11. Постой, посмекай. Письма с Чудского

Постой, посмекай.

1.

Два раза по пятьдесят лет жил художник на вершине Горы, - и ровно столько не жил.
Но пришёл Час цветения Первопричины, - и вознесли ангелы повеления мыслящую ладью человека, - над вещими травами Чудь-озера.
И узрели, бодрствующие в пути, - как расцвели владения Имени Существительного радугами горных хребтов.
 
И покорилось воле Всевышнего пространство самопознающего Логоса.
И мечты судьбы-пророчицы отразились во взгляде художника, - и добрые предчувствия наполнили его душу необъяснимой радостью.
И взгляд Млечной Реки сконцентрировался на походке земного странника, - и космический мир соединился с просветлённой душой одарённого человека.

И превозмог Орион гордыню отстранённости: заглянул в глаза художника – удивлённо.
И духовная плоть жудохника соединилась с духовной плотью Ориона.
И костры неунывающих звёзд – циферблат мерцающий – выстроились в главы и новеллы книги "Воздастся".
И звёздные реки омыли живой водой караван перелётных птиц, - и озарилсь имена звёздных братьев – истинных рифмовальщиков сакральных текстов умного Космоса.

И перевернули страницу походного дневника художника умудрённые ветры, - и вспыхнула над Чудь-озером звезда Поклонная.
И в лике Венеры признал странник земной свою судьбу – воздающую.

И точно шёпот ночных небес, - прошла воздающая мысль в сознание человека, - и отправился он по дороге, - ведущей на Запад.
Значит, умчит дорожная кибитка путника – на Восток.

Сколько верст осталось позади?
Да какая разница, - если всё равно лежит дорога в сторону Имени Существительного.

Именно на пересечении духовных орбит Востока и Запада, - возникла дорога Начала земного странника.
И реальность метафизическая, завернувшись в спираль, - перенесла человека на волне мистической, - в молитвенное пространство чудского отшельника.
 
И странствующий дух художника не стал противиться воле Провидения.
Видать, и впрямь, - пришёл срок поквитаться с Расплатой-судьбой.
Поэтому вмешательство ангелов повеления в ход текущих событий, - воспринял художник как помощь свыше.

И обстоятельства жизни – режиссёр-случайность – в который раз наладил путь человека на Чудское озеро.
И прервал художник работу над очередным холстом, - и его человеческий долг, - помянув в душе Бога, - повернулся лицом на восход.

Потому что судьба художника – Венера – постановила своему избраннику, не теряя время на сомнения, - преобразиться в поэта.
Повелела Венера своему человеку переселиться в страну поэтической вольницы, - чтобы совместно с чудским отшельником, - вписать с десяток-другой утренних глав в Книгу Ясности.

"В дорогу возьми только самое необходимое, и записки походные, - напутствовала Венера художника, - поскольку дух Шамбалы признал твою километровую прозу, - правда, с оговорками, - хорошим литеретурным началом".

И догадался художник, - бессмысленно спорить с Ускорителем времени.
Надо стать тем, - кем прежде не был.
Получить то, - что по праву принадлежит тебе.
Но чтобы и отсюда уйти когда-нибудь.

"Правильно мыслишь, - согласилась с художником Венера. Ибо только Божественный Свет вечен".

Если бы смог художник заглянуть вперёд хотя бы на пару столетий, то увидел бы непредставимые изменения.
Ибо Сын Божий, в облике Слова русского, в канун третьего тысячелетия сошёл на Землю.
И царствие духовное возрадовалось.
И на обломках окаянных девяностых годов, - земля русская и дух Православия стали возрождать Россию, - обворованную и обесчещенную евреями и их подельниками, - из числа российского быдличья - правящей верхушки Кремля.

Конечно, как и все люди русские, - мечтал художник о возрождении России.
Но только с пришествием третьего тысячелетия, - пробудилась земля русская от векового сна. И уже через пару десятилетий привлёкла Россия людей духовного часа к строительству нового миропоряка.

И "глазами" русской земли охватил художник панораму ближайших столетий, - и мечта его, единая с мечтой миллионов россиян, - отразилась в небесном зеркале.   
И вера православная отразилась в хрустальных озёрах Великой Небесной Степи.
 
И склонился в почтении Всевышний перед мечтой русской – перед землёй-Матерью.
И Звонарь Звенигорода пробудил незнакомый доселе колокол в сердце русской Природы.
И уважение Бога к бескрйним российским просторам, - всколыхнуло в душе земли-Матери лучшие чувства.

И отразились в душах русских людей напевы голубых лесов, - росных трав, - полноводных рек, - Кавказских и Алтайских гор, - морей о океанов, - чувтва земли-Матери.
И невесомая душа Бага Всевышнего наполнила до краёв Чашу любви Матери Вселенской любовью Бескрайности.

И выпил Сын из Чаши Матери святой воды, - сколько духу хватило.
И художник отворил особым ключом дверь Велиой Степи - русской Повести.
И сошёл человек на дорогу Семицветия, - и вслед за Колесом вдохновения, - отправился в мир русской Поэзии.

И взгляд Венеры-причастницы пронзил душу поэта-художника простодушием.
И переступил он порог временной Паузы – открылся навстречу молчаливому слову Шамбалы.
И главы ещё ненаписанной Книги Воздастся, - примерили своё дыхание к ускорению Божественной мысли, - равной усилию девяти братьев Горы, - восходящих на вершину Разума.

Просто так случилось.
И нарёк Повелитель Горы труд художника, - порталом в мир умного Космоса.

И сошёл Дух святой на берег километровой прозы.
И чудской монах распалил костёр на линии Понимания, - где кольца осевого времени излучают волны Света, - насыщая атмосферу Шамбалы – вдохновением.

И воскликнул поэт, - протягивая руки к земле-Матери.
Матерь моя – память моя!
Ты родила меня, чтобы услышали люди речь русскую?
Чтобы имя России-Шамбалы узнал сын Великой Степи – брат русский, Иисус-Воздастся?

Но предостерёг дождь-монах своего напарника.
Благодари Бога за доверие, - но не кричи на весь мир об Имени Существительном – всё распорядилось в бурном течении времени.
Врата жизни давно открыты званным сердцам: ибо кто зван – тот пройдёт в мир Семиречья-Шамбалы.

И ты пройдёшь, когда позовут ангелы, а пока наберись смирения: пережди мгновение в пространстве русской Повести – прими постриг очищения.
Не сбрасывая походного рюкзака с плеч, - прислонись к Горе Веления.
Постой, посмекай.

Дождись, - когда осень сбросит усталость.
Усовершенствуй взгляд, - обращённый на мир.
Будь готов к нашествию Волны космической.
Не пропусти мимо ушей прозрачный голос Верхнего Неба – новый прилив песнопений.

2.

И забылся дождь-монах в проливной молитве.
И от пятого дня Света, - и Лета шестого, - разлилась Вода по земле – просторно.
С того момента и заговорила Веда-вода на языке русском.
Впрочем, вещий потоп давно ожидался.

Просто выплеснулись из Чаши Происхождений вдохновенные сны Верхнего Неба, - благоволящие земле-Матери.
Ибо царствие Слова русского привлекло поэта в свидетели.

И подал Верховник знак.
И руки Горы – слова сердечные, русские, - протянутые через тысячелетия, - вырвали Иисуса Христа из многовекового сна вчерашнего человечества.
И преодолел третий брат притяжение иудейского времени, - и руны Северной Традиции  напомнили Сыну Божию о его миссии на земле.
И эгрегор авраамической религии – пожиратель человеческой жизненной силы – не скрывая досады, - погрузился в воды Мёртвого моря.

Да, пришёл Час, - и воскрес Иисус в притяжении святом – в духовном пространстве нового человечества.
И Часослов воздал молитву Семиречию – пространству русской Повести.
Ибо в сахасраре земли-Матери - на седьмом уровне Понимания -

И напомнила судьба посланцу Одноверхого измерения, - чтобы не искал он больше вчерашний День, - перелистывая страницы покаянной памяти.
Ибо Час гонцов Ускорения, - уже собирает урожай в Саду прощёного времени – русского на все четыре стороны.

Просто воскрес Иисус в притяжении святом – в духовном пространстве нового человечества.
И Часослов воздал молитву Семиречью – седьмому измерению русской Повести.
И поспешил признаться людям в радости – поэт.

И пробудил Иисус в душе человека великое Имя Воскресения.
И удивился поэт вершинам чудес – рукам вдохновения Бога.
И открылся ему следующий этап творческих поисков.

И в слуховом пространстве русской Повести зародились тропки перемещений, - ведущие к океану Разума.
И привёл Иисус к источнику Света артель своих имен.
И все десять братьев, - его пространственные двойники, - собравшись с силами, - взлетели над морем третьего измерения, - чтобы из глав и новелл русской Повести сотворить землю Семиречия.

И поспешил Иисус воскресения признаться людям десятимерного измерения в радости.

И подразделение ангелов удалилось на совещание, - намереваясь прийти к единому мнению о дальнейщем пути людей прощёного времени.
А пока ангельство вырабатывало стратегию мышления прощёному человечеству, - ушёл Иисус на Чудское озеро: захотельось ему остаться один на один с собой.
Ибо его Бог – Одиночество – призвал Иисуса второрождённого затаиться в Паузе временной.

2.

На озере штормит уже пятый день.
И днём, и ночью дождь изводит.
Поэтому странник в палатке хранит сухие дрова, - чтобы в короткие моменты небесного просветления запалить костёр, - и приготовить обед.         

Сейчас около трёх часов ночи, - как раз один из просветлённых моментов, - который он использует по-хозяйски.

Видимо, притомился дождь изливать красноречие впустую, - поскольку человек принципиально обосновался в палатке, - выжидая перерыв в нескончаемых поучениях монаха.
Отшельник пробурчал что-то о вздорном характере своего напарника, - и взял сухую паузу.

Быстро наладив огонь, поэт подвесил на жердину котелок с водой – минут через десять-пятнадцать можно и почаёвничать.
Лишь бы дождь не накрыл.
А пока то, да сё, - походник записывает в тетрадь самые яркие образы, надиктованные чудским старцем.

Уже пишет пришелец всё подряд, - что сохранилось в памяти.
Потом будут правки.

Стоп: кажется, вода закипела.
Чай заварил в большую кружку.
Первый глоток – благодарность озеру.

Что и говорить: удивило человека озёрное поверье, - не скрывающее громовых недовольных  раскатов.
Не так представлял он встречу с временной Паузой.

Ведь эта его ходка на Чудское – решение Братии.
Хотя и предостерегли братья морские поэта, - не охотиться в одиночку на зверьё дикое.
Напомнили об ответственности друг за друга, - и перед Шамбалой.

И от чела званника к челу Единого Человекодуха унеслась бойкая мысль походника, - примирившего своё дыхание с отшельничеством монаха.
Солоно-зелено по воде бежит молитва вдохновенная – расцветает День величия душевным признанием.

Караван птиц перелётных летит вслед за присказками странника.
А не будь молитв длинных, - так и не звал бы Чудь-старец поэта в гости – в обитель молитвы утренней.

Пять дней буйствует шторм на озере, - все эти пять дней пытается пришелец отыскать какой-нибудь понятный намёк, - объясняющий раздражительность неутихающей стихии.

Разговорить своё сердце человек не решился – что может подсказать источник врождённого знания?

Наконец усталый, растерянный разум смирился: зачем искать там, - где тебя не жалуют.
И вообще, если тебе не рады – надо сматывать удочки.
Правильно.

Но какое-то внутреннее несогласие не позволило страннику тотчас свернуть палатку и намылиться восвояси.

Я должен преодолеть инертность мышления – своего и Братии.
Я понять хочу, - как исполняет Гора просьбы вечности.
Я обязан найти общий язык с временной Паузой, - поскольку от пораженца толку ноль.
 
И человек смирился:  по-прежнему ведёт утомительные беседы с дождём-монахом, -  испытывая на прочность терпение отшельника.
Но по истечении седьмых суток, -  во сне, - увидел поэт самого себя, - в каких-то параллельных пространствах, - как бы со стороны.

Сжалось сердце при виде двойника, - несущего на покорных плечах крест.
Второе разделение было уже распято.
Третье же, - схоронено в пещере.
А четвёртое – воскресло.

Наблюдает поэт – пятый брат – за всем происходящим.
В процесс не вмешивается.
Сострадание к братьям сковало живот тоскливой догадкой.

Умер ли я, - если живо моё сознание?
Простонал он неслышно.
Или крест мой – распятая Память?

Не суди опрометчиво о снах вещих.
Отозвался пророк единовременья.

Хватит причитать о фантомах памяти.
Дальше иди.
Там – за перевалом, - продолжение пути.
Там жёлтое зарево не раскаляет дорогу, - там тёплый ветер – добрый попутчик.

В твоих руках – Воля и Мудрость.
Сердце – горизонт открытий.
А в суме дорожной, - испытанной судьбой на прочность, - глоток участия, - да жизни хлеб – поддержка Дома.

Человек задумался – благо было над чем.
Но в противовес возникшим сомнениям, - ударил звонарь в колокола озёрные – отыскал редкий звук в голосе русской Повести.

И отделил Верховник дорожным посохом озарённость от обречённости.
А разницу между желаемым и гонимым, - перевёл в повседневный язык человека.
И учителя Шамбалы растолковали поэту значение речи родной.

Теперь тебе решать, человек, - как дальше жить.
Готов ли ты изменить отношение к себе: к своей Первопричине – к языку русскому.

Знай: посещает дух святой эфирное тело русского языка – как проводник грядущего.
Вот почему по имени твоему, Иисус, - возвысились колокола ноосферы Словение.

Но имя мое….
Хотел напомнить поэт.

Так или иначе зовут тебя люди, - только Бог-Отец называет тебя Сыном своим: и первым, и вторым, и третьим, и четвертым, и пятым… 

Ты часть Его.
Ты Отцово ребро – плоть земли-матери.

Ты совесть человеческая – душа младенца Горы.
Пространство твоего языка – основание человеческих свадеб.

И не стал поэт возражать многоопытным учителям, - ибо пришло время принять имя своё – как должное.

Что ж, - быть посему.
Примирился пришелец со своим Именем.
Ибо в русском Слове – Иисус воскрес.

Воистину воскрес Иисус в своём новом имени.
И осветил Дух Святой божьим знамением человека второрождённого.

И вспомнились поэту, между прочим, - кавказские и памирские горные перевалы, - испытавшие его характер на порочность ещё в прошлой истории.
Вспомнились препирательства с горами Шотландии, - восхождения на вершину Камня западной веры, - прогулки с Лондоном, -  откровения братьев альпийского Ордена.
Вспомнилось ядовитое дыхание эстонского времени.
 
Но пространство чудес невыдуманных прервало воспоминания походника.
Выбрав оптимальное направление мысли, - русская Повесть объявила решение походнику.

Хватит заламывать пальцы веером, - пересчитывая символы вчерашнего времени.
Иерусалимская площадь – Мёртвое море.
Лондон – тупик.
Нарва – Длинный Герман, - подпирающий каменной башней Солоное море небес.
Таллинн – отражение монашеской жизни, - мост между рождением и смертью.
Отрезок пути между двумя пространственными измерениями – «Выдохни» и «Воздастся» – переходное время. 
Москва – воздающее время.

Принял имя – прими направление пути.
Вперёд.
Вселенская Бездна в горны трубит.
Созывает Владыка своих работников за стол небосвода.

Да, - спору нет: по имени своему прирастает человек – и языком, - и временем.
Теперь можно дальше идти – без упрёка и страха.

Ибо широкоплечая мечта Верховника, - соорудила в душе Иисуса русского Слова, - терпение новой религии.
Ибо дыхание России-Шамбалы – наработало прощёному человечеству, восходящему на вершину Горы, - язык нового Понимания.

Просто дождался поэта в намеченной Точке схода – пророк воздающего времени.
И услышал пришелец голос вопиющего в пустыне.
Ты тот, кого мы ждали, Человек.

3.

Наконец-то наладились у поэта взаимоотношения с Чудским озером – на восьмые сутки.
Проснувшись, - он быстро сообразил костерок, - благо угли, сохранившиеся от ночного дежурства, - ещё тлели сизыми пятнами.

Затем сгонял на озеро за водой для чая и каши.
Зашёл подальше – вода около берега зацвела.
Уже с полчаса хлопочет возле костра, - зыркает по сторонам – красота.

Стоило походнику разбить лагерь на этом пустынном озёрном берегу в районе Васькнарвы, - как привычные временные ориентиры будто переиначились – обрели невесомый характер.

Пришельцу необходимо усилие, - чтобы поверить в реальность происходящего.
Он искоса поглядывает на спутанные обрывки сетей, канаты, шарообразные поплавки, - прибитые волнами к берегу.
Смотрит Иисус отчуждённо на обкусанный штормами борт рыбацкой лодки, наполовину зарывшийся в песок.
Рядом, метрах в двадцати, мрачно топорщится обглоданный скелет шхуны.
Выбрасывает прибой всякую требуху из нутра озера.
Пережёванные временем приметы изжитых событий усеяли берег земной бесполезным хламом.

Нет, - не получается пришельцу увязать в толк череду событий, - навалившихся за последние несколько суток.
Зато сновидения – более реальны, чем сама реальность. 

А ночные посиделки у костра?
Не найти вразумительное объяснение желанию сидеть у костра каждую ночь, - к тому же под проливным дождём.
Но хорошо, - честное слово.
 
День у поэта проходит ни шатко, ни валко: плавится на солнце, читает, разбирает ночные записи, исследует окрестности, и главное – берег.
Озеро нет-нет, да выбросит на прибрежный песок какой-нибудь знак особенный – пищу для размышлений.
Бывает, он просто тихонечко млеет, попивает чаёк, возится с обедом.

К вечеру начинает заготавливать дрова.
Таскает из леса сухие стволы деревьев, чтобы хватило до первых зарниц палить костёр.
Толстые брёвна хороши – их не так просто залить во время дождя.
 
Микроклимат на Чудском озере своеобразный: днём, преимущественно, солнце жарит, - ночью дождь или туманная морось изводит.
Бывают, конечно, исключения.
Не сразу походник сумел приспособиться к особенностям Чудилы-озера.
Отсюда и взаимоотношения у него с невесомым пространством – своеобразные.

А теперь о главном – о диалогах.
Ночью, значит, поэт бродит вдоль берега и изводит себя умственной болтовнёй: беседует с воображаемым попутчиком – с дождём-отшельником.
Или прислушивается к говорливым волнам прибоя.

К утру, когда разлапистые ели и гордые сосны стряхивают с себя тень настороженных крыльев совы, - когда видения ночной птицы исчезают среди розовеющих стволов деревьев, - когда вкрадчивое дыхание синих туманов растворяется в предутренних снах озера, - человек пристраивается возле костра.

Достав из палатки тетрадь, - прикрываясь от любопытствующего дождя, - записывает путник осевшие в голове мысли.   
Вернее, не мысли, - а бормотания монаха.
Чьё присутствие он иногда ощущает очень конкретно.

Потому что в городе, например, в голову лезут совсем другие мысли.
Но не будем о городе – там свои законы выживания.
 
Днём походник разбирает ночные записи: счищает лишнее, пытается придать мысленным наваждениям какую-то вразумительную смысловую форму.
Человек поражается тому, как эти наваждения выстраиваются в письма, - написанные лично ему. 

Да, кто-то очень заинтересованный в нём, - диктует письма, которые он торопясь записывает, - иногда под проливным дождём.
Такая игра.
 
Чуть ли не каждый год, перед ходкой на Памир, поэт отводит душу на озере.
За несколько лет у него скопилась внушительная стопа тетрадей.
Но всерьёз заняться "Чудскими тетрадями" – перевести письма в литературу – всё не получается.
Ведь город – это совсем другой ритм жизни.
Там главное – не отстать.
 
Помешивает Иисус ложкой в котелке гречневую кашу, - приправленную шкварками и жареным луком.
В такие минуты хочется, чтобы кто-то разделил с тобой момент предвкушения.
Подумал странник земной.
И тотчас братья походника – двойники-причинники, - отогнав от костра случайные мысли Христа, - пристроились возле своего человека.
И подумал поэт, глядя на попутчиков: точно мои коты домашние – Марс с Силаем.  Благодать.
 
После обеда Иисус записал пару мыслей в дневник – соображения о тропах Чудского озера.
Эту заводь сновидений монаха-дождя, - исходил путник основательно.
Но замысел вещих снов ноосферы Вернадского, - по-прежнему раплывчат, туманен.

Истинные рифмовальщики Книги концептов отсылают эфирные письма Христу, - в надежде на интуитивное чутьё поэта, - которому хватит твёрдости духа, - развернуть паруса белой рифмы по ветру.

Вот и сейчас, -  отхлебывая из кружки, - пришелец быстро записывает в тетрадь первые, - попавшиеся под руку мысли.
Потом, может быть, и откроется истинный замысел текста. 
А пока терпение: довольствуется поэт той информацией, - какой располагает его нынешнее "время".

Терпкий чай, - затяжка, - ещё глоток.
Обжигающие слова срываются с шариковой ручки.
Гладь озёрная урчит о чём-то – на пустой желудок у поэта и не так урчит.
 
Ни одной человеческой души вокруг в радиусе 15-20 км.
Место походник себе застолбил дикое, что по нынешним временам – уже чудо.
Даже рыбацкие лодки проскальзывают стороной ненавязчивой тенью, - к берегу километровой прозы не пристают.
Хорошо.
 
Да, хорош чаёк.
Затяжка, ещё разок – пальцы обжёг.
Поправил поленца в костре.
На линии горизонта вспыхнула золотой полосой утренняя молитва Верховника.
И на приветствие Первопричины отозвалась письмом скорая рука человека.
И горячая рука декабря назначила час встречи июльскому происхождению.
 
И подал человек приветственный знак королю Паузы временной.
И помимо воли, - рванулся дождь вслед за проворной мыслью походника.
И вспомнил путник о письмах, - отправленных самому себе ещё в прошлом месяце, - полгода назад, - десять лет тому, - ещё до своего рождения.

Хотя, совсем не обязательно тащить на вершину Горы так называемый опыт прошлых жизней.
Подумаешь, ну вышел я из писем, - написанных саму себе ещё до своего рождения.
Ну и что с того?
Размышляет поэт.
 
У каждого человека есть свой бережок, - на который он вышел, - отвесив поклон Первопричине.
Евреи, например, большей частью вышли из снов жестокосердого Яхве, - о чём и трендят на каждом углу – ну и что с того.
Русские – вышли из Слова Сущего.
Это их юдоль – их крест согласия.
Ну и что с того.

Приходят люди на землю по велению судьбы – родственнице сердечного знания.
Обычное дело.

Поляки-прибалты – вышли из зависти к миру дольнему, - потому и убогие.
Отсюда у них неприкрытая злоба к русскости – к вселенскому добросердечию.
Наверняка и среди этого люда есть исключения.
Дай им Бог – благоразумия.

Просто так исстари повелось: вся шалупонь русофобская произошла из «вранья».
Из пропагандиских отстойников черпают площадные людишки тухлую воду.
Американщине – всласть.

Но исчезают вчерашние горизонты – появляются новые.
 
Что же суть твоя, человек?
Спрашивает поэт сам у себя.

Себе же и отвечает.
Зовёшься ты, человек, - бездной мысли.
Смыслом, - постигающим замысел Бога-времени.
Твой путь воссоздания – верой отмечен, - намолен ноосферой Разума.

Дом-мастерская – твоя смысловая вершина.
Орнамент стихосложений – врач мудрый.
Время четырёхдивное призывает тебя, Иисус русского Слова,  - к решительным действиям.

Поэт быстро записал в дневник откровение дождя-попутчика.

Вот и каша поспела: вкрутил ему в мозг озёрный пророк мысль своевременную.

Иисус дал вареву чуток отстояться.
А потом навалился на родимую: хватает ложкой из котелка, - да с дымком, - да на голодные мысли.

Скоро пойдут грибы – тогда меню будет более разнообразным. 
Походник хотел макнуться после еды, - но лень разобрала. 
Кимарнуть, что ли?

4.

Волны дружелюбно набегают на берег – уходят.
Остаются письма Чудь-озера, - которые художник торопливо вскрывает.
Мысли беспричинные тут же летят в костёр – фиксируются лишь знаки участия ноосферы Словение.

Так, - надо передохнуть.
Подумал поэт.

Отвесив поклон озеру Понимания, - путник, было, собрался заварить чайку.
Но неожиданно грянул гром, - и поющее Облако скатилось к ногам Чудь-озера.
И девять братьев, - посланцев Шамбалы, - не разбившись о подводные рифы, - сошли на берег километровой прозы.

Преодолев параллели земных измерений, - дружелюбно воркуют птицы интегральных уравнений о чём-то запредельном.
Не прерывая друг друга, - рассказывают братья морские о Горнем мире – о ноосфере Словение.
Ибо причастникам Света, - преступившим круг земных правил, - назначили ангелы повеления – служение духу русской Повести.

Слушает поэт голос утренних птиц сознания.
И дождю-монаху не мешает насладиться молитвенной перекличкой чудесников Шамбалы.

Отдав должное искренности братьев морских, - помогает Иисус поэту собирать жертвенные письма учителей Верховодья, - рассыпанные Дающей рукой по песчаному берегу озера.

Трудятся братья-подвижники: каждому письму, каждому слову – сердечное внимание.
Чтобы воздух проницаемости смежных знаний привился к Святой земле – сердечным правилом.   
Чтобы золотые главы русской Повести, - украсили иконостас церкви Единого – ореолом святости.
Чтобы прозрачная роса укрыла земные травы свежестью.

А когда лёгкие Горы наполнились дыханием России-Шамбалы, - воздали благодарение Господу братья.
И дух поэта, - не скрывая родства с Рукой зовущей, - переоделся в одежды огненные.
Ибо дорожит судьба поэта всем, - чем Бог награждает её человека.

И не посмели слуги обратного времени, - смыть главы русской Повести в состояние отрешённости, - как это водится у фарисеев-книжнижников. 
И дождь-монах, воздав моления Паузе временной, - вскарабкался на вершину Горы – на обжигающую натуральным жаром дорогу.
Где горизонты семи небесных материков слились в пространство Словение – в ноосферу Единого.
Где ангелы повеления ищут действие огня – вместилище воли Верховника.

И вдохнула Гора, - и выдохнула.
И весь мир честной, - узнал о Рождении нового континента Разума.
И поэт, с Богом в душе, - принял ещё одну весть от Посыльного – махом.
Как махом принимают на грудь рюмку водки.
Как принимают на веру – вещие сны учителей Шамбалы.

И поверил блаженный мир в духовное родство России и Шамбалы.
А кто верует – благодарит события. 

Ибо назначение Господа – знак доверия Орлу Двуглавому.
Ибо каждый миг осуществления русской речи, - измерим касаниями миров – земных и вселенских.

Оказывается, Час помилования на землю сошёл.
И проснулся поэт в окружении братьев морских, - на берегу километровой прозы.

И не оспорил пришелец назначение судьбы-Расплаты, - завлекшей его на берег Чудь-озера для сведения счётов.
Без оговорок, безропотно принял то, - что сам накликал прошлыми жизнями.
Поскольку Час искупления – привилегия избранных.
Гласит правило.

Сомнений нет: продолжение земной дороги поэта – праздник творчества.
Но прежде чем приступить к работе над Книгой Лета, - надо пришельцу вырубить мёртвые деревья в Саду человеческой памяти – выполнить указание Вдоха.

Ибо дыхание, - не искажающее облик земной Истории – дорога человека-Воздастся.
 
Шумит прибой.
Тяжёлые волны памяти, - в угоду лунному Камню, - заливают берег земной.
Утягивают в полон воины обратного-лунного времени всё, - что оторвалось от корней Первопричины.

Чёрные, с изумрудно-мрачным отливом озёрные сосны, - переступают с ноги на ногу.
Нервно трясут головами встревоженные деревья, - сохраняя некоторую видимость достоинства, - отпущенного Весовщиком при рождении каждой твари земной.

Да, полную меру, точно глаз во лбу, - имеет каждый земной пришелец.
То есть ровно столько имеет, - чтобы и в голову не пришло посягать на всеобщий Порядок, - чтобы не переступать даже в мыслях территорию своего назначения.

Вот почему, вздрагивают конвульсивно деревья, - но с прижитого места не сходят.
Будто по указке невидимого дирижёра, - разевают рты старожилы озера – молчат хором.

В изумлении смотрит поэт на хилый кустарник, - выскочивший на прибрежный песок, - почти к самой воде.
Растерянно озирается расхлестанный ком – не укрыться от приговора воздающего времени.
Вжался в себя незадачливый повеса – ничего не желает.
Похоже, уяснил отказник, - урок отторжения.

В голос рычит диковатую песню Прибой.
Одиноко. Надсадно.
И перо монаха-дождя скрипит в унисон человеческой памяти, - подыскивая правильные ударения ночному смыслу.
Бросается вода на робкую пустоту хлюпающего, чмокающего берега.

И рыбы, выброшенные на берег шалой волной, - орут глазницами белыми.
Верно, подавились мысли, - приговорённые к упразднению, - ночным зерном, - желая проглотить несъедобное время.
А ведь знать должны рыбы: не подвергаются пеплу измышлений лишь всходы живого сознания.

Да, старина, - выше пупа не прыгнуть.
Соглашается походник с Прибоем.
У каждого свой груз памяти, но покаянное слово – неизменный попутчик совести.

Хорошо сказал.
Уркнул Прибой в ответ.
Ибо ищет себя рыба безмозглая в одночасье, - а находит среди людей отверженных.

Стоп, - прервал монах словесную перепалку поэта с озёрным прибоем.
Ты, человек, опять начал рассуждать о превратностях судьбы вслух.
Хватит сорить словами, - которые охотно прибирает к рукам поводырь обратного времени.

Ты должен знать, - что память святых угодников, - хранящаяся в чакрах Великой Истории –  назвалась собственным именем.
Потому и украсились вершины памяти – белым золотом.
А человек отверженный не взойдёт на вершину Горы – Бог не позволит.

Вспомни, поэт, имя собственное.
Тогда сама возникнет цель.
А коли имеется цель – будет и колчан со стрелами.
И волны сами прибьют к берегу твоего понимания Лодку.
Ну, а пока то, да сё, - запасись терпением, напарник.
Постой, посмекай.

Тебя же надоумил художник – твой брат-близнец – ещё в прошлой истории.
Не хочешь опоздать – сиди, не дёргайся.

Придёт срок, - и стечение временных обстоятельств – этот режиссёр-случайность – распахнёт двери настежь перед выбором твоей судьбы.
И получишь ты в дар манну небесную – информационный хлеб Вселенной.

Вникни в суть Первопричины.
Дай имя произошедшему чуду.
При этом не умолчи, - о происхождении имени собственного.

5.

Прикрываясь от любопытного ветра,  поэт записал в тетрадь заклинания озёрного старца.
Подправил палкой дрова в костре, - курит.

Неуверенно вглядываясь в проливной облик дождя, - разделившего с ним ночную вахту у костра, - странник  пытается догнать мысли затворника-старца, - похожие на детские сны.

Но никому не дозволено заглянуть за кулисы, - где в объятиях театральной паузы отдыхает на диванчике человек, - добровольно принявший карму молчания.

Я должен самостоятельно осуществить переход во времени Озарения, - чтобы вместе с монахом составить из писем учителей Шамбалы Книгу концептов.
Неотступно пульсирует мысль в сознании поэта.

Я должен сохранить в памяти всё, - что видел и слышал.
Чтобы вернувшись из похода дольнего, - разлить по тарелкам городских площадей заветы Молодого солнца.

Ибо нет ничего тайного в намерениях Шамбалы – есть плечо Участия, - в помощь земным странникам.
Ибо желания Шамбалы – дорога Ускорения.

Льёт дождь – усыпляет походника.
И поэт уснул: доверился желанию судьбы-провидицы – целиком погрузился в медитативный сон Венеры-причастницы.

Стремительны переходы в пустыне сознания – только успевай улавливать связь времён.
Делятся великие дороги на голоса учителей Шамбалы.

Но неделима церковь Единого, - силой любви и вдохновения прокладывающая дорогу русскому языку.
Ибо вотчина русскоязычная – руководство для зрячих.

Разносит Новый год добрую весть по белу-свету.
Холм от холма, - возвещает колокольный звон о сошествии духа святого на дороги российские.
Мужественно борется церковь православная за право Христа на жизнь – после воскресения.

Старцем тысячелетий стучит Храм неосквернённой памяти в дома людей, - обручённых с правдой Господа.
Помогает Новый год людям Заутрени совершить переход во времени, - напоминая званникам духа, - что солнце только днём греет, - оставляя на вечер уроки Света.

Взаимодействуя с космическим разумом, - оздоровляет русская церковь дыхание земли-матери.
Усилиями братьев-Архангелов очищает память человеческую от дурной наследственности.

И пришёл Час.
И календарь новой веры – порог церкви Единого – умылся дождями синими.

И время людей, крещёных Православием, - перетекло из одного неба в другое, - оставив больную память земных дорог вчерашнему человечеству – с благодарностью.
И русский Сын восхитился храмом мировой Истории, - воссозданной Богом заново по лекалам Истины.

Непостижимы мгновенные преображения земной памяти, - значительно отощавшей после сорокадневного поста.
Ибо коснулся Бог женского чрева – дорожным посохом.
И вырос на земле дом нового Пришествия – Второго пришествия.

Пройден огромный путь или малый – оценит дыхание жизни.
Но ты, Иисус, подхвати этот Звук, - разнеси по свету Благовещение русское.
Подари пригоршни озарённой памяти миру человеческому.
Напутствовал Сына Отец.

И выпил Иисус из чаши Истории.
И людям вернул то, - что они сами у него забрать захотели.
А хотят люди многого, - поэтому опустел мешок служителя Истины до последнего вдоха-выдоха – в один миг.

Кому душу греют охи-вздохи фарисейской Памяти – остались за бортом Истории.
Остальные – вперёд.

Ибо сказитель – вестник эры Служения, - уже вышел из Круга.
Ибо терпение Христа, - не заменит ношу людей, - верующих в Россию-Шамбалу.

И пометил Господь календарную дату ключом серебряным.
Лето двенадцатое, день седьмой, русское Благовещение.
И окрестил Праздник-труд – повелитель вдохновения – людей третьего тысячелетия святым дыханием Горы.

И святой дух вознёс над землёй вымпел державный – Орла Двуглавого.
И Призма всех проявлений сердечности, - утвердила новые правила жизни в стране тончайших запахов.

Сердцем подхвати этот звёздный ритм дыхания, Орёл Двуглавый.
Потребовал дух святой.

Помолись о людях невинных, - застывших в безмолвии – в неправде человеческой.
Но не обращай в грех, - боль их усталости.

Преврати мечты преображённой Истории в жизнь.
Воспой радость Дня, - Впереди Идущего.
Не забудь о странах ближнего, - и дальнего зарубежья.
Помни – дело неотделимо от слова.
Ибо Слово Озарения – ваше крещение, люди русские.

Залечи, Птица вещая, - раны в груди Истории.
Оздорови державный ритм дыхания России-Шамбалы.
Проникни в звуковые вибрации брата-космоса, - помолись о долголетии земли-матушки.

И ненастье, - обещанное пророками неугомонного Запада, - пройдёт стороной.
Ибо доверием Света, - хранима Память человеческая.
Не остановить поступь Храма-странника, - идущего из глубины веков в края чудные.

Но не делай хвастовства над Божьим творением, - над Его милостью к тебе, - над мудрым Его участием.
Предостерёг дух святой Птицу Двуглавую.

Мир возможностей домочадцев России-Шамбалы, - пока ограничен незримым усердием монахов-затворников.
Но миру космическому решать, - заговорит ли сердце учителей Шамбалы в полный голос.

И от дыхания комара расширяются границы Возможного.
Что говорить о молитвах блаженных схимников, - живущих в чертогах бесконечности.

И ты, русская Повесть, - отыщи за словами людей, - за их жестами, - за травой, произрастающей на грядках самообольщения, - посыл сердечный.
Одновременность действия всех признаков человечности, - обрати в дыхание Белого Лотоса.
И все, кто решится вместе с тобой поклониться времени-следствию, - окажутся в пределах обозначенного Понимания.

И пришёл Новый год в гости к поэту, - протянул руки в помощь.
И проснулся человек, - услышав призыв Белого Лотоса.

И исчезла пугающая настороженность Ночи, - скрывающаяся за каждым днём, - за каждым событием, - за каждым шорохом космических волн.
И отрешённость ночного Часа, - сладко всхрапнув, - повернулась к стенке лицом.
И сны израненной памяти – отступилась от человека прощёного.

А всё равно, - не избавиться поэту от примет вчерашнего времени – разом.
Вон, - велосипед-напарник, - горбатится возле сосны.
Обычным человеческим грузом усталости привалилась дорога искупления к берегу Чудского озера.

Наверное, жалуется дочь старшая ночному Часу, - на птенцов Заутрени, - отвоевавших у прощёной Истории право голоса.

Но не подступиться зарослям слов, - пленённых беспамятством средней дочери, - к оранжереям Заутрени.
Потому что младшая дочь, - постучалась в дверь другой Истории, - где учителя Шамбалы формируют походку нового времени – русского времени.

6.

Эх, Чудило-озеро – ветер моря синего.
А отражение неба в ветре – парус белый.

Неотрывно смотрит поэт на барханы волн – вибрирует кружевная вязь в Облаке Света.
И чем пристальнее он вглядывается в озёрное поле, - тем решительнее серебрится пламя в ливневых лучах дождя-проповедника.

Шепчет поэт молитву: выстраивает слова молчания, - в улыбку Господа.
Чтобы в нужный момент, - прочитал сердечные письма дождя и ты, прохожий.
Чтобы и твой дух, человек любопытный, - воскрес в праведных сердцах духоладцев, - положивших жизнь на алтарь русской Словесности.

При деле монах.
Следит внимательно отшельник за перемещением напарника в лабиринте Памяти.
Остужает дождь пыл человека в риторических оранжереях сна-озера, - когда того требует яснопонимание Логоса. 

Миллионы касательных линий, - берущих начало в одной из дождливых июльских ночей, - натянулись нитями говорящих струн: прокладывают дорогу братьям морским – слова причастия.

Вот и ещё один переход в лабиринте времени завершён поэтом.
Позади бездна прожитых впечатлений.
Пора возвращаться на круги своя – в обитель родословия русской Повести.
Не прибавит дождь сомнений походнику, - лишь печальный берег смоет из Памяти.

Молись, молись усердием, - напутствует поэта дух святой.
Да от старания чрезмерного не порань тело тончайших запахов, - едва защищённое от невежества нижних слоев атмосферы.
Доколь повествовать будешь о странствиях потерянных судеб? 

Преображение Спаса – примирение с Богом.
Верь в человека.
Ибо человек – это вера – это речь благословенная.
И твоя, - и моя, - и земли-матери.

Верь в реальность окружающего мира, - верь в праздник Светлого Воскресения.
И я поверю в реальность твоего существования – в речь твоего вдохновения.

Бог взирает на тебя с высоты.
В доме твоих бесхитростных птиц вьют гнёзда лучи солнечные.

Устарели песни, - вдохновлявшие на подвиги в прошлом.
Разбежались потоки вещей Реки: один влево, - другой вправо.
Один поток пересекается с Сахасрарой, - другой с Кундалини.
Найди состояние золотой середины – переход во времени Озарения.

Вспомни странника семи городов, - который тронул тебя за плечо посохом величия, - ещё в прошлой истории.
Неужели забыл?
Предвосхити значение Формы – голос стихии Неведомой.
Ответь тому, кто теперь в сердце знак подаёт.

Скажи, кто сегодня первым разбудил тебя ото сна?
Кто предваряет совпадения твоих пробудившихся слов?

И вспомнил поэт о значении Слова Сущего.
И поднялся вслед за дождём-пророком по Лествице Ускорения в девятый Город, - где живёт дух огненный – собеседник солнца.

И робость поэта тотчас же была вытеснена бесстрашием девятого брата.
И смёл космический ветер со стола поэта слова безродные, - и дождь-пророк очистил берег Чудского озера от вчерашних следов художника.

И растаяли свечи ночной дороги.
И на смену угасшим звёздам, - проснулись в пространстве русской Повести одинокие зёрна Рассвета.
И призвал дух святой в чайную обитель души открытые – хочет поведать гостям тончайший вкус Мгновения.
И по влажным отпечаткам солнечных бликов на прибрежном песке, - нашли дорогу в чайную обитель Рассвета братья утреннего часа.

Но настороженно присматриваются Часосолв к первым главам книги «Воздастся», - ещё ненаписанным, но уже званным Духом Святым на чаепитие.

7.

Терпеливы братья утреннего часа.
Пьют чай. Молча переглядываются.
Ждут званники, когда рука Рассвета смахнёт с верховий земных остатки ночи.
И Часосов ждёт пришествия младенца Горы Рассвета.

И привстали званники, увидев солнечный луч, - внезапно сошедший на песчаный берег Чудского озера.
И сказал Часослов, глядя на луч: вот и пришёл на землю – новый Божий Замысел.

И подошёл посланник Храма Золотого Сечения, - к братьям утреннего часа.
"Здравствуйте, главы и новеллы книги "Воздастся. Вам привет передают братья звёздного часа, - и просят ".

Человек Утрени: отвори дверь – входи.
Не черпая из лужи сомнений, - иди, Слово русское, босым за своей обувью.
Иди, - не покушайся на падкое.
Иди, - скороход вечных островов знания.

Ты думаешь, - нет представлений более вместительных, чем вечность?
Но нет значимости – выше озарения.

Сияние всех желаний, - а значит проблем и их разрешений, - собраны человеку в радость, - если снизошло на эту данность мира раскаяние-спасение.

Сбереги, странник земных дорог, трижды отмеченный русским словом, - всё, тобою произнесённое.
По слову твоему, отделил Господь восемь строк нетленных желаний, - от мечтаний тщедушных.

И вы, миродети Купавы, слушайте, - как из ростка двуногого ветра, - из светлых листьев Сада Причин, - восстал брат мой русский на поле битвы.
Как окропил он кровью сюжетов порог Суженный.
Как просто и ясно рассказал апостолам русской Словесности о назначении яростной битвы.

И отправили поэты русские на дорогу Служения строфы второрождённые.
И Синие колокола, испив из чаши небесных архангелов, - огородили звезду восходящего утра духовным пламенем, - от змеиного шипения служителей каббалы.
И люди Иерусалимской площади, - кто не был проклят Господом, - услышали ритм слаженных волн.
И разрушили ангелы повеления Идола западной демократии - Пирамиду долларовую.
И дорога Исхода приняла босоногих людей, - забывших обувь на Старой площади.

А когда, вдохновлённый звездою востока, - взмыл к вершине Горы Православия призыв Алтая, - сошли братья титанов на русскую землю - дыхание чистое.
И триединство славянских земель, - сплело Круг неделимых понятий.
И собрали в ладони капли росы, - люди утренних листьев.

И завещал Господь Сыну своему: храни влагу человечности – слова русские – в сердце.
Ты возделывал землю, - стараясь не погубить ростков человечности.
Пришло время твоего нового земного воплощения - собирание урожаев радости.

Ты вышел на дорогу, познающую свою беспредельность.
Потому что чувствительность русского Слова превосходит границы космоса.
И сферы межгалактических птиц сопровождает тебя, человек.

Не ищи сладу с племенами, - поросшими недужью.
Ибо нет перспективы у людей, - разделивших счастье на "своё" и "чужое".

Ибо взор твой, Иисус русского Слова, - уже отыскал Лик чудесный в волнах моих вершин.
Уже плетёт Матерь Мира орнамент совсем другой земной плащаницы-матрицы.
Уже вместил художник мой Звук в свои полотна.

1995 г. Будда.






РАЗВИТЬ ТЕМУ "СТРАННИЧЕСТВА"!!!

 новобрачных мыслей – следом.

Там, - в Междуречье – аккурат посреди Сахасрары и Кундалини – определил Всевышний путь своему Замыслу.

И пришелец, - подладившись под походку эпохи Воздастся, - отправился в путь.
Всё, что чуждо Природе Бога – то и ему чуждо.

Неповторимый лик Молодого солнца – не устыдит и не устрашит морских странников.
Потому что дух перемен отказался быть орудием порчи.
Он и поэту посоветовал себя изменять, - когда руки чешутся, - а не окружение.

Ибо произвёл Верховник в числах космического Порядка переучёт, - и линии звёздных рек соединились на ладонях поэта в космодром духовный.

И расцвёл зенит солнечный, - мудрыми главами русской Повести.
И крылья вселенской радуги, - укрыли священным куполом незримые дороги пятнадцати новелл книги «Воздастся».

И взгляд Верховника оживил третий глаз поэта, - и пространство одноцветной причины украсилось иконой Заутрени.
И увидел человек, - одарённый ясновидением, - дороги свершений книги «Воздастся».
И Замысел Бога огласил пятнадцать имён стихий-сказителей.

И склонились берёзы и ели, - над туманными ликами пришельцев-ангелов.
И строки вертикальных впечатлений, - освятив крылья Заутрени, - пролили свет на землю.
И сила молитвенных заклинаний звёздных братьев подняла Волну в царстве восьмом, - чем предохранила мир земной от гибели.
 
И прихожане церкви нового Дня в едином порыве возвестили хвалу Всевышнему.
И весь мир человеческий склонился в почтении перед младенцем Горы, - оценив в полной мере Замысел Бога.

И душа Иисуса, - открылась навстречу русской Повести.
И Великая Степь ответила тем же, - званнику Утра.
И озарились Сады Совести – Божьим предзнаменованием.
И голос Светила возжёг чаши рожениц.

И увидел Иисус книги всех русских писателей в едином собрании – сам стал автором нескольких книг русской Повести.
И сила солнечного Круга, - сравнялась с качеством мыслей благодарного человечества.
И пространство дневной стороны Неба открылось земле – Иконой Всех Прощёных Радостей.

И Гора Веления Духа Святого предсказала Орлу Двуглавому дорогу величия.
И народы русской Повести, - слились в архипелаг мудрости. 
И поняли страны ближнего и дальнего зарубежья, - что дыхание Двойной Звезды, - не прореха в стене, - а бескорыстное служение Богу.

И сорвалась прозрачная клякса с кончика пера дождя-монаха, - и молитва державцев космоса сошла на берег русской Словесности – красой-девицей.
И проникся поэт чудом творческого озарения – написал на паперти Храма-странника Имя судьбы-подвижницы – Словение.

И лики предстоящих событий вытеснили из сознания русской Церкви иконы старотерпия.
И неповторимые мгновения Речи, - хранимые Богом, - вошли в жизнь пота, - вместе с любимой женщиной.
И судьба-провидица увлекла поэта в мир красоты ненадуманной.

И замысел плоти и духа вывел человека на дорогу Служения.
И перевернулась изнанкой водная толща Чудского озера.
И то что было невидимой частью озера, открылось свету.
И увидел поэт во всю плоскость дна Чудского озера - лик Иисуса Хритса.
И склонился поэт перед Иконой Преображения.
И время живое, завещанное Богом-Отцом, - ожило в каждой клеточке тела Сына Божьего.

главе Здравого Смысла.

И дождь-монах, оставшись наедине с блаженной мыслью, - вынужден был отказаться от стыдливости.
Признав право мысли на цветение, - призвал к себе человеческое желание – в качестве утешения.
А когда желание ушло – остались дети.

И уверовал монах в продолжение Рода человеческого.
И взметнулась его озарённая мысль Белым Облаком, - и стрела откровения опустилась на рабочую столешницу Бога.
И ветви дерева-Дня налились светом предстоящих тысячелетий.

И поэт, - доверившись красивой мысли, - ушёл с головой в работу.
Ибо продолжение судьбы – продолжение рода человеческого.
Ибо поэту без красивой женщины нельзя, - а без веры – тем более.
Гласит правило.

1991 - 2012.