Властелин поневоле-26

*  *  *

Когда стряпухи принесли в Большой дом полуденную трапезу, на их лицах уже не было той печальной отрешенности, которая так бросилась мне в глаза утром. Конечно, тогда беда, обрушенная верховным жрецом на Славну, была делом совсем свежим, но с тех пор прошло полдня, и повседневные заботы и хлопоты уже успели оттеснить в них сопереживание тяжелейшему испытанию, которое свалилось на их подругу, куда-то вглубь. И только единственная из стряпух, Быстра, так и не рассталась со скорбным выражением, застывшим, словно маска, на ее лице.

Было совершенно ясно: то, что случилось со Славной, обожгло ее душу намного сильнее, чем у других стряпух. И, глядя на нее, я внезапно подумал: «А может, бакенщик, ты напрасно считаешь, что новой помощницы уже не найти? Чем, к примеру, тебе не подходит Быстра? Почему бы не предложить этой девушке сыграть ту роль, которая в твоем плане отводилась Славне? Тем более, что у нее возникает дополнительный стимул участвовать в твоем деле – возможность спасти Славну. Так неужели она откажется помочь тебе сделать так, чтобы ее лучшая подруга смогла сбросить статус изгоя?»

Безусловно, попытка привлечь Быстру к решению моих проблем являлась делом очень рискованным – я ведь ее совсем не знал. Но других-то вариантов у меня все равно не было. И я решил ухватиться за спасительную соломинку.

Возможность о чем-то поговорить с ней у меня имелась одна: та же самая, которую я использовал, чтобы что-то сказать Славне. И я указал на принесенную Быстрой стряпню в последнюю очередь, когда все остальные труженицы моего кулинарного цеха уже покинули Большой дом.

– Скажи мне, Быстра, – спросил я, как только девушка приблизилась ко мне, – когда утром я подошел к стряпухам и отвел тебя в сторонку, кто-нибудь из остальных потом поинтересовался, о чем повелитель пожелал с тобой поговорить?

– Нет, величайший! В то время нам было не до того. Все мы думали о беде, которая свалилась на Слав… на ту, которую верховный жрец объявил табу… То есть, мы все пребывали тогда в великом стыде, что рядом с нами столько времени находилась та, которая объявлена табу, а мы все это время считали ее своей подругой.

Девушка вновь густо покраснела – как и утром, когда она была вынуждена сказать мне, что ее печаль вызвана вовсе не жалостью к Славне, – и отвела глаза. Мне показалось, что Быстра опять готова расплакаться.

– Тогда скажи мне вот еще о чем, – продолжил я. – А если сейчас, когда ты вернешься к своему очагу, я еще раз приду туда и еще раз отведу тебя в сторонку, твоих подруг сможет заинтересовать, чего ради повелитель уделяет тебе такое внимание?

– Сейчас сможет, – она подняла на меня глаза, в которых блестели слезы. – Никто из нас не припомнит случая, чтобы повелитель когда-нибудь приходил к стряпухам поговорить с одной из них. Тем более если ты, величайший, придешь второй раз подряд…

– Ну и если они станут спрашивать, о чем это мы с тобой толкуем, что, например, ты могла бы им ответить?

Быстра непонимающе посмотрела на меня: мол, как это «что могла бы ответить» – о чем толковали, то бы и ответила… И вдруг ее взгляд стал совсем другим.

– Я поняла, величайший, чего ты хочешь! – в голосе Быстры послышалась смутная надежда на то, что я ищу возможность как-то облегчить участь Славны – и, в сущности, так оно и было. – Я поняла, величайший. Ты придешь, чтобы спросить у меня, как я готовила кушанье, которое сегодня утром подала тебе – потому что оно пришлось тебе весьма по вкусу…

– Твоих подруг устроит такой ответ?

– Конечно! Я сегодня очень старалась – и это все видели… А что, разве тебе оно не по-нравилось?

– Понравилось, Быстра. Ну правда – очень понравилось… Значит, ступай сейчас к своему очагу и жди меня там – я скоро приду.

– Да соизволит величайший выслушать вопрос Быстры… – девушке явно не терпелось узнать, о чем это я собираюсь с ней тайно говорить.

– Спрашивай!

– А почему повелитель не желает сказать то, что он хочет, здесь – и прямо сейчас?

Я усмехнулся. Конечно, сейчас в межстенном пространстве меня никто не подслушивал – это было очевидно. Однако береженого, как говорится, бог бережет. Да и вернувшемуся на свой пост в соседней комнате Хитру вовсе незачем знать, о чем я намерен говорить с Быстрой. Хотя, надо сказать, после моего булькающего подарка и особенно после того, как я позволил убить пойманного им шпиона, а потом еще и наградил его за это, отношение самозванного адъютанта ко мне стало гораздо теплее.

– Повелителю, Быстра, лучше знать, когда, с кем и о чем ему следует говорить! – безапелляционно провозгласил я. – Так что, где я сказал, там и будем разговаривать.

– Да исполнится воля великого повелителя! – испуганно прошептала Быстра и мгновенно испарилась.

…Выждав минут пятнадцать, я отправился следом.

И опять, как и несколько часов назад, подойдя к стряпухам, я поманил Быстру в сторонку и, убедившись, что наш разговор никто услышать не может, негромко сказал:

– Ответь мне, Быстра, только совершенно честно: ты бы хотела, чтобы той, которая объявлена табу, было возвращено ее имя, и она опять смогла бы стать твоей подругой?

Глаза Быстры вспыхнули радостной надеждой:

– А разве такое возможно, повелитель?

– Если я об этом спрашиваю, значит, возможно. Только мне потребуется твоя помощь. Ты готова сделать то, что я скажу?

Быстру охватило смятение. С одной стороны, ей, видимо, очень хотелось сказать, как здорово будет, если со Славны удастся снять клеймо отверженности. С другой стороны, девушка все же опасалась явно выражать дружеские чувства к той, которую верховный жрец объявил табу. Да и откуда она могла знать, что взбредет в голову потребовать от нее в качестве помощи повелителю. Наконец девушка справилась с волнением, привела в порядок свои мысли и ответила максимально лаконично и вместе с тем вполне исчерпывающе:

– Да!

И то, что ее ответ не содержал многословных объяснений, мне очень понравилось. С каждой минутой я становился все больше уверенным, что в выборе новой помощницы не ошибся.

– Хорошо, Быстра. В таком случае скажи мне: если вечером ты не придешь ночевать туда, где живешь, как скоро будет замечено твое отсутствие и через сколько времени тебя начнут искать?

– Мой господин желает сделать меня сегодня своей наложницей?

Господи, и она про это! Да что им всем – больше делать нечего!

– Нет, Быстра. То, что ты должна будешь сделать, гораздо важнее!

– Меня хватятся, если завтра на рассвете я не приду к очагам готовить для величайшего утреннюю трапезу. А когда начнут меня искать… Даже не знаю…

– То есть, раньше завтрашнего утра твоего отсутствия никто заметить не должен?

– Конечно! Только, повелитель, я хочу сказать, что если я опоздаю к приготовлению утренней трапезы, меня очень сильно накажут…

– Не бойся, Быстра! Повелитель никому не позволит наказать тебя.

– И если я сделаю так, как ты скажешь, мы сможем помочь той, которая объявлена табу?

Наконец-то Быстра решилась выразить свое отношение к Славне. Что ж, осторожность, которую она проявила, – это еще одно свидетельство правильности моего выбора. Как и доверие ко мне, которое она теперь выразила своим вопросом.

И, еще раз убедившись, что нас никто не может услышать, я посвятил ее в те моменты своего плана, которые непосредственно касались ее участия.

– Я хочу, чтобы ты поняла, – подвел я итог сказанному. – То, что я задумал, касается не только спасения той, которая была твоей лучшей подругой. Но, решаясь помочь мне, ты должна знать: если мне удастся это сделать, она сможет вернуться к прежней жизни. И другой возможности помочь ей нет. Ты готова сделать то, что я сказал?

– Да! – повторила Быстра спокойно и уверенно.

Я взял ее за руку и повел к стряпухам. Не доходя до них нескольких шагов, я снова остановился.

– Так о чем ты сейчас разговаривала с повелителем? – спросил я Быстру.

Девушка улыбнулась:

– Я во всех подробностях рассказывала величайшему, как готовится кушанье, которое приносила ему утром!

(Продолжение http://www.proza.ru/2014/06/29/1597)