68. Корона карнавала. Маэстро полетов

                68. Маэстро полетов      


Еще амуры, черти, змеи
По сцене скачут и вопят.
Еще усталые лакеи
На шубах у подъезда спят…
А.С. Пушкин.            
               

Первый танцовщик и балетмейстер петербургской балетной труппы, Шарль-Луи Дидло, ежедневно он  ходил пешком (приплясывая) в Мариинский театр, на спектакли и репетиции, и обратно.

Частенько он сам выступал в балете, а потом возвращался домой в… лавровом венке вместо шляпы и в греческой тоге вместо пальто. Костюм Аполлона –  покровителя искусств, бога богемы. Ср. с А. М. Белозерским –  тоже Аполлон фэнсиона;  тема двойничества).

Среднего роста, рябой, худощавый, лысоватый – в жизни дядюшка Дидло мало соответствовал классическим ролям, но на подмостках бывал весьма убедителен. Трепетать заставлял публику, даже и от страха.

Я – раб, я – царь, я – червь, я – Бог…
 
На улице его нельзя было не заметить, уж очень особенны были его внешность и манеры. Приплясывал на ходу, и жесты удивительные. Голова его всегда была занята сочинением какого-нибудь па или сюжетом нового балета, и потому его беспрерывно как-то подергивало.

Ноги маэстро были образцово, на балетном пыточном станке, выворотны. Идти рядом с ним было небезопасно – у него была привычка лягаться, точно он страдал пляской святого Витта.

Пинок, отвешенный балетной ногою – это серьезно.

Кто видел его первый раз, мог принять его за помешанного». (Тема сумасшествия, как альтернативы искусства: Всеволод Гаршин, Глеб Успенский, Ольга Спесивцева, Вацлав Нижинский…) Однако, это были лишь странности творческой натуры.

Балеты Дидло – сказки.

Из толпы милых воздушных девиц он, как будто из цветов, составлял гирлянды, букеты, венки.

Он первый дал искусству танца третье измерение – высоту. Ввел полеты, т. е. воздушные сцены. Леветировал танцовщиков. Превратил их в полу-птиц.

I belive I can fly.

Вместо господствовавших в куртуазном веке пудреных париков, французских кафтанов, башмаков с большими пряжками для танцоров, а также фижм, корсетов и пышных воланов для балерин, Дидло изобрел трико (название происходит от фамилии парижского чулочного мастера Трико, выполнявшего его заказы). Плотно обтягивающие мужчин трико  (в облипку!) вызвали шок, но и восторг.

При нем балерины сбросили длинные тяжелые от крахмала юбки, оделись в блескучие, летучие  пачки из тарлатана – наряд видений, сновидений, призраков.

Покуда зрителю нравятся «тетеньки в пачках» (а это, правда, красиво)– балет не умрет.

Эхо-магнит

Балетоман Александр Сергеевич воспел творения Шарля-Луи в первой главе «Евгения Онегина»:

Еще амуры, черти, змеи
На сцене скачут и вопят,
Еще усталые лакеи
На шубах у подъезда спят…

Правда, байронический  Онегин, зевая, отворачивается от сцены. Его не трогает даже полет Истоминой, которая:

Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг – прыжок, и вдруг – летит,
Летит, как пух от уст Эола!
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет…

Все эти обольщения, волшебные миражи не для Онегина:

Балеты долго я терпел, но и Дидло мне надоел.

Но сам Пушкин тут же оговаривается  в примечании: «Эта черта охлажденного чувства, достойная Чайльд-Гарольда. Балеты Дидло исполнены прелести и живости необыкновенной».

Романтический Дидло был брутальным деспотом на сцене. Молодые впечатлительные артистки разносов его боялись до обмороков. Мог, под горячую руку, и поколотить бестолкового ученика (цу).

После многих скандалов и интриг он ушел из Мариинки, рассорившись с директором императорских театров князем Гагариным. Тот не затруднился посадить великого балетмейстера под арест. Тема униженного (чиновниками, нуждой и вообще жизнью) гения очень характерна  для фэнсиона.

Отбыв наказание, артист заявил: «Такого человека, как Дидло, не сажают», –  и хлопнул дверью.

«Амуры, черти, змеи» – выпорхнули со сцены, вслед за ним.

Их больше нет. Есть па-де-де и па-де-труа и гран-па. Но магия – увы.

Амура, может, еще найдешь с трудом, а черти, змеи, вериоки, нимфодоры, крысоловы, полишенели и т.п., исчезли.