бросьте монетку.

        Стас недавно отказался, но запустил руки в брюки, на свет выудил мелочь. Су-Анасы помогала дешевле ребят в оранжевых штанах.
        - На такую красотку не жалко! – рубль серебряной чешуей нырнул в фонтан.

        Калтыжанин заозирался по сторонам, ища ускользнувшую азиатку. «Уплыла. Не сработало. Твою водяную мать!»

        Сорокин сунул деньги в прорезь ближайшего киоска – на свет выставилась банка пива. Щелкнула крышка, шепнула пена, вспучилась на свободе. Глоток взасос, насколько терпелось полупрохладной рези по внутренностям щек. Драконий выдох, и мир запеленала розовая приятность, плавность и неспешность бытия.

        Казанский «Арбат» огородился ухоженными зданиями и соборами XVIII-XIX веков. В предвечерье зажигались белые фонари. Молодежь развалилась на лавочках, посасывая горький портер. Набежавший ветерок перемешал автомобильный гул с площади, ароматы восточной кухни, полутяжесть городского смога.

        На сувенирном лотке Стас приценился к тюбетейкам. Выбрал фиолетовую, расшитую бисером, после краткого инструктажа напялил:
        - Похож я на татарина?
        - Вылитый! – сверкнул золотым зубом армянин, подсчитывая дневную выручку.

        Пройдя вперед, Сорокин остановился перед видным мужчиной исполинского роста, смахивающего на директора «Турбокомпрессора». Левой рукой памятник держался за лацкан пиджака, у бедра через правую конечность перекинулся плащ, пальцы мяли шляпу.

        «Шаляпин, - прочел Стас. – Казань – родина Шаляпина?! Век живи – век учись».

        В подтверждение из-за бронзового гения нарисовалась вывеска «Шаляпин Palace Hotel».

        Рядом величественно возвышалась церковь с колокольней. «Не удивлюсь, если Федора Иваныча крестили именно здесь».

        Пройдя еще пару шагов, калтыжанин захлебнулся в ароматных наплывах. Неповторимый, чувственно-терпкий запах, услаждающий обоняние, только когда кулинария возведена в ранг искусства. Нюх, незнакомый с татарскими разносолами, распознал лишь плов и чай.

        Южанин уперся в многоугольную пирамидку, на маленьком постаменте с буквами «N», «S», «E», «W». Вокруг по брусчатке разлеглась роза ветров с гравировками: «До Москвы 722 км», «До Рима 3050 км», «До Северного Полюса 3808 км», «До Мекки 3903 км», «До Пекина 5093 км».

        Вспомнилась ухмылка Рамиля: «Покажешь пример?»

        «Да уж, – поддел тюбетейку Стас, - до генерального мне точно, как до Пекина…»

        Посреди мостовой раскорячилась карета. Детишки, как муравьи, неутомимо ползали по металлическим загогулинам. Девушки с гиканьем и ржанием фоткались на мобилы в несусветных позах, выпячивая прелести, стыдливо прикрывая глазки. Аналогичная картина наблюдалась рядом с лягушачьим фонтанчиком – лярвочки расселись по кругу и выплевывали воду, а рядом – детвора и прелестницы.

        Проскочив мимо храмов, колоколенки и часовенки, Стас издали узрел башню с курантами и белокаменные стены. Кремль! Опорожненная банка смялась с алюминиевым хрустом, звякнув, упокоилась на дне урны. Шаг автоматом ускорился. Стрелой Сорокин долетел до площади перед кремлем.
        - Стойте! – оглушил окрик.

        Калтыжанин застыл на месте.
        - Остановитесь, - призвал гид мгновенно скучковавшуюся группу. – Вот мы и дошли до конца казанского «Арбата» - улицы Баумана. Раньше она называлась «Проломная», потому что здесь проломили стены, и войска Ивана Грозного ворвались в крепость. Представьте, второе октября тысяча пятьсот пятьдесят второго года. Дружина Ивана IV готовится к штурму.

        Продолжение - http://www.proza.ru/2013/06/21/69