65. Корона карнавала. Господин Курдюкова

                65. Господин Курдюкова

Дворец князей Белосельских-Белозерских

Камергера, действительного статского советника Ивана Петровича Мятлева приятель его, Лермонтов, называл по-приятельски, с нежностью «Ишка». Пушкину Ишка тоже был мало того, что приятель, но еще и родственник – по скрупулезным подсчетам великосветских тетушек, шестиюродный брат.

Такой живой мостик между двумя поэтами, Пушкиным и Лермонтовым, никогда лично не встречавшимися.

В анналах осталась юмористическая поэма Мятлева «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границей», широко известная в узких кругах.

Мятлеву такой домашней известности и звания самого смешного шута на маскараде вполне было достаточно.

Потомками поэма забыта, и напрасно, фантасмагорический, весьма живучий слог ее  не устарел, напротив, стал как-то острее (в сущности, это первое произведение пост-модерна в отечественной литературе).

Автор читал его сам, в салонах, облачившись в салоп и чепец и копируя преуморительно «французско-нижегородский» лексикон московской барыни (тема Карнавала).

Учитывая, что он (подобно еще одному обитателю Дворца на Фонтанке, великому князю Сергию), являлся человеком нетрадиционной ориентации, перевоплощение Мятлева  в женщину было мило.

Господин Курдюкова.

«У нас в Пютюрбюрге…»

Имя Курдюковой (животик чревоугодника (цы), действительно, смахивал на курдюк) сделалось культурным знаком.

Оставила она свое словечко в вечности. Именно мадам, как к ней не относись, вывела на сцену квасных патриотов!

Патриот иной у нас

Закричит: «Дю квас, дю квас,

Же не ди па

ла каша

Манная, авек де пенки,

Ла морошка, лез-опенки,

Поросёнок су лё хрен,

Лё кисель э лё студень…


Что-то проступает  во всей этой дичи  до боли знакомое – современный интернетовский волапюк…


Как бы то ни было, стихи Мятлева живы, не мертвы, и отдается в них некий хрустальный звон. Не зря их, не шутя, отличали от мертвенной журнальной графомании и Пушкин и Лермонтов. Последний даже чуть-чуть влюбился в его мадам:

Вот дама Курдюкова,

Её рассказ так мил,

Я от слова до слова

Его бы затвердил.

Мой ум скакал за нею,

И часто был готов

Я броситься на шею

К madame de Курдюков


А Вяземский писал  в послании Александру Сергеевичу:

       Любезный родственник, поэт и камергер,
А ты ему родня, поэт и камер-юнкер:
             Мы выпьем у него шампанского на клюнкер.
   И будут нам стихи на матерный манер.
Клюнкер – это сибирский обоз с золотом (шампанского на клюнкер можно купить дюжину бочек).

Бессмертной на поверку оказалась, все же, только одна строчка Мятлева:

Как хороши, как свежи были розы….

Светский гуляка, бонвиван, ахтунг Иван Петрович Мятлев умер на масленицу, переутомившись от  визитов, блинов, маскарадов – объелся удовольствиями (Смерть в фэнсионе).

Поросёнок су лё хрен, лё кисель э лё студень…

От радости жизни скончался.

Дюжина бочек клико на пиру жизни. Обоз с золотом – похоронные дроги.

Эхо фэнсиона эхо фэнсиона  эхо фэнсиона  эхо фэнсиона