Глава двадцать третья

 Я помню, как добирался до мотеля. Шел пешком по шпалам железной дороги, мимо
заводов и строительных площадок, в диком оцепенении, лихорадочно соображая, что
делать?Я знал, мне не где взять и доли суммы, назначенной за Дженн. Бойд убьет
ее, даже если я принесу сто тысяч долларов. Не смогу жить дальше с мыслью о том,
что Дженн погибла из- за моей глупости и неспособности во время остановиться,
подумать. Что делать? Может пренебречь словами Бойда и пойти в полицию.
Вспомнил о Базе. Он возненавидит меня, когда узнает о причастности к истории.
А все тайное рано или поздно становится очевидным, особенно для полиции, которая
займется убийством Дженн. Я готов провести пол жизни за решеткой, лишь бы Дженн
осталась жива. Страх охватил все тело, будто стало холодно от липкого озноба,
пробегающего от макушки до пяток. Я дошел до мотеля, с трудом поднялся по
лестнице, прислонился лбом к двери. Тишина, четыре утра. Хорошо, что никто не
видит моего состояния и испачканной в пыли и крови одежды. Я запутался в
собственных поступках, мыслях, ситуациях. Не умею справляться с правилами
жизни на улице, хоть и провел там все сознательные годы.
А вдруг это очередной ужасный фарс?! Я застонал, вспомнив безвольно опущенную
голову, чуть приоткрытые глаза с дрожащими ресницами. Была ли Дженн в сознании
вообще? Или я совсем доверчив, чтобы понять, Дженн готова на многое, ради
свободы, даже на столь изощренный план! Руки дрожали, я пару раз выронил ключи,
пока открывал замок. После ударов армейским сапогом с металлическими накладками
бок нестерпимо болел, я не мог дотронуться до него. Наконец я сумел открыть
дверь, и в полоске утреннего света, проскользнувшей сквозь проем, увидел Корна.
Он сидел в кресле, руки покоились на подлокотниках. Я замер, мне показалось-все
дурной сон, не более.
 - Дверь закрой, дует.-Он медленно осматривал меня. В его глазах мелькала та
же привычная ирония, скрывающая другие чувства, привязанность ко мне, с
которой ни я, ни он не могли бороться.
Надо поверить в его присутствие; смотрел на дреды, торчащие в стороны, на
бледные тонкие губы, дрогнувшие в полуухмылочке, на вечно бегающие голубые
глаза. В них было что-то особенно дорогое с тех пор, как он впервые вошел
в этот номер. Мне хотелось сказать, не мог раскрыть рта, просто привалился
к двери, не в силах пошевелиться. Корн поднялся, подошел ко мне своей шаткой
походкой, опустил голову. Косички упали на лицо,я не мог разглядеть глаз и
движение губ. Только кулаки сжались до побелевших костяшек.
 - Я все знаю.-Корн поднял лицо, потом вдруг задрал мне футболку, осмотрел
бок, приложил ладонь и резко убрал. Боль впилась в тело, словно тысячи игл
воткнулись внутри. Я вздрогнул, сжал зубы, чтобы не застонать. 
 - Потерпи, скоро пройдет.
Я прижал его к себе одной рукой. Корн не вырывался, не протестовал. Он тихо
уткнулся мне в плечо и замер. Живой, близкий, в новых кроссовках!
Все смешалось и унеслось в самые недосягаемые дали, вдруг показалось,жизнь
до нашей встречи-мимолетные картинки ничего не значащих переживаний, шелуха
бесконечных будней. Корн и я.
Я дошел с его помощью до кровати, рухнул, сразу стал засыпать, улавливая
присутствие Корна рядом.
 - Не уходи, Дон. Обещай, что не исчезнешь, пока я сплю!
Он сел на пол возле кровати, молча кивнул. Сквозь слипающиеся веки видел его
тонкий профиль,на нем играли желтые лучи солнца,делая Корна почти прозрачным,
неуловимо прекрасным.
Я был счастлив в доли секунд, пока смотрел на Корна.