19. Лечебница

  Мне осталось пройти самое чистое в мире кольцо – оно было серебряным и сверкало на солнце. В центре его стоял Мавзолей Лекаря. Солнце так сильно нагрело серебряную землю, что от каждого шага мои ноги пеклись как на сковородке. Ни один санитар мира, ни один врач, ни один светоч медицины не смел бы ступить на этот раскаленный серебряный круг.
У входа в Мавзолей, вытянувшись в струнку, стоял почетный мраморный караул. Вместо ружей у солдат были шприцы - их острые иглы торчали вертикально вверх.
Я вглядывался в этих рядовых солдат медицины. В одном из них я узнал Гиппократа, а второе лицо мне сильно напомнило знахаря Петра Подорожника, словно с него и ваяли эту статую.
Дверь Мавзолея блеснула при моем приближении, точно фотовспышка, и открылась. Мраморная прихожая Лекаря был пуста. Сделав несколько шагов в ее холодной пустоте, я вдруг ощутил такую дрожь по всему телу, точно вот-вот войду в гробницу к живому покойнику. Еще одна дверь, ярко сверкнув, открылась передо мной.
Теперь я был в приемной самого Лекаря.
- Ждите, вас примут, - послышался голос то ли с небес, то ли с потолка. - Кресло дезинфицировано.  Вам разрешается сесть.
Теперь я сообразил, что это голос робота.
Сидеть в этой комнате с единственным креслом было жутковато. Надо мной нависла такая гробовая тишина, точно весь мир вымер и я сам превратился в покойника.
Только теперь, в этой приемной, я понял, как Лекарь был одинок. Я разгадал его душу, так хорошо знакомую мне с детства.
Он страшно не любил женщин. Отношения с женщинами ему казались уродливыми. Он представлял эти тайные сцены, эту процедуру, после которой происходит деторождение.
Природа, казалось, создала людей не так как надо и все не так расположила. И все это надо быто придумать как-то гигиеничнее, эстетичнее и красивее. В женщинах он видел существ несовершенных, в их телесном облике – соблазнительную уродливость.
Еще в отрочестве он тупо наблюдал как девочки незаметно превращались в женщин. И он наедине с собой преодолевал это явление.
Слава богу, вокруг его Белого Дворца и в пределах всего Стерильного круга не могла появиться ни одна женщина.
Лекарь создан не для них, а для всего больного мира, который надо лечить.