Параноик и больница

Проснулся, помыл руки с отбеливателем. Заткнул раковину пробкой и налил в нее кипятка. Стиснув зубы медленно погрузил руки в воду. Уперся макушкой в треснутое зеркало. У меня выступили слезы. Вытащил красные воспаленные руки, выдохнул и принялся аккуратно вытирать их бумажными полотенцами. Это мой ежедневный ритуал.

Чем плоха паранойя? Если тебе не с кем сравнивать, то все грани стираются, понятия об адекватности уходят из твоей жизни, ты просто перестаешь понимать что это такое. А мне уж точно не с кем сравнивать, люди давно меня оставили.

Нужно идти в больницу, сдать кровь на анализы. Я одеваюсь, от меня пахнет стиральным порошком, хлоркой, и еще целым ароматическим букетом из различной бытовой химии. Кожа на руках очень болит, не так как раньше, конечно, но все же довольно ощутимо. Мои руки покрыты перчатками из собственной зарубцевавшейся кожи. Я думаю, что если сжать кулаки и засунуть их в карманы, то так я их меньше испачкаю, ведь грязь повсюду, даже в воздухе.

Одна мысль, что мне придется браться рукой за места, где побывали тысячи немытых лап, вызывала во мне панику, поэтому я извернулся открыть парадную дверь носком ботинка. Я поднялся на второй этаж и меня пробил пот, сердце быстро забилось, стало дурно. Может из-за того, что здесь было душно, а может из-за того, что я боюсь иголок.

Иголки это ночной кошмар для такого рипофоба и параноика как я. Вообще забавно все это, сначала ты немного мнительный и всего лишь чаще других моешь руки, потом превращаешь чистоплотность в свой стиль жизни, некое хобби, оглянуться не успеешь, а у тебя уже стоит ящик отбеливателя под раковиной. А что на счет иголок? Иглы вторгаются намного дальше, чем грязь, они проникают в твою плоть. Чего уж там, халатность врача может тебя прикончить, причем очень быстро. Прошли те славные времена, когда другим я доверял больше чем себе. Теперь каждый укол я достаю медсестру вопросами: —А вы весь воздух убрали? А что это за пузырьки? Значит ничего страшного... Вы точно все проверили?

Тем временем я подошел к двери кабинета, хотел было зайти, но какая-то мамаша прервала мой порыв:
—Там занято.
—А вы туда? — голос мой звучал почти утробно и жалко, я очень давно ничего не говорил, она застала меня врасплох.
—Угу.
—Вы последняя?
—Да, — в тот момент, когда она это сказала, я смог прочитать в ее глазах: "Странный ты какой-то". Да уж, с этим не поспорить.
Я плюхнулся на железное сиденье. Разум рисовал ужасные картины: уборщица трется своей вшивой вагиной о ручку двери; пускающие слюни дети; гниющее от сифилиса горло. Черт, нет, у меня не сифилис, просто ангина.

Из кабинета вышла женщина с ребенком. Ниоткуда появилась другая, худая, в каком-то страшном платье. Она держала ребенка, его голова лежала у нее на плече и лицом он был направлен в мою сторону. Странным мне он показался, жутким каким-то. Глаза неестественно глубоко в голове утоплены, лицо как-будто маска. Поглядывал я на него, думал овощ не овощ, а он возьмет и улыбнется от уха до уха. **ять! Я отвернулся и уставился в лучи солнца, которые падали на пол из окна другого кабинета. Записаться им там надо было, операция какая-то. Так и сидел, пока они не ушли к чертям.

Затем настала очередь той мамы с дочкой. Дочь кричала, упиралась и плакала, не хотела идти в кабинет. Не знаю что я испытывал в этот момент, садистское наслаждение с одной стороны, с другой стороны в моей голове сидит такой же ребенок. Ребенок, который кричит и плачет, боится, упирается, и умоляет меня не идти в этот долбанный кабинет.

Минут двадцать я слушал крики, начал уже было беспокоится, что не успею по времени на прием. Потом открылась дверь, выглянула медсестра, посмотрела, что я еще сижу в очереди и зашла обратно. Через пару минут вышла девочка с перевязанной в локте рукой и ее мама. Итак, теперь я.

Я проскользнул в кабинет до того, как дверь закрыли. Отдал направление и сел на кушетку. Пока медсестра заполняла бумаги, я осмотрел железный столик, который был цвета бензина в луже из-за всяких моющих средств. Выглядело неопрятно, но все же это немного успокаивало. Медсестра положила мою руку на стол, затянула ремень выше локтя и надавила на плечо, чтобы я оперся спиной на стену. Подготовила шприц.
—Поработай ручкой, — сказала полушепотом медсестра. От этих слов у меня привстал, я попытался успокоить разыгравшееся воображение и принялся с усердием сжимать-разжимать кулак. Член, однако, не хотел меня слушаться, и его силуэт стал отчетливо различим в изгибах джинсовой ткани. Я заметил, что глаза у медсестры игриво бегают, а на лице проступила едва различимая улыбка. А она очень даже ничего: стройная фигура, темные волосы. Кожа слегка побита, но было в ее лице что-то неуловимо сексуальное.

Вены на моей руке вздулись и она тут же воткнула иглу, произошло это так быстро, что я не успел толком разнервничаться. Она начала тянуть поршень и шприц заполнила очень темная кровь. На моем лице появился оскал. Медсестра вытащила шприц, сняла жгут и перевязала руку. В ушах у меня зашуршало, я оперся на руку, немного подергался и повалился без сознания.

Очнулся я от ощущения чего-то скользкого и влажного на своих губах, к тому же кто-то увлеченно массировал мой член. Я открыл глаза и не поверил: знойная медсестричка присосалась к моим губам, извивалась и терлась об мой бугор на джинсах. Верить-то собственно и не стоило, потому что это я придумал от скуки, пока резал картошку на кухне, в одних трусах, с эрекцией. Придумал, потому что ничего интересного в тот день со мной так и не произошло.