Неудачливый самоубийца

               
 Он выскочил на плоскую крышу дома, помчался к краю и прыгнул. Удар, треск, рыхлая влажная земля. Оказывается, он упал на теплицу Кинчеевых. В открытое окно балкона ему что-то кричала соседка, что – до него не дошло. Хозяева теплицы находились в отъезде. Откинув огуречные плети, Ильназ поднялся с гряды и кинулся за дом в свой сарай. Он повторял про себя, что не должен жить.

Ильназ Самыгулов с детства имел вид угрюмый, редко кто видел его улыбающимся. Разве что бабушки и дедушки, к которым он уезжал с радостью, когда позволял отец, известный пьяница и дебошир. Родители отца жили в татарской деревне, матери – в райцентре.  Дома обстановка была тяжёлая, отец тиранил тихую мать.

 Ещё его улыбка была знакома жене. Но очень давно: когда ещё Ильназ приезжал к ней в соседнюю деревню на мотоцикле. Как они гоняли с ним вдоль села, в ближайшие перелески! Какой он, обычно немногословный, становился говорливый с ней! Одаривал её охапками сирени, черёмухи. Полевые цветы дарил. Привозил из райцентра, напевая: «Алые розы для моей Розы». Таким он был и в первые годы после свадьбы. Но затем в компаниях друзей-приятелей стал увлекаться выпивкой. Чем дальше – тем больше. Тут-то начала проявляться у него ревность к жене. К тому времени они переехали в райцентр, купив квартиру в двухэтажном доме на его краю.

На празднованиях Роза в начале застолья была разговорчивая, её чёрные глаза сияли, добрая улыбка, ямочки на щеках – чудо как хороша! Но затем внимание обращалось полностью на мужа: просила его не пить лишнего, уговаривала, когда у того поднималось недовольство. Ильназ постепенно всё более мрачнел, его маленькие серые глаза пристально выглядывали из-под низкого лба, раздувались крылья мясистого носа, оканчивающегося острым крючковатым кончиком.

Дома он начинал выговаривать жене: почему с этим разговаривала, улыбаясь, зачем на другого смотрела? Если же супруга выходила один раз потанцевать с кем-то, то это событие вызывало злобу у ревнивца. Потом он закатывал своей благоверной скандал.

Однажды зимой Роза попала в больницу. Её лицо покрывали синяки. На все распросы потерпевшая отвечала: «Упала в погреб».

В тот  злополучный августовский день состоялась свадьба племянника Ильназа. Сын их уехал к бабушке. Супруги принарядились (не зря Ильназ шабашил): муж надел белую рубашку и чёрные брюки, жена – сиреневое платье, на шее – дорогие бусы.

 На свадьбе  гости веселились от души. Ильназ и Роза особенно весело наплясывали вместе со всеми татарский танец, этакий танцевальный марафон. Временами Ильназ исчезал на минутку, чтобы опрокинуть стопку.

Развеселившаяся жена ослабила бдительность. Когда они сели за стол, муж тут же схватил рюмку, заботливо налитую до краёв хозяевами, и залпом выпил. Вскоре после этого его очень сильно повело. Он уже с трудом сидел на скамье.
Племянник, младший брат жениха, отвёз Розу с мужем домой, помог завести и уложить дядю. А утром Отелло местного разлива устроил своей благоверной допрос: почему плясала рядом с соседом, улыбалась ему, глаз с него не спускала?

Роза пыталась успокоить мужа, но после того, как он стал её обзывать разными непотребными словами, не выдержала и стала кричать на него. Ильназ ударил её. Та бросилась к телефону, мол, в милицию сейчас позвонит. Ярость затмила супругу сознание. Он схватил на кухне нож, метнулся в зал и стал наносить удары. Опомнился, когда окровавленная Роза лежала на полу.

Отбросив нож, обезумевший ревнивец бросился в кухню, открыл холодильник. Схватил бутылку с полустёртой надписью «Уксус» и опрокинул её в свою глотку.

«Что за чёрт?! – Воду что ли, она в неё налила?» - пронеслось в его голове. Тогда он выскочил из квартиры и помчался наверх, не заметив ошарашенную соседку, выглядывающую из двери.

После мига полёта и приземления – удачного для жизни и неудачного для сведения счётов с нею, Отелло местного масштаба побежал за дом в свой сарай. Там он схватил верёвку, поставил лестницу к балке, сделал петлю, привязал к вбитому крюку виселицу. С петлей на шее оттолкнул лестницу и кинулся вниз.
И тут же оказался лежащим на полу сарая.

«Чёрт! Какой шайтан мне мешает?!» В голове у Ильназа мелькнуло: «Этой верёвкой нельзя корову привязывать». Другую он искать не стал, поднялся и выскочил в огород. В ограде кто-то кричал, слышался громкий разговор. Не вслушиваясь, ревнивец бросился к старому колодцу под черёмухой, который давно не использовался. Жильцы протягивали длинные шланги из дома и так поливали свои насаждения.

Самыгулов прыгнул в колодец. Бульк! Ноги ударились о дно. Воды оказалось лишь чуть больше пояса. В колодце, составленном из старых шин от тракторов, вода была покрыта ряской, подванивало. Хотел резко присесть, но тело не повиновалось ему. Взглянул вверх: синий глаз неба пристально смотрел на него.

В отчаянии прыгун схватился за грудь, в которой бешено колотилось сердце. Почувствовал под пятернёй зажигалку в кармане. Его осенило: самосожжение – вот настоящее наказание за то, что он совершил. Ильназ начал карабкаться наверх, сорвался. Ещё сделал несколько попыток. Наконец  вылез и побежал к бане, которая находилась в конце огорода. Заскочив туда, лихорадочно схватил в охапку бельё, дожидающееся стирки в предбаннике, бросил его на середину бани. Туда же занёс три кучки приготовленных дров, положил заготовленную заранее бересту. Чиркнул зажигалкой. Залез на полок. Стал ждать угара от поднимающегося дыма. Дрова весело затрещали. Он лёг. Над ним плавал белый дым.  Дышать стало трудно. Занялся огнём полок.

 Ильназ почувствовал дикую боль: огонь лизнул рукав рубахи. Заорав что есть мочи, самоубийца сбил огонь, перепрыгнул через горящие дрова и вывалился из бани. «Шайтан, шайтан! – повторял он про себя, сбивая с себя огонь.

 Самыгулов взглянул поверх ограды: впереди сияло овальное зеркало – водная гладь. За огородом находился пруд. Самыгулов поднял тяжёлый камень, лежащий возле бани, и пошёл туда. Справа от двери огорода шагов через тридцать под крутым берегом было глубоко: человека скрывало с руками и ногами.
Самыгулов с трудом нёс камень, крепко прижимая его к себе, как драгоценную ношу. Послышалось приветствие. Недалеко рыбачил Михаил, домик которого находился рядом с двухэтажкой. Сосед недавно вышел на пенсию и каждый день наслаждался любимым занятием.
- Ты куда это с камнем направился? – добродушно спросил сосед, повернув к нему русоволосую с сединой голову. Самыгулов попытался ускорить шаги. Заподозрив неладное, Михаил поднялся и двинулся навстречу, преградив путь к омуту. Ильназ  резко повернулся к пруду и бросился с берега вниз головой.

Рыболов прыгнул за ним. Выудил его, обхватил сзади и поволок к пологому берегу. Отчаянный ныряльщик, кашляя, пытался вырваться. Трепыхался, как карась в поднимаемой сети. Но куда ему – худощавому против плотного, плечистого. Даром что 60 лет исполнилось соседу, а силёнка-то при нём осталась. Упали на берег, отдышались.

- Зачем ты меня вытащил, дядя Миша? – простонал несостоявшийся утопленник,  - Я жену зарезал. Мне нельзя жи-и-ить!

- Погоди, Ильназ, мимо пруда по дороге скорая проезжала как раз перед твоим появлением, - промолвил его спаситель. - Дай-ка я позвоню в больницу.

Самыгулов лежал навзничь, то катал голову,  то бился затылком о песок, хватая его руками. Тихо выл.

- Ильназ, Ильназ! – наконец услышал он Михаила. – Успокойся, жива твоя Роза! Много крови потеряла, но в отделении сказали: жить будет.
- Да ты что?! Правда, дядя Миша? – встрепенулся горемыка.
- Да сейчас мне сказали!

- А-а-а! Какому богу молиться? – закричал Самыгулов. И возбуждённо забормотал: «Аллах, извини меня, пожалуста! Господи, прости меня, грешного… Алла бисмилля иль Алла… Господи Исусе, Боже праведный, помилуй меня, гада такого…»

- Ты чё всё в кучу собрал? – хмыкнул дядя Миша.
Одна бабушка Ильназа молилась по-мусульмански, другая – со стороны матери – была православной. Сейчас он вспоминал обрывки молитв, которые слышал в детстве. То поднимал ладони к лицу, то крестился, лихорадочно блестя глазами, несвязно повторял:
- Бисмилляхи – рахмани – ррахим…
- Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас. Помилуй меня…

Михаил только головой качал.

- Может, ей помочь надо, я поеду, на колени перед ней упаду, - дрожащим голосом промолвил кающийся грешник. По его лицу блуждала блаженная улыбка.
- Тебе нельзя сейчас на своей машине в твоём-то состоянии, - стал урезонивать его спаситель.
- Я на попутке, - выдохнул тот, вскочил и побежал по направлению к дороге.

- Куда ты, стой! – кричал ему вслед сосед. Он попытался догнать его, но быстро запыхался, перешёл на шаг. 

Издалека он видел, как Ильназ добежал до просвета между рядом росших вдоль грейдера берёз и выскочил на дорогу. В этот момент его сбил нёсшийся с огромной скоростью похожий на броневик большой чёрный автомобиль. «Броневик» промчался дальше. На дороге осталось неподвижное тело.