В новой квартире

   Жили-были дед со старухой у самого... нет, у самой окраины Москвы в неказистом деревянном домишке, копались на своём огородике, держали десяток кур и одного поросёнка.  Но вот вплотную к их жилищу подступила своими безоконными торцами шеренга  панельных семнадцатиэтажек.

   – Ваш домик подлежит сносу! – заявили старикам представители администрации их района. – Предлагаем вам двухкомнатную квартиру со всеми удобствами в новом доме. 

   Старуха, воинственно тряхнув космами волос, выразительно посмотрела в сторону ухвата, стоящего у загнетки русской печи (с ухватом баба хоть на медведя).

   – Идите с миром! Не согласны мы.  Три кола вбито, бороной накрыто, и то дом!

   – Да ведь там не будет у нас огородика, сарая, – рассудительно возражал дед, цепляясь за свое добро. –  Опять же воздух здесь, а там выйти некуда.
 
   У деда седые усищи торчали в стороны – как в той поговорке: словно мышь в зубах несёт.

   – И где я буду кабанчика и курей держать!? – топала бабка на жилищное руководство.

   Её острые коленки ходили как паровозные дышла под старой клетчатой грубошерстной вязки панёвой, длинной до пят.

   Говорят, что старое мясо, как ни вари, всё тянется…

   Но мало-помалу старики сдались.  И то сказать, какое уж там житьё было в их домишке, если вокруг его день-деньской урчал бульдозер, разравнивая землю под новое строительство!  Правда, деду с бабкой удалось своими капризами выторговать у жилищной администрации двухкомнатную квартиру недалеко от центра Москвы, да ещё с повышенными удобствами, чуть ли не элитную!

   Тяжело им показалось сначала жить на новом месте. Главное, всё было для них непривычно.  Соседи по лестничной площадке ходили в модной одежде, не плевались, не  сквернословили.  А дед привык  всё время  носить  старенькую телогрейку, бросать и растирать окурки на полу, и не раз в сердцах, как таракан, пошевеливая усами, запускал такую фразеологию, что даже привыкшая к ней  старуха  прижимала свои пальцы к морщинистым губам, мол,  стыдно от соседей.  А соседи, в основном, безусая молодёжь, в свою очередь, включали во всю мощь телевизоры, музыкальные центры и прочие премудрости цивилизации, или  даже устраивали этажом выше пляски, причем, предпочитали делать это поздним вечером, а дед всегда укладывался спать рано.
 
   Старуха сначала боялась зажигать газовую плиту на кухне.  Она всю жизнь готовила себе и скотине еду в русской печи, а летом –  на керосинке.  А тут опасная невидаль – пшикающий газ! Как бы, упаси господи, пожаром всё не полыхнуло! Огонь не вода, пожитки не всплывут!

   «Как бы не взорваться или, упаси господи, не угореть от этого газа!» – думала бабка.
 
   Она водрузила на эмалированную газовую плиту старенькую, с закопчённым слюдяным окошечком, керосинку и, удовлетворенно шмыгнув носом, поставила на неё огромную кастрюлю с варевом.  А  дед обул валенки с калошами, застегнул на одну пуговицу телогрейку, взял пару помятых вёдер и по привычке пошёл на  улицу искать колодец.

   – Не могу я глотать водопроводную воду! – дед тряс своими белёсыми усами и с охотой делился своими проблемами с удивлёнными прохожими:

   – Пахнет хлоркой и ржой.  Еще заболеешь... Городские-то, они ко всему обвыкшие, а мы живём по-старому!

   Уборная в новой квартире также не приглянулась старику. Он боялся садиться на унитаз – неудобно и зябко без привычки, а становится на него, вдруг поскользнёшься, или там этот белый стояк треснет под ногами... Короче, он переоборудовал всё по-своему.  Сбил две широкие доски, прорезал в них на старый манер круглое отверстие, приладил к унитазу ступеньку.
 
   На  просторной светлой кухне бабка по-хозяйски поставила рядом с блестящей нержавеющей мойкой свои прокоптелые чугунки, горшки, ухваты, несколько мешков картошки, бочонок с солёными огурцами. А дед повесил в одной из комнат на здоровенных гвоздях (два дня долбил долотом неподатливый бетон в стене) хомут и вожжи как напоминание того, что у его прадеда был когда-то хромой мерин. Под кроватью и вдоль стен обеих комнат были сложены доски от разобранного на прежнем месте жительства сарая – по домашности всё пригодится.

   Дом – это вроде ямы, которую никогда не наполнишь.

   Старуха к весне пустила на лоджию десяток кур. Без петуха дело тоже не обошлось: пусть в отместку не в меру музыкальным соседям-полуночникам делает побудку им ранним утром! В одной из комнат разбили маленький огородик.  Трудолюбивый дед натаскал туда дюжину мешков перегнойной земли с ближайшего сквера.  На одной грядке посадили лук-севок, на другой – дед посадил для себя табак-самосад.

   Старик удовлетворённо усаживался на низкую дощатую скамеечку между грядками, крутил из газетного обрывка «козью ножку» для курева.

  От привычных  забот  старикам  стало  легче  на  душе.  И, правда: в могилу ложись, а песни пой.

    В квартире пахло привычным душком: кислой капустой и влажной землицей.  Но огородик старухе показался чересчур малым

   – Давай отец потеснимся.  В другую комнату, где мы спим, тоже принеси чернозёму со скверу, да побольше! – скомандовала бабка, уперев руки в поясок панёвы, – Весь паркет устели.  А кровать нашу поставим на кухне – места там хватит!

   Дед, скорее по привычке, беззлобно пульнул в некуда пару ласковых словечек и с готовностью взял под мышку пустой мешок.

   Посадили они в комнате рассаду помидоров и огурцов.  На улице по ночам ещё перепадали морозы, а у старухи огурцы уже дали по третьему листку.

   – Благодать-то какая! – повторяла она, – вот что значит центровое отопление!

   – Главное, вода для поливки рядом! – радостно подпрыгивали усища у деда. – Лей-не хочу!

   Вскоре в квартиру стали звонить жильцы с нижнего этажа. Люди они вроде культурные, а возмущались, что протекает у них потолок, не могли они взять в толк обычные стариковские хлопоты.

   Чужой рот –  не огород, не притворишь.

   – Уж это не мы виноватые! – выходила на лестничную площадку бабка, вытирая о панёву испачканные землёй руки,  – Так нонешние строители наработали!

   А старик с каждым днем оживлялся, видно весна и на него действовала.  Съездил он в Салтыковку  на базар, купил там маленького поросёнка.

   – Неужто и кабанчика опять будем держать!? – раскраснелась от  возбуждения бабка. – А ну, дед, делай побыстрее для него закуту.  Доски вот и пригодились!  Другие собак и кошек держат, а мы будем кормить съедобную скотинку.  Пускай соседи завидуют!

   Но  соседи  не  завидовали.    Они  почему-то  жаловались, теперь уже в милицию.
               
   Представитель администрации города и участковый милиционер ходили по квартире стариков, зажав нос и стараясь не испачкать одежду.
 
   – Раздайся грязь – навоз ползёт! – шутливо  встретил  начальство  дед  и  глубокомысленно добавил: – грязь не сало, потёр, она и отстала…

   Комиссия послушала старательное, как будто специально для гостей, пение длинноногого, с острыми шпорами, петуха, посмотрела на возню и хрюканье поросёнка в дощатой закуте под широким окном в комнате и, качая головами, пригрозила нарушителям порядка штрафом и выселением.
 
   – И куда их выселишь? – участковый, посмотрел на представителя администрации и сдвинул на затылок фуражку. – В другом месте они тоже устроят свинарник!

  И все-таки нашлись добрые люди в префектуре округа, пошли старикам навстречу.  Выделили супружеской чете в обмен на квартиру  дом  у  окружной  автомобильной  дороги  с большим приусадебным участком.  Сказали, что в ближайшие двадцать лет никакого нового строительства там вести не будут,  старики могут спокойно заниматься своим хозяйством.

   – Не хотим меняться! – вдруг заупрямились они.

   Дед говорил картаво,  держа длинные гвозди в зубах – он ремонтировал закуту для поросенка:

   – Что я с катушек слетел? Тут я воду беру из кранта сколько хочу, а там мне надо раз двадцать в день крутить воротник на колодце.  Опять же, дрова.  Здесь они без надобностев.

   Весь вид его говорил, что он от своего не отступиться.  Говорят о таких: ни с уса капли не даст.

   – Али я дура? – наступала на начальство, держа поварёшку за спиной, костистая и, видимо поэтому, очень подвижная бабка. – Тут у меня газ с четырьмя конфорками.  Я и горюшка не ведаю, варю хлёбово для себя и скотинки.  И гастроном у нас тут  на первом этаже.  А от того  домика, что нам сулите, я буду ходить чорти-куды!  Где я буду покупать крупицы и хлебушка для своих курочек и кабанчика?  Опять же рынок здесь близко, можно подторговывать сальцем и зелёным лучком.

   – С навозом не знаю никакого горюшка! – бодрился старик. – Спущаю его в мусоропровод, а то и в уборную.  Из ванной протяну в комнату шлангу и смываю за поросёнком...

   – Спасибо, дорогие начальнички! – истово кланялась старуха.  Узнали мы жизнь на старости лет, к деревенской колготне вертаться не желаем! И не маньте туда,  не пойдем мы, как его... от вашего про-горе-са!