Счастье в рассрочку

                ПРОЛОГ
       Солнце ярко светило в окно, бросая блики на стекло шкафа в кабинете, а я оглядела, стоящие на полках книги и вздохнула так, словно какой-то невообразимый груз навалился мне на плечи. На столе, уже практически освобожденном от бумаг по текущим делам, сданным успешно в архив, нагруженная моим небольшим количеством личных вещей, стояла коробка, принесенная мне откуда-то ребятами оперативниками, которые, стали смотреть на меня несколько иначе с тех пор, как я изменилась и сменила на должности Костю Гольцова. Вопреки их ожиданиям я приняла решение покинуть службу, может и временно, может, навсегда, хотя сперва мне казалось, что смогу привыкнуть к должности следователя и «больше не полезу в самое пекло».
Откинувшись на спинку крутящегося стула, я положила руки его подлокотники и взяла четырьмя пальцами обеих рук шариковую ручку, так, словно не хотела больше брать ее. Я улыбнулась сама себе, отложив ручку, и еще раз открыла папку с документами по делу, которое было закрыто накануне вечером, пробежала глазами по строчкам и, выдохнув, словно останавливающийся паровоз, закрыла ее. Я быстро отодвинула от себя закрытую папку на край стола, стараясь тем самым оттолкнуть от себя все воспоминания о прошлой жизни, где оставалась служба, что «и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна», с которой я решила уйти.
С фотографии, взятой для того, чтобы положить все в ту же коробку, с полки шкафа, открытого уверенной совсем не дрогнувшей рукой, на меня смотрели мои самые любимые люди, которые будто бы взглядами поддерживали меня во всем, что я делаю. Да и в жизни они с радостью отнеслись к моему решению уйти из органов, ведь слишком опасной была моя работа еще каких-то четыре года назад, хотя мама, видя мою грусть, всеми силами скрываемую, продолжает спрашивать – действительно ли я сама этого хочу. А на самом ли деле я этого хочу, я знала еще год и четыре месяца назад, но уйти не смогла, а точнее сказать позволила себя уговорить остаться, а сейчас просто хочу попытаться понять смогу ли я прожить без этой работы и стать просто мирным гражданином.
Если бы я знала, что так сложится моя жизнь тогда, в семнадцать лет, ни за что бы не стала работать в органах, но все же иногда мне кажется, что даже в этом  я вру сама себе, хотя всегда была уверена во всем, что я делаю. Только сейчас я понимаю, что должно было случиться именно то, что случилось два года назад, чтобы жизнь окончательно вырвала меня из детства. Прошло уже столько времени, а меня до сих пор не покидает ощущение, будто все это случилось вчера…
 
                ГЛАВА 1: С ЛЮБОВЬЮ ИЗ ДЕТСТВА
Когда я проснулась, солнце уже светило в окно и вовсю, как мне казалось, возвещало своим светом о том, что сегодня праздник. Я потянулась во весь рост и от души зевнула. Муська стремительно спрыгнула с подоконника, на котором нежилась под лучами немного застенчивого утреннего солнышка, и я позвала ее к себе, на что наша «мохнатая королева», слегка поведя ушами, взглянула на меня беглым взглядом и поспешила выскочить через щель между приоткрытой дверью и стеной, едва услышала мамины шаги.
 - Женечка, ты уже проснулась? – спросила мама, заглянув в комнату, и улыбнулась, шире открывая дверь – С днем рождения, родная!
 - Спасибо, мамочка! – сказала я, протянув к ней руки, и мама, сев рядом, оказалась в моих крепких объятиях.
 - Ну, и чего ты лежишь? Вставай скорее! – сказала она, коснувшись рукой моих спутанных волос – Завтрак уже тебя ждет!
 - Встаю, – сказала я, почесав голову обеими руками и, оглядевшись по сторонам, в позе кошки на несколько секунд застряла на кровати, высматривая, таким образом, где же я вчера бросила тапки.
С усмешкой мама посмотрела на меня, когда я, свесившись с кровати, начала шарить под кроватью сначала одной рукой, потом другой, и, пыхтя, как паровоз, вытаскивала, наконец, тапочки, которые надела на руки, и похлопала их подошвами друг о друга.
 - Женька, ну что ты делаешь, а? С пола подняла и хлопаешь над кроватью?
 - Ой! – сказала я и едва не хлопнула тапком по лбу, от чего меня оградил немного строгий мамин взгляд.
 - Безобразница моя! Давай, иди умываться и завтракать! Ну, циркачка! – сказала мама с улыбкой, махнув на меня рукой, в которой было зажато полотенце, когда в надетых на руки тапочках я начала сползать с кровати, а потом и вовсе встала на руки.
Когда я встала по-человечески, на свои две, почти все волосы оказались у меня перед лицом, и я, согнувшись, тряхнула головой вперед-назад и посмотрела на улицу через окно, не задернутое шторами. За окном было так светло, что резало глаза, и я зажмурилась, потягиваясь, стоя на носочках и покрутила вытянутыми вверх руками. Пока я умывалась, мама что-то делала чуть слышно на нашей маленькой кухне, на которой с трудом можно развернуться вдвоем, а уж вчетвером и вовсе невозможно. К счастью, или нет, в нашем доме на кухне чаще всего проводит время мама, а Валя иногда ей помогает. Я же там провожу время совсем редко, не потому, что не люблю все эти кухонные дела (я, напротив, люблю и готовить, и убираться, и даже мыть посуду), а просто потому, что до позднего вечера не появляюсь дома, особенно в дни тренировок.
Иногда мне кажется, что моя старшая сестра слишком домашняя и хозяйственная, и даже похожа на какую-то серую мышь, на которую мальчики не обращают внимания, хотя она у нас просто красавица и настоящее воплощение красоты и женственности. 
 - Женя, телефон! – с кухни громко сказала мама, когда я уже вытирала умытое лицо полотенцем.
 - Я возьму-возьму! – крикнула я, открыв дверь ванной (планировка у нас оставляет желать лучшего – выходя из санузла, сразу попадаешь в прихожую) и буквально подскочила к телефону – Алло!
 - Привет, любимая!
 - Привет! – сказала я восторженно, услышав в трубке голос Вани, и готова была подпрыгнуть на месте от радости.
 - С днем рождения тебя, моя любимая девочка!
 - Спасибо! – сказала я, едва не визжа от радости, при этом краснея от макушки до кончиков ушей и начала смущенно накручивать прядки коротких волос на палец, поглядывая будто украдкой на саму себя в огромное зеркало.
 - Женя, завтрак давно готов! – услышала я настойчивый голос мамы.
 - Сейчас, иду, мам! – крикнула я, не выпуская трубки телефона из руки – Ну, я пойду, позавтракаю? Мама уже возмущена…
 - Хорошо. Вечером увидимся!
 - Конечно. Я буду очень ждать!
 - Я тоже! Ну, пока, малыш! Целую тебя крепко-крепко!
 - И я тебя! Пока! – сказала я, и еще несколько секунд мы с Ваней молчали в трубку, не решаясь разорвать связь.
 - Женя!
 - Все-все, иду, мамуль! Пока, Ванечка!
 - Пока! – сказал Ваня, и я, положив трубку, побежала на кухню.
 - Ну, наконец-то! Давай садись скорее!
 - Опять со своим Ваней болтала? – спросила старшая сестра серьезно – Вечно он звонит не вовремя!
 - Зато он самый первый, кто поздравил меня с днем рождения после мамы! Вот так вот! – сказала я и деланно нахмурилась, показывая сестре язык.
 - Женька, ну ладно тебе! С днем рождения тебя! Всего-всего тебе самого хорошего! Я ж тебя люблю вредину такую!
 - Спасибо! – сказала я, обнимаясь с сестрой, с которой мы находим общий язык очень редко, но несмотря ни на что любим друг друга – И вовсе я не вредная!
Валюха на три года старше меня и она уже настоящий взрослый человек, в то время как я, как говорит мама – еще не выскочила из детства, хотя уже вступила в пору серьезной любви. Моя сестра считает своей первоочередной задачей – получить образование, поэтому на мальчиков у нее нет времени (по крайней мере, так говорит она сама). Сейчас она учится в институте на физика или энергетика, ну что-то в этом роде, и с головой погружается в учебу – буквально два месяца назад она окончила второй курс, на отлично сдала сессию и даже летом продолжает заниматься.
 - Давайте, ешьте, девочки! – сказала мама, проведя руками по нашим головам.
  Пока мы поглощали за обе щеки овсянку, мама ходила по гостиной и что-то убирала с места на место, Муська чавкала чем-то в своей миске, то и дело, стряхивая остатки еды с длинных усов и облизывая «длиннющим» языком свой розовый нос.
 - Мам! Мама! – позвала я маму, вытирая о полотенце руки.
 - Ну-ну, чего ты кричишь? – выпрямившись, сказала мама, когда я, бросив полотенце на спинку стула, зашла в гостиную.
 - Мам, а папа где?
 - Угадай с трех раз!
 - В гараже?
 - Ну, вот, с первого раза угадала. Он там опять что-то чинит.
 - Понятно, – почесав нос, сказала я и посмотрела по сторонам – Я так и знала!
 - Ну, ты же у нас папина дочка! – решив съерничать, сказала Валя, потрепав рукой мои и без того всклокоченные волосы.
 - Чего задумалась?
 - Я? Да так! А что плохого в том, что я папина дочка? – пожав плечами, задала я вопрос не Вале, и даже не маме, а больше самой себе.
 - Ничего плохого! – сказала мама, погладив меня по голове – Это замечательно! Вы с папой без слов понимаете друг друга, а я вот не всегда его могу понять! Ну, ладно… Иди, кровать свою заправь, и займитесь с сестрой своей комнатой – опять все вещи разбросали! Не пылесосили неделю, наверное, опять?!
 - Хорошо, мам! Валюха, ты слышала?
 - Слышала! Ну, пойдем, займемся.
Пока я заправляла кровать, Валя что-то убирала в шкаф. Ее кровать уже была идеально заправле-на, чему я всегда удивляюсь – сестра умудряется заправить кровать так, словно на ней и вовсе не спит никто – все разгладит и ни единой складочки не оставит. Вообще Валиной аккуратности можно только позавидовать: ее вещи можно редко увидеть разбросанными, да и вообще Валя порой чересчур безупречно все делает. 
 - Валюх, а чего ты не ходишь никуда? Сидишь целыми днями дома?
 - Ну почему сижу дома? Я с Ленкой хожу иногда гулять, в кино мы тут с ней ходили.
 - Молодцы! Только в кино надо с мальчиками ходить, а не с Ленкой!
 - Да, ну тебя! Слишком взрослая, я смотрю, стала! Шестнадцать лет только сегодня стукнет!
 - Ну и что? А что в шестнадцать лет любить нельзя?
 - Можно, только в пределах разумного. Мам, где у нас пылесос? – стараясь сменить тему разговора, обратилась Валя к маме.
 - Там же, где и всегда, Валь. Вы с полу все убрали? Чтобы потом ваши какие-нибудь заколки не оказались в пылесосе.
 - Сейчас Женька посмотрит.
 - А чего сразу Женька? У Женьки заколок-то раз-два да обчелся!
 - Потому что Женька вечно, как мальчик ходит!
 - Зато Ваня меня такую и любит! Ему не нужны все эти заколки, бантики, шмантики! Вот! – сказала я и опять выставила сестре на показ свой язык.
 - Девочки, перестаньте! У вас все равно комната общая, и убираться в ней вы должны обе!
 - Да, это точно, – вздохнув, сказала я и ушла обратно в комнату, где начала заглядывать и совать руки под кровати и под столы, выгибаясь, как кошка, что Вальке с ее плотной фигурой не совсем сподручно.
 - Валь, иди-иди, пылесось, давай! Женька быстро все пересмотрит, она у нас шустрая!
 - Шустрая она! Шустрик, ты все пересмотрела?
 - Чего? – выпрямившись, спросила я Вальку и начала отдувать от лица волосы и убирать их руками – Как ты там меня назвала? Шустрик?
 - Ну, да, – усмехнувшись, ответила Валька, и я усмехнулась тоже, по-доброму укоризненно смотря на сестру.

 - О, у нас уже полным ходом приборка идет! – послышался папин голос, и я выбежала из своей комнаты, пока Валя, пыхтя, вытаскивала пылесос в гостиную.
 - Папка!
 - Привет! С днем рождения тебя, зайчик мой! – сказал папа и заключил меня в объятия.
 - Спасибо! – сказала я, подняв к отцу глаза, а он слегка коснулся моего носа своим грубым, но родным пальцем, и сильнее прижал к себе.
 - Вова, ты еще руки не вымыл! Сейчас Женьку всю испачкаешь! Ну-ка, быстро руки мыть!
 - Хорошо-хорошо, сейчас иду – сказал папа, чмокнув меня в переносицу – Давай, помогай маме, чтобы она не сердилась! А-то вон мой УК РФ увидит, скажет, разбросал везде.
 - Вова, я тебе сейчас твоим УК РФ по заднице надаю! – сказала мама, и мы с сестрой хихикнули себе в кулаки – Иди быстро мой руки! Опять от тебя маслом пахнет! Давай, снимай все!
 - А что ж я перед дочерями буду голыми телесами ходить трясти? – спросил папа, и мы с Валей не удержались от смеха.
 - Я сейчас тебе все принесу, подождешь! Опять развлекает девчонок только! – сказала мама, рассмеялась сама, и скрылась ненадолго в спальне, откуда сразу ушла к папе в ванную, где он, судя по звонкому хохоту и восторженному визгу, зажимал ее несколько минут.
 - Ну, уморил! – стараясь отдышаться, сказала мама, когда вышла из санузла красная как рак – Как ребенок, честное слово! Чего смеешься, Женька? Вот-вот, вот ты в кого вечный ребенок!
 - Мам, это же здорово! Так жить проще!
 - Какая ты у меня стала взрослая, – обняв меня за плечо, сказала мама – а из детства еще не вышла!
Склонив голову к маминому плечу, я улыбнулась и пожала плечами – я знала, что мама права, и мне нравится быть ребенком, который рассуждает и действует уже по-взрослому.
 - Ну, что, пойдемте готовить? Скоро уже бабушка с дедушкой придут.
 - Идем, – сказала я, и, обняв за плечи нас с Валей, мама направилась на кухню, в проходе которой нам пришлось разделиться – маме и Вале, которые формами крупнее, чем я, вместе в проход было не втиснуться.
 - Мам, мы картошку сварили вчера ведь?
 - Конечно. Ты посмотри, она в холодильнике, я просто переложила ее в другую кастрюлю. Яйца доставай, огурцы… где твое меню, которое ты составляла?
 - Оно на холодильнике, вот, магнитиком прижато! – сказала я, тыча пальцем в розовую бумажку, прикрепленную к холодильнику магнитиком, изображавшим мой знак зодиака.
 - Хорошо! Давай сюда его, будем работать, как говорится! Рецепты выписала?
 - Да.
 - Молодец!
 - Мам, давай я пока картошку порежу на гарнир, а вы с Валей будете салаты делать?
 - Хорошо! Это же твое коронное блюдо! Ты его как-то по-особенному делаешь!
 - Я просто делаю его с любовью, так же, как и ты! – сказала я, чмокнув в щеку маму, которая улыбнулась и слегка покраснела.
Напевая любимую песню, звучавшую в наушниках плеера, я чистила и резала картошку, мама не сдерживала улыбку, а Валя, напротив, была чересчур сосредоточенной, на что я то и дело норовила подколоть сестру. Папа в комнате был занят чтением какой-то газеты и с нами практически не разговаривал. Вообще, папа у нас человек очень общительный и не любит подолгу заниматься каким-нибудь скучным делом, поэтому года три назад он увлекся живописью, и всем сотрудникам его отдела сложно было представить, что строгий следователь Симонов в свободное от работы время рисует натюрморты, пейзажи, причем такие светлые и красочные, что, когда смотришь на них, не только глаз, но и душа радуется.

 - Вова, все, ставь стол в комнату. Валя, накрывай, иди, скатерть в шкафу, у нас в спальне, – сказала мама, домыв последнюю запачканную миску, а я запускала в духовку свое блюдо – Потом переоденешься. Женя, все, иди, переодевайся! Оно дальше само будет готовиться. Бабушка с дедушкой с минуты на минуту придут!
 - Иду-иду, мамуль! – сказала я и, сбросив с руки прихватку, взглянула в духовку сквозь стекло – Готовься, моя хорошая!
Пока я надевала джинсы и нарядную рубашку, прозвенел звонок, и встретить бабушку первой я не успела.
 - Здравствуйте! – слышался из прихожей бабушкин голос, когда я уже выбежала из своей комнаты.
 - Добрый вечер! С именинницей вас!
 - Ну, проходите-проходите.
 - Женечка! Здравствуй, родная!
 - Привет, бабуль! – сказала я и крепко обняла и поцеловала бабушку, а потом дедушку – Дедулечка!
 - Какая же ты стала большая!
 - Женя, опять в брюки залезла! Ну, когда я тебя девочкой увижу? Что ж ты так юбки-то не любишь?
 - Мам, мне так удобнее.
 - Вот что с тобой сделаешь? Ладно, тебя не переубедишь! Давайте, все проходите в комнату, за стол. Жень, помоги бабушке.
 - Бабуль, ты проходи-проходи – сказала я, помогая ей встать с пуфика, на который та присела, чтобы снять обувь, а папа уже позвал дедушку на какой-то свой мужской разговор.
 - Привет, мам! – сказал папа, стоявший посреди комнаты уже в белой рубашке и брюках, обнимая бабушку.
 - Давайте, садитесь за стол. Я пойду, посмотрю за картошкой.
 - Хорошо. Жень, салфетки с кухни прихвати, ладно?
 - Хорошо, мам! – крикнула я, надевая прихватки на руки.
 - Какая она у вас уже стала большая! А как будто вчера совсем маленькая была, весила-то, господи прости, как кукла!
 - Ой, и не говорите! Она родилась когда недоношенной, я думала мне ее выхаживать придется… а сейчас, вы бы видели, что вытворяет! И на голову встает, и как только не изогнется, а я как представлю, как моя маленькая хрупкая Женечка поднимает здоровенную штангу, так меня в дрожь бросает!
 - Мам, не такая уж она и здоровенная! Я же большой вес не поднимаю – штанга все-таки только увлечение, так, для себя!
 - Вот видите, что она говорит? И так всегда!
 - Ань, она у нас молодец, и хотя в душе еще совсем ребенок! А как она красиво это делает! – сказал папа, обняв меня за плечо.
 - Хоть это меня радует, что, несмотря на все это, она у нас качком не стала, хоть и никак не хочет становиться женственной!
 - Зачем мне ваша женственность? Я и так прекрасно себя чувствую! Я счастлива и без нее!
 - Ну, что, все на столе уже, а мы сидим? – обратился ко всем папа, чтобы отвлечь внимание бабушки и мамы от обсуждения моей «не женственности», за что я готова была его расцеловать – Мои девочки так старались, пора оценить их труд! К тому же я уже проголодался!
 - Полностью согласен! – сказал дедушка, потирая ладони рук друг о друга.
Несмотря на то, что с детства я отца видела очень редко – он слишком много работал и приходил домой, когда мы с сестрой уже спали, а уходил, когда мы еще не проснулись, нельзя сказать, что мне не хватало папы. Когда я еще в детстве занялась и занималась года два, каратэ, потом гимнастикой и штангой папа поддержал меня одним из первых, в то время как мама долго и упорно пыталась отговорить. В последующем он с радостью поддерживал меня во всех «мужских», по мнению мамы, увлечениях (гимнастика же вопреки всему стала для меня главной). Я не знаю, было ли это связано с тем, что изначально родителям сказали, что у них будет мальчик, и папа был окрылен радостью, что у него будет сын, из-за чего часто разговаривал с маминым животом, «как мужчина с мужчиной», или все от того, что я сама захотела под влиянием подсознания, упрямо твердившего, что нужно стать сильнее дворовых мальчишек, считавших меня слишком маленькой и слабой и часто обижавших, когда я не могла дать сдачи и убегала домой. Только вот против природы, как оказалось, не попрешь, и родилась «прелестная миниатюрная девочка» с мальчишеским характером.
 - Мам, я пойду, погуляю? – спросила я, когда в прихожей уже стоял Ваня, зашедший за мной со скромным букетом белых, выращенных его мамой на дачном участке, хризантем в руке.
 - Хорошо, иди, – сказала мама, посмотрев на хризантемы, что я прижимала к груди, потом на мое счастливое лицо – Только цветы в вазу поставь.
 - Хорошо, мамочка! – сказала я и вприпрыжку выскочила из гостиной, краснея, как рак, не то от смущения, не то от радости.
 - Женечка, только к девяти домой, хорошо?
 - Мамуль, ну светло же еще в девять! – посмотрела я на  маму упрашивающим взглядом, от которого ее сердце всегда буквально таяло.
 - Хорошо, в десять, и не позднее!
 - Спасибо, мамочка! – сказала я, чмокнув маму в щеку, и, прихватив джинсовку, выбежала в подъезд, где Ваня подхватил меня за руку, и мы вместе побежали вниз по лестнице.
Когда ехала по перилам на первом этаже, а Ваня ловил меня и выносил на руках из подъезда, я чувствовала себя самой счастливой на свете.
 - Женька, я так тебя люблю! – сказал Ваня, когда мы стояли около подъезда, и поцеловал меня, крепко прижимая к себе, под пристальными взглядами любопытных бабуль, обсуждавших нерадивых жильцов, проклятых коммунальщиков и чересчур распущенную молодежь, то бишь, нас.
 - И я тебя очень!
 - Ну, идем?
 - Идем! – сказал Ваня, за талию прижимая меня к себе, и мы ушли с кишащего бабулями, двора.
 - Ты у меня такая красивая сегодня!
 - Только сегодня? – искоса глянув на Ваню, спросила я.
 - Ты всегда красивая, но сегодня особенно!
 - Еще бы, у меня ведь день рождения сегодня! Только мама все сетует, что я юбки игнорирую, говорит, что я женственной не хочу становиться! А еще Валька поддакивает – говорит, что я как мальчик выгляжу!
 - Ну, ты на маму не сердись – это она так, любя! Просто любая мама хочет свою дочку нарядить как куклу! Мама мою сестру тоже как куклу вечно наряжает, и говорит, что ей нравится это делать. Полинке тоже нравится чувствовать себя куклой, одиннадцать лет, что с нее взять! А Валька, Валька, она, наверное, завидует, да вообще, она просто другая, вот и все!
 - Да, я понимаю. Просто это все не для меня – мне так удобно!
 - Ты у меня несмотря ни на что самая красивая, Жень! – сказал Ваня, обхватив мои щеки ладонями, и поцеловал в губы, давая понять, что рядом с ним нельзя думать о чем-то постороннем. – А теперь идем в кино, у меня есть два билета на премьеру! И если мы не поторопимся, нам придется пропустить начало сеанса! – сказал Ваня, вытащив из внутреннего кармана джинсовой куртки два билета в кино – Ну, так как, мы идем, или, ну ее к черту эту премьеру?
 - Конечно же, идем! – сказала я обрадовано.
 - Тогда, вперед.
 - Вперед! – сказала я и, держась за руки, мы поспешили к метро.
Мы бежали вниз по эскалатору один за другим, но Ваня, конечно же, опережал меня и, когда я подбежала к последней двигающейся ступеньке, он встал ко мне спиной, давая понять, что ловит, и я прыгнула ему на спину, обхватив обеими руками за шею. Верхом на Ваньке я ехала до самого вагона поезда, в который мы заскочили перед самым закрытием дверей, захлопнувшимися у нас за спинами. Поезд качнуло, и мы оказались буквально прижатыми друг к другу. Я обеими руками обхватила Ваню, который будто бы специально ловил меня все время.

 - Потрясающий фильм, правда?
 - Согласен, фильм отличный! Я знал, что тебе понравится! Ну, пойдем, еще погуляем, или, может, ко мне зайдем?
 - Может, лучше все-таки погуляем?
 - Хорошо, как скажешь. Идем? – спросил Ваня, протянув мне руку.
 - Идем! – сказала я, протянув ему свою руку, которую он легко взял в свою, и мы вышли из кинотеатра.
Шаловливый августовский ветер слегка шевелил деревья, будто бы совсем не хотел нарушать нашего уединения. Мы оба молчали, время от времени обмениваясь взглядами, словно знали наизусть все мысли друг друга.
 - Скоро уже первое сентября, в школу снова.
 - Но это же совсем не страшно, ты чего так грустно это сказала?
 - Не знаю, просто так получилось, – пожав плечами, сказала я.
 - Жень.
 - Что?
 - Ты ведь меня любишь?
 - Конечно, люблю! А почему ты спрашиваешь?
 - Просто…
 - Вань, ты что-то от меня скрываешь?
 - Я? Вовсе нет, просто не хотел пока тебе говорить.
 - О чем?
 - Просто осенью меня в армию забирают.
 - В армию?
 - Ну, да.
 - Ясно.
 - Ты что, зайчик мой? Думаешь, что я хочу тебя бросить? – спросил Ваня, приподняв за подбородок мою голову двумя пальцами, и заглянул в глаза.
 - Нет! Просто это так неожиданно! Я обещаю, что тебя дождусь!
 - Я знаю, малыш! Поэтому не хотел тебе сейчас говорить – еще два с лишним месяца до этого. Женька, я знаю, что ты меня любишь, что обязательно дождешься, поэтому, знаешь, что еще тебе скажу…
 - Что?
 - Ты станешь моей женой.
 - Это вопрос или…
 - Это утверждение. Я обещаю тебе, что, когда я вернусь через два года, ты станешь моей женой!
 - Вань, я… я даже не знаю, что сказать!
 - А ты не говори ничего! – сказал Ваня и, крепче прижимая меня к себе, начал целовать так, что у меня закружилась голова, и что-то приятно заныло внизу живота, а его рука скользнула под мою рубашку.
 - Ваня, Вань, подожди! – смущенно сказала я, убирая его руку из-под рубашки – это неправильно!
 - Что неправильно?
 - Ну, все же смотрят! Может, мы лучше к тебе пойдем?
 - Хорошо, но ты же не хотела.
 - Я передумала, – выпалила я, не задумываясь.
 - Ну, пойдем, – сказал он, и мы направились снова к метро, откуда поезд нас унес в сторону дома, а, оказалось, унес прочь из детства.
Несколько взглядов скользили по нам, когда мы взахлеб целовались в вагоне метро, когда Ваня прижимал меня к себе так крепко, что я с трудом контролировала собственные эмоции. Я уже понимала, куда заведет этот вечер – за год, что мы встречаемся с Ваней, который не позволял себе предлагать мне что-то большее, чем просто целоваться, обниматься и ходить за руки, мы достаточно проверили свои чувства. Хотя мой отец человек достаточно строгих правил и не одобрит этого, если узнает, но в этот момент для меня вдруг все мнения перестали иметь значение.
 - Заходи! – сказал Ваня, открыв передо мной дверь, но при этом не выпускал моей руки из своей – Дома никого – мои на даче еще два дня будут.
 - Ты уверен, что мы правильно поступаем?
 - Жень, ты мне не доверяешь?
 - Доверяю!
 - Тогда успокойся и не будь такой напряженной!
 - Хорошо! – сказала я и, закрыв дверь, Ваня вновь увлек меня в поцелуй, от чего у меня опять закружилась голова, и даже помутнело в глазах.
Когда Ваня проводил руками по моим рукам от локтя до ладони, я чувствовала, как приятное тепло разливается по всему телу. Переплелись наши пальцы и, прижимая мои руки, поднятые над головой, к стене, Ваня стал целовать мою шею, от чего я готова была растаять, как снежинка в его руках. В ту минуту, когда он на руках уносил меня в свою комнату, я уже забыла про все вокруг.
 - Жень, я очень тебя люблю! – сказал он, опускаясь надо мной и целуя обнаженную грудь, которую мама часто называет «компактной», хотя я никогда и не комплексовала по поводу своей скромной двоечки – Ничего не бойся! Расслабься, малыш!
 - А! – крикнула я, чувствуя непонятную резкую боль внизу живота, а на щеку невольно выкатилась слеза.
 - Чшш! Все хорошо! – сказал Ваня, проводя рукой по моему лицу, начал целовать в губы, и, закрыв глаза, я даже забыла про болезненные ощущения, которые вскоре совсем прекратились, и осталось только еще непонятное мне блаженство тела и души.
Когда Ваня провожал меня домой около десяти часов вечера, я чувствовала себя такой расслаб-ленной, что меня даже покачивало из стороны в стороны, но я была такой счастливой, какой не была прежде.
 - Женька, я так тебя люблю! – сказал Ваня, когда мы стояли около подъезда, разделяя ладонями пряди моих волос, что высохли после принятого душа, пока мы шли до моего дома, и небрежно вились на голове.
 - И я тебя очень люблю! – сказала я заплетающимся языком, словно пьяная – только никогда не оставляй меня, пожалуйста!
 - Я никогда тебя не оставлю, Женька, обещаю! Не забыла, что я тебе сегодня обещал? Ты станешь моей женой!
 - Я помню! – сказала я, прижимаясь к нему изо всех сил, а его руки легли на мою голову и спину, и я чувствовала себя в этот момент такой слабой, но такой защищенной, как никогда раньше – Ну, я пойду?
 - Так не хочется тебя отпускать! Хоть сейчас бы взял тебя замуж и никуда больше не отпускал! – сказал Ваня, крепко обнимая меня, а я улыбнулась и всплакнула, не зная, что сказать.
 - Ну, теперь точно пора! – сказала я, подняв к Ване глаза, и он, еще раз поцеловав меня, нехотя отпустил, еще несколько секунд держа за руки.
 - Пока!
 - Пока! – сказала я, поцеловав его, и направилась в подъезд, охмелевшая от счастья и взялась за перила, будто не могла удержаться на ногах.
Я медленно поднялась по лестнице, чувствуя себя так, словно я здесь в первый раз, а соседке, которая шла мне навстречу, было невдомек, что я возвращаюсь домой уже не той девочкой, которая ушла несколько часов назад.
 - Женя, это ты! – послышался голос мамы из гостиной.
 - Я, мамочка!
Чуть пошатывающимся шагом я прошла в гостиную, где сидели родители и без интереса смотрели телевизор перед еще не убранным столом. Они мгновенно смерили меня чуть подозрительными взглядами, а на моем лице улыбка стала еще шире.
 - Женька, ты чего!
 - А я замуж выхожу! – сказала я, подняв кверху руки, и протанцевала до двери своей комнаты.
 - Как замуж? – ошеломленно спросила мама – Когда? Тебе же еще…
 - Не сейчас, мамуль, через два года, когда Ваня в армию сходит! Не волнуйся! – сказала я, не дав маме договорить, подошла к ней, чмокнула в щеку и снова с ликованием побежала в комнату, где сестра уже сидела за какой-то книгой.
 - Женька, почему от тебя всегда столько шума? – возмутилась сестра, посмотрев на меня с каким-то укором.
 - Потому что я, Валька, не такая, как ты! Я люблю и радуюсь жизни! – сказала я, потрясши сестру за плечи, и свесив ноги с кровати, завалилась на спину и распластала руки, как крылья.
Я закрыла глаза, снова и снова вспоминая, как его поцелуи покрывали все мое тело, как пронизы-вала тело эта странная, но безумно приятная дрожь; как он смотрел на меня, когда так же, я распластала руки по его кровати, и проводил кончиками пальцев ладони по всему моему телу, как скульптор, создающий свое произведение и тем самым выверяющий все пропорции, или как ценитель искусства, боящийся коснуться шедевра и поломать его. Возмущенные высказывания сестры в этот момент до меня долетали какими-то ничтожными обрывками, и я улыбалась сама себе, ничего не замечая вокруг.

                ГЛАВА 2: С ПРИВЕТОМ ИЗ ЖЕСТОКОЙ РЕАЛЬНОСТИ!
Я смотрела на него сквозь, стелющиеся по лицу, слезы, гладила бритый затылок, старалась улыбаться, а он все время шутил, прижимал меня к себе, подбадривал, стоя около вагона поезда с призывниками, которые так же прощались на два года с матерями, отцами, братьями, сестрами, друзьями, девушками. Он поцеловал меня так, что у меня закружилась голова, и заскочил в поезд, махнув мне оттуда рукой. Глаза его в этот момент были такими ясными, что в них можно было утонуть или ослепнуть, едва взглянув даже издалека.

 - Жень! Женя! – услышала я голос подруги, когда почувствовала, что кто-то толкает меня в плечо.
 - А? Что?
 - Ты что уснула?
 - Ничего я не уснула, просто задумалась.
 - Ну, слава богу, я уже подумала, что ты совсем меня не слышишь.
 - А что, ты что-то говорила?
 - Ты что совсем меня не слушала?
 - Я слушала.
 - Все с тобой ясно, короче, ты меня не слышала! Так ты будешь слушать или нет?
 - Буду! Говори!
 - Так вот…
 - Здравствуйте!
 - Здравствуйте, Анна Сергеевна! Ну, вот, блин – все из-за тебя! Сидишь, мечтаешь.
 - Ребят, давайте тишину будем соблюдать. Начинаем урок! Женя, с тобой все в порядке?
 - А? Что, простите?
 - Ты хорошо себя чувствуешь, Жень?
 - Нормально! – немного растеряно сказала я и прикрыла рот, чувствуя, как меня подташнивает – Простите, можно мне в туалет?
 - Хорошо, иди, Жень. Итак, записываем тему урока…
Я пулей забежала в кабинку туалета, понимая, что еще несколько секунд, и меня вырвет. Меня полоскало минут десять, наверное, и, когда, наконец, я вышла из кабинки, состояние было такое, словно из меня вышли все мои внутренности. Взглянув на себя в зеркало, я опять вспомнила слова мамы еще утром, что я выгляжу плохо, и мне надо бы пойти к врачу, чтобы проверить, нет ли у меня кишечной инфекции, и поняла, что, и вправду, надо обратиться к врачу. Когда, умывшись, я вышла из туалета, мой живот вдруг скрутило так, как будто там кто-то все ворошил, и я согнулась, прислонившись к стене, готовая от боли упасть на пол.
 - Что с тобой, Женя? – спросила, подошедшая ко мне, Елена Александровна – наш классный руководитель.
 - Живот! Я не могу… не могу даже разогнуться! Как больно!
Когда меня увозила «скорая», на крыльце собралось несколько переполошившихся преподавате-лей, а я по-прежнему чувствовала себя так, словно меня выворачивало наизнанку.
 - Так, давайте ее на УЗИ!
 - Хорошо.
 - Что со мной?
 - Пока не знаем, но думаю, УЗИ, даст нам ответ на все вопросы. Давайте-давайте, нечего ждать!

 - Что? – спросила я, когда женщина, проводившая УЗИ, как-то неожиданно улыбнулась и немного сконфужено посмотрела на меня – Что-то не так?
 - Все в порядке, не волнуйся – тебе сейчас это вредно!
 - Не поняла! – спросила я, приподнявшись.
 - Так, ну что, Анастасия Сергеевна, что скажете?
 - Андрей Владимирович, здесь все более чем ясно – восемь недель.
 - Что восемь недель? – спросила я растеряно – Что это значит?
 - Женечка, ты не волнуйся – ты беременна, восемь недель уже! Как только ты раньше не поняла? Или от родителей скрывала просто? – как-то укоризненно заглядывая мне в глаза, спросила женщина.
 - То есть как беременна? Вы что шутите?
 - Да бог с тобой, Женя! Какие шутки могут быть? Ты беременна, вот сама посмотри, твой будущий малыш!
 - Это, это малыш? – спросила я, ткнув в экран, на котором толком ничего понять-то было нельзя.
 - Да, это твой малыш!
 - Господи! – прикрыв рот рукой, воскликнула я.
 - Ну, а сейчас, мы тебя поместим в палату, и все будет хорошо! Главное, не волнуйся! – сказал мужчина и помог мне встать с кушетки – Недельку другую полежишь, мы вас с малышом понаблюдаем, хорошо?
 - Как в палату? Зачем? Что-то не так?
 - Все хорошо, Женечка! Просто нам нужно тебя немного понаблюдать – скорее всего, это произошло из-за аллергии на что-то или из-за нехватки витаминов. Мы это выясним, чтобы в дальнейшем такого не случалось, – сказал мужчина и повел меня по коридор, слегка обняв за плечо – Ты папочке про малыша не забудь сообщить!
 - Не забуду! – немного растеряно сказала я.
 - Все будет хорошо, не волнуйтесь!
 - Мне нужно домой позвонить.
 - Звоните, конечно, – сказал мужчина, остановившись около поста дежурной медсестры.
 - Алло, мамочка! Хорошо, что ты дома!
 - Женечка? Что-то случилось?
 - Мам, я в больнице.
 - Как в больнице, в какой, что случилось?
 - Мам, все уже в порядке, просто мне придется немного задержаться в больнице. Вы мне привезите халат, пижаму, тапочки, ну все, что в больнице нужно, пожалуйста!
 - Хорошо! Я сейчас приеду. А в какой больнице?
 - В центральной, мам. Я буду внизу тебя ждать, хорошо?
 - Хорошо! Я скоро, Женечка!
 - Ну, что, Жень, пойдем, я тебя в палату провожу.
 - Хорошо, идемте, – сказала я и немного неловко пошла за мужчиной.

 - Женечка, господи, как ты меня напугала! – заговорила мама, как только подошла ко мне – Немедленно, скажи мне, что случилось? Я все-таки была права – ты отравилась?
 - Мам! Мама, послушай меня, пожалуйста! Все, успокоилась?
 - Немного! – глубоко выдохнув, сказала мама.
 - Мам, ты станешь бабушкой!
 - Что?
 - Ты станешь бабушкой, папа дедушкой, а Я СТАНУ МАМОЙ!
 - Как мамой? Как?
 - Ну, вот так получилось! – пожав плечами, сказала я – Прости!
 - Как я не заметила, когда ты у меня стала совсем взрослой? – всплакнув, спросила мама, и я, обняв ее за плечо, повела по коридору к палате.
 - Все хорошо, мамочка!
 - Какой срок?
 - Восемь недель, – нерешительно сказала я.
 - Как? Почему же ты раньше не сказала?
 - Я и сама не знала!
 - Как же? А задержка?
 - Мам, ну я же спортсменка!
 - Ну, да, как же я не сообразила? А ведь мне еще тогда показалось, что ты стала другой! – стирая с лица слезы, сказала мама и робко опустилась на койку рядом со мной – Еще тогда в день рождения!
Я не знала, что сказать, а просто обняла ее покрепче, а соседка по палате добродушно улыбнулась, взглянув на нас, и погладила себя ладонью по большому животу, в котором тоже кто-то живет и готовится родиться на свет.
 - Я же тебе вещи привезла! Забыла совсем. Вот, держи. Там халат, тапочки, пижама, трусики, ну все вобщем…
 - Моня! – воскликнула я, вытащив розового мягкого медведя, что лежал на самом верху сумки (его мне подарил Ваня на День всех влюбленных в прошлом году, и с тех пор Моня буквально поселился на моей кровати) и прижала его к животу.
 - Я просто подумала, что если тебе лежать в больнице, то нужно что-то, чтобы чувствовать себя как дома! Он ведь на твоей кровати буквально живет!
 - Спасибо, мамулечка! – сказала я, улыбаясь – Без него я как без Ванечки!
 - Как ты себя чувствуешь-то?
 - Все уже хорошо, мамуль! Ты не волнуйся за меня, это ведь не болезнь, просто аллергическая реакция моего обновляющегося организма на что-то или нехватка витаминов.
 - Да, конечно. Просто, раз уж так случилось, тебе нужно себя беречь!
 - Я буду, обещаю!
 - Ты у меня молодец, я знаю! А Ванечке ты позвонишь, и обо всем расскажешь, и у вас все будет хорошо! Поверить не могу, что ты у меня уже такая взрослая!
 - Мамуль, ну не плачь, что ты?
 - Это от счастья! Я же стану бабушкой! Это же так… здорово! – сказала мама, и я, улыбнувшись, склонилась к ней, прижимаясь к родной груди.
 - Мам, ты у меня будешь самой лучшей, самой молодой и самой красивой бабушкой!
Я хотела целиком и полностью погрузиться в приятное ожидание, но что-то мне как будто бы не давало мне этого сделать. Целую неделю я не разговаривала с Ванечкой, который во время своего последнего звонка снова говорил о том, как меня любит, что мы скоро будем вместе и уже станем семьей. Конечно, я не думала ни разу ничего плохого, объясняя это тем, что Ваня все-таки не на курорте, а на службе и не может позволить себе так часто звонить и мне, и домой.
Переодеваясь в пижаму я, наконец, обратила внимание на то, что мой животик, и вправду, уже начал немного расти. Мама смотрела с восторгом, как я поглаживала его ладошкой и улыбалась, а в глазах ее стыли чистые слезы счастья, которое незамеченным вошло в нашу жизнь.
 - А ты ведь, и правда, немного поправилась!
 - Что, заметно? – восторженно спросила я.
 - Немножко! – сказала мама, умиляясь – Женька-Женька, опять ты как ребенок!
 - Мам, просто я не умею радоваться по-другому, ты же знаешь!
 - Знаю!
 - А это частичка нашей с Ванечкой любви, и я очень хочу, чтобы он вырос здоровеньким и сильным, как папа!
 - Все у вас будет хорошо, не волнуйся! Вот только что в школе теперь скажут?
 - А что они могут сказать? Ваня вернется, и мы поженимся! Он еще перед тем, как уехал, сказал, что я стану его женой, и даже кольцо подарил в знак помолвки! А разговоры, они для нас не имеют никакого значения!
 - Ну, прости-прости, я совсем не хотела тебя расстроить! А Ваня обещал, значит, женится! Он мальчик ответственный и любит тебя очень! Все хорошо будет!
 - Женька, как ты меня напугала! – затараторила Оля, зашедши в палату едва ли не семимильными шагами – Ой, здрасьте!
 - Здравствуй, Олечка!
 - Слушай, почему тебя в гинекологию положили, что в инфекционке места не нашлось? – спросила Оля, и мы вместе с мамой и моей соседкой по палате засмеялись.
 - А чего вы смеетесь?
 - Оль, потому что у меня совсем другая «инфекция»!
 - Не может быть! Ваня же…
 - Нет, нет, это не то, что ты подумала, Оль! – смеясь, сказала я, снова прижав к животу игрушку.
 - Ты что серьезно? – все понимая без лишних слов, спросила Оля, заглядывая в мои светящиеся от счастья глаза – ты беременна?
 - Ага! – имитируя детский лепет, сказала я и кивнула головой несколько раз – Третий месяц пошел!
 - Вот это да! – опустившись на стул, словно большая грузная туша, воскликнула подруга – Так… так…Дай я тебя обниму! Поздравляю!
 - Спасибо! – сказала я, когда Оля, наконец, выпустила меня из объятий.
 - Да, вот так неожиданность! Ванька-то обрадуется!
  Я улыбнулась, прижимая к животу игрушку, и вдруг представила себе, как мы с Ваней вместе гуляем с малышом, который спит в коляске, не догадываясь о том, какое он счастье для родителей.
 - Я так счастлива! – сказала я, открыв глаза, и смахнула невольную слезинку со щеки.
 - Слушай, а ты надолго здесь?
 - На неделю, может на две, точно не знаю.
 - Ну, это же не опасно, я надеюсь.
 - Нет. Просто это произошло, потому что я, не зная о том, что не одна, либо съела что-то не то, либо наоборот недоела чего-то…
 - Ясно. Ты смотри, давай береги себя!
 - Теперь, когда нас двое, я буду себя беречь! И теперь никакой штанги, никаких сальто, стояний на голове и всего прочего для нас опасного!
 - Ну, это только на время ведь, потом сможешь продолжить.
 - Может быть, если у меня будет время и желание. А пока надо об этом забыть – только гимнастика, и то для беременных!
 - Какая же ты молодец, Женька! Сказала, как отрезала! – сказала Оля, и я усмехнулась.
Среди одноклассников я лучших друзей не имела, пока в седьмом классе в нашу школу не пришла Оля, которая сразу мне понравилась своей открытостью и прямолинейностью. Она, как и я, легко могла постоять за себя в любой ситуации, совсем похожая на мальчишку, и в одежде, и в повадках, даже стрижка у нее была под мальчика. Девочки из класса сразу отнеслись к Оле с некоторым пренебрежением, но, пару раз поставив на место расфуфыренных выскочек, она твердо застолбила за собой место правдоруба, и мальчишки даже стали обращать на нее внимание. Уже к девятому классу Оля сменила имидж агрессивно-го тинэйджера на имидж уверенной в себе девочки (хотя поменялся только стиль ее одежды), которая брала преимущество перед «куклами Барби» не столько своей невычурной женственностью, но и тем, что никого не пыталась из себя строить, а разговаривала всегда чересчур прямолинейно буквально со всеми.
 - Слушай, я даже не принесла ничего – не знала, что тебе можно, что нельзя!
 - Ты что? Ничего мне не нужно! Мне мама тут вот молочка принесла, яблочки! Спасибо, мамочка! Так что мне не нужно ничего! А вот за то, что пришла, спасибо!
 - Да не стоит благодарности – ты же знаешь, как я тебя люблю! Ты же самый мой близкий человечек, ну, после папы с мамой, конечно!
 - Знаю! – сказала я радостно.
 - Жень, слушай, я такая эгоистка! Тебе, наверное, отдыхать нужно, а я болтаю и болтаю!
 - Нет! Отдохнуть я еще успею, ночь будет вся впереди! Я ведь не больна, а беременна! А общение нам только на пользу! Правда, маленький? – спросила я у малыша, который еще на человека-то не похож, но мне так хотелось в этот момент верить, что меня слышит и понимает этот маленький крошка, который через несколько месяцев появится на свет и подарит нам с Ваней огромное счастье.
***
 - Ну, что, Женечка, как чувствуешь себя? – спросил меня врач, когда я уже сидела на кровати, собравшая все свои вещи, готовая ехать домой.
 - Хорошо! Спасибо вам, Андрей Владимирович! Надеюсь, я к вам теперь попаду только перед родами!
 - Береги себя, так и будет! Соблюдай все рекомендации, и ждем, как говорится в роддоме! А что за тобой никто не приехал? Где же счастливый папа?
 - Дедушка должен приехать, вот жду. А папочка наш служит Родине!
 - Молодец ваш папа! Ну, всего тебе хорошего! Береги себя, не болей, кушай витаминов как можно больше, ни о чем не волнуйся, и все будет хорошо!
 - Спасибо, Андрей Владимирович! – сказала я и за плечом его увидела папу, который со своей всегда узнаваемой вальяжностью шел ко мне – Папочка!
 - Здравствуйте, Владимир Арсеньевич!
 - Здравствуйте! Ну, что, как моя маленькая принцесса и мой будущий внук? Надеюсь, у нас все хорошо?
 - Все у вас хорошо, можете не сомневаться! Женя у вас просто молодец!
 - Не сомневался в этом никогда! Привет, принцесса! – сказал папа, обняв меня своими большими крепкими руками – Идем?
 - Идем! – сказала я, и папа взял мою сумку в одну руку, а второй рукой он обнимал меня за плечо – Пока, Галь!
 - Пока! Береги себя!
 - Обязательно! Ты тоже береги себя и парнишек! Ну, все, идем, пап! – сказала я, и мы вышли из палаты.
Всю дорогу до дома папа улыбался, шутил, и мне было так легко на сердце, будто ничего плохого и быть не может. Я смотрела в окно, за которым тихо хлопьями шел снег, и вдруг поймала себя на мысли, что стала слишком сентиментальной, а раньше совсем не замечала, как красиво может быть во время снегопада, когда светит солнышко, даже когда идет дождь.
 - Ну, идем? – обратился ко мне папа, открыв дверцу нашей старенькой подержанной, но ухоженной шестерки.
 - Идем! – сказала я, не выпуская из рук игрушечного медведя, вышла из машины и направилась к подъезду, пока папа вытаскивал из багажника мою сумку и ставил машину на сигнализацию.
 - Здравствуйте! – сказала папе, вышедшая из подъезда соседка и почему-то немного неловко кивнула мне головой в знак приветствия.
 - Пап, что-то во мне не так?
 - Почему ты так решила? Ты прекрасно выглядишь, просто поменялась немного!
 - Правда?
 - Конечно, правда! Идем-идем, мама там уже переволновалась вся! – сказал папа, обняв меня за плечо, и мы направились вверх по лестнице.
 - Женечка! – обрадовано воскликнула мама, едва открыла дверь, буквально затянула меня в квартиру и крепко обняла – Ну, наконец-то ты вернулась домой!
 - Я так рада, что я дома!
 - Ну, привет, сестренка! – протягивая руки мне навстречу, сказала Валя, и я крепко обняла ее – Как ты изменилась?
 - Да? Что еще поправилась?
 - Ну, да! Такая округлость у тебя теперь очаровательная, хоть и маленькая!
 - Так, все разговоры потом, а сейчас кушать! Идите, мойте руки и за стол! Женечка, давай-давай! Все домашнее, самое полезное! – ворковала мама, а я умиленно улыбалась, смотря на нее – Даже взгляд изменился, ты смотри-ка!
 - А-то! – сказал папа, обняв меня за плечо – Она ведь у нас теперь мама будущая!
 - Только папы нет рядом!
 - Валь, зачем ты сейчас вот это говоришь? – спросила мама, посмотрев с укором на сестру – Ты знаешь прекрасно, что Женечке и так сейчас тяжело оттого, что Ваня далеко, еще и связи с ним нет уже три недели!
Неожиданно к горлу подкатил ком, и мне  захотелось заплакать. Раньше я бы не позволила себе вот так глупо расплакаться и убежать, но сейчас я даже не думала, как мне поступать.
 - Женя! Ну, вот! Что ты наделала, Валь? Женечка! Родная моя!
Когда мама зашла в комнату, я лежала на своей кровати и, прижимая к груди Моню, плакала. Она опустилась около меня на колени прямо на пол, и мне стало вдруг невыносимо стыдно за свою слабость.
 - Детка, прости меня! И Вальку прости, она не со зла ляпнула, просто волнуется за тебя!
 - Мам, с ним что-то случилось!
 - Ну, что ты? С чего ты взяла, Женечка?
 - А почему он не звонит почти месяц? Он не мог просто забыть!
 - Женечка, девочка моя, ты не волнуйся, слышишь! У него же служба, я уверена, что когда он будет посвободнее, обязательно позвонит! Не надо, не думай ничего плохого – тебе вредно сейчас волноваться!
 - Детка, ну-ка иди к папке! – сказал папа, зашедши в комнату, и глазами дал маме понять, чтобы оставила его со мной наедине – Ну, чего ты разволновалась?
 - Пап, мне кажется, с Ваней что-то случилось!
 - Ну, что ты, глупости какие говоришь?! Ваня просто очень ответственный парень, у него служба все-таки. Он обязательно позвонит, вот увидишь! Он просто еще не знает, что ты у него не одна, но точно знает, что ты его ждешь, поэтому уверен, что у тебя все хорошо! А военная служба дело такое, позвонить порой некогда и не всегда разрешают! У нас вот знаешь, какой строгий был командир, даже письма разрешал раз в месяц только писать, а звонить вообще под страхом наряда вне очереди, так что мама твоя, ох, сколько ждала от меня весточки! Ничего, держалась! И ты держись, солнышко, все хорошо будет – время незаметно пройдет!
 - Спасибо тебе, пап! – сказала я, крепче прижимаясь к отцу.
 - Ну-ну, заинька моя! Папка тебя никогда не бросит и не даст грустить! Все у тебя будет хорошо!
 - Я так тебя люблю!
 - И я тебя очень люблю, ВАС ЛЮБЛЮ! Ну а теперь кушать, хватит слезами упиваться! Быстренько-быстренько! Идем!
 - Идем, – сказала я и, обняв меня, папа повел меня на кухню, где мама корила Валю за бестактность.
 - Ну что, все хорошо? – спросила мама, когда я зашла на кухню вместе с папой.
 - Да! – сказала я и улыбнулась, потерев глаза.
 - Не надо, не три глаза, Женечка, лучше умыть.
 - Да, конечно, – сказала я и подошла к раковине.
 - Вова, садись за стол, – сказала мама, когда я умывала заплаканные глаза – Ну, вот, совсем другое дело! Красавица моя! Садись-садись.

 - Всем привет! – сказала я, заходя в класс, где шло какое-то бурное обсуждение, прекратившееся с моим приходом – А что все замолчали?
 - Да так! – буркнула Ленка Ефремова, сидя на парте, и даже закашлялась.
 - О, наша мамочка пришла! – саркастически заявила подружка Ефремовой, Настя Симакова, заходя в класс и противно жуя жвачку накрашенными бордовой помадой губами.
 - Симакова, завидуй, молча! – сказала я, безразлично улыбнувшись в лицо Симаковой.
 - Хм! Было бы чему завидовать! – сказала Симакова, продолжая жеваться, и поправила красную в складочку юбку, едва прикрывавшую ее плоский зад – Обрюхатил, и в армию укатил, а вернется, и даже не вспомнит – скажет: «Прошла любовь, завяли помидоры! Прощай, девочка, живи, как хочешь!».
 - Ничего подобного, Симакова! Да что я вообще отчитываться перед тобой обязана! Кто ты такая, чтобы я перед тобой здесь распиналась?
 - Ой-ой-ой! Очки розовые сними, Симонова!
 - Да иди ты к черту! Надоела!
 - Что убегаешь, больше нечего сказать?
 - Не считаю нужным падать лицом в грязь и опускаться до твоего уровня! – сказала я и вышла за дверь.
 - Вот это осадила! – выкрикнул кто-то из парней, когда я выходила.
 - Заткнись, придурок!
 - Молодец, Женька! – сказал, стараясь меня подбодрить, вышедший следом, Гена Романов – Здорово ты ее на место поставила!
 - Да, ерунда, Ген! Я вообще с ней разговаривать не хотела!
 - Женька! Привет! Ты, почему мне не сказала, что придешь сегодня?
 - Привет, Оль! Я просто вчера из больницы как вернулась, пообедала, легла спать, проснулась вечером, почитала немного, и снова спать! Да и вообще настроения не было никакого, чтобы еще с кем-то разговаривать!
 - У тебя все хорошо?
 - Хорошо! – сказала я, сама немного сомневаясь в своих словах.
 - Что-то случилось?
 - Хочется верить, что нет! – выдохнув, сказала я.
 - Слушай, Жень, мне не нравится твой настрой! Немедленно скажи мне, в чем дело?
 - Оль, ты же знаешь, что Ваня три недели уже не звонил, я волнуюсь просто!
 - Ты не волнуйся – тебе сейчас это вредно!
 - Да мне все об этом говорят! Только вот я не знаю, как мне не волноваться, когда мой любимый человек, отец моего ребенка так далеко и не может позвонить?
 - Не волнуйся, Жень, это же армия! Там свои порядки.
 - Да, конечно! – выдохнув, сказала я и, услышав, как звенит звонок, мы с подругой зашли в класс.
***
 - Женечка, ты дома? – спросила мама, заходя в квартиру, когда я сидела за столом в своей комнате и делала уроки.
 - Дома, мамуль! – сказала я, не отрываясь от своего занятия.
  Когда мама зашла в комнату, я подняла к ней глаза, а она меня чмокнула в щеку.
 - Занимаешься?
 - Да, мам. Как дела?
 - Все, как обычно. Устала только немножко! Ты-то как у меня сегодня себя чувствуешь, как день прошел?
 - Все хорошо, мам! А день, день как обычно прошел! – пожав плечами, сказала я.
 - В школе все хорошо?
 - Да, мам. Ты же знаешь, я никому себя, нас, в обиду не дам!
 - Тебя кто-то пытался обидеть?
 - Ерунда, мам! Симакова, как всегда, попыталась меня зацепить, но меня ее гнилые комментарии совершенно не интересуют, а уж тем более не трогают! Она просто злится, что ко мне относятся намного лучше, чем к ней, хотя она вся такая «крутая», «звезда»!
 - Да, ты права. Кушать хочешь?
 - Хочу! Мы хотим!
 - Да! – сказала мама, обняв меня за плечо, и поцеловала в макушку – Золотки мои! Ну, сейчас я разогрею все, поужинаем! Уже Валя скоро придет, папа тоже. А вот и Валюша!
Я улыбнулась маме вслед, и мне так захотелось сделать для нее что-нибудь очень приятное, ведь она так заботится о нас всех, а сама о себе порой забывает.
 - Мамочка, давай я сама?
 - Жень, да ты что, не надо – я справлюсь! Отдыхай!
 - Давай-давай. Ты целый день на работе, а я уже успела отдохнуть после уроков. К тому же, это совсем не тяжело!
 - Ну, хорошо!
 - Привет всем! – сказала Валя, заглянувшая на кухню, приглаживая при этом свою строгую прическу, чуть сбившуюся под шапкой.
 - Привет, сестренка!
 - Привет, Валюш! Ну, как день прошел?
 - Ой, тяжело! Устала я от этого зачета, как черт знает от чего! Целый день сдавали.
 - Как сдала-то?
 - Сдала отлично!
 - Можно было и не спрашивать, мам – Валюха у нас ведь круглая отличница!
 - Ну, так получается! – пожав плечами, сказала Валя и как тяжелый груз опустилась на табурет, запрокинув голову к стене – Фу! Устала!
 - Сейчас все разогреется, – сказала я, привалившись спиной к мойке.
 - Хорошо. Пойду-ка я переоденусь пока! – сказала Валя, и, опираясь рукой о стол, подняла себя с табурета.
 - Я, пожалуй, тоже – сказала мама и, выходя, провела рукой по моему плечу.
  Пока все разогревалось, я стояла около окна и смотрела вдаль. Сама не знаю, что меня там привлекло, но вернулась, как говорят, на землю, я только когда в кухню зашла Валя и подняла шум.
 - Женька, ты чего стоишь, мечтаешь, у тебя же все пригорит?!
 - Ой! Блин! – сказала я и хотела подбежать к плите, но Валя уже все выключила – Ну, и чего было крик поднимать? Не пригорело ни капельки ничего!
 - Ну, откуда я вижу? Я зашла все шипит, кряхтит, подумала, что подгорает!
 - Вечно ты, Валь, раньше времени кипишуешь!
 - Слово-то какое подобрала! Женька, ты где таких слов нахваталась, от папы что-ли?
 - Не знаю! – пожав плечами, сказала я и начала доставать тарелки.

 - Ой, наверное, папа пришел! – сказала я, услышав звонок в дверь, и уже побежала открывать.
Распахнув дверь, я было уже открыла рот, чтобы восторженно поприветствовать папу, но мое веселье было преждевременным.
 - Алина Викторовна? – удивилась я, увидев перед дверями заплаканную Ванину маму, прижимавшую к лицу носовой платок.
 - Женечка! – с трудом выдавила из себя Алина Викторовна голосом, переходящим не то в крик, не то в шепот.
 - Алина Викторовна, вы проходите! – сказала я немного растеряно.
 - Да, конечно! – сказала женщина, не переставая плакать.
 - Алина Викторовна, здравствуйте!
 - Здравствуйте, Анна Анатольевна! Горе-то какое!
 - Какое горе, Алина Викторовна? Пойдемте-ка, я вам воды налью.
Пока Алина Викторовна пила воду из стакана, который держала в трясущихся руках, я начала понимать, что моя тревога была не напрасной.
 - Спасибо! Женечка, девочка! Я… я даже не знаю, как сказать!
 - Что-то случилось, да? – спросила я и камнем опустилась на кухонный уголок рядом с мамой, которая вдруг крепко обняла меня обеими руками.
 - Женечка, Ваня…
 - Он звонил? – встрепенулась я, а мама сдержала меня, видимо, уже понимая все, что я должна услышать.
 - Ваня погиб! – наконец, рубанула Алина Викторовна, уже не способная оттягивать момент ужасной истины, в которую я долго еще не смогу поверить – У них на складе произошел взрыв, потом пожар, и Ванечка сгорел, пытаясь спасти сослуживца еще две недели назад! Прости!
 - Нет! – закричала я, а мама крепче обняла меня, не давая никуда уйти – Нет! Ваня не мог погибнуть – у него же есть мы! Нет! Это какая-то ошибка, это чудовищная ошибка! – говорила я, готовая впасть в истерику, и понимала, что с трудом отражаю реальность, а мама поглаживала меня по голове обеими руками, стараясь прижать к себе.
 - Женечка, мы его опознали по кольцу, которое он никогда не снимал, вот оно, нам отдали его там, в части.
 - Нет! – шепотом кричала я, сжав в руке Ванино, чуть покрытое копотью, кольцо, что он, и вправду, никогда не снимал в память об отце, который два года назад умер от рака, выявленного только после вскрытия – Нет-нет-нет!
 - Женечка, пожалуйста, успокойся! – говорила мама со слезами в голосе и на лице, когда я плакала, не в состоянии остановить свой порыв.
 - Почему-почему-почему?
 - Родная моя, девочка моя! – говорила прерывающимся голосом мама.
 - Почему мне никто не сказал? – крикнула я вдруг, вырвавшись из объятий мамы – Почему?
 - Женечка, мы не хотели тебя волновать – ты ведь в положении! Когда я отправила Ванечке телеграмму – всхлипывая, говорила Алина Викторовна сбивчиво, и казалось, что слова ее наслаиваются одно на другое, и все превращается в сумбурную кучу невнятных звуков – что у него будет ребенок… Мне в ответ через неделю пришла телеграмма с извещением о смерти и просьбой приехать на опознание и погребение. Мы со старшим сыном и поехали, а ты и так лежала в больнице! Мы не могли допустить, чтобы с Ваниным малышом что-то случилось, ведь это единственное, что от него осталось. А сейчас, просто уже нет сил… скрывать от тебя правду! Ты должна… должна ее знать!
После того, как Алина Викторовна ушла, я долго сидела на диване, перебирая в памяти все наши с Ваней свидания, мне казалось, что я нахожусь где-то в другом мире, из которого никак не могу вырваться, да и не хочу вырываться.
 - Ну, чего ты сидишь как каменная? Хоть поплачь, Женька! Женечка! Отзовись! – слышала я откуда-то женский голос, а узнать этот голос никак не могла – Женя, посмотри на меня!
Звонок в дверь буквально вырвал меня из сна, но в реальность не вернул, и я побежала в прихожую встречать ЕГО.
 - Ванечка пришел! Сыночка, папка наш пришел! – сказала я, уверенная в том, что это Ваня пришел.
 - Господи, Женя! – причитал кто-то за моей спиной.
 - Ванечка, родной мой, наконец-то ты пришел, я так волновалась за тебя! – сказала я, поглаживая его по щекам, а он смотрел на меня так же, как тогда, когда впервые поцеловал и вдруг так крепко обнял, что я ощущала его присутствие всем своим существом – Ванечка, ты больше не оставляй меня надолго одну, пожалуйста!
 - Женечка, родная моя! – сказал он, и вдруг так сильно тряхнул за плечи, что мне показалось, что даже все мозги у меня встряслись.
Папа смотрел на меня, застывшим взглядом со слезами, что текли по его лицу, а его руки крепко держали меня за плечи. Я посмотрела на него, понимая, что происходит что-то мне непонятное.
 - Папочка!
 - Слава богу! Женечка, родная моя! – прижав меня к себе, сказал папа, и даже как-то весь вздрогнул.
 - Папочка, как же так?
 - Ну-ну, маленькая моя! Все будет хорошо, слышишь, все будет хорошо! – говорил папа, поглаживая меня по затылку одной рукой, другой крепко обнимая.
Он, что-то говоря мне, уводил в комнату, укладывал в постель, долго сидел рядом, когда я плакала, прижимая к животу Моню, который единственный был в этот момент самым близким мне, хоть и неживым, существом, несущим в себе частичку Ваниного тепла. Мне вдруг стало так холодно, и я свернулась в комочек, а папа укрыл меня покрывалом, и больше лица его я не видела неведомое количество времени.
Ваня лег рядом со мной, вдруг так нежно обнял, и я даже разогнула ноги, стараясь крепче прижаться к нему.
 - Вань, мне холодно!
 - Давай я тебя согрею! – сказал он, крепче обняв меня – что ты, малыш? Что такое?
 - Мне так тебя не хватает!
 - Что ты? Я ведь здесь, я с тобой рядом! Тебе волноваться нельзя – у нас ведь будет сыночек, надо, чтобы с ним все было хорошо, а когда наш маленький родится, я вас в обиду никогда и никому не дам!
 - Как хорошо, что ты рядом! Я так по тебе скучала!
 - Все будет хорошо, малыш! – сказал Ваня, поцеловал меня и вдруг встал.
 - Ты куда?
 - Я сейчас вернусь, малыш! Не волнуйся, я с тобой, я рядом!
Я посмотрела по сторонам – все было каким-то другим, папа стоял около окна и смотрел куда-то вдаль.
 - Пап, а где Ваня? Он же сказал, что сейчас вернется!
 - Детка, Ваня уже не вернется! – с трудом выдавил из себя папа, присев передо мной – Так бывает!
 - Что ты, папочка? – спокойно сказала я – Он только на чуть-чуть вышел. Ваня, Ванечка!
Я пошла на кухню с твердой уверенностью, что Ваня там и, когда зашла, увидела, что он стоит около окна.
 - Вот ты где? А папа говорит, что ты никогда не вернешься! Шутит! Пап, вот же он Ванечка!
 - Господи! – воскликнули сразу два голоса, а Ваня крепче обнял меня.
 - Женя, Женечка, родная моя! Очнись! Ты меня слышишь?
 - Что? – спросила я, посмотрев на маму, которую крепко обнимала, стоя около окна – Мама?
 - Бедненькая ты моя! – сказала она, крепче прижимая меня к себе, стараясь отогнать беду, в которую мое сердце отказывалось верить, и даже разум не хотел принимать ужасную реальность.
 - Мамочка, что со мной? Я что схожу с ума?
 - Нет, что ты, детка! Просто нужно время, нужно немножко времени, и ты сможешь жить дальше! ПРОСТО НУЖНО ВРЕМЯ!

                ГЛАВА 3: НАУЧИТЬСЯ ЖИТЬ БЕЗ ТЕБЯ
 - Женечка, повернись-ка ко мне! – говорила мама, подкрутив коротенькие кудри у меня на голове – Посмотри на меня! Какая же ты у меня красавица!
 - Мам! – возразила я, скорчив гримасу недовольства, что прорвалась сквозь улыбку, которую я старалась растянуть пошире, дабы не расстраивать маму.
 - Что? – спросила она, кончиками пальцев отодвигая локоны от моего лица так, словно они были бумажные и могли легко помяться.
 - Ну, зачем мне идти на выпускной? Может, я просто посижу на официальной части, и папа заберет меня домой, а? С таким-то грузом, как я буду танцевать? Я ж как медведь, в лучшем случае, пингвин! Мам, вот, как ты себе это представляешь?
 - Женечка! Мы уже сто раз с тобой об этом разговаривали – выпускной, он один раз в жизни бывает, неизвестно, когда вы потом с ребятами встретитесь! Смотри, какая ты у меня красавица! И животик не такой уж и большой – ты несильно поправилась! – сказала мама, повернув меня лицом к зеркалу, откуда на меня смотрела совсем чужая девочка в темно-синем свободном летящем платье с бантом под грудью, которое невесомо ложилось на живот, выдававший интересное положение.
На ее голове лежали закрученные аккуратные локоны чуть ниже мочек ушей, на лице был праздничный, но не броский, макияж, в ушах блестящие висящие серьги, которые казались почему-то слишком большими, хотя размер их меньше половины мизинца. Она совсем не была похожа на ту Женю, какой я всегда была, какой меня любил Ванечка, фотография которого в военной форме, с голубым беретом на бритой голове, и автоматом в руках поселилась на моем столе еще зимой.
 - Может быть, и не встретимся! Только, кто сказал, что мне кто-то из них нужен? – вздохнув и пожав плечами, спросила я не столько маму, сколько саму себя, а девочка в зеркале тоже пожала плечами, словно отвечала на мой вопрос той неопределенностью, что прочно закрепилась в моей жизни с тех пор, как Ваня покинул ее.
 - Детка, ну что с тобой? Почему ты опять стала такой? Ты плохо себя чувствуешь?
 - Нет, я хорошо себя чувствую, если так можно сказать!
 - Женечка!
 - Мам, я прошу тебя, не говори ничего! Я знаю, что ты скажешь, что время все лечит, что оно все исправит! Только оно ничего не лечит и ничего не изменит, оно не вернет мне Ванечку! Оно не сможет вернуть нам папку! – сказала я, поглаживая живот обеими руками, а слеза невесомо скатилась по щеке и шлепнулась на платье.
 - Родная моя! – сказала мама, обняв меня, и, видимо, поняла, что говорить нечего – она просто поцеловала меня в висок, опустив ладонь на мою щеку, тем самым прижимая к себе, и тяжело вздохнула, потом шепнула мне своим ласковым голосом, в котором слышалась невыносимая боль (еще более невыносимая, чем моя) – Все будет хорошо, детка, все будет хорошо! Вот увидишь!
 - Ну, что, мы едем? – спросил папа, заглянув в комнату – Вот это красота!
 - Спасибо, пап! Едем, – сказала я, утирая слезинки в уголках глаз и, проведя рукой по маминой руке, вышла из комнаты вперед папы, который еще обменялся с мамой взглядами, и оба они вздохнули так, словно то, что думали, было непереносимой тяжестью на их сердцах.
 - Мам, пап, вы идете? – спросила я, надевая в прихожей синие балетки с цветком, который вдруг показался мне совершенно нелепым.
 - Идем-идем!
Пока мы ехали до школы, мама с папой не сказали ни слова, кроме каких-то нелепых слов про ясную погоду и про плохую дорогу, а мне хотелось совсем раствориться и исчезнуть с этой Земли, чтобы больше никто и никогда меня не нашел.
 - Жень! Женечка, приехали! – коснувшись моего плеча, сказала мама, стоявшая около открытой машины.
 - Да, конечно, – сказала я и вышагнула на асфальт, как маленький пингвин, на которого стала похожа к последнему месяцу беременности.
 - Женя! – услышала я Ольгин голос, и мне вдруг как-то даже полегчало.
Оля была и осталась самым близким мне человеком среди одноклассников, которые вопреки всему не ополчились на меня, а даже, напротив, стали всячески помогать справиться с бедой, о которой уже через неделю после того, как она беспардонно пришла в наш дом, знал каждый (милостью учителей и родителей учеников), хотя я никому о ней и не рассказывала.
 - Олечка! – обрадовалась я и направилась навстречу подруге, которую умиляла моя походка, так резко изменившаяся к большому сроку беременности.
 - Женечка! Родненькая моя! – сказала Оля, и мы обнялись так крепко, насколько позволяла моя выдающаяся округлость – Какая ты красавица! Тебя просто не узнать!
 - Ты же узнала!
 - Ну, я-то тебя из тысячи узнаю по глазкам твоим зелененьким добрым! Ты ж мой родной человечек!
 - Спасибо! Оль, если бы ты знала, как я счастлива, что у меня есть ты!
 - Я знаю, потому что и сама так же счастлива, что у меня есть ты!
 - Жень, привет! – сказала Симакова, которая вопреки моим ожиданиям еще зимой стала относиться ко мне по-другому, хотя и не перестала корчить из себя маленькую стервочку.
 - Привет!
 - Отлично выглядишь!
 - Спасибо! Только я во всем этом совсем себя неуютно чувствую!
 - Почему так?
 - Потому что я другая совсем! Все это для меня какое-то чужое!
 - Понятно. А ты уже знаешь, кто родится?
 - Сын, – сказала я гордо, положив на живот руку, под которой почувствовала легкие, но ощутимые толчки – Сенечка, родной мой! Все хорошо, мама не волнуется!
 - Так здорово! – воскликнула Оля, а Симакова, деликатно улыбнувшись, побежала к, шедшему недалеко от школы, Витьке Пономареву, с которым начала встречаться два месяца назад.
 - Да, он у меня тот еще командир! – сказала я, поглаживая живот – Настоящий мужчина!
Оля улыбнулась и обняла меня за плечо, а мама с папой, стоявшие неподалеку, тоже обнялись и улыбнулись, глядя на меня.
 - Дедушка сказал, воспитает из него настоящего мужчину!
 - Хорошо! У вас просто мировой дедушка!
 - Да! У нас мировой дедушка, мировые бабушки, мировые тетки, мировая прабабушка, мировой прадедушка, мировой дядя и папа герой... посмертно!
 - А еще мировая мама! – сказала Оля, выставив вверх указательный палец.
 - Ну, придется соответствовать теперь!
 - Ну, идем, надо уже собираться в актовом зале?
 - Идем! Сенечка, идем аттестат получать! Ты у меня уже экстерном школу, можно сказать, оканчиваешь! – сказала я, и Оля засмеялась, подхватив мой смешок.
 - Здравствуйте! – сказала Оля, когда навстречу нам вышла Елена Александровна.
 - Здравствуйте! – сказала я, как-то неловко одергивая платье, которое было в полном порядке.
 - Здравствуйте, девочки! Женечка, какая ты необычная сегодня!
 - Мама постаралась, сбылась ее мечта – нарядить меня в принцессу!
 - Прекрасно получилось! Здравствуйте Анна Анатольевна, Владимир Арсеньевич!
 - Здравствуйте!
О чем разговаривали родители с Еленой Александровной, я уже не слушала, погрузившись в обсуждение романтических отношений Оли и Генки Романова, что завязались еще в феврале, после Дня Святого Валентина, к которому Генка приготовил для моей подруги, пылающую чувственными признаниями, валентинку. Тогда она так и не показала ее никому, кроме меня, а деликатно спрятала в самое укромное место своей сумочки, о котором знали только мы двое, хотя одноклассницы нескромно напрашивались на то, чтобы моя подруга раскрыла всем тайну, кто и что ей написал. Всем хотелось узнать, от чего «наша прямолинейная и суровая Олька» вдруг залилась застенчивой краской, как поросенок, и стала молчаливой, как рыбка.
А сейчас Оля, уже ничего и ни от кого не скрывая, эмоционально жестикулируя и слегка прыгая в изящных туфлях на каблуках, восторженно повествовала мне, как они с Генкой ходили на аттракционы в выходные дни; как он писал мелом, взятым тайком у младшей сестренки, на асфальте перед подъездом дома моей подруги душещипательную простую комбинацию слов «Гена плюс Оля равняется Любовь», а я улыбалась, вспоминая, как такие же милые глупости делал для меня Ваня еще в прошлом году на зависть куклам-одноклассницам.
Его присутствие и сейчас продолжаю ощущать, будто бы он всегда со мной рядом и никуда не уходил, хотя четко понимаю, что его нет даже среди живых.
 - Жень, все в порядке? – спросила подруга, когда мы, даже не слова не говоря друг другу, подошли к актовому залу.
 - А? Что? Прости, я задумалась просто! – сказала я, неловко проведя ладонью по лбу.
 - Все хорошо?
 - Да, все хорошо, просто стою вот, а такое ощущение, что Ванечка здесь со мной, рядом, и так легко на сердце!
 - Женька!
 - Нет-нет, все в порядке! Я больше не плачу, не бьюсь в истериках, Оль – просто… просто учусь жить без него!
 - Ну-ну, что ты? Не унывай! Надо жить дальше!
 - Конечно, я буду жить дальше, ведь наш с Ваней сыночек остался со мной, хоть маленькая частичка его любви!
 - Девочки, а вы что не идете, не садитесь? – спросила, опустив руки на мои плечи, Елена Александровна, сочувственно посмотрев на меня.
 - Сейчас идем, Елена Александровна! – кивнув, сказала я и взглядом поблагодарила женщину.
 - Все хорошо?
 - Да, все хорошо! У нас все хорошо!
 - Парнишка-то крупненький будет, похоже! – слегка коснувшись моего живота, сказала Елена Александровна с улыбкой и погладила слегка меня по голове.
 - Да, мне врачи тоже говорят, что Сеня крупненький, хотя я и не так уж сильно поправилась!
 - Ну, главное, чтобы родила легко! Ну, идемте, я вас посажу, скоро начало уже!
 - Да, конечно, – сказала я, когда, приобняв меня за плечо, Елена Александровна повела нас в зал.
Меня радовало такое искреннее участие учителей и одноклассников в моей судьбе – все старались чем-то помочь. Я не могла не принимать помощь от мальчишек, которые поочередно провожали от школы до дома, помогая нести рюкзак; не могла не соглашаться на прогулки, что регулярно устраивали и устраивают девочки, не позволяя мне скучать дома. Мне стало важно услышать советы, заметить искреннее внимание и снисходительное отношение учителей или просто теплые ласковые слова поддержки и сочувствия, неважно кто их говорит. Иногда, конечно, это сочувствие мне бывает в тягость – мое настроение становится слишком переменчивым, и я время от времени совсем не контролирую свои эмоции и слова, в желании побыть наедине с собой, перегибая палку.
 - Вот, садись, Жень, отсюда выходить удобно будет.
 - Спасибо! Елена Александровна.
 - Что, Женечка?
 - Спасибо вам!
 - За что? – искренне улыбаясь, спросила женщина.
 - За все! – сказала я, и Елена Александровна улыбнулась, давая мне понять, что готова делать это всегда – Ну, все, я пойду на сцену, вы сидите пока, ждите. Начнем минут через пять-десять.
 - Хорошо, – кивнув, сказала я, и Елена Александровна неспешным шагом направилась в сторону небольшой сцены нашего небольшого актового зала, а я начала глазами искать родителей, которых увидела сидящими ближе к последним рядам вместе с другими родителями.
Мама улыбнулась мне своей открытой улыбкой, заметив мой взгляд, всем своим выражением лица стараясь показать, что волноваться не о чем. Я всегда была девочкой очень привязанной к маме, хотя и не страдала от недостатка внимания – слишком много времени проводила не дома, и мне избыток этого внимания был не нужен, как моей более домашней старшей сестре. Я начала нуждаться в маме, как в воздухе, только сейчас, когда сама приготовилась стать мамой. Ведь тогда, когда я впала в долгую и тяжелую депрессию и часто даже близких не узнавала, принимала их за Ваню, с которым часто разговаривала, мама взяла отпуск без содержания на целый месяц, чтобы быть все время со мной, хотя у нее не такая уж большая зарплата, чтобы от нее отказываться. Именно тогда я поняла, что мама – самый близкий мне человек, а папа моя главная опора. Он, несмотря на то, что не был сначала в восторге от того, что дочка до свадьбы лишилась невинности и, более того, стала мамой, все же посмотрел на ситуацию по-другому, а когда Ваня погиб, он и вовсе сказал, что готов уйти с работы на пенсию, чтобы помогать мне «воспитывать настоящего мужчину из внука», и даже сказал об этом всем на работе. Я помню, как он ликовал, когда узнал, что в нашей семье, наконец, будет парень, с которым можно будет играть в спортивные игры и «растить из него настоящего офицера».
 - Симонова Евгения! – услышала я, словно вырвавшаяся из сна, голос директора школы и немного растеряно встала со своего места и направилась на сцену.
 - Поздравляем! – сказала директор школы, пожав мою руку, и я, чуть краснея, поблагодарила ее, взяв аттестат в руки.
Неожиданные толчки в животе меня немного смутили, ведь реагировать на них спокойно я так и не научилась – меня мгновенно бросало в дикий восторг или испуг, когда Сеня неудачно поворачивался и делал мне больно.
 - Женечка, все в порядке?
 - Да, все хорошо, просто… сын толкается! – неожиданно громко сказала я, как оказалось, в микрофон, а на лицо наплывала довольная улыбка – Да, Сенечка, мы это сделали! – сказала я, и мне неожиданно снова захлопал весь зал, а все учителя, сидевшие за столом, поставленным на сцену, заулыбались, а сама я почувствовала себя какой-то растерянной и пожала плечами – Спасибо вам, дорогие учителя!
Прижимая к груди аттестат, я робко прошла до своего места, и мне вдруг стало так грустно, что школьное время заканчивается, что вот так, как одно мгновение, пролетели целых десять лет моей жизни. Хотя и не была никогда отличницей, иногда даже ненавидела школу, я поняла, что школьные годы это самое светлое и незабываемое время в нашей жизни только сейчас, когда все заканчивается и остается навсегда в прошлом.
 - Женька, ты чего? – спросил Оля, обняв меня за плечи, давая взглядом понять, что понимает меня без слов.
 - Ничего! Просто грустно немного, что все закончилось, что я больше не буду школьницей!
 - Родненькая ты моя! – сказала Оля, крепче обнимая меня – Все хорошо! Не надо, не плачь – мы ведь никогда не расстанемся, несмотря ни на что!
 - Я знаю! Просто…
 - Ну, ладно-ладно, не переживай! Пойдем-ка лучше выйдем немного проветримся, а-то ты у меня что-то побледнела? Пока зал будут готовить, мы как раз проветримся! Пойдем-пойдем!
 - Да, пойдем. Что-то тут, и правда, душно стало! – сказала я, намахивая собственным аттестатом в лицо.
Когда мы с Олей вышли на крыльцо школы, летний ветер тихонько шевелил деревья в школьном дворе, касался своим дыханием нарциссов на школьных клумбах, которые мы еще в сентябре высаживали сами. Оля обнимала меня за плечо, и почему-то в этот момент я казалась сама себе такой маленькой и беззащитной рядом с подругой, которая на каблуках стала казаться еще выше меня.
 - Девчонки, вот вы где! А я вас везде ищу! – послышался за спиной голос Генки, голова которого уже через секунду сравнялась с головой Оли, которую он немного стыдливо (видимо, из-за моего присутствия) поцеловал в щеку.
 - Чего ищешь-то? Что уже идти надо?
 - Нет, сказали, еще минут десять можно погулять.
 - Ясно. Так зачем ты нас искал?
 - Оль, и ты еще спрашиваешь? – обратилась я к подруге, которая немного смущенно облизывала губы – Смешные вы! Как дети малые, честное слово!
 - Чего это мы как дети?
 - Да уже вся школа знает, что вы вместе, а вы меня стесняетесь!
 - Ничего мы не стесняемся, просто…
 - Ой, ладно, пойду я, в туалет схожу. Стойте здесь, милуйтесь, голубки!
 - Жень…
 - Я справлюсь, – сказала я, поглаживая свой живот, и улыбнулась, заметив, как Генка крепче обнял Ольгу за талию.
 - Женечка! Родная моя! – сказала мама, которую я встретила около лестницы, ведущей на второй этаж – Вот ты где!
 - А ты что тоже меня искала?
 - Ну, да. Просто вы с Олей так неожиданно вышли…
 - Ты чего, разволновалась что-ли, мамуль?
 - Нет, просто хотела убедиться, что все в порядке!
 - Ну, а я что говорю? Разволновалась. Мам, еще как минимум недели две, а в обмороки я уже давно не падаю, волноваться не о чем! Я прекрасно себя чувствую!
 - Ну, хорошо! Идем наверх?
 - А что уже пора? Хотя, нашими темпами, как раз десять минут идти! – сказала я, усмехнувшись, а мама обняла меня за плечо, и мы вместе направились на третий этаж к актовому залу.
Когда мы поднялись наверх, около актового зала собралась большая часть нашего класса и весь параллельный класс. Меня мгновенно утянули за руку одноклассники от мамы, которая улыбалась мне, уходя в зал, вместе с остальными родителями и учителями, которые спустя еще минуту-другую встречали нас в зале, где звучала музыка, и был чуть приглушен свет.

Вопреки даже своим собственным ожиданиям, я танцевала как заводная, хотя и не могла позволить себе лишней нагрузки, что очень удивляло и одновременно радовало папу, немного пугало маму и приводило в восторг Олю и всех моих одноклассников.
 - Ой, ребята, хорошо с вами! – сказала я, когда мы всем классом вышли на улицу.
 - Жень, может, останешься еще немного?
 - Нет! Я бы с радостью, ребят, но уже устала! Нам отдыхать нужно, мы свое отплясали на сегодня! С таким утяжелением тяжело плясать, да и сон нужен здоровый! Хорошо вам погулять, а мы поедем! Я вас всех очень люблю, правда, хоть я это только сейчас поняла! Спасибо вам за поддержку! За все спасибо!
 - Женька, мы тебя тоже любим!
 - Ты нас прости за всю ту ерунду!
 - Да что вы? Это же все такие глупости! Все мы дети еще, и что-то понимаем поздно! Ну, все-все, пора! Идите, веселитесь! Мы мысленно с вами! – сказала я, поглаживая себя по животу – Сеня, ты со мной согласен? Соглашается!
Девочки, стирая с глаз невольные слезинки, обнимали меня, мальчишки, хоть и не плакали, но все же тоже обнимали меня с некоторой грустью, а мама растрогано всплакнула, садясь в машину рядом с папой.
 - Пока, ребята! – сказала я и села в машину, дверцу которой придержал Генка, обнимавший второй рукой мою подругу, которая смотрела на меня с искренностью, присущей только ей одной.
 - Ну, все, поехали? – спросил папа, когда я захлопнула дверцу машины, продолжая махать одноклассникам, собравшимся на крыльце любимой школы.
 - Поехали! – сказала я, смахнув невольную слезу с лица.
 - Как хорошо, что вы стали такими дружными! – сказала вдруг мама, и я заметила некоторую грусть в ее голосе.
 - Да! И Сенечка сыграл в этом, можно сказать, главную роль! – сказала я, а ощутимый толчок обозначил согласие сына со мной.
 - Чего хохочешь?
 - Просто Сенька толкнул меня! Как будто в знак согласия! – сказала я, и мама с папой тоже усмехнулись – Ой-ой-ой, Сеня! Что ты делаешь? Это что такое? Мама тебе не футбольный мяч! Ай-ай-ай! Иж ты какой!
Пока мы ехали до дома по ночному городу, я смотрела в окно, чуть склонив голову набок. Бежали мимо дома, деревья, освещенные светом фонарей, и мне было так легко, что я даже не заметила, как вздремнула.
 - Женечка, мы приехали!
 - А? Что?
 - Устала, маленькая моя! – сказал папа, улыбнувшись.
Я чувствовала себя так легко и спокойно, когда папа нес меня, дремавшую, на руках до самой кровати. Именно сейчас я ощущала, как никогда, что счастлива оттого, что у меня есть папа, которого так не хватало в детстве. Он на несколько секунд присел около меня на пол, поцеловал в щеку, отодвигая от лица локоны, небрежно падавшие на него.
 - Папочка! – обратилась я к папе, который уже направился к выходу из комнаты.
 - Что, солнышко?
 - Я тебя очень люблю!
 - И я тебя очень люблю! – сказал он, улыбнулся и вышел.
 - Женечка, тебе раздеться помочь? – спросила, заглянув в комнату, мама.
 - Помоги! – зевая, сказала я и встала с кровати – Правда, что это я в платье прямо улеглась!
Я вышагнула из платья, которое мама заботливо повесила на стул вместе с белой лентой выпускника. Когда ее руки укрыли меня одеялом, я почувствовала себя такой расслабленной, что мгновенно погрузилась в сон.

Сынишка, который совсем недавно начал ходить, (в своем зимнем комбинезоне и во всем одеянии он и вовсе передвигался, как маленький неповоротливый медвежонок) ловко уселся на санки, вернее сказать, на мои колени – наш папа, чтобы позабавиться решил прокатить нас обоих. Сначала я отнекивалась от указаний Вани, боясь сломать детские санки, но отказать сыну уже не смогла – он, хоть и совсем плохо еще говорит, смог настойчиво мне дать понять, что со своим папой заодно. Смеясь, я глубоко вдохнула и выдохнула, и, поддавшись уверениям, что санки были куплены самые прочные, сделала то, на чем так настаивали мои мужчины. Невозможно передать словами, как мы оба были счастливы с сыном, когда наш папа уверенно толкнул санки с невысокой горки, держась руками за их спинку, где лежала, сшитая и вышитая мной совсем недавно, маленькая подушка. Мы оба чувствовали себя в полной безопасности, когда катились с горки и слышали голос нашего папы, кричавшего от восторга.
 - Ну, что, еще? – спросила я сына, который восторженно согласился и готов был сам толкать санки обратно, держась своими крохотными пальчиками за мою руку, которая даже не чувствовала холода без перчатки, сунутой в карман пуховика – Папа! Мы хотим еще! – крикнула я с восторгом, но Вани уже не было – мы с сыном стояли на улице совершенно одни, отчего он крепче схватился за мои пальцы, а я с опаской подхватила его на руки и прижала к себе.
 - Ваня, ты где? – позвала я в отчаянии, крепче прижимая к себе сына – Ваня!

 - Ваня, где ты? – услышала я свой собственный голос так, словно кричала себе в ухо – Ваня!
 - Женя, Женечка! Господи! Все хорошо, успокойся, все! – заговорил быстро папа, вбежавший в комнату, и крепко обнял меня – Это всего лишь сон! Все хорошо!
 - Так значит, это был сон? Всего лишь сон! – разочаровано сказала я, а слезы сами потекли по моим щекам, и я не могла себя остановить, крепко прижимаясь к своему отцу, который обнимал меня так крепко, как будто так можно было сдержать всю боль, что сидела во мне.
 - Чшш! Все хорошо, маленькая моя! Все будет хорошо! – говорил папа тихо, когда я плакала на его плече, то и дело громко всхлипывая – Тебе нельзя так волноваться! Ну что ты?
 - Что потише никак нельзя? – послышался возмущенный голос старшей сестры, которая привстала в своей кровати, потирая заспанные глаза и проводя руками по, всклокоченным во время сна, волосам – Люди спят вообще-то!
 - А я что не человек? – крикнула я на сестру, не имея сил держать все негативные чувства в себе.
 - Ну-ну-ну! Девочки, не надо ругаться! Женечке нельзя так сильно волноваться сейчас, Валь, ты ведь взрослый человек!
 - Женечка-Женечка-Женечка! Как же вы меня достали, нянчиться со своей Женечкой, которая сама во всем виновата! Надо было головой думать, прежде чем ноги раздвигать!
 - Валя, как тебе не стыдно? – отвесив сестре неслабый подзатыльник, сказала мама, зашедшая в комнату – Как ты можешь так говорить о своей родной сестре? Марш в гостиную – ты сегодня спишь там!
 - Мне спать-то остался час от силы!
 - Я сказала, марш, на диван в гостиную, и ничего больше слышать от тебя не хочу! – строго сказала мама, и Валя, схватившая свою подушку, пулей выбежала из комнаты, нещадно топая ногами по полу, как по моей голове, а я разревелась пуще прежнего.
 - Ну-ну, ты чего? Женечка, успокойся, все! – сказал папа, крепко обнимая меня – Ань, неси успокоительное быстро!
 - Да-да, конечно! Господи, девочка моя! Зачем же ты мучаешь себя так? – спросила не столько меня, сколько саму себя, мама и выбежала из комнаты, не поправляя, неожиданно спавший с плеча, халат.
 - За что она так со мной? – в слезах спрашивала я, прижимаясь к отцу, насколько это было возможно, ближе – Я… я разве в чем-то виновата! Я что виновата, пап, я, что в чем-то перед ней виновата?
 - Ну-ну, тише-тише, солнышко мое! Валя не со зла, она просто очень сильно переживает!
 - Ей все равно – она меня не любит! – возразила я, не поднимая головы – Она меня давно ненавидит, а я… я не понимаю – всхлипывая, говорила я – я… не понимаю, за что? В чем… в чем я виновата, я не понимаю!
 - Чшш! Давай-ка выпьем, давай! Вот так, умничка моя! – сказал папа, когда я выпила воду с каким-то странным вкусом, отдал стакан маме и начал укутывать меня в одеяло и прижимать к себе так, словно укачивал, как малыша, на руках – Все будет хорошо! Давай спать, закрываем глазки, все образуется, заинька, все образуется!
Папа бережно укачивал меня, поглаживая рукой по голове, и я не заметила сама, как успокоилась, а спустя еще несколько минут закрыла глаза и уснула, не видя больше никаких снов.
 - Женечка, проснулась, родная моя! – сказала мама так, словно старалась скрасить какую-то неловкость, когда я зашла на кухню, почесывая взлохмаченные волосы, и протяжно зевнула.
 - Проснулась! – сказала я, а сама вовсе не хотела ни с кем разговаривать – Привет, мам!
 - Доброе утро!
 - Что с тобой, Женечка? – спросила мама, когда я проигнорировала приветствие сестры, которая старалась неловко скрасить наш ночной конфликт – Ты не выспалась еще?
 - Выспалась, – сказала я, словно делая кому-то одолжение, и одернула трикотажную сорочку, которая чуть задралась, когда я подогнула под себя ногу – Просто настроения нет.
 - Ну, чего это? Сон сейчас пройдет, и все. А папа нас сегодня по магазинам повезет.
 - Зачем?
 - Ну, как зачем? Надо потихоньку готовиться к рождению нашего Сенечки!
 - Так нельзя же заранее ничего покупать! – возразила я, вытащив изо рта десертную ложку, которой начала есть свою манную кашу.
 - Да ну, это какой-то дурак придумал, нечего нам бояться! – сказал, зашедший на кухню, папа и поцеловал меня в макушку – Доброе утро, семья!
 - Доброе утро! – сказала я, чувствуя, как мой негатив вдруг начинает уходить.
 - Доброе! – сказала мама, взглянув на папу, и как-то неловко улыбнувшись, взглянула на Валю, на лице которой было что-то похожее на недовольство.
 - Доброе утро, пап! – сказала она, и мне даже показалось, что как-то сквозь зубы.
 - Так, давайте, ешьте все, все остальное потом! – сказала мама и направилась к выходу из кухни – Женечка, каша не горячая?
 - Нет, мамуль, в самый раз, спасибо! Вкусненько, как всегда! Правда, Сенечка? Соглашается!
Мама погладила меня по плечам, и мне даже показалось, что чуть всплакнула, после чего поспешила выйти. Пока мы ели, никто не произносил ни слова, какое-то неловкое молчание повисло в воздухе, пока Валя не вышла из кухни, вымыв за собой тарелку.
 - Женечка, что с тобой? Ты все еще сердишься на сестру?
 - Я? Нет! Сеня, скажи-ка маме, ты сердишься? Сердится! Извини, ничего не могу сделать – а я всегда буду на стороне сына!
 - Жень, ну зачем ты так? – спросил папа, посмотрев на меня с надеждой.
 - Пап, я не хочу об этом разговаривать! Пока Валя не извинится и не объяснит мне, в чем я перед ней виновата, я не хочу ее ни видеть, ни слышать, ни тем более разговаривать о ней! – сказала я и быстро встала из-за стола.
 - Женечка, я все вымою! Иди, одевайся, сейчас папа пойдет за машиной, и поедем.
 - Хорошо, – сказала я, бросив в раковину губку.
 - Женечка!
 - Да, пап? – спросила я, когда он остановил меня на выходе из кухни, обняв за плечи.
 - Я прошу тебя, не нервничай!
 - Постараюсь! Но не обещаю! Я все уже сказала, и от своих слов не откажусь – я не собираюсь терпеть унижение от собственной сестры, которая винит меня в своих неудачах! Отпусти меня, пап! Отпусти!
 - Вова, не заставляй Женю нервничать! Она права – Валя должна хотя бы извиниться за все, что сказала! Никто не вправе судить чужие поступки, тем более при таких обстоятельствах! Да и вообще это просто хамство, такое сказать родной сестре!
Ни слова не говоря, я быстрыми шагами вышла из кухни, с трудом сдерживаясь, чтобы опять не расплакаться – казалось, все готовы были ополчиться на меня за то, что поддалась тогда своей девичьей слабости и была уверена, что всегда буду с любимым человеком, которого у меня вдруг отнял какой-то дурацкий пожар. Я слышала, как мама тихо упрекнула папу, а он попытался ее успокоить, и мне так стало стыдно за то, что стала такой чувствительной.
Пока мы были в магазине, я даже немного забыла все плохое, а когда садилась в машину с, купленным папой, большим розовым медведем в обнимку и с маленьким пакетом детских комбинезончиков и распашонок, которые мы с мамой все-таки, вопреки всем приметам, не удержались и купили, я была на седьмом месте от счастья.
 - Все хорошо? – спросил папа, повернувшись ко мне.
 - Да, все очень хорошо! – сказала я, крепче прижимая к себе игрушку.
 - Ну, все поехали домой?
 - Поехали! – кивнув, сказала я, и, вытащила из красивого розового с рисунками пакета распашонку, предназначавшуюся Сене, не могла скрыть своего восторга – Неужели он будет такой маленький?
 - Он будет еще меньше! – сказала мама с улыбкой и даже прослезилась от умиления – Распашонки обычно на вырост шьются стандартные!
 - Вот это да! – воскликнула я и прижала к груди распашонку, закрыла глаза, а в животе вдруг раздались ощутимые толчки – Ах, ты мой маленький шалун! Мама, ты чего?
 - Я? Ничего! – сказала мама, утирая слезы в уголках глаз – Все хорошо! Это я просто…
 - Это она от счастья! – сказал папа, и я сама не смогла сдержать слезинку, что рвалась наружу.

 - Так, заходим-заходим, я сейчас все занесу сам! – скомандовал папа, когда мы с мамой попытались ему помочь занести пакеты с продуктами.
 - Ладно, Жень, пойдем пока, посидим, отдохнем.
 - Пойдем! – сказала я, когда мама, обняв меня за плечо, повела в комнату.
 - Валя, иди, помогай! – крикнул папа из коридора – Уноси на кухню, разбирай.
Пыхтя недовольно, как отправляющийся в путь, паровоз, Валя вышла из нашей комнаты, поправляя на ходу, едва не спавшие на кончик носа строгие очки.
 - Ой, как спина устала!
 - Держи-ка подушечку под спину, поудобнее садись! Вот! Так полегче?
 - Да, так хорошо! – сказала я, поправляя розовый ободок с бантиком на боку, который Валя почему-то называет детским, и опустила ладони на живот – Сенечка, ты чего разволновался, все хорошо! Перестань, пожалуйста, маме неудобно!
 - Какой шалунишка!
 - Да, скучать с ним нам не придется! Как родится, так устроит нам «праздник жизни»!
 - Да, ладно тебе – не обязательно! Он, может быть, наоборот быть очень спокойным!
 - Да?
 - Да! Ты у меня была такая тихая, пока я тебя носила, а как родилась, привезли тебя домой, ты нам веселую жизнь устроила! А вот сестра твоя наоборот столько мне проблем доставила, пока не родилась! Я когда ее домой принесла, папа твой все удивлялся, почему она практически звуков никаких не издает! Так что все может быть!
 - Да, интересно, каким ты у меня будешь, Сенька: шустрым или спокойным?!
 - Я лично думаю, что, как и любой парнишка, он будет очень шустрым, а потом и настоящим офицером вырастет! – сказал папа, заглянувший в комнату, а Сеня снова толкнул меня.
 - Почему он так часто толкается?
 - Это же хорошо! – сказала мама, обняв меня за плечо – Значит, все в порядке! Сенечка у нас здоровенький, крепкий! Не волнуйся, детка, все будет хорошо! Пойдем-ка мы с тобой вещи разберем?
 - Пойдем! – сказала я, прихватив под мышку, купленного медведя и пакет с детскими вещами.
 - Я тут вот что подумала, у вас с сестрой ведь шкаф небольшой.
 - Ну, да.
 - Валь, слышишь что?
 - Что?
 - Давай мы часть твоих вещей к нам в шкаф уберем, а в вашем шкафу для малыша пару полочек освободим?
 - А, может, вообще тогда все мои вещи к вам в шкаф уберем?
 - Валь, в чем дело опять? Чем ты недовольна?
 - Мам, у Женечки ведь теперь есть своя квартира! – процедила сквозь зубы Валя, и у меня от изумления из рук выпал пакет – Почему бы ей не поехать туда и делать все, что захочется, и места, сколько хочешь, для малыша!
 - Мам, о чем это она?
 - Женечка, не волнуйся, все хорошо! – обнимая меня за плечи, заговорила мама, покосившись на сестру.
 - Мам, что это значит, о чем она говорит?
 - Жень, просто бабушка написала дарственную на свою квартиру, передала ее тебе, а сама решила, что будет жить за городом. Мы сами об этом узнали пару недель назад, она только документы нам принесла.
 - Так это все из-за квартиры! Вот оно что! Валька, а я ведь и правда уже поверила, что ты просто за меня переживаешь, а ты… ты вот какая оказывается!
 - Женя, я прошу тебя, успокойся! Женечка, послушай меня! – заговорила мама, пытаясь остановить меня, готовую убежать прочь не только из комнаты, но и из квартиры.
 - Чшш! Тихо-тихо! – заговорил папа, поймав меня в коридоре, когда я все-таки выскочила из комнаты вся в слезах – Женечка, возьми себя в руки! Я прошу тебя! Все будет хорошо, солнышко мое, все будет хорошо!
 - Пусти меня, я уйду отсюда!
 - Ну что ты, куда ты собралась уходить?
 - У меня ведь теперь есть своя квартира, туда и уйду!
 - Женечка, я прошу тебя, успокойся! Никуда ты сейчас не уйдешь, слышишь! Пока ты сама не решишь осознанно, что хочешь жить одна, ты никуда не уйдешь, и мы тебя не бросим, слышишь? – говорил папа, обхватив ладонями мои щеки.
 - Она из-за квартиры так на меня взъелась, она за меня не волнуется! Ей все равно, что я осталась одна, что кроме вас у меня нет больше никого, ее волнует квартира! А мне она такой ценой не нужна! Пусть сама ее заберет ко всем чертям! Мне вообще без Ванечки ничего не нужно, и жизнь без него мне не нужна! Я умерла вместе с ним, нет меня уже! Я не хочу без него жить! – крикнула я и села на пол, обхватив ладонями колени – Не хочу! Ничего не хочу! Я умереть хочу!
 - Женечка, Женя, родная, остановись! – крепче прижимая меня к себе, говорил папа, а я мгновенно заметила, как горе, вошедшее непрошеным гостем в наш дом, отпечаталось на его лице, как я ударила его ножом в самое сердце (чего никогда не смогу себе простить!) – Ну, все-все! Надо успокоиться, заинька! Пойдем-ка чаю попьем, и это не обсуждается! Все будет хорошо, успокойся! Все будет хорошо!

                ГЛАВА 4: СИЛЬНАЯ СЛАБАЯ ДЕВОЧКА
Хотя мы с сестрой и помирились, если можно это назвать примирением – Валя извинилась очень сдержано, возможно, в силу своего характера, а я приняла решение, что, и вправду, должна уйти жить отдельно. Я понимала, что Валя не будет испытывать особого восторга по поводу детского плача каждые четыре часа, а жить в гостиной мне совсем не хотелось. За несколько дней до родов я попросила папу перевести мои вещи в квартиру бабушки, которая действительно приняла решение жить в пригородном поселке городского типа, вместе с дедушкой в большом двухэтажном доме, который он вместе с папой с успехом отремонтировал еще в прошлом году.
 - Мама! – закричала я, поднявшись в постели.
 - Что, детка? Что случилось?
 - Мам, у меня воды отошли!
 - Как отошли, когда?
 - Вот! Я только сейчас заметила.
 - Так, все хорошо! Ты только не волнуйся, все будет хорошо! Живот не болит?
 - Нет, только тянет немного! – морщась и потирая глаза, сказала я.
 - Хорошо. Давай, я помогу тебе одеться. Валя, вызывай «скорую», давай-давай, живее!
 - Сейчас-сейчас! – махнув перед лицом руками, сказала Валя нервно так, словно злилась, что ее учат чему-то, что она прекрасно знает и сама, и убежала в прихожую, а уже меньше, чем через минуту, я слышала ее обычно ровный голос, который слегка дрожал…
 
 - Детка, ты только ничего не бойся, слышишь? – говорила мама, когда врач «скорой помощи» придерживал меня на выходе из подъезда и помогал лечь на носилки уже внутри спецмашины.
 - Все будет хорошо, не волнуйтесь! – успокоил мужчина маму, которая села в машину рядом со мной, взяла обеими руками мою ладонь, а на лице ее показалась слеза.
 - Да-да, конечно! – сказала мама, словно торопясь куда-то, прижимая к лицу ладони, в которых была зажата моя рука.
 - Все будет хорошо, мамочка, не волнуйся! – сказала я, сама с трудом сдерживая слезы – Ой!
 - Что такое, детка? – встревожено спросила мама, а врач посмотрел на меня.
 - Больно немного! – взволновано сказала я и почему-то вдруг испугалась этого непонятного мне болезненного ощущения.
 - Все нормально, не волнуйтесь! Вы главное успокойтесь, дышите спокойно. Это еще только начало.
 - Я знаю, мне говорили! – сказала я, глубоко выдохнув, стараясь успокоить себя.
 - Прекрасно! Почти приехали. Хорошо, вы недалеко от родильного дома живете!
 - Да! – сказала мама, улыбнувшись – Как будто специально!
 - Мам, помнишь, ты рассказывала, как в роддом пришла пешком, когда меня рожать собиралась? – улыбнувшись, спросила я, стараясь подбодрить и себя, и маму, которая была явно напряжена.
 - Да, было дело! А потом мне врачи сказали, что я пришла едва ли не перед самыми родами, ругались! Зато, как я радовалась, когда ты у меня родилась, хотя и недоношенной! Такая малюсенькая была!
 - Зато посмотри, какая я теперь стала большая! – сказала я, обхватив свой живот, который был не таким уж большим, и развела руками в стороны, усмехнулась, и мама тоже усмехнулась вместе с врачом.
 - Смотрите, какая она у вас молодец, не волнуйтесь – все будет хорошо!
 - Да, конечно! – стирая платком слезы с лица, сказала мама – Она у нас такая молодец!
 - Мамочка, мы тебя очень любим! – сказала я, прижимая к себе игрушечного медведя Моню, которого не могла не прихватить с собой, как будто он мог заменить мне Ваню, которого в самый сложный жизненный момент не оказалось рядом.
 - И я вас очень люблю! Все будет хорошо, я знаю, ты только держись и делай все правильно, как врач учила!
 - Да, конечно. Она меня даже отличницей курса назвала!
 - Ты у меня молодец! – сказала мама, проведя ладонью по моей голове несколько раз, а я почему-то вспомнила детство, как она гладила меня вот так же по голове, укладывая спать, а я то и дело открывала полусонные глаза и задавала очередной, назревший в детском сознании вопрос.
 - Приехали, – сказал врач, когда машина остановилась около старенького здания родильного дома, ремонт в котором был последний раз лет пять или даже десять назад, и его состояние оставляет желать лучшего.
Почему-то я вдруг совсем перестала волноваться, хотя болевые ощущения в животе становились сильнее. Когда меня на носилках увозили вглубь помещения, мама оставалась снаружи, и хотя взгляд ее был немного испуганным, она улыбнулась, а врач посоветовал ей ехать домой.

Сколько прошло времени, я уже не отражала, когда голос акушерки сообщил мне, что показалась головка, что осталось еще немного. Я постаралась вспомнить все, что мне говорили на занятиях для будущих мам, которые я посещала последние два месяца в нашей районной поликлинике. Казалось, дыхание уже обрывается, сердце готово остановиться, а разум отказывается работать, когда все вокруг что-то говорили, когда, перекрывая их все, раздался крик моего сына, личико которого я увидела сквозь туман в глазах, а акушерка аккуратно положила его на мой живот.
 - Маленький мой! – сказала я тихо, слегка опустив руки на его спину и попу, которые были совсем мокрыми.
 - Так, в реанимацию срочно! – кричал кто-то над моей головой, когда моя голова стала вдруг какой-то тяжелой, и я чувствовала, что не могу дышать, а потом я вдруг словно провалилась в бессознательную яму.

 - Где я? – спросила я, открыв глаза, посмотрев на приборы, что стояли кругом, на капельницу, взглянула в добрые женские глаза.
 - В палате. Все хорошо, мамочка, не волнуйтесь!
 - Почему я здесь?
 - У вас было кровотечение, вас в реанимацию перевели, вы два часа пролежали без сознания.
 - Где мой сын?
 - Вы не волнуйтесь, мальчик спит! Он как поел, когда родился, уснул, и даже не плакал! Вас врач придет, посмотрит, потом переведут в палату, и будете рядом с сыном, не волнуйтесь!
 - Как он, с ним все хорошо? – спросила я и попыталась привстать.
 - С ним все хорошо! Крепенький малыш, три килограмма двести пятьдесят граммов, пятьдесят пять сантиметров, – сказала женщина, опустив свои руки на мои плечи – Вы лежите-лежите, вам еще рано вставать! Я врача сейчас позову, хорошо?
 - Да, конечно! – сказала я, и женщина поспешно вышла из палаты.
Я снова посмотрела по сторонам, а по щекам вдруг потекли слезы, причину которых я и сама понять еще не могла.
 - Ну, что, как себя чувствуем, Женечка? – спросил улыбчивый мужчина, поправив очки на переносице, и слегка коснулся моего плеча – Что такое, почему плачем?
 - Не знаю! – нерешительно сказала я – Наверное, от счастья!
 - Ну-ну, не надо плакать! Все хорошо – у вас замечательный малыш! Сейчас вот проведем обследование, и будете с ним рядом! Как самочувствие-то, Женя?
 - Пока еще не могу понять! Слабость какая-то!
 - Ну, ничего, это пройдет! – сказал мужчина, проведя ладонью по моей голове. – Болит что-нибудь?
 - Ну, да! – нерешительно сказала я.
 - Не бойтесь, Женя, я же врач! Я здесь, чтобы позаботиться о вашем здоровье!
 - Да, конечно! – сказала я, улыбнувшись – Скажите, с моим сыном, с Сенечкой, все хорошо?
 - Да! А разве Мария Владимировна вам не сказала?
 - Сказала!
 - Это чистая правда! Она вам все сказала, как есть – мальчик крепкий, здоровенький, щекастый!
 - В папу! – облегченно сказала я, закрыв на несколько секунд глаза, из которых выкатились слезы, а мужчина улыбнулся, будто без слов понимая меня.
 - Все будет хорошо, вы не волнуйтесь, Женя!
 - Да, все будет хорошо! – сказала я и облегченно вздохнула.

 - Маленький мой! – сказала я, когда медицинская сестра заботливо опустила на мои руки моего Сенечку, которого я на ее удивление мгновенно взяла правильно, словно делала это всю жизнь, и, когда он начал со знанием дела стал насасывать мою грудь, я чувствовала себя самой счастливой на свете.
Женщина с улыбкой неспешно вышла из палаты, оставив меня с сыном наедине, хотя в палате были еще две соседки с новорожденными детьми, лежащими в специально оборудованных кроватках. Сенечка, тихонько почмокивая крохотным ротиком, потом спокойно спал на моих руках, и мне казалось, что мы с ним одни не только в палате, но и во всей Вселенной.
 - Первенец? – спросила девушка, сидевшая на кровати напротив.
 - Конечно! Видно ведь! – сказала вторая, будто укорив ее в какой-то глупости.
 - Первенец! – тихо сказала я, не сводя с Сенечки взгляда – Дорогой ты мой!
 - Да, я своего тоже с рук не могла спустить в первые часы, даже глаза не закрывались, хоть и уставшая после родов была!
Когда я опустила сына в кроватку, он уже спокойно спал, слегка разомкнув губки. Несколько минут я завороженно смотрела на него, кончиками пальцев касаясь крохотных щечек, таких же пухленьких, какие были у Вани.
 - Как назвали?
 - Арсений… - ответила я соседке, не сводя с сына глаз, и смахнула невольную слезу с лица – Арсений Иванович!
 - Папка-то небось, рад, что сын родился? А чего плачешь-то, глупенькая? Радоваться надо!
 - Я рада! Просто…
 - Что?
 - Так, ничего! – сказала я, отвернувшись к окну, и мне совсем не хотелось никому ничего объяснять.
 - Прости, не хотела обидеть!
 - Ничего-ничего! Просто я… просто нашего папки нет с нами, его вообще в живых нет!
 - Прости! – сказала девушка, немного нерешительно обняв меня за плечи, а я, сама того от себя не ожидая, заплакала на ее плече – Ну, поплачь-поплачь, полегче будет!
 - Это вы меня простите! – сказала я, утирая мокрое лицо рукавом халата. – Такая несдержанная стала!
 - Ничего, это бывает! Я тоже была такая сентиментальная, а во время беременности и вовсе… Меня, кстати, Полина зовут!
 - Женя! – представилась я, улыбнувшись сквозь слезы, и пожала руку новой знакомой, которая добродушно мне улыбалась.
 - Очень приятно познакомиться!
 - Мне тоже очень приятно! – сказала я, стирая с лица оставшиеся слезы.
 - Анна! – представилась вторая моя соседка, и немного неловко, но искренне улыбнулась.
 - Рада познакомиться!
 - Взаимно!
 - Ну, вот и познакомились! – сказала Полина так, словно только что выполнила какую-то важную миссию.
- Ты бы поспала, а-то через четыре часа тебя сын точно поднимет!
 - Я не хочу! – сказала я, посмотрев на сына, потом на Полину, которая очень легко и душевно улыбалась.
 - Это тебе кажется! Ты посмотри, какая ты бледная! Глаза вон, какие красные!
 - Правда, ты бы поспала, а то потом совсем свалишься! – сказала Анна каким-то учительским тоном, чем-то напомнив мне мою первую учительницу.
 - Да, возможно, – сказала я и, не сводя с сына взгляда, опустилась на кровать, и, поджав ноги, закрылась тоненьким одеялом.
Где-то слышалось, как капает вода, чуть несмело насвистывает ветер, словно убаюкивая меня, и я не заметила, как закрыла глаза и погрузилась в сон.
Детское хныканье мгновенно выдернула меня из сна, но я понимала, что не могу открыть глаза, словно веки кто-то склеил, пока я спала. Я потерла их ладонями, наполовину открыла, но чувствовала, что еще нахожусь в полусне. Я видела, как Полина положила мне сына на руки и даже помогла мне дать ему грудь, и только когда он начал ритмично начмокивать своими губешками я окончательно вырвалась из сна. Он смотрел на меня своими голубыми глазенками, щурился, потом снова закрывал их, и я не могла сдержать слезы, что текли вниз по щекам и падали на детскую пеленку.
 - Ты мое солнышко! – сказала я, целуя малыша в лобик, когда он уже, отрыгнув на мое плечо, удовлетворенно закрыл глазенки и заснул, довольный тем, что выполнил свое главное предназначение – зарядился жизнью.
Я опустила его в кроватку, несколько секунд постояла рядом и легла обратно в кровать, потому что сон уже явно валил меня с ног, хотя сразу уснуть не могла.
 - Жень, можно тебя спросить?
 - Конечно.
 - Сколько тебе лет?
 - Шестнадцать, через месяц семнадцать будет. Что маленькая очень, да?
 - Ну что ты, я вовсе ничего не хотела сказать. Просто вижу, что молоденькая очень. Не все решаются рожать в таком возрасте.
 - Да, наверное, но Сенечка для меня настоящее сокровище!
 
 - Родная моя! – воскликнула мама, обнимая меня, когда я вышла навстречу родне с сумкой через плечо и пакетом в руке, а медицинская сестра аккуратно, словно сокровище, опустила Сенечку на руки дедушки.
 - Мамочка! Я так соскучилась!
 - Женя, это тебе! – сказал старший брат Вани, отдавая мне букет цветов, и взгляд его был не то просто растерянным, не то виноватым.
 - Спасибо! – тихо сказала я – Как мама?
 - Уже все позади, чувствует себя намного лучше, даже ходить по квартире начала.
 - Хорошо, я знала, что она справится!
 - Она очень хотела придти тебя, вас встретить, на внука посмотреть, но… вон как вышло! – сказал Петя и тяжело вздохнул, а я почему-то вдруг ощутила какую-то нелепую вину перед Алиной Викторовной – Ты не волнуйся, все хорошо!
 - Я зайду к вам на днях с Сенечкой сама.
 - Хорошо. Дайте-ка гляну что-ли на племянника!
 - Смотри, конечно, Петь! Только басом своим его не разбуди!
 - Не волнуйся, не разбужу! Ух, какой богатырь! Настоящий сын своего отца! – сказал Петя, и мне вдруг так захотелось всплакнуть.
 - Ну-ну, все будет хорошо! – сказала Валя, обняв меня за плечо, без слов понимая, о чем думаю я.
 - Да, конечно! – сказала я, глубоко вздохнув, и утерла глаз, в котором застыла навязчивая слезинка.
 - Женька-Женька! Ты прости меня за все, сестренка! Я так не хотела всего этого…
 - Валюш, давай забудем все это, как будто и не было вовсе?
 - Конечно! Мы же одна семья! И теперь у меня есть племянник! Я ж тебя люблю!
 - И я тебя люблю! Давай больше не будем ссориться?
 - Не будем, обещаю! – сказала Валя, и мы обнялись так крепко, словно не виделись много лет, и обе в этот момент понимали всю бессмысленность нашей «маленькой войны».
 - Ну, что, едем домой? Я страшно устала!
 - Да, едем! – суетясь, сказала мама и направилась к двери, оглядываясь каждую секунду назад.
Пока мы ехали в машине, я успела немного вздремнуть, хотя мне казалось, что спать я совсем не хочу – видимо, все-таки усталость, накопленная за все дни, что я встаю каждые четыре часа, меня, наконец, сломила.
 - Женечка, мы приехали! – тихо сказала мама, нерешительно касаясь моего плеча, и я встрепенулась.
 - А? Да, конечно! – сказала я, проводя рукой по волосам, что падали мне на глаза – Сеня спит?
 - Конечно, спит! Все в порядке! Идем!
 - Да, идем, – сказала я и протяжно зевнула.
 - Устала, девочка моя! – обняв меня за плечо, сказала мама, когда я взяла на руки сына, укутанного в одеяло, спокойно спавшего на руках Вали всю дорогу.
***
Я уже не знала, что делать, когда прошло уже полчаса, как Сеня плакал на моих руках, а я не могла понять, что ему нужно – он был накормленный, и грудь брать уже отказывался, даже для успокоения, а я сама начала страшно нервничать.
 - Ну что ж ты ревешь, объясни мне, пожалуйста! – громко сказала я со слезами на глазах, вглядываясь в лицо сына, которого качала на руках.
Сеня поспешил расплакаться еще сильнее, и, не выдержав, я положила его обратно в кровать. Он продолжал истерично плакать, а я разрыдалась, понимая, что стала ужасно беспомощной, и этот месяц, что я прожила одна, был только радужным началом материнства, к которому я оказалась не так уж и готова, хотя сама отказалась, чтобы первое время с нами пожила мама.
Я села на пол около детской кровати, где плакал Сеня, притянула к себе колени и разревелась пуще прежнего вместе с сыном.
 - Ну, что ж ты ревешь? Что ты мне душу рвешь, и так тошно? – со слезами спросила я сына, запрокинув голову к решетке кровати.
Проревев несколько минут, пряча при этом в коленях, обхваченных руками, я встала и направилась в прихожую, откуда взяла трубку беспроводного телефона и шатающимся шагом вернулась в комнату. Я села, теребя взлохмаченные после трехчасового сна волосы, около кровати сына, который на несколько секунд затих и снова начал плакать. Слезы текли по моему лицу, от всхлипываний я даже говорила как-то заикаясь.
 - Мама!
 - Женя? – спросила мама полусонным голосом – Женечка, что у вас там происходит, почему Сеня так плачет?
 - Мамочка, я не знаю! – голосом, сошедшим на крик, сказала я – Я не знаю, но Я ТАК БОЛЬШЕ НЕ МОГУ!
 - Женя, Женечка, ты успокойся, может он голодный?
 - Нет, мам! За…за кого… ты ме-меня принимаешь? Я кормила его час назад…
 - Женечка, я прошу тебя, успокойся! Я сейчас приеду к тебе! Вова, вставай! Вова, ты меня слышишь? Иди машину заводи, отвезешь меня к Жене!
Прижимая к лицу собственный кулак, который готова была укусить, чтобы взять себя в руки, я разревелась и, зажимая уши руками, казалось начала сходить с ума от Сениного плача и собственного бессилия.
Когда ключом открылась дверь, я не смогла даже подняться – мне казалось, что если я попытаюсь встать, то упаду.
 - Женечка, родная! Господи! Ну-ка, вставай скорее! Вова, иди, налей ей воды, а я Сеней займусь!
 - Мам, что с ним? Почему он так плачет?
 - Сейчас разберемся, ты не волнуйся! Я очень тебя прошу, не волнуйся! Вова, давай, не спи, идите! Ну-ка, кто это у меня здесь плачет? Иди-ка к бабушке, расскажи, что случилось, почему мы вдруг так расплака-лись?
Пока папа отпаивал меня успокоительными каплями на кухне, мама негромко ворковала с Сеней, который довольно быстро успокоился и перестал плакать.
 - Ну, вот и все, успокоился! – сказала, заходя на кухню, мама, и я, крутя пустой стакан на столе, виновато опустила глаза.
 - Мам, я никудышная мать, да?
 - Ну что ты, детка? Просто всему нужно еще учиться! Ты у меня молодец! – сказала мама, ее теплая рука легла на мое плечо, а губы поцеловали в макушку – Ты всему научишься, все будет хорошо!
 - Что с Сеней, мам?
 - Ничего страшного, дорогая моя, просто газы ходили, я ему лекарство дала, и все быстро прошло.
 - А оно не вредное?
 - Нет, что ты?! – сказала мама, обняв меня за плечи – Давай, иди, ложись спать, я лягу на диване. Вов, ты езжай домой, тебе на работу завтра.
 - Мам.
 - Что?
 - Я так не хотела тебя обременять!
 - Ну, о чем ты говоришь, родная? Мы с папой еще до того, как Сенечка родился, обсуждали такой вариант, что несколько месяцев я поживу с вами, пока ты не научишься со всеми делами справляться сама. Ничего в этом страшного и обременительного нет! А теперь спать! Все, спать-спать-спать, и ничего больше не хочу слышать! – сказала мама и повела меня в комнату.
Папа, которому я махнула рукой, немного грустным взглядом проводил нас с мамой и поспешно вышел из квартиры. Последнее, что я слышала, был легкий, почти неслышный щелчок дверного замка и вымученный вздох мамы, укрывшей меня одеялом и погладившей по голове.
***
 - Мам, я пришла! – сказала я, бросив сумку на пуфик в прихожей, и стянула кроссовки.
 - Хорошо! Сенечка как раз только что проснулся, наверное, кушать сейчас захочет.
 - Спасибо, что посидела с ним, мам!
 - Не за что! Ты же знаешь, я всегда рада это делать! Тем более сейчас, когда я в отпуске.
 - А кто это у меня тут проснулся? – спросила я, улыбнувшись сыну, которого мама держала на руках, а он улыбнулся мне в ответ, заталкивая в рот крохотные пальчики – Здравствуй, мой родной! Подожди, мама ручки сейчас помоет, и тебя возьмет! – сказала я и чмокнула Сеню в щечку, отчего он еще шире улыбнулся – Ай, ты мое солнышко!
 - Мам, ты ушки капала ему сегодня? – спросила я, намывая руки в раковине на кухне, и почесала запястьем мокрой руки собственный нос.
 - Да, ушки мы закапали, массаж делали, гимнастикой позанимались, вообще мы просто молодцы! – сказала мама, заходя на кухню с Сеней, который всем своим выражением лица показывал, что ждет заветного момента, когда же мама возьмет его на руки.
 - Ну, тогда я спокойна! Ну, а что мы смотрим? – спросила я сына, протягивая руки ему навстречу – Кто пойдет к мамочке? Ах, ты мое сокровище!
 - С ума сойти! Как будто вчера родился, а уже полгода, такой большой стал! – сказала мама, когда я взяла Сеню на руки и, опустив ладонь на его голову, чмокнула в крохотный носик, отчего сынишка неудержимо захохотал.
 - Да! Уже настоящий маленький офицер! – сказала я, а мама усмехнулась, проводя рукой по спине Сени, который, сам не понимая отчего, тоже хихикнул – Скоро в футбол с дедом гонять начнет! А хохочет, как будто понял, что сказали!
 - Да уж! Жень, я тут хотела с тобой поговорить.
 - О чем? – спросила я, покачивая Сеню.
 - Тебе не кажется, что ты поторопилась вернуться к тренировкам?
 - Нет, не кажется. Мам, ты прекрасно знаешь, что у спортсменов времени мало на то, чтобы осуществить все, чего хочется добиться. А если я хочу поступить в институт, а Я ПО-ПРЕЖНЕМУ ЭТОГО ХОЧУ, мне нужно привести себя в форму! И, по-моему, мы с тобой об этом уже разговаривали – Я ХОЧУ ЖИТЬ ПОЛНОЙ ЖИЗНЬЮ: хочу тренироваться, выступать на соревнованиях, встречаться с друзьями, развлекаться, а не сидеть все время дома, перестирывая грязные ползунки и пеленки! Но это не значит, что я не люблю Сенечку и хочу его на тебя свесить!
 - Да-да, конечно, я понимаю, прости! Прости, я не хотела сказать ничего плохого!
 - Мам, все нормально! Просто не надо больше затевать эти разговоры! Сеню я не брошу никогда, но и на себе крест ни за что не поставлю!
 - Конечно, ты права, все правильно! Я просто волнуюсь за вас!
 - Мамочка, я знаю! Пожалуйста, ни о чем не волнуйся! Все хорошо! Я тебе благодарна за все, что ты для нас делаешь, но как жить и чем заниматься, я буду решать сама! Тебе не о чем волноваться!
 - Да, конечно! – облегченно вздохнув, сказала мама и улыбнулась.
 - Я знаю, что первый год мама должна быть рядом с ребенком, и я провожу с ним максимум времени!
 - Да, конечно, я понимаю, хотя я до сих пор еще не совсем понимаю, зачем тебе идти в институт МВД, неужели ты, и правда, решила пойти по стопам отца?
 - Да, мам! Я давно уже все решила и назад не отступлю! Да, я хочу ловить преступников, разве это плохо? Разве плохо, что я хочу пойти по папиным стопам?
 - Нет, что ты, вовсе нет! Я только могу позавидовать твоей решимости! Пусть будет так, как ты решила, может, это действительно твое призвание!
 - Отлично! И давай на этом поставим точку, а этот разговор больше не будем затевать!
 - Конечно! Обещаю, больше не будем! А-то Сенечка даже зевать начал от наших разговоров! А чьи это щечки такие пухленькие, а? Солнышко ты наше!
 - Сейчас Сенечка будет кушать, да? Бабушка сделает нам сейчас все и даст нам нашу бутылочку. Да, бабушка?
 - Конечно! Вот ворона-то где старая!
 - Мам! Ну что ты говоришь, ей богу? Какая же ты старая? Тебе всего сорок семь! Ты у нас самая молодая и красивая бабушка!
 - То есть с тем, что я ворона ты согласна? – смеясь, спросила мама.
 - Конечно же, нет, мамочка! Вот, смотри, даже Сенечке смешно, что ты себя старой вороной называешь! Да, Сеня? А кто у меня летать умеет? Не знаешь? А смотри-ка, ты летаешь! – сказала я, подняв сына над головой, а он восторженно захохотал – ой, какая у тебя мама маленькая! Оп! Поймала-поймала мама Сенечку!
 - Ой, Женька, как ты это делаешь и не боишься уронить?
 - Типун тебе на язык, мам! Как же я могу свое сокровище уронить?
 - Тогда я понимаю, почему ты решила поступать на следующий год в институт МВД.
 - Почему же это ты вдруг поняла? – прижимая Сеню к своей груди, спросила я.
 - Потому что вы с дедушкой даже мыслите одинаково! Ты у нас всегда с легкостью делала то, что делают мужчины в силу своей психологии.
 - Ты что это хочешь сказать, что я мужик?
 - Нет, ты что?! Просто ты всегда сочетала в своем характере и женские, и мужские черты.
 - Да, это точно. Может, я, и правда, мужик в юбке!
 - Женя! – укоризненно сказала мама, посмотрев на меня и на Сеню, намекая на то, что он все слышит.
 - Все-все! – сказала я, прикрывая рот ладонью – Молчу! Хотя Сеня даже не понимает, о чем это мы.
 - Зато подсознательно запоминает.
 - Да-да, помню, ты говорила. Все, я молчу!
Когда, лежа на моих руках, Сеня с видом самого довольного в мире человека пил молочную смесь, на которую мне пришлось его перевести, потому что на нервной почве молоко пропало, и сын перестал брать грудь уже на четвертом месяце жизни, мы с мамой, молча, обменивались взглядами. Тогда мама страшно переживала, убеждала меня, что это я сама не захотела Сеню кормить, потом, конечно, успокоилась, но я до сих пор не могу с ней в этом согласиться – для меня было очень приятным занятием кормить Сеню грудью.
 - Вот молодец! – сказала я, когда Сеня, наклоненный на мое плечо, от души срыгнул прямо на мою футболку, которую, я, как всегда, не сняла сразу – Опять на мамку! Правильно, надо переодеваться, бестолковая мама!
 - Давай, я подержу его?
 - Держи – сказала я и отдала маме сына, пытаясь заметить пятно на футболке – Пойду, застираю.
 - Хорошо. Что такое, кто это у меня губки надул? Мама сейчас вернется! Да! А мы пока пойдем посмотрим, где там наши погремушки, поиграем немножко…
Стоя в ванной в джинсах и бюстгальтере, я взглянула на себя в зеркало и мгновенно заметила, что сын на меня еще и написал.
 - Мама, Сеня…
 - Я уже заметила. Как это мы с тобой проворонили?
 - Вот так, мам! Я даже не заметила этого, когда он это сделал на меня! – смеясь, сказала я, стягивая с себя джинсы и взяв из маминой руки мокрые Сенькины штаны – Видимо, мы с тобой, и правда, обе вороны! Кар-кар! Давай! Иди сюда, шалунишка!
Пока я подмывала сына, мама с умилением смотрела на  нас, и мне даже показалось, что она всплакнула.
 - Ну, вот, и все! Бабуля, принимай! – сказала я, завернув Сеню в его маленькое полотенце, которое купил для сына дедушка, и чмокнула своего маленького сорванца в щеку – Идите, надевайте, чистые штанишки.
 - Пойдем, Сенечка. Мама сейчас придет.
Вытерев лицо рукой, с которой еще капала вода, я повесила футболку на протянутую над ванной леску и, обратив внимание на, оставленный почему-то открытым, Сенечкин шампунь, закрыла флакон, встряхнула руками, провела ими, еще влажными, по лицу и вышла из ванной комнаты в одном нижнем белье. Как будто специально в этот же момент раздался звонок в дверь, и я чертыхнулась.
 - Мам, открой, пожалуйста! – сказала я, забежав в комнату, где на пеленальном столике лежал Сеня и что-то радостно лепетал.
 - Дедушка за бабушкой приехал. Идем-идем, хватит трезвонить! – возмущалась мама, пока шла до двери – Вова, ну что ты так трезвонишь? А если бы Сеня спал? Хоть кол на голове теши!
 - А чего не открываете-то?
 - Ничего. Все-то тебе надо знать! Женька что тебе, в чем мать родила открывать побежит, а я внука одного брошу?
 - А, кто-то уже мамку обфурил? – спросил, поцеловав, папа Сеню, которого, надев халат, я вынесла из комнаты.
 - Да, уже успел. Только мама его успела покормить, он уже сделал ей «подарок»!
 - Ясно, – хихикнув себе в кулак, сказал папа и провел ладонью по спине Сеньки и обняв меня за плечо – Как вы тут, родные мои?
 - Все хорошо!
 - Арсений, к деду пойдешь? А, сразу руки тянет!
 - Пап, ты же знаешь, он любит, когда ты его на руках носишь, а ты не так часто у нас бываешь!
 - Да, к сожалению! Чертова работа! Ну, что, герой, много подвигов совершил? – спрашивал папа Сеню, нося на руках по комнате – Что там такое? Кто там?
 - Что вы там увидели?
 - Кто там, на фотографии, папа твой? Вот вырастешь, будешь таким же героем, как твой папка!
 - Да, папка наш настоящий герой, жаль только, что нам про свои подвиги не расскажет! – сказала я, понимая, что слеза невольно накатывает и встает комом в горле, и я глубоко вздохнула, склонив голову к дверце шкафа, где стояла цветная и даже без траурной ленты фотография, с которой на меня смотрел Ваня своими добрыми глазами, казавшимися немного детскими, но черный берет на лысой голове и автомат около груди мгновенно меняли весь его взгляд.
 - Ну-ну! – сказала мама, обняв меня за плечи – Надо жить дальше, детка! Ваню слезами не вернешь, ты и сама прекрасно понимаешь, а у тебя есть Сенечка!
 - Да, конечно. Сенечка моя единственная радость в этой жизни!
 - Ну, ладно тебе! Все у тебя еще впереди! Просто так получилось!
 - Да, я понимаю, конечно, просто я не знаю, как я смогу без него дальше жить! Просто, пока, не знаю!
 - Все будет хорошо, родная моя! – сказала мама, прижимая меня к себе, и поцеловала в висок.
 - А где наша мама? – обратился папа к Сене, который своей крохотной ручонкой уцепился за его большой палец, сказал «ма-ма» и потянул пальчики своей второй ручки в ротик.
Я улыбнулась. Сеня забавно вытянул губки, пуская слюнки, издал звук, похожий на «тпру!», и мы все усмехнулись.
 - Маленький мой! – сказала я, подтирая слюнки сыну, который восторженно смотрел на всех нас.
 - Ну, мы поедем, наверное, домой? – обратилась к папе мама, и папа хоть и с грустью, но охотно отдал мне сына.
 - Да, поедем. Мне завтра рано вставать, да и Женечке с Сенечкой отдыхать нужно.
 - Сенечка, помаши ручкой бабушке с дедушкой! Пока, бабушка! Пока, дедушка! Вот так вот!
 - Пока, родные вы наши! – сказал папа, погладив ладонью голову Сени, и чмокнул его, а потом меня в щеку.
Мама приобняв меня за плечо, поцеловала Сеню в щечку, с некоторой грустью в глазах. После того, как мама три месяца прожила с нами, а потом вернулась домой, они с Сеней просто прикипели друг к другу, и настроение сына мгновенно меняется, как только бабушка уходит.
 - Ну, все-все, идем. Нечего ребят простужать! Пока, солнышки вы наши!
 - Пока! – сказала я, улыбнулась родителям, направившимся к лифту, и закрыла дверь – А что такое? Кто у меня губки надул? Пойдем-ка, поиграем! Мама так соскучилась по тебе!
Сеня быстро отвлекся, когда я занялась с ним игрой, уложив на свою большую кровать – он восторженно смотрел на меня и погремушки, звонко хохотал и взвизгивал. Последние пару недель сыну стало нравиться подолгу, как сирена, визжать, показывая тем самым свой игривый настрой. Хотя шумным Сеня с рождения не был, уже на четвертом месяце своей жизни он стал показывать характер и привносить не только в мою жизнь, но и в жизнь соседей, чья комната имеет общую стену нашей спальни и не отличается хорошей звукоизоляцией, больше шума.
Мы с Сеней, которого я держала лицом вперед, чтобы он мог видеть все вокруг, бодрствовали, когда неожиданно раздался звонок в дверь.
 - А кто это к нам пришел? Пойдем-ка узнаем! – сказала я и направилась к двери – Кто там?
 - Соседи, – сказал за дверью незнакомый мужской голос.
 - Какие соседи? Что нужно? – спросила я через дверь.
 - Из квартиры напротив.
 - Нужно-то что?
 - Девушка, может, вы все-таки откроете? Чего же мы через дверь с вами будем разговаривать? – спросил голос за дверью, и я взглянула в глазок, где увидела мужчину, выглядел который вполне солидно.
 - Слушаю вас, – сказала я, открыв дверь, и сын мгновенно начал хныкать и ерзать в «кенгуру» – Чем могу быть обязана?
 - Простите! Я просто только вчера переехал в ваш дом, не всех соседей знаю. А мне сказали, что у меня по соседству живет красивая девушка… хотел познакомиться… на новоселье пригласить. Меня Романом зовут, можно просто Рома.
 - Приятно познакомиться, Роман! Евгения.
 - Как официально!
 - Да, так официально! Извините, Роман, мне ребенка нужно укладывать, рада бы с вами поболтать, конечно… кстати, спасибо за приглашение, но как-нибудь в другой раз!
 - Да, конечно, извините!
 - Ничего страшного! Всего хорошего, Роман!
 - Да, конечно, – сказал мужчина, как-то неловко посмотрел на меня и сына, после чего я закрыла дверь.
 - Все-все, солнце, сейчас мы с тобой покушаем и пойдем спать! – начала я успокаивать сына, который продолжал похныкивать, когда я намешивала молочную смесь в его бутылочке – никто нас не потревожит!
Сеня довольный собой уснул на моих руках, спустя несколько минут, в течение которых я ходила по комнате, укачивая свое сокровище на руках и напевая ему колыбельную песню, которую слышала от мамы в детстве. За окном гулял холодный осенний ветер, шел дождь, а нам двоим было так тепло вместе, что никто бы не смог отнять у нас  этого тепла, даже если бы очень захотел.
 - Ну, вот видишь, Ванечка, какой у тебя замечательный сын! – шепотом сказала я, стоя около шкафа и смотря на фотографию Вани, который будто бы смотрел на меня и что-то хотел сказать – Я тебе обещаю, что воспитаю его достойным сыном своего отца! Чшш! Все хорошо! спи-спи, мой родной! Мама с тобой!
Опустив сына в кроватку, я несколько минут смотрела на него, слегка касаясь пухленьких щечек, которые слегка шевелились, когда он изредка причмокивал губками. Передо мной, словно наяву показалось Ванино лицо, с легкой, присущей только ему радужной улыбкой, и я смахнула с лица, набежавшие внезапно слезы, а сын слегка завозился во сне, будто бы чувствуя мое неспокойное состояние, и я погладила его по животику. Сеня затих. Несмотря на свой, уже активно проявляющийся, взрывной характер сын спит всегда спокойно, даже если у него режутся зубы – он может лишь похныкивать, а потом легко успокаиваться, стоит мне немного покачать или погладить его.
Прикрыв дверь комнаты, я вышла и, на минуту-другую задержавшись около окна в гостиной, ушла на кухню. Сама не зная, почему, я почувствовала себя вдруг такой рассеянной и одинокой, словно рядом со мной нет никого, словно никто мне не может и не хочет помочь. Я понимала, что нужно заняться приготовлением завтрашнего ужина, на что у меня не будет времени из-за тренировки, которая будет длинней, чем сегодня, и мне придется оставить Сеню опять на попечение бабушки на полдня, но почему-то в один момент стала сама в своих глазах какой-то растерянной и ленивой.
Когда я, наконец, взяла себя в руки, и уже варила суп, а Сеня уже целый час как спал, я услышала какие-то громкие мужские голоса в подъезде, один из которых крикнул: «Да что она о себе возомнила?» и все  в таком роде. Я заглянула в комнату, чтобы убедиться, что сын не проснулся, и мгновенно раздался звонок в дверь, который словно кто-то держал и не собирался отпускать. Не прошло и пяти минут, как Сеня поспешил проснуться и заплакать.
 - Черт! – выругнулась я, отбросив в сторону полотенце, что было зажато у меня в руке, и взяла на руки сына, стараясь его успокоить – Чшш! Мой маленький!
Звонок продолжал звенеть, нервируя уже не только сына, но и меня. Я подошла к двери, продолжая покачивать, плачущего сына.
 - Немедленно прекратите трезвонить! Вы мне ребенка разбудили! – через дверь сказала я громко – Уходите, пока я милицию не вызвала!
 - Женечка, мы просто хотели пригласить вас к нашему столу! – с трудом выговорил, видимо, уже изрядно выпивший мой новый сосед.
 - Убирайтесь! Я сказала вам, что не собираюсь присоединяться к вам! А если вы не уйдете, я вызову милицию.
 - Ты знаешь, кому ты угрожаешь, шалава малолетняя? – крикнул другой голос за дверью, а я хотела крикнуть что-нибудь еще, но Сеня вдруг расплакался сильнее.
Я ушла в комнату, опустила сына в кроватку на несколько минут и метнулась к телефону, а дверь кто-то не то пинал ногами, не то бил кулаками. Мне вдруг стало невыносимо страшно, и мой голос начал предательски дрожать. «Ванечка, почему же тебя нет рядом, когда ты так нужен?» - спросила я тихо пространство, а в трубке уже послышался громкий зевок дежурного, которому я дрожащим голосом минуту-другую сквозь плач сына пыталась объяснить, почему же мне нужна помощь.
Со слезами на глазах, я укачивала сына, который, хоть и успокаивался, когда шум ненадолго прекращался, но все же плакал уже почти целый час, когда за дверью послышался отборный пьяный мат, а в мою дверь сдержано позвонили.
 - Откройте, милиция!
 - Здравствуйте!
 - Здравствуйте! – всхлипывая, сказала я, качая на руках сына, который хныкал, не открывая глаз.
 - Простите! Вы милицию вызывали?
 - Я!
 - Заявление писать будете?
 - Буду! Только можно я сына спать уложу сначала?
 - Конечно. Соколов, успокой ты этих дебоширов, или уведите их уже в машину!
 - А за что нас задержали, можно узнать?
 - За нарушение общественного порядка. За что? Он еще меня спрашивает за что? Ты, здоровый лоб, в курсе вообще, что девочке семнадцать лет всего? Полез он!
Пока я писала заявление на кухне за столом, в подъезде стало тихо, и Сеня спокойно спал, что меня радовало. Вежливо попрощавшись, сотрудники милиции вышли из квартиры, и я вдруг заметила, что суп мой, так и варившийся все это время уже почти выкипел. Чертыхнувшись, я поняла, что у меня нет сил что-то еще делать, и буквально валит с ног, мысленно плюнула и ушла в спальню, погасив свет во всей квартире. Я так и упала на кровать, лицом вниз и уснула, а уже через несколько часов, словно будильник, Сеня разбудил меня своей невнятной болтовней.
Пока полусонная я готовила сыну смесь, он лежал в кровати и что-то болтал, а пока он спокойно ел, я едва не уснула с ним на руках, от чего сама сильно испугалась и вздрогнула. Сеня же спокойно отрыгнул и поморщился, выражая свое недовольство по поводу не убираемых «срыгулек».

              ГЛАВА 5: ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ НЕ ВСЕГДА ОБМАНЧИВО
 - Солнышки мои! – сказала мама, заходя в квартиру, когда я открыла дверь с Сеней на руках.
 - Привет, мамочка!
 - Привет! – сказала мама, поцеловав в щеку меня и Сеню, который радостно взвизгнул и начал что-то лепетать, видимо, рассказывая бабушке свои новости – Как вы тут у меня?
 - Все отлично!
 - Как-то ты нерадостно это сказала? Что-то не так? Сенечка опять плохо спал?
 - Сенечка? Сенечка у меня отлично спал, пока пьяный сосед не начал буянить, приглашая меня, таким образом, к своему столу.
 - Это что еще такое? Что за сосед?
 - Сосед напротив. Емельянов Роман Викторович, – сказала я, вспоминая вчерашнюю ночь.
 - Кошмар какой-то! Стоило мне вас на ночь оставить!
 - Не волнуйся, мамуль, я вызвала милицию, и его вместе с другом забрали. Ну, ладно, мам, держи Сеньку, я пойду одеваться, мне выходить уже минут через двадцать. Он только что поел, так что может еще срыгнуть. Сеня, ну зачем ты слюни на бабушку пускаешь? – спросила я сына, подтирая слюни с его подбородка слюнявчиком, который еще не успела снять.
 - Ничего страшного! Ты мой хороший! Сейчас мы поиграем, потом сходим погулять, да? Да, солнышко! А там и мама вернется!
Сеня своим забавным смехом развлекал бабушку, пока я собиралась, и даже не заметил, как я ушла в прихожую. Меня радовало, что со мной рядом всегда есть люди, которые могут помочь – если бы мама не могла сидеть с Сеней, мне пришлось бы забыть о спорте, о будущей учебе, как минимум года на два. Хотя мне очень хотелось быть с сыном всегда и не упустить ни одного момента из его взросления, я сама убеждала себя в том, что нужно вернуться в спорт, пока меня не списали со счетов, что нужно учиться, чтобы не пришлось потом корить себя за то, что не смогла ничего в жизни достичь.
 - Мамуль, я ушла, – шепотом сказала я, заглянув в комнату, где она хохотала вместе с Сеней – Ключи в ящике, ты знаешь.
 - Пока! Сеня, помаши маме ручкой! Пока-пока, мамочка!
  Улыбнувшись, я запрокинула на плечо небольшую спортивную сумку и вышла за дверь, застегнув до конца молнию куртки. Холодный ветер мгновенно прошелся по щекам, и я мысленно укорила себя за то, что не взяла зонт, но решила не возвращаться и поспешила на тренировку.
 - Привет! – сказала мне Катя, когда я уже зашла в зал.
 - Привет! А что сегодня так мало народу?
 - Так Сергей Анатольевич же говорил вчера, что должны придти только те, кто в международных участвует.
 - Да? Да-да, точно!
 - Ты в порядке? Что-то ты несобранная какая-то?
 - Просто не выспалась. А спать больше некогда было, с Сеней туда-сюда по квартире с шести утра: покормить, поиграть, зарядку поделать, массаж, все такое!
 - Да, не представляю даже, как так можно все успевать!
 - Я успеваю, просто соседи вчера разбушевались, пришлось даже милицию вызывать среди ночи. Сеня естественно проснулся и устроил мне истерику.
 - Вот это да!
 - Вот так бывает иногда! – сказала я и направилась разминаться.
 - О, она уже за снарядом!
 - Ой, здравствуйте, Сергей Анатольевич!
 - Здравствуй, Женечка! Что-то не так?
 - Все в порядке. А что?
 - Просто ты за брусья неправильно взялась, ты ж руки так себе свернешь! Ты же уже профессионал, должна бы знать…
 - Черт! – выругнулась я, и спрыгнула на пол, не став ничего дальше делать.
 - Ну, ничего-ничего, все нормально! Просто надо немного собраться, – сказал Сергей Анатольевич, погладив меня по плечу – Как сын?
 - Все хорошо! Все пытается ползти, лежа на пузе!
 - Молодец! Настырный, как мама!
 - Ну, да, есть такое!
 - Ладно, ты разминайся. Сейчас начнем твою программу отрабатывать. Я подобрал уже все элементы для тебя, придется постараться и над женственностью поработать.
 - Сергей Анатольевич!
 - Ну, что я могу сделать, если ты стала женщиной и спорта уже не хватает, чтобы все было отлично?
 - Да, конечно. Понимаю. Сергей Анатольевич, может, я на брусьях выступлю все-таки без вольных упражнений?
 - Жень, во-первых, ты у меня уже заявлена была, как гимнастка по полной программе, так что я не могу уже ничего изменить. Нам придется подстраиваться. А, во-вторых, где твоя решимость? Сама понимаешь, что гимнастическая карьера у вас девчонок рано заканчивается. Это вообще чудо, что ты отборочный на международные соревнования прошла, ведь ты изменилась безвозвратно! В Федерации и так насторожен-но посмотрели на то, что ты родила недавно – если бы не твои заслуги ранее, у нас бы и шансов не было.
 - Да, конечно, вы правы, Сергей Анатольевич, но…
 - Все-все, разминайся, я сейчас приду. Катерина, поехали, с самого начала и под музыку!
  Глубоко вдохнув и выдохнув, я посмотрела на то, как буквально полетела над матами Катька, как бабочка, и мне стало как-то совсем не по себе. Самой себе я казалась такой неуклюжей, хотя была такой же миниатюрной, как Катя, и даже почти не поправилась за время беременности, а все, что набрала, уже через два месяца сбросила. Еще через месяц вернулась к тренировкам и вернула былую форму, хотя фигура моя, конечно, уже безвозвратно изменилась.
 - Ну, что, Женечка, идем?
 - Идем! – сказала я, словно очнувшись от сна, когда Сергей Анатольевич подошел ко мне.
 - Побольше решимости, Женечка! У нас все получится! Еще целых полгода до соревнований. Времени вагон, но надо поработать, как следует!
 - Будем работать! – приободрившись, сказала я и побежала на маты.
 - Вот теперь я тебя узнаю! Поехали. Значит так, Анна Викторовна сейчас тебе покажет все от начала до конца, потом будем отрабатывать все по частям.
 - Хорошо! Я готова.
Когда Анна Викторовна ушла с матов, уступая мне место, решимости немного поубавилось, хотя я постаралась взять себя в руки. Сергей Анатольевич, конечно, меня подбадривал, но и выдавал разом кучу замечаний, но он точно знал, что это только подстегнет меня к тому, чтобы все сделать, как надо. Я падала, мысленно и вслух ругалась, но к концу тренировки первая часть выступления Сергею Анатольевичу уже нравилась, и он гордился мной, даже позвал друга тренера, чтобы он посмотрел со стороны на мои успехи.
 - Отлично! И это вы за восемь часов так поработали?
 - С половиной, да. Женька у меня все очень быстро схватывает! Она вообще у меня молодец! Такой настырности я у кого из моих не наблюдал! Выдвигал на международные, ни секунды не сомневался!
 - Здорово! За такими спортсменами вся Европа стоять будет! Такими темпами вы к соревнованиям летать будете!
 - Этого и добиваемся! – сказал Сергей Анатольевич, когда я подошла к нему, а его рука по-отцовски легла на мое плечо – Да, Женечка?
 - Да! У меня получилось, Сергей Анатольевич, у меня получилось! – завизжала я, повиснув на шее тренера.
 - Молодец! Я же говорил, что все у тебя получится! Ну, что, домой?
 - Да, домой! Время не подскажете? – спросила я, и Сергей Анатольевич, вместе со своим молодым коллегой одновременно взглянули на часы, от чего оба смущенно покраснели, а мне стало так смешно, когда они неловко переглянулись.
 - Половина девятого.
 - Спасибо! – продолжая похихикивать, сказала я и побежала к выходу из зала – Домой-домой-домой!
Я чувствовала взгляд на себе всем своим существом, что мне было немного в тягость, но в то же время я вдруг почувствовала себя настоящей женщиной, которой любуются мужчины.
Когда я вышла из раздевалки, Сергей Анатольевич со своим молодым коллегой о чем-то говорили, и, казалось, ничего не замечают вокруг. Напевая про себя любимую песню, я поправила ремешок сумки, что едва не спала с плеча, накинула на голову капюшон и направилась к выходу.
 - Разрешите помочь?
 - Разрешаю! – сказала я, когда молодой коллега моего тренера, будто бы нарочно поджидавший меня, открыл передо мной дверь, а Сергей Анатольевич, взгляд которого я уловила сквозь стекло двери, улыбнулся и одобрительно кивнул, будто понимая, о чем думаю я – Спасибо! Ну, до свидания!
 - Да… до свидания! – сказал как-то растерянно мужчина, и я улыбнулась, смотря на него так, словно хотела что-то хорошее для него сделать или подарить что-нибудь.
 - Женя, подождите! – окликнул он меня, едва я успела пройти пару шагов – Неужели вы по такой темноте пойдете одна?
 - Я всегда хожу одна. А что?
 - Разрешите, я вас провожу? А то как-то боязно отпускать вас одну! Сейчас совсем небезопасно стало по улицам ходить, тем более молодым девчонкам!
 - Ну, хорошо. Пойдемте… Простите, не знаю даже, как к вам обращаться!
 - Какой же я дурак! Простите! Юрий меня зовут.
 - Очень приятно! То есть мне так к вам и обращаться?
 - Да.
 - А ничего, что я…
 - Что вы меня моложе? Ничего. Пять лет, не так уж много. Как-то я не считаю себя настолько старым, чтобы ко мне обращались Юрий Александрович! Мне всего двадцать два.
 - Ну, хорошо, Юрий…Александрович! Буду называть вас Юрием. Вы тоже тренер?
 - Да, с недавнего времени. Так получилось!
 - А почему так, если не секрет?
 - Не секрет! Попал в аварию месяц назад, получил травму бедра, врачи сказали, с большим спортом придется попрощаться! Сергей Анатольевич, как раз искал себе помощника. Он старый друг моего отца, тоже тренера.
 - Ясно. Я бы, наверное, так не смогла.
 - Почему?
 - Для меня уйти из спорта, значит уйти совсем. Мне бы не хватило сил еще смотреть, как кто-то тренируется, а самой просто рядом стоять!
 - А Сергей Анатольевич говорит, что у вас сила воли крепче, чем у любого пацана! Он меня обманул?
 - А что это он вам обо мне рассказывал?
 - Просто разговор был о вашей настойчивости, к слову, наверное, пришлось! – пожав плечами, сказал Юрий, и мне даже показалось, что взгляд его был каким-то чересчур неловким и смущенным.
 - Да, наверное. Надеюсь, это все, что он вам обо мне рассказал?
 - Ну, если не считать того, что вы не только спортсменка, но еще и молодая мама, можно сказать, что ничего больше!
 - Ясно!
 - Жень, вы не волнуйтесь, он ничего плохого не хотел, просто он к вам как к дочери относится, и гордится очень!
 - Я знаю. Он мне тоже, как второй отец! Ну, вот и мой дом! Спасибо, что проводили!
 - Не стоит благодарности! Спасибо вам за эти минуты, Женя, с вами очень легко общаться!
 - С вами тоже! Ну, до свидания! – пожав плечами, сказала я и отодвинула от лица, сбившуюся, прядь волос.
 - До свидания! Берегите себя, Женя!
 - Спасибо! Всего хорошего!
 - И вам всего хорошего! – сказал Юрий, и я направилась в подъезд. Я чувствовала, что он смотрит мне вслед, и улыбнулась сама себе, потому что вдруг поняла, что мне приятно внимание этого человека, хотя я его совсем не знаю.
В подъезде было тихо, тускло светила лампочка на первом этаже, и я невольно старалась не издать ни звука, дабы не нарушить тишину, уснувшего, подъезда. Пока я поднималась на лифте до своего этажа, чуть не вздремнула прямо в лифте.
 - Привет, родная! – шепотом сказала мама, когда я зашла в квартиру, а она вышла в прихожую, видимо, услышав, как открылась дверь.
 - Привет! – сказала я, после того, как она поцеловала меня в щеку – Уже спит мой ковбой?
 - Только что уснул, – шепотом сказала мама с улыбкой на лице.
 - Ну, хорошо! Не капризничал?
 - Нет, покушал, потом мы немного пободрствовали, дедушка приехал, с ним поиграл, пока я ужин приготовила тебе. А-то я посмотрела, у тебя нет ничего на ужин.
 - Ясно.
 - Ужинать будешь?
 - Пожалуй, да! Спасибо, мамочка! Что бы я без тебя делала?
 - Ну, что ты? Я всегда рядом, ты же знаешь. Давай, мой руки, и кушать.
 - Хорошо, уже иду. Привет, папочка! – сказала я, зайдя на кухню, и обнялась с папой.
 - Привет, красавица моя! Как ты?
 - Все отлично! Сегодня отработала половину программы к международным соревнованиям. Сергей Анатольевич у меня просто волшебник, с ним так легко работать, не перестаю его любить!
 - Это же прекрасно! Ты у нас безумно талантливая, и тренер тебе нужен безумно талантливый!
 - Спасибо-спасибо!
 - Да, помню, как ты не могла со своим первым тренером работать, какой-то он слишком был суровый, а к Сергею Анатольевичу сразу как к родному прикипела! Даже папа, помню, немного ревновал тебя к нему!
 - Было дело!
 - Да-да, была такая глупость! – смеясь, тихо сказал папа.
 - Да, из-за него я тогда чуть травму не получила! До сих пор помню, как у меня кости захрустели от его заворотов, а он все орал и орал! Жуть!
***
 - Видел бы ты, что эта девчонка вытворяет на брусьях! – услышала я голос Сергея Анатольевича, когда разминалась – Она просто акробатические трюки заворачивает! Женя, Женечка!
 - Что? – спросила я, продолжая висеть на снаряде.
 - Подойди на минутку, пожалуйста!
 - Сейчас! – крикнула я и в несколько мгновений спрыгнула на пол в двойном сальто назад, оказавшись спиной к тренеру, и, протирая лицо полотенцем, направилась к нему.
 - Что такое, Сергей Анатоль…евич! – неловко сказала я, увидев перед собой нахальную физиономию своего соседа, две недели назад нарушившего мой покой и покой моего сына.
 - Ты молодец сегодня! Слушай, может, покажешь свой коронный трюк? А-то Роман Викторович, тоже мой воспитанник, кстати, думает, я преувеличиваю! Говорит, девчонки на параллельных брусьях ничего сложного сделать не могут!
 - Это его проблемы! – сказала я, гневно взглянув на соседа, а Сергей Анатольевич как мне показалось, не просто растерялся, а даже испугался чего-то – Я не обязана, скакать, как мартышка, чтобы доказать какому-то там Роману Викторовичу, что я спортсменка, а не хрупкая маленькая девочка, что могу сделать любой самый сложный элемент на любом снаряде! Извините, можно я домой уже пойду? Я страшно устала сегодня, да и сына нужно укладывать спать? Он без меня плохо засыпает!
 - Ну, хорошо, иди. Женя, в чем дело? Я тебя не понимаю!
 - Зато Роман Викторович прекрасно понимает! За пятнадцать суток я думаю, ему стало более понятно… До свидания!
 - До свидания! – немного неловко сказал мой тренер, и, бросив полотенце на плечо, я в негодовании вышла из зала, едва не протаранив соседа плечом, перебирая при этом в голове все мыслимые и немыслимые ругательства.
Пока я переодевалась, Катя, вошедшая чуть позже в раздевалку, как-то неловко посматривала в мою сторону.
 - Кать, что-то не так? – спросила я, застегнув молнию джинсов, которые натягивала, припрыгивая, и полусогнутой ногой обрисовала перед собой круг, разминая ее после тренировки.
 - А, что?
 - Ты точно в порядке? Почему ты так на меня смотришь?
 - Просто!
 - Ну, ладно, если просто! А то я уж думала, я тебя чем-то обидела. Ладно, я пойду. Пока!
 - Пока! – немного неловко сказала Катька, и, забросив спортивную сумку на плечо, я вышла из раздевалки, и почему-то мне показалось на долю секунды, что кто-то упорно смотрит мне вслед тяжелым взглядом.
 - Женя, подожди.
 - Да, Сергей Анатольевич?
 - Что с тобой? У тебя какие-то проблемы?
 - У меня? Нет! Нет у меня никаких проблем! С чего вы взяли-то вообще?
 - Зачем ты нагрубила представителю из Федерации?
 - Кому? Вы про этого пижона высокомерного? Так он, значит, представитель Федерации? Ясно. Мне, если честно, Сергей Анатольевич, абсолютно наплевать, кто он и чем занимается, но одно я знаю точно, что никогда и ни при каких обстоятельствах я не стану уважать этого человека! Простите! А теперь можно я пойду?
 - Хорошо. А в чем дело-то все-таки? Вы что знакомы?
 - Довелось познакомиться не так давно. Не правда ли, Роман… Викторович? – пренебрежительно спросила я мужчину, который вальяжно прошел по коридору и поравнялся с моим тренером.
 - Да, был такой момент… немного несуразный, конечно! – неловко сказал мужчина.
 - Несуразный, это еще мягко сказано! Извините, я пойду!
 - Женя, разрешите вас на пару слов?
 - Для вас Евгения Владимировна, и не разрешаю! До свидания!
 - Евгения…
 - Слушайте, что вам от меня нужно? Вы представляете Федерацию, вот и представляйте! И знаете, что еще я вам скажу? Вы слишком мало обо мне знаете, чтобы называть меня «малолетней шалавой», ясно? – ткнув указательными пальцами рук в грудь своего соседа, сказала я гневно – Я родила сына от любящего и любимого мужчины, и если бы он был сейчас жив, он не позволил таким, обласканным мамочками, пижонам, как вы, обливать меня грязью!
И Роман, и Сергей Анатольевич мгновенно словно потеряли дар речи, а я развернулась и стремительно вышла из спорткомплекса, бегом спустившись по ступенькам. На улице с самого утра был наполовину осенний, наполовину зимний холод, и, затолкнув руки в карманы, я глубоко вдохнула и выдохнула, выпуская пар наружу, посмотрела в небо, сама не зная что, пытаясь там найти. Мне так захотелось, чтобы луна как будто маленький знак, что Ваня рядом, упала бы мне в руки, а я бы даже не заметила ее ледяного холода. Открыв, на несколько минут закрытые, глаза, я направилась прочь.
***
Возвращаясь в тот вечер домой с тренировки, я что-то напевала про себя и даже пустилась бы в пляс, если бы была не на лестнице, по которой шла едва ли не вприпрыжку. Несмотря на страшный холод на улице, на душе у меня было по неизвестной причине тепло и светло, ни о чем не хотелось думать, и хотя я страшно устала, ощущение того, что я могу еще свернуть горы, не покидало ни тело, ни разум. Я с улыбкой провожала маму, когда за ней приехал папа, радостно улюлюкала с сыном, так же напевая что-то про себя, готовила и мыла посуду, и эта радость не покидала меня до того момента, когда в мою дверь кто-то настойчиво позвонил. Почему-то я сразу подумала, что это незваный гость, и даже подумала сначала о том, чтобы не открывать никому, а просто отключить звонок, но все же после второго настойчивого, чуть более продолжительного, звонка решила узнать, кто же так настойчиво хочет нагрянуть к нам в гости. В комнате, в манеже, сидя с игрушками, Сеня восторженно взвизгнул, и, мгновенно взглянув на него, я улыбнулась и неожиданно для самой себя открыла дверь, не поинтересовавшись даже, кто за ней стоит.
 - Опять вы? Убирайтесь! – сказала я, попытавшись закрыть дверь перед буйным соседом, но он настойчиво не дал мне этого сделать – Мне, что поднять крик на весь подъезд?
 - Женя! – начал говорить сосед и мгновенно растерялся, когда я взглянула на него, можно сказать, испепеляющим взглядом, после чего смущенно выдавил из себя – Евгения Владимировна!
 - Что вам нужно? Я все вам уже сказала! Уходите!
 - Это вам! – сказал сосед, как растерянный мальчишка, протянув мне букет цветов и игрушечного медведя – И вашему сыну!
 - Слушайте, вы, что решили меня купить вот этим веником и игрушками? Вы не за ту меня принимаете!
 - Да нет же, Евгения… Владимировна, я просто… просто хотел извиниться перед вами за тот вечер. Мы с друзьями просто перебрали… сильно… и они позволили себе эти оскорбления! Мне очень стыдно за них, и за себя… тоже!
 - Это сугубо ваши проблемы и ваших друзей! Извините, мне нужно сына спать укладывать. Забирайте свой веник и все остальное тоже, и уходите! Можете считать, что извинения ваши я приняла! До свидания! Уходите, я вас по-хорошему прошу!
 - Простите! – сказал мужчина, а я закрыла дверь, глубоко вдохнув и выдохнув, убрала от лица, сбившиеся, пряди волос, и, махнув в воздухе руками, будто оттолкнулась от двери и ушла в комнату к сыну.
 - А что это Сенечка у меня делает? Что это в ротик тащим, а? Ну-ка, дай-ка это маме! Сыночка, дай маме это, а-то зубик болеть будет! Вот молодец! А где у нас Моня? Вот он! Держи, а мама пока пойдет ванночку тебе сделает, и пойдем купаться с нашими любимыми рыбками, хорошо? Золотко ты мое! – сказала я, поцеловав сына в лобик и проведя ладонью по его головке, чуть покрытой пушком.
Сын восторженно вскрикнул, подавая мне знак, что затея ему нравится, и увлеченно стал рассматривать мордочку мягкого медвежонка, подаренного мне его папой, а мне так хотелось верить, что хотя бы так Сеня будет чувствовать присутствие папы рядом с ним. Смахнув невольную слезу, я на несколько секунд замерла в дверном проеме гостиной, смотря на своего малыша, который так быстро становится взрослым, и ушла в ванную, глубоко вдохнув в себя невыплаканные слезы.
***
Усадив сына в, так называемое «кенгуру», я вышла из квартиры. Пока я закрывала дверь, Сеня норовил схватить меня за волосы, что-то говорил на своем языке, а я понимала, что опаздываю на тренировку, и готова была растерзать сама себя. Помимо привычных для спортсмена вещей в мою маленькую спортивную сумку поместились и несколько детских игрушек, и бутылка с соком для Сенечки, и даже люлька из коляски. Хотя Сеня и начал уже понемногу пытаться сидеть, попытки его были еще не такими успешными, как хотелось бы, поэтому находиться без меня он может преимущественно лежа. Пока я ковырялась с замком, потом пыталась поднять с пола, упавшие с тихим звоном ключи, кто-то решительно со мной поздоровался, на что я ответила, не поворачиваясь взаимным приветствием. Уже через пару мгновений, не дав мне опомниться, мужская рука подняла ключи с пола и опустила их в мою ладонь.
 - Спасибо! – сказала я немного растеряно, когда сосед выпрямился и как-то неловко потрепал себя по волосам.
 - Не за что! Вам же неудобно.
 - Извините, спешу! Разрешите пройти?
 - Конечно-конечно! Женя… Евгения…
 - Что еще? Говорите быстрее, у меня мало времени!
 - Ничего. Ничего, извините еще раз за ту ночь!
 - Я уже приняла ваше извинение, и давайте оставим все разговоры об этом! У меня нет на это ни времени, ни желания! Поймите вы, наконец, что вы мне противны, несмотря на все ваши попытки казаться хорошим! – сказала я, забросив в карман ключи, и кабина лифта мгновенно открылась передо мной, словно по заказу – Всего хорошего!
 - И вам… – еще более неловко сказал сосед, а двери лифта уже закрылись перед его растерянным и ошеломленным лицом, – всего хорошего!
Я подошла к автобусной остановке быстрым шагом и огляделась по сторонам. Взглянув на часы, я мысленно укорила себя за то, что опаздываю, соседа за то, что завел со мной опять этот глупый разговор, автобус за то, что еще не приехал и даже мамину работу, на которую ее неожиданно вызвали. Автобус вопреки моим ожиданиям пришел на семь минут позже, и я мысленно сказала самой себе, что уже бесполезно спешить, что пусть все будет так, как есть и глубоко выдохнула.
 - Извините! – сказала я, протискиваясь между людьми в автобусе – простите!
 - Ничего-ничего! – добродушно улыбнувшись, сказал пожилой мужчина, на которого мы с сыном едва не упали во время встряски автобуса.
 - Простите! – сказал знакомый мужской голос, когда в набитом людьми автобусе едва не уронил меня вместе с сыном на пол.
 - Потише-то никак нельзя, слепой что-ли? Чуть с ребенком вместе не уронил! Еще по ногам, как слон!
 - Простите, Женя, простите меня! Так тряхнуло, а я схватиться не успел за поручень.
 - Ой! Юрий, вы?
 - Я.
 - Тоже ездите на этом автобусе?
 - Да, иногда. Если опаздываю, а так предпочитаю пешком ходить, либо на машине.
 - Ясно. Вы простите, я просто так ненавижу опаздывать!
 - Понимаю, сам страшно не люблю опаздывать! А машина, как назло, сломалась, в сервис сдал. А что это за маленький спортсмен с вами? – спросил Юрий, посмотрев на Сеню, а я почему-то вдруг представила, как он играет с ребенком во дворе, и роль отца ему так подходила, что я невольно улыбнулась.
 - Мой сын, – как-то растеряно ответила я, а Сеня озадаченно взглянул на моего собеседника, а потом на меня – Арсений. Оставить не с кем.
 - Настоящий богатырь! – сказал Юрий, и Сеня вдруг засмеялся, как будто понимал, о чем мы говорим.
 - Наша остановка! – сказала я, а Юрий, как мне показалось, находился не здесь и не сейчас, а словно во сне или в мечтах – Юрий! Вы выходите?
 - А, черт! – сказал он, неожиданно ударившись локтем о поручень – Конечно. Простите, Женя!
 - Ничего страшного! Это все-таки общественный транспорт!
 - Да уж! Не люблю я этот общественный транспорт!
 - Я тоже. Пробираться с сыном в «кенгуру» и этой сумкой страшно неудобно!
 - Черт! Какой я дурак! Женя, разрешите, я вам помогу? – спросил Юрий и легко взял мою сумку в свою руку, не дожидаясь моего согласия, а я легко ему ее отдала – Идемте?
 - Идемте.
Когда мы втроем зашли в здание спорткомплекса, охранник как-то странно улыбнулся, а когда мы с Юрием оживленно разговаривали по дороге до зала, я смеялась, Сеня хохотал, а коллеги по сборной смерили ошеломленными взглядами нас всех.
 - Спасибо вам, Юра! Даже не знаю, как бы справилась без вас!
 - Что вы, Женя? Я так рад помочь, что шестым чувством ощущал, что вам нужна помощь! – сказал Юра, и я улыбнулась – Даже машина сломалась, чтобы я вам помог!
 - Ну, я пойду, переоденусь?
 - Да, конечно, простите! – сказал он и, опустив мою сумку, махнул рукой.
 - Юра, вы осторожнее идите, сзади…
 - Что? Черт! – воскликнул Юрий, натолкнувшись спиной на шкафчик – Понял! Какой-то я неуклюжий стал!
 - Бывает! – сказала я, пожав плечами, и Юрий вышел из  раздевалки, будто бы стыдливо опустив глаза к полу.
Пока я переодевалась, сын спокойно лежал в своей люльке, поставленной на широкую скамью посредине раздевалки, и разглядывал погремушку, которую я ему отдала в руки. Он что-то «с чувством, с толком, с расстановкой» говорил на своем непонятном языке, и мне казалось почему-то, что я прекрасно понимаю все, что он говорит.
 - Здравствуйте, Сергей Анатольевич! Извините, что я…
 - Здравствуй, Женечка! – слегка по-отечески обняв меня за плечо, сказал тренер, а Сеня в люльке от коляски, которую я держала в руке, начал задремывать.
Это была не первая тренировка, на которую мне пришлось придти с сыном, и Сеня спокойно мог спать даже в таком шуме, который разводили спортсмены и с тренерами, и между собой.
 - Что маму опять на работу вызвали?
 - Да! – глубоко выдохнув, сказала я – Маму вызвали на работу так неожиданно, что я даже не успела ни с кем договориться, и Сеню оставить не с кем.
 - Ну, что ж, снова будем работать под чутким контролем Арсения! Ох ты, растет-то как на дрожжах! Всего-то неделя прошла.
 - Да, я и сама поражаюсь, как быстро он становится взрослым!
 - Не ползает еще?
 - Еще нет, хотя пытается на пузе ползти! Так забавно – как будто лягушка!
 - Да, забавно!
 - Ну что, может, за работу? Сеня как раз сейчас уснет.
 - Хорошо. Вперед! Иди пока разминайся, и на позицию.
 - Уже иду! – сказала я, мотнув головой так, что мои собственные волосы, собранные в короткий хвост на макушке, очертили круг в воздухе, а спиной я вдруг ощутила чей-то взгляд.
Он смотрел на меня, стоя около выхода из зала, и, казалось, был в каком-то дурмане или сне. Я почему-то почувствовала себя сначала неловко, а потом так спокойно, что даже немного забыла, где нахожусь. Юрий улыбнулся, я улыбнулась ему в ответ и отбросила назад прядь из хвостика на макушке, легко улыбаясь ему в ответ.
 - Ну, что, Женечка, как готовность?
 - Что?
 - Жень, все нормально?
 - Да, все отлично! Я готова! – кивнув головой, сказала я.
 - Тогда поехали! Все, собираемся! Пошла, вперед, моя хорошая!
***
 - Ты сегодня была на высоте! – сказал Сергей Анатольевич, коснувшись моего плеча и, как всегда, как-то по-отечески заглянул в мои глаза – У тебя уже отлично получается первая часть, в следующий раз начнем работать над второй частью!
 - Хорошо!
 - Все, давайте, переодевайтесь, и по домам, – сказал Сергей Анатольевич, и вместе с сыном, снова спящим в люльке из коляски, покинула зал под, неусыпно следящим будто бы за каждым моим движением, мужским взглядом, дарившем мне спокойствие и легкость.
Уже через несколько минут, когда мы с сыном вышли на улицу нас догнал Юрий, который решительно настоял на том, чтобы нас проводить. С ним было так легко и спокойно, что я даже едва не проехала свою остановку, на которой он вышел вместе со мной и проводил до самой двери.

                ГЛАВА 6: МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ
 - Сенечка! Мама приехала, смотри скорее, вон же она! – восторженно говорила мама, встречавшая меня в зале ожидания, и указала моему сыночку, куда нужно смотреть.
 - Родной мой, сыночка! – восторженно вскрикнула я и подбежала к родным с сумкой наперевес, которая уже перестала казаться мне тяжелой.
Я и сама не успела оглянуться, как папа, стоявший рядом с мамой и Сеней, подхватил у меня из рук сумку. Уже в следующую секунду я прижимала к себе своего самого главного болельщика, который уверенно и отчетливо сказал «мама» перед тем, как оказаться на моих руках.
 - Ты мой сладенький! – целуя снова и снова в мягкие теплые щечки сына, которого не видела целую неделю – Как же мама по тебе соскучилась!
 - Ну, здравствуйте, Владимир Арсеньевич! – сказал Сергей Анатольевич, подошедший к нам, и пожал папину руку.
 - Здравствуйте! – сказал папа и улыбнулся своей привычной доброй улыбкой.
 - Здравствуйте, Сергей Анатольевич! – полушепотом, но с улыбкой сказала мама, а Сергей Анатольевич, взглянув на моего богатыря, улыбнулся и опустил руку на мое плечо.
 - Ты у меня просто звезда! – сказал он, и я улыбнулась, а Сеня, прижимавшийся ко мне, сначала немного растерялся, а потом радостно взвизгнул и захохотал – Настоящая гордость для сына такая мама!
 - Спасибо вам, Сергей Анатольевич!
 - Не за что, Женечка! Владимир Арсеньевич, Анна Анатольевна, разрешите вас поздравить и поблагодарить!
 - Спасибо! А за что благодарите-то, Сергей Анатольевич?
 - Как за что, Анна Анатольевна? За воспитание достойной только золота дочери! – сказал Сергей Анатольевич, а мы с мамой залились застенчивой краской.
 - Мы старались! – сказала мама, справившись с растерянностью.
 - Прекрасно постарались! Ну, что ж, оставлю вас, отдыхайте, празднуйте победу, но про спорт не забудьте!
 - Что вы, Сергей Анатольевич, про спорт забыть невозможно! – сказала я, прижимая к себе крепче сына, который увлеченно начал рассматривать золотую медаль, висевшую у меня на шее.
 - Рад слышать! Ну, мне пора! Всего хорошего! Женечка, встретимся на тренировке! У нас с тобой Первенство Федерального округа не за горами, до осени надо будет готовиться!
 - Да, конечно. Наизнанку вывернусь, но буду первой!
 - Так держать! Ты когда на вступительные выходишь?
 - С середины июля, как все.
 - Ну, что ж! Надеюсь, Институт МВД не отнимет у меня гимнастку?!
 - Нет! Сергей Анатольевич, вы же знаете, что я от вас никуда не собираюсь уходить! Это просто моя жизненная позиция – мне же не сидится на ровно на заднем месте, больше всех надо в самое пекло залезть!
 - Да уж, кому, как не мне, это знать! – сказал Сергей Анатольевич, и я усмехнулась – Ну, все, ухожу-ухожу! Всего хорошего, Анна Анатольевна, Владимир Арсеньевич!
 - И вам всего хорошего! До свидания!
 - Ну, что, едем домой? – спросил папа, посмотрев на меня, потом на маму.
 - Едем! Я страшно устала и по всем вам соскучилась!
 - Поехали, победительница ты наша!
 - Я это сделала! – с ликованием крикнула я, подняв сына, как награду, над головой – Сень, мама это сделала!
 - Ух, как хохочет! Ну, идем?
 - Идем! – сказала я радостно и двинулась к выходу на улицу.
 - Здравствуйте! – сказал, немного запыхавшийся, Юра, который подбежал к нам словно изниоткуда.
 - Здравствуйте, Юра! – сказала мама, а папа пожал ему руку и улыбнулся.
 - Привет! – сказала я, умиляясь неловкости Юры, который при виде меня в последнее время становится похожим на неловкого стеснительного школьника.
 - Привет! Жень, я… я тебя поздравляю с победой! Это тебе! – сказал он, протягивая мне букет цветов, от чего я немного замешкалась, и еще несколько секунд происходила неловкая сцена: мы с мамой неловко переглянулись, мысленно решая, кому же взять цветы, а кому ребенка, Юра не знал, кому же отдать букет, неловко теребя его при этом.
 - Спасибо! – сказала я, когда Сеня ловко перебрался на бабушкины руки, после чего в машину, куда мои родители быстро сели, стремясь оставить нас с Юрой наедине – Может, к нам, мы как раз собираемся немного отпраздновать мою победу?
 - С удовольствием, если пригласите!
 - Тогда приглашаю тебя отпраздновать мою победу!
 - Отлично! Я тогда следом поеду?
 - Хорошо! – сказала я, умиляясь некоторой растерянности Юры, которая мне очень нравится – он не давит на меня, не требует каких-то знаков внимания  (сам, тем не менее, он оказывает мне их регулярно, от чего иногда становится даже неловко) и не делает никаких намеков на какие-либо отношения.
Порой мне кажется, что мы с ним знакомы не четыре месяца, а много лет, и он мой старый друг или старший брат, которого у меня нет, а мне так хотелось, чтобы он был. Несмотря на это, я не могу сказать, что он мне совсем не нравится, как мужчина, а все вокруг то и дело нас «женят».
 - Поехали! – сказала я, сев в машину, а Юра задом попятился и едва не завалился на капот своей машины спиной, после чего сам, заметив мой взгляд в окне нашей старенькой шестерки, усмехнулся и подмигнул левым глазом.
Всю дорогу Сеня был на руках бабушки: он что-то увлеченно рассматривал и даже болтал на, понятном только ему, детском языке, после чего стал задремывать, а летнее робкое солнце, будто нарочно очерчивало все линии его личика, чтобы показать мне, какой он хорошенький, каким становится большим, и как похож на своего папу.
 - Ну, что ж, проходите! Юра, проходите! – сказала мама, будто бы возвращая из сна моего немного неловкого ухажера.
 - Да-да, конечно! – сказал он и, едва не запнувшись, переступил через порог, и я хихикнула себе в ладошку, которой прикрыла рот, чтобы не рассмеяться от души.
 - Жаль, что Вальки нет дома!
 - Не волнуйся, Жень, она вернется к концу августа! Она знает о твоей победе, и так радовалась, когда узнала, что чуть с ума соседей по комнате не свела! Даже я, по телефону слыша ее визг, чуть не оглохла!
 - Валька, визжала?
 - Да! Я же тебе говорю, чуть не оглохла я!
 - Вот она дает! По-моему, моя сестра переродилась!
 - Ладно тебе, она просто пересмотрела свое отношение ко всему!
 - Я безумно этому рада! Когда я узнала, что она решилась сдать сессию досрочно, и на все лето поехать вожатой в лагерь, так далеко от дома, была в шоке, а визг это вообще что-то! Ну, я можно пойду, переоденусь?
 - Конечно, иди.
 - А еще лучше в душ!
 - Иди, конечно, Жень! Юра, вы за Сеней не посмотрите?
 - Конечно, посмотрю! – сказал Юра, и мне вдруг показалось, что он немного этого испугался.
 - Точно? – спросила я немного неуверенно.
 - Да, без проблем! Все нормально, Жень, правда! А что это у тебя тут такое? Ну-ка, давай вместе попробуем собрать…
Я улыбнулась, взглянув  на сына, который, заметив мой одобрительный взгляд, увлекся игрой с малознакомым дядей.
 - Жень, иди, я полотенце тебе повесила, оно чистое, отглаженное. Костюмчик принести тебе?
 - Конечно. Спасибо, мамочка! – сказала я и, чмокнув маму в щеку, направилась в ванную комнату.
Какая-то странная невольная улыбка просилась мне на лицо, и я даже начала напевать песню, которую слышала во время дороги до дома, хотя в ванной не пела никогда. Почему-то мне вдруг показалось, что все стало каким-то другим за эти восемь дней, которые меня не было дома.
Продолжая напевать немного дурацкую, но веселую песенку, я вышла из ванной комнаты в домашнем спортивном костюме, потряхивая еще мокрыми не расчесанными волосами, разделяя немного спутавшиеся пряди пальцами.
 - Отлично выглядишь!
 - Спасибо! Что вы тут делаете? – присев между Юрой и сыном, на голову которого опустилась моя ладонь.
 - Мы построили целый замок.
 - Какие вы молодцы! Я вас оставлю еще на чуть-чуть?
 - Без проблем.
 - Отлично! Спасибо тебе, Юр! – сказала я шепотом, навалившись на дверной косяк в проеме комнаты, а Юра улыбнулся – Мам, мамочка!
 - Да, детка? Ты уже вымылась?
 - Да. Мам, ничего, что я Юру пригласила на семейный праздник?
 - Конечно, ничего. Ты уже взрослая, и я не могу запрещать тебе с кем-то общаться! А Юра очень хороший, вы с ним прекрасно ладите, тебе давно нужно было развеяться и жить дальше!
 - Мам, я прошу тебя, не начинай! Мы просто друзья!
 - Я знаю, Жень! Ты не думай, я ничего такого не имею в виду, просто тебе нужно было расширить свой круг общения. Ты ведь сама понимаешь, что Ванечку не вернешь, а тебе нужно жить дальше, строить свою жизнь, а Сене нужен будет если не папа, то отчим, который сможет дать ему мужское воспитание. Дед есть дед, Сеня для него внук, и он с ним все равно будет нянчиться… и баловать будет.
 - Да, я понимаю. Слушай, мамуль, куда моя расческа делась?
 - Она в маленькой комнате, на столе лежит, ты ее сама там оставила перед отъездом, я ничего не убирала, просто пыль вытирала, да цветы поливала.
 - Спасибо тебе, мамочка!
 - Не за что! Я ведь так вас люблю! Хорошо, что папа в отпуске, с Сеней сидел, а-то меня-то с работы не отпустили. Вот только с завтрашнего дня отпуск дали.
 - Как прошли выпускные?
 - Хорошо. Я не была на них, но ребятам понравилось, коллеги рассказывали. Я после экзаменов этих, как выжатый лимон была!
 - Мамочка, родная моя, совсем они тебя замучили! – сказала я, обняв маму за плечи со спины.
 - Ну, ничего-ничего! Вот отдохну, будет полегче. Помогу тебе с Сеней, а-то у тебя все соревнования да соревнования, тренировки да тренировки!
 - Спасибо тебе, мамочка, я не знаю просто, что бы делала без тебя, без папки! Правда!
 - Такого просто быть не может – мы всегда будем тебе помогать, и ты не вздумай в этом сомневаться!
 - Клянусь, не буду! Сеня! – сказала я маме, подняв кверху указательный палец, когда из комнаты донесся голос сына, звавшего маму – Сенечка, солнышко, мама уже бежит к тебе!
Только успела я это сказать, как сын, ползком отправившийся исследовать комнату, оказался около моих ног.
 - Попался! – сказала я восторженно, подхватив сына на руки – А куда это мы спешим? Солнце ты мое! Как ты тут целую неделю без мамы? Соскучился? Я тоже страшно соскучилась! – сказала я, поцеловав сына в обе щеки, и прижала к себе.
 - Улыбаемся! – сказал вдруг папа, появившийся в дверном проеме кухни со стареньким фотоаппаратом в руках, и ловко поймал нас сыном в объектив.
 - Пап, ты бы хоть предупредил!
 - Так лучше! Зачем нам постановочная фотография? Вон вы какие счастливые, даже пристраиваться не надо! Отличная будет фотография! Будет, что Вальке показать, когда она вернется, – сказал папа гордо, а мы с сыном прижались друг к дружке щеками.
 - Я вас, конечно, всех люблю, дорогие мои, но не пора ли вам пойти и немного поиграть в комнате?
 - Поняли! – сказала я, и следом за папой, который, корча смешную рожицу, вышел из кухни первым, вышла с сыном на руках, улыбнувшись при этом маме, которая смеясь над папиным чудачеством, покачала головой и повернулась к духовке.
 - Ну-ка, кто у меня давно не катался у деда на плечах?
 - Пап!
 - Давай-давай! – сказал папа, краем глаза указывая мне на Юру, который немного растерянный стоял около окна и будто бы делал вид, что что-то там высматривает.
 - Что там происходит? – спросила я, подошедши к Юре со спины, опустила ладонь на его плечо, но, будто одергивая сама себя от опрометчивого поступка, неловко убрала руку и отодвинула от лица прядь влажных волос.
 - Ничего. Я просто задумался… у тебя такой пацан бойкий, весь в тебя!
 - Да, в чем-то он ведь должен быть похож на меня, раз уж внешне он копия своего папы! – сказала я, ловя саму себя на мысли, что сказала что-то не то или не вовремя – Ты чем занимался эту неделю?
 - Я? Работал. Тренировки проводил. Что ж мне еще делать?
 - Ну, не знаю, есть же еще жизнь за стенами спортзала.
 - Да, конечно. Я просто не нашел, чем бы заняться за пределами зала – я все-таки спортсмен, хоть и бывший! – с некоторой грустью сказал Юра и как-то неловко провел по своей голове.
 - Понимаю!
 - Так, все готово! – зашедши в комнату, сказала мама – Вова, ой! Юра, не поможете мне стол развернуть и вынести?
 - С радостью! – сказал Юра и направился к маме, которая странно посмотрела на меня и улыбнулась, а я, покачав головой, переключила свое внимание на сына, веселившегося  в эти секунды с дедушкой.
 - Летим к маме? Летим! Ж-жж! Прилетели!
 - Что, мой маленький? Нравится тебе с дедушкой играть? Пап, ты не устал еще?
 - Что ты? Вовсе нет! Я наоборот заряжаюсь энергией от этого маленького сорванца! – сказал папа, слегка подбрасывая и подхватывая руками, моего малыша, а мне стало так легко на сердце от того, что я, наконец, дома.
 - Осторожно, Юра, сзади вас Женечка! Солнышко, отойди-ка с дороги!
 - Ой! – воскликнула я, когда в комнату вместе с нашим стареньким кухонным столом зашел Юра, а мама шла за ним следом – Да, конечно!
 - Вот так! Все, опускайте, Юра. Отлично! Женечка, достань скатерть, хорошо?
 - Уже несу, – сказала я, направившись в спальню.
Пока я доставала из шкафа давно отглаженную скатерть, из комнаты доносился звонкий хохот Сени, которого в это время дружно развлекали.
 - Ну, вот, готово! – сказала я, постелив скатерть, чувствуя при этом, как кто-то увлеченно смотрит на меня сзади.
 - Женечка, помоги мне, пожалуйста!
 - Уже иду, мамуль! – сказала я, чмокнув сына – Да, там наша бабушка. Сейчас мама придет к тебе, маленький мой!
Сын улыбнулся мне, пытаясь ухватить своей крохотной ручкой за палец, когда я направилась к кухне.
 - Мамуль, когда ты все это успела сделать?
 - С утра сегодня начала готовиться к твоему возвращению, победительница моя!
 - Мамочка, родная моя, я так тебя люблю!
 - И я тебя очень люблю! – сказала мама, поглаживая мои руки, которыми я обхватила ее за плечи.

 - Так, все садитесь за стол! – сказала мама, а я, протянув руки к сыну, подхватила его с рук дедушки и усадила к себе на колени – Жень.
 - Что? – спросила я, подняв к маме глаза.
 - Может, Сенечку в манеж посадить? А-то он потянется руками опять в твою тарелку.
 - Да, наверное. Просто мне так не хочется его отпускать – я так соскучилась по своему богатырю!
 - Ну, ничего-ничего, это же совсем ненадолго.
 - Конечно. Нет-нет, вилочку нам не надо! Пойдем-ка к игрушкам. Где у тебя слоник твой любимый и мишка? Вот они, давай, садись. Мама с тобой рядом, никуда не уйдет! – сказала я, поцеловав сына в макушку, от чего он восторженно заулыбался – Ну, вот, теперь можно поесть! Мне кажется, я бы слона сейчас съела!
 - Слона у нас, конечно, нет, но курицей накормлю точно! – сказала мама, и папа усмехнулся.
 - Отлично! – потирая ладони друг о друга, сказала я, и поймала на себе взгляд Юры, который улыбнулся, а мама посмотрела на меня так, словно что-то хотела сказать, но промолчала, а просто, улыбнувшись, покачала головой и села рядом со мной.
***
 - Ну, я пойду? – спросил Юра, когда я вышла провожать его в прихожую, папа ходил по комнате с Сеней на руках, а мама начала убирать со стола.
 - Да. Спасибо, что пришел!
 - Тебе спасибо за вечер! – сказал Юра, немного замешкавшийся, взяв меня за руку, поцеловал ее, а я залилась застенчивой краской – Ну, пока?
 - Пока! – сказала я, и Юра вышел за дверь, еще раз посмотрев на меня немного растерянным взглядом, словно хотел что-то сказать или ждал, что это скажу я, но передумал.
Помахав ему рукой, я с улыбкой взглядом проводила его до лифта, а когда он скрылся за механическими дверями, закрыла дверь.
 - Детка, что такое? Ты чего такая грустная?
 - Просто устала. Если бы вы знали, какие это были сложные соревнования! Ужас! Я так переволновалась, когда на бревне выступала, думала, еще немного и рухну! А потом это судейство… даже говорить не хочется!
 - Но тем не менее, ты победила!
 - Да! Сама поражаюсь, как у меня это получилось!
 - Так ты ж за эти полгода, которые ушли на подготовку, все мыслимые и немыслимые силы свои потратила.
 - Да, а у сына внимание украла! Горе-мамаша малолетка!
 - Что за глупости ты говоришь, Женечка! Что за настроения? Тебе это кто-то сказал, да?
 - Ну, да. Пара коллег по сборной. Ерунда это все!
 - Вот именно! Они просто завидуют, что ты такая молодец! Не каждому дано после родов так быстро прийти в форму, да и вообще быть и спортсменкой, и молодой мамой! А уж выиграть международные соревнования после такого перерыва тем более!
 - Да, конечно! Да я и сама понимаю, что это многого мне стоило, но ни о чем не собираюсь жалеть!
 - Вот это правильно! – сказал папа, присоединившийся к нашему разговору – Дай пять! Ты у меня лучшая!
Я улыбнулась и посмотрела на папу, у которого взгляд был такой же теплый и ласковый, каким я его помнила с детства, хотя я и мало видела его в те светлые времена – папа слишком много времени проводил на задержаниях, допросах, дознаниях и прочих рабочих процедурах. Он крепко обнял меня за плечо, и я склонила голову к нему, стараясь обнять, как можно крепче.
 - Ну, что, мы, наверное, поедем домой? – обратилась мама к папе – Женечке отдохнуть надо!
 - Да, поедем, – сказал папа и, чмокнув меня в висок, вздохнул и встал – Поздно уже. Женьке надо отдохнуть, а еще Сеньку спать уложить.
 - Вот именно!
 - Спасибо вам!
 - За что, Женечка?
 - За все, за то, что вы у меня есть! – сказала я, и мы обнялись.
Я провожала их с улыбкой на уставшем лице, и мне так хотелось не думать ни о чем плохом, а просто знать, что все всегда будет так хорошо и с легким сердцем лечь спать. Когда я закрыла дверь, вернулась в квартиру, на глаза мне попалось переполненное мусорное ведро, и я, мысленно сплюнув, взяла за ручки мусорный пакет, завязала его и направилась из квартиры, прихватив ключи.
 - Здравствуйте!
 - Опять вы? Что вам на этот раз нужно? – спросила я у настырного соседа, который оказался перед моей дверью с цветами в руках.
 - Просто… хотел вас поздравить, смотрел ваше выступление на международных соревнованиях, был просто поражен! С победой вас!
 - Спасибо! – сказала я, глубоко вздохнув, и нехотя взяла цветы, после чего закрыла дверь ключом, спустилась вниз на этаж, чтобы выбросить мусор.
В подъезде было тихо, на нижнем этаже кто-то выбил лампочку, поэтому между этажами была такая полутьма, что я едва не попала пакетом мимо мусоропровода.  Посмотрев на цветы, которые торчали из букета и противно поблескивали под красивой глянцевой оберткой, я представила наглую физиономию соседа, который под милой маской пытается спрятать свою мерзкую сущность, вздохнула, и выкинула букет следом. Наткнувшись в темноте на что-то, валявшееся на полу, я тихо выругнулась и направилась назад, отряхивая кофту, которой обтерлась случайно об, недавно подмазанную известью, стену.
 - Слушай, ну что тебе не нравится, а?
 - Что? – вздрогнув, спросила я, когда, спустившийся неожиданно ко мне, наглый сосед, бросил на пол, еще дымящийся, окурок, и прошелся демонстративно по нему ботинком.
 - Что слышала! Что ты корчишь из себя звезду мировой величины?
 - Что вы себе позволяете? Я вам уже сказала, вы мне противны, несмотря на то, как вы стараетесь быть хорошим! Пропустите меня!
 - А если не пропущу? – спросил сосед, подходя ко мне так близко, словно старался загнать в угол.
 - Я буду кричать!
 - Ну, кричи! – сказал сосед, опираясь одной рукой о стену прямо над моей головой, другой около плеча – Что, думаешь, ты такая звезда?
 - Убери от меня свои руки! – сказала я, пытаясь оттолкнуть от себя соседа – Оставь меня в покое! Урод!
 - Даже так? Девочка, ты ничего не попутала?
 - Нет! Отпусти, я закричу!
 - Попробуй, закричи! – сказал сосед с наглой улыбкой и вдруг схватил меня за горло, прижал к стене и ухмыльнулся – Что, возомнила себя королевой? Так и не таких укрощали, королев! Одно мое слово и ты вылетишь из сборной, как пробка из шампанского!
Я смотрела в глаза соседа, и мне так хотелось ударить его чем-нибудь потяжелее, а дышать было так тяжело, что мне показалось, еще немного, и я потеряю сознание, и вдруг…
Сосед громко выругнулся и взялся за голову, я прижалась зачем-то к стене, присела, сползая по ней вниз и зажимая уши руками, а слезы сами потекли по моим щекам.
 - Еще раз подойдешь к ней, или, не дай бог попытаешься сломать карьеру, с лестницы спущу, урод! Ты меня понял? Правильно! Потому что если нет, ты будешь иметь дело со мной – донесся до меня словно откуда-то издалека голос Юры, который подошел ко мне, помог подняться на ноги, поднял мои, упавшие на пол, ключи и крепко обнял – Женя, Женечка, ты в порядке? Женя, ты меня слышишь?
 - Да-да! За что? Я… я же… ничего плохого не сделала?! Ничего… плохого! – плача навзрыд, спрашивала я не то Юру, не то саму себя, не то пространство.
 - Ну, все-все! Все в порядке! Все позади! – говорил Юра, обняв меня за плечо, и повел наверх.
***
 - Почему ты вернулся? – спросила я, когда мы с Юрой уже сидели на кухне, а передо мной стоял пустой прозрачный стакан.
 - Забыл барсетку, а там и ключи от квартиры, и права… и все. Хорошо, что ни один гаишник не остановил, а-то бы права спросили, а у меня их нет. Мог не возвращаться, запасные ключи у соседки есть, но мне вдруг что-то подсказало, что я должен поехать назад.
 - Спасибо тебе!
 - За что?
 - За то, что вернулся! Я просто не знаю, что бы было…
 - Ну, все-все, хватит плакать! Все уже позади! Что бы там ни было, я не дам тебя больше в обиду никогда, обещаю!
 - Спасибо! Ты настоящий друг!
 - Ну, все, не плачь больше! Я поеду домой, а ты ложись спать, и ни о чем не думай, хорошо?
 - Хорошо! – утерев слезы, сказала я и улыбнулась в ответ на добродушную улыбку Юры – Спасибо тебе за заботу!
 - Не за что? Когда тебе на тренировку?
 - Мне? Через два дня, как обычно.
 - Хорошо. Значит, через два дня я заеду за тобой перед тренировкой.
 - Юр, это совсем не обязательно!
 - Ничего не слышал! Я приеду, отвезу тебя на тренировку, отвезу обратно, а соседа твоего я предупредил. Если еще раз он к тебе подойдет, ему придется иметь дело со мной.
 - Спасибо! – немного застенчиво улыбнувшись, сказала я, а Юра, коснувшись моего плеча, направился к выходу.
 - Не провожай меня, я сам. Все будет хорошо, ни о чем не думай! Хорошо?
 - Хорошо! – улыбнувшись, сказала я, и Юра вышел в прихожую, а потом и за дверь, тихо захлопнув которую закрыла на оба замка, медленно вышедши из комнаты.
Сын безмятежно спал в своей кроватке, когда я села на свою кровать и посмотрела на него, потом по сторонам. Луна, сквозь маленькую щель между занавесками, бросила тонкую линию на пол, словно очерчивая какую-то непонятную границу то ли между прошлым и будущим, то ли между мной и остальным миром, в картину которого я со своим немного детским характером не могу никак вписаться.

ГЛАВА 7: КАК ЛОДКА ПО ТЕЧЕНИЮ
 - Привет! – сказал Юрий, встречавший меня около дома, когда мы с сыном вышли из подъезда.
 - Привет! – сказала я, улыбнувшись.
 - Ну, что едем?
 - Едем, – сказала я, и Юра принял у меня из рук сына.
 - Так, богатырь, давай садись. Вот так, молодец! Мама рядом с тобой! – говорил Юра, усаживая Сеню в автомобильное кресло и ловко пристегивая ремнем безопасности – Жень, иди, садись.
 - Да, конечно! – сказала я, поправив на голове вязаную повязку и села в машину, расстегнув молнию куртки.
 - Отлично смотришься в лыжном костюме! – сказал Юра, севший на водительское сидение, а я немного смущенно улыбнулась – Ну, едем?
 - Едем! – сказала я с улыбкой, взглянула в окно, потом на Юру, который завел машину и сосредоточено повел ее прочь с нашего маленького дворика, полностью занесенного снегом – А далеко ехать?
 - Нет, минут двадцать, полчаса. Быстро я не поеду, не волнуйся, но дорога долгой не покажется, это я тебе обещаю!
 - Хорошо. Спасибо, что пригласил нас!
 - Это вам спасибо, что согласились! База отдыха отличная, есть где порезвиться и взрослым, и детям. Я же тебе рассказывал.
 - Ну, да, помню.
 - Я же понимаю, что без Сени ты могла не согласиться, ты и так с учебой, да с гимнастикой с ним мало времени проводишь, да и мне так захотелось забрать вас обоих подальше от этой городской суеты. Как зачеты прошли?
 - Отлично все! Все так легко сдала, сама была в шоке!
 - Сколько экзаменов у вас будет?
 - Два всего, да и не самые страшные. Я даже не волнуюсь за них! А как твои юниоры? Наверное, все призы на Первенстве России забрали?
 - Нет, к сожалению, но почти все. Вообще они у меня молодцы!
 - Здорово! Ой!
 - Что такое?
 - Тихо! Сеня уснул!
 - Ну, хорошо, пусть спит – шепотом сказал Юра, посмотрев на меня через зеркало над лобовым стеклом – Приедем, сразу уложим в кровать, а как проснется, пойдем кататься на горках.
 - Отлично! Чшш, спи-спи, мой маленький!
Дорога, и вправду, не показалась мне долгой, когда машина, проехав по широкому мосту через замерзшую реку, остановилась около длинного двухэтажного здания, находящегося в лесной зоне. Я вышла из машины, когда Юра открыл дверцу и протянул мне руку, а кругом так тихо шелестели, обнесенные снегом, сосны и ели, откуда-то слышался звонкий смех взрослых и детей, и мне так захотелось забыть обо всем пока мы здесь.
 - Ну, как, нравится? – спросил Юра, разведя руки в стороны.
 - Да! Красота! Я ведь была здесь как-то, когда была еще совсем маленькой, только здесь все было совсем по-другому.
 - Все течет, все изменяется! Ну, я пойду за ключами от номеров, а ты пока можешь побыть в машине. Я приду, будем размещаться, хорошо?
 - Хорошо! – сказала я, кивнув головой, и глубоко вдохнула в легкие лесной зимний воздух.
 - Привет! А ты здесь какими судьбами? – поприветствовал кто-то Юрия, когда я на несколько секунд закрыла глаза и повернулась к лесу лицом.
 - Привет! Я отдохнуть приехал. Надоел этот город, надо перед Новым Годом расслабиться.
 - Кто празднику рад тот за неделю пьян, что-ли?
 - Ничего подобного, я же спортсмен!
 - Ну, да, конечно. Это твоя спутница? Может, познакомишь?
 - Если она согласится сама. Женя.
 - Что? – спросила я, повернувшись лицом к Юре.
 - Ты не против, если я тебя познакомлю со своим другом?
 - Нет, не против.
 - Тогда знакомьтесь! Мой школьный друг Дмитрий.
 - Евгения, можно просто Женя, – спокойно сказала я, хотя Дмитрий так располагающе улыбался, что покорить мог кого угодно, и протянула ему руку для приветствия.
Когда Дмитрий хотел поцеловать мою руку, я вдруг неожиданно сама для себя, взглянув на Юру, отдернула руку.
 - Прошу прощения! Не хотел вас обидеть!
 - Ничего! Юр, ты, кажется, хотел нас разместить, а-то Сеня уже просыпается. Кто у меня проснулся? Ну, мама здесь, с тобой! Давай, выпрыгиваем отсюда, оп! Молодец! Давай маме ручку.
 - Юр, я что так давно тебя не видел?
 - Нет, это не то, что ты подумал! Если что, ты бы знал.
 - Можете не волноваться, это ребенок не вашего друга, и мы с ним не влюбленная парочка! Пойдем, погуляем, Сенечка! – сказала я, уводя сына за руку по дорожке вдоль здания.
 - Женя, ну, простите меня дурака, я просто хотел над другом подшутить! Я вовсе не хотел вас обидеть!
 - Понимаю! Что там такое, солнышко? Там птичка сидит, да? Птичка! Ой, полетела!
 - Дим, ну, где ты запропастился? – закричала какая-то девушка – Почему я должна ждать тебя в этом номере, как дура, а ты опять занимаешься черт знает чем?
 - Регина, мы все-таки здесь не одни! – сказал Дмитрий чересчур накрашенной блондинке, волосы которой, видимо, из-за, нанесенного на них в избыточном количестве, геля неестественно блестели на солнце, а лыжный костюм, что был на ней надет, казалось, и вовсе она сняла с четырнадцатилетней девочки.
 - Жень, пойдем устраиваться. Держи ключи пока. Давай, я Сеню понесу. Ну, прыгай ко мне, Сенька! Вот так! Идем. Дим, еще увидимся!
 - Да, конечно. До встречи!
 - До встречи!
Пока мы поднимались по лестнице на второй этаж, Юра молчал, а Сеня увлеченно рассматривал все вокруг, что-то говоря на своем языке.
 - Ну, вот и ваш номер. Открывай, – сказал Юра, остановившись около двери, а Сеня показал на нее пальцем, словно тоже знал, что нам сюда.
Открывая светлую дверь ключом, я почувствовала себя в один миг такой спокойной, словно делаю все правильно и ничего не нужно менять. Сеня, которому я подмигнула, восторженно хихикнул, когда Юра начал слегка щекотать его ладошку.
 - Ну, что ж, располагайтесь пока, переодевайтесь, если нужно, через полчасика я к вам зайду, и пойдем кататься на горках. Все согласны?
 - Да! – сказала я, посмотрев на сына, которого Юра опустил на застеленную постель, накрытую покрывалом, на котором не было ни одной складочки, что мне напомнило кровать старшей сестры, и я усмехнулась сама с собой – Ну, что, Сень, пойдем кататься на горках? Да, ты мой хороший!
Юра поспешно вышел, будто бы стыдясь чего-то, опустив глаза к полу при этом, а мне почему-то стало немного самой неловко, будто я делаю что-то не так, как должна сделать.
 - Юра, – сказала я неожиданно громко, остановив молодого человека на выходе из номера.
 - Что?
 - Ничего! Я просто, – сказала я и вдруг почувствовала себя такой растерянной и даже забыла, что хотела сказать и хотела ли сказать вообще, от чего последовало несуразное молчание, при котором мы с Юрой просто смотрели друг другу в глаза, ничего не говоря – Нет-нет, ничего! Все нормально!
 - Ладно, тогда я пойду?
 - Да, иди. Мы через минут пятнадцать будем готовы.
 - Хорошо, я зайду за вами. Можете не торопиться. Все-все, ушел! – сказал Юра и вышел, тихо прикрыв дверь, к которой я прижалась спиной, глубоко вдохнув и выдохнув, а сердце билось так сильно, словно готовилось вырваться из груди.
Я вдруг поймала себя на мысли, что рядом с Юрой чувствую себя так спокойно, что не хочу его отпускать, что рядом с ним моя боль от потери уменьшается настолько, что я даже не думаю о том, что два года назад не стало любимого человека. Еще полгода назад я убрала фотографию Вани из траурной рамки с полки шкафа в альбом. Сама теперь не знаю, было ли это связано с тем, что все вокруг твердили, что стоило бы убрать фотографию умершего человека с самого видного места и оставить память о Ванечке только в сердце, которое никогда не сможет забыть отца ребенка, с каждым днем все больше становящегося похожим на папу, или с тем, что в моей жизни появился Юра. А, может быть, я просто сама себе устала напоминать о том, что Вани больше нет, и решила начать жить дальше, как этого хотели все, в том числе и мой кроха.
 - Мама! – вернул меня к реальности голос сына, и я побежала к нему.
 - Что такое, Сенечка? Мама рядом, не волнуйся! Ну, будем переодеваться? Давай, иди ко мне, солнышко мое!
Когда Сеня уже переодетый стоял посреди номера, послышался тихий стук в дверь, и я улыбнулась.
 - Заходи, Юр! – громко сказала я, поправив сыну варежки, связанные бабушкой совсем недавно, а Сеня их увлеченно рассматривал.
 - Вы уже готовы? – спросил он, остановившись около распахнутой двери.
 - Да!
 - Тогда идем?
 - Вперед! – сказала я, и легким движением сильной руки Юра подхватил Сеню и понес в коридор.
Они звонко хохотали, пока я закрывала ключом дверь, и мне было так легко знать, что мой сын в надежных руках.
 - Ну, все, идем?
 - Идем!
 - Сенька, полетели!
 - Подождите меня-то! Куда же вы так быстро? – спросила я громко, когда вместе с Сеней на руках Юра побежал до самого конца коридора.

 - Так, все готовы? – спросил Юра, когда мы с Сеней сидели на одной ледянке и сел сзади меня, немного нерешительно обняв за талию.
 - Готовы!
 - Тогда поехали!
 - Поехали! – крикнула я, и мы помчались с горки вниз, громко визжа (в частности я), а под этот визг Сеня восторженно захохотал.
Мы так хохотали, когда Юра вдруг упал на бок, а мы с Сеней в другую сторону, что наш смех, казалось, слышится на всю округу. А когда мы мчались с горы снова, Сеня буквально настаивал на том, чтобы мы визжали. Мокли варежки, спадали на снег шапки, снег попадал в лицо, оставаясь на ресницах крохотными капельками, а я чувствовала себя такой счастливой, как будто вернулась в детство, где таких моментов было много, хотя мы и нечасто куда-то выезжали всей семьей. С пяти лет я занялась гимнастикой, и времени на прогулки стало не хватать, но тем не менее мы старались семьей несколько раз за зиму сходить покататься на коньках и на лыжах. Это были редкие счастливые дни, когда папа был с нами дома, а не на работе, когда я была не на тренировке, а Валя не была еще загруженной школьницей и студенткой-отличницей. Тогда вся семья была в сборе, и ничего важнее того, чтобы показать родителям, что стал получаться двойной поворот на коньках, не могло быть.
 - Спасибо тебе! – сказала я, когда мы с Юрой шли назад к зданию, держа Сеню за руки.
 - За что?
 - За все это! Я давно так не веселилась! Мне кажется, я в детство вернулась! – сказала я, отодвигая от лица прядь волос и поправляя меховые наушники, спасавшие мои уши от холода -  И Сеньке так понравилось!
 - Я и хотел, чтобы вам понравилось! Если ты не будешь возражать, можем после того, как Сенька уснет, пойти и покататься на коньках, тут ночной каток работает.
 - Отлично! Я так люблю на коньках кататься!
 - Ну, так как, согласна?
 - Да, конечно! Только…
 - Не волнуйся, закроешь на ключ номер, никто не зайдет туда. Сеня ведь спокойно спит без тебя?
 - Да.
 - Тогда не о чем волноваться! В номерах здесь такая тишина, что вряд ли кто-то помешает Сене спать.
 - Ну, хорошо! Пожалуй, ты меня убедил!
 - Тогда я жду тебя в десять часов на первом этаже?
 - Да!
 - Носочки теплые не забудь прихватить!
 - Обязательно! – сказала я, когда мы с Юрой поднимались по лестнице наверх.
 - Региночка, я прошу тебя, прекрати, давай не будем портить отдых! – обратился Дмитрий к своей девушке, которая так быстро демонстративно прошла мимо нас, едва не врезавшись в мое плечо – Простите!
 - Ничего! – сказала я и посмотрела на сына, который уже устало шел.
 - Устал, мой родной? Подожди, сейчас мы с тобой покушаем, и будем ложиться спать.
 - Давайте, переодевайтесь, пойдем на ужин. Я постучу.
 - Да, конечно, – сказала я, открывая ключом дверь номера, куда Юра занес Сеньку на руках – Давай, солнышко, будем раздеваться.

Я лежала на кровати, смотря на спящего сына, и мне вдруг так захотелось остановить время, чтобы кто-то очень родной был рядом. Закрыв на несколько секунд глаза, я увидела совсем не размыто, а так четко, словно наяву, лицо Вани, которое исчезло так же быстро, как и появилось, а я расслаблено и легко улыбнулась, будто меня это совсем не тревожит. Почему-то я все чаще стала замечать, что я не то чтобы стала забывать его лицо, а просто не только почти перестала представлять его рядом и даже перестала так часто видеть во сне, как раньше. От мысли, что Вани нет в живых, мне уже не становится больно, я не заливаюсь слезами, хотя не забыла ни одной детали его облика, ни нотки его голоса, ни ощущения его тела – я помню Ваню таким же живым, каким он сел на тот, немного обшарпанный, зеленый поезд, который унес его не просто от меня прочь, а в вечность, где мы никогда уже не встретимся. Мне, наконец, стало легко жить с мыслью, что Ваня погиб, что такова жизнь, и нет ничьей вины в этой трагической случайности, а сын подарил мне то самое ощущение жизни, что я так хотела потерять еще до его появления на свет. Только это маленькое чудо могло сохранить во мне жизнь, но не сохранить прежнюю меня – девочку, оставшуюся навсегда в прошлом.
Когда я открыла глаза, слезинка скатилась по моей щеке, а рука моя лежала на спине сына, который, тихонько посапывая, спал на двуспальной кровати, что стояла в номере. Он забавно сложил ручки под щечкой, чему-то улыбался во сне, и я улыбнулась, не сводя с него взгляда. «Спи, мое солнышко!» - шепотом сказала я, поглаживая по головке, на которой был еще светленький пушок – «Если бы ты знал, как я тебя люблю!». Стерев слезы с лица, я встала с кровати, поцеловала сына в темечко, накрыла маленьким одеялком, что лежало рядом, вытащенное из спортивной сумки, которую Юра принес в номер еще утром, когда мы приехали, и подошла к зеркалу.
Приведя себя в порядок, я еще раз подошла к сыну, переложила завернутого в одеяло в детскую кровать, стоящую совсем рядом с двуспальной взрослой. Он даже не понял ничего, а, повернувшись на другой бок, продолжил спать, и, погладив его по головке, я направилась к выходу из номера, прихватив с прикроватной тумбочки ключ с немного потрепанной биркой.
 - Добрый вечер!
 - Добрый! Ну, как Сеня, спит? – спросил Юра, когда я спустилась на первый этаж, где он встретил меня с улыбкой на лице.
 - Спит! Даже носом не шевельнул, когда я его с большой кровати в маленькую переложила.
 - Отлично!
 - Да, он у меня вообще спит спокойно всегда, ведь часто засыпает без меня!
 - Ну, это не самое страшное, поверь мне! Главное, что ты его любишь и стараешься быть рядом почаще. Карьеру тоже надо строить пока молодая! В тридцать уже поздно будет делать.
 - Да, ты прав. Ну, идем?
 - Идем! Коньки взяла?
 - Конечно!
 - Молодец! Тогда, идем!
 - Идем! – сказала я, и мы с Юрой вышли из здания, откуда он повел меня чуть дальше в лес.
***
 - Женька, подожди, мне за тобой не угнаться!
 - Что сквасился? Это все на что ты способен? – спросила я, поправляя чуть не спавшими варежками свои меховые наушники, и засмеялась, когда Юра неловко взялся за ограждение катка.
 - Ну, погоди! Я тебе сейчас покажу, кто сквасился! – сказал Юра и, звонко расхохотавшись, я помчалась от него поперек катка, благо, никого на пути не оказалось.
Едва не упав, я так громко завизжала, что несколько человек сразу посмотрели в мою сторону, а Юра, подлетевший ко мне с другой стороны, подхватил за талию.
 - Ой! – воскликнула я, когда он прижал меня к себе так крепко, словно боялся, что упаду без его поддержки, а наши лица оказались на расстоянии одного дыхания.
 - Все нормально?
 - Да, просто… Ты так крепко меня обнял.
 - Прости!
 - Ничего страшного, ты меня спас! Спасибо! Я в трещину попала, думала, нос себе разобью сейчас. Правда, спасибо!
 - Не за что! Всегда готов!
 - К труду и обороне?
 - Можно и так сказать! – сказал Юра, усмехнувшись.
 - Может, ты все-таки меня отпустишь?
 - Ах, да, прости! Я просто…
 - Просто что?
 - Ничего, так, задумался.
 - Ясно. Я уж подумала, ты хотел меня поцеловать. Ну, давай догоняй, гонщик!
 - Женька!
 - Догоняй! Черепашка!
 - Ах ты!
 - Ну-ну, кто я? – крикнула я, помчавшись кругами по льду на своих стареньких, но прочных и надежных коньках.
Уже через несколько секунд он нагнал меня, и мы не отставали больше друг от друга ни на взмах коньков, а мой смех оглашал территорию катка, когда Юра рассказывал очередной анекдот или забавную историю из своей жизни. Мне было так легко с ним, что я совершенно забыла о времени, а когда мы остались без двух человек одни, вокруг горели фонари и начал тихо падать снег крупными хлопьями. В этой романтичной тишине он вдруг взял меня за руку, и мы катались по кругу  вместе несколько минут, ничего не говоря друг другу.
 - Замерзла? – спросил он, слегка коснувшись моей щеки своей ладонью, которая, несмотря на мороз, была такой теплой, словно Юра держал ее на батарее или у огня.
 - Есть немного, – сказала я, посмотрев ему в глаза – Спасибо тебе за этот вечер!
 - Тебе спасибо! Это был лучший вечер в моей жизни!
 - Если бы так было всегда!
 - О чем это ты? – спросил Юра, завороженно смотря на меня, когда я ловила варежками снежинки, а некоторые падали мне на ресницы, от чего я ощущала себя такой по-милому смешной и очаровательной, что мне хотелось чтобы это заметили не просто все вокруг, а именно он и именно сейчас.
 - Если бы всегда все было так спокойно, как сегодня! Если бы можно было здесь остаться, я бы осталась не задумываясь… с тобой, с Сеней! Было бы здорово встретить всем вместе Новый год! А ты что думаешь об этом?
 - Я бы тоже остался с тобой хоть здесь, хоть где!
 - Не надо! – сказала я, резко прикрыв ему рот ладонью – Пожалуйста, не говори ничего! Давай не будем все портить! Мне сейчас очень хорошо с тобой, но что будет дальше, покажет время!
 - Да, конечно, ты права! Ну, пойдем спать?
 - Пойдем. Что-то я уже немножко устала! – сказала я и, обняв меня за плечо, Юра покатился рядом.
***
- А что это у нас такое? – спросила я у сына, который радостно взвизгнул, указав пальчиком на елку, завешанную игрушками – Шарик цветной. Ой, какой он блестящий! Давай просто на него посмотрим, а в ручки не будем брать, хорошо, а-то он упадет и разобьется. Бабушка так старалась его вешала, чтобы красивой была елочка! Да! А вот и наша бабушка!
 - Что, мои солнышки, рассматриваете шарики? – спросила мама, опустив руки на мою спину, и легонько, словно боясь сделать больно, погладила по головке Сенечку, который мгновенно радостно взвизгнул и, улыбаясь бабушке, игриво начал плеваться.
 - Сеня, не надо слюнки пускать! Ты же у меня вон какой красивый! Ты у меня умничка, да!
 - Ой, кто-то пришел!
 - Мы откроем, мам! – сказала я и вышла в прихожую вместе с сыном на руках.
 - Жень, блузка, он же сейчас на нее слюней напускает!
 - Ничего, мам. Сенечка, перестань баловаться! Ой!
 - Привет! – сказал немного нерешительно Юрий, стоящий перед дверью, которую я открыла, не спрашивая, кто за ней.
 - Привет! Не ожидала тебя увидеть за своей дверью!
 - Ты прости, что я без предупреждения, просто мне показалось, что ты была не против, если бы мы вместе встретили Новый год! Я могу уйти, если…
 - Что ты? Проходи! Только давай скорее, а-то у меня Сеня простынет, не дай бог!
 - Да-да, конечно! Прости-те! Здравствуйте!
 - Добрый вечер! – сказал папа, оказавшийся в прихожей будто бы случайно.
 - Дверь закрывайте скорее! Ты проходи в комнату, хорошо, мы уж не будем на ветру стоять?
 - Конечно-конечно! – немного растеряно сказал Юрий, и, улыбнувшись в знак ободрения, я направилась в комнату с сыном, который норовил потеребить мои волосы.
 - А где наша тетя Валя? А вот она! Летим к ней скорее! Долетели! Ты мой летчик маленький! – сказала я, поднимая сына над головой, а он звонко захохотал.
 - Здравствуйте!
 - Здравствуйте! – сказала Валя, немного покраснев не то от волнения, не то от неожиданности, и как-то натянуто улыбнулась, неловко поправляя при этом прядь волос, которая лежала так же спокойно, как и была сама Валя несколько секунд назад.
 - Юра, знакомься, моя сестра Валя! Валя, это мой… друг – Юрий!
 - Очень приятно! – сказал Юрий, учтиво поцеловав руку моей сестры, и почему-то как-то виновато посмотрел на меня.
 - Рада знакомству! – сказала Валя, и мне даже показалось, что она покраснела еще сильнее.
 - Сенечка, солнышко мое, к бабушке пойдешь? – спросила мама, протягивая к моему сыну навстречу руки, Сеню, который мгновенно улыбнулся мне и потянулся к бабушке – А мама с тетей Валей будут накрывать на стол. Хорошо?
 - Да, конечно, – сказала я и буквально утянула за собой старшую сестру, а Юрий подошел к моей маме, и уже через несколько секунд он с восторгом разговаривал с Сеней, который радостно взвизгивал.
 - Женька, скажи начистоту, кто он тебе? – спросила сестра, покраснев от подбородка до кончиков ушей.
 - Валь, как тебе не стыдно? На данном этапе он для меня просто друг, с которым мне приятно и легко общаться, который очень хорошо относится ко мне и сыну, не отделяя нас друг от друга. И я не хочу сейчас загадывать, что будет дальше – нам просто хорошо вдвоем!
 - А он симпатяга! На твоем месте я бы к нему присмотрелась, Жень!
 - Валя!
 - Правда, Жень! Такой симпатичный и даже милый мужчина, как раз то, что тебе нужно: надежный, к сыну хорошо относится!
 - Валь, я прошу тебя, прекрати! Откуда вообще вы все знаете, что мне сейчас нужно? Никто мне сейчас не нужен, и я все бы отдала за то, чтобы со мной и сыном рядом сейчас был Ваня! Он единственный кто по-прежнему мне очень нужен! – сказала я даже не собственной сестре, а всем друзьям и близким, кто в последний месяц стал убеждать меня, что пора бы начать жить заново и обратить внимание на молодых людей вокруг, что с Юрой мы красиво смотримся вместе, и, бросив на стол полотенце, что я зачем-то сдернула с крючка около раковины, стремительно вышла из кухни, прихватив одну из салатниц.
 - Женя, что-то случилось? – спросила мама, взглядом давая мне понять, что моя истерика сейчас более чем бессмысленна.
 - Нет! Нормально все! – сказала я, глубоко вдохнув и выдохнув, и опустила блюдо на стол.
 - Ты уверена?
 - Уверена, мам, уверена! Все в порядке, не волнуйся! Это кто у меня глазки уже трет? Спать захотел, родной мой? Пойдешь к маме, мама тебя в кроватку уложит, сказку почитает, пойдем? Пойдем, мой сладкий! Мам, со столом закончите без меня, ладно?
 - Конечно, закончим. Пойдите, укладывайтесь! – сказала мама, коснувшись моего плеча, поцеловала в щечку Сеню, который тихонько зевнул и склонил голову к моей шее.
 - Сейчас мы ляжем спать, солнышко! Вот так мы спать хотим! Маленький мой! – говорила я сыну, поглаживая его по головке, когда уходила в маленькую комнату.
Сеня уснул довольно быстро, не дослушав до конца сказку, которую я ему читала. Еще несколько минут я сидела около его кроватки, оперевшись о решетку перекрещенными руками, на которых лежала моя голова. Почему-то так захотелось, чтобы именно сейчас кто-то оказался рядом и поддержал, просто побыл рядом, ничего не требуя взамен. За дверью слышался тихий разговор, который резко прекратился в тот самый момент, когда я смахнула слезинку со щеки и, взглянув на личико сына, улыбнулась сквозь слезы.
 - Можно? – тихо спросил Юра, чуть приоткрыв дверь, а я кивнула ему в ответ, стирая при этом как-то неловко слезы с лица, и указала на табурет, стоящий около углового шкафа – Уснул?
 - Уснул, даже сказку не дослушал до конца! Прости за эту глупую сцену! – шепотом сказала я, посмотрев в его глаза, которые при свете луны, что робко заглядывала в окно, показались мне совсем не такими обычными, какими я видела их до этого момента.
 - Ничего! Ерунда! Я понимаю все!
 - Спасибо тебе!
 - За что?
 - За все! Разве это важно за что?
 - Не знаю. Тебе виднее, наверное.
 - Юра.
 - Что?
 - Обними меня, пожалуйста! – сказала я, посмотрев на него с надеждой, а он смотрел на меня так, словно что-то хотел сказать, но передумал – Не говори ничего, просто обними меня, пожалуйста!
Хотя я чувствовала некоторую растерянность Юры, которая ушла уже через несколько секунд после того, как его руки опустились на мои плечи, а моя голова легла на его плечо, такое теплое и родное, что мне захотелось обо всем мгновенно забыть. Как моя рука опустилась в его руку, как я поддалась немного неловкому поцелую, которого сама испугалась, как огня, но мгновенно успокоилась, будто какой-то внутренний голос убеждал меня, что я все делаю правильно.
 - Прости! Прости! Женя, прости! Какой же я дурак!
 - Спасибо тебе!
 - Что? За что?
 - Ты вернул меня к жизни! – сказала я, вкладывая свои пальцы в его ладонь, и Юра, осознавая, что назад дороги нет, не сразу решился крепче сжимать их – Не отпускай меня, пожалуйста!
 - Ты уверена, что сама этого хочешь? Может, мы торопимся?
 - А мы больше не будем торопиться, просто… - сказала я, встав с табурета, и Юра тоже встал, опустив свою руку на мою талию.
 - Просто что? – спросил он все так же шепотом.
 - Просто пусть все будет так, как идет! – сказала я, закрыв глаза, а моя щека соприкоснулась с его щекой, и еще один чуть более длинный поцелуй захватил нас на минуту-другую – Просто поддадимся течению, как лодки.
 - Хорошо, как скажешь! Ты просто знай, что я тебя люблю с самого первого момента, как увидел! Можешь, ничего не отвечать, просто поверь мне и помни об этом всегда!
 - Я буду помнить об этом всегда! – сказала я, не открывая глаз, а моя голова лежала на его плече, прикрытая немного грубой мужской ладонью, словно защищая меня от всего.
 - Может, пойдем, не будем мешать Сеньке спать? – шепотом спросил Юра, держа в своей ладони кончики пальцев моей левой руки.
 - Да, пойдем, – сказала я, взглянув в его глаза, в которых, казалось, тонула луна, он вышел из комнаты, не выпуская моей руки из своей ладони.
 - Ну, наконец-то! А мы вас уже заждались! – сказала мама, хитро улыбаясь не то мне, не то Юре, а я раскраснелась, как помидор – Уснул наш маленький офицер?
 - Уснул! – в один голос сказали мы с Юрой и, переглянувшись, хихикнули в свои ладошки свободных рук.
 - Отлично! Давайте за стол, ребята! Уже год старый провожать пора! Юра, открывайте шампанское!
 - Хорошо, давайте! Хотя нам его нельзя, но сегодня, ладно, немножко можем себе позволить.
 - Совсем-совсем немножечко!
 - Совершенно согласен! – сказал Юра, посмотрев на меня, и улыбнулся, а мама украдкой смахнула слезинку, переглянувшись с папой.

                ГЛАВА 8: ПРАЗДНИК ДЛЯ ДВОИХ
- Привет! – обрадовано сказала я, выйдя из здания университета, когда Юра заключил меня в объятия.
 - Привет! – сказал он, поцеловав меня так, что у меня едва не закружилась голова, после чего подхватил за талию и закружил над землей – Как же я соскучился!
 - Я тоже очень соскучилась! – сказала я, обхватив ладонями его щеки, и крепко поцеловала – Как Спартакиада?
 - Отлично! Ребята отлично справились! А как вы тут без меня?
 - Все в порядке! Я сдала последний экзамен, Сеньке дали место в садике. Осенью пойдет в группу, садик хороший, тот же, в который я сама ходила, представляешь!
 - Здорово! А ты у меня отлично в форме выглядишь! Она тебе очень идет!
 - Спасибо! Ну, может, поедем домой?
 - Поехали. Нас там уже ждут.
 - Не поняла. Кто ждет, зачем?
 - Все наши родные. У нас будет маленький праздник!
 - А что есть повод? Будем праздновать твое возвращение?
 - Повод есть, но не мое возвращение!
 - Какой?
 - Поехали, там все узнаешь!
 - Юр, что это такое? Что за загадки?
 - Ну, Женечка, я тебя очень прошу, подожди немного. Это сюрприз, и я уверен, он тебе понравится!
 - Ну, тогда поехали скорее!
 - Поехали.
 - Пока, Жень! – сказала моя одногруппница Лена, проходя с подругой мимо меня и Юры, снова закружившего меня на руках, а я хоть и не понимала его странного ликования, была так счастлива, что меня совсем не тронул немного завистливый взгляд другой моей одногруппницы, вышедшей из здания чуть позже Лены с подругой.
Ирку Романюк с первого дня в группе прозвали синим чулком, хотя она старалась всегда выглядеть не так как все, но всей своей серостью внутренней дала понять, что ничего неординарного ожидать от нее не стоит. Она всегда старалась держаться в стороне от группы, которая вопреки всему пыталась втянуть ее в общий процесс. Ирка носит очки, одевается практически как мужчина, а все парни нашей группы обходят ее стороной, девчонки даже не видят в ней конкурентки. Я всегда считала себя пацанкой, думала, что одеваюсь как мальчишка и веду себя порой тоже, но Ирка мое мнение кардинально изменила – ее даже первого сентября приняли за парня несколько преподавателей, но саму Ирину это ни капли не смутило, даже создалось впечатление, что ей это и нужно.
 - Что-то не так? – спросил Юра, посмотрев на меня, когда я задумчиво проводила Ирку взглядом.
 - Нет, все в порядке, просто поражаюсь, как девочка может так сильно походить на парня и ни капли этому не смущаться.
 - А это что девушка?
 - Да! А ты что подумал? Только не говори, что ты тоже принял ее за парня!
 - Так и есть. Я подумал, что это этот парнишка на мою Женьку заглядывается!
 - Фу! Юра, как тебе не стыдно? Что ты говоришь такое?
 - Ну, я же не знал…
 - Ладно, поехали уже домой! Хочу свой сюрприз!
 - Поехали! – сказал Юра, открыв передо мной дверцу своей немного поцарапанной девятки.

 - А вот и мы! – сказал Юра, заходя в квартиру, где нас, и вправду, ждали: Сеня, мои и его родители, Валя, ее парень Рома и Юркин старший брат Андрей.
Все они как-то странно смотрели на нас обоих, и тут я поняла, что незнание того, что задумал Юра, это не только меня тяготит, но и всех остальных.
 - Маленький мой! – подхватив на руки сына, который выбежал меня встречать вперед всех – Ну, как твои дела?
 - Холошо! – сказал сын, крепко обнявший меня за шею.
 - А что вы тут делали с бабушкой!
 - Игали в кубики!
 - Какие вы у меня молодцы! – сказала я, поцеловав сына и улыбнувшись маме, коснувшейся спины Сени своей ласковой рукой – Ну, так может, я уже узнаю, по какому поводу такое собрание родственников? Сегодня вроде бы не праздник!
 - Так, сначала предлагаю сесть за стол и немножко всем помолчать!
 - К чему это все, Юр? Ну, ей богу, все свои, и я очень устала от этого экзамена! Давай уже ты расскажешь нам свой повод, и мы поедим, ни о чем не думая!
 - Жень, я прошу тебя, не перебивай меня! Я все сейчас скажу.
 - Хорошо, я готова слушать! – сказала я, сев на диван.
 - Так, отлично! Женечка, я знаю, что обещал тебе, что все будет так, как идет, что не буду торопить события, но все-таки, считаю, что пришло время мне взять все в свои руки. Жень, мы с тобой встречаемся всего полгода, я понимаю, что это совсем небольшой срок, но для меня это очень большой срок! Подожди-подожди, не говори ничего, я тебя прошу! – сказал Юра, заметив мой немного тревожный взгляд – Не буду много говорить – вижу, уже всем поднадоел… Женечка, я прошу тебя сейчас, в присутствии всех наших близких, Я ПРОШУ ТЕБЯ СТАТЬ МОЕЙ ЖЕНОЙ!
Я и слова не могла сказать, когда Юра посмотрел мне в глаза и вытащил из кармана маленькую коробочку, в которой лежало кольцо, означавшее, что пришло мое время перестать быть одинокой.
 - Ты согласна? – спросил Юра, видя мое замешательство.
 - Согасна! – сказал вдруг Сеня, и все засмеялись, да и я с ними сквозь слезы счастья и восторга.
 - Устами младенца глаголет истина! – сказала я, просмеявшись -  Я согласна!
 - Тогда надень его, пожалуйста!
 - Хорошо. Такое красивое! Спасибо тебе!
 - За что?
 - За то, что так вовремя появился в моей жизни! – сказала я, и Юра увлек меня в поцелуй, от которого у меня закружилась голова и легкая дрожь пробежала до кончиков пальцев.
 - Я так тебя люблю!
 - И я тебя очень люблю! Не оставляй меня никогда, пожалуйста!
 - Обещаю, я всегда буду с тобой! – сказал Юра, обхватив ладонями мое лицо, и еще раз поцеловал.
Я заметила, как мама не украдкой стерла слезы с лица, как папа подмигнул мне левым глазом, обнимая ее за плечо, как переглянулись с улыбками его родители, как Валя с Ромой, тоже улыбаясь, крепче сомкнули руки.
 - Ну, что ж, раз уж такое дело, надо бы начать готовить свадьбу?
 - Пап!
 - Что? Я что-то не так сказал? Сын, ты даже не говори ничего! Женечка, будем рады принять тебя в свою семью! Даже не ожидал, что ты станешь такой, хотя ты тогда еще свой мужественный характер показала! Молодец!
 - Спасибо! Я тогда еще совсем ребенком была, характер часто показывала! Надеюсь, вы на меня не в обиде?
 - За то, что ты ушла к Сергею Анатольевичу что-ли? Глупости какие! Такое случается в мире спорта, и хуже бывает, сама знаешь!
 - Это точно!
 - Поздравляю тебя, сестренка!
 - Спасибо, Валечка!
 - Нет, ну Сенька-то хорош – выдал мамку замуж! – сказала Валя, подмигнув племяннику, когда выпустила меня из объятий.
 - Ну, как мужчина сказал, так и будет! Да, Сенька? – обратился папа к внуку, посадив его к себе на колени,  Сеня не мог понять, почему же все вдруг стали смеяться над его словами.
 - Юр, у меня будет одно условие… Только пойми меня правильно.
 - Какое?
 - Мы просто распишемся, и не будем устраивать пышной свадьбы.
 - Ну, что ж, слово любимой женщины для меня закон! Пусть будет так!
 - Ты не обижаешься?
 - Нет, что ты. Я все понимаю!
 - Правда?
 - Правда! Все будет так, как ты захочешь, главное, что ты будешь со мной навсегда!
 - Спасибо тебе!
 - Я очень тебя люблю!
 - И я тебя! – шепотом сказала я, а Юра увлек меня в поцелуй под изумленное молчание нашей родни.
 - А что все так замолчали? – спросила я, держа руки на плечах Юры, который крепко прижимал меня к себе.
 - А как же… без свадьбы-то? – спросила моя бабушка, переглянувшись с мамой.
 - Почему же без свадьбы? Свадьба будет, только не будет торжественной регистрации, лимузинов, платьев и прочего. Эти причуды нам ни к чему, просто посидим у нас дома, и все! Только не надо на меня так смотреть! Мы любим друг друга, и это главное! Это ведь праздник по сути только для нас двоих, а для вас очередной повод порадоваться за своих родных?!
 - Согласен! И давайте не будем больше ничего говорить об этом! Давайте лучше чай пить.
 - Давайте. Что ж с вами сделаешь, молодежь? – посетовала мама, слегка поправляя прическу.
С этого дня я совершенно перестала замечать, как летит время – мы все дни даже в спортзале проводили вместе, хотя, несмотря на присутствие Юры, которое меня, безусловно, радовало, я была собранной и сосредоточенной, как всегда, чему не переставал удивляться Сергей Анатольевич, день за днем, раз за разом отмечавший мои успехи.
И этот день незаметно настал… мы стали мужем и женой. За скромной церемонией регистрации, к которой я купила нарядный белый брючный костюм и постаралась сделать все, чтобы выглядеть менее вычурно, последовал маленький семейный праздник в загородном доме моих бабушки и дедушки. Веселились мы вместе с гостями от души, только, приглашенная на свадьбу, моя подруга Оля то и дело сокрушалась, что я отказалась от пышного наряда (ей так хотелось увидеть меня в белом платье, в отличие от меня самой!). Мне просто было легко и приятно видеть его взгляд на себе, когда Валя, мама и Оля утянули меня танцевать цыганочку.
 - Устала? – спросил Юра, когда я подошла к стареньким широким качелям, на которых он сидел с Сеней на руках.
 - Немного! – тихо ответила я, кутаясь в тоненькую ажурную шаль, хотя было совсем не холодно, просто легкий летний ветерок прохладой щекотал мои обнаженные руки.
 - Ну, иди ко мне! – улыбнувшись, сказал он и поднял вверх руку, которая опустилась на мое плечо, как только я села рядом и склонила голову к широкому плечу своего мужа.
Я провела рукой по голове сына, который находился уже в полудреме, посмотрела в его глазки и чмокнула в лобик. Сын закрыл глаза,  Юра посмотрел на меня и на Сеню, которого я чмокнула в макушку. Мы просто молчали, покачиваясь на качели, казалось, думая об  одном, под их мелодичное поскрипывание.
 - О чем ты думаешь? – шепотом спросила я, не поднимая головы с Юркиного плеча, поглаживая при этом голову сына одной рукой, другую держа на груди мужа.
 - Я? – спросил он и как-то странно вздохнул – О том, как хорошо, что ты появилась в моей жизни!
 - И все?
 - Да! А зачем мне думать о чем-то еще, когда ты со мной рядом? Я же так тебя люблю!
 - И я тебя люблю! Спасибо, что ты у меня есть! – сказала я, крепче прижимаясь к Юркиному плечу, а он поцеловал меня в лоб и больше ничего не стал говорить, поняв, что слова сейчас не нужны.
На небе горели звезды, смотря на нас свысока, и именно в этот момент я чувствовала себя такой спокойной, какой перестала быть с момента гибели Вани, который, как мне хотелось верить, смотрел на меня свысока и радовался тому, что я стала счастливой.
 - Ну, что, молодежь, вы еще не уснули под ритмичный скрип наших качелей? – шепотом спросила мама, подошедши к качелям.
 - Нет! – шепотом ответил Юра, и я улыбнулась, подняв голову с его плеча – А вот Женя с Сенькой, кажется, уснули!
 - Да уж! – сказала я, потирая немного сонные глаза, и поняла, что вздремнула.
 - Ну, может, пойдете ложиться? Я вам постелила.
 - А сколько время сейчас? – зевая, спросила я.
 - Одиннадцать, начало двенадцатого.
 - Да, пожалуй, пора спать. Сенька вон давно спит…
 - Смотри-ка, как он сладко у Юрочки на руках уснул!
 - Да. Еще бы! Они ведь теперь родня!
 - Я унесу его в кровать, – сказал Юра, предугадав то, что я лишь подумала.
 - Хорошо! – сказала я, улыбнувшись, и мы поцеловались.
Юра с Сеней на руках пошел вперед, а мы с мамой, которая обняла меня за плечо, направились следом за ним в дом.
 - Мам, ты что плачешь? – спросила я, заметив слезинку на маминой щеке.
 - Я просто очень рада, что ты счастлива, что у тебя есть Юра, есть Сеня! Я так боялась, что после того, как погиб Ванечка, ты не сможешь придти в себя! Как ты измучилась тогда! Людей не узнавала…
 - Мамочка, родная моя! – сказала я и крепко обняла маму, которая обняла меня из всех сил, словно боялась потерять – Все хорошо, все позади! В жизни всякое случается! Уже два с половиной года прошло… Я уверена, Ваня рад видеть, что я счастлива, ему бы не понравилось, если бы я обрекла себя на одинокое существование и сходила от горя с ума!
 - Девочка моя! Я так тебя люблю!
 - И я тебя очень люблю! – сказала я, обхватив мамины теплые щеки своими ладонями, после чего еще крепче обняла ее – Ну, идем в дом?
 - Да, идем, – сказала мама, стерев слезинки в уголках глаз – Сегодня все устали!
 - Еще бы, так отплясывать! Ты у меня всех за пояс заткнула, даже меня!
 - Ой, ладно тебе!
 - Да-да! Мам, ты у меня просто звезда!
 - Все-все, идем спать! Звезда! Скажешь тоже! Папка вон уже вырубился, как говорят, уже давно! – сказала мама, и мы с ней усмехнулись.
 - Вот он-то вообще с тебя глаз не мог отвести! Он мне точно не даст соврать!
 - Да он с меня уж двадцать шесть лет глаз не сводит! – не без гордости сказала мама, и я крепче обняла ее.
 - Но сегодня он смотрел на тебя просто завороженно!
 - Да, такая я! – наконец-то сдалась мама и усмехнулась – Все, спать-спать-спать!
Около лестницы, ведущей на второй этаж, я еще раз поцеловала маму, а наши глаза все сказали за нас.
 - Спокойной ночи, солнышко!
 - Спокойной ночи, мамочка! – сказала я, поцеловав маму в щеку, и направилась наверх.
 - Иди-иди! У тебя первая брачная ночь!
 - Мама!
 - Что? Разве я не права? – спросила мама с хитрой улыбкой на лице, а я, с улыбкой качнув головой, направилась к мужу.
 - Уложил? – спросила я, тихо закрыв дверь комнаты, освещенной легким светом старого, но прекрасно сохранившегося торшера.
 - Да! Он только на бок повернулся, и ручонки под щеку положил! – сказал Юра и, подойдя ко мне, крепко обнял за талию.
 - Да, он так всегда! Сама себе завидую даже, что сын такой спокойный! Хотя днем он, конечно, дает всем жару!
 - Это точно! – сказал Юра и улыбнулся, крепче прижимая меня к себе – Весь в тебя!
 - Нет! Это он не  в меня такой, а… - сказала я и осеклась, не докончив фразу.
 - В отца, понимаю! – сказал Юра спокойно и поцеловал меня, словно давая понять, что я все делаю правильно – Не волнуйся! Жень, по-моему, тебе уже пора успокоиться – ты моя жена, Сеня твой сын, и я не стану вычеркивать ничего из твоей жизни! Я просто права на это не имею!
 - Да, я знаю! Просто…
 - Просто я тебя очень люблю и Сеньку тоже не могу не любить! Для меня вы одно целое!
 - И я тебя люблю, очень! – сказала я, а Юра так крепко обнял меня и начал целовать, что я всем своим существом чувствовала, как между нами нарастает страсть.
Я чувствовала, как его рука, такая теплая и нежная, несмотря на всю свою некоторую жесткость, в силу особенностей мужской кожи, скользит по моей спине под легкой безрукавной блузочкой и, закрывая глаза, позволила ему любые нежности и безрассудства. Он увлекал меня в свою страсть, и я становилась способной на все: мне хотелось его удивлять, хотелось слушаться его, как маленькой девочке, но именно сейчас я понимала, что все делаю правильно и перестала о чем-либо думать.
***
 - Доброе утро, мамуль! – сказала я, когда мы с Юрой в обнимку зашли в кухню, где мама с бабушкой уже что-то готовили.
 - Доброе утро, Анна Анатольевна, Елена Сергеевна!
 - Доброе утро, молодожены! – сказала мама и как-то хитровато улыбнулась, посмотрев на мои волосы – Выспались?
 - Да! – сказала я с улыбкой, склонив голову к мужу, который крепко обнимал меня за талию.
 - Кушать хотите?
 - Хотим! – сказала я, слегка прикусив подушечку указательного пальца, и заметила восхищенный взгляд мужа на себе – Что? Почему ты так на меня смотришь?
 - Я? Обожаю просто, когда ты так делаешь! – сказал он с улыбкой, увлек меня в поцелуй и вдруг подсадил меня к себе на руки, а я только и успела ухватиться обеими руками за его шею, не прекращая целоваться.
 - О! Вот это резвится молодежь! – услышала я немного сонный голос папы.
 - Доброе утро, папочка! – сказала я, по-прежнему сидя на руках Юры, который поддерживал меня за ноги и попу, едва прикрытую короткими шортами.
 - Доброе утро, Владимир Арсеньевич!
 - Доброе утро, ребята! – сказал папа и смачно зевнул, прикрывая рот своей большой ладонью – Не тяжело или своя ноша не тянет?
 - Нет! Она ж как пушинка легкая! – сказал Юра и крепко чмокнул меня в губы, а я чувствовала, как мне хочется, чтобы он делал это снова и снова и не останавливался – Я всю жизнь ее готов на руках носить!
 - Вот это слова настоящего мужчины! Смотри у меня, Юрка, не вздумай уронить наше сокровище!
 - Пап! – сказала я, надувая губки, как в детстве.
 - Что? Что я не так сказал?
 - Он меня ни за что не уронит, правда ведь?
 - Конечно, нет! Это я тебе обещаю! – сказал Юра и поцеловал меня в губы так, как целуют украдкой, словно стремился затянуть удовольствие и заставить меня сильнее этого захотеть.
 - Ну, ты только посмотри на них! Разве они смогут друг без друга? Молодежь, давайте за стол – все остальное после завтрака. Я пойду, посмотрю, не проснулся ли наш маленький офицер!
 - Хорошо! – сказала я и ловко спрыгнула на пол – А где Валька? Неужели еще спит?
 - Не выходили еще.
  - А, ну, да! Наши голубки никак не могут еще насладиться друг другом!
 - Женька!
 - Что? – спросила я, взяв в рот кусок оладьи, взятой из блюда со стола – Черт, горячо!
 - Ну, куда ты торопишься? – спросила бабушка, с улыбкой покачав головой – кашу поешь сначала.
 - Просто не могла удержаться, бабуль! Ты же знаешь, мне все это нельзя есть, я много себе позволить не могу, а когда нельзя, тогда намного вкуснее!
 - Ой, Женька-Женька! Давайте, ешьте кашу, ребята, ешьте! Полезно, вкусно, а главное МОЖНО! – сказала бабушка, слегка коснувшись пальцем кончика моего носа, и я рассмеялась, а Юра и папа подхватили мой смешок.
 - Бабуль, а деда где?
 - Он на рыбалку усвистал рано утром, рыбы на ужин наловить, уху хочет!
 - Ясно! Так только деда может – отгулять допоздна свадьбу внучки, а раным рано побежать на рыбалку!
 - Да, такой он у нас!
 - А что ж он никого с собой не позвал?
 - Ты ж сама только что сказала, что он у нас один такой! Сколько не выпьет, утром как огурчик – бездонное дно у него там! Вы с Юркой не рыбаки сегодня, Рома тоже, Валентина и вовсе не любит рыбачить, а папка твой с бодуна не пойдет же всю рыбу распугивать!
 - Мам! – сказал папа, залпом выпивший стакан воды.
 - Что? Разве не так?
 - Ну, ты скажешь тоже! – сказал папа, усмехнулся, покачал головой и почесал свой немного выдающийся живот, а мы с Юрой, переглянувшись, засмеялись себе в ладони – Я и не пил почти. У нас свадьба трезвая была – спортсмены же поженились!
Мы с Юрой переглянулись, обменялись улыбками, и тут я заметила у него на носу крупинку из каши. Он сначала был в некотором недоумении, почему я вдруг засмеялась так, что даже чуть хрюкнула. Я, продолжая смеяться, указала Юрке пальцем на нос, мгновенно взяла его за обе руки, поднятые над плечами и, едва коснувшись губами его носа, сглотнула крупинку. Еще несколько секунд мы не шевелились, и мне казалось, даже не дышали.
 - У тебя тоже… - своим сексуально томным шепотом произнес Юра, открывший глаза.
 - Что? – спросила я, а мой нос почти соприкасался с его носом.
Его лицо оказалось так близко к моему, что мы носами потерлись друг о друга. Не дав мне опомниться от этой безудержной нежности, Юра поцеловал меня сначала в нос, потом в щеку рядом с ним, потом очертил губами дорожку из поцелуев до уголка губ, а когда увлек меня в нежный  поцелуй, у меня сладостно закружилась голова и все вокруг будто растворилось.

                ГЛАВА 9: КАК МАЛО НУЖНО ДЛЯ СЧАСТЬЯ!
 - Привет, мамуль! – сказала я, заходя в квартиру, где мама с Сеней вели тихий, но оживленный разговор, сидя на полу в гостиной.
Мой четырехлетний сынишка среди своих сверстников стал выделяться давно своей рассудительностью. Он очень любит поговорить, как с детьми, так и с взрослыми, причем так серьезно, будто бы совсем по-взрослому. Этой милой и ошеломляющей рассудительностью Сеня, помимо родни, которую очаровывал с самого первого момента своего появления, а потом и первых рассудительных слов, обаял уже всех соседей и случайных прохожих.
 - Привет! – сказала мама, подняв ко мне глаза, перед этим переглянувшись с Сенькой.
 - Мамочка пришла! – радостно вскрикнул сын и, сбросив с плеч на пуфик в прихожей рюкзак, я протянула ему навстречу руки.
 - Родной мой! – сказала я, подхватив на руки сынишку, который обхватил меня за шею и прижался к моей щеке своей теплой щекой – Как же я тебя люблю!
 - И я тебя люблю, мамочка, сильно-сильно! – серьезно так, по-мужски, но с улыбкой сказал сын.
 - Что вы тут делали без меня?
 - Мы читали книжки, рисовали и играли в слова.
 - Да? Ну, ничего себе, сколько вы дел сделали!
 - Да, мы молодцы! – сказал сын и мы с мамой, переглянувшись, усмехнулись – Но это мы еще поленились!
 - Молодцы! Вы у меня просто умнички!
 - Мамочка, а как ты сдала зачет? – рассудительно спросил Сеня.
 - Отлично! Твоя мама с двумя зачетами отлично справилась!
 - Честно?
 - Вот тебе честное слово настоящего милиционера!
 - Хорошо! Ты у меня самая лучшая!
 - Устами младенца глаголет истина! – улыбаясь, сказала мама и от умиления даже прослезилась.
 - Да! – сказала я, чмокнув Сеню в щечку, провела ладонью по его голове и спустила на пол – Как же я устала сегодня!
 - Есть хочешь?
 - Да, пожалуй, поела бы чего-нибудь! Только не говори, что ты еще и ужин приготовила!
 - Ну, да. Я просто знала, что ты придешь поздно, и готовить тебе будет некогда, вот и сварила супчик из того, что было.
 - Что бы я без тебя делала, мамуль? Мне даже в магазин сегодня было некогда зайти, в холодильнике шаром покати! – сказала я, снимая кроссовки, у которых неожиданно запутались шнурки – Черт! Хорошо, что Юрки сегодня нет – мне бы даже нечем было мужика покормить! Хозяйка из меня…
 - Ладно тебе, жизнь молодая, надо все успеть. А у плиты еще успеешь настояться!
 - Да, не говори! Только бы еще в сутках было не двадцать четыре часа, а на пару-тройку часиков побольше, а-то мне никак не удается успеть обогнать время. Мне кажется, я столько всего не успеваю!
 - Ты уверена, что мне не нужно остаться с тобой сегодня?
 - Все нормально, мам! Мы справимся с Сенькой, завтра у меня тренировки нет, а с зачета я рано освобожусь. Слава богу, он последний! Физподготовку и уголовное право я сегодня сдала, завтра только криминалистика, но я к ней готова на все двести процентов! А вечером уже Юрка приедет! Я как раз успею ужин к его приезду приготовить, как нормальная жена.
 - Господи, Женька! Слова-то какие страшные! Криминалистика, уголовное право.
 - Мам, я прошу тебя, не надо! Ты прекрасно знаешь, что я этого хотела осознанно и ни капли не жалею о своем выборе! – сказала я, расстегнув ремешок на кармане своих брюк цвета хаки, который едва не зацепился за висевшую на поясе цепочку из крупных звеньев – Сенечка! А смотри, что мама тебе принесла!
 - Ой, свистулька!
 - Да! Настоящая милицейская! Только ты в нее сейчас не свисти, хорошо, уже все спят?
 - Хорошо, мамочка!
 - Беги, поиграй немного с бабушкой, а мама покушает, покупается и придет за тобой. Хорошо? – спросила я, а Сеня, кивнув головой, побежал в гостиную, где организовался небольшой гараж из его машинок.
Я с улыбкой несколько секунд смотрела ему вслед и как он, утащив бабушку за руку, увлек ее в игру, после чего, тихонько напевая песню, которую слышала по радио, включенное в чьей-то машине, где-то по дороге, повернулась в сторону ванной.
Положив на верхнюю полку в прихожей, оставленный не на месте мотоциклетный шлем, я поразилась собственной сегодняшней рассеянности, хотя на дороге я была собранной, как подобает самому дисциплинированному водителю. После того, как я получила права полтора года назад, я сразу принялась собирать мотоцикл из старого папиного «железного коня», на котором он ездил еще в юношестве. Уже год я рассекаю на своем творении по дорогам города так легко, что водители с большим стажем удивляются и даже приходят в состояние шокового недоумения. Хотя я и люблю скорость, на дороге веду себя дисциплинированно. При этом я внимательно слежу за происходящими вокруг передвижениями, «как заправский мент» - как говорит папа, относящийся, как и муж, к этому явлению спокойно, а вот бабушка и мама предпочитают не просто не видеть меня «в седле», а даже не могут представлять, что я вытворяю на дорогах.
Вода будто бы смывала с плеч усталость, своим шумом щекоча слух, а я представляла себе, как Юрка обнимет меня, как только приедет. Именно в те дни, когда его нет рядом, я острее воспринимаю реальность, как-то сильнее устаю, но в то же время понимаю, что для счастья мне нужно совсем немного – просто, чтобы его руки крепко обняли меня, чтобы его дыхание касалось моего лица, когда поцелуй заманивает нас в свои сети.
***
 - Все-таки какая же отличная штука эта вода! Просто другим человеком выхожу из душа! Как заново родилась! Ой, папа!
 - Ну, с легким паром что-ли! – сказал папа, когда я вышла из ванной комнаты в своем теплом желтом махровом халате и с намотанным на голову полотенцем.
 - Спасибо, пап! Дай я тебя обниму!
 - Да я ж с улицы, а ты только из ванной!
 - Это ерунда, пап! Не зима же! Я так рада тебя видеть!
 - Деда, ну, пойдем прятаться, нас бабушка будет искать! Ой, мамочка!
 - Что, мой маленький герой? Давай, последний раз прячься, и пойдем купаться. Я тебе уже водичку набираю. Нам завтра рано с тобой вставать. Договорились?
 - Договорились! – кивнув головой, сказал сын и потянул деда за руку вглубь комнаты, а уже через несколько секунд установилась тишина.
 - Нашла! Вот вы где! – обрадовано сказала мама, отодвинув штору, за которой скрывается балкон и за которой скрывались наши офицеры, когда я зашла в гостиную с расческой в руке – Дед, ты б хоть свою выдающуюся часть к окну повернул, а-то внука выдал сразу!
Мокрые волосы, спутавшиеся под полотенцем, упали на лицо, когда сын подбежал ко мне и обхватил за ноги.
 - Ну, что, солнышко, будем провожать бабушку с дедушкой и купаться пойдем? – спросила я, обхватив щечки сына ладонями, и заглянула в его радостные глазенки – Ты же мне дал слово офицера!
 - А я его сдержу, мамочка! – сказал Сеня, и мама с папой переглянулись, хихикнув себе в руки – Идем провожать.
 - Идем! – сказала я, взяв сына за руку.
Когда мама с папой вышли за дверь, мы помахали им руками в знак прощания, и как только закрылась дверь, я подхватила сына на руки и понесла в ванную комнату. Он хохотал, как заведенный, как до купания, так и во время, и мне с трудом удалось его успокоить.
 - … И стали они жить да добра наживать… - закончила я сказку, держа книжку раскрытой на последней странице – Все, спи, мой хороший! Завтра тебя ждут великие подвиги! Ага?
 - Спокойной ночи, мамочка!
 - Спокойной ночи, мой хороший! – сказала я, чмокнув сына сначала в одну и в другую щечку, потом в лобик, по которому проводила ладонью еще несколько секунд – Спи, мой маленький герой! Я очень тебя люблю!
Сеня улыбнулся, что давало мне понять, что сын все слышит, хотя глаза его закрыты. Когда я вышла из его комнаты, он тихо посапывал носиком, сложив ладошки под головой, на которой были такие же темненькие волосы, как у Вани в детстве. Я и сейчас помню те детские фотографии, на которых он так же забавно, как Сеня улыбается, хотя смотрела их вместе с Ваниной мамой еще до Сенькиного рождения. Тогда мы собрались у них на поминки на сорок дней, и даже не устраивали никакого сбора гостей – просто собрались самые близкие Ване люди и вспомнили все самое хорошее, что было с ним связано. Мы долго просидели с Алиной Викторовной рядом, рассматривая старые фотоальбомы, на которых Ваня был запечатлен с того самого момента, как выписался с мамой из роддома до самого последнего года своей жизни. Даже ту фотографию, которую нам отдали уже после Ваниной гибели, с места службы, мы не смогли обойти стороной, хотя тогда было невыносимо больно на нее смотреть.
Я глубоко вдохнула и выдохнула, не сдержав невольную слезинку от, неожиданно пробужденных в душе, болезненных воспоминаний и на несколько секунд закрыла глаза, навалившись на стену в длинном коридоре. Я и сама не понимала, почему снова стала вспоминать так болезненно Ваню и его гибель, которую мне пришлось пережить, будучи маленькой мамой, которая неожиданно была вырвана из детства, когда так хотелось еще задержаться в нем хотя бы на чуть-чуть.
 - Так, все, спать-спать-спать! – сказала я, утерев ладонями повлажневшие глаза и направилась в спальню, где меня сегодня ждала одинокая и холодная постель.
Мобильный телефон на прикроватной тумбочке вдруг подал сигнал вызова, когда я уже забралась под одеяло и даже обхватила руками подушку.
 - Алло!
 - Привет, малыш!
 - Привет! – сказала я восторженно, услышав в трубке голос Юры, который был явно в более приподнятом настроении, чем я, и мне вдруг так захотелось быть с ним рядом.
 - Ну, как вы там без меня?
 - Все хорошо!
 - А что у тебя с голосом? Ты что плачешь?
 - Нет!
 - Женя!
 - Я просто… просто очень соскучилась! Когда ты вернешься домой уже? Мне так грустно без тебя!
 - Я тоже очень скучаю без тебя! Ты не волнуйся, я уже завтра вечером буду дома, ты же знаешь!
 - Знаю! Я буду очень тебя ждать!
 - Я люблю тебя очень!
 - И я тебя очень люблю! Ну, не будем долго разговаривать, это ведь дорого.
 - Ну, не дешево, конечно. Завтра я приеду, и все тебе расскажу, мы с тобой обо всем поговорим.
 - Да, конечно. Ну, пока!
 - Пока! Поцелуй за меня Сеньку!
 - Обязательно!
 - Ну, все, целую тебя, солнце мое! Пока!
 - Целую! Пока! – сказала я, и с легким сердцем отключила соединение.
Мне вдруг стало так легко, словно и не было никакой тяжести на сердце еще пару минут назад. Я закрыла глаза, и даже не заметила, как уснула. Мне снился светлый хороший сон, в котором мне никуда не нужно было спешить, не нужно было никому ничего объяснять – я просто чувствовала себя легкой, как бабочка, и даже когда прозвенел неназойливо будильник, эта легкость меня не покинула. Я проснулась с уверенностью, что этот день пройдет так же легко, как и ночь.
Когда я зашла к сыну в комнату, он еще спал, сложив ручонки под голову. Я недолго простояла в дверном проеме, смотря на его умиротворенное выражение лица, и даже не хотела тревожить.
 - Сыночка, просыпайся, родной мой, пора вставать! – сказала я, склонившись к лицу сына, и поцеловала его в висок и в щеку – Давай, мой хороший, открывай глазки! Вот молодец! Иди к маме, и пойдем умываться!
  Сеня ухватился руками за мою шею, и пока я несла его в ванную комнату, он успевал досыпать на моем плече.
 - Все, умываемся, солнышко! Вот так! Остатки сна прогоняем, и бегом одеваться!
Пока сын уже веселый и бодрый, будто и не спал несколькими минутами ранее, самостоятельно надевал штанишки и футболку, я успевала пролистывать конспекты по криминалистике, за которую даже не волновалась. Подмигивая сыну, я пожевывала яблоко, а конспект, раскрытый перед моим взглядом, лежал на подоконнике.
 - Мамочка, я готов!
 - Умничка! А теперь, берем пакетик, надеваем кроссовки и едем в садик, пока всю кашу там без тебя не съели!
Сын ловко застегнул заклепки на кроссовках, которые я надевала ему, пока он сидел на пуфике и теребил ключи, которые выпросил у меня подержать. Иногда мне становится очень грустно, что Сенька так быстро становится таким взрослым и самостоятельным, но чаще всего я горжусь своим сынишкой, как самым дисциплинированным и настойчиво целеустремленным «маленьким офицером».
 - Ну, все, идем?
 - Идем, мамочка! – сказал Сеня, взявшись так крепко за мою руку, будто не я собиралась вести его в детский сад, а он меня собрался провожать на работу, как настоящий надежный мужчина.
Иногда мне самой всерьез не верится, что моему сынишке уже совсем скоро исполнится пять лет – слишком уж серьезно он часто рассуждает, хотя и детской наивности не убавляется.
***
Сеня уже мирно спал в своей постели, когда под неярким светом вытяжки на кухне я занималась готовкой. Глаза уже немного устали, и, казалось, что еще немного, и я свалюсь с ног, а если присяду, то и вовсе усну. День, который прошел спокойно, почему-то так сильно меня вымотал, что я чувствовала полную потерю всяких сил, и мне хотелось только одного...
Потерев рукой глаза, я на несколько секунд закрыла их, выронив из второй руки деревянную лопатку, которой помешивала блюдо, готовящееся в сковороде, а что-то теплое коснулась моего уха, словно чье-то дыхание. Надо же, я даже не услышала, как он открыл дверь и как зашел!
 - Привет, малыш! – сказал шепотом Юра, крепко обняв меня за талию обеими руками, на которые я опустила ладони, словно стараясь крепче прижать их к себе.
 - Привет! – шепотом сказала я, не открывая глаз и запрокинув голову на его плечо – Наконец-то ты приехал!
 - Я так соскучился! – сказал Юра, поцеловав меня в шею, а я повернулась к нему лицом, и еще более страстным поцелуем он вдруг прогнал из моего сознания всю усталость и негативные мысли.
 - И я… очень… соскучилась! – переводя дыхание, сказала я, опустив, вытянутые вперед руки, на его плечи – Что новенького?
 - Все отлично! Мы взяли все награды!
 - Я знала, что ты у меня лучший!
 - Да, и так думаешь не только ты! Представляешь, представители Федерации даже предложили поехать в Москву и тренировать молодежную сборную.
 - В Москву?
 - Да! Представляешь, как они были поражены нашими успехами!
 - Это же… отлично! – сказала я, растеряно смотря в сковороду.
 - Солнце, ну, что такое? – спросил Юра, обхватив ладонями мои щеки, и с такой нежностью заглянул в мои глаза, с какой смотрят только на детей и самых близких людей – Что случилось?
 - Ничего!
 - Неужели ты подумала, что я согласился?
 - А разве нет? Это ведь такой шанс!
 - Но я сказал, что мое место здесь! У меня семья, и я не могу ее бросить! Моя семья, это ты, Сеня, мои ребята, наконец! – сказал Юра, обхватив ладонями мои щеки – Я вас всех ни за что не брошу! Я же вас люблю!
 - И ты из-за нас отказался от такой возможности?! Я так тебя люблю!
 - Ты мое сокровище! – сказал Юра, стараясь как можно крепче обнять меня, и я на несколько секунд закрыла глаза.
 - Ой! Черт! Сейчас все сгорит! – громко вскрикнула я, услышав злобное шипение, что шло из сковороды – Ай!
 - Осторожно! Что ж ты делаешь-то? – прижав мой палец, который я слегка обожгла, схватившись зачем-то за край сковороды, к мочке своего уха, потом несколько раз поцеловал его подушечку – Больно?
 - Чуть-чуть! – сказала я, а улыбка на лице невольно стала шире.
 - Жжет?
 - Совсем немножко! Правда!
 - Ну, хорошо, если ты говоришь мне правду!
 - Разве я могу тебя обманывать? Я клянусь, что говорю тебе только правду и ничего кроме правды! Могу даже на Конституции поклясться!
 - Женька!
 - Что?
 - Ты что ни дня без своей Конституции прожить не можешь?
 - Почему же не могу? Очень даже могу! Это просто шутка! Это я без вас, моих родных, прожить не смогу! Ты ужинать будешь? – спросила я, поглаживая его голову, покрытую очень короткими, но мягкими волосами, которые приятно щекотали мне ладошки – Черт! Кажется, Сенька проснулся!
 - Иди-иди к нему, я справлюсь!
 - Ага! Иду-иду, мой маленький! – сказала я, на ходу скинув с себя фартук.
Когда я зашла в комнату, Сеня сидел на своей кровати, потирая полуоткрытые глазенки и, как мне показалось, даже всхлипнул.
 - Сенечка, солнышко, что случилось? – спросила я, чмокнув сына в щечку – Сон плохой приснился? Ну, что ты? Мама с тобой, никуда от тебя не ушла! Давай, ложись, давай, головушку на подушечку, закрываем глазки! Никакой бабайки нет, она убежала! Честно-честно! Разве моего маленького офицера может напугать какая-то там бабайка?
 - Нет!
 - Ну, вот, давай, ложись, мой хороший, все хорошо, никто тебя не напугает больше!
Когда Сеня затих, опустив голову на свою маленькую подушечку, начал снова посапывать носом, я провела несколько раз ладонью по его голове, а в это время будто нарочно луна сквозь щелку между шторами заглянула в окно, будто подмигивая мне. Я улыбнулась, держа ладонь на затылке сына, а на мои плечи опустились крепкие, но нежные Юркины руки.
 - Уснул? – шепотом спросил он, щекоча своим дыханием мое ухо, и я кивнула.
 - Уснул! – вздохнув, сказала я, смотря на сына.
  Поцеловав сына в лобик, я за руку повела Юру из комнаты. Он смотрел на меня так, словно хотел что-то сказать, но не говорил, ища более подходящий момент, а когда он вдруг подхватил меня на руки и понес в спальню, мне все стало ясно без слов.
 - Ты даже не поужинал!
 - Неважно. Я немножко, мне хватит. Я так соскучился! – сказал он, склонившись к моему лицу, при этом почти накрыв меня собой.
 - Я тоже! – сказала я, опустив руки на его шею и затылок, а когда он увлек меня в поцелуй, мне показалось, что я уже нахожусь в каком-то сне.
 - Я так тебя люблю! – сказал он, проводя ладонью по моему лицу.
 - И я тебя очень люблю! – сказала я, прерывисто дыша, и опустила на его затылок ладонь, которую приятно щекотали его короткие волосы.
***
  - Сенька, давай маме ручку! Не надо баловаться, тебя затопчут сейчас! – сказала я, когда мы с Сеней зашли в электричку – Пойдем, скорее, сядем, посмотрим, как нас бабушка с дедушкой будут провожать!
 - Пойдем! Мамочка, а где же мы сядем?
 - Ну, ничего, сейчас найдем где-нибудь местечко! – сказала я, взглянув на высокого парня, который поспешил усесться на сидение, куда так спешил, что едва не сшиб Сеню с ног.
Он, конечно, даже не обратил внимания ни на меня, ни на сына, продолжая «колбаситься» под громкую музыку, что играла в огромных наушниках, похожих больше на шлем танкиста. В своем, как говорят, отрыве он, видимо, так глубоко завяз, что даже не заметил, как локтем едва не угодил в лицо, скромно севшей рядышком, бабульке с палочкой. Мы с сыном прошли дальше по вагону, и нашли местечко у окна, где через несколько секунд, когда электричка уже тронулась, увидели родных, провожавших нас до вокзала. Папа что-то пытался сказать, но через толстое стекло его не было слышно, хотя Сеня, казалось, понимает его и без слов.
 - Помаши дедушке с бабушкой-то! Все, сейчас их совсем не видно будет, – сказала я сыну, которого усадила на колени.
 - Все, мы уехали! – деловито сказал Сеня, разводя в воздухе руками.
 - Да! Ну, ничего. Дедушка с бабушкой к нам завтра приедут. А мы их завтра выйдем встречать!
 - Мамочка, а бабушка Галя нас тоже там будет встречать?
 - Конечно! Я тебе больше скажу, нас еще дедушка Гена встречать придет.
 - Он твою большую сумку понесет, а я поведу тебя.
 - Хорошо, как скажешь. А меня точно нужно вести? Я ведь знаю дорогу.
 - Чтобы ты не упала, мамочка! Дядя Юра сказал, чтобы я тебя охранял!
 - Правильно! Ты у меня же настоящий мужчина!
 - Какой разговорчивый у вас парнишка! Мой Васька маленький тоже говорливый был, спасу никому не давал!
 - Да! Он у меня любит поговорить! – сказала я, улыбнувшись пожилой женщине, сидевшей напротив нас. Что не спроси, все расскажет! Настоящая находка для шпиона!
 - Мамочка, я не для шпиона, я для тебя! Я же твой подарок!
 - Конечно, ты мой подарок! – сказала я, поцеловав сына в висок.
 - Ой, чудной какой! Подарок! А зовут-то тебя как?
 - Арсений Иванович!
 - Ну, хорошо, Арсений Иванович! Меня Антонина Семеновна зовут! А маму как зовут твою?
 - Евгения Владимировна! – гордо сказал Сеня, выговаривая при этом не все буквы.
 - Вот как маму уважает! Мама-то строгая у тебя, наверное?
 - Нет! Она не строгая, она милиционер просто, ловит преступников!
 - Да?! А папа у тебя кто?
 - А папа умер, как настоящий герой! Я его не видел!
 - Правда, герой?
 - Да, на пожаре в воинской части погиб еще до его рождения! – тихо сказала я, проводя ладонью по голове сына.
 - Я только фотографию видел! Мама сказала, он друга спасал!
 - Значит, гордиться нужно твоим папкой! Таких сейчас днем с огнем не найдешь!
 - А зачем днем огонь – светло же!
 - Ну, эт так говорят, когда очень трудно найти.
 - Мамочка, а мы ведь гордимся папой?
 - Конечно, гордимся, и будем помнить его всегда!
 - А дядя Юра не обидится?
 - Нет, что ты? Ему не за, что на нас обижаться! Он же знает, что у тебя был папа, просто его не стало.
 - Он тебя любит! А папа тоже тебя любил?
 - Конечно, любил, и мама его любила. Поэтому у мамы и папы появился ты! Ты стал нашим подарком, хотя папа и не видел тебя, не успел увидеть.
 - А кто меня принес?
 - Тебя? Тебя ангел принес, пока мама спала. Такой добрый хороший ангел с белыми крыльями, он тебя в них прятал.
 - А ты его видела?
 - Нет, он же тебя принес, когда мама спала, только маленькую записочку оставил у тебя на ручке, вот тут повязал!
 - А где она?
 - Она? Лежит в маленькой коробочке у мамы в тумбочке.
 - Честно-честно?
 - Честное офицерское! Смотри-ка, там радуга!
 - Где?
 - А вон там, где самое высокое дерево! Видишь?
 - Вижу! Какая она большая! Мамочка, а там еще одна!
 - Правда? А мама сразу и не увидела!
 - Мамочка, а папа тоже теперь стал ангелом?
 - Да. Он приходит к тебе, когда ты спишь, охраняет твой сон.
 - А если я притворюсь, что сплю, я его смогу увидеть?
 - Нет. Сыночек, ты же знаешь, что обманывать это плохо! Если ты папу обманешь, он не будет долго приходить, он обидится. Нам людям нельзя видеть ангелов, они ведь невидимые. Если откроешь глаза, он сразу исчезнет.
 - Я не буду никогда обманывать папу! Пусть он приходит, когда я сплю.
 - Вот и молодец! Папа тобой будет гордиться и всем ангелам рассказывать о твоих подвигах.
 - Мамочка, а у тебя тоже есть свой ангел?
 - Да, у всех есть свои ангелы-хранители.
 - А что они охраняют?
 - Они? От всего плохого. Чтобы нас никто не обижал, чтобы мы не делали ничего плохого…
Колеса громко стучали, Сеня все время что-то говорил, задавал вопросы, а мне так хотелось в эти минуты остановить время, чтобы никуда никогда не спешить, чтобы мой Сенька навсегда остался таким маленьким, любознательным и немного взбалмошным ребенком. Глядя в его глаза, я вспоминала, как, готовясь дать ему жизнь четыре года назад, я рассуждала о том, каким он будет – спокойным или шустрым. Тогда я и не могла себе представить, что быть мамой это совсем непросто, а ко всему, что будет относилась с детским интересом, но уже точно знала, что своим сыном буду гордиться. Тихим Сеня был только до  года, а потом с каждым годом, даже с каждым месяцем становился шустрее, и никому не стал давать  покоя. Именно тогда я поняла, что быть мамой это самая тяжелая работа на свете, что детские ожидания остались в прошлом, а сейчас я понимаю, что самая лучшая награда за этот труд – его успехи: первая улыбка, первое слово, первые шаги, и все, что он делает в первый раз и каждый день.
 - Ну, что, пойдем к выходу? Сейчас наша остановка будет.
 - Пойдем, мамочка! – сказал Сеня, крепко взявшись за мои пальцы.
Добрый взгляд пожилой попутчицы провожал нас до выхода в тамбур, и мне даже показалось, что она чуть всплакнула. Я улыбнулась ей на прощание, когда электропоезд, будто выпустив пар, заглушил стук колес, а перед нами открылись двери на платформу, залитую солнечным светом.
 - Вот они наши сорванцы! – услышала я родной голос, и уже семимильными шагами к нам подошел мой дедушка и подхватил Сеньку, который буквально прыгнул к нему в руки, а меня заключила в объятия бабушка.
 - Женечка, солнышко, как же я рада тебя видеть! Какая же ты стала взрослая!
 - Бабулечка, родная ты моя! – крепко обнимая бабушку, сказала я и даже не заметила, как слеза скатилась по щеке – А я-то как рада тебя видеть!
 - Маленькая ты моя! – сказала бабушка и обняла меня еще крепче, словно я могла куда-то пропасть.
 - Ну-ка, дайте-ка я ее зацелую!
 - Дедуля! – воскликнула я, когда дед поцеловал меня, щекоча усами, сначала в одну потом в другую щеку – Как я рада тебя видеть!
 - Я тоже очень рад, что вы, наконец, к нам выбрались из своего мегаполиса! Ну, идемте скорее домой, там вас уха ждет, пироги… да куча всего!
 - Бабуль!
 - Что?
 - Опять кучу всего наготовила?
 - Надо ж вас накормить как следует! Чего вы все своими полуфабрикатами питаетесь. А у нас здесь все свое – молоко, рыба, зелень, все!
 - Ну, идемте уже. Я страшно хочу ухи!
 - Еще бы! Вон как исхудала со своим спортивным режимом!
 - Бабуль!
 - А что, что я не так сказала?
 - Спорт здесь не при чем – просто у меня конституция такая.
 - Конституция у нее такая! Все-то у тебя конституция!
 - А что поделаешь? Вот такая я!
 - Ты у нас просто молодец! Олимпийская чемпионка!
 - Да! Кто бы знал, чего мне это олимпийское золото стоило!
 - Ой, ну, хватит! Что заслужила, то и получила, а все завистники, да ну их к черту!
 - Да, ты права. Юрка тоже самое мне говорит. Идем?
 - Идем, – сказала бабушка, и, мы, обнявшись, пошли по дорожке через пролесок к родному поселку, смотря, как дедушка с Сенькой на плечах бежит вперед. Только радостный визг и смех слышался по всей округе.
Как я люблю этот дом! Еще в детстве он напоминал мне о домашнем уюте во время недолгих перерывов между соревнованиями и тренировками. Мне нравилось подолгу стоять под его немного обветшавшим козырьком, прятавшим от солнца и дождя пролет перед короткой лестницей, ловить руками солнечные блики или капли теплого летнего дождя. После ремонта он и вовсе преобразился, стал как новый, но и не потерял своей чуть застарелой прелести.
Взявшись за перила, я закрыла глаза и вдруг так отчетливо увидела себя маленькую  с дедушкой на рыбалке. Тогда я поймала несколько рыбешек, и в честь такой радости дедушка даже разрешил мне отпустить одну обратно в озеро. Я ликовала так, словно получила золотую медаль, и назад бежала едва ли не вприпрыжку, с гордостью держа в руке ведро с живыми рыбами, плескавшимися в воде.
 - Жень, идем в дом. Чего ты тут стоишь, комаров кормишь?
 - Да так, детство свое вспоминала.
 - Да, помню, как ты подолгу могла сидеть на перилах здесь, а еще говорила все время: «Я солнечных зайчиков ловлю!».
 - Да, здорово было! А я еще вспоминала свою первую рыбалку.
 - О, да, вот это было событие! Ты после этого так к ней пристрастилась.
 - Да. А помнишь, какая я довольная пришла, как будто медаль принесла?
 - Да. Помню-помню. Такое разве забудешь? Ну, все идем в дом, устали с дороги-то ведь!
 - Ну, что ты, не так уж мы и устали. Хотя Сеня с трудом дотерпел до нашей станции, уже вертелся, как уж на сковороде! А я-то привыкла к разъездам, к этим поездам…
 - А Юрка-то что не поехал?
 - Он завтра приедет. Сегодня у него тренировка, к соревнованиям готовит ребят. В понедельник уже соревнования. Последняя тренировка сегодня перед решающим днем, так сказать.
 - Ясно. То-то я смотрю у тебя глазки-то потухшие какие-то!
 - Ну что ты, бабуль? Все хорошо! Пойдем в дом, Сенька там вам поделки свои привез, подарить хочет.
 - Ну, пойдем-пойдем, золотко ты мое! – сказала бабушка, обняв меня за плечо, и мы вошли в дом.

                ГЛАВА 10: ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН
  - Ну, что устал наш именинник? – спросила мама, когда Сеня, сидя на диване, склонил голову ко мне и даже стал задремывать.
 - Нет, бабушка, я не устал! – сказал Сеня строго и потер глаза кулачком.
 - Ну, хорошо, как скажешь! Жень, кажется, телефон звонит.
 - Я возьму. Ну-ка, Сень, привстань. Вот, на бабушку можешь наклониться, – сказала я и побежала в прихожую, где все еще разрывался телефон – Алло!
 - Привет! – раздался в трубке голос Юры.
 - Привет!
 - Прости, что не смог раньше позвонить! Так затянулось все.
 - Ну, как результаты?
 - Что? Прости, я ничего не слышу!
 - Как результаты, спрашиваю? – немного громче сказала я в трубку.
 - Приеду, расскажу! Сеньку позови к телефону! Ребят, ну, тихо вы! Так, притихли срочно все!
 - Сеня, Сенечка! – позвала я сына, который выбежал в проем комнаты и остановился с зажатой в руке, подаренной дедушкой, машиной – Ну, иди сюда скорее – дядя Юра хочет тебе что-то сказать!
Сеня решительно взял у меня из руки трубку телефона и с видом самого делового на свете человека отдал мне машину и взглядом дал понять, чтобы я не мешала мужскому разговору. Я улыбнулась и тихонько ушла в зал, где сидели родители, бабушка с дедушкой и Валя с Ромой, которые ни на секунду не хотели отпускать рук друг друга. Глядя на этих двоих, сложно сказать, что они не муж и жена. Валя всегда была девушкой строгих правил и поэтому позволила себе согласиться на предложение руки и сердца только сейчас, когда их отношения продлились целых пять лет. Именно сейчас о том, что наши «голубки» подали заявление в ЗАГС, и узнали наши родители, которые ждали от Валентины этого уже столько времени.
 - Спасибо, дядя Юра! Вы возвращайтесь скорее, мама без вас очень скучает! Хорошо, обещаю, все сделаю! Пока! Поцелую! Мамочка-мамочка, дядя Юра просил тебя крепко-крепко поцеловать! Вот так!
Когда Сеня смачно поцеловал меня сначала в одну, потом в другую щеку, все восторженно засмеялись.
 - А еще он сказал, чтобы я не давал тебе грустить и никому не давал в обиду! Я пообещал, что все сделаю!
 - Слово настоящего мужчины! – сказал папа, проведя рукой по голове Сеньки – Молодец! Отец бы тобой гордился!
Я улыбнулась и поймала на себе папин гордый взгляд. Мама, улыбнувшись мне, тихонько сжала мою руку в своей, а я улыбалась ей, папе, сыну, да и вообще жизни и думала, что Ваня действительно гордился бы сыном, который к своим шести годам стал на него похожим не только внешне.
Валя и Рома, взглянув на Сеню, переглянулись, и тут же что-то шепнули друг другу на ухо.
 - Чего вы там шушукаетесь, голубки? Может, нам всем уже расскажете? – спросила я, посмотрев на Валю и Рому – У вас от нас есть какие-то секреты, ну, кроме того, что вы уже заявление подали? Валька! Колись!
Валя с Ромой, переглянувшись, захохотали, и мне на секунду показалось, что я уже знаю их секрет.
 - Валька, колись, давай! – сказала я, слегка ткнув сестру в бока, а она завизжала и засмеялась – Я же вижу! Меня ты не обманешь!
 - Да-да-да! – радостно едва не закричала Валя и несколько раз подпрыгнула на месте – Семь недель уже!
 - Валька! Так что ж ты молчишь-то? Родная ты моя! – сказала я, крепко обнимая сестру, которая повисла бы у меня на шее, если бы не была выше ростом – Я так за тебя, за вас, рада! Ребята, ну, что ж вы, как не родные-то, а?
 - Да мы сами-то только вчера узнали. А сегодня у Сеньки день рождения, так мы и решили, что скажем все в один день, чтобы праздник радостнее был!
 - Ребята, поздравляю вас! Ромка, ты смотри у меня теперь, береги Валюшку!
 - Так точно, товарищ участковый!
 - Я не участковый, а только помощник! Но все равно арестовать могу, так что имей в виду!
 - Хорошо! Обещаю, буду беречь, как зеницу ока!
 - Молодец!
Пока папа с мамой поочередно поздравляли Вальку с Ромкой, мы с Сеней обнимались, сидя на диване. На душе было так легко и спокойно, что я даже забыла о времени.
 - Ну, пожалуй, мы по домам пойдем. Время-то позднее уже – детям спать пора.
 - Ну, хорошо. Я вас провожу, – сказала я и встала, одернув блузку, а Сеня, видимо, уже окончательно уставший, опустил голову на диванную подушку и чуть подогнул ноги – А-то мой офицер, и правда, засыпает уже. Ну, пока, Валюш, береги себя! Пока, Ром!
 - Да-да, буду беречь! – сказал Рома, крепче обнимая Валю за талию.
 - Давайте, берегите себя и будьте осторожны на дорогах!
 - Обещаем! Ну, все, пока!
 - Ну, все, пока, дорогая!
 - Пока, мамочка! Пока, папочка!
 - Пока! Сенечка, пока-пока!
 - Пока! – донесся зевающий голос Сеньки из комнаты, и, еще раз поцеловав и обняв родителей, я проводила их взглядом до лифта и медленно закрыла дверь.
 - Ну, что, пойдем спать, солнышко мое? А-то нам с тобой завтра рано вставать. Маме на работу, тебе в садик.
 - Ага! – зевая, сказал Сеня.
 - Идем, мой хороший! – сказала я, обняв Сеню за плечо, когда он поднялся с подушки.
Ночь была такая тихая, что, казалось, в городе и нет никого, даже деревья не шелестели ветвями, не раздавалось шума транспорта, что позволило Сене почти сразу уснуть. Я несколько минут сидела около детской кровати, поглаживая ладонью Сенькину голову, немного грустя о том, что мой маленький офицер так быстро становится взрослым. Он, и вправду, внешне стал очень похожим на своего отца, существование которого я никогда не скрывала, и уже в четыре года сын знал, что его папа погиб, спасая другого человека, когда он только появился на свет. Совсем недавно Сеня стал просить рассказать ему об отце побольше, и я стала рассказывать ему все, что оставила мне жизнь на память о Ване, фотографию которого я бережно храню в альбоме, а образ которого я так и оставила в сердце, хотя и полюбила другого человека. Я не смогла бы никогда сказать, что Юра заменил мне Ваню, потому что Юра занял в ней главное место, он не просто вернул мне ту жизнь, которую гибель Вани у меня отняла, а подарил мне новую жизнь, где я смогла понять, что на свете нет ничего важнее семьи. Юра и Сеня легко подружились, и если бы сын не знал, что у него другой отец, он назвал бы мужа папой, чего бы я не хотела никогда, несмотря на то, что Юрку очень люблю. Я уверена, у нас с Юрой будут еще дети, от которых он услышит заветное слово «папа», просто всему свое время.
  Еще около двух часов я не ложилась спать – готовила, достирывала Сенькины вещи, которые он нещадно пачкает во время еды, во время занятий в садике. Иногда за эту грязь мне так и хочется его от души отругать, но у меня хватает мужества только поучительно сказать сыну, что так делать нельзя, а вот по-мужски серьезно с ним может говорить только дедушка и Юрка, на которых его милые детские ужимки и улыбочки не действуют.
 - Так, все, спать-спать-спать! – шепотом говорила я сама себе, направляясь из ванной комнаты в спальню, где меня опять ждала одинокая постель.
Не то что бы мне не хватало внимания и тепла со стороны мужа, просто я не люблю долго быть в одиночестве. Иногда даже, когда Юрка или я находимся на соревнованиях, сборах, которые проходят еще помимо моей работы и учебы, которую я завершила получением диплома три дня назад, мне начинает казаться, что он сильно привязал меня к себе. Как говорит мама, это связано с тем, что мы слишком мало проводим времени вместе, хотя мы сами этого не замечаем.

  Я открыла глаза только после того, как будильник на телефоне пропел уже третий раз дурацкую песенку, которую и сама не понимаю, зачем установила, а поменять все не доходят руки. С полуоткрытыми глазами я сползла с кровати после того, как несколько минут повыгибалась на ней, как кошка. Детские привычки никак меня не покидали, да и мне не хотелось с ними расставаться – я по-прежнему слезаю с кровати только при помощи акробатических трюков, только теперь ими любуется муж, а не удивляется мама. Юрке, который, как и я, встает очень рано любит наблюдать за моей утренней зарядкой. Он с улыбкой протягивает мне руки, и я выпрыгиваю из шпагата на ноги, а потом целую в губы как можно крепче и легкими движениями его рук отрываюсь от пола.
 - Сенька! Сенечка, сыночек, пора вставать! Просыпайся, мой хороший! – сказала я, поцеловав сына в щечку и проводя ладонью по его голове – Нас ждут великие дела! Давай, беги, умывайся, и будем собираться.
Пока Сеня умывался и одевался, я приводила себя в порядок. Иногда мне так и хочется помочь сыну одеться, но он с деловитым видом делает все сам, только когда дело доходит до завязывания шнурков и застегивания пуговиц, Сене не удается справиться самому, и на помощь спешу я.
 - Ну, все, готов? – спросила я, взглянув на Сеню, у которого на голове был торчащий вихор.
 - Готов! Только вот это торчит и не убирается!
 - Так, иди сюда, мы сейчас это исправим! Вот так. Все. А теперь идем?
 - Идем, – сказал Сеня, и, открыв дверь, я пропустила его вперед.
Пока я закрывала дверь, Сеня усердно пытался дотянуться до кнопки лифта, которую все же смог нажать.
 - Ух, ты, какой ты молодец! Уже лифт вызвал. Давай-давай, забегай скорее! Поехали.
Передав сына в руки воспитательнице, я посмотрела на часы и времени мне как раз хватит пройти до гаража и взять «железного коня». Я еще раз взглянула на сына через окно и, улыбнувшись, прибавила шагу.
 - Здравствуйте, Евгения Владимировна! – поприветствовал меня наш криминалист Саша Куликов, когда я, сняв шлем, повесила его на руку и спрыгнула с мотоцикла.
 - Здравствуйте! – улыбнувшись, сказала я и направилась к двери, которую Саша открыл передо мной.
 - Спасибо!
 - Доброе утро, Женечка! – сказал дежурный, когда я поприветствовала его – Как ваши дела?
 - Все хорошо, спасибо! Пришел мой начальник уже?
 - Вот только перед тобой зашел.
 - Хорошо. Ну, удачного вам дня, Сергей Павлович.
 - Спасибо, конечно, но это вам нужно желать удачного дня, Женечка!
 - Спасибо! – сказала я и направилась по коридору спешным шагом.
 - О, хорошо, что ты вовремя! Я думал, не успею тебя застать.
 - Что-то срочное? Вызов?
 - Еще нет, но срочное. Так, я в управление на весь день, сегодня остаешься за начальника.
 - А как же вызовы, я, что одна поеду, если что. У меня же еще обход сегодня.
 - Не волнуйся, Жень, на вызовы с тобой поедет оперативник Василий Кравцов, он зайдет к тебе через  полчаса, познакомиться, обойдете что успеете, а закончим обход завтра. Так, все, я побежал. Все, всего хорошего, Женечка!
 - Спасибо! Пока!
 - Давай, не унывай! Все будет отлично! – сказал Андрей, коснувшись по-отечески моего плеча, и вышел из кабинета, зажав черную кожаную папку под мышкой.
 - Да уж! Все будет отлично, если вызовов не будет! – сказала я вслух сама себе, повесив свою спортивную сумку на спинку стула.
На столе передо мной лежала пачка личных дел всех тех, кого сегодня я планировала обойти, и мне почему-то так захотелось убрать ее куда-нибудь подальше – все эти граждане далеко не тихие и законопослушные, среди них есть и семейка алкашей и пара бывших уголовников с условными сроками и бывшие детдомовцы, не отличающиеся примерным поведением. С ними предстояло провести разъяснительные беседы и проверить степень их «исправляемости». Я глубоко выдохнула, села на стул и, случайно смахнув со стола ручку, полезла под стол ее доставать.
 - Войдите! – крикнула я из-под стола, когда кто-то постучал в дверь.
 - Здравствуйте! А мне бы Заболоцких Е.В., я могу его видеть. Меня к нему направили.
 - Вас? К нему? Да?
 - Ну, да, так я могу его видеть или мне позже зайти?
 - Позже? Нет! Работы у нас сейчас хоть отбавляй, некогда время тянуть! Папочки на столе видите? Это только на сегодня.
 - Не понял, простите!
 - Ах, да! Вы, я так полагаю, Василий Кравцов?
 - Он самый! Кравцов Василий.
 - Заболоцких Евгения Владимировна – на сегодня ваш начальник.
 - Это что шутка?
 - Не поняла! Я что на юмористку похожа? Может, вам паспорт показать, Кравцов!
 - Простите! Виноват! Я принял вас за секретаря.
 - У Андрея Анатольевича нет секретаря. А сейчас, если я прояснила для вас все недоразумения, предлагаю приступить к работе, пока нет вызовов.
 - Да, конечно. Я за машиной, или пешком пройдемся?
 - Я на мотоцикле, а вы можете и на машине ехать. Вот наш первый адрес.
 - Понял. Встречаемся на месте?
 - Именно. И советую вам поторопиться, здесь ехать меньше пяти минут. Я время стараюсь экономить. В любой момент может поступить какой-нибудь вызов, и придется все бросить и мчаться туда. Тихо у нас не бывает, сами понимаете!
 - Ну, да, тихо только на кладбище, – сказал Кравцов и усмехнулся, но мне почему-то его шутка не показалась смешной – Я за машиной.
 - Идите уже, Василий! – сказала я и, взяв шлем, который оставила на трюмо на входе в кабинет, направилась к выходу – А это вам! Раз уж вы на машине, вам сподручнее, а мне мешать будут.
 - Ну, да. Извините, как к вам обращаться?
 - Евгения Владимировна, я уже представилась.
 - Хорошо, – как-то немного неловко сказал Кравцов, и мне даже показалось, что он осмотрел меня с ног до головы каким-то странным взглядом.
 - Что? Вас что-то смущает?
 - Извините!
 - Считайте, что извинения приняты! Вы, кажется, за машиной собирались идти.
 - Да! – сказал Василий, кашлянув перед этим себе в кулак – А без отчества никак нельзя к вам обращаться?
 - Нежелательно. Если хотите, могу вас тоже по имени и отчеству называть.
 - Не стоит. Мне по имени привычнее. Прошу прощения за бестактность!
 - Василий, прекратите рассыпаться в любезностях, и давайте уже начнем работать, пока мои патронажные снова не начали праздновать наступление нового дня, – сказала я, и Сергей откровенно усмехнулся.
***
Из-за вызовов, что два раза обрывали обход, я задержалась, и, когда, взглянув на часы, поняла, что уже поздно и пора забрать сына из садика. Я заехала за Сеней, вместе с ним вернулась на работу чуть позже Василия Кравцова, который на мое удивление уже стоял в коридоре с кем-то из сослуживцев и обсуждал что-то, то и дело, посмеиваясь и улыбаясь, как кот обожравшийся сметаны.
 - Видел бы ты эту Евгению Владимировну! Такая девочка, институтка вчерашняя, но я бы ее пригласил куда-нибудь! Если бы знал, что у нас такие девушки на участке работают…
 - Интересно услышать продолжение, Василий Николаевич! Продолжайте, только подождите, пока я сына уведу в кабинет. Только вот это разрешите заберу! – сказала я, забирая из рук мужчины свои папки – До свидания! Больше нам с вами не придется работать, будьте уверены. Всего хорошего!
 - Всего… хорошего!
 - Идем, сыночек! Пойдем, посидишь у мамы в кабинете, порисуешь полчасика, хорошо?
 - Хорошо, мама! – сказал Сеня и вдруг остановился, отпустив мою руку.
 - Что такое, Сенечка? – спросила я, но Сеня уже уверенными шагами направился к Кравцову, который немного опешил.
 - Никогда не говорите так о моей маме! – сказал Сеня голосом, не допускающим возражений – Она у меня самая лучшая!
 - Сеня!
 - Все хорошо, мамочка! Он больше тебя никогда не обидит!
 - Ты мой герой! – сказала я, присев около сына, и положив стопку личных дел на пол, крепко обняла сына, который обнял меня изо всех своих детских силенок – Ты знаешь, как я тебя люблю?
 - Знаю, мамочка! Я тоже тебя очень люблю и никогда не дам в обиду! – сказал серьезно Сеня, и я еще крепче обняла его и, толкнув боком дверь, зашла в кабинет, подхватив его на руки.
Когда я вышла забрать оставленные на полу папки, я поймала на себе несколько взглядов пораженных и восхищенных мужчин, в том числе и дежурного, который с трудом сдержал смешок.
Выходили из здания мы с сыном через полчаса, уже и, забыв обо всем, что слышали, если бы не, появившийся опять на нашем пути, Кравцов. Держа сына за руку, я всем видом старалась показать нахалу, что не собираюсь больше с ним разговаривать, хотя все, что сказал этот напыщенный мужлан меня совершенно не задело.
 - Опять вы? Вы что будете меня теперь преследовать?
 - Нет, что вы? Я просто хотел извиниться!
 - Считайте, что извинения приняты. Что-то еще?
 - Разрешите вас пригласить куда-нибудь в знак извинения.
 - Я, конечно, люблю ходить куда-то, развлекаться, но вы зря стараетесь, Кравцов – я замужем и мужа люблю! Разрешите пройти.
 - Да, конечно! Еще раз извините! Я…
 - Знаете, Василий, мне совершенно неинтересно, что вы думаете, что вы говорите, и меня совершенно не обижают такие гнилые комментарии! А уж тем более я терпеть не могу подхалимов! До свидания! Юрочка! – закричала я вдруг, увидев около машины мужа, который подхватил Сеньку, который побежал к нему вперед меня.
Юрка сразу подхватил меня на руки, спустив перед этим на землю Сеньку, и еще несколько секунд кружил над землей, а я восторженно смеялась.
 - Наконец-то ты вернулся! Я так соскучилась! – говорила я, когда он взахлеб целовал меня, а я не разжимала рук, что сплелись у него за спиной.
 - А я-то как соскучился!
 - А почему ты даже не позвонил, что так рано приедешь, мы бы тебя встретили?
 - Ну, ты ведь на работе, а я просто хотел сделать тебе сюрприз. Кстати, это тебе!
 - Спасибо! – сказала я, принимая из рук мужа букет красных гербер – Ты у меня такой… ты самый лучший! Я так тебя люблю!
 - И я тебя очень люблю! Ну, а сейчас предлагаю, поехать куда-нибудь, поесть, а-то я страшно голодный!
 - Ну, так можно домой пойти, хотя я не успела вчера ничего приготовить, ужина долго ждать придется. Поехали!
 - Отлично! Прошу! – сказал Юра и открыл дверцу передо мной, после чего помог Сеньке усесться в салоне и сел за руль.
 - Ты его пристегнул?
 - Конечно, пристегнул. Не волнуйся!
 - Ну, хорошо! Тогда можем ехать.
 - Уже едем, – сказал Юра и подмигнул Сеньке.
Мы весело провели время в кафешке, в которой проходила как раз какая-то акция для детей, о чем Юра, похоже, знал заранее. Мы сытно поели и отправились домой, и пока мы ехали, Сеня в машине успел уснуть. Когда веселый и довольный Сеня уже спал в своей постели, мы с Юрой ушли к себе.
 - Жень, ты не спишь?
 - Еще нет, – ответила я, не поднимая головы с его груди – А что?
 - Просто мне нужно с тобой поговорить, и я не знаю, стоит ли с тобой сейчас об этом говорить.
 - А что, что-то не так? – приподнявшись, спросила я.
 - Нет, все хорошо. Просто хотел с тобой посоветоваться.
 - О чем?
 - Дело в том, что мне сегодня папа позвонил, сказал, что в Америке готовы сделать мне операцию, и есть почти стопроцентные шансы, что я смогу вернуться в большой спорт. Федерация готова выделить деньги, только нужно до конца недели дать ответ, согласиться или нет. Я вот и думаю, зачем мне это? Стоит ли идти на это?
 - Как это ты думаешь, стоит ли? Конечно, стоит! Если есть такая возможность, почему бы ей не воспользоваться. Это же шанс продолжить карьеру. А в тренера ты всегда успеешь вернуться.
 - Ты так думаешь? Это же все-таки не простая операция. Надо на полгода туда ехать.
 - Я даже уверена. Что бы ты не решил, я поддержу тебя, но я готова ждать, если это необходимо.
 - Женька, я так тебя люблю! Ладно, подумаем об этом завтра, а сейчас спать – у тебя завтра трудный день, опять эта твоя работа.
 - Юр! Ты знаешь, что я люблю свою работу, несмотря на то, что она такая не женская!
 - Знаю. Ты у меня все равно самая лучшая! – сказал он, крепче обнял меня, и я закрыла глаза, чувствуя его умиротворенное дыхание.
***
 - Ну, все, пора! – сдержано сказал Александр Борисович, когда я на несколько секунд закрыла глаза в объятиях мужа, который, несмотря на всю свою уверенность, выглядел немного встревожено.
 - Да, конечно, – сказала я, подняв голову с Юркиного плеча, стараясь, пока есть время заглянуть в его глаза.
 - Женька, как же я все это время буду без тебя? – спросил Юра даже больше не меня, а самого себя, проводя при этом ладонями по моим щекам.
Мне и самой хотелось заплакать, но я не обронила и слезинки, даже голос не дрожал (как говорит, мама, возможно, эта работа сделала меня такой сдержанной).
 - Жень, может, ну ее к черту, эту операцию, эту спортивную карьеру, остаться с вами?
 - Не смей сдаваться, слышишь! Ты не имеешь права сдаться! Все будет хорошо – мы будем тебя ждать! Ты пиши, как только сможешь, ладно?
 - Хорошо.
 - Так, все, давай, на регистрацию. Смотри, маме там не давай грустить.
 - Обещаю! Ну, идем?
 - Да, конечно, идем. Женька, я люблю тебя, слышишь, я очень тебя люблю!
 - И я тебя очень люблю! – сказала я ему в ответ и улыбнулась сквозь грусть.
Я еще несколько минут смотрела ему вслед, Сеня, держась за мою руку, тоже не сводил грустного взгляда со спины, уезжавшего далеко и надолго, дяди Юры, который стал для него таким же родным, как и я, как бабушка и дедушка, как отец, которого он никогда не видел и не знал. Украдкой от сына я смахнула слезинку со щеки, когда в последний раз Юрка махнул мне рукой и подмигнул.
 - Мамочка, ты не плачь – дядя Юра ведь скоро вернется!
 - Я знаю, родной, знаю! Конечно, вернется, а мы будем его ждать, да?
 - Конечно, мамочка! Ты только не плачь, я же с тобой рядом, и не дам тебе скучать!
 - Не сомневаюсь! Ну, что, едем домой? Там нас ждут бабушка с дедушкой, а маме надо еще съездить по делам.
 - Поехали, – сказал сын, и следом за Александром Борисовичем, который согласился подвезти нас домой.
Юркина машина так и стояла недалеко от подъезда, где он припарковал ее еще вчера, и мне вдруг стало так тоскливо, что я поспешила покинуть машину свекра, которому мне почему-то меньше всего хотелось показывать свою слабость. Своим обычным сдержанным тоном Александр Борисович попрощался со мной и сыном, когда мы выходили из машины, и, махнув рукой, он повел машину к выезду со двора.
 - Ну, идем? – посмотрев на сына, задала я вопрос, как будто самой себе.
 - Идем. Мамочка, ну чего ты у меня такая грустная? Все же хорошо!
 - Да, конечно, все хорошо… просто не люблю, когда кто-то уезжает, ты же знаешь!
 - Знаю. Мамочка, ты ведь уже большая, и все понимаешь. Ты знаешь, что дядя Юра вернется, даже я знаю. Так что не грусти!
 - Обещаю! Больше грустить не буду! А теперь-то мы идем?
 - Теперь идем.
 - Отлично! Тогда, кто вперед? – спросила я сына, намекая на то, что хочу посоревноваться.
 - Конечно, я! – восторженно сказал Сеня и побежал вперед меня.
Когда я нагнала сына около двери квартиры и подняла над полом, он так звонко засмеялся, что не понадобилось ни звонить в дверь, ни доставать ключи из кармана.
 - Ну, что я тебе говорила, дед?! – сказала мама, открывшая дверь и усмехнулась – Это наши развлекаются! Вернулись, родные вы наши?
 - Да, мы вернулись! – сказала я, обнимая Сеньку, который выглядел таким довольным, словно стоял на почетном пьедестале.
 - Давайте, заходите уже, «веселушки»! Проводили?
 - Проводили! – вздохнув, сказала я, стараясь скрыть, вновь растревоженную грусть, и начала стягивать кроссовки.
 - Обедать будете?
 - Пожалуй! Мне еще полдня с Валькой по магазинам шарашиться, потом еще этот девичник!
 - Так, быстро мыть руки и на кухню, оба!
 - Уже бежим! Сенька, идем руки мыть.
 - Я же их не марал!
 - Я тебе сейчас покажу, кто не марал! Кто за стекло в машине брался, кто падал на ступеньках и руками на них опирался? Быстро руки мыть, поросенок мой! Быстро-быстро! Скоро тетя Валя уже придет, некогда мне тебя уговаривать. Сеня, за стол не пущу!
Едва я успела засунуть последнюю ложку в рот, в дверь позвонили, и мне не надо было ни уметь видеть сквозь стены, ни гадать на кофейной гуще, что это примчалась моя сестра, которая буквально силой заставила меня согласиться на поход по магазинам, чтобы купить реквизит для девичника.
 - Так, ты готова?
 - Готова, – дожевывая спагетти, сказала я и подтерла рот салфеткой, которую не знала, куда бросить несколько секунд, как будто не знала, где у нас в квартире мусорное ведро.
 - Давай сюда! – сказала, кашлянув, мама и забрала скомканную салфетку у меня из рук – Идите уже, а то Валечка уже и так вся на нервах!
 - А чего нервничать-то? Валька, ты замуж выходишь через два дня, чего ты нервничаешь! Успокоиться пора уже, ребенку это на пользу не пойдет, между прочим!
 - Ничего я не нервничаю. Все, пойдем.
 - Пойдем. Спасибо, мамочка! Что бы я без тебя делала?
 - Не за что! Идите, и отдохните, как следует!
 - Обязательно. Пока, мамуль! – сказала Валя, стремительно направившись в прихожую.
 - Пока!
 - Пока, родной! – сказала я, поцеловав сына, который выбежал меня проводить.
 - Пока, мама! Веди себя хорошо!
 - Обещаю, буду примерной девочкой! Все, пока, ты тоже веди себя хорошо, слушайся бабушку и дедушку!
 - Честное офицерское слово, буду слушаться!
 - Молодец! – сказала я, присев около сына, и поцеловала его в лобик – Я люблю тебя, солнышко!
 - И я тебя люблю, мама!
 - Все, мы побежали! Если что, звони, мама всегда на связи.
 - Я знаю, мама, не волнуйся! Тебе надо отдыхать, ты слишком много работаешь! – сказал Сеня, я улыбнулась, едва не всплакнув от умиления, и вместе с Валей вышла за дверь.
 - Какой он стал взрослый, рассудительный, а заботится-то как! – сказала Валя, подхватив меня под руку перед тем, как мы начали спускаться по лестнице.
 - Да! Даже не верится, что осенью в школу пойдет.
 - Ты все-таки решила отдать его сейчас?
 - Скорее всего, придется. Ты же знаешь, какая у меня работа, а в школе все-таки есть и продленка, и мама там работает, сможет его, если что забрать к себе в класс или домой. К сожалению, я не могу быть с ним все время рядом, а ребенку нужно учиться, заниматься.
 - Да уж! Выбрала же ты, Женька, работу!
 - Да, такая вот я! Мне и самой часто становится грустно, что он так быстро становится взрослым – я так не хотела отнимать у него детство!
 - Что ты? Вовсе ты у него детство не отнимала! Он еще совсем ребенок и не понимает, что не все так просто, как ему кажется!
 - Да, ты права! Он еще такой маленький, такой смешной в этой своей серьезности!
 - Женька, да не переживай ты так! Ты молодец, вон какого офицера вырастила! – сказала Валя, крепко обняв меня за плечо, и мы, прижавшись друг к другу, вышли из подъезда – Ванька бы точно им гордился!
 - Да, гордился бы!
 - Жень, я что-то не то опять сказала, да? – взглянув в мои немного потупленные глаза, а я и не знала, как ей, да и самой себе объяснить свое странное поведение.
 - Нет, Валюш, ты все правильно сказала! Я просто, видимо, никогда не смогу привыкнуть к тому, что его нет в живых!
 - Понимаю! Женька, ты не грусти, все будет хорошо! – потрепав меня по плечам, сказала Валя.
 - Да, конечно. Ты права.
 - Ну, садись, – сказала Валя, открыв дверцу машины, и я забралась внутрь автомобиля, который Рома часто дает Вале покататься.
 - Валь.
 - Что? – спросила сестра, вертясь на месте в поисках ремня безопасности.
 - Ну, Валь.
 - Что? Прости! Вечно теряюсь в этих ремнях. Ты что-то хотела мне сказать?
 - Валь, почему мне опять начал сниться Ваня?
 - Из-за этого ты так переживаешь? Женечка, родная моя, просто сейчас тебе грустно, потому что Юрка уехал, и ты осталась одна. Ты успокойся, у тебя есть мы, и Юрка скоро вернется, не заметишь, как время пролетит!
 - Тогда почему я думаю не о нем, а о Ване, почему мне кажется, что он все время где-то рядом? Неужели я сама себя обманывала эти четыре с половиной года? Неужели я Юрку и вовсе не люблю?
 - Жень, что за глупости лезут в твою голову, а? Ну, вот, скажи мне, зачем ты создаешь себе проблемы? Вы с Юрой прекрасная пара, у вас семья, вы столько уже лет вместе! Вот зачем сейчас ты сама надумываешь всякую чушь? Юрка тебя любит, и ты его любишь, а Ваня… Ваня просто воспоминание, и с этим нужно смириться!
 - Ваня не просто воспоминание – ОН ОТЕЦ МОЕГО СЫНА, НАШЕГО СЫНА!
 - Женька! Ну, ты чего? Маленькая моя, ну не плачь! Прости меня идиотку! Ваня не простое воспоминание, да, он отец Сенечки, он всегда будет в твоем сердце, я понимаю, но я не хочу, чтобы ты терзала себя. Ведь вы с Юркой и Сенечкой прекрасная семья, я вижу, как вам хорошо вместе, как вы поддерживаете друг друга! Я просто хочу, чтобы ты была счастлива! Ну, Женька! Простишь свою беспардонную сестру?
 - Да разве я могу на тебя обижаться, Валька? Конечно, прощу! Просто не говори так больше, ладно?
 - Обещаю, больше никогда не скажу эту глупость! Мы, беременные, такие глупые бываем!
 - Да уж! Бывает…
 - Ну, договаривай-договаривай, козявка такая!
 - А я ничего не хотела дальше говорить!
 - Врушка! По глазам вижу, что хотела сказать, что не у всех проходит!
 - Неправда! – с улыбкой сказала я и рассмеялась – Валька, поехали уже!
 - Поехали-поехали.
За всю дорогу Валька так и не смогла замолчать – она рассказала мне все, что только могла, упомянула всех, о ком и понятия не имею, но посмеялась я, тем не менее, от души.
 - Ну, все, приехали! – сказала Валя, остановив машину около входа в наше любимое кафе.
 - Валь, ты что шутишь?
 - Ты о чем это?
 - Это же то самое кафе, где мы справляли родительскую годовщину!
 - Ну, да. Это самое прекрасное место, которое только можно было найти для девичника, девчонки и программу заказали. Пойдем скорее, мне страсть, как интересно, какую!
 - Идем-идем. Ну, надо же! Мы же здесь с Юркой свою первую годовщину справляли, мама с папой жемчужную свадьбу, пятый Сенечкин день рождения…
 - Да, столько всего с этим местом связано! Судьба!
 - Да! Здорово! Ну, идем, невестушка!
 - Идем! – сказала Валя, едва не подпрыгивая от восторга на крыльце под козырьком, украшенным красными и белыми воздушными шарами – Я чувствую, будет очень весело!
Валя буквально затянула меня в помещение, в котором был приглушен свет, а зал был скромно, но красиво украшен небольшим количеством воздушных шаров и несколькими букетами цветов на круглых столиках, уже накрытых и приготовленных к торжеству. В свете ламп и окружении цветов я вдруг заметила, как очаровательно сидит на моей сестре это легкое свободное, буквально летящее нежно желтого цвета платье, спускающееся до колен.
 - Валька, какая же ты у меня красивая! – сказала я, оглядывая сестру с ног до головы.
 - Спасибо, сестренка! Ты у меня тоже просто сногсшибательная, хоть и опять в джинсах! Но тебе страшно идет расцветка хаки, ты просто наповал сражаешь! А эта маечка так вообще супер – очень женственно! Ты у меня просто настоящая принцесса!
 - Спасибо! Наконец-то ты перестала называть меня мальчишкой!
 - Ладно тебе! Это ж все любя! – сказала Валя, слегка потрепав мои короткие волосы.
 - Э! Прическу испортишь! Я полтора часа укладывала это, как его там называют, каре с косой челкой!
 - Ладно тебе! Такую красоту ничем не испортишь! Слушай, Жень, тогда еще хотела спросить, тебе эта «косая челка», когда ты свои гимнастические трюки выделываешь, не мешает?
 - Нет! Я ее заделываю. Невидимки, знаешь ли, великая вещь!
 - Согласна! Выглядишь ты, правда, потрясающе! Даже не знаю, чего мама так переживала, что ты подстриглась.
 - Ой, не знаю! Мама у нас все близко к сердцу принимает!
 - Да, это точно! Слушай, а я что-то не поняла, почему мы здесь одни?
 - Да, странно. Пойду, узнаю у администратора, куда все подевались.
 - М-да!
 - Валь, не волнуйся, сейчас мы все решим. Девчонки, наверняка где-то здесь, готовятся. Я быстро – одна нога здесь, другая там, – сказала я, обхватив сестру за плечи, и побежала к выходу из небольшого, но уютного банкетного зала.
Я быстро забежала за сцену, стараясь быть не замеченной встревоженным взглядом сестры, которая даже не подозревала, какой ее ждал сюрприз.
 - Ну, что, как у нас готовность? – спросила я у, собравшихся Валькиных и моих подруг, зайдя в небольшое подсобное помещение, которое нам согласились предоставить в качестве «гримерки».
 - Полная боевая!
 - Это отлично! Выглядите отлично – то, что надо! Вы молодцы, девочки! Вы помните, у нас главная задача не напугать Вальку – все-таки стресс ей противопоказан?
 - Конечно! – в один голос сказали девчонки, и я, перекинув через плечо пояс от гитары, надела шляпу, которую принесла Оля специально для вечера.
 - Все, вперед! Валя уже и так на взводе.
Когда свет в зале на несколько секунд погас, я думала Валя от негодования или от неожиданности завизжит, как резаная, но сестра проявила небывалую за последнее время выдержку – она только воскликнула: «Ой!» и замолчала. И тут я ударила по струнам, музыка понеслась по залу.
- А как известно, мы народ горячий  Ах, и не выносим нежностей телячих – так проникновенно войдя в роль запела Оля, с которой мы репетировали всего два раза, но она у меня проявила необыкновенный актерский талант и показала все свои вокальные данные, которые в школе замечали все, особенно учитель музыки, выдвигавший ее на все концерты - Но любим мы зато телячьи души. Мы любим бить людей Мы любим бить людей Мы любим бить людей Мы любим бить людей, И бить баклуши
 - Мы раз-бо-бо-бобойники, Разбойники, разбойники Пиф-паф и вы покойники, Покойники, покойники Пиф-паф и вы покойники, Покойники, покойники…
При всем этом девчонки танцевали и бегали около Вальки с водяными пистолетами в руках. Валя же, казалось, потеряла дар речи от всего происходящего. Вообще в этот вечер Валю ждало много сюрпризов – начиная с нашего с девчонками выхода и заканчивая, неожиданно появившегося в зале мужского танцевального коллектива, которые исполнили очень чувственный танец. Когда в середине танца один из мужчин оказался перед моей сестрой на коленях с букетом алых роз, заказанным накануне нами всеми, Валя с трудом сдержала восторг, хотя и улыбка у нее была буквально до ушей. Мы громко хлопали в ладоши, и в это время танцоры вдвоем, как на качели подняли Валю на руки, а букет остался лежать на ее коленях.
 - Спасибо вам, девчонки! – сказала Валя, когда танцоры покинули зал, стараясь нас всех сразу обнять – Это было так здорово!
 - Валька, так ведь оторваться надо напоследок как следует! Когда еще так повеселимся?
 - Да, когда еще мужчины в таком количестве будут носить тебя на руках?
 - Ой, ладно вам! Меня Ромка на руках носить будет всю жизнь!
 - Ну, за Ромку-то мы не сомневаемся, но ведь он один, а тут целый ансамбль!
 - Да! Было приятно!
 - Ну, вот, замечательно! Мы старались.
 - Жень.
 - Что?
 - Ты у меня самая лучшая! Я тебя люблю! – сказала Валя, и мы крепко обнялись – А как классно у тебя получился этот хрипловатый голос! Ты просто потрясающий Трубадур!
 - И я тебя люблю очень! Я старалась для тебя!
 - Жень, а давай споем нашу любимую песню?
 - Валь, ты чего?
 - Давай! Жень! Ну, девочки, поддержите меня!
 - Жень, мы просим все!
 - Просим-просим-просим! – хлопая в ладоши в одном звонком ритме, прокричали девчонки, и я сдалась.
 - Валь, ты, правда, хочешь спеть эту песню на своем девичнике, она вроде как не в тему совсем?
 - Точно! Я помню, как папа был в восторге, когда мы с тобой на его юбилей ее вдвоем пели. Хочу повторить успех!
Я заиграла любимую мелодию, которую разучивала с папой, так же как и осваивала гитару, девчонки начали прихлопывать в ритм, а уж, когда я, улыбнувшись, начала петь: «На поле танки грохотали, Солдаты шли в последний бой, А молодого командира несли с пробитой головой…», они готовы были подпевать мне все без исключения. Валя вступила со второго куплета, а я, играя, не могла даже представить себе уже ту «серую мышь», которой моя сестра была раньше. Еще в детстве она кричала, что терпеть не может эту песню, когда мы с папой начинали ее напевать, а теперь она стала для нее любимой, а я внезапно поняла, насколько жизнь непредсказуемая штука, ведь и представить себе не могла, что в жизни бывают такие перемены.

                ГЛАВА 11: НЕ ЖЕНСКАЯ РАБОТА?
Едва открылась дверь подъезда, нас с сыном мгновенно обдало противным прохладным ветром. От такого порыва чуть не закрылась дверь, которую мне удалось удержать, чтобы ни Сеня, ни я не получили в лоб.
 - Сеня, давай, быстрее, в машину. Того и гляди, дождь начнется, – громко сказала я, взглянув на небо, на котором сгущались серые тучи – Что у тебя там случилось?
 - Все хорошо, мамочка, – сказал Сеня и подбежал к машине.
 - Все, садись, – сказала я, открыв дверцу, и слегка подтолкнула сына – И так провозились с тобой дольше, чем обычно. Еще не хватало на работу опоздать! Сеня, ты пристегнулся?
 - Да, мамочка.
 - Ну, все поехали, – сказала я и завела автомобиль. Вообще на мотоцикле мне было бы привычнее, но с шестилетним сыном я себе этого позволить не могу, поэтому приходиться пользоваться машиной, подаренной мне за олимпийскую победу два года назад.
Уже через час я была на работе, где меня, как всегда встретил дежурный с добродушной улыбкой.
 - Женечка, что-то вы сегодня поздно.
 - Да с сыном пока собирались в сад, замешкались. Еще в пробку попала, когда ехала от детсада. Движение в центре какое-то сумасшедшее!
 - Дачники, наверное.
 - Да, наверное. – вздохнув, сказала я, расписываясь в затертом журнале.
 - О, Жень, ты как раз вовремя! – увидев меня, сказал, едва не бегом приблизившийся ко мне, Андрей – Я за машиной, жду тебя на улице.
 - Андрей, а что случилось-то?
 - По дороге объясню. Все, давай, вещи можешь забросить и поехали!
  Я стремительно забежала в кабинет, бросила сумку на стул, похлопала себя по карману брюк, проверяя тем самым наличие телефона, и, прокрутив на пальце связку ключей, вышла из кабинета. Закрыв дверь на ключ, я быстрым шагом направилась к выходу.
 - Ну, так в чем дело? Что за спешка? – спросила я, плюхнувшись на сидение УАЗика рядом с начальником.
 - В частном секторе пьянчуга какой-то бегал по двору за женой и дочерью с ножом, те успели в дом забежать и запереться, так он теперь ломится в двери и в окна, орет «убью!» и все в таком духе! Дом грозится поджечь, даже дровами дверь обложил и канистру с бензином из машины достал.
 - Ясно. Ох уж мне этот частный сектор! Вечно там эти пьяницы и нарколыги что-нибудь вытворяют! Подвели его под наш контроль, так проблем стало в десять раз больше!
 - Да уж! Так, почти приехали. Значит так, ты остаешься в машине, я попробую этого дебошира разговорить, успокоить. Может, своими силами справимся, не хотелось бы силовиков вызывать из-за этого дедка!
Когда Андрей вышел из машины, мне почему-то вдруг стало не по себе, словно я что-то делаю неправильно. Я вышла из машины через минуту-другую, даже услышала голос Андрея, который что-то говорил дебоширу, но тот в ответ только несвязно ругался матом. Через невысокий забор и открытую калитку все было видно и слышно, а на маленькой неухоженной улочке уже собрались зеваки, с подлым никчемным интересом заглядывающие в чужой двор. Я видела, как дебошир направился в сторону Андрея, как тот пытался его остановить, и мне даже показалось, что борьба закончилась в пользу моего начальника, но мне только показалось. Только после того, как Андрей пошатнулся на месте, а дебошир с крепко сжатыми кулаками остался стоять на месте, кто-то закричал, а я увидела, что Андрей прижал руку к груди, а в руке дебошира зажат зашорканный кухонный испачканный кровью нож.
 - Он его убил! – голосом, больше похожим на визг, крикнул кто-то из окна дома, куда рвался пьяница, а я рванула к нему, и мне меньше, чем за минуту удалось обезвредить преступника, правда, порезав собственные руки, зажатым в его руке ножом.
 - Андрей! – опустившись около раненого на колени, крикнула я, и, положив его голову на свои колени, заглянула в, резко побледневшее, лицо – Андрей, держись, я прошу тебя! Только держись! Алло, «Скорая»…
Кто-то из зевак взвизгивал, вздыхал, перешептывался, когда я сообщала диспетчеру скорой помощи адрес происшествия, а пьянчуга уже почти храпел, лежа на траве, даже не взирая на то, что был в наручниках, которые мне удалось на него надеть.
 - Что вылупились? Полотенца чистые в доме есть?
 - К-конечно есть!
 - Ну, так неси! Чего стоишь, как вкопанная?
 - Ксюха, полотенца чистые тащи, бегом!
 - Женька, да ты… настоящий… ОМОНовец! – с трудом выговорил Андрей.
 - Тише-тише, не трать силы! Давайте полотенце! Вот так! Все будет хорошо!
 - Жень, ты… молодец! Только ты… не успеешь уже!
 - Тише-тише! Держись, ну, держись, родненький! Даже не думай сдаваться, слышишь? Я тебя этой твари с косой не отдам!
 - Женька, какая же ты…
 - Какая я? – спросила я, не стирая слезы с лица, всхлипнув, спросила я и опустила руку на его лоб – Ну, скажи, какая я? Скажи!
 - Забавная! Не такая, как все!
 - Такая уж я!
 - А, черт!
 - Чшш! Все будет хорошо, только потерпи немножечко, я очень тебя прошу!
 - Женька.
 - Что?
 - Вот если бы… ты замужем не была, я б на тебе… точно… женился! Я б… тебя…у него…отвоевал! Жаль… не успею уже!
 - Андрей, родненький, не сдавайся, я прошу тебя! Еще немножко, и «скорая» приедет! Ты не спеши сдаваться! Слышишь? Андрей, ты слышишь меня?
 - Да, слышу… я…я просто…
 - Держись, родненький, держись! – говорила я, заставляя его сжимать мою руку, сжимая его пальцы.
Когда я услышала сирену, Андрей был уже без сознания, и медики увезли его в больницу, оглашая улицы протяжной сиреной.
 - Пошел! – крикнула я на дебошира, безмятежно отдыхающего на травке, стирая при этом слезы с лица – Встать, я сказала!
 - Что за шум? Ты кто такая? – с трудом выговаривая слова, спросил пьянчуга, пытаясь подняться.
 - Помощник участкового уполномоченного Андрея Радужного, сержант Заболоцких Евгения Владимировна! – сказала я слишком грубо даже для самой себя (голос собственный показался каким-то мужским) – Встал, живо!
 - Разрешите помочь? – обратился ко мне какой-то мужчина.
 - Я сама! – сказала я, подняв пьянчугу с земли, и повела к машине.
 - А что происходит ваще? – не унимался дебошир.
 - В отделении тебе популярно объяснят, что происходит, когда проспишься, сволочь!
 - Товарищ сержант, у вас…
 - Что вам еще? Я уже сказала, с задержанным справлюсь сама! Это моя работа! Идите домой, все по домам убирайтесь! Хорош здесь глазеть!
 - У вас руки порезаны.
 - Черт! – выругалась я и, запрыгнув в машину, достала из аптечки перекись и бинт.
 - Женя! – позвал меня вдруг кто-то, и, выпрыгнув из машины с обмотанной бинтом рукой, на ходу заматывая вторую, я увидела сзади патрульную машину и двух наших ребят из ДПС.
 - Где вы были, черт вас возьми? Почему так поздно?
 - Мы на другом объекте были, нам дежурный сообщил, что у вас ЧП, мы сюда рванули!
 - Ясно. Ладно, я в отделение с этим уродом, вы можете ехать на пост, уже все равно поздно, и нечего здесь делать.
 - А с Радужным-то что? Где он?
 - С Радужным? С Радужным что, нам смогут сказать только врачи.
 - Значит, все серьезно?
 - А вы как думали? Андрея увезли на «скорой».
 - А что случилось-то?
 - Он пытался унять этого дебошира, а тот ему нож в грудь почти по самую рукоятку! Я даже не успела ничего сделать! Вот такие дела!
 - Черт-черт-черт! Как же так? Убью гада!
 - Ром, успокойся, этим ты Андрею не поможешь! – громко сказала я, когда Роман ударил кулаком машину, а задержанный, совершенно не отражая реальность, отшатнулся от решетки УАЗика, и я мгновенно услышала, как он сбрякал.
 - Черт! Жень, тебе самой в больничку бы надо!
 - Да, не мешало бы, – поддержал напарника Ромка Соколов, с которым мы познакомились еще в первый день моей работы в органах.
 - Да ладно вам, царапина! Мне надо задержанного в отделение доставить.
 - Какой задержанный? Я твоего задержанного в отделение доставлю, а Ромка тебя в больничку отвезет.
 - Нет-нет-нет! Я сама.
 - Какой сама? Ты ж вести машину не сможешь такими руками. Все, никаких разговоров больше. Забирай ее, Рома!
 - Вы что сговорились? – спросила я, и поняла, что теряю сознание.
Очнулась я уже в больнице, когда мои раны обрабатывали и делали повязки, а Рома, уставившись в пол, крутил в руках свою фуражку и посматривал на ботинки.
 - Ну вот, все. Будут немного болеть первое время, но заживут быстро. Зачем же ты так за нож хваталась?
 - Так получилось. Некогда думать было.
 - Она у нас просто героиня, человека спасала!
 - Ну, что ж! Спасла хоть?
 - Надеемся на лучшее! – процедил Рома, сквозь зубы.
 - Ясно. Так это вашего участкового привезли полтора часа назад с ножевым ранением?
 - Нашего.
 - Ну, вы не теряйте надежды! У нас Семен Аркадьевич просто гений. Должен спасти!
 - Хотелось бы верить! Ваши бы слова да богу в уши!
 - Ну, мы пойдем? – спросила я, встав с кушетки – не было ни сил, ни желания обсуждать сейчас то, что меня тяготило, как непосильный груз (если бы я не осталась в машине… да кто знает, что было бы…).
 - Да, конечно.
 - До свидания!
 - До свидания! Берегите себя, нам такие спортсменки нужны! – сказал врач, и я, улыбнувшись, следом за Ромой вышла из кабинета, понимая, что он меня узнал.
 - Ну, что, спортсменка-комсомолка и просто красавица, отвезти тебя домой?
 - Нет. Я буду ждать!
 - Жень, ведь это может неизвестно сколько продлиться и неизвестно чем кончиться! – сказал Рома, опустив руку на мое плечо.
 - Мне все равно – я буду ждать! – сказала я, едва ли не испепелив Рому взглядом.
 - Ну, хорошо. Как скажешь. Может тебе чаю или кофе принести? У меня бутерброды в машине есть.
 - Не возражаю.
 - Тогда, пойдем в машину, потом вернемся, и узнаем, что и как. Идет?
 - Идет! – сказала я, утерев, накатившие внезапно, слезы, а Рома опустил руку на мое плечо и повел к выходу.
Никогда еще за год работы помощником участкового я не чувствовала себя просто девушкой в мужском коллективе, где все воспринимают, как коллегу. Это только первое время все они не видели во мне милиционера, а только девушку, не воспринимали всерьез, порой пытались ухаживать, порой пытались нянчиться, как с ребенком. Уже через месяц моей работы все они стали воспринимать меня как полноценного оперативника, но не перестали видеть во мне девушку, просто я не давала повода мне об этом напоминать – на работе я мент, а маленькая хрупкая девочка дома в объятиях мужа. Именно сейчас, когда близкий мне человек (с Андреем мы за этот год стали настоящими друзьями) вдруг оказался на грани жизни и смерти, когда еще и Юрки нет рядом, я вдруг так захотела, чтобы все вокруг увидели во мне слабую обычную девушку, чтобы меня просто поддержали. У меня не хватало сил перестать саму себя винить за то, что случилось, хотя здравый смысл подсказывал, что даже, если бы я и не осталась в машине, не факт, что дебошир не воткнул этот чертов нож Андрею в грудь, что я смогла бы ему помешать.
Час за часом время, казалось, утекает куда-то прочь, и я уже не соображала, сколько прошло времени, когда заснула, сидя в приемном покое на лавочке, склонивши голову на плечо, оказавшегося так вовремя рядом коллеги. Мне снилось что-то непонятное, все крутилось, вертелось вокруг, а я не могла понять, куда мне идти и что делать. Я вскрикнула и подскочила на месте, испугавшись собственного крика, даже Рома вздрогнул от такой внезапности.
 - Черт! – потерев забинтованными руками глаза, сказала я и протяжно зевнула – Я что спала?
 - Ну, да, если можно считать это сном! – сказал Рома как-то удрученно, и я поняла, что ничего не изменилось.
 - Ну, что, новостей никаких? – спросила я, с надеждой смотря на коллегу.
 - Пока, нет, – сказал он и как-то потуплено посмотрел на свои руки – Женька, ты бы ехала домой, а! Толку, что мы здесь сидим? А тебе отдыхать надо, да и сына забирать из садика. Держи, тебе ребята вещи твои привезли. Поезжай домой.
 - Да, ты прав. Ты мне позвони, когда что-нибудь узнаешь, ладно?
 - Конечно! – тяжело вздохнув, сказал Рома и встал, по-дружески обняв меня за плечо – Охренеть – две командировки в горячие точки, и вот так… на собственном участке!
 - Да уж! С трудом верится! – сказала я, с трудом сдерживая порыв – Нельзя-нельзя сдаваться, нельзя!
 - Как руки? Болят? – немного неловко почесав глаз, спросил у меня Рома, стараясь отвести разговор от нежелательного обсуждения.
 - Да, немного. Я уже  и забыла про них. Ладно, правда, поеду я домой. Сегодня я уже не работник.
 - Да и ближайший месяц, как минимум. У тебя больничный теперь.
 - Да уж! – выставив вперед забинтованные руки, и сама себе напомнила мумию или привидение из детского мультика – Пистолет в руки не взять!
 - Сама доберешься?
 - Доберусь, не волнуйся! Спасибо за все, Ромка! Ты настоящий друг!
 - Стараюсь! Всегда рад помочь! – сказал Рома, и я зашагала к выходу из больничного корпуса под его добрым взглядом.
Тучи, как ни странно, уже разлетелись, и небо просветлело. Яркий солнечный луч небрежно заглянул мне в глаза, и, пожмурившись, я направилась к автобусной остановке. Не было ни сил, ни желания кому-то что-то объяснять, когда пытливыми взглядами на меня таращились пол-автобуса, и, преодолевая болезненные ощущения, я положила в ладонь кондуктора деньги за проезд перебинтованными руками и села на, освободившееся место возле окна, стараясь натянуть кепку так, чтобы никто не видел моих опухших покрасневших глаз.
 - Вам чем-то помочь? – спросил какой-то мужчина, когда я, едва не падая в обморок, обхватила рукой поручень, собираясь выходить, и изо всех сил стиснула зубы.
 - Нет! Нет, не надо! Я в порядке! – сказала я и поспешила выйти из автобуса.
Я подняла глаза к небу, и так захотелось обратить внимание всех на, происходящие в этом сумасшедшем мире, события. Люди, как ни в чем не бывало, шли по своим делам, когда я, смахнув, вновь набежавшие, слезинки, вздохнула и направилась к дому.
Дверь подъезда оказалась открытой, и я нырнула внутрь, стараясь скрыться в нем, словно рыба в море. Настроение по-прежнему было отвратительным, по-прежнему не было желания что-то кому-то объяснять, но словно назло, именно сейчас, когда меньше всего хотелось задушевных разговоров с любопытными соседями, на моем пути возникла, решившая выбросить мусор, болтливая соседка бальзаковского возраста.
 - Женечка, здравствуй!
 - Добрый день! – сухо, стараясь поскорее отделаться от нежелательного разговора, сказала я и хотела уже пойти дальше.
 - Что-то ты рано сегодня.
 - Обстоятельства так  сложились! – сказала я, стараясь быть как можно сдержаннее, но сама заметила, что раздражения в моем голосе появилось больше, чем во время приветствия.
 - Да на тебе ж лица нет! Что-то случилось?
 - Случилось! Много всего случилось! Работа у меня такая!
 - А чего злая-то такая? Я что-то криминальное спросила что-ли?
 - Том, слушай, мне меньше всего хочется сейчас с кем-либо разговаривать, а уж тем более ругаться! Извини, как-нибудь потом, ладно?
 - Ладно! – смешно поджав губы, сказала Тамара и пожала плечами, а я спешным шагом направилась на свой этаж.
Огромных усилий мне стоило открытие дверей ключами, которые я мысленно уже готова была держать ногами, а когда, зайдя, я сообразила, что по моей же просьбе мама сегодня забрала Сеню в середине дня из садика, а это значило, что мне предстояло бурное объяснение причин забинтованности рук и целый вечер нотаций на тему «моя неженская работа».
 - Женя? – округлив глаза, спросила мама, вышедшая в прихожую.
 - Привет, мам! – сказала я полушепотом, словно тяжелый груз, сбрасывая с плеча маленькую сумку, в которую с тихим звоном упали брошенные ключи.
 - Привет! Жень, почему ты так рано? А, а что у тебя с руками?
 - Ерунда, мам! Производственная травма, заживет быстро.
 - Женя, ты должна немедленно мне объяснить, что произошло!
 - Мамочка, я прошу тебя, не волнуйся! – сказала я, опустив руки (выглядели они, конечно, ужасающе в этих бинтах) на ее плечи – Это случайно получилось! Да и не так все страшно! Мне, можно сказать, повезло!
 - Это что называется повезло? Вот это называется, повезло, да?
 - Мам, я прошу тебя! Да, это называется повезло! По крайней мере мне не всадили в грудь нож, и я не лежу на операционном столе уже пятый час! – прикрикнула я, за что мгновенно мне стало стыдно, и я поспешила обнять ошарашенную маму как можно крепче – Прости, мамочка, прости!
 - Господи! Женя!
 - Мамулечка, я прошу тебя, не говори ничего, пожалуйста! Такое бывает! Я знаю, Андрей справится! Как Сеня, что делает? – попыталась я, как можно быстрее сменить тему.
 - Сеня? Сеня… Мы книжку читали только что! – сказала мама, утирая слезы.
 - Молодцы! Ну-ка, где мой маленький офицер?
 - Мама! – обрадовано вскрикнул Сенька, когда я зашла в зал, где он сидел, и опустила руку на его голову.
 - Привет, солнышко! Как ты тут без меня?
 - Все хорошо, мама! Я просто скучал!
 - Я тоже очень скучала! – сказала я, присев около сына на корточки.
 - Мамочка, а ты что поранилась? – спросил Сеня, обратив внимание на мои руки.
 - Да.
 - Опять преступников ловила? – спросил Сеня с взрослой серьезностью в голосе, и вдруг напомнил мне маму, которая в детстве точно так же смотрела на меня немного укоризненно и спрашивала: «Опять по заборам лазила, колени все исцарапала?».
 - Конечно! Это ведь моя работа! Такая уж у тебя мама!
 - Мамочка, ты у меня такая энтузиастка!
 - Да? – удивилась я – Это откуда ты такие слова знаешь?
 - Это бабушка все время так говорит и тетя Валя тоже.
 - Ну, вобщем-то вы правы! Накормишь маму?
 - Конечно, пойдем, – сказал Сеня и, немного замешкавшись, взялся за мои пальцы, стараясь тем самым не сделать больно.
Я улыбнулась, взглянув на сына, и мама, собравшись, наконец, с мыслями, направилась следом за нами на небольшую кухню, на которой я хоть и легко управляюсь, но почему-то не чувствую себя на ней хозяйкой. Юрка давно предлагал мне сделать ремонт и полностью поменять обстановку на кухне, но я почему-то не решаюсь.
 - Женя, – обратилась ко мне мама, когда я положила ложку в, уже опустевшую, тарелку из-под супа, после чего потуплено уставилась на ее дно.
 - Что? – спросила я, подняв к ней глаза, и тяжело вздохнула, теребя ложку в не пораненных пальцах – Что-то хочешь спросить? Ну, спрашивай! Я же вижу, что ты все равно не успокоишься, пока все не узнаешь!
 - Что случилось, Жень? Почему ты такая?
 - Какая?
 - Ну, во-первых, с перебинтованными руками, а во-вторых, на тебе лица нет!
 - Просто задержание одного дебошира в частном секторе прошло не так легко, как нам казалось. Непредсказуемая ситуация.
 - Жень, почему ты говоришь какими-то загадками? Ты можешь прямо сказать, что произошло?
 - Андрей в больнице, с ножевым ранением, – сказала я, а сама чувствовала себя так, как будто резанула не затянувшуюся рану глубоко в груди – Зачем он оставил меня в машине? Он же ему почти по самую рукоятку нож в грудь всадил!
 - Девочка моя! – сказала мама, и я вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которую обидел кто-то из дворовых мальчишек, но в то же время я ощущала, как жизнь с корнем старается вырвать меня из детства, отчего рана в душе становится шире (мне так хочется остаться той прежней Женей, которая смотрела на жизнь, как все говорят, через стекла детских розовых очков) – Ну, поплачь-поплачь, солнышко – полегче будет!
Мы простояли, обнявшись, несколько минут, и хотя я не чувствовала никаких сил в собственных руках, раны на которых стали вдруг саднить из-за того, что начал отходить наркоз, я ощущала всем своим естеством, что обнимаю маму из всех своих сил.
 - Устала? – спросила мама все тем же заботливым тоном, каким успокаивала в детстве, когда у меня что-то не получалось, при этом обхватив мои щеки своими теплыми ладонями.
 - Очень! Такое ощущение, что разваливаюсь, как старая телега! – сказала я, чувствуя, как тепло маминых рук разливается по всему телу, как теплое молоко, которое я в детстве любила пить – Хотя ничего не делала почти весь день.
Я крепко обняла маму, и мне совершенно не хотелось ни о чем думать, но картины, прошедших, как в страшном сне, часов, мелькали в сознании, как застрявшая в проигрывателе старая кинопленка. Мне казалось, что от всех этих воспоминаний мой мозг разорвет, как ненужную тряпку, и так захотелось просто отключить сознание и просто сделать вид, что ничего не было. Мы с мамой сели на диван, и в воздухе повисло какое-то нелепое молчание.
 - Юра не звонил? – спросила мама полушепотом, когда моя голова лежала на ее плече.
 - Нет, – сказала я, не поднимая головы.
 - Ну, что ты молчишь? Что ты молчишь? Неужели тебе все равно, почему он не звонит?
 - Мам, Юра улетел туда не отдыхать, и мы все это знаем! Я звонила его родителям, они говорят, что все хорошо, просто пока Юрке нельзя тратить лишние силы.
 - Ну, хорошо-хорошо, прости! Просто это немного странно, он первое время звонил и писал тебе по электронной почте, а сейчас вообще ничего!
 - Мама, я прошу тебя!
 - Все-все, прости! Прости, солнышко! Тебе нужно отдохнуть, у тебя очень уставший вид! Ты очень бледная. Плохо себя чувствуешь?
 - Не знаю. Вообще, я как вышла из больницы, почувствовала себя как-то странно – в обморок чуть не упала, когда из автобуса выходила. Наверное, это  из-за нервов.
 - Возможно. Ты бы отдохнула, Жень, а я за Сенькой присмотрю?
 - Да, пожалуй. Спасибо тебе, мамочка! – сказала я, поцеловав маму в щеку, а она опустила ладонь на мою щеку – Даже не знаю, что бы без тебя делала!
 - Все будет хорошо! – сказала мама и погладила мое лицо, а я на несколько секунд закрыла глаза, а потом встала.
Я и не заметила, как погрузилась в сон, едва моя голова коснулась подушки. Картинки мелькали в сознании снова и снова, но я понимала, что сплю и старалась заставить себя ни о чем не думать. Когда меня накрыли покрывалом, я на несколько секунд открыла глаза, заметила, что в комнате и за окном непроглядная темнота, уловила черты маминого лица, улыбнулась и снова погрузилась в сон.
 - Доброе утро, солнышко! – сказала мама, когда я зашла на кухню, прикрыв забинтованной рукой, зевнувший рот.
 - Доброе утро, мамуль! – сказала я, поцеловав ее в щеку и села на стул, подняв к себе согнутую в колене ногу – А где Сеня?
 - Сеня? Я его в садик отвела, когда ты спала еще.
 - Да? Сколько же я спала?
 - Ты спала с шести вечера вчерашнего дня.
 - Боже мой!
 - Что? Что-то не так?
 - Нет! Все нормально! Просто…
 - Просто что?
 - Никто не звонил?
 - Вчера часов в девять звонил молодой человек, сказал, что его зовут Рома, но ты спала, и он сказал, что перезвонит завтра, то есть уже сегодня.
 - Мамочка, миленькая моя, он ничего не просил мне передать?
 - Солнышко! Он сказал, что перезвонит сегодня. По-моему тебе не стоит так волноваться, голос у него был какой-то радостный, значит, все хорошо!
 - Точно?
 - Точно! Разве я тебя буду обманывать?
 - Нет!
 - Вот то-то же! А теперь есть кашу, и никаких разговоров, пока все не съешь!
 - Спасибо, мамочка! – сказала я, носом втягивая запах любимой овсянки.

                ГЛАВА 12: МИССИЯ ВЫПОЛНЕНА?!
 - Доброе утро, Женечка! – сказал Сергей Павлович, когда я вошла в здание, и сквозь небольшое окошечко посмотрела в его доброе улыбчивое лицо, отчего реальность вдруг стала немного радужнее, чем казалась мне еще пару часов назад – Что-то случилось?
 - Нет! Все нормально!
 - Ты уверена? Как-то ты нехорошо выглядишь. Заболела?
 - Нет! Это не болезнь, Сергей Павлович, дело в другом.
 - А что такое?
 - Просто я жду ребенка, полтора месяца уже. Вчера узнала, с работы отпросилась, в больницу ходила.
 - Поздравляю, Женечка! Мужа-то уже обрадовала?
 - Вот тут-то и загвостка! Я с ним связаться уже две недели не могу, и сам он на связь не выходит.
 - Женечка, ты не переживай, все у тебя будет хорошо! Мы будем скучать без тебя, когда в декрет уйдешь!
 - Я тоже буду скучать без вас, без работы! – усмехнувшись, сказала я – Ладно, пойду я, Сергей Павлович, обход надо делать. Дела они никуда не делись, пока я еще в строю!
 - Ну, иди-иди! Не переживай, Жень, все будет хорошо!
 - Спасибо вам! – сказала я и направилась к кабинету, дверь которого осталась открытой.
Когда я вошла, передо мной предстала огромная фигура мужчины, который стоял к окну лицом, спиной ко мне, но эту спину я не могла не узнать.
 - Андрей! – обрадовано сказала я, и он повернулся ко мне с такой же открытой улыбкой, которой приветствовал меня каждое утро.
 - Привет! – сказал он, и я подбежала к нему, чтобы обнять.
 - Я так рада тебя видеть!
 - А я-то как рад тебя видеть, Женька! Спасительница ты моя! Как ты тут без меня?
 - Ничего, сама вышла с больничного неделю назад. За неделю устала так, как будто месяца два вкалывала. А ты как? Только не говори, что ты уже к работе возвращаешься?
 - Еще нет, я вообще-то пришел, можно сказать, что в гости.
 - Я надеюсь, ты увольняться не собираешься?
 - Нет! Ни за что! Мне просто Сергей Владимирович позвонил, сказал, что сегодня к нам приедет.
 - Как? А почему меня никто не предупредил? У меня же все на ушах стоит! Я толком ничего не разобрала еще! Вот здорово-то! Как все не вовремя!
 - Жень, да успокойся ты – он ничего не собирается проверять.
 - А зачем же он тогда собрался приехать?
 - Не могу знать, он сказал только, что весь участок должен быть в сборе, и повод торжественный.
 - Да? Интересно, по какому поводу торжество? – сказала я, сев на край стола.
 - Мне тоже интересно, ты не поверишь! Женька, не сиди на столе, денег не будет! Сколько можно тебе говорить?
 - О, наконец-то я тебя узнаю! Начальник вернулся!
 - Ладно тебе, Жень! Я вообще тебе спасибо сказать хочу – ты… ты меня спасла! Если бы не ты, я бы кровью истек! Спасибо тебе! Я только в тот момент понял, что ты не просто настоящий мент, а самая настоящая женщина! Ты так плакала! Я таких девушек еще не встречал!
 - Андрей! – сказала я, понимая, что он разбудил во мне девушку, давая ненадолго забыть, что здесь мы всего лишь коллеги.
 - Спасибо! – повторил Андрей, заглянув в мои глаза после того, как выпустил из объятий, а я просто улыбнулась, понимая, как нелепо что-то еще говорить, ведь сказать «не за что» было бы более чем неправильно, сказать «пожалуйста» тоже не имеет особого смысла.
 - Я сделала то, что должна была сделать! Любой на моем месте поступил бы так же!
 - Неправда! Не любой! – подняв кверху указательный палец, сказал Андрей, а в его лице сквозила не совсем понятная мне грусть, словно он что-то хотел сказать, но либо не мог подобрать слова, либо просто решил их не произносить.
 - Согласна. Но ты для меня, не только коллега, ты знаешь, что я отношусь к тебе как к брату, и не могла поступить иначе!
 - Ты тоже для меня… очень близкий человек! – немного замешкавшись, будто выбирал слова, сказал Андрей и отвел глаза к окну, потом к двери, словно ждал чего-то, что бы нарушило наше уединение – Ну, так как у тебя дела, что нового?
 - Я беременна! – сказала я, и Андрей как-то растерянно взглянул на меня – Шесть недель.
 - Очень рад за тебя!
 - Спасибо! – сказала я, опустив глаза в пол, думая о том, что о том, что в нашей семье будет пополнение, уже знают все, кроме собственно отца ребенка.
У меня никак не выходил из головы последний разговор с Юркиным отцом, который убеждал меня, что все в порядке, что Юра поправляется, но говорил он это так, словно старался скорее от меня отделаться. Я не могла понять, почему его родители стали вести себя так странно, словно избегая меня, пытаясь дежурными фразами отделаться от всяческих разговоров и уж тем более объяснений.
 - Слушай, что-то ты сама не очень радостно выглядишь! Что-то не так?
 - Просто не могу связаться с мужем уже две недели, и меня это напрягает! У меня такое ощущение, что его родители знают то, чего не знаю я, и почему-то говорить мне ничего не хотят!
 - Ясно. Надо заставить их объясниться.
 - Вот если бы я знала, как это сделать… – вздохнув, сказала я.
 - Женька, не переживай! Я уверен, все обязательно прояснится.
 - Да, конечно, ты прав, – сказала я, и Андрей крепко обняв меня за плечи, а я поймала себя на мысли, что могу расплакаться.
 - Доброе утро! – сказал, входя в кабинет наш общий начальник – Вижу, у вас тут очень душевная обстановка!
 - Доброе! – немного неловко сказала я, и будто бы со стороны наблюдая собственную неловкость, была готова провалиться сквозь землю, а Андрей так же неловко поднял руку с моего плеча и снова опустил обратно.
 - Что такое? Почему такие лица мрачные? Так, Андрей Геннадьевич, не вижу, чтобы все сотрудники были в сборе.
 - Еще не успел, Сергей Владимирович. Уже иду собирать.
 - Хорошо, иди. Смотри, не торопись там.
  Кивнув головой, Андрей спешным шагом вышел из кабинета.
 - Евгения Владимировна, у вас все хорошо?
 - У меня? Да, все хорошо. Просто нездоровится.
 - Может, стоило продлить больничный?
 - Нет, у меня все нормально, я просто беременна.
 - Это же прекрасно! Что ж хмурая такая?
 - С мужем не могу связаться.
 - Давно?
 - Две недели уже.
 - Не думаю, что стоит переживать, Женечка, все наладится! Связь есть связь, не всегда она хорошая.
 - Да, конечно.
 - Сергей Владимирович, все собрались.
В нашем небольшом кабинете меньше, чем за минуту собралось около десяти человек. Мы нечасто собираемся в нашем кабинете всем отделением, поэтому такое количество людей с трудом в нем уместилось.
 - Так, все в сборе?
 - Все.
 - Отлично! Конечно, следовало собрать вас в более торжественной обстановке, но на это у нас пока нет времени. Думаю, торжественную обстановку, вы, ребята, создадите сами чуть позже, а у меня, к сожалению, времени мало. Андрей Геннадьевич, подойдите ко мне, пожалуйста! Все мы с вами знаем, что наша служба дело непростое, как говорят, «и опасна, и трудна», но разговор сейчас не об этом. Все вы помните, как месяц назад все переживали за Андрея Геннадьевича, все верили, что он поправится.
 - Еще как помним.
 - Так вот, по решению управления мне поручено сообщить вам, товарищ капитан, что вы получили повышение, и пришло время менять звезды на погонах, – сказал Сергей Владимирович, и все захлопали.
 - Служу России! – сказал Андрей, отдав честь, когда Сергей Владимирович с гордым видом поменял звезды на погонах его синей рубашки.
 - Вольно! – сказал Сергей Владимирович под негромкие аплодисменты – Еще минуту внимания, дорогие коллеги! Это не одна хорошая новость. Все привыкли видеть в рядах правоохранительных органов только сильных мужчин, но в наших рядах есть и немало очень сильных женщин, способных охранять покой граждан и спасать коллег. Да-да, я о вас говорю, Евгения Владимировна! Прошу вас подойти ко мне. Мало того, что вы месяц назад спасли своего коллегу и начальника, оказав грамотно первую медицинскую помощь и проявив колоссальное мужество во время задержания, так вы еще неделю назад принимали участие в операции по спасению людей во время аварии на сто семьдесят пятом километре железной дороги. Благодаря вашим слаженным действиям вместе с железнодорожниками и патрульно-постовой службой, Евгения Владимировна, удалось избежать большого количества человеческих жертв.
 - Наша Женя везде найдет, где спасти жизни людей! – сказал Андрей с улыбкой.
 - Сергей Владимирович, откуда вы уже знаете?
 - О! Наша служба предполагает знать все. Нам поименно известно, кто принимал участие в операции по эвакуации пассажиров. На основании ваших заслуг за столь короткий срок службы вам присвоено звание капитана.
 - Служу России! – сказала я, отдавая честь.
 - Вольно! Ну, вот, теперь можете отпраздновать свои звезды! Только не забывайте о работе, хотя я в вас и не сомневаюсь. А я вас оставляю, господа офицеры, и еще раз поздравляю с успешным назначением! – сказал Сергей Владимирович, пожав нам с Андреем поочередно руки, и, взяв под мышку свою кожаную черную папку, неспешно вышел из кабинета.
 - Ну, что, поздравляю, коллега! – сказал Андрей, протягивая мне свою огромную ладонь для рукопожатия, а я протянула ему свою руку.
 - Поздравляю! – сказала я, улыбаясь Андрею в ответ.
 - Ну, что, капитан, рассказывай, когда это ты нагеройствовать успела?
 - А мы даже не в курсе!
 - Даже управление в курсе, а мы даже и не подозреваем!
 - Ребят, да вы чего? Просто ничего героического я не сделала…
 - Да-да, просто оказалась в нужное время в нужном месте?
 - Точно! – сказала я, а все коллеги заулыбались и захихикали себе в кулаки.
 - А в этом и заключается большая часть нашей работы!
 - Да, конечно. Ребят, я все понимаю, звезды, награды, все такое, но все-таки у меня обход. Мои «крокодильщики» и прочие нарушители общественного порядка не дремлют! Вася, может, ты все-таки поднимешь свой зад с моего стола? – сказала я и среди моих сослуживцев прокатился громкий мужской дружный хохот, но смотрели все не на меня, а на немного сконфуженного моим замечанием второго дежурного.
 - Так точно, товарищ капитан! – спаясничал Васька – парень невысокого роста, похожий всем своим внешним видом на колобка или огромного рыжего кота (волосы у Васьки совершенно рыжие, а все пухлое лицо покрыто веснушками).
В нашем отделе Вася работает совсем недавно, всего три месяца, но уже стал душой коллектива – неким солнышком, которое вносит в суровые милицейские будни немного озорства, шуток и веселья.
 - Товарищ капитан, вы мой кумир!
 - Васька, перестань паясничать, а! – сказала я, когда Васька поцеловал мою руку и попытался изобразить что-то вроде реверанса.
 - А я вполне серьезен! Правда, Жень, ты просто мой герой! Я даже не представлял, что такая хрупкая девушка способна на такие подвиги! Я просто тобой восхищаюсь! Честно-честно! Ей богу от всей своей широкой души говорю!
 - Спасибо, Вась! Душа у тебя, и правда, такая же широкая, как ты сам! – сказала я, слегка хлопнув его по животу, неслабо выкатывающемуся вперед под туго застегнутой рубахой.
 - Еще раз поздравляю! И, разрешите идти на пост?
 - Иди уже! Все идите, работайте уже!
 - Жень, – обратился ко мне Андрей, когда все, кроме него вышли из кабинета.
 - Что?
 - Дело в том, что Сергей Владимирович забыл тебе сказать, что дал тебе три выходных до конца недели.
 - Ты это серьезно или шутишь?
 - Я серьезно. Зачем мне шутить и тем самым тебя подставлять?
 - Да, это было бы более, чем глупо. Ну, что ж, раз у меня выходной, пойду я домой, отсыпаться, хотя нет, мне надо как раз с Сергеем Анатольевичем поговорить. Вот, пожалуй, и съезжу.
 - Жень, ты торопишься?
 - Ну, нет. А что?
 - Может, сходим куда-нибудь, посидим, отметим наши назначения? По-дружески, ничего такого, ты не подумай!
 - А почему бы и нет?! – сказала я, зачем-то прижимая к себе папку с документами, взятую со стола – Пойдем.
 - Жень.
 - Что?
 - А это тебе зачем? Работу домой несешь?
 - Ой! Да, чуть не забыла. Ну, вот, теперь можем идти.
 - Прошу! – сказал Андрей, открыв передо мной дверь кабинета.
Мне совсем не казалось странным, что мы с Андреем непринужденно и душевно разговаривали, выходя из здания, потом сидя в кафе, где нас могли принять за влюбленную парочку – я чувствовала себя так легко, словно встретилась со старым другом, с которым можно было говорить о чем угодно и сколько угодно.
Погода на улице хмурилась, когда мы выходили из кафе, и Андрей коротко прощался со мной, стоя у моей машины. Сгущались тучи, стал подниматься неприятный сильный ветер, и мы с Андреем поспешили разойтись: он в сторону дома, а я в машину и по делам. Когда я подъехала к спорткомплексу, уже  накрапывал мелкий дождь, а наглые порывы ветра норовили этими холодными мелкими каплями ударить по щекам.
 - Здравствуйте! Ой! А мы милицию не вызывали!
 - Здравствуйте, Анна Семеновна.
 - Ой, простите, Женечка, не признала сразу! С работы что ль?
 - Да, дали три выходных за повышение, вот я и приехала. Как раз нужно… Ладно, пойду я, Анна Семеновна.
 - Конечно-конечно, иди. Не буду тебя задерживать.
 - О, Женя! А ты чего так рано? Ты сегодня вроде бы на работе должна быть?
 - Выходной мне дали, Сергей Анатольевич.
 - Что ж, отлично! Тренироваться пришла?
 - Сергей Анатольевич.
 - Что, что-то случилось? – спросил он, обняв меня за плечо, и заботливо так заглянул в глаза.
 - Ну, можно сказать, и так! – вздохнув сказала я – Я, Сергей Анатольевич, попрощаться пришла!
 - Как попрощаться? О чем это ты? Ну-ка, пойдем-ка в тренерскую поговорим. – сказал он и повел меня по коридору, крепко обнимая за плечо.

 - Садись. Давай, рассказывай, что случилось?
 - Сергей Анатольевич, вы только не волнуйтесь так – у меня все хорошо! Сергей Анатольевич, я беременна!
 - Как? Когда?
 - Два месяца почти. Сама только узнала. Я думала все эти дни, и приняла решение уйти из большого спорта.
 - Ну, что ж, это прекрасно, что ты станешь мамой! Дай я тебя обниму!
Он обнял меня так крепко, как мог обнять только самый близкий человек, и грустно так вздохнул, не говоря ни слова.
 - Я буду очень без вас скучать! – сказала я, не поднимая головы с его широкой груди – Я люблю вас, как родного!
 - И я тебя люблю, как дочку! Я поддерживал тебя всегда, ты знаешь, и сейчас готов поддержать в твоем решении, но просто знай, что, если спустя время, ты поймешь, что готова вернуться…
 - Я знаю. Просто я только сейчас понимаю, что действительно быть мамой и быть спортсменкой одновременно невозможно – я украла у своего сына детство!
 - Жень, ну,  зачем ты так говоришь?
 - Да-да, Сергей Анатольевич, я осознанно забрала у своего сына большую часть детства, когда мама должна быть рядом! Ни с ним, ни с тем малышом, которого я жду, я не хочу больше так поступать! Я даже в школу передумала его в этом году отдавать.
 - Может, это и правильно! Хотя я с тобой и не во всем согласен – ты сделала невозможное в воспитании сына, ты была рядом, пусть не столько времени, сколько было нужно, но все-таки! Просто знай, что ты всегда можешь вернуться, пока не поздно! Хотя и тренер из тебя бы получился отличный! Подумай об этом, ну, после того, как родится этот малыш! А потом и его к нам приводи!
 - Обязательно!
 - Жень.
 - Что?
 - А Юрка-то знает уже?
 - Нет! Юрка пока не знает ничего! – сказала я, будто нараспев и уставилась в пол.
 - Почему?
 - Не могу с ним связаться уже, страшно сказать, месяц! Но ничего, я понимаю, он после операции, все такое… хотя родители его ведут себя как-то странно!
 - А в чем странность?
 - Сама не могу понять! Как будто избегают откровенных разговоров и не хотят всю правду говорить. Вот такие вот дела, Сергей Анатольевич, вот такие дела! – смачно выдохнув, сказала я, понимая, что эта неизвестность меня уже доводит до предела и вынуждает заставить новых родственников говорить правду, какой бы она не была.
 - Женя, Женька, это не дело, так нельзя! – сказал Сергей Анатольевич, опустив свою крепкую руку на мое плечо и обнял как можно крепче, а мне вдруг так захотелось расплакаться и никому больше ничего не объяснять – Нельзя же так, девочка моя! Нельзя так себя изводить! Ты посмотри, как ты напряжена! В твоем положении нужно сохранять спокойствие и рассуждать только на трезвую голову!
 - Может что-то пошло не так, и они мне не хотят говорить? Сергей Анатольевич, я чувствую, что-то случилось, а я не знаю что, и это сводит меня с ума! – сказала я громко, вскочив со стула и взмахнув в воздухе руками, и метнулась от стены к стене – нервы были на пределе.
 - Женя! – прикрикнул вдруг на меня строгий тренерский голос, и Сергей Анатольевич тряхнул меня за плечи, испытующе взглянув в мои заплаканные глаза – Возьми себя в руки, наконец! Где твоя выдержка, где твое терпение? Я не узнаю тебя!
 - Простите! Простите меня, Сергей Анатольевич, простите, я…
 - Женя, все хорошо! Просто возьми себя в руки и постарайся успокоиться – я знаю, ты это можешь, как никто другой. Ты меня всегда удивляла своими способностями легко концентрироваться, и эту концентрацию нельзя терять никогда!
 - Да, конечно, вы правы, Сергей Анатольевич, вы, как всегда, правы! Просто я так устала в последнее время, да и столько всего навалилось – все это геройство!
 - Слышал о твоих подвигах! – улыбнувшись, сказал Сергей Анатольевич, уже с гордостью заглянув мне в глаза – Ты молодец! Всегда знал, что могу тобой гордиться не меньше, чем твои родители!
 - Ну что вы, Сергей Анатольевич? Я вовсе не совершала подвигов, просто выполняла свою работу, вот и все! – пожав плечами, сказала я – Иногда мне самой кажется, что меня с моей «способностью к геройствам» скоро из органов попрут!
 - Ну, почему же так сразу, «попрут»?
 - Слишком честная и самоотверженная!
 - Что бы там ни было, ты такой всегда оставайся! Твое геройство еще и ценят, так что не все так плохо!
 - Да! – сказала я, заметив, что Сергей Анатольевич заметил мои обновленные погоны – Теперь я капитан! Оценили мое «геройство»!
 - Замечательно! Тебя можно поздравить?
 - Ну, да.
 - Поздравляю! Ты молодец! – сказал Сергей Анатольевич, обняв меня – Кстати, Александр Борисович со своими ребятами во втором корпусе занимается, может мне сходить, спросить у него про Юрку? Мы с утра сегодня пересекались, но поговорить не успели совершенно! Вид у него был какой-то озадаченный.
 - Не надо, Сергей Анатольевич, я сама схожу. Мне все равно надо с ним поговорить самой, узнать все подробности. Он там сейчас, не знаете?
 - Да, он там до девяти вечера будет, насколько я знаю.
 - Отлично! Тогда я пойду?
 - Ну, хорошо, иди. Не забывай своего старика-тренера, забегай!
 - Ладно вам, Сергей Анатольевич! Какой же вы старик – вы фору любому пацану дадите! А я вас никогда не забуду, в этом вы можете не сомневаться! Обязательно буду к вам забегать, в декрет пойду, так у меня времени много будет! – усмехнувшись, сказала я и поцеловала Сергея Анатольевича в щеку – Спасибо вам за все!
 - Не за что! Ты же знаешь, я к тебе, как к дочери отношусь!
 - Просто за то, что вы у меня есть! Спасибо! Ну, все, я побежала! – сказала я, прихватив свою сумку со стула.
Его добродушный взгляд мне вслед я всегда буду помнить, ведь много лет мы с ним работали вместе – он сделал для того, чтобы я стала успешной спортсменкой все, что только мог, но он еще и стал мне большим другом и наставником, даже отцом, которого в детстве мне очень не хватало.
Я быстрым шагом миновала переход из первого корпуса во второй, и уже через несколько минут столкнулась почти лоб в лоб с ним…
 - Юра! – воскликнула я, взглянув в его глаза и на несколько секунд вообще впала в ступор и подумала, что схожу с ума.
 - Простите! Меня вообще-то Ваней зовут. А откуда вы Юрку знаете?
 - Простите! Вы просто…
 - Мы близнецы – одно лицо, знаю! Так кто же вы моему брату, прекрасный милиционер? Почему же мы не знакомы?
 - Вообще то я его…
 - Женя?
 - Александр Борисович, здравствуйте!
 - Добрый день! – сдержанно, практически равнодушно сказал свекор и мне даже показалось, что он был совершенно не рад меня видеть – А что ты здесь делаешь? Ваня, иди в зал!
 - Александр Борисович, я… мне нужно с вами поговорить.
 - Пойдем ко мне в кабинет. – сказал он так настоятельно, как будто всем своим выражением лица и голоса говорил, что я сама нарвалась на неприятный разговор – Поговорим!
Он как-то тяжело вздохнул и потер рукой подбородок, на котором были следы недавнего бритья: черные точки, оставшиеся от сбритой щетины, небольшая царапина почти у самого уха, и эта нелепость меня почему-то насторожила.
 - Присаживайся, – сказал он холодно, словно делал мне одолжение, и я с каким-то неловким выражением лица, которое мысленно видела на своем лице со стороны – Женя.
 - Что? Александр Борисович, что-то не так? С Юрой что-то не так, вы мне скажите, я сильная! Если что не так, я его все равно не брошу, я поддержу его, даже если ничего не вышло! Скажите мне правду, я вас умоляю, Александр Борисович, миленький, пожалуйста! Я уже так не могу!
 - Правду?
 - Да, правду! Зачем вы надо мной сейчас издеваетесь? Хотите меня проверить?
 - Женя, послушай меня, пожалуйста! Только не перебивай, хорошо?
 - Хорошо, – все с тем же неловким выражением лица, сказала я – Я вас выслушаю.
 - Женя, я… я должен тебе сказать. Да и ты все равно скоро узнаешь сама. Нет смысла ходить вокруг да около.
 - Александр Борисович, давайте без прелюдий! Говорите сразу, что случилось?
 - Евгения!
 - Что? Да, я обещала! Простите!
 - Жень, дело в том, что Юра больше не вернется!
 - Нет, этого не может быть! – вскрикнула я, и слезы полезли на лицо.
 - Нет-нет, это не то, что ты подумала! – сказал Александр Борисович, но всем своим видом проигнорировал мои эмоции, выкатившиеся на щеки.
 - Как? А почему? Вы скажите, я готова к нему поехать, у меня и загранпаспорт есть…
 - Женя, вот этого я тебя настоятельно прошу не делать! Юркина невеста этому не обрадуется, да и тебе самой это будет неприятно!
 - Как вы сказали? Юркина невеста?
 - Да, Жень, у Юрки в Америке есть невеста и через месяц у них свадьба, конечно, если ты спокойно подпишешь документы.
 - Нет! Это какой-то абсурд! – вскочив со стула, сказала я громко – Вы что меня разыгрываете?
 - Евгения, я что похож на клоуна? Я говорю вполне серьезно! Женя, ну, пойми, ты свою миссию выполнила – Юрка согласился ехать в Америку, у тебя это получилось намного легче, чем у меня, могу тебе позавидовать! Я его уговаривал уже несколько лет, с тех пор, как он в аварию попал. А тут сын согласился, поверил, что у него есть шанс продолжить спортивную карьеру, и ему уже предложили работать в Америке. Ты даже не представляешь, какие возможности ему открылись!
 - Ну, да, конечно! С чего бы мне знать? Я же середнячок, дочка простого милиционера и школьного завуча, без связей, без возможностей!
 - Жень, я не говорил, что ты плохая спортсменка и у тебя нет возможностей! Просто ты пойми, Юра с Лизой были обручены с восемнадцатилетнего возраста, встречались с шестнадцати. Потом Лиза уехала в Америку с родителями, у Юрки не было такой возможности. Они переписывались долго, потом у нее были свои отношения, едва замуж не вышла. Юрка очень переживал, в себе замкнулся, вот и в аварию попал. Не в себе был, сорвался, поехал, ну и в кювет – чудом выжил, но наши врачи умыли руки и сказали, что про спорт придется забыть. А тут появилась ты, он влюбился, как мальчишка, готов был на все ради тебя. Ты молодец, я благодарен тебе, что ты его убедила поехать! Когда Лиза пришла его навестить после операции, он все на свете забыл, понял, что только ее всю жизнь и любил! Сказал, что теперь никуда ее не отпустит от себя! Вот, собственно, и вся правда, Жень! Прости, мне надо идти!
 - Нет! Юра не мог так с нами поступить!
 - Женя, пойми, мне незачем тебя обманывать! Просто подпиши бумаги, и Юра будет тебе благодарен тоже! Ни к чему разводить скандал, ты ведь сама понимаешь – ты ведь умная девочка! Зачем перспективному спортсмену российская жена да еще и с чужим взрослым ребенком, скандальный развод? Ты же не хочешь вместе с сыном стать обузой мужу или уж тем более нам?!
 - Я вам не верю! – крикнула я, оттолкнув от своего лица его руку, которой он попытался погладить меня по щеке – Я вам не верю! Если это так, пусть Юра сам мне об этом скажет!
Взглянув на свекра таким взглядом, как плевком в его наглую рожу, стремительно вышла из тренерской, подавляя в себе порыв разреветься, и практически побежала к выходу. За тяжелой дверью уже шел сильный дождь, тучи черным покрывалом висели над землей, и я дала волю слезам, громко крикнув на всю улицу: «За что?». Я плакала, спускаясь по высоким ступеням, практически не видя перед собой дороги и позволяя дождю поливать меня с ног до головы, позволяя холодным каплям и своим слезам сливаться воедино. Упираясь руками в крышу своей машины я ревела, и не могла остановиться.
 - Вам помочь? – спросил незнакомый мужчина, и я повернулась к нему так, словно была готова растерзать на мелкие кусочки за то, в чем никто не был виноват.
 - Нет! Идите вы к черту все! – крикнула я, и мужчина, мысленно покрутив у виска, поспешил уйти по своим делам, а я, навалившись спиной на машину, закрыла глаза, позволяя дождю колотить своими каплями по моим ресницам.
Когда я села в машину, плакать больше не хотелось, хотя состояние было такое, словно я червяк, раздавленный в дождливый день на грязной дороге. С одежды на обивку, на пол текли маленькие струйки воды, все тело пробирал озноб, но мне на это было наплевать, и, будто бы совсем не думая ни о чем, завела машину и поехала прочь.
Дома не было никого. «Естественно! А кого ты ожидала увидеть?» - бросив связку ключей около телефона в прихожей, задала я вопрос сама себе. Скидывая с ног промокшие насквозь туфли и оставляя на линолеуме, цвет которого мне никогда не нравился, и на ковре, выцветшем от того, что неоднократно подвергался химчистке, мокрые следы своих ступней, я прошла в комнату и остановилась посередине, тупо уставившись в угол, где лежала брошенный вчера мной же тапок, которым я отгоняла Юркиного вредного кота от цветка, растущего в огромном горшке. «Почему я никогда не обращала внимания на то, что он такой несуразный и совершенно не вписывается в этот угол?» - задала я себе новый вопрос и поняла, что ответ вертится у меня на языке, но я самой себе не хочу этого говорить.
Скинув с себя мокрую одежду, я села на край ванны, взглянула на часы, которые мне подарил папа на какой-то праздник года два назад. Стрелки, которые даже не думали останавливаться, показывали два часа дня, и я даже удивилась, как быстро моя жизнь начала рушиться – прошло каких-то семь часов, и от прошлой жизни не осталось ничего, хотя я по-прежнему отказывалась верить словам свекра, который равнодушно сообщил мне, что моя счастливая семейная жизнь кончена.
 - Алло! – сказала я, подняв трубку, внезапно зазвеневшего телефона.
 - Женька? Ты?
 - Я! – сказала я так, словно выдавливала из себя слова.
 - Жень, ты в порядке? Это я, Оля!
 - Оля? Олечка, родная моя! Как хорошо, что ты позвонила! Мне так плохо!
 - Жень, что случилось?
 - Я не могу тебе по телефону это объяснить! Прости! – сказала я, снова разревелась, опустила трубку на аппарат и поплелась в комнату в чем мать родила.
Я натянула первые попавшиеся вещи и уселась на диван в гостиной, где мне все вдруг стало казаться чужим. Я не отразила в сознании, сколько времени я просидела, подогнув к себе ноги и обхватив колени руками, когда вдруг раздался звонок в дверь.
 - Оля? – открыв дверь, не спрашивая, кто за ней, удивилась я и обняла подругу так, словно без нее могла упасть – Олечка! Я так рада, что ты пришла!
 - Мать, ты че такая холодная? Ты что в холодильнике побывала? Ну-ка, марш в квартиру! Чайник ставь! – по-хозяйски сказала Оля, укоризненно смотря на меня и щупая своими ладонями мои почти ледяные руки – Живо! Ты ж холодная, как смерть!
 - А я и есть смерть! – сказала я, утирая нос, и поплелась на кухню.
 - Ну-ка, стой! – сказала Оля, обхватив меня за плечи – Пожалуй, я сама!
Оля не раз хозяйничала на нашей кухне, когда бывала у меня в гостях в отсутствие мужа, когда на меня нападала апатия от пустоты и одиночества, которые мне «дарили» какие-нибудь сборы или соревнования, на которых, то Юра, то я, пропадали.
 - Так! А теперь рассказывай мне, что случилось! – поставив кипятиться чайник, сказала Оля не допускающим возражений тоном – Выкладывай, почему ты вдруг решила похоронить себя заживо? Подруга, в чем дело?
 - Я сегодня с отцом мужа разговаривала.
 - И что? – спросила Оля (она никогда не умела терпеливо ждать, когда собеседник перейдет на откровенность и выложит всю подноготную) – Что он тебе сказал?
 - Он сказал, что Юра больше не вернется!
 - Как не вернется? Он что хочет забрать тебя в эту чертову Америку и навсегда нас разлучить?
 - Да нет же, Оль! В этой чертовой Америке «ему не нужна российская жена с чужим ребенком», у него там есть невеста!
 - И ты веришь в эту чушь?
 - Не хочу верить! Я так ему и сказала, что пока Юра сам мне об этом не скажет, никакие бумаги подписы-вать не стану.
 - А он что еще и бумаги тебе подписать предлагал?
 - Да, если не сказать, что он на этом буквально настаивал!
 - Вот сволочь! А Юре, Юре ты звонила? Он что говорит?
 - Как я ему позвоню, Оля? Это другая страна!
 - Но надо же вывести твоего свекра на чистую воду! Нельзя же сидеть вот так, сложа руки, и ждать пока он все преспокойненько провернет!
 - Вот веришь, нет, а сейчас ничего не хочу! Пока Юра сам мне не даст объяснений, я не хочу ничего предпринимать.
 - Вот это да! Я с тебя фигею, подруга! Я бы на твоем месте плюнула на все и позвонила ему и спросила в лоб, что все это значит!
 - Оль, ты меня прости, конечно, но это мне решать, что делать! Я ему сказала, что пока сам Юра мне не скажет, что это все правда, никакие бумаги подписывать не стану, и пусть делает выводы. Если это так, то Юре он об этом обязательно скажет, и я узнаю правду из первых рук! Чему быть, того не миновать, как говорится! А если это все наглая ложь, то я никогда не смогу ему это простить!
 - Ну, может быть, ты и права! Одного только не могу понять, зачем ему это нужно, свекру твоему, что за интриги? Зачем рушить семью собственного сына?
 - Не знаю! – сказала я и зачем-то уставилась в столешницу.
Засвистел чайник. Оля, словно очнувшись от сна, подскочила со стула и, выключив газ, стала искать глазами кружки. Я не реагировала на нее. Мне казалось, что я или сплю, или в доску пьяна до того, что не отражаю действительность.
 - Жень. Женя, ау! – вырвал меня из дурмана Ольгин звенящий голос, и я вдруг заметила, что она трясет меня за плечи, а в ее глазах испуг.
 - Прости! Прости, я… я чувствую себя, как будто… как будто пьяная в хлам. Туман в глазах.
 - Господи, Женька! Что ж ты с собой делаешь?
 - Оль, я что опять схожу с ума? – спросила я, уставившись на подругу, которая опустилась на корточки около моих ног, с тем самым испугом, который только что видела в ее глазах.
 - Женька! Родненькая моя! – заговорила Оля, поглаживая меня по щекам – Ну что ты? Вовсе ты не сходишь с ума! Ты просто расстроена, тебе надо встряхнуться, надо взять себя в руки! У тебя же это так хорошо всегда получалось! Ну, посмотри на меня! Ты все та же Женька, ты не сумасшедшая, просто надо успокоиться и спокойно подождать, пока все прояснится!
 - Да, конечно, ты права! Надо успокоиться!
 - Ну, вот и отлично! А теперь скажи мне, куда у вас все кружки подевались, и будем пить чай! – сказала Оля, выпрямившись, а ее ладонь на несколько секунд застыла на моей щеке – Горемыка ты моя!
 - Кружки? А, да, кружки! Они в ванной. Я просто шкаф вчера мыла, все в ванну унесла, перемыла их, а убрать обратно сил не было, да и поздно уже было.
 - Ясно, – сказала Оля и быстро направилась в ванную, откуда вернулась быстрее, чем я успела встать и подойти к окну.
Мы, молча, пили чай, потом долго говорили на разные темы, стараясь не задевать больных, но чувствовалось, что разговор идет как-то натянуто и из вынужденного желания заткнуть дыру в сердце, которая образовалась сегодня днем. От моего нежелания принимать все так, как оно было преподнесено, замолчать всю боль, казалось, кто-то внутри делает эту дыру еще больше, словно растягивает ее края в разные стороны.
 - Сколько время? – спросила я и сама же посмотрела на наручные часы – Черт! За Сеней надо идти! Чуть не проворонила!
 - Я с тобой!
 - Зачем?
 - Давно Сенечку не видела, да и тебя мне не хочется сейчас отпускать куда-то одну!
 - Хорошо. Я сейчас. Две минуты, и побежим, – сказала я и понеслась в комнату – Как боец СПЕЦНАЗа!
Надо было видеть, как я подобно армейцу, которому надлежит одеться пока горит спичка, буквально на ходу впрыгивала в джинсы, надевала носки, прыгая то на одной ноге, то на другой, а потом, надевая кроссовки, успевала глядеть по сторонам, разыскивая ключи.
 - Ты не это ищешь? – спросила Оля, протягивая мне связку ключей, висящую у нее на пальце.
 - О, спасибо! Все, побежали.
 - Побежали! – усмехнувшись, сказала Оля – Ширинку только застегни, боец!
 - Черт! Все, вперед! Как я выгляжу?
 - Ну, как тебе сказать?
 - Скажи, как есть! Ужасно? Сильно заметно?
 - Следы истерики налицо!
 - Черт-черт-черт! Сенька не должен видеть, что я ревела! Ладно, побежали, по дороге отойду! Надеюсь, не заметит!
 - Пойдем уже. А-то придется сторожу твоего Сеньку караулить!
 - Это точно! Только проблем с воспитателями мне не хватало для полного счастья! – сказала я, когда мы с Олей буквально пулей вылетели из подъезда, дверь которого издала ужасный стук.
Оля с трудом поспевала за мной мелкими перебежками, в то время как я чувствовала себя проигрывающим спортсменом на спринтерской дистанции.
 - Кажется, успели! – тяжело выдохнув, сказала я, когда забежала в группу и увидела, как Сенькиного одногруппника тоже спешно одевает мама – Здравствуйте!
 - Ой, Здравствуйте, Женечка! Ваш там один остался. Я сегодня вот тоже задержалась на работе, успела с трудом.
 - Ну, вот и я… задержалась! – замешкавшись от собственной неловкости и случайного вранья (никогда не могла врать даже незнакомым людям).
 - Ну, да, у вас работа такая!
 - Сенечка, сыночек! – позвала я сына, встав в дверном проеме.
 - Мама! – обрадовано закричал Сеня и, едва не забыв отпроситься и попрощаться, понесся ко мне с раскинутыми в стороны руками – Ой!
 - Ну, что, мой маленький офицер, идем домой?
 - Идем! – сказал Сеня, прижимаясь ко мне щекой, а я, опустив свои руки на его плечи, с трудом сдержалась, чтобы не заплакать.
 - Давай, переодевай сандалики и вперед! Тетя Оля нас уже заждалась!
 - Тетя Оля?! – вскрикнул Сеня и мгновенно рванул к моей подруге в объятия.
 - Привет, Сенька! – сказала она, ласково потрепав его по волосенкам на макушке – Я страшно рада тебя видеть!
 - Я понимаю, дорогие мои, конечно, что вы безумно рады видеть друг друга, но нас с вами по-моему еще через пару минут просто выгонят из садика!
 - Ой! – закрыв рот ладошкой, воскликнул Сеня, переглянувшийся с Олей.
 - Сеня, давай, быстро надевай свои кроссовки и побежим домой! – сказала я, и сын сел переодевать обувь с видом самого делового на свете человека, а Оля, видя мое состояние по пальцам, нервно теребящим, то губы, то пряди волос, подмигнула одним глазом, как часто делала в школе во время скучных уроков или когда я неохотно отвечала у доски. От этого на душе вдруг посветлело, как будто не было в ней холодной зияющей дыры из-за внезапного отчуждения, как мне казалось, близких людей.

                ГЛАВА 13: СКАЗОК БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ
В голове что-то гудело. Мне казалось, что в один момент я стала глухой, слепой и немой, хотя прекрасно видела и Олю, которая сидела у моих ног около дивана, и Сеню, который в пижаме пробежал в свою комнату, где ждал, что я начну читать ему сказки. Я сжимала в руке сотовый телефон, на экране которого безразлично расположились буквы, уложенные в короткое, но однозначное сообщение: «Жень, прости! У меня скоро свадьба! Не мешай, пожалуйста!». Это сообщение пришло мне, как только Сеня выкупался и собрался ложиться спать. В этом тексте, пришедшем с Юркиного номера, легко можно было угадать его почерк – он всегда писал мне такие короткие сообщения, выделяя каждую фразу восклицательным знаком, но это было лишь половиной того, что мне предстояло в этот вечер узнать и понять.
Они смотрели на меня с монитора, на котором я прочитала сообщение немного длиннее, чем в телефоне, содержавшее новость о том, что Юра женится в Америке, а о том, что в России у него есть семья ни слова, ни полслова. Я силилась вспомнить, где я могла ее видеть, потому что лицо невесты мужа мгновенно показалось хорошо знакомым. Я крутила в памяти все места, где могла ее видеть, не могла вспомнить даже намека на то, что мы могли пересекаться, и тут меня словно током шандарахнуло – Лиза Бертон (ее отец давно жил в Америке и дал дочери, которая до девятнадцати лет жила в России с бабушкой, свою фамилию), конечно! Я видела ее на стенде воспитанников Сергея Анатольевича. Я не знала о ней ничего, собственно говоря, и не интересовалась никогда, но мне точно было известно, что именно тогда, когда я перешла в двенадцатилетнем возрасте от Заболоцких как от тренера к Сергею Анатольевичу, не раз слышала разговоры о том, что от моего тренера ушла моя ровесница или ее «переманили» к другому. Там-то, наверное, они с моим мужем и познакомились… хотя какая теперь разница, что это может изменить? В сущности, ничего!
Как нестираемая надпись в моем сознании висела ее фотокарточка, еще двенадцатилетней девочки, в глазах которой уже была какая-то надменность. У нее были четко очерченные скулы, словно она была каким-то каменным изваянием, и я даже мысленно отметила, что в этих чертах действительно есть что-то привлекательное, но сейчас я ненавидела ее привлекательность больше всего на свете.
 - Мамочка, ты ко мне придешь, читать сказку? – словно вырвав меня из сна, спросил Сеня, прижимая к себе игрушечного зайца.
 - Сеня, иди спать! Сегодня сказок не будет!
 - Ну, мама!
 - Спать, я сказала, немедленно! – прикрикнула я, указав сыну на дверь его комнаты, и он грустно поплелся к себе.
Мне хотелось сломать все, что было в этом доме, хотелось ударить кого-нибудь побольнее, чтобы самой не чувствовать, как боль буквально разрывает сердце изнутри. Оля, сжав мои плечи руками, буквально силой потащила меня на кухню, а я хотела сопротивляться, но покорно шла вперед.
 - Дай сигарету! – сказала я монотонным голосом, когда слезы бесконтрольно текли по щекам, а я уже не чувствовала, как они катятся.
 - Женька, ты же…
 - Плевать! Оль, дай сигарету! Ты меня знаешь, я сама встану и пойду, куплю целую пачку! Так что лучше сделай это сама!
 - Ну, держи! – растерянно сказала подруга, чуть дрогнувшей рукой протягивая мне открытую пачку сигарет – Женька…
 - Прошу тебя, я тебя умоляю, Оль, – сказала я, глотая слезы - не говори ничего! Я ничего не хочу слышать!
 - Жень, подумай о ребенке! Может, не надо, а?
 - Да что ты заладила, не надо, не надо? Почему я должна о ком-то сейчас думать? Почему обо мне никто не подумал, когда эта сука спуталась с моим мужем? Почему он обо мне не подумал, когда он отправлял мне эти сообщения? Почему они обо мне все не подумали, что мне может быть больно?! К черту его ребенка, пусть катится к чертям собачьим! Завтра же пойду в больницу и избавлюсь от него!
 - Жень, побойся бога! Что ты говоришь? – буквально взмолилась Оля и начала изо всех сил трясти меня за плечи, будто стараясь привести в чувство – Это не ты говоришь, слышишь, это не ты! Моя Женя никогда так не поступит, никогда не убьет собственного ребенка! Я прошу тебя, немедленно возьми свои слова назад!
 - Нет! Не возьму! Оль, – уже спокойно, затянувшись в очередной раз, сказала я и привалилась к стене около окна – Сама посуди: я – обычный помощник участкового, пусть капитан милиции, с двумя детьми? Куда? Маму опять напрягать? Нет, даже думать об этом не хочу! Что делать? Как жить? Это нереально! Нет, это глупо! Схожу в больницу, может, посоветуют что. Сейчас и таблетки есть, чтоб выкидыш спровоцировать…
 - Женя, ты не в себе! Я прошу тебя, не руби с плеча!
 - Нет! – крикнула я, взмахнув руками перед лицом подруги, а пепел с сигареты, как снег, посыпался на пол – Все кончено!
 - Мамочка, а почему ты так кричишь?
 - Сеня! Марш спать!
 - Не кричи на меня!
 - Еще потопай мне здесь ногами! Марш в постель, я кому сказала!
 - Женя! – крикнула Оля, больно схватив меня за запястье, и я вдруг с ужасом поймала себя на мысли, что едва не ударила сына – Ты, что совсем с ума сошла?
 - Господи! Что я делаю? – задала я вопрос сама себе и опустилась на колени перед сыном, который со слезами в глазенках смотрел на меня и прижимал к себе игрушку так крепко, словно старался ею закрыться от меня, от собственной матери. Я почувствовала себя таким чудовищем, а он смотрел на меня уже со слезами в глазах и на щеках и хотел что-то сказать, но лишь болезненно поджал губки.
 - Никогда не смей на меня кричать! Никогда! – крикнул Сеня сквозь слезы, я протянула к нему руки, чтобы обнять, а он опрометью бросился прочь от меня.
 - Господи, что я наделала? – задала я вопрос не Оле, которая смотрела на меня с сочувствием и состраданием, а самой себе – Господи, какое же я чудовище!
 - Женя! – сказала Оля, голосом, почти сошедшим на шепот, и опустилась рядом со мной на колени, провела ладонями по моим рукам – я сейчас, я его успокою!
Я плакала, не имея сил остановиться, плакала, сидя на полу около кошачьей миски, как брошенная, ободранная до кровавых ран, кошка, крепче прижимая лицо к коленям, которые сжала обеими руками. Мне хотелось растерзать саму себя, чтобы не чувствовать, как дыра в сердце становится шире, словно кто-то тянет ее за края.
 - Уснул! – вздохнув, сказала Оля, зашедшая в кухню, и опустилась на колени рядом со мной.
 - Он теперь меня возненавидит!
 - Ну, что ты? Он очень тебя любит! Он очень переживает, что ты расстроена, расспрашивает, почему ты плачешь…
 - И ты ему сказала?
 - Он все поймет!
 - Оль, что ты ему сказала?
 - Я сказала, что дядя Юра ушел и не хочет возвращаться. А он, представляешь, говорит: «Я больше не дам ему обижать маму!». И уснул.
 - Маленький мой! Какой же он у меня еще маленький, но уже такой большой!
 - Да, он очень смышленый! Маленький, а уже такой рассудительный! Я просто обожаю эту его рассудительность!
 - Спасибо тебе, Оль!
 - Ну что ты, родная моя?! Я не сделала ничего особенного – я твой друг, и не смогу оставить одну, когда тебе так трудно! – сказала Оля, и мы крепко обнялись, все так же стоя на коленях на полу в кухне, а толстый Юркин кот равнодушно продефилировал мимо нас, качая толстым задом и выкручивая, словно веревку, свой серый хвост, и начал нагло чавкать то, что лежало в его миске.
 - А теперь, встаем, поднимаемся, и пить чай! – сказала Оля и, встав на ноги, протянула мне руку – А потом спать!
 - Против чая не возражаю, а вот спать не смогу! Мне кажется, закрою глаза, увижу его и…
 - Женька! – сказала Оля, а в глазах ее дрожали мои слезы – она никогда не умела быть равнодушной к моим слезам, да и вообще к чужому горю, и за это ее невозможно было не любить.
Я чувствовала, как ее руки обнимали мое плечо и лежали на голове, которой я уткнулась в ее грудь. Слез больше не осталось, и я поняла, что теперь нужно брать себя в руки, чтобы не рухнуть под весом проблемы, которая свалилась мне на голову, как тяжелый камень. В моей голове вновь и вновь крутились равнодушные слова его отца: «Зачем перспективному спортсмену российская жена, да еще и с чужим взрослым ребенком?».
 - И, правда, зачем?
 - Жень, о чем ты? – спросила Оля, подняв мою голову к себе руками за подбородок.
 - Да так вспомнила, что мне его отец сказал! «Зачем перспективному спортсмену российская жена да еще и с чужим взрослым ребенком, зачем ему скандальный развод?». Вот я и задаю себе вопрос, а в самом деле, зачем? Юрка всегда стремился сделать жизнь проще, вот и сделал! Что ж, я за него рада!
 - Жень, да он последняя сволочь! Ты потратила на него четыре с половиной года своей жизни!
 - Четыре года и десять месяцев, если быть точной!
 - Да дело-то не в цифрах, не в том, сколько лет вы были вместе! Ты вышла за него замуж, по его же предложению, кстати, готова была пройти с ним все сложности, а он просто решил, что ты перевалочный пункт!
 - Да бог ему судья, Оль! Пусть будет счастлив! Я просто подпишу эти чертовы бумаги, и вычеркну его из нашей с сыном жизни!
 - Может ты и права! Ну, ладно, мы, кажется, собирались пить чай! – сказала Оля и как-то неловко улыбнулась, словно чувствовала себя не в своей тарелке.
 - Давай просто посидим, помолчим! Меня что-то тошнит от этого чая, да и вообще от всего – ничего не хочу!
 - Плохо себя чувствуешь? – встревожено спросила Оля, когда я склонила голову к стене, закурив вторую сигарету, вытащенную из ее пачки.
 - Нет, я хреново себя чувствую – меня просто рвет изнутри, как мяч резиновый! Да, надо Сеньке купить новый мяч, сапоги осенние…
 - Жень, о чем ты думаешь, а?
 - А что? О чем я должна думать? Мне ничего от этой семейки не нужно, а Сеня им совершенно чужой! Я не собираюсь вешать на них заботы о нем! Не собираюсь же я брать с собой то, что ему дарил чужой человек! К черту все!
 - Держись, Женька! Все наладится! – сказала Оля, обхватив своими ладонями мою руку, которую я положила на стол и тупо разглядывала кончики своих пальцев – Все будет хорошо! А это все надо просто забыть, как страшный сон!
 - Конечно! Все. Наладится. Все. Будет. Хорошо!
 - Родная ты моя! – сказала Оля, второй рукой проведя по моей щеке, по которой прокатилась оставшаяся где-то в глубине души слеза.
***
 - Сеня, надевай ботинки, все! Дедушка нас ждет.
 - Ну, подожди, мамочка!
 - Давай быстрее! Хватит копаться! Нам нечего здесь больше делать! – сказала я полушепотом, отвернувшись в сторону двери – мне совсем не хотелось, чтобы сын видел мои слезы.
 - Мамочка, ну, не плачь, пожалуйста! – сказал он вдруг, обхватив меня крепко своими ручонками, насколько мог дотянуться, и я поняла, что по его щеке тоже катится слеза.
 - Я не плачу! – присев около него, сказала я и провела по его щекам, понимая, что в его зеленых глазенках отражается вся моя жизнь – И ты не плачь! Офицеры ведь не плачут! Правильно?
 - Правильно! – сказал Сеня, кивнул головой и стер слезинку своей рукой со своей и с моей щеки.
Именно сейчас я вдруг осознала, что что-то в этих глазках навсегда и всерьез изменилось, только что я понять еще не могла, а в них раз и навсегда отпечаталась несмываемой черной краской моя собственная боль.
 - Мамочка, Я НИКОГДА ТЕБЯ НЕ ДАМ В ОБИДУ НИКОМУ! – сказал Сеня, и мы крепко обнялись.
 - Я знаю! Ты мое самое главное сокровище!
 - Ну, что мои маленькие офицеры, готовы? – спросил, остановившийся перед настежь открытой дверью, папа, постаравшийся натянуть на лицо хотя бы маломальскую улыбку, и только я заметила, что далась она ему, как и мне, нелегко.
 - Готовы! – сказал Сеня твердо и протянул мне руку.
 - Идем! – сказала я, улыбнувшись папе, сквозь застрявшее комом в горле негодование и, бросив взгляд на трюмо, где оставила ключи, даже не потрудившись снять со связки свой брелочек в форме сердца, хотя первоначально у меня было невыносимое желание растоптать этой пластмассовый кусок фальшивой любви, которой, возможно, и не было вовсе.
Папа, посмотрев мне в глаза только мне понятным взглядом, взял у меня из руки дорожную сумку, в которой поместились все оставшиеся вещи, не вошедшие в небольшой чемоданчик, который я часто возила с собой на сборы и соревнования. Он вместе с еще парой дорожных сумок и несколькими коробками, уже лежал в багажнике машины, что припаркованная стояла внизу и ждала, когда мы покинем отныне чужой дом.
Пока мы ехали, папа практически ни слова не говорил, Сеня тоже молчал, смотря в окно, а я, с грустью поглаживала голову сына, который склонился ко мне и крепко обнял.
 - Ну, вот, приехали! – сказал папа, повернувшись к нам с водительского сидения – Сейчас я вас выгружу!
 - Спасибо тебе, пап!
 - Ну-ну, будет тебе! Все перемелется! – сказал папа, прекрасно понимая, что я благодарила его не за то, что он помог мне справиться с вещами, что согласился вести мою машину, за руль которой я не решилась сесть в таком надорванном состоянии, а за то, что он просто ничего не сказал о Юре, не стал разбираться со свинством, преподнесенным мне семьей Заболоцких, да и вообще просто молчаливо поддержал мое решение уйти, не хлопая дверью и не закатывая скандала, хотя мама, напротив, настаивала на противоположном поведении.
 - Конечно! – сглотнув слезы, сказала я и улыбнулась, несмотря на нежелание – Ну, Сень, идем домой?
 - Идем! – сказал Сеня и, взяв его за руку, я направилась к подъезду следом за папой, который нес наш чемодан и сумку.
 
 - Ну, вот мы и дома! – сказала я, обнимая сына за плечо, и слегка потрепала его по волосам, дабы скрыть собственное негодование.
Сеня поднял ко мне глаза и улыбнулся. Не хотелось больше ни о чем думать, ничего предпринимать – казалось, что жизнь на время остановилась, чтобы дать перерыв мне и сыну придти в себя и начать жизнь с чистого листа, с которого еще не скоро удастся стереть чужие похабные каракули. Когда на мои и на Сенины плечи опустились теплые папины руки, я понимала, что он хочет сказать, мне стало легко, и даже боль немного отступила.
 - Ну, я все занес. Помочь вам вещи разобрать?
 - Не надо, пап! Мы сами! Ты куда-то торопишься?
 - Мне на работу еще нужно заехать, но это может подождать. Я же понимаю, что вам я сейчас нужнее, чем на работе. Или вы меня гоните?
 - Нет! Ни в коем случае! Ты нам так сейчас нужен! Побудь с нами, пожалуйста!
 - Ну, вот, я так и знал! Тогда, может, напоите меня чаем?
 - Конечно! – сказала я, улыбнувшись, а папа слегка коснулся моего подбородка – Сенька, пойдем дедушке чай сделаем?
 - Пойдем, – сказал Сеня и улыбнулся деду, прижимаясь ко мне.
 - У нас, кажется, еще где-то торт остался.
Пока мы пили чай, тихо разговаривали, боль в сердце затупилась, и я даже на время о ней забыла. Сеня оживленно обсуждал с дедушкой автомобили и самолеты, а я просто смотрела на них обоих, не зная, как дальше жить, но, решив, что теперь я буду надеяться и верить только самой себе.
 - Ну, я поеду?
 - Да, конечно. Спасибо тебе, папочка! – сказала я, а он, молча, протянул руки мне навстречу.
Я крепко обняла его за шею, уткнувшись в крепкое надежное плечо, и неожиданно для самой себя утерла слезы, вытекшие непроизвольно из глаз, о его ветровку. Он прижимал меня к себе так крепко, словно старался или сдержать мою боль, чтобы она не разорвала меня изнутри, или выжать ее из моего тела и из моей души, приговаривая что-то успокаивающее.
 - Спасибо тебе! – не поднимая головы и не держа слезы, сказала я шепотом – Спасибо тебе, папочка! Ты не представляешь, как мне сейчас больно!
 - Представляю, малыш, представляю! Ты только не плачь, слышишь, никогда больше не плачь! Я очень тебя люблю, и не позволю больше никому сделать тебе больно!
 - И я тебя очень люблю, папочка! – сказала я, не разжимая рук, и папа еще крепче обнял меня, больше ничего не говоря – Спасибо тебе за все!
 - Я никогда тебя не оставлю, клянусь, никогда! Мама завтра к вам зайдет, – сказал он, когда я разжала объятия, чмокнул меня сначала в одну, потом в другую щеку, пожал руку, мысленно меня поддерживая, и сквозь полузакрытую дверь я проводила его взглядом до лифта, в котором он скрылся, подарив свою немного грустную улыбку, вселявшую в меня веру в хорошее и надежду на будущее.
 - Я люблю тебя, папочка! – сказала я и медленно закрыла дверь, с трудом сдерживая слезы.
 - Мамочка.
 - Что, мой хороший? – спросила я, прислонившись к холодной двери, и утерла слезы.
 - Ты не плачь – все будет хорошо! У тебя же есть я! А вместе мы со всем справимся! Разве я не прав?
 - Конечно, ты прав! Главное, что у меня есть ты! Вместе мы со всеми трудностями справимся! Пойдем-ка вещи разберем?
 - Пойдем, – кивнув головой, сказал Сеня и, обняв его за плечо, я повела его обратно в комнату.
Он усердно помогал мне раскладывать все наши вещи по местам, а у меня появилось легкое ощущение, что это все когда-то было. Я с улыбкой вспомнила, как за неделю до его появления на свет раскладывала, развешивала вещи в стареньком, но родном шкафчике, который папа перевез из нашей с Валей комнаты в родительской квартире, куда купили новый.
Ничего почти не изменилось, кроме того, что вместо ползунков, распашонок, в него поместились вещи шестилетнего мальчика, а к моим взрослым добавились вещи, купленные мной за годы замужества. Я с тяжестью на сердце повесила в шкаф белый нарядный брючный костюм с полупрозрачной блузкой с коротеньким рукавом и воротничком-жабо, которую я купила, поддавшись на мамины уговоры, хотя сама склонялась к покупке обычной белой футболки. Это был мой маленький подарок ей, так хотевшей видеть меня в свадебном платье, от которого я отказалась. Несколько секунд я смотрела на него, вспоминая, какой простой и веселой была наша свадьба, как Юра обещал моему отцу никогда меня не уронить, после чего сдернула костюм и блузку вместе с плечиками, бросила все на пол и села на кровать, закрыв лицо руками.
Сеня в это время сидел на кухне и ел кашу. Я подняла костюм с пола, вытерла им слезы с лица, сняла с плечиков, скомкала все в одну кучу и направилась вон из комнаты.
 - Мамочка, ты куда?
 - Я мусор выбросить! Сейчас приду, – сказала я и метнулась из квартиры, прикрыв дверь – Кушай, сиди!
Когда белые мерзкие шмотки улетели в бездну мусоропровода, я глубоко вдохнула и выдохнула, а на душе вдруг стало даже легче. Я улыбнулась сама себе и сказала вслух: «Туда вам всем и дорога!», едва ли не вприпрыжку побежала обратно.
 - Черт! Простите! – сказала я, поняв, что налетела на кого-то в порыве радости и негодования одновременно.
 - Ничего! Бывает! – сказал знакомый голос, и я ошеломленно подняла глаза – А вы почти не изменились, Евгения Владимировна!
 - Простите, мы знакомы?
 - Ну, если отбросить факт нашего знакомства, готов познакомиться с вами снова!
 - Емельянов, вы?
 - Узнали все-таки?
 - Да, вас достаточно трудно узнать! Вы сильно изменились! – сказала я, заметив, что его голову посеребрила седина, хотя он еще совсем молод, а от лба до виска виднелся уже заживший белеющий шрам длиной сантиметра три-четыре.
 - Вы тоже! Давно вас не было видно? Уезжали?
 - Да. Как замуж вышла, так и уехала.
 - Поздравляю!
 - Не с чем поздравлять! Все уже позади! Извините, я пойду – у меня сын дома один.
 - Да, конечно. Не смею вас задерживать! Всего вам хорошего!
 - Спасибо! И вам! – сказала я и, открыв дверь, уже ступила на порог своей квартиры, когда сосед вдруг снова обратился ко мне.
 - Женя! – сказал он каким-то странным голосом, каким-то потерявшим ту прежнюю нагловатость.
 - Что? – спросила я, взглянув на него без тени обиды.
 - Вы простите меня за все! Я был таким уродом!
 - Я давно вас простила, Роман! Не стоит мучить себя этим! Мы просто слишком разные!
 - Женя.
 - Что еще?
 - Разрешите пригласить вас на прогулку, с сыном, в парк.
 - Я подумаю, – сказала я с улыбкой – всего хорошего!
 - Я зайду за вами в шесть. Надеюсь на положительный ответ! Поверьте, мне ничего от вас не нужно – просто вам нужно развеяться! Да и мальчишке вашему тоже! Сколько ему уже?
 - Шесть.
 - Совсем большой! – с какой-то странной грустью сказал Роман и, проглотив слова, махнул рукой и немного сковано и растеряно улыбнулся – До вечера!
 - До вечера! – сказала я и, улыбнувшись ему немного нерешительно, махнула рукой и закрыла дверь.
 - Мама, где ты так долго была?
 - Просто знакомого встретила, разговорились немного.
 - Понятно. Ну и что, мы идем гулять?
 - Сеня!
 - Что? – спросил Сеня, делая вид, что стесняется.
 - Ты подслушивал?
 - Я случайно. Просто подошел к двери, хотел посмотреть, где ты.
 - Ах ты безобразник! – сказала я и побежала за ним в комнату – Я тебя сейчас… защекочу!
Сенька визжал и смеялся, пока я щекотала его, уронив на диван, что стоял все на том же самом месте, где я спала, когда мой хулиган был еще совсем маленьким, говорил «агу-агу» и любил колыбельные песенки, которые ему пела бабушка. Когда, наигравшись, мы обнялись, сидя на диване, в квартире повисла мертвая тишина.
 - Мама.
 - Что, мой хороший? – спросила я, прижимаясь щекой к затылку сына, прижавшегося к моей груди.
 - Ты же не убьешь мою сестренку? – спросил он вдруг, выпрямившись, и заглянул мне в глаза – Мы же вместе ее вырастим?
 - Сеня! – готовая расплакаться, сказала я и снова прижала его к своей груди, не зная, что ответить – Ты все слышал?
 - Мама, ты не ответила!
 - Я не знаю, Сеня! А на что мы жить будем, на что я вас двоих кормить буду? Как я справлюсь одна?
 - Мамочка, ты не переживай – я все продумал! Когда она родится, мы ее вместе будем растить, бабушка с дедушкой нам помогут! Они же нас не бросят! А потом, когда она подрастет, мы найдем тебе мужа!
 - Сенька!
 - Мамочка! Я хочу, чтобы у меня была сестренка! Ты же милиционер, должна знать, что убивать людей нельзя! А сестренку мы вырастим вместе, ты не волнуйся! Это же не страшно! А я уже совсем большой, смогу тебе помогать!
 - Хорошо! Ты прав! У тебя обязательно будет сестренка, но ты должен будешь мне во всем помогать!
 - Мамочка, это я тебе обещаю! Даю тебе слово настоящего мужчины!
 - Хорошо, мой настоящий мужчина, я тебе верю! Чур, не хныкать и не возмущаться, сестренку не обижать!
 - Обещаю! А ты обещай, что не убьешь ее!
 - Обещаю! Честное капитанское слово! – сказала я, и Сеня протянул мне руку для рукопожатия.
Когда мы снова обнялись, все остальное ушло на задний план. Я поняла, что улыбаюсь и одновременно плачу от неведомой мне радости, а на самом деле меня просто распирала гордость за то, что мне удалось воспитать такого ответственного и упертого сына.

 - Ну, что, готовы? – спросил Роман, неловко и немного прихрамывая зашедши в нашу прихожую.
 - Готовы. Можем идти. Сеня, давай, выходи. Что ты там делаешь еще?
 - Иду-иду, мама! Здрасьте! – сказал Сеня и протянул Роману руку.
 - Привет! – пожав руку Сени, ответил Роман с улыбкой – Как жизнь, Арсений Иванович?
 - Нормально! – пожав плечами, сказал Сеня и махнул рукой, словно отмахивался от чего-то – Могло быть и лучше!
 - А что так?
 - Ерунда! – махнув рукой, сказал Сеня и направился к лифту – Это наши семейные проблемы! Разберемся!
 - Вот это да! Слово настоящего мужчины! – сказал Роман, переглянувшись со мной, и я пожала плечами, улыбаясь Сенькиной рассудительности.
 - Да, он у нас настоящий мужчина – скажет, как отрежет! Ну, идем?
 - Идем, – сказал Роман, искренне улыбаясь, и мы направились к лифту, кабина которого уже поднялась на наш этаж благодаря Сене, который дотянулся рукой до кнопки вызова, пока я закрывала двери ключами.
 - Да, он у вас такой большой стал! – сказал Роман, когда мы уже вышли из подъезда, а Сеня шел на несколько шагов впереди нас – Совсем не узнать!
 - Да, дети быстро растут! Тут ничего не попишешь! Для меня самой эти шесть лет пролетели как один день! Смотрю на него сейчас, а сама вспоминаю, что еще вчера он был совсем маленьким, лежал в кроватке, насасывал собственные пальчики и издавал только отдельные звуки!
Роман улыбнулся, и мне даже показалось, что в его лице добавилось какое-то разочарование и грусть от неизбежности, что мне была неизвестна.
 - Ну, вот мы и пришли! – сказал он, когда мы вошли в парк через центральный вход, а нас встретили деревья, обдаваемые уже осенним, но еще по-летнему легким ветерком, залитые солнечным светом, клумбы, засаженные разными цветами в виде причудливых композиции, заполненные людьми лавочки.
 - Надо же, какая красота у нас под носом! А я ведь так давно была здесь в последний раз!
 - Да я и сам был здесь очень давно, но ничего, как оказывается, не изменилось – все такая же красота! Раньше я этого тоже не замечал и не хотел замечать!
 - Почему же?
 - Да просто я был другим. Время все меняет, как оказалось, особенно когда не думаешь, что жизнь может быть совсем другой, и теперь я жалею только об одном, что не понял этого раньше!
 - Почему вы так странно разговариваете, Рома? Можно я буду вас так называть?
 - Да-да, конечно, как вам удобно.
 - Тогда и вы называйте меня просто Женей, хорошо?
 - Договорились!
 - Вот и отлично! Так почему же вы так странно рассуждаете? Я помню вас совсем другим.
 - Да, Жень, я и сам себя не узнаю больше, точнее сказать, не хочу даже помнить, каким был поддонком, тварью последней! Да-да, Жень, никак иначе я не могу себя назвать! Я считал себя едва ли не богом, вел себя так, как будто все вокруг мне чем-то обязаны… вы помните, как отвратительно я себя вел?
 - Ну, да, помню! – усмехнувшись, сказала я, стараясь немного разрядить обстановку, и на лице Ромы появилась легкая улыбка – Сеня, не уходи далеко!
 - Хорошо, мамочка! – крикнул Сеня, побежавший к фонтану, расположенному в середине парка и увлеченно стал смотреть за голубями, собравшимися около него в стремлении чем-нибудь поживиться.
 - Так что же на вас так повлияло, Рома?
 - Авария. После нее я многое понял, многое переосмыслил, даже, можно сказать, начал жизнь с нуля, причем в буквальном смысле этого слова!
 - Как это?
 - Учился заново ходить, заново что-то руками делать, да и вообще передвигаться, не говоря уже о том, что всю жизнь переосмыслил.
 - А что за авария?
 - Авария? Авария была два года назад. Один мой приятель, если не сказать, что мы с ним с детства хорошо общались, сделал все, чтобы это случилось. Я сам ему доверил свою машину… Да и я бы на его месте, наверняка, поступил бы так же, если бы не был тем, кем я был тогда! Я не ценил никогда то, что имею, и вот два года назад я получил, можно сказать, по заслугам!
 - А почему же?
 - Почему? Как вам объяснить, Женя? Я был редкостный подлец и не гнушался ничем, многое себе позволял. Так вот, у моего друга, которого я не ценил никогда, была сестра младшая. Ей было всего восемнадцать лет…
Роман вдруг многозначительно замолчал, словно ожидал моей реакции, но я молчала в ожидании продолжения истории.
 - Мне легко удалось ее соблазнить, она влюбилась в меня с первого взгляда. Да лучше бы я даже не отвечал ей взаимностью! – сказал Роман, так сильно сжав кулак, что казалось еще немного и сам себя поранит - Мы были вместе совсем недолго… пока не провели вместе ночь.
 - Банально.
 - Наверное. Вам виднее, Женя.
 - Прости, я не хотела!
 - Ничего. Как быстро мы перешли на «ты»?
 - Так удобнее.
 - Да, возможно, ты права.
 - Так что же произошло дальше? Ты ее бросил?
 - Да, я ее бросил! Но если бы я сделал только это! Я рассказал все подробности нашей с ней ночи в компании приятелей, которые оказались не из числа порядочных мужчин, каким, собственно говоря, был и я сам! Если бы я знал тогда, чем это все обернется…
 - Она свела счеты с жизнью?
 - Да! Но беда не только в этом!
 - А в чем?
 - Дело в том…Они подкараулили ее как-то вечером и увезли на чью-то квартиру, где насиловали всю ночь, не забыв упомянуть все подробности, которые я им рассказал! Лена шагнула из окна седьмого этажа и разбилась насмерть, у нее даже не было шансов выжить! А Пашка поклялся мне отомстить! И был прав, если бы смог довести дело до конца! У меня до сих пор в памяти стоят ее грустные заплаканные глаза, ее слезы! Наверное, я никогда не смогу себе этого простить!
Я молчала, не зная, что сказать, Роман тоже молчал, что-то мысленно взвешивая.
 - Считаешь меня последним уродом?
 - Я бы не сказала, хотя то, что ты сделал просто ужасно! Но, такова жизнь, видимо, так должно было случиться! Да и, если быть совсем честной, то я считаю, что сводить счеты с жизнью это идиотизм, и ни один подлец, ни одна проблема того не стоит!
 - Согласен! – тяжело вздохнув, сказал Роман – Присядем?
 - Пожалуй! – сказала я, зачем-то взявшись рукой за цепочку, прикрепленную к своим любимым брюкам цвета хаки, и села на скамейку рядом с Романом, запрокинув ногу кверху на колено второй ноги – Главное, что ты сам осознаешь сейчас то, что ты поступил более чем неправильно! Кто-то никогда не осознает, что поступил подло! Это можно считать твоей личной победой над самим собой!
 - Да, пожалуй, ты права! А о ком это ты так категорично? Кто не осознает никогда, что поступил подло? Муж?
 - Муж! – тяжело вздохнув, сказала я, понимая, что еще немного, и слезы накатят на меня, как лавина, а мне совсем не хотелось проявлять слабость при почти постороннем человеке, хотя сейчас я видела в нем скорее друга, чем чужого человека – Объелся груш!
 - Может, поделишься? Как-то неудобно, что я вылил на тебя весь этот поток своих переживаний. По сути дело, они тебе совершенно безразличны должны быть!
 - А чем тут делиться-то? Я вышла замуж четыре года и девять месяцев назад за Юрия Заболоцких, помощника своего тренера, до этого мы месяцев семь встречались. Ну, ты его, может, помнишь? Он обещал спустить тебя с лестницы…
 - Ну, припоминаю, да! – усмехнувшись, сказал Роман и одобряюще улыбнулся.
 - Мамочка! – подскочив ко мне, громко сказал Сеня.
 - Ой! Что, родной?
 - Мама, а у нас нет с собой хлеба?
 - Нет, я не подумала об этом. Можем сходить до магазина, если хочешь.
 - У меня есть хлеб. Держи, Сенька!
 - О, отлично! Спасибо! – сказал сын и, взяв небольшую булку немного черствого хлеба из рук Романа, побежал обратно в сторону фонтана, и в этот же момент я заметила, как он немного смущенно, но искренне общается с девочкой примерно его же возраста.
Она, кажется, совсем не видела меня сквозь слегка опущенные ресницы, то и дело поправляя, даже не потревоженные ветром две тоненькие косички, падающие чуть ниже плеч на ярко желтый с причудливым рисунком плащик из-под такой же желтенькой с белым цветком шляпки. Как же они были милы, эти двое в своем бессмысленном детском занятии: мой сын и чья-то дочь, не думающие ни о чем и не задумывающиеся о том, какая жизнь несправедливая штука, о том, что сказок в ней на самом деле вовсе не бывает.
 - Женя.
 - А, что? Прости! Просто задумалась.
 - Да, они такие милые в этой своей непосредственности!
 - Да! А я и не заметила, как мой маленький офицер стал обращать внимание на девчонок. Смотри, как он ее обхаживает!
 - Да, мило! Он у тебя такой молодец! Настоящий мужчина, на которого можно положиться!
Мы еще немного времени провели в парке, но к концу прогулки уже знали друг о друге все, и так было хорошо, будто с самым лучшим другом, что даже хотелось остановить время.
 - Жень, – позвал меня Роман, когда я уже запустила сына в квартиру, а сама собралась закрыть дверь изнутри.
 - Что?
 - Ты не переживай – все обязательно будет хорошо!
 - Спасибо тебе!
 - За что?
 - За все: за эту прогулку, за поддержку, за надежду! Ну, пока!
 - Пока!
 - Мы еще увидимся?
 - Думаю, да. Но давай не будем ничего загадывать наперед?
 - Да, конечно! И тебе спасибо за все! Ну, пока!
 - Пока! – сказала я, улыбнувшись, он поднял вверх руку и исчез за закрытыми дверями моей квартиры.

                ГЛАВА 14: «КОШКА, КОТОРАЯ ГУЛЯЕТ САМА ПО СЕБЕ»
 - Здравствуй, Женя! – сказал Заболоцких-старший, которого я увидела на пороге своей квартиры, едва открыла дверь.
 - Проходите! – сказала я, стараясь поскорее отделаться от нежеланного гостя – у меня мало времени, и у меня совершенно нет ни малейшего желания с вами общаться. Давайте, я подпишу ваши бумажки, и проваливайте из моего дома!
 - Хорошо, как скажешь. Куда пройти разрешишь?
 - На кухню, пожалуйста! И, если можно, потише – у меня ребенок спит!
 - Конечно-конечно, ни в коем случае не хотел мешать спать Арсению. А что ж он днем спит?
 - Болеет! – сказала я, скрестив руки около груди, и привалилась к дверному косяку при входе на кухню – А вам не все ли равно?
 - Так, тебе нужно подписать вот здесь и здесь, в двух экземплярах, – стараясь сменить тему, сказал Заболоцких, тыча пальцем в бумаги, лежащие на столе в раскрытой кожаной черной папке, похожей на ту, с которой я хожу на работу – Жень, почему же ты из квартиры уехала? Мы ведь дарили ее вам с Юркой на свадьбу.
 - Ваш сын сам по себе, я сама по себе! Нам ничего от вас не нужно: ни мне, ни сыну, с которым мы прекрасно жили вдвоем! – сказала я, ставя подписи в этих ничтожных бумажках, сжиравших, как пламя, мое счастье – У меня своя семья, у вас своя! Это все?
 - Женя, я…
 - Я спрашиваю, это все, Александр Борисович?
 - Да, это все.
 - Тогда я вас попрошу уйти и навсегда исчезнуть из нашей с сыном жизни, и вообще из жизни моей семьи! Огромная просьба не звонить моим родителям и не задавать идиотские вопросы! Мы с сыном счастливы вдвоем, и нам ничего от вашей семьи не нужно, никаких подачек, это ясно?
 - Ясно, – словно проглотив что-то тухлое, сказал Заболоцких, как-то нелепо посмотрел то в одну сторону, то в другую, словно стыдясь чего-то – Всего хорошего!
 - И вам того же! – сказала я, стараясь придать голосу как можно больше равнодушия, и даже слышала, что собственный голос прозвучал как плевок в лицо свекра и всей семьи Заболоцких – Прощайте, Александр Борисович, прощайте!
 - Жень, прости, если сможешь! Когда-нибудь ты нас поймешь! Я очень хорошо к тебе отношусь, но так будет лучше для всех! Прости, если сможешь!
 - Прощайте, Александр Борисович! И вот, заберите вашего вонючего кота! – сказала я, отдавая бывшему свекру сумку-переноску с рыжим, нагло дрыхнущим, жирным Юркиным котом, словно отталкивая от себя их обоих.
Мужчина вышел, а точнее сказать, я его буквально вытолкнула в подъезд, и еще услышала несколько его тяжелых шагов. Закрыв дверь так, словно за ней было что-то чудовищное, я глубоко вдохнула и выдохнула несколько раз, прислонившись спиной к двери. Слезы сами нагло напросились на лицо, и несколько слезинок я все же выпустила наружу. Снова переведя дыхание, я направилась в комнату сына, чтобы удостовериться, что он спит и заодно проверить, спала ли у него температура.
Сеня спал, дыша ровно и спокойно. Мне почему-то вдруг захотелось узнать, что же ему снится. Он редко рассказывает мне свои сны, потому что спит очень крепко, а все, что снилось, наутро не помнит, только если не был впечатлен увиденным до глубины души. Я никогда не думала о том, чтобы как-нибудь оказаться в этих снах и увидеть то, что видит сын, но почему-то именно сейчас мне этого захотелось сильнее всего. Не отводя взгляда от сонного лица Сеньки, я гладила его по голове кончиками пальцев, стараясь не потревожить, ставший во время болезни таким чутким детский безмятежный сон и даже не заметила, как позволила мокрым черточкам одной за другой появляться на щеках.
 - Как же я тебя люблю! – шепотом сказала я и подтерла мокрые следы под носом.
Так захотелось хоть ненадолго, хоть на несколько мгновений вернуться в детство, и я даже представила себя маленькой девочкой, бегущей по, залитой солнцем, поляне и увидела бегущего навстречу с открытой улыбкой, как и всегда, папу.
Я так давно его не видела и успела соскучиться за три месяца, которые длилась командировка моего любимого следователя. Он подхватил меня под мышки и закружил над  землей, радостно поприветствовав меня: «Привет, моя маленькая спортсменка!». Я крепко держалась за его руки, потом долго прижималась к широкому теплому плечу, чувствуя себя самой счастливой на свете. «Папочка, я так соскучилась! Не уезжай больше так надолго, пожалуйста!» - сказала я, держась за его шею так крепко, словно он мог исчезнуть. «Обещаю!» - сказал он, чмокнул меня в нос и пощекотал своими усами мою щеку. Потом он, крепко прижимая к своей груди, нес меня через всю поляну в сторону бабушкиного дома, который в свете солнца мне казался почти сказочным, а там нас уже ждала мама, от радости всплеснувшая руками.
Звонок в дверь меня внезапно вернул с небес на землю, и я вскочила со стула, побежала к двери, обтирая на ходу, уже высохшие, щеки.
 - Привет, мамуль!
 - Привет! Ну, как вы тут? – спросила мама, расстегивая пуговицы, обсыпанного дождем, плаща – Жень, сумку возьми, пожалуйста!
 - Да, конечно. Ничего, у нас все нормально. Температура у Сеньки потихоньку спадает, я мерила.
 - Спит?
 - Спит, – вздохнув, ответила я – Лекарства выпил и уснул.
 - А ты как? – заглядывая своим обычным пытливым взглядом не просто в глаза, а как будто в самое сердце, спросила мама – Он уже приходил?
 - Приходил, – коротко ответила я, не желая давать долгих и ненужных объяснений по этому поводу.
 - Ну, и как ты? Я надеюсь, он хотя бы потрудился извиниться за все, что наговорил?
 - Я тебя умоляю, мама! Мне меньше всего хочется сейчас о нем, да и вообще об их семейке говорить! Он сказал: «Прости, если сможешь!», и то больше делая одолжение, нежели искренне хотел попросить об этом!
 - Ну, прости-прости, детка!
 - Ладно, мам, я пойду, а-то на прием опоздаю. Не хочу все пробки по городу собирать! – сказала я, опустив на несколько секунд руки на ее плечи – Приду, поговорим, ладно?
 - Хорошо! – немного разочарованно сказала мама и провела ладонью по моей руке до локтя, около которого тепло ее опустилось – Ты только не волнуйся – все образуется! У тебя еще все будет!
 - Конечно, мам! – сказала я и начала надевать кроссовки, прислоняясь спиной к стене – Только зачем мне они все, у меня ведь есть сын и будет дочка? А дом построить и посадить дерево я и сама могу!
 - Женя.
 - Все, пока, мамуль! Я ушла! Буду возвращаться, позвоню. Все, пока-пока! – сказала я, поцеловала маму в щеку, и вышла за дверь, глухо захлопнувшуюся за моей спиной.
Я глубоко выдохнула, мысленно сказала самой себе, что зря не дала маме вселить в меня надежду, но тут же возразила сама себе, что в моей жизни сейчас только два самых дорогих и любимых мужчины – мой отец и мой сын, а все остальные мне не нужны. Подкинув и поймав ключи от машины рукой, я еще раз глубоко вдохнула и выдохнула, а потом побежала вниз по лестнице.
 - Женя! – удивился Роман, с которым я столкнулась около самой последней ступеньки лестничного пролета – Привет! Отлично выглядишь!
 - Привет! Спасибо! – сказала я, сдержано улыбнувшись – Прости, спешу! С радостью бы поболтала, но не могу!
 - Конечно. Не буду задерживать. Пока!
 - Пока! – сказала я, держа одну руку в кармане джинсов, другой махнула на прощание Роману, который стал подниматься на один лестничный пролет – Как нога?
 - Ничего нового, к сожалению!
 - Ясно! – сказала я, чувствуя собственную неловкость из-за немного неуместно заданного вопроса, но Рома улыбнулся так, словно хотел сказать, что мне не о чем беспокоиться – Ну, я пойду?
 - Да, конечно.
 - Пока!
 - Пока!
 - Заходи вечером на чай.
 - Хорошо!
 - Ну, все, пока-пока!
 - Пока! – сказал он, и продолжил смотреть вслед, когда я открыла настежь дверь подъезда и выбежала на улицу, словно от огня.
Остановившись около машины, я оперлась о крышу, омытую буквально перед моим выходом окончившимся очень быстро, дождем. Я вдохнула и выдохнула так, словно чувствовала себя в чем-то страшно виноватой и пытающейся оправдаться, хлопнула ладонью по крыше машины и села за руль. Сама не понимая, почему так странно реагирую на внимание Романа и на общение с ним, я хотела этого общения все больше. Подсознательно же я была почти уверена в том, что повторяю те же ошибки, что и с Юрой: снова ищу в мужчине друга в то время, как он рассматривает меня, как девушку, и ждет того, чего я не смогу никогда ему дать.
Мне совсем не хочется поступать так с Ромой, которому и так хватило боли за последние годы, те, которые я была счастлива и не задумывалась о том, что все может измениться в один момент. Прокручивая в голове варианты, как сказать Роме, что наше общение может быть только дружеским – ведь сейчас мне не нужен мужчина, а нужен именно друг, которым, как оказалось, мой в прошлом «сосед-дебошир» может быть лучше других, я едва не проехала мимо здания поликлиники. Ругая саму себя, я сильно сжала руль и постаралась найти более удобное место для парковки, понимая неуклюжесть положения в которое попала из-за собственной несобранности.
Прием закончился довольно быстро, после чего я позвонила маме, удостоверилась, что сын в порядке, что подтвердил его звонкий смех на том конце телефонной сети, и набрала номер подруги, которая с радостью согласилась со мной встретиться.
 - Привет! – сказала Оля, заключив меня в объятия, и не выпускала примерно с минуту.
 - Привет! Я так рада тебя видеть!
 - А я-то как рада тебя видеть, ты себе не представляешь! Ну, как твои дела?
 - Мои дела? Ничего, живая, как видишь! Жизнь продолжается, как говорится!
 - Вот и хорошо! Рада, что ты не унываешь! Ну, что, как татушечка моя? Больше не мучает тебя?
 - Нет! Больше не болит, все отлично! Спасибо тебе, она мне очень нравится!
 - Ну что ты? Главное, что я использовала самые хорошие материалы и не навредила нашему малышу!
 - Оля!
 - Что? Я разве что-то не так сказала?
 - Нет. Просто.
 - Просто, что? У тебя все в порядке? Или все-таки что-то не так с маленьким?
 - Нет, все хорошо – анализы хорошие, все в порядке! Вот только сегодня результаты взяла. Врач говорит, что волноваться не о чем!
 - Это прекрасно! Тогда в чем дело, что не так, родная моя?
 - Все не так, Оль, все не так! Я все время делаю одни и те же ошибки, и не могу перестать их делать!
 - Какие ошибки? О чем ты говоришь, Жень? Что случилось?
 - Даю надежду человеку, которому не смогу ничего дать! – глубоко вдохнув и выдохнув, сказала я и откинулась на спинку диванчика в служебном помещении, куда меня привела Оля – Я – сплошная пустота, Оль, а я вижу, как он на меня смотрит!
 - Как смотрит? Кто смотрит? Я ничего не понимаю, подруга! С каких пор у нас появились друг от друга секреты?
 - Оль, прости, прости! – сказала я, обхватив ладонями ее руку, и посмотрела в глаза, которые всегда говорили мне все, что нужно. Без всяких слов я всегда ощущала поддержку подруги, с которой мы делили все: и радость, и боль, и обиды – все пополам и ни больше, ни меньше.
 - Ну, что с тобой, Женечка, родная моя? Чем я могу тебе помочь? – спросила Оля, заглядывая в мои глаза, в которых засели слезы, и опустила свою ладонь поверх моих рук.
 - Даже не знаю, Олечка! Я не знаю, что мне делать! Рома, он, он очень хороший, он совсем не такой, каким я его знала шесть лет назад – он совсем другой, но я не могу ответить ему взаимностью! Он смотрит на меня, как на последнюю надежду, как на ту, которая может изменить весь его мир, а я пустая, я пустая, совершенно пустая! Я вряд ли когда-нибудь сумею еще полюбить!
 - Женечка! – сказала Оля и, придвинувшись ближе ко мне, крепко обняла за плечи одной рукой, другой начала гладить голову – Не говори так, не надо! Все у тебя еще будет! Просто нужно время, и все забудется, все пройдет! Никто не требует от тебя кого-то любить, и никто не вправе требовать от тебя взаимности сейчас, когда ты слишком вымотана этим ужасным мерзким разводом! Просто дай время себе и ему. Дай ему понять, что ты не готова ни к чему, даже лучше скажи все прямо, а уж если он не готов ждать, то лучше пусть уходит навсегда!
 - Да, наверное, ты права. Если бы Ваня был жив, если бы только он был жив! – сказала я, а Оля вдруг замолчала, просто прижимая меня к себе – У нас была бы такая счастливая семья! И ничего бы этого не было! Мы бы еще родили дочку! Ваня так хотел мальчика и девочку, хотел превратить ее в принцессу!
 - Женечка! Ну, что ты? Нельзя так, так нельзя! Ваню уже не вернуть, и ни к чему терзать себя мыслями, что было бы, если бы он был жив! Ты так сама себя мучаешь, Жень!
 - Да, может быть! Но это было бы лучшее, что могло со мной случиться! А сейчас, что мне осталось? Ничего! Ребенок, у которого отец только в свидетельстве и на фото, и ребенок, которого еще нужно выносить и родить, а отца у него и вовсе не будет!
 - Жень, так точно нельзя! Ты что так и не сказала Заболоцких, что ждешь ребенка?
 - Нет! И не скажу! Я не собираюсь ему ничего говорить, более того, я сделаю все, чтобы он никогда не узнал об этом!
 - Жень, скажи мне честно, ты сошла с ума?
 - Да! Сошла с ума! А ты что со мной не согласна?
 - Не знаю, Жень! Мне кажется, что Юра точно должен знать, что у него есть ребенок и определенные обязательства, в конце концов. Хотя бы платить алименты он должен, а не просто сунул-высунул и слился, как, прости меня, дерьмо в толчке!
 - Не нужно мне ничего от его семейки! И Заболоцких для меня умер! Я забуду о нем, как будто его и не было вовсе! Пусть он сольется, как ты правильно подметила, дерьмо в толчке!
 - Не знаю, Жень, не знаю! Может, ты и права! Но мне кажется, что сейчас в тебе говорит обида, а, пройдет время, и ты передумаешь!
 - Может быть, и передумаю, но сейчас я не хочу, чтобы кто-то из них снова появился в нашей жизни! Когда-нибудь, я, может быть, смогу их простить, но сейчас я хочу о них забыть! – сказала я, и Оля просто обняла меня крепче, больше ничего не говоря.
Мы еще с час провели в служебном помещении салона, где Оля уже два года работает тату-мастером, попили чай, поболтали, а потом она недолго провожала меня около входа, где я оставила машину. Олю ничто и никогда не могло изменить – она хоть и выглядела очень женственно, стала носить каблуки, даже начала отращивать волосы, а мальчишечья прямолинейность так и перла из нее, когда она от души ругала семейку Заболоцких под мой хохот.
 - Ну, все, я поехала! Сенька там с мамой один, умотает ее, да и тебя не буду задерживать.
 - Да что за ерунда?! У меня не так уж много клиентов сегодня, а ради тебя я и вовсе могу послать их всех к чертовой матери и назначить другое время.
 - Спасибо тебе!
 - За что! За то, что готова всех послать?
 - За все! За то, что ты у меня есть! – сказала я и протянула руки подруге навстречу.
Мы стояли, обнявшись, посреди улицы, меньше минуты, но за эти секунды только Оля могла мне передать столько положительной энергии.
 - Ну, пока!
 - Пока, моя хорошая! – сказала Оля и чмокнула меня в щеку, а я, чмокнув ее в ответ, пожала ее руки, и открыла дверцу машины.
 - Давай, иди назад! Стоит тут раздетая, в одной маечке.
 - Да ты чего, я ж толстокожая, как пингвин!
 - Вот почему ты выбрала именно пингвина, Оля? Есть куча толстокожих животных, а ты выбрала пингвина! – усмехнувшись, сказала я, а Оля пожала плечами и потрепала свои волосы на затылке поднятыми вверх руками – Пока!
 - Пока!
Когда я завела машину, Оля еще стояла на крыльце салона и махала мне рукой, а когда я выехала на проезжую часть, чудом не зацепившись передним бампером за обшарпанную девятку, нелепо выскочившую вперед, подруга зашла в здание и проводила мою машину взглядом сквозь высокое стекло.
Дорога мне показалась бесконечной, а когда я застряла на полчаса в пробке в нескольких метрах от поворота к дому, готова была оставить на этом самом месте машину и пойти пешком.
 - Неужели! – вслух сказала я негодующе, поворачивая руль, и вдруг в бардачке зазвенел телефон, вызывая меня на разговор.
 - Да, мам! Я уже подъезжаю. Сеня не спит? Ну, хорошо. Через пару минут буду. Все, давай.

 - Я дома! – сказала я негромко, и услышала топот детских ног, а потом размеренные взрослые шаги.
 - Сеня, куда ты? – возмутилась мама, но сын, одетый в пижаму и тапочки, уже прижимался ко мне.
 - Мама! – обрадовано сказал он, и я провела ладонями по его голове.
 - Привет, солнышко мое! Ну, как ты? Не болит головушка?
 - Все хорошо, мама, я уже как огурчик!
 - Да? – с трудом сдерживая смех, спросила я.
 - Конечно, мам. Ты за меня не волнуйся!
 - Хорошо! Ты меня убедил! Как ты тут себя вел, не замучил бабушку?
 - Мама, ну что ты? Она у меня совсем не напрягалась – я все сам! – махнув рукой, словно отмахиваясь от чего-то, сказал Сеня.
 - Да ты у меня молодец! – усмехнувшись, сказала я и провела рукой по его голове, небрежно взъерошив короткие волосенки – Маму накормите ужином? Мы с сестренкой твоей проголодались.
 - Да без проблем, мама! Ты раздевайся уже! Чего стоишь на пороге?
 - Уже раздеваюсь, – сказала я, скидывая с плеч короткую ветровку.
Майка, оголявшая лопатки не скрывала Ольгино произведение, и с моего плеча надменным взглядом на всех смотрели холодные кошачьи глаза.
 - Женя, – позвала меня мама, когда я, сбросив ветровку на подлокотник кресла, нагнулась поднять мяч, который сердито фыркнул, когда я наступила на него ногой, и какое-то странное молчание повисло в воздухе.
 - Что?
 - Женя, что… что это?
 - Где? Что? Это мяч, который, видимо, Сеня не подобрал. Арсений!
 - Женя, что это у тебя на плече? К-как это называется?
 - Ах, это! Мам, это кошка, «которая гуляет сама по себе» называется! Ты не волнуйся так!
 - Но это же… это же…
 - Что? Мам, только не надо сейчас никаких нотаций, никаких истерик! Мне так захотелось, к тому же она страшно красивая, правда! Глазищи, как живые! Оля просто мастер, правда?!
 - Оля? Это что Оля делала?
 - Да! Оля единственный мастер, которому я доверяю как самой себе! И не надо мне говорить, что татуировки привилегия мужиков. Ничего подобного!
 - Женя, я…
 - Мамочка! Мам, это не трагедия и не преступление! Я так захотела, а ты меня знаешь…
 - Знаю! – с тяжелым выдохом сказала мама, опустившись в кресло, а я присела около нее, взяв за обе руки, которые несколько раз поцеловала – Но это же так вредно для ребенка!
 - Мамочка! Оля ничего вредного бы не сделала – у нее все материалы качественные, стерильные! К тому же я сегодня получила все результаты анализов – у нас все хорошо, никаких поводов для тревог!
 - Правда?
 - Правда! Клянусь! – сказала я, еще раз поцеловав ее руки, вытерла слезинку с ее лица – Ну, ты чего, мамочка? Плачешь-то ты зачем? Ничего ведь страшного не случилось!
 - Да, конечно. Я только не понимаю, зачем? Кому ты что этим пытаешься доказать?
 - Никому и ничего. Мам, просто я так захотела и все. Поверь, неважно, зачем и для чего. Просто мне так нравится! Она ведь правда как живая, а? Глянь!
 - Женя.
 - Ну, присмотрись, чего ты как маленькая?
 - Ну, да, как живая! Всегда говорила, что Оля очень красиво рисует!
 - Да она просто гений! Она сама разрабатывает все рисунки, а у нее их так много, и все такие…
 - Жень, я надеюсь, что это единственная…
 - Да! Мам, это единственная моя маленькая глупость, просто глупая прихоть, которая вряд ли когда-нибудь повторится! Обещаю! Я ж не собираюсь всю себя изрисовать, это мне ни к чему! Честно-честно! Ну, успокоилась?
 - Успокоилась. Женька, я с тобой с ума сойду!
 - Не надо, мамулечка! Ты нам в трезвом уме нужна! – сказала я, обняв маму за плечи – Пойдем ужинать. Я правда есть хочу очень!
 - Да, конечно, пойдем.
 - Только я сейчас переоденусь и одному маленькому хулигану покажу, где раки зимуют! Арсений! Арсений Иванович!
 - Ой!
 - Что, ой? Это чье? – подняв руку с маленьким мячом кверху, спросила я у сына, который стыдливо прикрыл рот ладонью.
 - Это бабушка мне бросала.
 - Как тебе не стыдно, Сеня? Зачем ты сваливаешь все на бабушку? Я тебе сколько раз говорила, что игрушки, когда поиграл, надо сразу убирать? Сразу, Сеня, сразу!
 - Прости, мамочка! Я просто не успел, тебя встречать выбежал.
 - В следующий раз поставлю в угол, ты меня понял?
 - Понял. Я больше не буду!
 - И на бабушку наговаривать больше не вздумай, это подло! Это я тебе, как милиционер говорю! Оговор карается законом! – стараясь сделать одновременно суровое и мягкое выражение лица.
 - Не буду, честно-честно, товарищ милиционер! – сказал Сеня и хихикнул, прикрыв рот рукой.
 - Молодец! Тебе не холодно, в пижаме бегаешь по квартире?
 - Нет. У нас же тепло, мам.
 - Ну, хорошо. Точно не болит ничего у тебя?
 - Точно! Честно пречестно!
 - Ну, хорошо! Это радует! Кушал что-нибудь?
 - Кушал. Кашу. Бабушка такую вкусную кашу сварила! Пальчики оближешь!
 - Молодец! Что, правда, такая вкусная?
 - Слово даю!
 - Женя, иди за стол.
 - Уже иду. Ты у меня молодец! Так держать! Ну, вот мы и пришли, бабушка!
 - Что, Арсений тоже уже проголодался? Добавки решил попросить?
 - Я еще не решил! – с деловитостью во взгляде и в голосе сказал Сеня, забираясь на стул напротив меня – Я пока маму привел.
Мама, повернувшись ко мне с тарелкой в руках, растрогано улыбнулась, мысленно радуясь Сенькиной забавной рассудительности, которая свойственна была в нашей семье только папе. Ни я, ни Валька, не вели себя так в детстве – моя рассудительность ограничивалась только сухой констатацией фактов, а Валькина долгими и нудными убеждениями, а сама мама и вовсе никогда не любила много разговаривать, если только мысленно с самой собой наедине.
Когда мама уходила, мы с Сеней провожали ее вместе, а она настаивала на том, чтобы поскорее закрывали дверь и не стояли на ветру. Вопреки всем уговорам, мы с чувством полного удовлетворения дождались пока наша «строгая» мама и бабушка скроется в кабине старого исписанного разной гадостью лифта.
 - Ну, что будем делать? – спросила я у сына, когда мы вернулись в гостиную, обнявшись, как старые друзья.
 - Не знаю, – пожав плечами, сказал Сеня и взглянул на меня с недоумением.
 - Предлагаю собрать из конструктора космический корабль.
 - Ух ты! Давай!
 - Тогда вперед! За дело! Где у нас конструктор?
 - Сейчас все будет, – сказал Сеня и вдруг кто-то позвонил в дверь.
 - Ой! Бабушка что-то забыла.
 - Вряд ли.
 - Мы кого-то ждем в гости?
 - Кажется, нет. Хотя…
 - Мам, ты чего?
 - Я сейчас, – сказала я и быстрым шагом направилась в прихожую, когда еще раз ненастойчиво прозвенел звонок.
 - Мама, а как же наш космический корабль? Ой! Здрасьте!
 - Здравствуй! – сказал Рома, немного нерешительно шагнувший в квартиру.
 - Ты проходи-проходи! Прости, я совсем забыла, что позвала тебя в гости. Даже не прибрано у нас совсем.
 - Ну, ничего. Если я помешал, я могу пойти к себе.
 - Нет-нет, что ты? Проходи, я чайник сейчас поставлю.
 - Женя.
 - Что? – как-то слишком взволнованно спросила я, и попыталась саму себя одернуть от столь легкомысленного поведения.
 - Я тут торт к чаю принес. Не знал, какой выбрать, поэтому послушал продавцов. Наверное, они мне редкостную дрянь какую-нибудь подсунули!
 - Ну, почему же обязательно так? Может, он, и правда, хороший! Попробуем, – сказала я, взглянув на небольшой тортик в пластиковой коробке, который взяла за веревочки, которыми он был перевязан – Меня как раз сейчас на сладкое потянуло. Извини, я сейчас!
 - Да, конечно.
 - Ты проходи в комнату, хорошо? Сеня, побудь за хозяина, займи гостя чем-нибудь интересным. Дядя Рома пришел не только ко мне.
 - Хорошо, мамочка. Ну, что же мне с вами делать, дядя Рома? А, придумал! – сказал Сеня и поднял вверх палец, как ученый, которого только что осенило, и подошел к книжной полке, а я, усмехнувшись, ушла на кухню.
Стоя спиной к раковине, я несколько секунд думала о том, как же мне вести себя дальше. Гламурных журналов, в которых рассказывается обо всех тонкостях поведения женщин с мужчинами, я никогда не читала, да и не стремилась прислушиваться к таким советам. Я просто иногда вела себя так, как учила мама, а в основном, как подсказывало собственное сердце.
 - Мама, ну где ты запропастилась? Мы с дядей Ромой уже половину моего альбома посмотрели!
 - Иду-иду.
В этот вечер Сеня уснул рано не то от, переполнивших его эмоций, не то просто от того, что сильно устал за день, и, в конечном счете, мы с Ромой остались вдвоем на моей маленькой кухоньке, а перед нами уже с полчаса стоящие нетронутыми наполовину наполненные остывшим чаем. Рома одновременно со мной поднял глаза, посмотрел на меня, словно что-то собирался сказать, но не решался, и я встала со стула, чувствуя тяжесть этого будившего в моем сердце какие-то слишком нежные чувства, взгляда, срывающегося из его голубых глаз, как птица с насиженного места. Хотя смотрела вглубь потемневшего двора сквозь окно, не задернутое занавесками, повисшими по углам, я чувствовала его взгляд на себе, и смотрел он на меня так, словно видел насквозь. Мне вдруг так захотелось, чтобы кто-то родной и очень близкий оказался рядом, просто прижал к себе и не отпускал пока сознание не дойдет до умопомрачения или забытья.
 - Ну, я, наверное, пойду? Поздно уже.
 - Да, конечно, – сказала я, сглотнув слезы, подкатившие к горлу по непонятной мне причине, и повернулась.
 - Не надо, не провожай, я захлопну.
 - Нет-нет, я провожу! – сказала я, словно торопясь не дать уйти моей последней маленькой радости, которую мне подарило общение с этим человеком, выключила свет на кухне и зачем-то снова повернулась к окну, словно боясь что-то не увидеть за чуть дрожащим холодным стеклом.
 - Женя! – шепотом обратился ко мне мужской голос, а я не знала, как взять собственные эмоции под контроль.
Когда теплые непривычно нежные и чуть огрубевшие ладони опустились на мои плечи, я знала, что не могу себе позволить промолчать и бездействовать. Я резко повернулась к нему лицом, и в свете луны, что заглянула в окно, глаза его мне показались похожими на полупрозрачные капельки, что плещутся в весенних ручейках, отчего стали будто бы еще роднее, как Ванины глаза, в точно таком же взгляде которого я была запечатлена «маленькой шалуньей».
Мы несколько секунд смотрели друг другу в глаза, которые видели в свете луны, думая как будто об одном. На самом же деле, я говорила самой себе, что совершаю ошибку, но разум уже отказывался меня слушать, когда его теплая ладонь прижалась к моей щеке. Я не могла отвести взгляда, не могла найти силы, чтобы остановить и его и себя, в тот момент когда наши губы невесомо, словно во сне, соприкоснулись на несколько секунд.
Я оттолкнула его и отвернулась к окну так стремительно, словно хотела убежать сама от себя.
 - Прости! Женя, я…
 - Уходи! Уходи, я прошу тебя! Уходи! – едва не кричала я, буквально выталкивая Рому к двери.
 - Женя, я…
 - Не надо! – сказала я, положив руку на его губы, от чего сама вздрогнула и отстранила ладонь, зависшую в воздухе, как чей-то оборванный вздох – Рома! Я пустая!
 - Значит, я даже не могу даже надеяться на то, что у меня есть шанс?
 - Я кошка, которая гуляет сама по себе, Рома! Лучше не тешь себя надеждами! Мне просто нужен друг! Прости! Не приходи к нам больше, пожалуйста, не надо!
Он хотел что-то сказать, но сам себя заставил промолчать, и я, стерев слезы с лица, закрыла дверь, к которой прислонилась и уже выпустила эмоции наружу – слезы сами покатились по лицу, а объяснить себе, почему плачу, не было сил.

                ГЛАВА 15: ПО РАСЧЕТУ НА СЧАСТЬЕ
Я стояла около окна в гостиной, вспоминая один за другим праздники той семьи, которой уже давно не стало и мне так хотелось повернуть время назад. Я поглаживала ладонями, округлившийся к началу седьмого месяца беременности, живот, прикрытый легкой майкой-разлетайкой, и не заметила, как слеза скатилась по щеке.
 - Женечка! Ты плачешь? – обратилась ко мне мама, опустив ладони на мои плечи, а я улыбнулась, пытаясь скрыть свое настоящее состояние – Что-то болит? Девочка моя, скажи мне!
 - Нет! Все хорошо, мамулечка! Все хорошо! – вздохнув, повторила я, опустив руки на мамины ладони – Вот еще плакать!
 - Женька, да уж лучше бы ты проплакалась, чем вот так все держать в себе!
 - Зачем? Зачем мне плакать? Я не стану плакать из-за того, кто меня предал! А тот, кто меня предал, он просто умер, умер и для меня и для моих детей!
 - Маленькая моя!
 - Не надо, мам, я прошу тебя, не надо меня утешать, не надо меня жалеть! Я ведь пережила, когда Вани не стало, я свыклась с мыслью, что он погиб, и сейчас переживу!
 - Конечно! Все будет хорошо, вот увидишь!
 - Будет! – сказала я и снова вздохнула, восстанавливая в памяти картинки светской хроники, в которой уже совершенно чужой Юрка, обнимал ее так, словно меня в его жизни никогда и не было, и лица обоих были такими довольными, как у котов, объевшихся сметаны – У нас обязательно все будет хорошо!
 - Вот и правильно!
 - Мамочка, а почему дядя Рома к нам больше не приходит?
 - Потому что это я попросила его не приходить.
 - А почему?
 - Потому что так будет лучше… для всех!
 - Жалко! Он мне нравился! Мы с ним так сдружились!
 - Сыночка, у дяди Ромы своя жизнь, у нас с тобой своя, мама не может обещать ему того, что он хотел бы! Станешь большим, ты меня обязательно меня поймешь! У взрослых свои причины…
 - Не понимаю я вас взрослых!
 - Мы и сами себя не всегда понимаем!
 - Странные вы взрослые! – сказал Сеня, пожав плечами, и я, усмехнувшись, погладила его по голове.
 - Хороший мой, как же я тебя люблю!
 - И я тебя люблю, мамочка!
 - Ну что, пойдем, проводим бабушку, да будем готовиться ко сну?
 - Пойдем.
Поцеловав нас по очереди, мама несколько раз спросила, уверена ли я, что ей не нужно остаться с нами, а когда она вышла, мы, обнявшись, направились обратно в комнату.
 - Кто это к нам пришел? – задала я вопрос Сене, плескавшемуся в ванной, и самой себе, когда раздался звонок в дверь.
 - Не знаю!
 - Посидишь пока один, хорошо?
 - Конечно, мама.
Улыбнувшись, я стряхнула воду с рук, которыми убрала волосы от лица, подмигнула сыну и вышла.
 - Рома? – удивилась я, открыв дверь.
 - Привет! – робко сказал он и с надеждой посмотрел на меня, а я смотрела на него так радостно, словно мечтала о том, чтобы он пришел все те месяцы, что мы не виделись – Я помню, что ты просила меня больше не приходить, но…
 - Ромка! – воскликнула я, обняла за шею и буквально затянула в квартиру – Я так соскучилась!
 - Я тоже!
 - Где же ты был так долго?
 - Долгая история. Это тебе!
 - Спасибо! – сказала я, прижав к себе букет из белых лилий.
 - Мама, кто там?
 - Ой! Прости, у меня Сеня в ванной. Ты проходи пока на кухню, ладно.
 - Хорошо.
 - Проходи-проходи! Я быстро. Уложу его, он быстро засыпает.

 - Уснул?
 - Да! – вздохнув, сказала я и, нажав кнопку электрического чайника, села на табурет и посмотрела на Рому, который выглядел еще старше, чем тогда, когда я видела его в последний раз – Говорю же, быстро засыпает.
 - Здорово! – сказал Рома и как-то немного неловко замолчал на несколько секунд – А ты изменилась!
 - Да! – сказала я с улыбкой, погладив живот ладонью – Изменилась! Ты тоже сильно изменился.
 - Да, так получилось! – как-то грустно сказал Рома и опустил глаза, словно чувствовал какую-то непонятную вину передо мной – Ты меня прости за тот последний вечер! Я не должен был этого делать!
 - Все нормально, Ром! Я просто не хотела и не хочу никому давать никаких надежд – после этого развода я как пустая картонная коробка! Мне просто нужен друг, тот, на которого можно опереться! Я не хочу отнимать счастье ни у кого! А ведь ты обязательно будешь счастлив, ты должен найти свое счастье!
 - Женя, я…
 - Уже нашел? Я тебя поздравляю! Ну, расскажи мне о ней хотя бы чуть-чуть!
 - Жень. Выслушай меня, пожалуйста! Мне нужно сказать тебе что-то очень важное!
 - Ром, то за странные прелюдии? Я просто порадуюсь за тебя!
 - Жень.
 - Ну, хорошо, я слушаю.
 - Жень, я понимаю, что, возможно, скажу полный бред, да и ты будешь права, если прогонишь меня, но все-таки я должен тебе сказать! Дело в том… вобщем Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! – сказал Рома, а я буквально онемела от удивления – Я понимаю, что не взаимно, понимаю, что вряд ли полюбишь! Жень, я… я предлагаю тебе стать моей женой!
 - Рома, но я же… я только после развода отошла, я беременна от бывшего мужа, у меня взрослый сын…
 - Это не важно! Нет, не так! Что я говорю, черт?! Это очень важно! Я готов их принять, как своих столько, сколько смогу, воспитывать!
 - Подожди-подожди! – махая руками перед собственным лицом, сказала я – Я не успеваю за ходом твоих мыслей!
 - Жень, я понимаю, что ты меня не любишь, что, скорее всего, никогда не полюбишь, но я хочу, чтобы ты была счастлива, я хочу сделать тебя счастливой! Ты не заслуживаешь такого отношения!
 - Я понимаю… ты хочешь на мне жениться… но неужели это так необходимо? И почему именно я?
 - Ты та женщина, с которой я хотел бы прожить оставшуюся жизнь, да и времени на бессмысленные поиски у меня нет! Ты не волнуйся, никаких намеков не будет, если ты скажешь, я к тебе даже не прикоснусь!
 - То есть? – испугано спросила я.
 - Я болен, Жень. У меня… ну, избавлю тебя от деталей. Мое сердце проработает еще несколько лет, а потом остановится и перестанет биться.
 - Как? Ну, есть же операции всякие… медицина не стоит на месте, Ром!
 - Женечка! Я взрослый человек, и я прекрасно понимаю, что надеяться не на что – я вряд ли к тому времени, когда придет этот момент, накоплю столько денег, чтобы сделать операцию! Сколько мне отведено, столько я и должен прожить! – сказал Рома и вдруг опустился передо мной на колени – Я прошу тебя стать моей женой и позволить мне сделать тебя и твоих детей счастливыми, самому побыть счастливым, пусть это будут последние годы моей жизни!
 - Рома, как же так? – спросила я его, заглядывая в голубые глаза, в которых еще несколько месяцев назад тонула луна и открывала мне то, чего я не видела раньше, обхватила ладонями его лицо, а на лицо начали проситься соленые капли, которые я не стала держать в себе – Неужели ничего нельзя сделать?
 - Шансов очень мало! Жень, я прошу тебя, стань моей женой! Я буду всю жизнь оставшуюся тебя любить, и ребят твоих любить буду, как своих!
 - Ромочка! Я согласна! Просто потому, что ты стал для меня очень близким человеком именно в тот момент, когда мне это было нужно! А с сердцем, мы обязательно, слышишь – сказала я, крепко прижимая свои ладони к его щекам, по которым тоже вот-вот скатилась бы слеза – обязательно что-нибудь придумаем! Пусть я не могу сказать, что люблю тебя, но… Ты мне очень дорог! Очень!
Он опустил голову на мои колени, и я чувствовала, как вздрагивают его плечи от боли, которая, казалось, разрывает его изнутри. Только сейчас я вдруг поняла, насколько много для меня значит этот человек. Хоть я и не могла сказать себе, что люблю его, я понимала, что мне нужно быть с ним рядом, что меня тянет быть с ним какое-то другое очень сильное и светлое чувство.
 - Ромочка, все будет хорошо! – шепотом сказала я, поглаживая его голову, почувствовала легкий толчок в животе, и даже икнула от восторга – Вот увидишь!
 - Что с тобой? Что-то не так? – подняв глаза, как-то испуганно спросил Рома.
 - Толкаются! – с восторгом сказала я, не отнимая левой руки от его головы, а правая лежала на животе – В первый раз, представляешь!
 - Правда? – спросил Рома, заглядывая мне в глаза, и я кивнула с расширяющейся улыбкой на лице – Можно послушать?
 - Можно! – сказала я тихо, и Рома прильнул ухом к моему животу и после секундного замешательства нерешительно, потом чуть смелее приложил к нему руку.
 - Ой, как здорово!
В ту ночь Рома так и не отошел от меня – он просто полусидел на моей постели, поглаживая мою щеку, и, молча, смотрел, как я сплю. Первое, что я увидела, проснувшись утром, это была его добрая улыбка. «А ведь раньше он совсем не умел так улыбаться!» - подумала я, улыбнувшись ему в ответ.
 - Доброе утро! – сказала я шепотом, не поднимая головы со сложенных лодочкой ладоней, лежащих под щекой.
 - Доброе утро! А я думал, ты еще поспишь! Ты так спала некрепко.
 - Да? А мне показалось, что я спала, как убитая! Мне так спокойно было засыпать, зная, что ты рядом!
 - Есть хочешь? – спросил Рома после недолгого молчания, которым мы говорили друг другу все, что не могли высказать словами.
 - Немного.
 - Тогда предлагаю тебе умыться и пройти на кухню, чтобы позавтракать? Пока Сенька всю кашу не слопал!
 - Сенька уже встал? – почему-то встрепенулась я, словно чего-то испугалась.
 - Да, он уж почти час назад встал. Я ему кашу сварил. Немного похозяйничал на кухне… ты же не будешь меня за это ругать! Я просто подумал, что тебе нужно дать выспаться, а Сеньке надо поесть. Я не дал ему тебя будить, хотя он порывался.
 - И как он?
 - В смысле? По-моему он прекрасно себя чувствует!
 - В смысле, как он воспринял, что ты сегодня ночевал у нас. Он ведь не в курсе наших с тобой… отношений!
 - По-моему, он совершенно спокоен! Ну и болтун он у тебя – говорить может бесконечно, я аж не успеваю за ходом его мыслей!
 - Да, он у меня такой! – усмехнувшись, сказала я и потерла рукой еще полусонные глаза.
 - Мамочка! – обрадовано вскрикнул Сеня, забежавший в комнату, и заскочил ко мне на постель.
 - Доброе утро, солнышко мое! – сказала я, чмокнув сына в висок – Как спал?
 - Хорошо! А ты? Выспалась?
 - Выспалась! Я сегодня просто как на облаках спала!
 - Это потому, что дядя Рома с тобой рядом был?
 - Арсений! – сказала я строго, а Сеня прикрыл рот рукой.
 - Ой!
 - Кашу всю съел?
 - Всю!
 - Молодец! А почему в пижаме до сих пор? Марш одеваться! А дядя Рома тебе поможет кровать заправить.
 - Уже иду. Ну, что идем, Арсений?
 - Идем! – сказал Сеня и, чмокнув меня в щеку, слез с кровати и побежал к себе, а Рома пошел за ним.
Я смотрела им вслед и чувствовала себя необыкновенно спокойной, и даже захотелось сделать какую-нибудь нелепую глупость, а когда я услышала звонкий хохот сына из его комнаты, мне захотелось присоединиться к их веселью. Вскочив с постели, я почесала голову и направилась туда, где веселились эти двое.
 - Что это вы здесь веселитесь? – спросила я, остановившись в дверном проеме и, протяжно зевнув, прикрыла рот – Может, и нам расскажете?
 - Дядя Рома меня решил под одеяло заправить.
 - Да? И как это, интересно знать?
 - А вот так! Я ложусь, а он заправляет!
 - Ну-ну, весельчаки! Пижаму сверните, Арсений Иванович!
 - Сейчас. Ой! Упала!
 - И перестань топтаться на постели, ты только что босиком по полу бегал! Баловник! – сказала я, потрепав сына по волосам, и направилась на кухню, позевывая.
За окном тихо шел снег, такими крупными хлопьями, завороженно смотрела на которые я только в детстве, и я засмотрелась на это умиротворение природы, как будто впервые видела это природное явление. Так странно, что с некоторых пор я совсем перестала замечать эти завораживающие причуды природы, я будто стала роботом, который изо дня выполняет одни и те же программы. В то же время в детстве, когда я была слишком занята спортом, чтобы просто любоваться природой, когда заблагорассудится, меня эта запрограммированность совершенно не пугала.
 - А что это мама задумалась, не знаешь? – услышала я за спиной голос Ромы, повернулась и заметила, как сын пожал плечами и почесал голову, сказав: «Неа!».
 - Красиво, правда? – спросила я у них, указывая взглядом в окно.
 - Очень! – сказал Рома, опустив руку на мое плечо, и провел по нему вниз до локтевого сгиба, передавая мне такое настоящее мужское тепло, о котором я за полгода успела забыть, а когда его рука почти невесомо коснулась сначала пряди волос, потом щеки, я опустила веки и улыбнулась.
 - Мама! – обрадовано крикнул Сеня, вбежавший на кухню, и обхватил руками мою талию (к своим шести годам, как и его отец, Сеня стал очень высоким по сравнению со сверстниками в детсадовской группе).
 - Что, мой хороший? – спросила я, улыбнувшись и поглаживая руками его голову, а тоненькие волосешки взъерошивались на его голове.
 - Мама, дядя Рома, а давайте сегодня сходим куда-нибудь?
 - Куда ты хочешь? Есть конкретные предложения?
 - В ледовый городок! – ликующе выпалил сын и с надеждой посмотрел мне в глаза.
 - Отличная идея! – поддержал Сеню Рома.
 - Согласна! Только одеваемся потеплее!
 - Конечно, мам, о чем речь?! – деловито сказал Сеня и побежал в свою комнату с моего молчаливого согласия – Вот деловой-то! Даже не дал мне подумать! Опять я легко согласилась на его просьбу! Ну, как ему можно отказать?
 - Не знаю! – пожав плечами, искренне сказал Рома – А разве мама не должна немножко баловать сына?
 - Должна, наверное! – вздохнув, сказала я – Только я привыкла своему сыну быть и мамой, и папой одновременно! Юрка… часто меня в этом обвинял! Я так и не позволила ему стать для него настоящим наставником…
 - Жень, все хорошо! – сказал Рома, крепче обнявший меня за плечи, заметив мою неловкость и напряженность от произнесенных невзначай слов, которые, возможно, не просто совсем нельзя было говорить, а даже думать не стоило – Ты молодец! Теперь все будет хорошо, я тебе обещаю! Неважно сколько времени я буду с вами рядом!
 - НЕТ! Прошу тебя – сказала я, словно торопясь куда-то и закрыла ему рот своей ладонью – Не говори так, слышишь, не смей!
 - Прости! – сказал он тихо, словно в горле у него встал какой-то ком, и я прижалась к нему так крепко, словно он мог раствориться или уйти от меня так далеко, куда мне не попасть, прижалась носом к его подбородку, что был невыносимо теплым, но мне не хотелось отдернуть от него лицо, а даже напротив захотелось прижаться еще крепче.
Он несколько секунд с каким-то странным упоением целовал мои закрытые глаза, лоб и щеки, а потом вдруг просто обнял обеими руками и склонил свою голову к моей макушке.
 - Мне так хорошо с тобой! – шепотом сказала я, не поднимая головы от его плеча, к которому склонилась, и не открыла глаз, словно боялась взглянуть на него.
 - Ты себе не представляешь, что ты значишь для меня! Будь моя воля, я бы всегда был рядом с тобой!
 - Нет! Не говори больше ничего, слышишь, ничего! Пожалуйста!
 - Хорошо! Как скажешь… любимая! – сказал он, и у меня на сердце вдруг стало так тепло, словно туда положили что-то очень теплое, но не обжигающее, хотя этот жар буквально обволакивал его, а когда он поцеловал мою щеку так, словно остановился на полпути, я не успела остановить, скатившуюся вниз слезинку – все будет хорошо!
От Роминой улыбки, которая была одновременно и грустной, и счастливой, кусок льда, выросший в моем сердце за месяцы одиночества после предательства Юры, таял так быстро, что я совсем переставала помнить тепло его накачанных рук, сладость, даже некоторую приторность его поцелуев, а со всем этим из моей памяти стал уходить и его образ; тот, что долго снился мне ночами с того самого вечера, когда после полученной короткой СМС-ки «Не мешай мне. У меня свадьба!», в наших отношениях нарисовалась жирная точка.
 - Мама, дядя Рома! – возмущенно сказал Сеня, вставший в проеме кухни уже практически одетый – Ну, вы идете или как?
 - А мы тут просто разговорились немного! – неловко сказал Рома, и зачем-то почесал нос – Идем уже одеваться.
 - Ладно вам, я же видел, вы обнимались! Разговаривали они! Взрослые, а врете, как детсадовская малышня!
 - Сеня! Это что такое? Кто тебя этому научил?
 - Дядя… Ой! Никто! Ну, так мы идем?
 - Идем! – строго сказала я и направилась в комнату – Еще раз такое от тебя услышу, ты встанешь в угол, и я не пойду у тебя на поводу, ты меня понял?
 - Понял! – сказал Сеня, виновато опустив глаза.
 - Так, я одеваться. Ром, поможешь Сеньке одеться?
 - Конечно.
 - Я быстро, – отодвинув от лица прядь, небрежно сбившихся, волос, сказала я с улыбкой и направилась к спальне, зачем-то махнув Роме и сыну рукой.
 - Не надо, не торопись – мы подождем, сколько нужно. Правда ведь, Арсений?
 - Да конечно. Мы и поможем, если надо!
 - Хорошо! – сказала я обрадовано и ушла в спальню, подмигнув сыну одним глазом, а Рома поймал мой взгляд своим взглядом и легкой улыбкой ответил мысленно на мою, неожиданно взявшуюся откуда-то из глубины души, нежность.
***
 - Давайте последний раз прокатитесь, и поедем домой! – сквозь смех сказала я, когда Рома в очередной раз, подхватив Сеню под мышки, направился на горку.
 - Хорошо! – сказал Рома, переглянувшись с Сеней, который согласно кивнул – Вперед!
Я приложила руки в пушистых варежках из кроличьей шести, связанных для меня бабушкой и вдруг почувствовала, что даже не заметила, как у меня замерзли щеки, резко ощутившие тепло, а Сеня и Рома паровозиком уже катились ко мне с горки. Их радостные возгласы я узнала бы из тысячи.
 - Ой, Сенька, смотри-ка, как мама уже замерзла! Нам, правда, нужно уже двигать домой!
 - Так чего мы ждем! Зима-то еще не кончилась, а маму надо беречь – она же не одна!
 - Вот это слова настоящего мужчины! Идем?
 - Идем.
 - Ну что, довольны? – спросила я, опустив руку на плечо сына, который поднял ко мне горящие неописуемым восторгом глаза.
 - Да!
 - Давно я так не веселился!
 - Наверное, только в детстве?
 - Ну, да. Хотя в детстве я редко мог это себе позволить – слишком много времени на спорт уходило. Ну, ты меня понимаешь, сама спортсменка?
 - Да, хоть и бывшая.
 - Почему же бывшая? Бывших спортсменов не бывает – это я тебе точно говорю!
 - Может, ты и прав, – пожав плечами, сказала я, и Рома сначала нерешительно, потом смелее обнял меня за плечо.
 - Так, все, быстро в машину! Что-то мы заигрались! Придется нам с тобой, Сень, маму-то весь вечер отогревать!
 - Дядя Рома, я, конечно, не против маму согреть, но мне кажется, вы без меня справитесь!
 - Арсений! – одернула я не по годам рассудительного сына.
 - Что? Мама, ну что ты как маленькая ей богу? Я что ребенок маленький, не понимаю?
 - Чего ты не понимаешь? Сеня, о чем ты?
 - О том, что ты выйдешь замуж за дядю Рому. Я понимаю, что он будет о тебе заботиться вместо дяди Юры, который бросил тебя и сестренок! А вот если он появится, я его выгоню, чтобы никогда больше не приходил!
Мне нечего было возразить сыну, и я просто улыбнулась ему, опустила ладонь на голову, которую склонила к себе, и Сеня прижался ко мне, ничего больше не говоря. Мне стало приятно и в тоже время досадно, что мой сын так рано стал настолько взрослым, что стал осознавать реальность лучше, чем я. Рома, молча, улыбнулся мне, сквозь зеркало дальнего вида и завел машину.
В эти минуты я чувствовала себя необычайно спокойной, словно никаких трагедий, какие я вижу на работе каждый день пачками, вовсе нет и быть не может. Я умиротворенно закрыла глаза, чувствуя тепло головы сына около груди, тепло, бьющихся внутри меня, еще двух сердечек, и тепло еще недавно чужого, но ставшего в один момент таким родным, мужчины, без которого, как я внезапно и легко поняла, моя жизнь теперь не имеет смысла.
                ***
 - Распишитесь, пожалуйста, здесь и здесь! – сказала Роме женщина, регистрирующая браки в большом уютном кабинете с длинным столом, после чего повернулась ко мне – Теперь вы!
 - Да, конечно, – сказала я и поставила подпись в журнале, ничуть не сомневаясь, что все делаю правильно.
 - Ну, что ж, объявляю вас мужем и женой! Поздравляю! Вот ваше свидетельство, прошу!
 - Спасибо!
 - Пригласите следующих, пожалуйста!
 - А мы и так здесь! – усмехнувшись, сказала Оля, переглянувшаяся сначала со мной, а потом с Генкой.
 - Вы что шутите? – опешила женщина.
 - Нет, мы и есть следующие!
 - Романов и Пахомова?
 - Да. Вот наши документы.
 - Ну, что ж, тогда прошу пройти вас ко мне поближе! Дорогие жених и невеста, вы приняли решение создать семью, и на основании Семейного Кодекса Российской Федерации мне поручено зарегистрировать ваш брак! В присутствии свидетелей, родных, я спрашиваю вас, является ли ваше желание создать семью взаимным и искренним?
 - Да! – в один голос сказали Оля и Гена.
 - Ну что ж, тогда, поставьте ваши подписи вот здесь и здесь. Объявляю вас мужем и женой! Примите самые искренние поздравления! Счастья вам и вам! И ждем к нам на регистрацию малыша!
 - Конечно! – поглаживая свой живот, сказала я – Малышей!
 - Да? Ну, что ж! Это же прекрасно! Счастья вам, ребята!
Когда мы с Олей, смеясь, выходили из ЗАГСа под руку с мужьями, нам навстречу уже шли новые красиво одетые пары, и сердце радовалось не только за себя. Я улыбнулась, когда луч зимнего солнца скользнул по моему лицу, а Рома, словно стараясь меня согреть (хотя я совсем не чувствовала холода рядом с ним), крепче обнял за плечо, не выпуская из второй ладони моей руки. Склонив голову к его плечу, я на несколько секунд закрыла глаза, а он поцеловал меня в макушку.
 - Мама, дядя Рома, а куда мы сейчас поедем?
 - Мы? Поедем кататься, а потом к бабушке с дедушкой, которым сделаем большой сюрприз!
Побывав около памятников около которых обычно фотографируются новобрачные, мы поехали дальше. В машине мы впятером все время смеялись, а проезжающие мимо то и дело подавали сигналы. В этом радостном переполохе мы с Ромой были одновременно с друзьями и в то же время наедине. Он ненавязчиво поглаживал мою руку, лежащую, как лепесток от цветка, в его руке, я кончиками пальцев другой руки чертила на обратной стороне его ладони какие-то линии.
 - Ну, что, мы идем?
 - Идем, – сказала я, выходя из машины с Ромкиной помощью – Торт у кого?
 - У меня! – сказала Оля, подняв вверх перевязанную шпагатом пластиковую коробку с тортом – Ну, что, готовы?
 - К чему?
 - Предстать перед родителями уже семейной парой?
 - Готовы!
 - Поражаюсь твоему спокойствию! Надо же, даже не сказали родителям, что женитесь! Не думала, что ты выдержишь! Сейчас со свидетельством и с тортом заявятся! Представляю, как тетя Аня обалдеет!
 - Вот вы и будете нашим прикрытием!
 - Отлично! Хороший денек, чтобы умереть, правда, Ген! Из ЗАГСа сразу в гроб!
 - Оля! – возмутился Рома, хотя и сдержал смешок при этом.
 - Что?
 - Идем уже! А-то Емельяновы про нас уже забыли похоже!
Когда мы позвонили в дверь квартиры родителей, Сеня встал впереди, чтобы отвлечь внимание родителей, следом за ним Оля с Геной, а потом уже мы.
 - Сеня? Оля, Гена? А что это вы такие нарядные? – едва открыв дверь, спросила мама.
 - А, мы, Анна Анатольевна, поженились только что!
 - А Сеня? А, ну конечно, моя с вами не могла не быть! Женька, ты где там прячешься? – спросила мама, буквально затащив Сеню, Олю и Гену в квартиру, и тут-то она впала в ступор, увидев меня с Ромой, букетиком цветов и свидетельством о браке, лежащем под моей рукой на животе.
 - Женя? Р-роман? Здравствуйте!
 - Здравствуйте!
 - Ну, что же вы на пороге-то стоите? Заходите живее! Сейчас я вам устрою порку! Амбразуру они нашли!
 - Аня, что случилось? Ты чего так нервничаешь?
 - Ты, ты только посмотри на этих… чудиков!
 - А что в них такого? По-моему они выглядят счастливыми! А когда у моей дочери горят глаза, значит она счастлива! Она это заслужила! Давай, мать, на стол собирай! Будем молодоженов поздравлять! – сказал папа, качая головой, глядя на меня не столько от удивления, что я замужем, сколько от того, что все это было покрыто строжайшей тайной, которую мы даже Сене не позволили выдать.
                ***
Рома не выпускал меня из объятий практически весь вечер, да и мне самой хотелось быть все время рядом – только с ним я чувствовала себя настолько спокойной, что порой склонялась в дрему и начинала мечтать о каких-то совершеннейших глупостях. В этих милых глупостях, которые приходили мне в голову, и была вся прелесть, в этой невесомой нежности и было все мое счастье. В этом спокойствии я вдруг поймала себя на мысли, что горькая обида, которую нанес мне Юра, сделала меня такой счастливой, и я отпустила эту обиду в свободное плавание. Я поняла, что не просто стала забывать его голос, его запах, его прикосновения, а практически совсем забыла, как он выглядел и что вообще был в моей жизни такой человек.
Он даже не настаивал на том, чтобы меня коснуться, ни словом не обмолвился, что хотел бы меня поцеловать… он просто был рядом именно в тот момент, когда это нужно, ничего не требуя взамен. Я просто чувствовала его присутствие, его надежность, его любовь, медленно погружаясь в сладкий сон, после которого я проснулась совсем другим человеком.
                ***
 - О, какие люди! – восторженно произнес Васька, вышедший своей привычной катающейся походкой в коридор, где и встретил меня, ставшую похожей на него – А где же охрана?
 - Охрана? Какая охрана, Вась? Я что нанимала охрану?
 - Ну, как это тебя отпустили одну сюда, к нам?
 - Вась, что за вопросы? Я вообще-то пока еще здесь работаю!
 - Да? Я уж думал, ты в декрете.
 - Нет. Как раз с завтрашнего дня.
 - А, так ты последний день сегодня с нами? Ясно.
 - Филимонов! Филимонов, мать твою, тебя не дождешься! – услышала я крик Васькиного сменщика Сергея Павловича – Ой! Здравствуй, Женечка! Как изменилась-то! Давно я тебя не видел!
 - Да! Изменилась, – пожав плечами, сказала я и улыбнулась – Пришло время меняться! А вы как? Поправились, я смотрю!
 - Да, слава богу! А то ж я этим переломом просидел дома полжизни!
 - Так уж и полжизни, Сергей Павлович?! Всего-то несколько месяцев.
 - Да уж, но устал я за эти месяцы! Ну, что, не сильно «рыжий» тебя утомил своей болтовней?
 - Нет! Он меня наоборот радует болтовней своей!
 - Ну, хорошо! Слышал, ты тут замуж вышла снова?
 - Да, есть такое дело! Свято место, как говорят, пусто не бывает!
 - Да! – как-то грустно сказал Сергей Павлович и покосился не то на информационный стенд, не то на дверь нашего кабинета.
 - Сергей Павлович, что-то вы не очень рады за меня, я смотрю!
 - Ну что ты, я-то рад…
 - А, поняла, кто-то не рад!
 - Ну, как сказать…
 - Как есть. Что-то случилось?
 - Дак, нет. Андрей, участковый наш, то бишь твой начальник, ходил чернее тучи, как ты в больницу-то легла…
 - Ну, так сейчас я ему настроение подниму, Сергей Палыч!
 - Жень, он, это…
 - Что? Что с ним?
 - Да все в порядке, ты не волнуйся! Он просто рапорт подал на днях о переводе на другой участок.
 - Понятно! – разочарованно вздохнув, сказала я и направилась к кабинету, успокаивающим жестом коснувшись плеча Сергея Павловича, хотя успокаивать нужно было скорее меня, чем его.
Расстегнув на ходу пуховик, я метнулась в сторону кабинета, в дверях которого мы с Андреем, как по зову, едва не столкнулись.
 - Женя?
 - Привет! Что, не ожидал меня увидеть? Хотел по-тихому слиться, да? – прикрикнула я на него, толкнув в плечи руками так сильно, что буквально втолкнула его обратно в кабинет, дверь которого захлопнула за собой.
 - Жень, я…
 - Что? Только не надо никаких оправданий, хорошо? Мне плевать, какие причины побудили тебя это сделать за моей спиной! Только одно мне скажи, почему ты решил это сделать именно так и ничего мне не сказать? Почему я узнаю это не от тебя, а от других? Ну?
 - Слушай, Жень, я понимаю, что ты сочтешь абсурдным мое оправдание!
 - Я сказала, мне не нужны оправдания! Я хочу просто знать, почему ты мне ничего не сказал сам?
 - Жень, послушай меня! Я и сам не думал, что так получится! Просто я…
 - Просто что? Почему ты молчишь?
 - Просто я слишком привязался к тебе.
 - А разве это причина, по которой надо от меня все скрывать? Мы ведь друзья, или нет?
 - Жень, для меня ты больше, чем друг!
 - Ах, вот в чем дело! – опустившись на собственный стол, сказала я и вонзила ладонь в волосы.
 - Да! Прости, что не смог сказать тебе об этом раньше!
 - О чем?
 - Да обо всем! Я слишком долго молчал, понимаю! Теперь ты вышла замуж, и я не могу быть все время рядом – я должен уйти! Скажи мне только одну вещь…
 - Какую? – вздохнув, спросила я и подошла к окну, за которым на фоне белого снежного одеяла резвились яркие солнечные лучи, как малыши, играющие в догонялки во дворе.
 - Жень! – обратился Андрей ко мне, нерешительно положив руки мне на плечи, и я повернулась к нему лицом – Ты его любишь?
 - Я его уважаю, ценю все, что он для меня делает – мне с ним хорошо! Он появился в моей жизни в тот момент, когда у меня не оставалось ни малейшей радости в жизни – наверное, это так и должно быть!
 - Ты не ответила на мой вопрос? Я ведь помню, ты еще совсем недавно говорила, что еще не готова никому сказать «люблю!», что еще любишь мужа. Или это брак по расчету?
 - По расчету? Возможно, и так! – вздохнув, сказала я – Разве что по расчету на счастье! Наверное, я имею право хотя бы на какое-то счастье! Да, я не говорила Ромке и никому врать не стану, что люблю его, но МНЕ С НИМ ЛЕГКО И СПОКОЙНО, и, может, это и есть ЛЮБОВЬ, не знаю! Мне кажется, я разучилась банально любить и уже не совсем понимаю, что в эту самую любовь входит! Ведь никто точно не знает, что это такое! Да есть ли она вообще? Мне кажется, что мы просто одно целое!
 - Значит, любишь! Поверь мне, я очень рад за тебя, просто не хочу терзать себя и тебя излишней привязанностью.
 - Андрей, время пройдет, и ты найдешь ту, которую будешь любить очень сильно, и будешь счастливым, я уверена! Что бы ни случилось, ты для меня никогда не будешь чужим человеком!
 - Ты для меня тоже!
 - Друзья?
 - Друзья! – сказал Андрей, пожав мою руку.
 - Может, все-таки не будешь уходить?
 - Не могу! Уже приказ почти оформлен. Так будет лучше для всех! Ты пойдешь в декрет, я на другой участок… глядишь, время все и поставит на свои места!
 - Да, ты прав! Хотя кто знает, что там будет впереди!
 - Ну, ладно, не отчаивайся! Если хочешь, я буду тебе звонить, может, зайду даже…
 - Будет неплохо – Сенька спрашивал про тебя. Да, что-то ты с ним вместе сделать обещал.
 - Да-да, помню. Как-нибудь обязательно зайду, если муж твой не будет против!
 - Что ты? Ромка у меня такой понимающий! Ты наш с Сеней друг, а мы одна семья – значит… Ты друг семьи.
 - Хорошо! – усмехнувшись, сказал Андрей.
 - Извини! Алло!
 - Привет, родная! Как ты?
 - Привет! Все хорошо!
 - У тебя голос какой-то грустный! Что-то не так?
 - Нет-нет, все хорошо, правда!
 - Хорошо! Ладно, не буду тебя отвлекать.
 - Хорошо. Пойду поработаю немного.
 - Удачно отработать!
 - Спасибо, и тебе удачи! Ну, пока!
 - Пока! – сказал Рома, но ни я, ни он трубку не опустили – Жень.
 - Что? – спросила я почти шепотом.
 - Я люблю тебя!
 - И я тебя! – сказала я, немного помешкав – Спасибо, что ты у меня есть!
 - Это тебе спасибо! Тебе и Сенечке! Я вас очень люблю!
 - И мы тебя тоже!
 - Ну, пока, счастье мое! – как-то немного растерянно сказал Рома.
 - Пока! – сказала я, чувствуя, как моя улыбка становится все шире – До вечера!
 - До вечера!
 - Он тебя очень любит! – сказал Андрей после недолгого молчания.
 - Я знаю! – сказала я, понимая, что теперь это видно не только мне, даже захотелось всплакнуть от того, что Андрей меня понял – Только не знаю, смогу ли я когда-нибудь ответить ему взаимностью, смогу ли я дать ему столько же любви, сколько он отдает мне и моим детям!
 - Ты чего? Это что за слезы, капитан? – с улыбкой спросил меня Андрей, слегка коснувшись подбородка грубоватыми пальцами – Дружище, все будет хорошо, вот увидишь! Я знаю, ты будешь самой счастливой!
 - Спасибо тебе! – усмехнувшись, сказала я.
 - Слушай, пойдем, я тебя кое с кем познакомлю!
 - С кем?
 - Пойдем-пойдем! Он тебе понравится!
 - Андрей, что за загадки? Куда мы идем?
 - До дяди Паши, сторожа. Он там в своей каморке сидит, озадаченный жутко!
 - Ну, пойдем, хотя если честно все это меня немного пугает!
 - Да ладно тебе, я же с тобой! Тебе нечего бояться!
Когда мы шли по полуосвещенному коридору, в комнатке, где обитал наш сторож дядя Паша, чуть сгорбленный пожилой мужчина с забавным прищуром на добром лице, которого все так и звали, даже забывают часто его отчество, горел свет и слышался негромкий разговор, но голос был слышен только один.
 - Здорово, дядь Паша!
 - О, Андрей, здорово! А чего такое, неужто этот бесенок шум поднял, что все сбегаются?
 - Дядь Паша, я просто показать хотел Женьке этого чудика! А-то она сегодня грустная! Да и я немного обидел ее, сам того не желая.
 - Ах, вот оно что! Да вы проходите, вон он, в углу сидит в коробке, поел только что, так пузо оттягивает. Ему Васька рыбы целую гору принес, так ведь ни одной не оставил этот бесенок, все слопал!
 - Проходи-проходи. О, дядь Паша, да вы его откормили! Он же раздобрел как боров!
 - Да ну ты что? Он и ест-то понемногу!
 - Где вы взяли это чудо?
 - А сейчас тебе дядя Паша расскажет, а я пойду, у нас сейчас народ побежит. Придешь потом. Давай.
Из коробки на меня смотрели добрые детские собачьи глаза. Увидев меня, милый щенок немецкой овчарки начал так махать хвостом, словно увидел хозяина, если бы он у него был.
 - Смотри-ка, как ты ему понравилась! Давеча его, когда из мусоропровода вытащили, да к нам привезли, такой смурной был, а тут смотри как развилялся хвостом-то!
 - Из мусоропровода?
 - Ну, да женщина какая-то вызвала участкового, ребята, говорит, безобразят в подъезде. Ну, наши приехали, а те бесенка-то этого в мусоропровод бросили да врассыпную, чуть не замучили животное!
 - Да, жестокие дети стали!
 - Ой, и не говорите, Женечка! Страшнее взрослых! Вон у него бок подпаленный, так, слава богу, не сильно! Я уж почти выходил его. Вот отпущу, опять же ж в лапы к этим маленьким живодерам попадет!
 - А что же вы его отпустить собираетесь?
 - Ну, да. А куда ж его? Себе взять не могу, следить не смогу, да и Зинка у меня со своей аллергией! Вот и не знаю, куда бы пристроить. Жалко сорванца! – пока дядя Паша сокрушался, «бесенок» внимательно рассматривал меня, а когда я его попросила дать мне лапку, он решительно ее протянул и выставил напоказ свою широкую улыбку.
 - Дядь Паша, а, может, я его себе возьму! У меня сын давно собаку просил, а я все как-то не решаюсь!
 - Так у тебя ж малыши скоро родятся! Как же собака в доме?
 - Дядь Паша, он же не будет спать со мной в комнате, а коридор у нас большой, тем более, что соединять будем две квартиры. Места будет, хоть отбавляй! А на первое время я могу его к своим бабушке и дедушке пристроить, они ж у меня в доме своем живут в пригороде.
 - Ой, ну что ж с тобой сделаешь, коли есть желание, и заразы никакой не боишься, забирай! Только чтоб не пропал бесенок-то! Шибко хороший, умный пес!
 - Это как раз то, что нам нужно! Правда, Бесенок?
 - Ух, смотри-ка как хвостом-то завилял! Обрадовался!
 - А как же?! Будем дружить? – спросила я у щенка, который чуть раскрыл пасть, готовый, как человек, кинуться в объятия и скромно, но уверенно протянул мне лапу и опустил ее в мою ладонь.
 - Смотрю, вы уже подружились?! – обрадовано сказал, заглянувший в комнатку Андрей и улыбнулся своей самой открытой улыбкой.
 - Да! Мы теперь не просто друзья…
 - Да? И кто же вы?
 - Мы? Мы теперь одна семья! – сказала я и Бесенок радостно, не удержавшись, гавкнул, что мгновенно вызвало бурю восторженного смеха.
 - Молодцы! Ну тут мне даже сказать уже нечего. Я рад, что у этого мохнатого теперь есть семья! Представляю, как Сенька обрадуется!
 - Да, он у меня уже целый год собаку клянчил, а я все не решалась.
 - А сейчас почему решилась? Понравился так?
 - Это-то стопроцентно – я как глянула на него, так глазки в душу и запали! Сама себе сказала: «Так это же мой пес, родной такой, такой хороший!», да влюбилась я в него просто! Он же очаровашка и сразу понял, что понравился мне. Еще подумала, что могу его в деревню пристроить – дедушка тоже собаку хочет завести. Он три года без собаки прожил – после того, как Шарик умер, он долго говорил, что больше не будет у него пса, что такого умного, как Шарик, больше быть не может! Я ему докажу обратное! Ты смотри-ка, какими умными глазками он на меня смотрит! Ты мой хороший!
 - Здорово! А-то ребята всем отделением переживали, куда ж пса деть – и в отделении нельзя держать, и домой никто взять не решается, а отпустить опять на улицу не по-человечески! У такого пса должны быть хозяева!
 - Да у каждого животного должны быть хозяева, причем не просто хозяева, а настоящая семья, где он будет по-настоящему родным!
 - Вот молодец девка! Дело говорит! А-то вы все нудили, куда да куда его! Пристроить его и только, – сказал дядя Паша, махнув перед лицом своей немного испачканной морщинистой рукой.
 - Ну что, пойдем немного поработаем?
 - Пойдем. Дядь Паша, я приду за ним в конце дня. Вы уж присмотрите за ним, ладно?
 - Да чего уж там? Конечно, присмотрю, Женечка! Ты не переживай! Он тебя будет ждать весь день.
 - Сиди здесь, я скоро приду за тобой. Ты у меня молодец! Скоро я тебя познакомлю со своими ребятами, ты им понравишься, я тебя уверяю! И не вздумай шалить, дикарь!
 - Здорово сказала!
 - О, имя придумала! Теперь тебя будут звать Дик! Привыкай.
 - О, какая молодец, а! И имя сразу придумала!
 - А-то! Нельзя же ребенку без имени жить!
 - Эт правильно! Слова настоящей мамки!
 - Ну а как же, дядь Паша? Она ж у нас настоящая мать! – сказал Андрей, обняв меня за плечо – Сенька вон какой герой вырос, настоящий офицер, с таким в разведку идти не страшно! Так это Женьки нашей заслуга, что парнишка таким вырос!
 - Это еще и заслуга дедушек и бабушек, не только моя! – покраснев, попыталась возразить я.
 - Но их заслуга второстепенна, не в обиду будь сказано! Они только помогали тебе, а все остальное ты вложила в его тогда еще неразумную голову. Женька – ты молодец, ей богу! Я тобой восхищаюсь!
Я только улыбнулась, покраснев и пожав плечами, когда Андрей крепче обнял меня за плечи, а дядя Паша подмигнул мне, словно убеждая меня в словах Андрея. Мне даже стало немного грустно, что совсем скоро мы не будем работать вместе с этим светлым человеком, которого без сомнений можно назвать настоящим другом, но успокоила себя, мысленно сказав себе: «Все, что ни делается, все к лучшему!».

                ГЛАВА 16 : ЧЕРНО-БЕЛОЕ СЧАСТЬЕ
Шаловливый луч беспардонно стрельнул мне в глаз и пробежался по белой простыне кровати, словно давая понять, что пора ворваться так же легко, как он, в новый день.
Солнце редко напрямую попадает в окна нашего старого доброго родильного дома, потому что кругом деревья с огромными ветками, и их никто не решается спиливать, но сегодня, похоже, как раз тот день, когда солнечным лучам хватило сил прорваться в заветные окна и подсмотреть, кто же появился на свет в ближайшие дни и часы, кого же в подарок родителям «принес добрый аист».
Два моих подарка, появившиеся на свет позавчера ночью, преспокойненько спали в кроватках рядом с моей постелью. Их крохотных носиков, будто украдкой, солнечный луч тоже коснулся и поспешил убежать, чтобы подарить свой свет остальным. Как только мой взгляд касался их лиц, казалось, солнце заливает своим светом всю палату. Их нельзя было отличить друг от друга – как две капельки воды, одинаковые, Соня и Саша лежали рядом, одинаково чуть разжав губки, и даже посапывали носиками одинаково, и именно в них сейчас поместилось все мое огромное, но такое маленькое счастье.
 - Доброе утро, мамочки! – сказала, вошедшая в палату медицинская сестра.
 - Доброе утро! – зевая, ответила я и две мои соседки по палате, родившие одна ночью,  другая тремя днями раньше меня, тоже поприветствовали женщину.
 - Так. Смышляева, мы вас сегодня выписываем, вы помните, да?
 - Конечно.
 - Хорошо. Готовьтесь пока, звоните родным, чтобы вам подвезли все, чтобы малыша одеть, да и себя тоже, собирайтесь, а Тамара Анатольевна будет пока вашу выписку оформлять.
 - Хорошо! – зевая и прикрывая спешно рот ладонью, ответила Галя – Черт! Чуть челюсть не съехала набекрень!
Катя – невысокая, с детским выражением лица, девушка, родившая сегодня ночью, точнее сказать почти утром, так звонко хохотнула, что ее мгновенно схватила икота и мы с Галей, прикрывая рты, тоже рассмеялись.
 - А чего вы смеетесь-то? – смачно икнув, спросила девчушка, икнула еще раз и сама хихикнула.
 - Воды попей, Кать.
 - Ой, ладно, сейчас вот, ой, дыхание… задержу…
Галька шустро начала ходить по палате, собирая вещи, которых у нее было немного, выбрасывала, оставшийся после вчерашнего ужина, мусор, завалившийся между тумбочкой и кроватью. Она хотела поднять его сразу, но сил туда лезть у нее в тот момент не было.
 - Ой, Галька, завидую я тебе по-хорошему! – сказала я, когда она застегнула молнию небольшой дорожной сумки, в которую поместились все ее вещи и несколько подгузников, оставшихся еще не использованными.
 - Чему?
 - Тому, что ты, наконец-то, домой едешь.
 - Ну, разве что! – сказала Галя, доставая пару бананов с подоконника – А так-то ты себе лучше позавидуй! Вот это молодец мужик!
 - Галь, ты о чем?
 - Да глянь в окно-то! Это ж надо, за один день такое провернуть!
Сгорая от любопытства, я подошла к окну и уставилась на улицу, где лучи солнца, падающие на, еще не сошедший, снег слепили глаза, а холодный мартовский ветер беспощадно трепал ветки голых деревьев и ярко выделяющуюся на фоне всеобщей белизны растяжку, привязанную к ним. «ЖЕНЕЧКА, СПАСИБО ЗА ДОЧЕК!» - красовалось на ней большими яркими буквами,  на фоне нарисованных роз и натянутой между деревьями арки из воздушных шариков.
 - Ну-ка, дайте-ка, я тоже гляну! – подскочив к окну, обрадовалась Катерина – Уау! Вот это да! Как мило! Вот это папка с большой буквы!
 - Да, он у нас такой! – немного растерявшись, сказала я, подтирая робкие слезинки счастья в уголках глаз.
 - Красота! Теперь я тебе завидую! У моего бы на такое смелости не хватило.
 - Ну почему же? Прости! Алло! Ромочка, Спасибо тебе!
 - Не за что, любимая! – сказал в трубке его немного взволнованный голос, словно он с трудом выбрал нужное слово и еще сомневался, стоит ли его произносить – Это всего лишь маленькая часть того, что я готов для тебя, ДЛЯ ВАС сделать! Я уже скучаю!
 - Я тоже очень скучаю! Как вы там без меня?
 - У нас все хорошо! Мама-мама! Сенька, сначала кашу! Договор дороже! Ты обещал!
 - Я ем!
 - Неплохо справляетесь.
 - Стараемся! – сказал Рома, и я сердцем чувствовала, как его улыбка становится шире – вы-то как?
 - У нас все хорошо! Девочки спят еще, скоро проснутся, наверное, кушать будем.
 - Хорошо! Это радует! Что тебе привезти? Хотя мама твоя нам вчера вечером звонила, целый список продиктовала, что тебе можно, что нельзя.
 - Да, – усмехнувшись, сказала я – в этом вся мама!  Она тебе во всем поможет, это точно! Так что, можешь смело ей доверять!
 - Хорошо! Как скажете, товарищ капитан! – сказал Ромка и хихикнул, а отдаленный Сенькин смех подхватил веселье – Может, будут какие-то отдельные пожелания?
 - Хочу яблок… зеленых!
 - Хорошо, родная моя, будут тебе зеленые яблоки! Сеня, ешь поживее, нам еще в магазин надо идти! Да, потом заедем за бабушкой и поедем к маме, только сначала ты съешь кашу. Задача ясна? Молодчина! Выполняй!
 - Какой же ты у меня…
 - Какой?
 - Настоящий папа! – немного помешкав, но уверенно сказала я.
 - Да, ладно тебе! Я просто вас очень люблю!
 - А мы очень любим тебя! А кто это у нас там хнычет? Ну-ка, ну-ка!
 - Ну, ладно, не буду мешать вам завтракать. Попозже позвоню.
 - Хорошо! Целую тебя!
 - И я тебя крепко-крепко!
 - И Сенечку тоже очень крепко целую! Все, пора-пора! Пока!
 - Пока! – сказал Рома, и как он положил трубку, я уже не слышала, оставив телефон на кровати – девчонки уже не могли ждать.
***
 - Так, осторожно, не торопимся! – приговаривал папа, когда мы подходили к подъезду, я с Сашей, а Рома с Соней на руках.
Я так устала от этой дороги из роддома, что едва не падала с ног, когда переступала обдолбаный старый бордюрчик.
 - Ну-ка, погодите, я вас сниму! – сказал папа, держа фотоаппарат наготове.
 - Пап!
 - Ну, всего одна фотография!
 - Хорошо-хорошо, только давай скорее, я так устала!
 - Конечно, солнышко! Улыбочку! Вот, отлично!
 - Ну, все, теперь идем домой?
 - Идем!
 - А сколько шуму-то утроили? – услышала я сварливый шепот за своей спиной, но сначала не прореагировала на него – Все равно ж не любит она его, а он за ней, как хвостик!
 - Степанна, ты бы язык-то прикусила! Чего мелешь-то? – отозвался на комментарий другой сварливый шепоток – Тебя оно касается?
 - Жень, мы идем?
 - Подождите. Подержи Сонечку, пап, пожалуйста!
 - Жень, ты чего?
 - Сейчас, пап, сейчас! – сказала я и решительно направилась к старушкам, сидящим на старенькой лавочке и занимающихся откровенным обсуждением моей личной жизни.
 - Ой, Женечка, а что это ты такая сердитая?
 - Ираида Степановна, вам-то это зачем?
 - О чем это ты, детка?
 - Я вам давно не детка, Ираида Степановна! И вы прекрасно понимаете, о чем я, хотя старательно делаете вид, что я этого не могла услышать!
 - А что я? А я ничего! Сдуру че-то брякнула!
 - Ираида Степановна! – сказала я учительским тоном, каким привыкла разговаривать с какими-нибудь малолетними хулиганами, крокодильщиками или алкашами – Взрослая женщина, а стыда никакого! Я вас очень прошу, даже требую, не обсуждать мою личную жизнь ни у подъезда, ни в подъезде – это по меньшей мере свинство!
 - Ах! – деланно вздохнула бабуля, приложив руку к груди.
 - И прекратите этот спектакль, ради бога!
 - А что правда глаза режет?
 - Да заткнись ты, старая! – подтолкнув старушку в бок, сказала ее подружка по посиделкам на лавочке, и я не удержалась от смеха.
 - Вот именно! А ваша внучка пускай умерит свою бурную фантазию и перестанет пускать слюни на моего мужа, а уж тем более с ним заигрывать! Если еще раз мой ребенок это увидит, я не постесняюсь и приду в ваш клоповник, нахлестаю вашей Люське озабоченной по ее перекрашенной морде! А еще лучше, подкину ребятам из ОБОПа заняться деятельностью притона, где она работает.
 - Женечка, ты что? Я же… я же не со зла!
 - Я все сказала, Ираида Степановна! Я люблю свою семью и не позволю кому-либо совать в нее свой поганый нос! – сказала я и направилась в сторону подъезда, где меня ждали удивленные Рома, папа и Сеня.
 - Вот это ты пропесочила бабулю! – попытался подбодрить меня папа, а мне показалось вдруг, что я перегнула палку, и тут же почувствовала себя ужасно оскорбленной и виноватой одновременно: перед склочной старушкой, которой попросту больше нечем заняться в этой жизни, перед сыном, увидевшим меня в таком свете, перед Ромкой, которому я так и не могу сказать те простые, но важные три слова.
«Может, мне, и в самом деле, правда глаза режет?» - подумала я, взглянув на Рому. «Ведь я до сих пор не могу ему искренне сказать эти три простых слова, хотя, казалось бы, он уже стал для меня совсем родным. Может, я на самом деле такая черствая и уже никого не умею и не сумею любить?» - попыталась я мысленно вывести себя на чистую воду, а слеза напросилась на лицо, и я только утерла ее у края глаза.
 - Жень, ты чего? Что с тобой? – спросил Рома, приподняв мое лицо к себе за подбородок – Да брось ты это! Не обращай ты внимания на этих сварливых старух! Им же больше просто заняться нечем! Для них сплетни последняя радость в жизни! У нас все будет хорошо!
 - Да ничего не будет хорошо, Ром! – сказала я, убирая его руку от своего лица – Я, правда, до сих пор не знаю, кто ты для меня, Я НЕ СМОГУ ТЕБЕ СЕЙЧАС СКАЗАТЬ, ЧТО ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! А это неправильно! Ты этого не заслужил!
 - Женя! – позвал меня Рома, когда, едва открыв дверь, я убежала на кухню, даже не раздевшись.
 - Не надо, оставь ее сейчас! – сказал папа за дверью кухни – Ей нужно побыть одной! Пойдем лучше девчонок уложим в кроватки. Пойдем-пойдем!
Я и сама не знаю, с чего вдруг взялись эти слезы, почему я так резко отреагировала на слова этой полоумной бабки, которая, сидя на лавочке у подъезда, уже перемыла кости не одному поколению семей, живших в нашем доме. Я сняла куртку, бросила ее на кухонный уголок, не знаю, зачем налила себе холодный чай, который оказался слишком крепким, да еще и без сахара, выпила его почти одним залпом, от чего мое лицо едва не перекосилось, и уставилась в окно, давясь собственными слезами.
 - Ну, что с тобой, детка? – спросила мама, подошедшая ко мне со спины, и обняла за плечи – Ты же у нас самая лучшая, не слушай ты никого!
 - Мам, зачем я его к себе привязала? Скажи мне, зачем я это сделала? Может, я никого никогда не любила кроме Вани? Может, поэтому Юрка и ушел, потому что понял, что я не люблю его? А, мам? Ну, скажи мне, пожалуйста! Я последняя сволочь?
 - Родная моя, перестань! Ты никакая не сволочь! Ты думаешь о его чувствах, а значит, он тебе не безразличен!
 - Ты думаешь?
 - Я не думаю, детка, я знаю! Точно тебе говорю! А любовь, любовь она у каждого своя, и значит она для всех разное!
 - Да, ты права! Спасибо тебе! – сказала я, поглаживая ее по руке, которая так и лежала на моем плече – Даже не знаю, почему начала опять чувствовать себя перед Ромкой виноватой.
 - Ну, ничего-ничего! – прижав меня к себе, сказала мама и склонила голову к моей макушке – Все будет хорошо! Ты просто устала!
 - Да, наверное. Глупости это все!
 - А Юрку этого ты любила всем сердцем и даже сейчас немножечко любишь!
 - Да! Вот в этом и беда, мам! Я не хочу любить его, не хочу вспоминать о нем, а уж тем более сравнивать с Ромашкой – они совсем разные!
 - Вот видишь, он тебе точно не безразличен! Ты только послушай, как ты его называешь: Ромка, Ромочка, Ромашка! – усмехнулась мама и заглянула мне в глаза своим лучезарным взглядом, от чего на сердце как будто просветлело – А разве это не любовь?
 - Даже не знаю, мам. Может быть! Но в одном я уверена точно – Ромочка мне очень дорог и я не хочу его терять никогда! Наверное, так это и должно быть!
 - Конечно, солнышко мое! – сказала мама, обхватив мои щеки, и поцеловала в лоб – Ты у меня умничка, красавица, ты ж моя гордость! Все будет хорошо! Время все лечит!
 - Да, конечно. Надо к девочкам пойти.
 - Конечно. Пойдем?
 - Пойдем, – сказала я, и мама, обняв меня за плечи, повела к выходу из кухни.
Когда я зашла в детскую, в которой буквально за два дня до нашего приезда с девочками домой мои заканчивали ремонт, делали последние штрихи, Ромка стоял вместе с Сеней около кроватки, где спали девчонки, и оба они с восторгом смотрели на малышек. Я подошла к ним, погладила голову Сеньки и склонила голову к Ромкиному плечу, поцеловав его перед этим в щеку.
 - Еще спят?
 - Спят! – шепотом сказал Рома и улыбнулся, поцеловав меня в щеку – Все хорошо?
 - Да, все хорошо!
 - Отлично!
Звонок в дверь отвлек нас друг от друга, и я направилась в прихожую. Мама уже открыла дверь, когда я вышла навстречу гостям. В квартиру с присущей ей грацией, зашла (можно сказать, впорхнула) Оля, которую я с трудом бы узнала в новом образе, если бы не взглянула в родные и ясные, ни на чьи не похожие, глаза.
 - Оля! – обрадовалась я и кинулась в объятия подруги – Наконец-то ты приехала! Как я по тебе соскучилась!
 - А я-то как соскучилась! Как ты тут у меня! Где они, эти маленькие сокровища?
 - Спят в комнате. А тебя не узнать! Давно же я тебя не видела!
 - Нравится? – игриво сказала Оля, осторожно теребя эффектно уложенные волосы пепельного цвета чуть ниже плеч.
 - Сногсшибательно! Ты у меня просто обворожительна! Выглядишь здорово, правда!
 - Спасибо, моя дорогая! Ну, чаем напоишь? Я только с поезда, сумку только закинула, и сразу к тебе! Но тортик все-таки купила по дороге! – сказала Оля, подняв кверху перевязанную коробку с тортом.
 - Оля!
 - Да-да, просто так ты от меня не отделаешься, дорогая! Ну, так как? На чай я могу рассчитывать?
 - Конечно! Ты раздевайся, проходи, я чайник поставлю.
 - Хорошо, – сказала Оля, расстегивая молнию куртки, и подмигнула мне одним глазом – Ой, привет, Валюша!
 - Привет!
 - А кто это у нас такой маленький и на тетю Олю глядит?
 - Это Данилка!
 - Какой он глазастый! Очень на маму похож!
 - Не знаю, мне кажется, он на меня не очень похож, больше на Ромку, глазки, точно его.
 - А мне кажется твои глазки!
 - Цвет только разве что.
 - Главное здоровенький!
 - Да, конечно.
 - Что, уже очаровал тетю Олю? – спросила я, заходя в комнату.
 - С первого взгляда! – радостно сказала Оля и улыбнулась еще шире.
 - Да, он у нас такой! Пойду к девчонкам схожу.
 - Конечно, – кивнув, сказала Оля – Ой, а можно я с тобой? Так взглянуть на них хочется!
 - Пойдем, конечно. Только тихо!
 - Буду тихой-тихой, как мышка! – шепотом сказала Оля, обнимая меня за плечо, и мы направились в детскую.
 - Смотри у меня! – шутя, пригрозив пальцем Оле, сказала я – Мам, за чайником проследишь, ладно?
 - Конечно.
 - Спасибо!
 
 - Ну, заходи-заходи, чего в дверях встала? – шепотом сказала я, подтянув Олю за руку к себе.
 - Да-да. Привет, Ром!
 - Привет, Оль! Выглядишь потрясающе!
 - Спасибо!
 - Вот они наши сокровища! – сказала я, подошедши к кроватке, и слегка взялась руками за решетку кроватки, которую делали на заказ и привезли накануне вечером до нашего приезда.
 - Какие солнышки! – восторженно сказала Оля и не смогла сдержать слезинку, которая выкатилась на ее щеку.
 - Да, они у нас такие! – сказала я, и почувствовала, как Рома со спины обнял меня за талию, крепко прижимая к себе.
Я всем существом чувствовала, как он хочет ответной нежности, но все на что я решилась это опустить свои руки поверх его рук. Он хотел любви, а я не могла дать ему ее сейчас, но он понимал меня как никто другой и не требовал большего, от чего мне становилось все обиднее за него. Я злилась не на его попытки разбудить во мне нежность, а на саму себя, что не могу ему дать сейчас того, чего он заслуживает, не могу выбросить из сердца предательство человека, которого больше никогда не хотела бы видеть в своей жизни. И злость эта была сильнее, чем все остальные чувства.
 - Что с тобой? – ненавязчиво спросил он, по-прежнему не выпуская меня из объятий, а его дыхание невесомо коснулось моего лица – Почему ты такая напряженная? Я сделал что-то не так?
 - Нет-нет! Ромка, не отпускай меня, пожалуйста! – буквально взмолилась я, когда он едва не убрал, обнимавшие меня руки – Я прошу тебя, не отпускай меня!
 - Я никуда тебя не отпущу! Обещаю!
 - Спасибо тебе! Спасибо, что ты рядом!
 - Я буду рядом столько, сколько мне осталось жить на этом свете!
 - Нет, пожалуйста, не говори так!
 - Хорошо, не буду, прости! – сказал он, когда я повернулась к нему лицом и обхватила ладонями щеки – Ты же знаешь, я очень тебя люблю и хочу быть всегда рядом!
Наши лица были на расстоянии одного вздоха, носы соприкоснулись, когда в кроватке кто-то начал похныкивать.
 - Кажется, кто-то проголодался! – улыбнувшись, сказала я, и Рома улыбнулся, скрывая легкую грусть.
 - Да. Ну, я тогда не буду вам мешать, пойду, помогу Анне Анатольевне.
 - Хорошо, – как-то рассеяно сказала я, и Рома, поцеловав меня в уголок рта, вышел из комнаты – А кто у меня кушать сейчас будет? Идем к мамочке!
 - Счастливая ты, Женька! – сказала Оля, улыбнувшись, и с восторгом в глазах посмотрела на меня и Соньке, приложившейся к моей груди.
 - Да, наверное! – сказала я, взглянув сначала на Соню, потом в стену – Вот такое вот оно мое черно-белое счастье!
 - Женька, ты чего? Что-то не так? – спросила Оля, сев рядом со мной, а ее рука опустилась на мое плечо – Что с тобой?
 - Со мной? Даже не знаю, что со мной!
 - Солнышко мое, ну что такое? Что за беда на тебя свалилась?
 - Эта беда на меня свалилась, Оль, когда я решила, что вот оно мое счастье, что его легко можно получить! Вот так, раз, и будешь счастлива!
 - Что-то я не пойму твоих загадок! Ты что не счастлива? Ромка у тебя вон какой замечательный, хотя раньше я бы о нем так не сказала, детишки какие, Жень! Разве это не счастье?
 - Это счастье! Оль, мне кажется, я это счастье себе придумала! Я боюсь, что никогда не смогу сказать Ромке эти три слова, которые он мне повторяет по триста раз на дню! Я боюсь, что никогда не смогу полюбить его, и обреку его жить с этой дурацкой иллюзией всю оставшуюся жизнь! Как будто я из жалости вышла за него! А он ведь не заслуживает такого – он уже совсем другой, не такой, какой был еще каких-то пять лет назад!
 - Женька, по-моему, ты зря так переживаешь! Ты себе придумала эту проблему, а не то счастье, которое, вот оно, рядом, в твоих руках!
 - Да, мама тоже так говорит, а я все равно почему-то чувствую себя виноватой перед Ромкой! Как будто я вру ему изо дня в день! А мне ведь, правда, так хочется, чтобы он всегда был рядом – мне больно, когда он говорит о том, как ему мало осталось жить! Я не могу и не хочу с этим мириться! Я не хочу его потерять и не хочу ему врать! Что мне делать, Олечка?
 - Тебе нужно успокоиться, начнем с этого! Это просто послеродовая депрессия или что-то из этой оперы! Ты переживаешь за Ромку, ты боишься его потерять, тебе с ним спокойно – перечисляла поочередно загибая пальцы – он детей твоих любит… Разве этого мало для того, чтобы быть счастливыми? Ты его любишь, просто по-другому, не так как все привыкли! Ты им дорожишь, и он тобой дорожит, и это главное!
 - Да, ты права! – сказала я, укладывая Соню обратно в постель, поднимая на руки Шурочку, а из гостиной, как будто подтверждение Олиных слов и моих мыслей, раздался звонкий смех Ромы и Сени, которые затеяли какое-то бурное веселье.
                ***
 - Доброе утро! – сказал Рома, зашедший на кухню, когда я уже готовила омлет, обнял меня за талию так нежно, что мне захотелось утонуть в его теплых ладонях.
 - Доброе! – блаженствуя, сказала я, слегка запрокинув голову назад, к его плечу, и крепче прижала его руки своими к себе.
 - Как спала?
 - Хорошо! В отличие от тебя! Я слышала, ты вставал ночью.
 - Да, не спалось что-то! – будто скрывая что-то от меня, сказал Рома и неловко отвел глаза – Бывает.
 - Ром! Ромка! Не надо ничего от меня скрывать, я очень тебя прошу! – сказала я, повернувшись к нему лицом, и обхватила ладонями слегка щетинистые щеки – Что с тобой?
 - Со мной все хорошо! Правда! Просто не спалось и все, мама снилась!
 - Прости! Прости меня!
 - Жень, за что?
 - Прости, что не была рядом!
 - Ничего! Я понимаю все! Ты ее не знала, и не в чем тебе себя винить! Я должен один примириться с этим! Просто никак не могу привыкнуть, что ее больше нет! она мне часто снится, я уже привык, просто до сих пор не могу относиться к этому спокойно! Три года, как ее нет, а я все еще то и дело собираюсь ей позвонить! Абсурд, конечно, я и сам понимаю!
 - Ромочка! Это не абсурд, это жизнь! К сожалению, привыкнуть к тому, что родного человека нет в живых нелегко, а часто и совсем невозможно! С годами боль только утихает, но не уходит! Так уж мы устроены!
 - Да! – вздохнув, сказал Ромка, и крепче обнял меня – Ты права! Жень.
 - Что? – спросила я, подняв к нему глаза, из которых непроизвольно выкатились слезы.
 - Ты часто о нем вспоминаешь?
 - О ком?
 - О Ване?
 - О Ване? Не могу сказать, что часто, но и не скажу, что редко – глядя на сына, я вспоминаю о нем. Так уж получилось, что это никогда не забудется! Слишком мой сын похож на отца!
 - Да, тут не поспоришь – сходство поразительное!
 - Да! Господи, сколько времени? Сеню надо будить!
 - Конечно. Я займусь омлетом.
 - Спасибо! – сказала я и поспешила в комнату сына, поцеловав Ромку в щеку перед выходом.
Он улыбнулся мне вслед и стал раскладывать омлет по тарелкам, и лицо его стало чуть более безмятежным. Маленький кусочек камня, что лежал на сердце, как будто бы отломился и исчез, сделав тяжесть в нем не такой сильной, и я с улыбкой зашла в комнату сына, который уже потирал  глаза кулачками, сидя на кровати.
 - Уже проснулся, мой маленький офицер?
 - Да.
 - Доброе утро, родной! – сказала я, присев на краешек его дивана, и поцеловала сына в щечку, поглаживая рукой чуть взъерошенные волосы на затылке – Ну, вставай, умывайся, мы ждем тебя на кухне.
Когда я возвращалась на кухню, откуда доносился запах только что приготовленного кофе и омлета, Сенька уже включил воду в ванной.
 - Разбудила?
 - Он уже сам проснулся, я только подняла его с кровати.
 - Какой молодец! Без будильника проснулся.
 - Да, он у меня привык так в садик вставать. Поверить не могу до сих пор, что он уже такой взрослый! Как будто вчера в коляске катали, а сегодня уже в первый класс поведем!
 - Да, быстро дети растут! О, доброе утро, Сенька!
 - Доброе утро, дядя Рома! – деловито сказал Сеня и забрался на стул.
 - Настроился идти в первый раз в первый класс? – спросил Рома Сеню и подмигнул одним глазом.
 - Да! – радостно ответил Сенька и, тоже попытавшись подмигнуть Ромке, и взялся, наконец, за вилку, обратив свое внимание на омлет.
Я едва успела доесть омлет, когда до меня донеслось едва слышное похныкивание, а следом уже требовательный плач. Пока я кормила девочек, Рома помогал Сене одеваться, пока одевалась я, он вместе с Сеней, который норовил помочь, одевал наших малышек.
Воспользовавшись тем, что наша школа находится в нескольких шагах от дома, мы уложили Соню и Сашу в коляску, подаренную нам бабушкой и дедушкой, вооружили Сеню портфелем и букетом цветов, и вышли на улицу. Погода пока еще не становилась по-настоящему осенней, даже солнце чуть-чуть пригревало, и мы были легко одеты, хотя прихватить зонты все же пришлось из-за прогноза, услышанного утром по радио.
 - Здравствуйте!
 - Здравствуйте, Евгения… простите!
 - Владимировна, – сказала я, улыбнувшись, чтобы скрасить неловкость, женщине лет сорока, около которой в кучку стекались первоклашки, в том числе и наш Арсений.
 - Вот они мои родные! – услышала я обрадованный голос мамы за спиной – Наконец-то я вас нашла! Привет, родная! Здравствуй, Ромочка!
 - Бабуля!
 - Привет, мой маленький сорванец! – обняв Сеню как можно крепче, сказала мама восторженно, Сеня немного смущенно улыбнулся – Какой ты стал большой! Растешь не по дням, а по часам! Ну, беги-беги к своим ребятам, скоро уже начнется все! – сказала мама, коснувшись Сенькиного плеча, и он присоединился к своим одноклассникам – Ну, как же быстро он вырос!
 - Да, мамуль! Я тоже сегодня уже об этом думала! А такой был маленький, как будто вчера еще!
 - Да! Зато вон какой самостоятельный!
 - Это точно!
 - Ну, что, пойду я, с внучками погуляю, а вы, давайте, провожайте ребятенка в школу!
 - Давай! Хорошей вам прогулки!
 - Спасибо! Ну, что, пойдем кататься, крошки мои?
 - Спасибо тебе, мамуль!
 - Да не за что! Это ж мое главное счастье – внуки! Все-все, мы покатились! Пока-пока!
 - Пока! – в один голос сказали мы с Ромой, а на школьном крыльце уже заиграла музыка, и наш перво-клашка с гордо поднятой головой и букетом цветов оказался в самых первых рядах.
Линейка закончилась. Отзвучала музыка, прозвенел для кого-то первый, для кого-то не первый звонок, классы наполнились детьми и родителями. Все было таким обычным, как и семь лет назад, когда Сенька еще не родился, когда по коридорам школы шла не Евгения Владимировна, а обычная девочка Женя – «пацан в юбке», когда цветы Марии Степановне Смирновой дарила именно она, а после линейки встречала не мама, а высокий парнишка на мотоцикле и чуть потертой кожаной куртке. Все вокруг будет меняться, а школа навсегда останется для меня тем местом, где все будет напоминать о детстве, о беззаботной юности, о том, что никогда уже не повторится.
 - Мама, вот ты где! – обрадовано сказал Сеня, застав меня за умиротворенным разглядыванием собственных воспоминаний сквозь, конечно же, уже новое стекло школьного коридора, за которым пестрел еще летними красками старый стадион все с теми же немного поломанными спортивными снарядами и небольшой баскетбольной площадкой с покореженными корзинами для мечей – А мы тебя потеряли!
 - Да, а что это вы меня потеряли? – спросила я, опустив руку на Сенькину голову – Куда ж я могу деться? Просто прошлась немного по коридору своей родной школы! Давно я здесь не была!
 - Так это твоя школа?! – обрадовано сказал Рома, словно догадывался о том, о чем я умолчала, когда мы записывали Сеньку в первый класс.
 - Да! Моя родная школа! Именно на этих подоконниках мы с Олей и сидели на переменках, как вороны! – сказала я и усмехнулась – Ну что, получили учебники?
 - Да, полный портфель! – восторженно сказал Сеня, демонстрируя мне свой наполненный портфель.
 - Не тяжело?
 - Не, мам! Их же не много!
 - Ну, хорошо! Тогда идем домой, нас там бабушка ждет?
 - Идем! Я ей учебники свои покажу!
 - Идемте! – усмехнувшись, сказала я и потрепала сына по волосам, а Рома крепко обнял меня за талию.
Когда мы вышли на улицу, а Сеня вприпрыжку, наперевес с портфелем, выбежал вперед нас, светило яркое солнце и даже пели птицы, принимая мягкое начало осени за продолжение шаловливого лета.
 - Ты чего загрустила? – спросил меня Рома полушепотом, когда мы подошли к подъезду и крепче обнял за пояс – Что-то не так?
 - Просто вспоминала детство, которого у меня практически не было.
 - Почему же не было? У всех детство было, просто оно было разное! – сказал он, с улыбкой заглянув мне в глаза – Разве не так?
 - Наверное, так! – пожав плечами, ответила я, улыбнулась и сама не знаю, почему именно в этот момент отвела глаза, словно растерянная в чем-то провинившаяся школьница – Просто у меня было такое детство, где не было времени замечать, что это мое детство! Я просто занималась-занималась и занималась до седьмого пота! Гимнастика, борьба, теннис! Столько всего было, даже сама сейчас удивляюсь, как у меня только сил на это все хватало!
 - Ты просто молодец! Я еще тогда, семь лет назад понял, что ты не такая как все! Ты другая, особенная! – сказал Рома, обхватив слегка своими ладонями мои щеки – Просто тогда я не понимал, дурак, что делаю! Я понял это слишком поздно, когда…
 - Что? Почему ты замолчал? Что ты хочешь сказать этим дурацким молчанием?
 - Когда твой защитник спускал меня с лестницы! – усмехнувшись, сказал Рома.
 - Рома! – усмехнувшись, сказала я – А если серьезно?
 - Когда осознал, что больше тебя не увижу – я знал, что ты вышла замуж, что живешь теперь где-то с мужем, что вы счастливы, а я, я просто думал, что могу заполучить любую! А дело-то было в том, что ты не любая, ты не такая, как все! Я был просто зол, что не заполучил тебя так же легко, как и всех своих девчонок, и тут мне встретилась Лена! Она стала моей игрушкой! Сама знаешь, что из этого вышло!
 - Да, знаю! А я…
 - Что?
 - Кто я для тебя, Ром?
 - Ты – мое счастье, мой смысл жизни! Моя последняя ниточка, связывающая с этим миром! И я говорю правду, я не преувеличиваю! Ты – мое счастье!
 - Да, только счастье черно-белое какое-то!
 - Что? Почему ты так странно говоришь, Жень? Тебе со мной плохо? Если плохо, ты только скажи, и я исчезну – не хочу, чтобы тебе когда-либо было плохо, тем более из-за меня!
 - Нет! Пожалуйста! Мне будет больно, если ты уйдешь! – сказала я, обхватив его щеки – Все будет хорошо, слышишь! Я жуткая эгоистка, знаю, но я знаю, что точно смогу сказать тебе, что люблю тебя, правда, только, пожалуйста, дай мне время! Я понимаю, что это наглость с моей стороны, но я не хочу, чтобы мои слова звучали неискренне! Ты должен меня понять, пожалуйста!
 - Я понимаю! Я все понимаю и ничего не требую от тебя, просто позволь мне быть с тобой, позволь мне тебя любить и быть тебе нужным, хоть и чужим!
 - ТЫ МНЕ ОЧЕНЬ НУЖЕН, очень-очень! Как воздух! Никогда не думай, что ты мне не нужен! НИКОГДА НЕ ДУМАЙ, ЧТО ТЫ ДЛЯ МЕНЯ ЧУЖОЙ! ТЫ ДЛЯ МЕНЯ РОДНОЙ ЧЕЛОВЕК!

                ГЛАВА 17: В НУЖНОЕ ВРЕМЯ, В НУЖНОМ МЕСТЕ…
 - Зачем нам эта баба, Сергей Васильевич? Ну, кого они к нам отправляют в оперативники? Вчерашних школьниц? У них мозг-то есть вообще?
 - Чего ты завелся-то, Василий? У нас, что женщин оперативников нет и не было никогда? А Емельянова была порекомендована не просто так, а за профессиональные заслуги! Кандидат в мастера спорта по спортивной гимнастике, рукопашному бою за три месяца выучилась, в экстремальной ситуации ориентируется мгновенно! И вообще, хватит разговоров! Вопрос уже решен! И ерепениться тебе не советую! Я был на учениях, в которых она участвовала, и скажу тебе точно – она профессионал, хоть и совсем молодая женщина!
 - Сергей Васильевич! Скажите честно, ее ведь кто-то пропихнул к нам? В двадцать пять уже капитан, ведь это неспроста!
 - Василий, как тебе не стыдно? Офицер, а ведешь себя, как пятиклассник какой-то, ей богу! Или женоненавистник! Емельянова направлена к нам за свои профессиональные заслуги, несмотря на то, что ее отец подполковник милиции.
 - А, так вот откуда ноги-то все-таки растут!
 - Василий, хватит! Если не прекратишь это балаган, поставлю вопрос о твоем служебном несоответствии, ясно?
 - Ясно, Сергей Василич! Чего сразу несоответствие-то? А кто соответствует, двадцатипятилетние дамочки, вчерашние студентки, оружия в руках не державшие толком?
 - Простите, я, конечно, все понимаю, но есть же разумные пределы мужского хамства! – сказала я, вошедши в кабинет, после того, как постучала в нее – Здравствуйте! Я дико извиняюсь, но стала невольным свидетелем вашего разговора! Мне положить сразу заявление о переводе на стол, да и дело с концом? Чтобы Василий Николаевич не нервничал так больше? – съязвила я, решив не церемониться с мужским необоснованным хамством – Василий Николаевич, что скажете? Это вас устроит?
 - Евгения?
 - Владимировна. Я гляжу, вы, и отчество мое подзабыли за два года! Короткая же у вас память! – сказала я, и Сергей Васильевич усмехнулся себе в кулак – Я вас уже по голосу узнала за дверью. Вы совсем не изменились! Мне, конечно, безумно жаль, что придется работать с таким хамом, как вы, но работа есть работа, ничего не поделаешь! Придется либо притираться друг к другу, либо расходиться по разным отделам. Меня, кстати, в убойном еще ждут, не поздно передумать. Сергей Васильевич, вы меня простите за бестактность, ради бога, но я пришла в органы не в детский сад играть и не доказывать, что женщина может работать в органах, причем не только принимать звонки и протирать юбку на стуле! Разрешите приступить к непосредственным обязанностям, Сергей Васильевич?
 - Приступайте, Евгения Владимировна! Василий Николаевич, вы тоже приступайте к своим обязанностям! Евгения Владимировна, добро пожаловать в наш суровый мужской коллектив! Очень рад, что вы появились здесь, как говорится, в нужное время, в нужном месте!
 - Спасибо!
 - А вы совсем не изменились, Евгения Владимировна! – лукавым тоном сказал Кравцов, когда мы вышли из кабинета начальника.
 - Не так уж много времени прошло, Василий Николаевич! Чуть больше двух лет, один декретный отпуск, – усмехнувшись, сказала я, продолжая идти по длинному коридору отделения – Здравствуйте, Геннадий Петрович! Так что вы там говорили, Василий Николаевич?
 - Я? Я просто сказал, что не хотел ничем вас обидеть, так получилось!
 - Что ж! Будем считать, что это были извинения за столь непотребное хамство, и они приняты! А сейчас предлагаю начать работать. Сергей Васильевич уже частично ввел меня в курс дела, поэтому нам осталось только уточнить формальности. Я не нуждаюсь в долгих объяснениях, поэтому желательно покороче.
 - Хорошо. Прошу! – сказал Кравцов, открыв передо мной высокую дверь кабинета – Привет, ребята! Ну, вот и наше пополнение! Знакомьтесь. Евгения Владимировна. Прошу любить и жаловать!
 - Здравствуйте! Какой у вас веселый коллектив, Василий! Ничего, что я без отчества?
 - Ничего.
 - Отлично! Ну, может, представите мне коллег, раз уж они так немногословны.
 - Ребят, вы чего? Женя отличный боец, даже я в шоке от ее профессиональных заслуг! Профессионал боевой подготовки. Ну, же, мужики, веселее!
 - А нам такого бойца самим спасать не придется?
 - Разве что от бумажной волокиты! От всего остального меня муж спасет, а на крайний случай табельное оружие! – слегка распахнув куртку, открыв мужским взглядам кобуру с оружием.
 - Решительная!
 - Ну, так, как, может, познакомимся, коллеги? Раз уж нам предстоит вместе работать.
 - Сергей Степанов, ваш непосредственный напарник, – протянув мне руку для рукопожатия, сказал коренастый мужчина лет тридцати или чуть больше с волнистой шевелюрой и большими карими, почти черными глазами.
 - Рада знакомству! Евгения Емельянова, можно просто Женя, раз уж мы будем работать в таком тесном сотрудничестве.
 - А рука у вас, Женечка, тяжеловатая.
 - Есть немного. Спорт, знаете ли. Бревно требует сильных рук, да и брусья тоже.
 - Но тем не менее, вы просто само очарование, Женечка!
 - Спасибо!
 - Андрей Стеблов, криминалист и патологоанатом в одном лице.
 - Очень приятно! – сказала я, пожав руку невысокого худого мужчины в очках, и улыбнулась в ответ на его добродушный взгляд.
 - Геннадий Попов, тоже оперативник, как и вы!
 - Рада знакомству!
 - Константин Николаевич, можно просто Костя. Следователь.
 - Приятно познакомиться, Константин Николаевич!
 - Ну, вот собственно и весь наш суровый мужской коллектив, – сказал Василий Кравцов, разведя в воздухе руками – С нами сейчас нет только Жанны Сергеевны, это ассистент Андрея Викторовича, но вы познакомитесь немного позже, когда она выйдет из декретного отпуска. Правда, Геннадий Романович?
 - Правда. Только будет это еще через полтора года, а до этого, Василий Николаевич, еще дожить надо!
 - Какой вы пессимист, Геннадий, однако! И как это Жанна вас терпит?
 - Не вашего ума дело, Василий! Алло! Выезжаем! Так, ребята, на выезд!
Мы выбежали из здания один за другим, дружно топая ногами в стремительном беге, ничего не замечая перед собой.
 
 - Как она его скрутила, вы видели?
 - Да, Женька с этим торговцем отравой не церемонилась. Как она его загнула!
 - Да ладно вам, ничего особенного я не сделала – это самый простецкий прием! Его даже новичок легко освоить может.
 - Поможете мне освоить, Женечка? – спросил Кравцов, игриво обняв меня за талию.
 - Надо подумать! У вас есть лишние пальцы, Василий Николаевич?
 - А что все так серьезно, нужны такие жертвы?
 - Не нужны, конечно, но они будут, если вы руку не уберете!
 - Опа!
 - Смотри, Василий, скрутит она тебя, как этого наркодиллера! Она у нас вон какая боевая! А ты все: «на первом же задании свалится, заплачет…на себе потащим». А еще поспорить на это хотел! Дурак ты, Васька!
 - Кто бы сомневался?! – сказала я и отстранилась от Кравцова еще дальше.
 - Вот так тебе, Васька! Будешь еще девчонок обижать, будешь иметь дело со мной! Я те серьезно говорю! – сказал Сергей, показывая Кравцову большой кулак и подмигнул мне – Все время к девчонкам во всем отделении придирается!
Когда я выходила вечером из здания, казалось, что из меня высосали всю энергию. Утреннее задержание банды наркодиллеров было только маленькой зарядкой перед целым днем бумажной работы, не считая нескольких выездов по бандитским точкам, фигурирующих в разных делах. Не замечая никого вокруг, я села в машину и помчалась домой, собирая нещадно все пробки.
 - Я дома! – громко сказала я, закрыв входную дверь, и начала снимать обувь, которая, казалось, приросла к моим ногам – Фу, черт!
 - Мама пришла! – донесся до меня радостный Сенькин голос, и уже через несколько секунд я прижимала к себе его голову, волосы на которой были, как всегда, немного взъерошены.
 - Привет, родной! Ну, как дела в школе?
 - Все отлично, мам! Ты давай, раздевайся, и пойдем ужинать! Дядя Рома ужин приготовил, пальчики оближешь!
 - Хорошо, сейчас иду! А кто это ко мне бежит? Девочки мои! Мои красотулечки!
 - Ой, Женька, как у тебя сил еще хватает сразу двоих-то на руки хватать? – спросила озадаченно мама, а Рома, взгляд которого из кухни я заметила, улыбнулся маминой хлопотливости.
 - Да они ж мои маленькие подзарядники! Мне всю дорогу казалось, что у меня сегодня сил хватит только чтобы до кровати дойти, но нет! Я своих ребят как увидела, так подзарядилась до завтрашнего утра! Ну, что, мои конфетки, поиграете с бабушкой еще немного? Мама очень соскучилась, но столько геройств сегодня совершила, что без ужина просто умрет!
 - Ладно! Геройства на сегодня прекратились, пора побыть просто женщиной! Разреши, поухаживаю?
 - Конечно! – сказала я, когда Рома, стоя в фартуке около меня, помогал мне снимать куртку – Ромка, тебе так идет мой фартук!
 - Шутишь?
 - Конечно, шучу! Спортивная форма тебе идет гораздо лучше! – сказала я и поцеловала его в щеку – Как отборочные? Уже подготовил своих чемпионов?
 - Почти! Осталось совсем немного! Областные соревнования мы легко пройдем, я уверен!
 - Я верю в тебя! – сказала я, поцеловала его коротким поцелуем в губы, словно украдкой.
 - Спасибо!
 - За что?
 - За все! За то, что ты у меня есть! – сказал Рома и крепко обнял меня – Если бы не ты…
 - Мам, смотри, что я сегодня на труде собрал! Ой!
 - Здорово, Сенька! Это ты за один урок столько сделал?
 - Ну, вообще-то начинали мы еще на прошлом уроке. За три урока собрал. Намучился!
 - Но получилось достойно! Надеюсь, оценка тоже достойная?
 - Спрашиваешь? Конечно!
 - Ты у меня самый лучший!
 - Мам, это ты кому сейчас сказала?
 - Вам обоим! – сказала я, потрепав Сеню и Рому по волосам – Вы мои главные герои! А теперь дайте мне поужинать, или я свалюсь в голодный обморок! Мне сегодня совершенно некогда было есть! – сказала я и опустилась на стул, словно какой-то тяжелый мешок.
                ***
 - Я у окошка! – сказал Сеня, когда мы прошли к своим местам в душном автобусе.
 - Садись-садись! А-то мы людей задерживаем. Садись хорошо, я тебя пристегну. Помаши лучше дяде Роме.
Я поймала взгляд Ромы на себе и, улыбнувшись, отправила воздушный поцелуй и показала телефон, давая понять, что мы позвоним, когда приедем. Он с улыбкой кивнул в ответ и тоже оправил воздушный поцелуй мне и махнул Сене рукой. Сеня восторженно махал ему в ответ.
Как только автобус тронулся с места, я отклонилась на спинку сидения и задремала – привыкла дремать в транспорте. Сеня смотрел в окно и иногда мне что-то говорил, а я слышала, но буквально недолго. Видимо, недосып дал о себе знать.
Проснулась я от того, что автобус сильно затрясло. Сна как будто и не было. Пока я соображала, что происходит, все люди свалились в кучу и начали кричать. Я поняла, что автобус перевернулся.
 - Тихо, всем успокоиться! Капитан милиции Евгения Емельянова! Нужно выбираться наружу, а не паниковать! Так, сильно пострадавшие есть? Так, мужчины? Отлично! Будете выносить их наружу и принимать! Так, женщина, не кричите так мне в ухо! Сейчас попробуем открыть двери! Готово! Вперед-вперед!
Все происходило, как в быстро сматываемом фильме: мужчины вместе со мной выносили сильно пострадавших, вызывали и ждали «Скорую» и «ГАИ» на обочине дороги.
 - Сенечка, родной мой! – воскликнула я, взяв на руки сына, который был без сознания.
 - Давайте, помогу?
 - Я сама! – неожиданно громко даже для самой себя сказала я, а слезы уже потекли по лицу.
 - Там моя девочка, пустите меня! – услышала я женский крик, а мужчина попытался удержать женщину, у которой была немного разбита голова, и я опустила Сеню на траву и рванула назад – зад автобуса уже начал гореть.
Я легко нашла пятилетнюю малышку в салоне автобуса и, едва сама не разбив голову, стала выбираться к выходу, а язык пламени едва не лизнул мою руку.
 - Принимайте! Быстро! Всё! Уходим дальше, к обочине, ко всем. Быстро-быстро!
 - Давайте! Руки оторвать этому водителю!
 - Черт! Водитель! – сказала я, и, выскочив наружу, метнулась к кабине.
Он лежал, запрокинув голову на бок, а на лбу образовался кровавый подтек. И сама не знаю, как у меня хватило сил вытащить этого здоровяка наружу и не переломать себе руки и ноги. Еще несколько минут при помощи массажа сердца я старалась вернуть его к жизни, и мне удалось это как раз к тому времени, когда приехала «Скорая помощь».
 - Быстрее сюда! У мужчины инсульт! – крикнула я, подбежав к врачам одной из трех прибывших бригад.
 - Вы врач?
 - Нет, я милиционер! Капитан милиции! – сказала я, и, едва не подталкивая врачей, побежала к сыну, который лежал на траве уже в сознании и, сжав зубы, старался не заплакать – Все будет хорошо, родной, слышишь меня? Все будет хорошо! Посмотри на меня! Смотри мне в глаза! Все будет хорошо! Потерпи немножко, ты же настоящий мужчина, сможешь! Ты мой герой!
 - Что с ребенком?
 - Я не знаю! – глотая слезы, крикнула я, утирая слезы полусогнутой испачканной кровью рукой.
 - Успокойтесь! Все будет хорошо! Вы не ранены?
 - Я? Я не знаю!
 - У вас кровь.
 - Ерунда! Царапина! – махнув рукой, сказала я – Помогите раненым! Я могу сама себе помочь! Сынок, ты меня слышишь, все будет хорошо!
Когда всех пострадавших, в том числе и Сеню, увезли кареты «Скорой помощи», я выдохнула, и выпустила слезы наружу. Сев на траву, я обхватила голову руками, локтями упираясь в колени. Обмотанная бинтом до самого локтя рука начала противно ныть, будто кто-то специально давил на больное место, и я стиснула зубы сильнее.
 - Папа! Папочка, ответь же! – говорила я вслух, слушая гудки в, совершенно не пострадавшем от удара, телефоне и не могла сдерживать слезы.
 - Женя! Женя, ты меня слышишь?
 - Папочка! – сказала я, уже не плача, но всхлипывая.
 - Женя?! Что случилось? Почему ты не отвечала и почему ты плачешь?
 - Папа! Мы попали в аварию.
 - Как в аварию? Какую аварию? Где?
 - На сорок восьмом километре. Автобус перевернулся. Я не знаю, почему это случилось!
 - Господи! Где вы? Вы в порядке?
 - Я, в порядке. Папа, Сеня…
 - Что с Арсением?
 - Его в больницу увезли в город. Ты приезжай за мной, я знаю, куда ехать. Приезжай скорее, пожалуйста!
 - Уже еду, детка, ты только не волнуйся! Рома знает?
 - Нет! Нет! Ни в коем случае он ничего не должен сейчас узнать!
 - Женя!
 - Папа! Я не хочу его потерять! Ты же знаешь, у него сердце!
 - Знаю! Хорошо, я не скажу ему правду, но ведь я не смогу ему соврать.
 - А ты не ври! Просто скажи, что у нас все в порядке! А когда все уже будет в порядке, я сама ему позвоню.
 - Хорошо! Как скажешь. Я еду к тебе. Где ты?
 - Пап, я на том самом месте. Ты увидишь. Там все оцеплено и спецмашины стоят.
 - Ладно. Уже еду. Ты точно не ранена?
 - Точно. Только царапина.
Мне казалось, что время тянется бесконечно, когда я сидела на погнутом дорожном ограждении в зоне оцепления, а Ромка Соколов, мой старый друг из ДПС, накинув на мои плечи свою куртку, отпаивал крепким чаем из потертого, немного помятого термоса.
 - Ну, как ты? – спросил он, коснувшись моего плеча, когда я отдала ему крышку термоса, служащую одновременно стаканчиком – Полегче?
 - Да, немного. Спасибо, Ром! – улыбнулась я, и с тревогой на сердце представила себе лицо моего Ромки, вину перед которым я не просто не переставала чувствовать, а ощущала, как она становится острее. Может, я не права, что не говорю ему правды? Может, я тем самым делаю только хуже?
 - Женя! – позвал меня папа, голос которого подействовал на меня как пронзительный будильник – Доченька!
Я кинулась к нему, перемахнув через ограничительную ленту, а куртка Ромки Соколова соскользну-ла с моих плеч, но он просто поднял ее, понимающе кивнув мне головой. Я ревела на его плече несколько минут, сама не отражая время.
 - Как ты? Ты ранена?
 - Ерунда, царапина! Поехали! Пожалуйста, поехали, пап!
 - Хорошо-хорошо, как скажешь! Садись! Куда ты звонишь?
 - Ромке.
 - Ты же не хотела ему говорить.
 - Это неправильно! Он должен знать!
 - Я так и думал.
 - Да, конечно. Надо было сразу тебя послушать. Рома! Ромочка!
 - Женечка? Вы уже доехали?
 - Ромочка, ты только не волнуйся, пожалуйста! Мы попали в аварию.
 - Какую аварию? Когда? Где вы сейчас?
 - На трассе. Ромочка, успокойся, Сеня сейчас в больнице, мы с папой едем туда.
 - Подожди! В какую больницу?
 - В центральную, травматологическое отделение. Ты только не срывайся с места, я прошу тебя! Я все узнаю, тебе позвоню, хорошо? И не волнуйся!
 - Хорошо! Постараюсь. Но как только освобожусь, я сразу к вам!
 - Конечно. Ну, все, связь пропадает. Целую тебя!
 - И я тебя! Жень, ты не плачь только – все будет хорошо!
 - Конечно!
 - Ну, пока!
 - Пока!
 - Что такое? Жень, ты чего? – спросил папа, остановив машину на обочине, когда я, глубоко вздохнув, расплакалась, прижимая к лицу кулак.
 - Ничего! – сглотнув слезу, ответила я и провела ладонью по щекам – Просто накатило! Какое-то состояние непонятное. Вроде бы все правильно сделала… а все чувствую себя виноватой в чем-то!
 - Жень, ты успокойся – все будет хорошо! Ты ни в чем не виновата! Ведь именно ты спасла всех этих людей! И знаешь что?
 - Что?
 - Я горжусь тобой! Правда! – сказал папа, и я просто улыбнулась ему, не потому, что мне не хотелось с ним разговаривать, а просто потому, что мне нечего сейчас было ему сказать, просто хотелось помолчать вместе с самым родным на свете человеком.
Когда мы подъехали к зданию травматологического отделения, я сразу заметила несколько знакомых лиц, хотя виделись буквально несколько минут, но их хватило, чтобы хорошо запомнить совершенно чужие лица.
 - Это вы! Это ведь вы спасли мою дочь! Я вас хорошо запомнила!
 - Я вас тоже!
 - Спасибо вам огромное! Если бы не вы…
 - Как ваша малышка? Все хорошо?
 - Да, спасибо вам! Все в порядке, она только слегка ушиблась. Мы так вам благодарны! Не знаю даже, как к вам обращаться.
 - Можно просто Женя, – сказала я, и почувствовала, как слезы накатываются вновь и кружится голова.
 - Спасибо вам, Женя! – сказала женщина, взяв меня за обе руки, и пожала их так, словно я была ее последней надеждой – Сейчас так мало людей, которые готовы спасти чужого ребенка, а вы… вы просто настоящая героиня!
 - Ну что вы? Никакая я не героиня.
 - Вы спасли тридцать с лишним человек!
 - Да, может это и так! Только поможет ли это моему сыну, которого я не смогла уберечь?!
 - Поможет, вот увидите, Женя!
 - Спасибо вам…
 - Галина.
 - Спасибо вам, Галина! Простите, оставлю вас! Мне нужно к сыну, я должна узнать, как он!
 - Конечно-конечно! Вы простите меня!
 - Не за что мне вас прощать, Галечка! Не за что! Пусть все у вас хорошо будет! Малышке привет от меня передавайте, хорошо?
 - Конечно! И вам всего доброго!
 - Спасибо! Спасибо вам! – сказала я и, улыбнувшись сквозь тревогу, едва не бегом направилась в здание, папа торопливыми шагами шел следом – Здравствуйте!
 - Здравствуйте! Чем могу вам помочь?
 - Я ищу своего сына Арсения Ивановича Королева, две тысячи первого года рождения. Его привезли час назад с места ДТП на сорок восьмом километре.
 - Подождите минуточку, пожалуйста! Я сейчас все узнаю, хорошо?
 - Хорошо! Господи, ну, почему это случилось именно сегодня и именно со мной? Я что притягиваю к себе всякие аварии, крушения, пожары и все прочее?
 - Жень, успокойся! Это просто случайность! Никто не знал, что такое может случиться.
 - Да, может быть и не знал, но должен был быть убедиться, что у водителя во время рейса случится инсульт. Почему его не проверил никто?
 - Это уже не нам с тобой разбираться, Жень. Компетентный отдел разберется.
 - Да, конечно.
 - Простите, доктор ждет вас, пойдемте.
 - Конечно, идемте, – сказала я, и пошла за худенькой медсестрой, которая как-то странно прятала глаза.
 - Виктор Семенович, я к вам маму Королева Арсения привела. Пожалуйста, проходите.
 - Спасибо! Здравствуйте, Виктор Семенович!
 - Здравствуйте…
 - Евгения Владимировна.
 - Хорошо. Евгения Владимировна, ваш сын Арсений Королев, две тысячи первого года рождения?
 - Да-да! Документы вот.
 - Хорошо-хорошо! Евгения Владимировна.
 - Скажите, что с моим сыном? Как он?
 - Ваш сын сейчас в палате, чувствует себя вполне удовлетворительно. Дело в том, что он сильно повредил спину и…
 - Говорите уже, не надо тянуть резину! Простите! Мой сын будет ходить?
 - После длительного лечения, я уверен, будет. Хотя гарантий дать стопроцентных не могу, конечно.
 - Что это значит? Он может остаться инвалидом?
 - Есть такая вероятность. Простите меня, Евгения Владимировна, но ничего не могу вам обещать!
 - Черт! Как же так? – стукнув кулаком по столу, выругалась я и вскочила со стула.
 - Евгения Владимировна…
 - Простите! Простите, я… я к сыну могу пойти?
 - Д-да, конечно. Двести тринадцатая палата, на втором этаже. Вы только не волнуйтесь, еще есть надежда!
 - Да, конечно! Надежда! До свидания, Виктор Семенович!
 - До свидания! – сказал мужчина сдержано, кивнул головой, ободряюще улыбнулся, и мы с папой вышли из его кабинета.
 - Как же так, пап? – спросила я, когда мы с папой, который крепко обнял меня за плечо, направились к лестнице на второй этаж – Что же нам теперь делать? Он ведь футболом хотел заниматься, бегать так любит…
 - Ну-ну! – слегка тряхнув меня за плечо, сказал папа и заглянул мне в глаза – все будет хорошо! Мы поставим Сеньку на ноги! Все будет хорошо, ты слышишь меня?
 - Конечно, поставим. Ты прав. Ты иди к нему, а я Ромке пока позвоню. Пусть привезет Сеньке все, что нужно.
 - Конечно. Ты только не волнуйся! Хорошо?
 - Хорошо! Пап, ты не волнуйся, я выдержу! Я сделаю все, чтобы поставить Сеньку на ноги!
 - Вот теперь другое дело! Узнаю мою Женьку! – сказал папа, слегка коснувшись моего подбородка, и я улыбнулась.
Папа направился вперед по коридору второго этажа, а я остановилась около окна около самой двери, ведущей к лестнице и начала звонить Ромке. Разговор наш был недолгим, но именно в эти несколько минут я чувствовала себя очень спокойной.
 - Родной мой! – сказала я, подходя к койке, на которой Сеня лежал, и даже сквозь бледность его лица, я видела, как он обрадовался.
 - Мама! – воскликнул он так громко и обрадовано, словно не видел меня несколько лет.
 - Сенечка, солнышко ты мое! Как ты? – коснувшись его лба, на который падали немного взъерошенные темные волосы, спросила я – Как себя чувствуешь?
 - Ничего. Мам, я нормально, ты не волнуйся! Только спина болит немного, – сказал Сеня, и я знала, что он просто хочет меня успокоить, а на самом деле ему очень больно, но он держится изо всех сил – Я быстро поправлюсь, вот увидишь!
 - Конечно, дорогой! Ты у меня быстро на ноги встанешь! – чувствуя себя немного не в своей тарелке, сказала я и зачем-то взглянула в окно, за которым по-прежнему ярко светило солнце, деревья стояли, не шевелясь – лето вело свою игру – У нас все будет хорошо!
 - Мам, почему ты плачешь?
 - Я? Плачу? Нет-нет! Вовсе я не плачу! Просто что-то в глаз попало, проморгаться не могу. – стараясь улыбаться как можно свободнее сказала я, и, видимо, Сеня это заметил – как никто другой, он знал, когда я говорю правду, а когда пытаюсь соврать, и от этого мне стало еще больнее, ведь я не хочу и не имею права врать сыну. – Прости! Я просто… я не знаю, что сказать! Я так виновата перед тобой!
 - В чем?
 - В том, что потащила тебя с собой на этом чертовом автобусе, в том, что вовремя не сдала машину в сервис, в том, что пытаюсь тебе соврать! Прости меня, солнышко, прости!
 - Мама, – обратился ко мне Сеня, но я ничего не могла ему ответить и просто покачала головой – Мам!
 - Что?
 - Ты ни в чем не виновата! – сказал сын голосом, не предполагающим возражений, и я поняла, что не имею права с ним не согласиться – Ты сделала все правильно! И знаешь что?
 - Что? – утирая слезы с улыбкой на лице.
 - Я горжусь тобой!
 - Вы что, сговорились что-ли?
 - Вовсе нет! Просто мы оба гордимся тобой! И очень сильно любим тебя! – вмешался в разговор папа, подмигнув Сеньке одним глазом – А об этом нельзя договориться! Разве не так?
 - Так! – улыбнувшись еще шире сквозь слезы, согласилась я, и мне так захотелось как можно крепче обнять их обоих – двух моих самых родных мужчин.
 - Всем привет! – сказал, вошедший в палату, Рома со спортивной сумкой наперевес и небольшим пакетом в руке.
 - Привет! – сказала я, улыбнувшись.
 - Привет! – сказал папа, пожав Ромкину руку.
 - Привет! – обрадовано вскрикнул Сеня и готов был подскочить на месте от радости и обнять Рому.
 - Привет, герой! Как ты?
 - Нормально! – сказал Сеня, словно отмахиваясь от ненужных объяснений.
 - Отлично держишься! Боец! А-то мама чуть с ума не сошла от беспокойства!
 - Это она может! Она же такая эмоциональная!
 - Надеюсь, ты ее успокоил?
 - Конечно! Спрашиваешь еще!
 - Молодец! Настоящий мужчина!
 - Дядь Рома, ты маму поцелуй уже, а-то она так переволновалась…
 - Сеня! – возразила было я, но Сеня так улыбнулся, что я даже не смогла ничего больше ему сказать.
 - Ну, как ты? – спросил Рома, обняв меня за плечо, и я склонила голову к нему – Что с рукой?
 - Я, в порядке! – сказала я спокойно, не поднимая головы от его плеча – А с рукой, с рукой все нормально будет, просто царапина! Как же хорошо, что ты пришел!
Рома крепче обнял меня, но за талию, и на несколько секунд я даже забыла, где нахожусь. Мне хотелось, чтобы он больше никогда меня не отпускал, чтобы его теплые руки навечно бы заключили меня в плен.

                ГЛАВА 18: ЦЕНА ЗА СЧАСТЬЕ
«Счастье – это мыльный пузырь, который переливается всеми цветами радуги и лопается, стоит лишь притронуться к нему»
Оноре де Бальзак

Только бог и знает, как тяжело нам было эти два месяца не сорваться и не бросить все к черту! Эти занятия, от которых Сеня начинал психовать, бросаться словами, что он инвалид и ходить никогда не будет; эти процедуры, в которых мы порой уже не видели смысла – все это я не смогла бы перенести, если бы не Рома и папа, которые в то время, как я геройствовала на пару с коллегами, вычисляя преступников, накрывая бандитские притоны, разгадывая преступные схемы, поднимали на ноги Сеню, который оптимистично держался изо всех сил только в первые несколько недель после той злополучной аварии. Я знала, что многие соседи за глаза уже окрестили меня «некудышной мамашей», которая «бросила сына в самый трудный жизненный момент», но мне по большому счету было плевать с огромной колокольни, кто и что из этих любителей залезть в чужую жизнь, как в собственную постель. Им невдомек, как, приходя поздно вечером с работы, на которой я ни минуты не прижимаю задницу к стулу (если только не нужно составить рапорт или какой-нибудь отчет, чем преимущественно занимается Костя), я целый час занимаюсь с сыном гимнастикой, потом мы делаем массаж, купаемся и ложимся спать. Об ужине даже говорить не стоит – он наступал в лучшем случае часов в девять-десять и то не всегда, хотя Ромка не позволял мне уйти спать голодной.
Именно Ромка устроил Сеню в школу верховой езды, где у него нашлись друзья, профессиональные инструкторы и специализирующиеся на лечении верховой ездой молодые врачи-волонтеры. Если бы не эти чудесные милые животные, мы не смогли бы вернуть Сене стремление к лечению. Рома сделал все, чтобы Сенька поверил в себя, чтобы не сдавался, и поэтому я с уверенностью могу сказать, что именно Рома поставил сына на ноги, а папа и я ему в этом просто помогали.
В тот самый счастливый день, когда Сеня, наконец, стал ходить самостоятельно достаточно уверенно, и даже врачи отметили положительную динамику его выздоровления, мы от радости не могли найти себе места. А еще Оля, мгновенно пришедшая на помощь, как только в наш дом пришла эта беда, помогла устроить Сеню на занятия плаванием, которое советовали врачи для, так называемого, закрепления успеха. Она с радостью проводила два часа в неделю с Сенькой в бассейне.
В ближайшие выходные мы всей семьей закатились в парк развлечений, где тщательно следили за детьми, дабы не допустить несчастных случаев еще и по собственной вине, а на следующий день меня ждал сюрприз.
 - Куда же мы все-таки едем? Ребят, ну что за таинственность?– спросила я, когда мы с Ромой вышли из подъезда, а дети буквально высыпали впереди нас – Соня, Саша, осторожнее!
 - Мам, ну, это сюрприз! Чего ты такая нетерпеливая?
 - Зачем такая загадочность? Думаете, я сбегу, если узнаю?
 - Мам, просто так интереснее!
 - Так, всех прошу в машину, – сказал Рома, открыв дверцу машины передо мной – Садись-садись! Девчонкам я помогу.
 - Ну, ладно, заговорщики, поехали! – сказала я и села на переднее сидение.
Пока Ромка усаживал девчонок в автомобильные кресла, я принялась искать подходящую радиоволну на магнитоле. Сеня чем-то смешил девчонок, а Ромка ему подыгрывал, и я чувствовала себя очень спокойно, легко подхватывала их шутки и смех.
 - Ну, все, едем. Все пристегнулись?
 - Все! – крикнул Сеня с заднего сидения, я улыбнулась, переглянувшись с Ромой, который пристегнулся сам, подмигнул мне левым глазом, и завел машину.
Машина двигалась спокойно, за несколько минут мы выехали на трассу, и за стеклом вместо высоток замелькали зеленым ковром деревья, и я, вдыхая сквозь открытое окно свежий почти лесной воздух, с блаженством закрывала глаза.
 - Так куда же мы все-таки едем? – спросила я, открыв глаза и подняв голову с подголовника.
 - Подожди еще немножко, скоро узнаешь! Мы уже почти приехали.
 - Да? Ну, хорошо! Ну и заинтриговали вы меня!
 - Ну, вот и приехали. Сейчас машину припаркуем, и пойдем.
 - Пойдем? Куда?
 - Немножко надо будет через лес пройти, по тропинке. Тебе понравится, я точно знаю!
 - Звучит заманчиво! – сказала я, улыбнувшись.
Когда машина остановилась, я вышла и мгновенно втянула в легкие свежий запах слегка притоптанной травы и, шелестящих листьев деревьев, и все это буквально завораживало. Так захотелось остаться здесь навсегда!
 - Ну, все, идем, – сказал Рома, надев на плечи небольшой рюкзак.
У меня за спиной тоже висел небольшой рюкзак, и это напоминало мне наши редкие походы в лес всей семьей.
 - Идем!
Дорога по лесу была недолгой, но такой увлекательной, что мне даже показалось, что она длилась несколько часов.
 - Ну, вот мы и пришли!
 - Сенька! Привет! – окликнул моего сына парень лет восемнадцати, который вел за собой эту прекрасную грациозную лошадь.
 - Привет!
 - Ну, как ты? Как жизнь?
 - Отлично!
 - Ну, запрыгнешь?
 - Конечно! Молния! Красавица! Я тоже рад тебя видеть! – сказал Сеня, поглаживая морду лошади, когда парень ловко подсадил его в седло – Прокатимся!
 - Боже мой! Как? Когда?
 - Жень, не волнуйся – он отлично держится в седле! Да и Паша с ним. Ты что волнуешься?
 - Нет! Я просто не ожидала, что… что мой сын стал таким самостоятельным! Он, правда, отлично держится в седле!
 - Да, он молодец!
 - Ну, а теперь прошу вас! – сказал Рома, когда девушка немного моложе меня, похоже, студентка, подвела ко мне эту рыжую красавицу с шикарной густой гривой, в которую так захотелось закутаться.
 - Меня?
 - Да! Смотрите, как вы ей нравитесь!
 - Да? Она просто прекрасна! – сказала я, и легко запрыгнула в седло.
 - Отлично в седле держишься! – сказал Ромка, запрыгивая в седло, а девушка, взяв за руки девчонок, которые легко пошли за ней.
 - Прокатимся?
 - Прокатимся! – сказала я, и мы пустили лошадей вперед.
Мы катались сначала по кругу небольшого загона, потом по лесным тропинкам, и смеялись, словно дети. Я даже перестала следить за временем, когда Ромка сказал, что пора вернуться назад и немного подкрепиться. Спрыгнув с лошадей, мы медленно пошли в обратную сторону по лесной тропинке.
 - Ой! – вскрикнула я, зацепившись ногой за какую-то ветку, и повалилась вперед – Черт!
 - Женька! Ты чего? Ты не ушиблась?
 - Нога! – сказала я, сев на землю – кажется, подвернула.
 - Прости!
 - За что? – спросила я, когда оставив лошадей около дерева, Рома присел около меня и заботливо стал снимать кроссовок с моей ноги.
 - Я должен был тебя подстраховать. Так больно?
 - Немного, – сказала я, смотря в его глаза, и мне вдруг показалось, что мы думаем об одном.
Наши лица были так близко, на расстоянии одного дыхания, и я знала, что случится в следующий момент. Его поцелуй был таким легким, почти невесомым, но я чувствовала себя в этот момент будто на седьмом небе, только птицы пели на деревьях высоко над нами и опускались на волосы бабочки.
 - Ты ни в чем не виноват! – шепотом сказала я, когда Рома, поглаживая мою щеку ладонью, любящим взглядом смотрел в мои глаза – Я даже рада, что так случилось!
 - Рада?
 - Да!
 - Мама, дядя Рома, вот вы где! – услышала я обрадованный Сенин голос, который вместе со своим новым другом Павлом, остановил лошадь недалеко от нас.
 - Мы просто… прогулялись немного.
 - Решили побыть вдвоем?
 - Сеня!
 - Да ладно вам! Я же все понимаю!
 - А вообще, мы просто вас искали, думали вы заблудились. Ваши девчонки начали спрашивать папу и маму, вот мы и решили вас поискать.
 - Девчонки! Черт! Они же, наверняка, проголодались! Ай!
 - Да не волнуйтесь вы так, ваших девчонок Динка накормила, Юлька игрушки нашла, хохочут, как резаные там.
 - Вот это да! – воскликнула я – Я бы сейчас тоже перекусила.
 - Так, давай, держись за меня!
 - Ром, не надо! Это же такая нагрузка!
 - Все хорошо! Мне не тяжело.
Он заботливо подхватил меня на руки и вместе с Павлом усадили меня на лошадь. Мы быстро дошли до двухэтажного большого дома, где провели время до самого вечера. Мы пообедали курицей, приготовленной на решетке, с которой Рома так легко управлялся, посидели в большой гостиной, попели песни под гитару, на которой тоже играл Рома.
 - Спасибо тебе! – сказала я, когда мы медленно шли по лесной тропинке к тому месту, где припарковали машину – Это был самый счастливый день в моей жизни!
 - Не за что! Я готов делать тебя счастливой всегда!
 - Я знаю! Прости, что не всегда это ценю!
 - Не надо! Тебе не за что просить прощения!
 - Ром, ведь я…
 - Давай, садись, – сказал он, обнимая меня за плечо, и поцеловал в щеку – Я очень тебя люблю! Мне очень дорого то, что ты для меня делаешь!
 - Ты мне очень дорог! Не оставляй меня никогда, пожалуйста!
 - Я не оставлю, обещаю! – сказал Рома, улыбнулся и закрыл дверцу, подмигнув мне.
Я даже не помню, как задремала, откинувшись головой на спинку сиденья, помню только, что чувствовала себя самой счастливой на свете.
                ***
Соню и Шуру мы к сентябрю устроили в детский сад, освободив маму от каждодневных посиделок с нашими шалуньями, которые часто стояли на ушах под присмотром добродушной бабушки, которая не могла их строго ограничивать в развлечениях. Рома, поставивший на ноги Сеню, снова вышел на работу и занялся тренерской работой.
Несколько раз я приходила на его тренировки, не потому, что меня тревожила мысль, что с ним может что-то случиться, или подозревала, что какая-нибудь юная спортсменка очарует его (я по природе своей не ревнивая, хотя и стала замечать в себе зародыши собственничества). Просто мне хотелось быть с ним рядом, а почему я пока не могла себе объяснить.
Я стала замечать, что реагирую на его взгляды, на его прикосновения уже не так, как раньше, не стараюсь отстраниться или остановить его. Все чаще мне так и хочется сказать ему, чтобы не останавливался, что я хочу быть ближе, настолько близко, чтобы нас никто не смог разделить, и речь не идет о банальном сексе и прочей пошлости. За два года, что мы женаты, близости у нас не было ни разу, и Рома не заговаривал на эту тему – нам просто было хорошо вместе, как старым хорошим друзьям. А теперь мне просто хочется, чтобы он крепче обнимал меня, дольше целовал и сильнее прижимал к себе, не отпускал даже на шаг. Быть может, это и есть любовь? Быть, может, вот оно, мое единственное самое настоящее счастье?
В тот день мы проснулись как обычно, все было, как и всегда, даже слишком хорошо, чтобы кто-то или что-то могло на нас повлиять. Я сидела на кровати, согнув ноги в коленях и слегка прикрывшись одеялом, а Ромка лежал рядом и словно мысленно что-то рисовал на моей обнаженной спине. Когда он привстал, я почему-то вдруг закрыла глаза, словно они сами закрылись. Я ждала от него какой-то нежности, мне хотелось, чтобы он прикоснулся ко мне, и он это сделал так, что я готова была растечься водой по постели. Он так нежно поцеловал меня в плечо, через мгновение в шею, почти у самого уха и обратно до плеча! Я едва не прикусила собственную губу от блаженства, но вдруг у кого-то из нас зазвенел телефон.
 - Кажется, это уже второй будильник, – сказала я, не открывая глаз, и улеглась на его ноги поперек тела – Значит, пора вставать.
 - Да, пора. А жаль! – сказал он, приложив свою ладонь к моей ладони, словно хотел сравнить их, потом подушечки наших пальцев сомкнулись, а после и пальцы переплелись между собой.
 - Жаль! – прикрыв глаза, сказала я, не поднимая головы с его ног, а он, склонившись, провел своей ладонью по моей щеке, и я не смогла открыть глаз от нахлынувшей нежности, просто позволила ему себя поцеловать.
 - Теперь точно пора! – с какой-то странной грустью в голосе сказал Рома, а я так хотела еще немного задержать на себе его поцелуй, невесомостью оставшийся на моих губах.
Рома улыбнулся, взглядом очерчивая каждую линию моего лица, каждую прядь моих коротких волос. Я улыбалась ему в ответ, вставая с постели и начала напевать знакомую мелодию слогами «Ля-ля-ля!», отчего Ромка с умилением рассмеялся. Мы, как обычно, по очереди сходили в душ, позавтракали и в этой привычной обыденной суете было что-то приятное.
Пока Сеня одевался в своей комнате, я уже была готова идти на работу. Я стояла в прихожей в кожаной короткой куртке, под которой пряталась пристегнутая кобура, и своих любимых «спецназовских» брюках, а Ромка, как мне и хотелось, не хотел отпускать меня из объятий. Он так крепко прижимал меня к себе, что я чувствовала, как хочу, чтобы он держал меня как можно дольше, как хочу остановить время.
 - Когда ты придешь? – спросил он меня, заглядывая в глаза, словно в омут, в котором что-то завороженно разглядывал.
 - Обещаю быть дома пораньше! Постараюсь, не задерживаться! Все, мне пора, Кравцов опять будет выедать мне мозги два часа, пока не переключится на что-нибудь другое!
 - Я ему выем этому Кравцову! Я ему покажу, где раки зимуют! – сказал Рома, и я рассмеялась.
 - Все хорошо? – спросила я, заглянув ему в глаза.
 - Да! – сказал он с немного грустной улыбкой, словно что-то пытался за ней скрыть.
 - Точно? Мне кажется, ты меня обманываешь!
 - Женечка, я тебя никогда не обманываю, и обмануть не смогу, ты же знаешь – я люблю тебя, и все эти годы ни разу не обманул. Тех, кого любят, не обманывают! – сказал Рома и я, одним взглядом соглашаясь с его словами, улыбнулась еще шире.
Пока он завороженно смотрел мне в глаза, я смотрела ему в глаза, после чего поцеловала в губы и позвала сына.
 - Сеня! Нам пора.
 - Я готов, мам.   
 - Ну, все, надевай сапоги и пойдем. А вы смотрите тут, не шалите! В садик не опоздайте на завтрак.
 - Не опоздаем,  – сказал Рома, подняв девочек на руки – Не волнуйся, мама! Правда, солнышки мои!
 - Рома, ну что ты делаешь? Зачем обеих сразу?
 - Все хорошо, Жень, не волнуйся! Они ведь как пушинки у нас!
 - Ладно, мы поехали. Слушайтесь папу, девочки!
 - Пока, мама! – сказал Рома, улыбнувшись мне, и мы с Сеней вышли за дверь, помахав всем троим на прощание.
День был обычный, работы было немного – в основном сидели «в засаде» и собирали информацию, хотя побегать все же пришлось.
 - Жень, ты чего такая беспокойная? – спросил меня Костя, когда мы сидели в кабинете после долгого нудного допроса, на котором ничего не прояснилось.
Я то сидела на столе, то подходила к окну, то зачем-то хваталась за шариковую ручку, брошенную на столешницу несколькими секундами ранее. Домашний телефон не отвечал, Ромкин мобильный был почему-то недоступен, и я, стараясь себя успокоить, мысленно сказала себе, что он просто забыл его зарядить и вышел в магазин без него или его попросили выйти на тренировку.
 - Я? Беспокойная? Не знаю, что-то не сидится на месте. Какое-то ощущение дурацкое! Муж почему-то не отвечает на домашний телефон.
 - Может, просто вышел куда-нибудь? Мобильник забыл дома?
 - Не знаю. Вроде бы он не собирался сегодня никуда идти, взял выходной на работе.
 - Так, может, ты домой пораньше уйдешь. На сегодня мы уже закончили.
 - Еще попробую позвонить домой, потом, если отпустишь, пойду.
 - Да без проблем!
 - Спасибо тебе! – сказала я, и вдруг телефон на моем столе зазвенел – Алло!
 - Мама!
 - Сеня? Что случилось?
 - Мама, дяде Роме плохо. Я не знаю, что с ним, но он очень бледный и ходит с трудом. Мам, я «скорую» вызывал, но они сказали, чтобы я прекратил баловаться! Мам, я не знаю, что делать!
 - Ничего не делай, жди меня! Я сейчас! Я уже выхожу! – едва не крикнула я в трубку и, схватив на ходу куртку, которая висела на вешалке у двери вместе со шлемом и понеслась к мотоциклу, оставленному недалеко от входа в здание.
Один ветер несся по улице быстрее меня, и я даже не замечала, как он все сильнее хлещет меня по щекам, как накрапывает дождь, как замерзают пальцы в мотоциклетных кожаных перчатках.
Когда я подъехала к дому, соскочила с мотоцикла, Сеня выбежал из подъезда в распахнутой куртке и тапочках мне навстречу.
 - Мама, скорее! Ты нужна ему! «Скорую» бабушка вызвала, они сказали, что едут.
 - Когда вызвала? Она у нас? – буквально на бегу, спрашивала я сына.
 - Нет, я ей позвонил, попросил вызвать.
 - Молодец! Ты у меня настоящий герой – сказала я, и мы уже оказались около нашей двери, в которую я забежала, распахнув ее еще шире – Рома! Ромочка! Господи! Что с тобой?
Он лежал на полу, пытаясь встать, но явно не мог. На лице его отпечаталась страшная боль, и я опустилась около него на  колени, обхватив руками плечи и голову мужа. Когда я положила его голову на свои колени, он смотрел на него полупустыми глазами, а по щеке вдруг покатилась слеза.
 - Ромочка, родной! Что? Что случилось?
 - Я не знаю…
 - Как же так? Все же было хорошо!
 - Женька! Родная моя!
 - Больно?
 - Ерунда! Ты не волнуйся за меня! Я знал, что это случится, был готов!
 - Не говори так, пожалуйста! Ромочка, родненький, держись, все будет хорошо! Пожалуйста!
 - Женька! Какая же ты красивая! – сказал он, коснувшись рукой моей щеки – Спасибо, что была со мной рядом эти два года! Я не переставал любить тебя, и сейчас люблю! И девочек… очень люблю! Так приятно, что они папой меня называют!
 - Ты и есть их папа! – сказала я, а он как-то слишком расслабленно улыбнулся.
 - Спасибо тебе! Ты – лучшее, что было в моей жизни!
 - Рома, не смей, слышишь, не смей сдаваться! Я тебе еще сына подарю, вот увидишь!
 - Женька, маленькая моя! Я знал, что у нас общих детей не будет, но твои дети – мои дети! Сеня мне как сын, а дочки, они мои до глубины души! У тебя обязательно будет настоящая любовь, я знаю! Ты хотя бы вспоминай обо мне иногда!
 - Я люблю только тебя! Ты моя настоящая любовь! И я буду любить тебя всю жизнь! – сказала я, и его веки вдруг опустились, а на лице застыла счастливая улыбка – Ромочка! Я люблю тебя, слышишь? Я Тебя Очень Люблю! Не оставляй меня, пожалуйста!
Я только почувствовала, как его рука опустилась на мою голову, когда, рыдая, упала на его грудь, и я знала, что он меня слышит, отчего слезы потекли еще сильнее. Я уже почти не слышала его сердцебиения. Сердце больно сжалось в груди, Сенина рука легла на мою спину, и я уже не знала, что сказать – слова буквально застряли в горле.
 - Вы «скорую» вызывали?
 - Мы! – сказал Сеня строго.
 - Мальчик, так это ты звонил?
 - Я!
 - Помогите нам уже! – сквозь слезы крикнула я – Вы и так потеряли кучу времени, я в суд подам на вашего диспетчера! Действуйте немедленно!
Немолодая женщина лет пятидесяти сконфузилась, но все же приступила к своим обязанностям. Я встала на ноги, оперлась о дверной косяк. Прижимая руку к лицу, я закусила губу, и мне хотелось укусить саму себя за кулак, чтобы не чувствовать эту страшную боль потери, которая подкралась так нагло и неожиданно, когда мы ее совсем не ждали. Она решила превратить в прошлое наше будущее, которое только пришло, и должно было стать самым светлым временем в нашей жизни – временем нашей взаимной любви.
 - Алло, мам!
 - Женя! Как ты? Что у вас там случилось?
 - Мам! – сказала я, едва не давясь собственной болью, которая рвалась наружу со слезами – Ты девчонок можешь забрать из сада?
 - Конечно. Конечно, я заберу! Ты поезжай с ним.
 - Спасибо, мамочка!
 - Женечка, ты держись!
 - Не говори ничего, мамуль, пожалуйста!
 - Хорошо-хорошо! Я попозже тебе позвоню!
 - Пока! Сень, ты посидишь один немного, бабушка придет к тебе скоро, сестренок заберет, хорошо?
 - Конечно, мамочка! Ты не волнуйся, я справлюсь! Ты только позвони домой, как сможешь!
 - Конечно! Все, пока, родной!
 - Пока, мама!
  Когда Сеня закрыл за мной дверь, я буквально побежала за носилками, на которых несли моего Ромку. Все, что происходило, я воспринимала, как страшный сон: сначала Рому привезли в одну больницу, где врач, посмотрев его диагноз, сказал, что нам нужна клиника кардиохирургии, а не обычная поликлиника; потом я сопровождала его в ту самую клинику, куда позвонил папа с работы. Еще полчаса мы ехали, оглашая округу сиреной, туда, где Рому подключили к каким-то приборам и сказали, что материалов для проведении операции сейчас нет, и даже врач, способный провести такую операцию, находится за границей, да и операция не бесплатна.
 - Алло, пап!
 - Женя, ну что у вас там? Какие новости?
 - Папа, мне нужна твоя помощь.
 - Конечно. Какая?
 - Я знаю, у тебя есть знакомый кардиохирург.
 - Эдик, да, но я давно его не видел.
 - Есть повод встретиться со старым знакомым. Ты представляешь, у них даже нет хирурга, который может провести операцию по замене сердечного клапана… да и деньги нужны, у меня на книжке есть…
 - У меня тоже есть. Это мы решим, ты не волнуйся! Что все так серьезно? Нет другого выхода?
 - Нет, пап! Пожалуйста, помоги мне! Я не так часто прошу тебя о помощи! Но сейчас как раз тот случай, когда без твоей помощи мне не обойтись! Я люблю его, пап, больше жизни люблю!
 - Женька, о чем ты? Я буду помогать тебе всегда! Я сделаю все, чтобы Ромка жил, чтобы вы были счастливы! Я сейчас позвоню Эдику. Подождешь?
 - Подожду! – сказала я, сидя около койки, где лежал Рома без сознания под капельницей и с проводами, подключенными к его телу – Спасибо тебе, папочка!
 - Не за что! Ты любишь его, а я люблю тебя больше своей жизни, и не позволю тебе потерять самое дорогое!
Бесконечно тянулось время. Почти неслышно, но громко тикали настенные часы. Я постояла у окна, смотря куда-то вдаль, ничего не стремясь там увидеть, и отошла. Снова слушала, как тикали часы. В коридоре слышались редкие негромкие шаги, шорохи, голоса. Я опустилась на стул около его койки, долго сидела, вглядываясь в мертвенно бледное лицо, а слезы сами текли по лицу без остановки. Сколько прошло времени, я даже не задумывалась.
 - Девушка! – окликнул меня мужской негромкий голос, а теплая мужская рука опустилась на плечо.
Я протерла сонные глаза, подняла голову и, проводя рукой по волосам, осмотрелась кругом. Только в этот момент я поняла, что уснула на собственных руках, в которых была зажата его ладонь.
 - Я что уснула? Сколько времени уже?
 - Уже семь часов вечера. Вам бы домой поехать, отдохнуть. Поздно уже!
 - Нет, я не могу! Я не могу его бросить!
 - Девушка, дорогая, я все понимаю! Вы уж меня простите, но вы сейчас ничем ему не поможете!
 - Все равно я останусь! Я должна быть рядом! Пожалуйста!
 - Ну, хорошо-хорошо! Оставайтесь! Я пойду.
 - Скажите, Николай Сергеевич…
 - Что? – спросил мужчина на выходе из палаты, а я по-прежнему не выпускала из своих рук Ромкину руку и смотрела на врача полными слез глазами.
 - Скажите, у нас есть хоть какая-то надежда?
 - Надежда есть всегда, я вас уверяю! Держитесь! Видно, что вы сильная женщина и  мальчишка у вас смелый, надежный – вон как быстро сообразил, что делать!
 - Да уж! Слабых женщин в ОБОП не берут!
 - Да, конечно. И это заслуживает уважения! Только, какими бы сильными мы не были, от беды, к сожалению, никто не застрахован, но надеяться и верить в лучшее никто не может запретить! Сила веры много значит, а любовь может оказаться лучшим лекарством!
 - Спасибо вам!
 - Не за что… пока!
 - За поддержку! – сказала я, и мужчина проникновенно улыбнулся, после чего кивнув головой мне, будто бы успокаивая, и вышел за дверь – Ромочка, как же так, родной мой? Как же так? Почему именно сейчас?
По-прежнему сжимая Ромкину руку в своих ладонях, я опустила голову к нему. Мне ничего не хотелось говорить, не хотелось плакать – я почему-то успокоилась, как только услышала его умиротворен-ное дыхание. И совсем не хотелось думать о том, что теряю его – любимого, по-настоящему любимого человека, что минута за минутой, час за часом, день за днем, время его начинает утекать навсегда. Я вновь и вновь клялась мысленно самой себе и ему, не слышащему меня совсем, что не отпущу его, пока последняя надежда не растворится, что отпущу, если у него не останется сил бороться, только потому, что я очень его люблю. Мне совсем не хотелось думать, что клятвы эти бессмысленны, что мне не удастся сдержать слово, и я твердо уверила в этом саму себя уже через несколько мучительных часов, проведен-ных около его постели.
На какое-то время мне даже показалось, что удалось уснуть. Поставленный на беззвучный режим, телефон решительно завибрировал в кармане брюк, и я попыталась дотянуться до него рукой, но та будто не слушалась меня, в ушах стоял непонятный гул, но я снова потянулась в карман, одновременно вытирая ладонью лицо. Я поняла, что глаза не открываются, что меня, как рубильник отключает от жизненной силы, и ничего не удается с собой поделать.
 - Алло! – промямлила я, подняв голову, но не открывая глаз.
 - Женя! Дочка! Наконец-то ты ответила! ЖЕНЯ! Ты меня слышишь?
 - Слышу! – ответила я, как на автомате, папе, который на том конце провода говорил каким-то странным задушливым голосом.
 - Женя, я должен тебе сказать.
 - Говори! – сказала я настойчиво, но глаза по-прежнему не могла открыть.
 - Эдик, Эдуард Евгеньевич, он сейчас за границей…
 - И он тоже? Черт! И что, нет никакой возможности выехать?
 - Есть, но это не раньше, чем через неделю, дней десять.
 - Черт! – вскочив со стула, воскликнула я, мгновенно открыв глаза – Как же так? Как же так?
 - Женя, подожди, не паникуй! Еще ведь есть время?
 - Есть?! Одно название, что есть! Оно с каждым часом, с каждой минутой, все дальше утекает, пап, и работает оно не в нашу пользу! Чем дольше Ромка находится в этой искусственной коме, тем быстрее мы теряем его! В один прекрасный день, его сердце совсем остановится, и мы ничего уже не сможем сделать!
 - Женька, спокойно! Мы что-нибудь придумаем, я тебе обещаю! Соберись! Включи трезвую голову, это все эмоции! Где твой «мужской характер»?
 - Не знаю! Потерялся, когда я поняла, что люблю его больше всего на свете, когда поняла, что без него просто перестану существовать!
 - Ладно! Я понимаю, ты меня сейчас не слышишь, но все-таки, я тебе скажу. Эдик не единственный врач-трансплантолог, которого я знаю, и я сделаю все, но найду тебе специалиста, если Эдик не сможет вырваться раньше.
 - Так что же ты молчал? Пап, я тебя умоляю, сделай это для меня, как можно скорее! Я не смогу жить, если потеряю его!
 - Все будет хорошо, Женька, я тебе обещаю, я клянусь тебе всем, чем только могу, Ромка не умрет!
 - Спасибо тебе, пап!
 - Не за что! Ты же знаешь, что я тебя очень люблю!
 - Знаю! – чувствуя, как слеза катится по моей щеке, сказала я и посмотрела на бледное Ромкино лицо и снова отвернулась, не имея сил смотреть на то, как он уходит от меня, сам того не желая – И я тебя очень люблю!
 - И его ты любишь не меньше, поэтому доверься мне, я сделаю все, что только могу!
 - Спасибо, папочка! Как там мои малыши?
 - Волнуются! Уснули только час назад. Сенька до сих пор не спит.
 - Почему?
 - Сидит на кровати, коленки сжал, смотрит в стену.
 - Плачет?
 - Время от времени.
 - Господи, ну как же так? Почему это все случилось именно сейчас?
 - Никто не застрахован от беды, Женька! Давай-ка, сейчас я за тобой заеду, и поедем домой. Тебе отдохнуть нужно.
 - Пап…
 - Никаких возражений!
 - Хорошо, ты прав! Я выйду, и поедем.
 - Все, через полчаса я буду тебя ждать у выхода.
 - Хорошо. Ну, пока!
 - Пока!
Я взглянула на циферблат наручных часов, потирая глаза. Два часа ночи. Значит, в столь позднее время мои родители и мой сын тоже не спят, не находя себе места, дочки уснули в час ночи, видимо, тоже чувствуя беду, которая пришла в наш дом, а прогнать ее у меня не хватает сил.
Когда я вышла на улицу, холодный осенний ветер отхлестал меня по щекам, обнял за плечи, словно я стояла на улице раздетая. Легкая кожаная куртка не спасала от холода, хотя я всегда носила ее осенью и даже не замерзала, когда ложился первый снег. Я села на лавочку напротив здания клиники, не спуская взгляда от окна на втором этаже, где горел блеклый свет, и никто в нем не появлялся, да и не мог появиться. Сердце больно сжалось в груди, и я не сдержала слезы, текущие по щекам. Пламя зажигалки невесомо скользнуло по сигарете, которую я попросила у охранника на выходе из клиники, и  я затянулась, втягивая в себя едкий дым, словно так можно было притупить эту ужасную боль.
 - Привет! – сказал папа, сев рядом со мной на лавочку.
 - Привет! – сказала я, держа сигарету в двух пальцах, недалеко от лица.
 - Опять куришь?
 - Да! – сказала я, словно смирившийся с приговором «расстрельник», сказала я и еще раз затянулась.
 - И когда же ты снова начала курить?
 - Когда моя жизнь превратилась в полное дерьмо!
 - Женька! Ну что ты говоришь? Что за апатия опять? Ты же не пессимистка!
 - Пап, я просто реалист до мозга костей! Я все прекрасно понимаю! Я понимаю, что шансов спасти Ромку у меня настольно мало, что верить в это можно только, как в сказку, как в волшебство в детстве! А я реально смотрю на вещи – врача нам придется ждать невозможно долго, и неизвестно, успеем ли мы провести операцию вовремя. Ромка был прав, это все слишком долго! Пап, я должна смириться с тем, что потеряю его? Ведь так?
 - Нет, детка, никогда нельзя сдаваться, слышишь меня, никогда! – сказал папа и, крепко обняв за плечи, прижал к себе.
Я проплакала, прижавшись к его груди несколько минут, понимая, что не в состоянии уже включать «мужской характер» и держать себя в руках, что безнадежно теряю очень дорогого и любимого человека навсегда, а изменить ничего не могу.
 - Ну, все?
 - Все! – уже спокойно сказала я, утерев последние слезы, оставшиеся на лице.
 - А теперь отдыхать!
 - Не знаю, смогу ли я…
 - Ничего-ничего! Сможешь! Спать-спать-спать! Утро вечера мудренее, хотя уже через пару часов наступит утро, но это неважно! Слишком много на сегодня нервов потрачено!
 - Слишком много для одного дня! – сказала я монотонным голосом, склонив голову к родному плечу, и мы с папой направились к машине, которую он оставил недалеко от здания.
Ночной город как будто замер и давно погасил фонари. Осенний ветер пробирал до костей, и даже кожаная куртка не спасала от озноба. Папа крепче обнял меня, когда почувствовал, как я сильнее начинаю дрожать, и мне вдруг стало так спокойно, так легко, как в детстве, когда он приходил домой, садил на колени, крепко прижимал к себе и выслушивал все, что только могла ему рассказать «его маленькая звезда гимнастики». Я глубоко вздохнула, чувствуя как с этим вздохом, боль постепенно отходит от сердца, словно давая мне немного отдышаться перед длинным марафоном под названием «ожидание операции».
Я и не заметила, как уснула, только помню, какие теплые сидения в родной папиной «шестерке» и как тихо на ночных улицах города, покой которого мне поручено охранять едва ли не круглосуточно.
 - Тихо вы, тихо! Идите-идите спать быстро! – услышала я сквозь сон мамин шепот, когда папа положил меня на постель, которая мне почему-то показалась какой-то холодной, и погрузилась в мертвецкий сон.
Я даже не помню, что мне снилось, но, проснувшись, в одном я была уверена точно – так крепко я не спала уже давно. В голове была пустота, словно кто-то нарочно стер из нее всю информацию и не оставил ничего. Все мои вещи лежали аккуратно сложенные на пуфике около углового бельевого шкафа, солнечный свет заливал комнату, словно кто-то выплеснул в него из ведра белоснежное молоко. Бабье лето вступило в свои права. Я долго смотрела в глубину окна, откуда разливался солнечный свет, и так хотела верить, что все то, что произошло с нами вчера, было ужасным сном.
 - Проснулась, моя дорогая?! – сказала мама, заглянувшая в спальню.
 - Доброе утро, мамочка!
 - Доброе утро, ласточка моя! Как ты?
 - Я? А что я? Я – хорошо!
 - Ну-ну! – сказала мама, заметив, что я опять готова пуститься в истерику, и, прижала мою голову к своей щеке одной рукой, другой обняла за плечо – Все образуется, вот увидишь, все будет хорошо! Все наладится, моя хорошая, все у вас будет хорошо!
 - Мамочка, я не смогу без него жить! – сказала я полушепотом – Я умру без него!
 -  Ну-ну! Я все понимаю, только не нужно опускать руки! Нужно верить, верить и любить, а все остальное наладится! Все-все, хватит плакать! Так нельзя, моя дорогая, так нельзя! Дети не должны видеть столько горя!
 - Да, конечно, ты права, конечно! Они еще спят?
 - Еще спали, когда я заходила к ним десять минут назад.
 - Ну, слава богу! Пусть спят. Так вымотал всех вчерашний день, просто ужас какой-то!
 - Да уж! Кушать хочешь?
 - Нет, ничего есть не хочу – как будто комок в горле стоит! А вот кофе с удовольствием бы выпила! Кофе организуешь?
 - Конечно! Можешь еще полежать, я тебя позову.
 - Спасибо, мамулечка! Я люблю тебя!
 - И я тебя! – улыбнувшись своей открытой нежной улыбкой, сказала мама и вышла из комнаты.
Я завалилась на спину, словно бревно. Чувствовала я себя в этот момент, как бесполезный овощ, который бессмысленно валяется на гряде и никто не стремится его сорвать. Несколько секунд я размерен-но разглядывала потолок, непонятно что пытаясь на нем увидеть, потом закрыла глаза и так отчетливо вспомнила ощущение его легкого поцелуя на губах, словно это было не утром вчерашнего рокового дня, а прямо сейчас, в это мгновение – таким четким был вкус его губ на моих губах, что я не захотела даже открывать глаз, когда кто-то окликнул меня.
 - Мама! – уже громче позвала меня одна из дочерей, и я открыла глаза.
Соня смотрела на меня своими зелеными глазенками, теребя край моего одеяла своими ручонками, Саша уже пыталась забраться на постель.
 - Маленькие мои! – сказала я, протягивая к девчонкам руки.
Уже меньше, чем через минуту они были на нашей постели, а я крепко прижимала их к себе, сидя почти что в позе лотоса, только что ноги под попу не засунула. Мне казалось, что пока они рядом боль затупляется и этот ужасный страх потери не тревожит сердце.
 - Уже нежатся с мамочкой! – сказала, вернувшаяся в комнату, мама – А я-то думаю, они еще спят крепким сном!
 - А они уже тут, со мной! – довольная сказала я, чмокнув в лобик сначала Сашеньку потом Сонечку.
 - Ну, что ж, с добрым утром тогда, девочки! Жень, кофе готов.
 - Хорошо! Спасибо, мамочка! А теперь идем умываться и завтракать! – сказала я, подхватив девочек на руки, и понесла в ванную, они же звонко захохотали.
Пока я умывала своих крошек, мама наливала кофе, которым пахло буквально таки до самой ванной, видимо, раскладывала кашу девчонкам по тарелкам, потому что запах ее (такой же, каким я его помню с детства), доносился до наших носов.
 - Ну, вот, а теперь кушать кашу. Бабушка вас уже ждет! – сказала я, и девчонки легонько топая по полу своими мягкими тапочками, которые Ромка купил им буквально несколько дней назад, и они девчонкам сразу понравились.
Он купил их, когда мы всей семьей ездили в торговый центр, закупать  продукты и кое-какие вещи: Сене для школы и девочкам, которые очень быстро вырастают из многих своих вещей. Конечно, мы ехали туда не только за покупками, но и просто расслабиться и провести весело время вместе с детьми, которые были в неописуемом восторге от детских уголков в этом огромном помещении, называемом коротко и ясно ТРЦ, да и мы были рады смотреть на них, веселых и резвящихся, как маленькие птички после теплого летнего дождя.
 - Жень! Женя! Ты где? Ты чего молчишь-то, не отзываешься?
 - Я? А что ты меня звала? – спросила я, неловко отодвинув несколько прядей волос от лица, и отстрани-лась от дверного косяка, к которому прислонилась ранее.
 - Женечка, детка моя!
 - Ничего-ничего, мам! Я справлюсь, вот увидишь! – сказала я, понимая, что еще немного, и ком, вставший у меня в горле, поднимется выше и слезами вырвется наружу, когда мама опустила руки на мои плечи и крепко обняла.
 - Конечно! Деточка моя, все будет хорошо! Все образуется!
 - Да-да, все образуется! – вздохнув, сказала я – Пойду, кофе пить.
 - Конечно, иди. Иди, солнышко!

         ГЛАВА 19: ОСТРОВОК ПОСЛЕДНЕЙ НАДЕЖДЫ В МОРЕ БЕЗЫСХОДНОСТИ
Это ужасное ожидание длилось, кажется, бесконечно и все наши попытки сократить это ожидание оказывались безрезультатными. Я уже практически потеряла надежду, когда вдруг неожиданно в один прекрасный день позвонил Андрей, с которым мы не виделись месяца два. Он-то и оказался моим маленьким островом надежды, без которой я бы просто утонула в этом глубоком необъятном море безысходности.
 - Привет! – обрадовано сказал Андрей, когда я ответила вызов, сидя в душном кабинете.
 - Привет! Рада тебя слышать! Как твои дела? Что новенького?
 - Новенького? Дашка моя беременна, ты представляешь?
 - Здорово! Поздравляю! Какой срок?
 - Шесть недель.
 - Рада за вас, ребята! Передавай Дашке мои самые искренние поздравления! Я же говорила, что у вас все будет хорошо!
 - Обязательно передам. Спасибо тебе! Если бы не ты, я ее уже бы потерял – ты ж моей последней надеждой была. Это ты спасла нашу семью!
 - Ну, что ты?
 - Ничего не хочу слышать! Жень.
 - Что?
 - Что у тебя с голосом? Что-то не так?
 - Нет, все нормально!
 - Женька, только не ври мне! Никогда не пытайся меня обмануть! Говори, что случилось?!
 - Андрей, я… я полюбила!
 - Не понял! Ты что хочешь уйти от мужа?
 - Да нет же! Я полюбила собственного мужа! Я поняла это слишком поздно, Андрей, слишком поздно, и боюсь, я навсегда опоздала! – сказала (почти закричала) я, уже не в силах бороться со слезами, которые комом подступили к горлу – Навсегда!
 - Женька, стоп-стоп-стоп! Тормози! Ты чего это плачешь?
 - Потому что я теряю самое дорогое, Андрей, и ничего не могу сделать! Я просто стою и смотрю, как он уходит от меня навсегда! У меня как будто руки связаны и меня заставляют смотреть, как мой Ромочка умирает!
 - Так, слушай меня внимательно! Я не совсем понимаю, что ты такое сейчас говоришь, но я точно тебе говорю, что все можно решить.
 - Как, Андрей! Мы поставили на уши всех: родных, знакомых, в поисках этого врача, я схожу с ума от ожидания клапана, которого мы просто можем не дождаться! Я уже ничего не могу сделать, Андрей! У меня руки опускаются! У меня больше нет сил, Андрей, просто нет сил!
 - Какой врач нужен?
 - Кардиохирург, способный провести операцию по замене сердечного клапана.
 - Сколько в запасе времени?
 - От пары недель до нескольких дней.
 - Так! Не паникуй! Слышишь меня?
 - Слышу!
 - Так, где вы сейчас? – спросил Андрей, и я, заикаясь сказала ему название клиники, а Андрей на несколько секунд замолчал – Ну, правильно, Герман Владимирович не раз оперировал в этой клинике, главврач его давний друг и коллега – они в институте вместе учились. Ты мне еще одно скажи…
 - Что?
 - Почему ты раньше молчала? Почему ты мне не позвонила? Ты же знаешь, что мой отец хирург!
 - Но он же не кардиохирург, Андрей!
 - Да, но у него есть коллега и не один. Он же не на необитаемом острове работает, Женька – у него коллег много! Он как раз на днях вернулся с семинара какого-то. Я сейчас отцу позвоню, и самое большее через пару часов Герман Владимирович с тобой свяжется. Только не паникуй, слышишь меня?!
 - Слышу! Андрей! Ты моя последняя надежда!
 - Не плачь, слышишь! Все будет хорошо! Мы спасем твоего Рому! Я тебе даю стопроцентную гарантию! Ты только не унывай!
 - Спасибо тебе, Андрей! – сказала я, улыбаясь сквозь слезы.
 - Все, подожди совсем немного, и мы все сделаем! Все будет хорошо!
 - Спасибо!
 - Не за что! Все, давай, пока!
 - Пока! – сказал Андрей, положил трубку, а по моим щекам пуще прежнего потекли слезы не то от отчаяния, не то от радости.
 - Женя? Что-то случилось? Мужу стало хуже? – спросил, вошедший в кабинет, Сергей – мой напарник, от которого, как обычно, пахло булочками, и еще чем-то таким теплым и домашним, когда я стояла лицом к окну и не сдерживала слез, скрестив руки около груди.
 - Нет! – сказала я, утирая слезы, когда он опустил так легко по-братски руки на мои плечи, от чего мне стало чуточку спокойнее – Кажется, у меня появилась надежда!
 - Кажется, или все-таки появилась?
 - ПОЯВИЛАСЬ! – сказала я, глубоко выдохнув, и стерла с лица слезы – Ну что, долго еще мы будем в этом душном кабинете сидеть? Что там с «ловушками» на наших убивцев, объявились они, нет?
 - Сейчас поедем, сменим Кравцова с Поповым, они хоть передохнут, а-то целые сутки без сна просидели в этой засаде.
 - Ну, так, поехали! Чего сидим-то?
 - Ты точно в порядке?
 - Я, в полном порядке, Гена! Поехали!
 - Поехали!
Я выбежала из кабинета вперед Гены, которому пришлось буквально бежать за мной, и несмотря на свою грузную фигуру, двигался он легко и быстро. Мы одновременно забрались в УАЗик, Гена взялся за руль, и машина рванула прочь от крыльца. Уже через несколько минут мы прибыли на место, а точнее за пару километров до места, где незаметно расположилась серая обшарпанная девятка, в которой сидели наши коллеги. Кравцов, как обычно что-то нажевывал, время от времени ковыряя в зубах, и я даже сплюнула на пол от омерзения.
 - А вот и наши фигуранты! – обрадовано сказал Гена, когда мы остановились на подходе к машине, отпрянули в сторону и прижались спинами к холодной кирпичной стене полуразрушенного старого завода, в котором обосновались наши фигуранты, как в надежном укрытии.
 - Тихо! Чего-то они притаились! Надеюсь, они нас не засекли!
 - Думаю, нет. У нас есть надежда, что мы сможем оказаться незамеченными.
Гена взглядом подал мне знак, что выдвигаемся по его сигналу, и я кивнула. Сердце на несколько секунд замерло, и я постаралась выбросить из головы все мысли.
 - Вперед! – скомандовал Гена, и мы рванули внутрь.
Под ногами постоянно что-то мешало, обломки кирпичей, какие-то доски при любом неосторожном движении могли спугнуть преступников, и нам пришлось проявить все свои акробатические возможности, дабы остаться незаметными.
 - Всем оставаться на местах! – крикнул Гена, и мы направили на них табельное оружие – Оружие на пол!
 - Черт! Вычислили, гады!
 - Руки! – крикнула я, нарочно промахнувшись мимо ног преступника – Оружие на пол! Вы окружены!
Я увидела, как Кравцов осторожно забрался на металлическое ограждение за спиной преступника, готовый стрелять на поражение. На долю секунды мне вдруг показалось, что кто-то смотрит мне в затылок, и я попыталась дать Кравцову сигнал, что он на мушке, но он будто в упор не видел меня.
 - Кравцов, стреляй! – крикнула я, резко повернулась спиной к преступникам, направляя оружие в сторону третьего преступника, уже спустившего курок.
Гена легко поймал мой табельник на лету, направляя два ствола на двоих сразу, я попыталась сбить с ног одного из преступников, но ему удалось удержаться на ногах, хотя за колено он все же схватился. Кравцов открыл огонь в стрелка наверху, но, задетый пулей только слегка, тот выпустил пулю из своего оружия стремительнее, чем я одним стремительным ударом ноги сбила с ног, попытавшегося напасть на меня, бандита.
 - Живым не получите, менты поганые! – крикнул кто-то из двоих, когда я прокатилась по, усыпанному строительной пылью, полу, уворачиваясь те самым от выстрела стрелка, пытавшегося изрешетить меня с верхотуры.
На несколько секунд мне показалось, что сердце вообще не бьется, когда буквально за секунду до выстрела, который предназначался моему затылку, табельник вновь оказался в моей руке благодаря виртуозному движению руки Гены. Я выстрелила в руку одного из преступников, не дав ему выстрелить в Гену, который в свою очередь прострелил руку второго, что-то больно ударило мне в плечо, но я не вскрикнула, стиснув зубы, но в этот момент с верхотуры стремительно рухнули два человека…
 - Женька, ты ранена!
 - Ерунда, царапина! – стискивая зубы и зажимая рану рукой, сказала я, когда Генка помог мне подняться на ноги – Кравцов!
Я подбежала к нему быстрее, чем Генка успел меня окликнуть. Лицо его стало каким-то стеклянным, хотя под головой крови не было – значит, голову он успел спасти, но на груди у него зияло багровое пятно, которое росло все быстрее. Сжимая зубы сильнее, я опустилась около него, пока Генка скручивал раненых преступников и проверял наличие пульса у третьего, рухнувшего вниз вместе с Василием.
 - Женька! Значит, все-таки успел! Слава богу! – с трудом выговорил Василий, и в его глазах вдруг появился чудовищный страх, и сразу же какое-то странное спокойствие – Я…
 - Не говори ничего, не надо!
 - Я должен сказать! – выговорил он, будто давясь чем-то, что встало комом в горле – Ты, ты прости меня за все… за все те мерзости… что я говорил! Я не со зла это!
 - Да ладно тебе, Василий Николаевич! Все хорошо будет! Ты чего это удумал прощаться что-ли? Э, нет! Так дело не пойдет! Давай, держись, мы тебя не отдадим этой старухе с косой!
 - Женька, я… я… Я не хотел, правда! Просто так получилось! Я после развода совсем… хамом стал! Ты прости, ладно?
 - Конечно! Прощаю тебя дурака, ты только держись, слышишь, держись, не сдавайся!
 - Женька, какая же ты красивая! Ты не такая, как все! Таких как ты нельзя не любить! И сынишка у тебя настоящий герой! – сказал Василий, и от края его губы вытекла струйка крови, а я, чувствуя непреодолимую слабость, рухнула в  черную бессознательную яму.
В ноздри ударил резкий запах нашатырного спирта, и я разлепила глаза. Надо мной нависла чья-то нечеткая фигура, и я улыбнулась, сама не зная, кому. Когда через несколько мгновений, туман рассеялся, я увидела лицо Гены, который как-то с трудом старался улыбнуться. Я улыбнулась ему в ответ и встала. Мое плечо уже было перебинтовано, и я посмотрела на него с некоторой опаской.
 - Что? Больно?
 - Да есть немного! – сказала я, чувствуя, что онемела почти вся рука, только кисть двигалась совершенно нормально, и это радовало – Ну, что там?
 - Двоих мы задержали, третий труп.
 - А Василий? – спросила я, с надеждой заглянув в Генкины глаза, который тот начал отводить в сторону.
 - Жень, слушай, ты плохо выглядишь! Давай я тебя домой отвезу?
 - Отвези! Но сначала скажи мне, что с Василием?
 - Жень, он…
 - Нет! – буквально прокричала я, схватившись руками за Генкины плечи, сжимая при этом так сильно рукава его рубашки, что казалось, они порвутся и даже не замечала чудовищной боли в раненой руке.
 - Да! Умер он Женька, умер, перед тем, как  ты сознание потеряла! Вот такая вот жизненная несправедливость! Беда всегда приходит, когда никто не ждет, а с нашей работой это вообще ежедневная возможность придти! – сказал Генка и тяжело вздохнул, сев рядом со мной прямо на пол внутри машины «скорой», свесив вниз ноги (так мы в детстве с Олей сидели на партах на переменах в школе в отсутствие учителей), так же, как и я, а я склонила голову к его плечу и заревела.
 - Так значит, он все-таки попрощался! – сказала я, не сдерживая слезы, текущие по щекам.
 - Он знал, Женька! Он просто уже чувствовал, что это конец! Он ведь уже не раз под пули попадал.
 - Это я виновата!
 - Женька, глупенькая! – сказал Гена, проведя рукой по моей голове, что сразу мне напомнило детство – Никто не виноват! Просто так случилось, просто роковое стечение обстоятельств! Все мы по острию ножа здесь ходим!
 - Да, ты прав! Только как мне теперь жить теперь? Он ведь мне как будто в самое сердце смотрел, когда сказал, что «таких, как я, нельзя не любить!», так просил, чтобы я простила его!
 - Ты его простила?
 - Да! Он ведь был таким искренним!
 - И это главное! Ты молодец! Ты поступила правильно, и не в чем тебе себя винить! Ясно?! Ну, все-все, поехали домой! – настойчиво сказал Гена и спрыгнул на землю, после чего протянул мне руку, и я спрыгнула следом за ним – в больничку завтра с утра на перевязку сходишь, заодно и больничный оформишь.
 - Да, конечно. Спасибо тебе, Ген! Можно я тебя еще кое о чем попрошу?
 - Конечно, проси.
 - Можешь отогнать моего железного коня от отделения на стоянку возле нашего дома?
 - Да без проблем!
 - Держи ключи! Ну, все, теперь можем ехать.
Хотя я и ушла на больничный, в отделении я появилась уже через три дня после того рокового дня, и случилось это, когда мы всем отделением собрались на похороны сослуживца Василия Николаевича Кравцова, цветная фотография которого в форме и при погонах была повешена в коридоре с траурной лентой на углу рамки, с короткой подписью на плакате чуть ниже на стене: «Помним и скорбим!». Я долго и вдумчиво читала плакат со списком служебных достижений майора Кравцова, о котором я только сейчас узнала, что ходить под пулями для него было привычным делом. На его счету много командировок в горячие точки, обезвреженных боевиков, предотвращенных терактов, работа в Спецназе.
 - Что задумалась, Жень?
 - Просто читала его послужной список. Почему же он из Спецназа ушел?
 - Я всех подробностей не знаю, Жень! Знаю только, что у него там, в подчинении была женщина-оперативник, которую он любил и жениться хотел, но это еще до женитьбы было. Они как-то на  задании были, и он сам видел, как ей выстрелили в висок, пока он пытался обезвредить его сообщника. Она умерла у него на глазах. Ленка всегда рвалась вперед, в самое пекло! Так же, как ты!
 - Это поэтому он так к женщинам-оперативникам относился?
 - Наверное. Мы никогда не лезли ему в душу, он этого не выносил! А еще этот развод скандальный. Он просто обозлился окончательно, хотя всегда любил работать с женщинами, этакими «солдатами Джейн». Всегда говорил, женщинам очень идет форма! Эх, Васька-Васька! Как же так? – сказал Гена, упершись кулаком вытянутой руки в стену около фотографии Василия, словно хотел вдавить свою руку в бетон – Как же теперь Васька без тебя жить будет?
 - Васька? Это сын?
 - Это дочка! Василиса. Девять лет исполнилось месяц назад. Он так ее любил!
 - Понятно.
 - На кого ты их с Сашкой оставил, Васька?
 - Ну, у них же мама есть, не одни остались.
 - Да нет у них мамы, Женька, нет! После развода жена его окончательно на наркоту подсела и умерла от передоза в прошлом году. Только бабушка с дедушкой у них и остались. Хорошо, что Сашка взрослый, я уверен, что он сможет о сестре позаботиться, как из армии придет – настоящий мужик, весь в отца!
 - А сколько ему?
 - Восемнадцать, вот месяц назад ушел в армию. Да что говорить, сейчас я тебя с ним познакомлю. Ему увольнительную дали, на похороны отца чтобы смог приехать. Пойдем, скоро уже поедем на прощание.
 - Пойдем, – сказала я, когда Гена, обняв меня за плечо, повел к выходу из здания.
Когда мы вышли на крыльцо, около здания уже стояли два микроавтобуса, собирались мужчины и женщины в форме, все с одинаково скорбными лицами. Мужчины выглядели сурово и сдерживали свои эмоции до траурного выражения лица, а вот женщины многие уже плакали, сжимая в руках носовые платки.
 - Так, все по автобусам! – с таким же суровым траурным выражением на лице сказал Сергей Васильевич, вышедший из здания последним с шестью красными гвоздиками в руке. Я с грустью посмотрела на свои четыре гвоздики, зажатые в здоровой руке, а вторая рука почему-то вдруг невыносимо болезненно заныла, словно кто-то сильно надавил на, еще не зажившую рану.
 - Жень, что с тобой?
 - Да просто рука заныла что-то! Ничего-ничего, я нормально, – сказала я, стискивая зубы сильнее, и на несколько секунд зажмурилась – перетерплю! Сейчас пройдет.
 - Уверена?
 - Да-да! Уже почти прошло, – соврала я, хотя боль меньше не становилась, и Гена помог мне подняться в автобус и усадил около окна.
Прощание было недолгим, хотя друзей и сослуживцев, пожелавших проститься с ним, оказалось довольно много.
Я несколько раз обратила на него внимание, но он, казалось, не замечает вокруг никого, хотя один раз мы встретились взглядами. На меня смотрел Василий Кравцов только на восемнадцать лет моложе, без этой ужасной маски суровости на лице, его голубые глаза хоть и выглядели полустеклянными от горя, в них были и детская непосредственность, и настоящая мужская решимость. Он посмотрел на меня, и я почувствовала сквозь всю трагичность ситуации его улыбку, которую мне мысленно подарил этот мальчишка. Мысленно я улыбнулась ему в ответ, и на сердце вдруг стало очень спокойно, а рука неожиданно перестала ныть.
Таким же недолгим было погребение, и, в последний раз взглянув на фотопортрет Василия Кравцова (на нем он явно был лет на пять моложе и жизнерадостнее) на заранее установленном памятнике, я направилась вместе со всеми назад к автобусам. На поминках от друзей Василия я слышала много хороших слов, узнала его с той стороны, с которой не узнала бы, возможно, никогда. Рука опять болезненно заныла, и так захотелось сделать что-нибудь, чтобы не чувствовать вину, от которой я никак не могла избавиться. Я вышла на улицу, воспользовавшись тем, что внимания на меня никто не обращал: мужчины, слегка выпившие, разговаривали о чем-то, женщины многие молчали, думая о чем-то своем.
Я вытащила из внутреннего кармана не застегнутой куртки, из-под которой была видна форменная синяя рубашка, сигарету, зажала зубами и начала шарить здоровой рукой по другим карманам в поисках зажигалки. Мысленно чертыхнувшись, я сообразила, что, скорее всего, вытряхнула ее где-то в отделении, когда курила в открытое окно перед отъездом в ритуальный зал, собралась было вернуться и спросить зажигалку у кого-нибудь из мужчин, как вдруг зажигалка щелкнула в чьей-то руке рядом со мной.
 - Спасибо! – сказала я, нерешительно взглянув на этого высокого крепкого парнишку в военной форме, из глаз которого будто по щелчку пальцев исчезло детство, которое еще не собиралось покидать юное сердце до того рокового дня, когда ему сообщили по телефону в обычной воинской части где-то в глуши, что его отец героически погиб на задании.
 - Не за что! – сказал он сдержанно – Папа много о вас рассказывал, особенно в последнее время, в письмах о вас писал!
 - Да? И что же он обо мне рассказывал?
 - Что вы очень сильная женщина, что стоите целого десятка мужчин-оперов!
 - Да? Почему же он мне об этом не говорил?
 - Он чувствовал себя страшно виноватым, а просить прощения не умел, по крайней мере сам так думал. Вы не думайте, папа не хам, который женщин ненавидит, он просто, просто маску одевал какую-то, чтобы защититься от страданий! Он очень любил маму, но она предала его, и он до последнего старался ее вытянуть из этого болота! Он и кричал, и руку иногда поднимал на нее только потому, что любил! И вас…
 - Что?
 - Вас он полюбил тоже, но не хотел больше к кому-то привязываться! Я сразу это понял, после пары телефонных разговоров, но он сразу начал уходить от разговоров, как только я понял. Да и он знал, что вы замужем, что мужа любите, что у вас трое прелестных детишек! Он не мог позволить себе рушить семью! Он готов был и под пули идти, чтобы вас защитить! Что он и сделал, я так понимаю в тот самый день!
 - Да, ты прав. Я поняла это, когда он прощался! – с грустью сказала я, стерев слезинку со щеки, а Саша протянул мне бумажный платок – Спасибо! И мне очень стыдно, что я так плохо думала о нем до последнего! Прости меня за это!
 - Ничего. Не ваша в том вина – он сам нацепил эту маску, но он хотел, как лучше!
 - Я теперь это понимаю! Саш, у вас очень хороший отец, он бы вами гордился!
 - Папа всегда хотел мной гордиться, а Ваську просто обожал!
 - Не сомневаюсь! Вы сестру берегите обязательно, Саш!
 - Обязательно буду беречь! – сказал Саша, и это были слова не мальчика, а настоящего мужчины, который готов был не просто отвечать за свои слова, а вообще не говорить лишних слов, а просто делать то, что должен делать.
Я провела рукой по его плечу, и он улыбнулся, не сдержав слезинку, что скатилась по мужествен-ному лицу, и мне так захотелось по-матерински обнять его, чтобы уменьшить в сердце парнишки страшную боль, с которой ему теперь придется жить и со временем примириться с потерей. Минуту-другую мы стояли, обнявшись, не как мужчина и женщина, а как мать и ребенок (хотя ростом парнишка меня обогнал), после чего этот милый парнишка выпрямился, стер оставшиеся мокрые следы с лица и, сдержано улыбнувшись, предложил вернуться, заметив, что я начинаю замерзать. И в эту секунду я была уверена больше, чем на все сто процентов, что, обняв за плечо, меня в здание ведет не юный парнишка, едва вступивший во взрослую жизнь, а настоящий мужчина, способный постоять за своих родных и любимых.
                ***
 - Женя, я прошу тебя, не волнуйся! Все будет хорошо! – обхватив меня за плечи, сказал Андрей, когда я битый час металась по коридору клиники в ожидании окончания операции – Возьми себя в руки!
 - Да-да, конечно! – сказала я и, глубоко вдохнув и выдохнув – Все-все, я успокаиваюсь! Все будет хорошо! Доктор! Как все прошло? Скажите мне?
 - Успокойтесь, Женечка! Операция прошла без осложнений, теперь время покажет, что будет. Будем наблюдать. Пока ничего вам не могу сказать конкретно, вы уж меня простите!
 - Да, конечно, я понимаю! Когда я смогу его увидеть?
 - Вот переведем его в палату, и сразу сможете быть с ним рядом! Но это через пару дней, не меньше.
 - Хорошо! – сказала я, глубоко вздохнув, пытаясь не дать слезам выкатиться.
 - Женька, ну ты чего, все будет хорошо! – сказал Андрей и протянул руки ко мне.
Я прижалась к нему, а он обхватил меня обеими руками. Он давал мне ту поддержку, которая мне сейчас была нужна в тот самый период, когда вся моя жизнь держится только на надежде, которая, как известно, умирает последней. Это нужно мне сейчас, когда Оля лежит на сохранении и готовится к рождению дочки, и я стараюсь оградить ее от лишних переживаний (хотя она все равно звонит мне, старается узнать все и поддержать всеми силами).
 - Слушай, Жень, давай-ка я тебя домой отвезу?
 - Я не могу! А как же…
 - Жень, ты слышала, что сказал врач, операция прошла без осложнений. Когда его в палату переведут, сможешь быть с ним рядом. Вот через пару дней и приедешь, можешь звонить в эти дни и узнавать, как он.
 - Да, конечно. Тогда поехали!
 - Пойдем, – сказала я, запустив руку в волосы, словно старалась их пригладить.
 - Держись, Женька, все хорошо будет! – с привычной мне дружеской улыбкой на лице сказал Андрей, и я улыбнулась ему в ответ, кивнув головой.
Я не могу никому объяснить, почему слова Андрея и его дружеская добрая улыбка так успокаивающе на меня действует. Многие в отделении (когда мы были еще участковым и его помощником) распускали слухи, что у нас роман, но я не смогу даже представить, что Андрей мог бы оказаться мне не просто другом – для меня он не мужчина, а настоящий верный друг, который всегда поможет и поддержит. Я страшно переживала, когда Андрей, уходя с поста участкового во время моего ухода в декрет, признался мне в любви, а я боялась, что навсегда потеряю настоящего мужчину друга, другого которого у меня не будет. И как же я прыгала от счастья, когда Андрей признался мне спустя два года, когда мы встретились на учениях в области, что он полюбил по-настоящему мою бывшую однокурсницу Дашу Емельянову, и даже спросил у меня совета, как лучше сделать ей предложение. Даша сразу после выпуска устроилась работать участковым в отделение, куда позже перевелся Андрей. Там-то эти двое и нашли друг друга. Дашка, с которой мы хорошо общались во время учебы, но не были, конечно, закадычными подругами (у меня уже есть Оля, а я не коллекционирую друзей), спокойно и даже с восторгом отнеслась к нашей с Андреем дружбе и никогда не устраивала ни ему, ни мне глупых сцен ревности, что меня и его устраивало. Когда несколько месяцев назад они вдруг столкнулись с кризисом семейных отношений, и дело едва не дошло до развода, я сделала все, чтобы помочь им не разойтись и не наделать глупостей, хотя не ставила себе определенную цель, а просто искренне хотела помочь своим друзьям – ведь мы уже прочно сдружились семьями.
Он крепко обнял меня за плечо, как настоящий друг, на которого всегда можно опереться, который и поможет и защитит в любой ситуации, и мы неторопливым шагом вышли на крыльцо больничного корпуса.
 - Андрей, зажигалка есть?
 - Есть! Женька, ты что опять куришь?
 - Нет, только не ты, Андрей! Ненавижу уже этот вопрос! Да, я опять курю, и мне плевать, кто и что об этом думает! Прости! – одернув саму себя, сказала я, проведя по лбу рукой, в пальцах которой была зажата сигарета – Прости!
 - Ничего! Все нормально, Жень! Прикуривай.
 - Спасибо! Андрюх, ну прости, я стала ужасно грубой! Я просто не знаю, как у меня еще хватает сил это все вывозить! Такое ощущение, что я каждый день гружу вагоны с дерьмом, а вечером тонну этого дерьма еще тащу на себе!
 - Жень! Слушай! Все наладится, осталось совсем немного, и все будет хорошо! Нельзя так загоняться, ты что? С Ромкой все будет в порядке! Герман Владимирович знает, что делает! Он высококвалифицированный специалист, я тебе отвечаю!
 - Да, конечно! Просто я так от всего от этого устала, просто устала, и все! Даже не знаю, когда смогу выйти из этого состояния, и смогу ли когда-нибудь!
 - Так, все, стоп! Ты же в угол себя загоняешь! Женька, так дело не пойдет! Чего ты как квашня раскисла? Как ты преступников ловишь в таком состоянии?
 - Вот так и ловлю! – приподняв, зафиксированную в полусогнутом состоянии, руку, сказала я, усмехнувшись, и затушила сигарету о мусорный бак около крыльца и бросила его туда, сплюнув следом – Пули ловлю бандитские!
 - Вот это и настораживает! Так и до беды недалеко!
 - Да, ты прав! Только как мне с этим справиться я уже не знаю!
 - Как настоящий «мужик»! – сказал, усмехнувшись, Андрей.
 - Что, напиться и забыться? – усмехнувшись, спросила я, взглянув на друга, который игриво потрепал меня по волосам.
 - Ну, зачем сразу напиться и забыться? Это уже крайность совсем! У тебя, так получилось, что появилось время отдохнуть от работы, так займись детьми, погрузись в их мир – ты им сейчас, как никогда, нужна! Сходи с ними куда-нибудь, проведи с ними пару дней где-нибудь вне дома.
 - Да, пожалуй, ты прав! Я в последнее время с ними так мало провожу времени – работа, больница, больница, работа!
 - Вот и отлично! Прихватишь мою Дашку с собой, ладно? Она стала такая привередливая – все хочет меня куда-нибудь вытащить.
 - А ты? Ты что хочешь свалить ее на меня? Дружище, ты рискуешь опять придти к тому же, от чего я вас спасала всеми силами! Неблагодарный!
 - Я к вам присоединюсь чуть позже. Билеты в цирк я уже взял, а после цирка погуляем в парке или еще куда-нибудь сходим. Мне просто к маме надо заехать, завести ей продукты, а Дашку таскать с собой туда-сюда не хочется! Ну, ты же меня понимаешь!
 - Понимаю! Твои как сойдутся, так невозможно их отвлечь друг от друга – все готовы обсудить!
 - Да уж! Я, конечно, рад, что у них такие душевные отношения, но все-таки устаю от их задушевных посиделок! – сказал Андрей и усмехнулся, открывая передо мной дверцу своей Волги.
 - Да уж! – сказала я и забралась в салон, где было очень тепло и уютно, как и всегда – Подружки-хохотушки!
 - Да уж! Ну что, поехали? Тебя домой везти?
 - Да! Я с ног валюсь! Да и пора побыть хорошей мамой! – сказала я, хихикнув себе в кулак.
 - А что кто-то тебе говорил, что ты плохая мама?
 - Да нет. По крайней мере в лицо не говорили, но за спиной были разговоры, некоторых особо любопытных страшно волнует «беспризорность» моих детей!
 - Даже так?
 - Да, представь себе! Я тоже офигела, говоря современным языком!
 - Да уж! Ну и языки у ваших соседей!
 - Да, ерунда все это вобщем-то!
 - Это точно! Главное, что твои дети тебя любят!
 - Вот это точно! – сказала я, улыбнувшись Андрею и после того, как он подмигнул мне одним глазом, с облегчением опустила веки, решив немного вздремнуть.
                ***
 - Жень, тебе звонят, с работы, – нерешительно сказала мама, опустив руки на мои плечи и голову, которая была опущена к руке Ромы, лежавшего без сознания на койке.
 - Да? – задала я вопрос не столько маме, сколько самой себе, и, потирая глаз ладонью, ответила – Алло! Слушаю вас, Сергей Васильевич!
 - Женечка, ты прости, что я звоню тебе в неподходящее время – знаю, что ты на больничном, но ты наша последняя надежда!
 - Что случилось, Сергей Васильевич? – спросила я, встав со стула, на котором как-то приучилась спать за те две недели, что сижу возле Ромки, находящегося еще в коме, и медленно выпустила его пальцы из своих ладоней.
 - Женечка, приказ пришел, мы должны отправить кого-то из оперативников на семинар по повышению квалификации…
 - И я подхожу, как нельзя лучше?
 - Да. Ну, ты же сама понимаешь, что у нас оперативников осталось мало, и если я дерну туда кого-то из ребят, некому будет заниматься оперативной работой. Стеблов поедет с тобой, так что ты не одна будешь.
 - А послать кого-то другого нет вариантов, да?
 - На данный момент, нет, Женечка, я же говорю. Я понимаю, что это тебе неудобно – ведь у тебя и так ситуация в семье непростая. А на меня сверху тоже давят, сама понимаешь!
 - Понимаю! – вздохнув, сказала я – Это же только сутки в одну сторону ехать! Когда и на сколько надо ехать?
 - На пять дней, не считая дороги. Завтра вы должны выехать, чтобы к вечеру быть там и устроиться в служебном общежитии. Вас встретят, разместят, а утром уже проводят на семинар. Тебе сегодня нужно будет в отдел кадров заехать, получить командировочные, билеты Зоя передаст Андрею в конце дня.
 - То есть неделя. Хорошо! – сказала я и вздохнула – Я заеду через два часа. Думаю, успею как раз.
 - Да, конечно, успеешь! Ну, все, спасибо, Женечка! Давай, подъезжай, если есть какие-то вопросы, заходи прямо ко мне.
 - Хорошо!
 - Женя.
 - Что-то еще, Сергей Васильевич?
 - Как там муж твой? Есть какие-то изменения?
 - Врач говорит, никаких проблем пока нет, все хорошо. Правда, его из комы еще не вывели, но врач сказал, что так нужно, выведут через дней десять, а если выйдет сам, уже будут дальше его наблюдать.
 - Ну, слава богу! Хоть какие-то хорошие новости! Даже по голосу слышу, что повеселела, только уставшая…
 - Да! Устала я от этого ожидания! Если бы не дети, вообще не знаю, как бы со всем этим справилась!
 - У тебя прекрасные детишки, Жень, и ты хорошая мать, раз смогла воспитать их такими!
 - Спасибо, Сергей Васильевич!
 - Не за что, Жень! Я от всей души!
 - Я тоже!
 - Держись, все будет хорошо! Вот увидишь, все образуется!
 - Спасибо вам, Сергей Васильевич!
 - Пожалуйста! Ну, все, давай, подъезжай. Если сможешь, заходи ко мне.
 - Хорошо! До свидания, Сергей Васильевич!
 - До свидания, Женечка! – сказал мужчина и, улыбнувшись, я отключила соединение.
 - Что-то случилось? – спросила мама, когда я вернулась в палату, сжимая сотовый в руке.
 - На семинар еду завтра, повышение квалификации, будь оно неладно!
 - Как? Зачем? Надолго?
 - В общей сложности на неделю. Мам…
 - С детьми посижу, поживем с дедом у вас.
 - Спасибо, мамочка! – сказала я, поцеловав ее в макушку, склонившись над ее головой – Я тебя люблю! Мам, мне надо на работу ехать, за командировочными, поехали, я тебя к нам отвезу. А-то девчонки там дедушку, наверное, уже замучили!
 - Да, поехали, конечно!
 - Я только к врачу зайду на пять минут?
 - Хорошо!
 - Жди меня в машине, ладно.
 - Хорошо, детка!
Сжав на несколько секунд в своих ладонях руку Ромки, который на внешний мир пока никак не реагировал, будто все время спал. Огромный комок подкатил к горлу, но я сдержала слезы, да и не было их уже – за эти дни, что сижу возле его постели едва ли не целыми днями, слезы внутри меня просто уже кончились. Выдохнув так, словно воздуха в легких не было, я провела ладонями по лицу, словно оно было мокрым или грязным, развела руки в стороны, затолкнула в карманы брюк и направилась к двери палаты. Напоследок оглянувшись, я очертила все линии его лица взглядом, снова тяжело вздохнула и вышла.
 - Здравствуйте, Женечка! – услышала я за спиной голос Германа Владимировича, коснувшегося моего плеча ладонью.
 - Здравствуйте! – сказала я, все еще держась за ручку двери палаты – А я как раз к вам хотела зайти.
 - Очень хорошо! Значит, я не зря оказался здесь именно сейчас! – добродушно улыбнувшись, сказал мужчина – Как говорят, в нужное время, в нужном месте!
 - Да! – кивнув, с грустью согласилась я – Где-то я это уже слышала! На работе так говорили, когда я устраивалась в ОБОП.
 - Вы мужественный человек, Женя! Вы держитесь – еще немало времени потребуется, чтобы организм Романа начал правильно работать. Это, к сожалению, несколько длительный процесс! Пока будем рефлексы восстанавливать некоторые…
 - Герман Владимирович, вы мне скажите, когда он уже вернется в сознание? Когда я хотя бы смогу посмотреть ему в глаза, а не на непроницаемую маску, пожалуйста, скажите?
 - Женечка, я уверен, что в ближайшие дни! Вы не волнуйтесь, хорошо?
 - Спасибо вам! – сказала я, когда его руки легли на мои плечи, а добрый взгляд, которому невозможно было не верить, пронизывал меня до глубины души – Ну, я пойду. Еще раз спасибо вам за все!
 - Я просто делаю свою работу, Женечка! Кто-то ловит преступников, кто-то должен лечить людей – все мы делаем свою работу.
 - Вот за это вам и спасибо!
 - Всего хорошего, Женечка!
 - И вам! До свидания!
 - До свидания!
Когда я вышла на улицу, холодный ветер прошелся нахальной волной по моим щекам. На душе почему-то вдруг неожиданно стало так спокойно, словно ничего плохого и вовсе с нами не случалось, да и не могло случиться.
 - Прости, что так долго! – сказала я, сев в машину и улыбнулась маме, и, видимо, ей моя улыбка показалась несколько скованной.
 - Ничего! Я даже не заметила, сколько времени прошло. Что-то не так, какие-то проблемы? Врач что-то сказал? – тревожно спросила мама, коснувшись ладонью моего подбородка, тем самым повернула мое лицо к себе.
 - Все хорошо, мам! Правда! Герман Владимирович сказал, что процесс восстановления будет длиться долго, но в ближайшие дни он хотя бы вернется в сознание, и я, наконец, смогу сказать ему в глаза, как сильно люблю его!
 - Это же просто замечательно! Вот видишь, все налаживается! Никогда нельзя опускать руки, я же тебе говорила!
 - Спасибо тебе! Спасибо, что вы все со мной рядом и поддерживаете!
 - Не за что! Ты же знаешь, как мы тебя любим!
 - Знаю! – улыбнувшись, сказала я – Ну, поехали?
 - Да, поехали, – сказала мама, и я, улыбнувшись ей, повернула ключ зажигания, после чего взялась одной рукой за руль.

                ГЛАВА 20: ДОРОГА НОВОЙ ЖИЗНИ
 - Жень, ты чего такая нервная? Из-за того, что пришлось еще на день задержаться?
 - Да и это тоже! – сказала я, сжимая в руке сотовый телефон, и зачем-то взглянула в окно – Не могу дозвониться ни до кого. Да и хотелось бы еще успеть к мужу в больницу заехать.
 - Ясно. Ты не волнуйся, скоро уже приедем, вон уже вокзал впереди.
 - Да, слава богу! Что-то я так устала от этой дороги, от этих чертовых семинаров, да и от разлуки с моими киндерами!
 - Понимаю! Я по своим пацанам тоже страшно соскучился! Ну, вот мы и подъезжаем! Давай, ты выдвигай-ся, а я твой чемоданчик вытащу и пойдем, Серега уже подъехал, только что смс скинул мне.
 - Хорошо!
 - Как рука-то, не болит?
 - Уже намного легче, спасибо! – улыбнувшись, сказала я, застегнула молнию короткой черной с цветными вставками куртки и накинула на голову капюшон с меховой отделкой.
Мне так хотелось, чтобы Ромка видел меня такой женственной, какой я ему очень нравлюсь, хотя мой «пацанский» образ ему тоже очень нравится и именно такой он меня и полюбил, но он стал для меня тем самым человеком, которого мне хочется все больше приятно удивлять и радовать. Я бы, словно птица, порхнула к нему в руки, а не хваталась бы одной здоровой рукой за холодный маленький поручень, едва не скользя по высоким раздвижным ступенькам вагона, около которого меня по доброте душевной подстраховал немолодой седой широкоплечий, но сутулый мужчина лет шестидесяти.
 - Спасибо! – чувствуя себя почему-то неловко, сказала я, успев удержать капюшон, едва не сорванный стремительным ветром с моей головы, как всегда, не покрытой никаким головным убором, что у мамы мгновенно бы вызвало бурю негодования.
 - Всегда рад помочь прекрасной даме! – сказал мужчина с открытой улыбкой, и я улыбнулась ему в ответ.
 - Ну что, капитан, уже приземлились? – спросил меня Андрей, выгружавший из вагона наши чемоданы.
 - Приземлилась! Родной милиции граждане помогают спускаться, так что не все так плохо, майор!
 - Так вы еще и из милиции?
 - Да, а что, если бы знали, не стали помогать?
 - Что вы, что вы? Просто страшно горд, что такие красивые девушки в нашей милиции работают! Красота ведь мир спасает, а тут она еще своими руками его спасает! – сказал мужчина, и я не удержалась от добродушного смеха, который в последнее время не вырывался из меня наружу.
 - Ну, повеселили, спасибо!
 - Не за что! Берегите себя!
 - Постараюсь! – сказала я, а мужчина улыбнулся, подмигнул одним глазом и направился в тоннель к выходу в город.
 - Ну ты даешь, Женька!
 - Что? Что-то не так?
 - Нет, все наоборот просто отлично! Смотри-ка, как ты ему понравилась, ловеласу солидного возраста!
 - Да, ну тебя! – сказала я, слегка ударив Андрея по плечу – Что ты несешь?
 - Чемоданы! – сказал Андрей, стараясь сделать лицо как можно более невинным, и я слегка шлепнула его по спине ладонью и рассмеялась.
Еще несколько секунд мы шли, молча, а потом Андрей продолжил шутить, от чего я то и дело хохотала, как заведенная. Впервые за последние две недели я смеялась от души – как будто какой-то невыносимый груз, наконец, свалился с моих плеч, а в душе появилась неосознаваемая легкость. Жалела я сейчас только о том, что никто из моих не смог придти меня встречать – папа тоже сейчас в командировке, только немного ближе, чем я, мама дома с моими ребятами, Оля все еще лежит на сохранении, а Валя с мужем и сыном уехали отдыхать в Египет на десять дней, на следующий день после моего отъезда. Я должна была успеть в приемные часы навестить Ромку, поцеловать, наконец, и сказать, как я его люблю, хотя до окончания этого времени оставалось совсем немного – чуть меньше двух часов. Я знала, что он пришел в сознание три дня назад и даже начал немного разговаривать, от чего мне сначала стало ужасно тоскливо, что я не была первой, кого он увидел, едва открыв глаза. Попросив Андрея и его брата, который приехал за нами, отвезти чемодан ко мне домой, я взяла такси и рванула в клинику.
Дорога, к счастью, не была загружена, и я не попала в пробку, а таксист даже согласился немного прибавить скорости и чуть-чуть нарушить режим. До окончания приемных часов оставалось полтора часа, но я все равно шла так быстро, почти бежала к зданию, потом по коридору от гардероба, на бегу надевала халат на плечи и чувствовала, что должна поторопиться.
Я замерла в проеме двери Ромкиной палаты, сердце будто замерло на несколько секунд – его кровать была пустой, причем такой пустой, какой бывает только после того, как освобождается от пациента.
 - А… где…Рома?
 - Рома? А, Роман! Так отмучился уж, бедняга! – сказала немолодая санитарка, собирая грязное белье в кучу.
Я словно оглохла на несколько минут. Мне показалось, что у меня исчезла земля из под ног, будто я проваливаюсь в бездонную яму, и я только мотала головой и почти кричала горькое слово «Нет!», которое в этот момент ничего не могло изменить. «Я потеряла его, потеряла навсегда!» - не веря себе, твердило мое подсознание – «Но все же было хорошо!».
 - Все же было хорошо! Почему, почему, почему? – стирая слезы, беспорядочно текущие по щекам, рукавом рубашки.
 - Ты чего, милая? – спросила женщина, зачем-то сдержав меня за плечи, но я уже побежала прочь.
Я сама не осознавала, куда бегу и зачем, но знала точно, от чего – от потери, от отчаяния, от боли, которая беспощадно рвала меня изнутри. Колени вдруг подкосились, и я почувствовала, как собственные ноги стали какими-то ватными, а я не могла на них удержаться. Я почти упала на колени на холодный асфальт в тот момент, когда чьи-то родные теплые руки обхватили меня за плечи и удержали над землей.
 - Чшш! Тише-тише, родная, все хорошо! Все хорошо! Ты меня слышишь? – сказал он, повернув меня к себе и прижав крепко к груди, в которой ровно билось его сердце.
 - Ты? Ты жив?
 - Конечно! – сказал он, взахлеб целуя мое лицо, и я чувствовала, как оживает каждая клеточка моего тела, как холод от сердца отступает – Я жив, Женька, благодаря тебе!
 - Господи! Как? Что это значит? Она сказала, что ты отмучился!
 - Тетя Клава? Ну, да, она всегда неоднозначно выражается! Меня просто перевели в обычную палату, наверное, это она имела ввиду!
 - Господи! Как ты мог?
 - Что такое, что я сделал не так?
 - Как ты мог так меня напугать? Где ты был?
 - Я просто вышел прогуляться, прошел круг вокруг больницы, сама понимаешь, пока не могу быстро ходить.
 - Как ты мог? Господи, я так испугалась, что потеряла тебя! Больше никогда так не делай, не смей, слышишь, никогда! Прогуляться он пошел! Я думала умру на месте! Не смей так никогда делать!
 - Ай! – сказал он вдруг, положил руку на левую сторону груди, по которой я ударила его, сама того не желая.
 - Господи, что я наделала? Ромочка!
 - Все в порядке! – сказал он, улыбаясь, крепче прижимая меня к себе – Но больше так не делай, ладно? А-то клапан куда-нибудь отвалится!
 - Не буду, обещаю! – сказала я, целуя его лицо, после чего разревелась у него на груди – Я же так тебя люблю! Так люблю! Ты – мое все! Ты не представляешь, как мне было плохо без тебя! Не оставляй меня больше одну, пожалуйста, не оставляй никогда!
 - Мне тоже было очень плохо без тебя! – сказал он, крепко прижимая меня к себе – Очень плохо! Я так рад, что снова вижу тебя! Я так хотел услышать это снова!
 - Что?
 - То, что ты сказала мне впервые так искренне в последние минуты моей жизни!
 - Я ЛЮБЛЮ ТОЛЬКО ТЕБЯ! ТЫ МОЯ НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ! И Я БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ ВСЮ ЖИЗНЬ! Я люблю тебя больше жизни, Ромашка, больше жизни! Ты – моя жизнь, ты и наши дети! Никогда, слышишь, никогда больше не оставляй меня одну, я тебя умоляю! – сказала я, держа его щеки в своих ладонях, а он, обхватив мои щеки своими ладонями, смотрел в глаза так проникновенно, что сердце мое, казалось, просто сгорит в груди.
 - Клянусь, больше никогда не оставлю тебя одну, никогда!
  Мы стояли, обнявшись, смотря друг другу в глаза, а слезы текли по нашим щекам безостановочно. Когда, наконец, он губами стер слезы с моего лица, их больше не осталось во мне, осталось только умиротворение.
 - Я люблю тебя, Жень, я очень тебя люблю!
 - Люби меня всегда! Люби меня сильнее, чем раньше, только люби всегда!
 - Обещаю! Я буду любить тебя всегда и сильнее, чем собственную жизнь! – сказал он и, крепко обняв меня, увлек в поцелуй, а земля под ногами будто и впрямь растворилась.
 - Емельянов, так вот вы где! Такие нагрузки вашему клапану еще пока тяжеловаты!
 - Герман Владимирович! – сказала я таким голосом, каким обычно подбивала папу простить мне какую-нибудь шалость или выполнить какую-нибудь мою просьбу с ноткой смущения в нем, а Рома не выпускал меня из объятий, когда оба мы повернули головы в сторону человека, подарившего не просто Роме, а нам новую жизнь.
 - А что? Любовь, знаете ли, очень большая нагрузка! – улыбаясь, сказал Герман Владимирович, слегка обняв нас за плечи, а моя голова в этот момент умиротворенно лежала на Ромкиной груди.
Мы рассмеялись, и лицо Германа Николаевича еще сильнее просветлело. Он был таким проникновенным в этот момент, что я ни за что бы не поверила в стереотип, что у врачей железное сердце и стальные нервы.
 - Ну, ладно-ладно, ребятня! Хорошего понемногу! Давайте-ка в палату, Роману нужен отдых, да и лекарства пора принимать.
 - Да, конечно! Идем! – сказала я, подняв к Ромке глаза, и наши щеки прижались крепко друг к другу на несколько секунд, а глаза наши одновременно закрылись.
 - Давайте, чтобы через пять минут были в палате! Я зайду, проверю.
 - Хорошо, уже идем! Идем?
 - Идем! – сказал Рома с улыбкой, и я снова обхватила его щеки своими ладонями
 - Как же я тебя люблю!
 - И я тебя очень люблю! – сказал Рома, погладив руками мое лицо обеими ладонями от ушей до уголков губ, словно очерчивал все линии моего лица подушечками своих пальцев – Если бы я мог выразить словами, как я тебя люблю!
 - А зачем нужны слова! Я чувствую это здесь! – сказала я, прижав его ладонь к своей груди на уровне сердца, и он улыбнулся и обнял меня, как можно крепче.
Когда мы шли вместе по асфальтированной дорожке, обнявшись, я окончательно успокоилась и осознала, что все плохое осталось позади. Теперь мы просто будем счастливы и не расстанемся никогда.
 - Жень.
 - Что? – спросила я, склонившая голову к его плечу.
 - Что с рукой? – спросил он будто бы даже нерешительно, но тревожно.
 - Бандитская пуля, – выпалила я, и Рома удивленно и даже испуганно посмотрел на меня.
 - Жень, ну шути так, пожалуйста!
 - Я не шучу! Действительно, бандитская пуля. На задержании прилетела, отделалась легким ранением…
 - Ты что-то еще хотела сказать.
 - Почему ты так решил? – чувствуя, как краснею от подбородка до кончиков ушей.
 - Потому что я знаю тебя! Когда ты так замолкаешь, либо недоговариваешь специально, либо думаешь, что мне это неважно! Договаривай, давай!
 - Ничего от тебя не скроешь, блин!
 - Аа! – отрицательно покачав головой, сказал Рома и заговорщически улыбнулся – Выкладывай!
 - Вася Кравцов, он погиб, пытаясь меня от пули спасти! – сказала я, выдохнув струю воздуха, словно его в легких было так много, чтобы весь вместить.
 - Прости! Не хотел лишний раз напоминать. Но ведь, насколько я помню, вы с Кравцовым все время ругались, и он даже тебя обижал. Или я чего-то не знаю? – спросил Рома, заглянув мне в глаза, когда мы уже зашли в помещение, и за нами почти неслышно закрылась железная дверь с доводчиком.
 - Просто я была последней, с кем он разговаривал! Он просил прощения, потом Гена сказал о нем немного, а на поминках его сын всю правду мне открыл. Можно сказать, открыл на Василия глаза. Он ведь не злой вовсе… был, просто в жизни не повезло!
 - Ясно. Ну, что ж, значит, это его я должен поблагодарить за то, что ты жива и сейчас со мной!
 - Да, пожалуй! Хотя сначала мне казалось, что это я пыталась его спасти… а оказалось, мы взаимно помогали друг другу!
 - Стали одной командой.
 - Да, только жаль, что это оказалось таким недолгим! С ним можно было отлично сработаться!
 - Жень, ты не прячь слезы! Я понимаю, что Василий навсегда останется в твоей памяти, как хороший коллега, как тот, кто спас тебе жизнь! И я буду тоже его помнить, и благодарить за то, что он тебя спас! Я очень тебя люблю! ПОЖАЛУЙСТА, НЕ СКРЫВАЙ ОТ МЕНЯ НИЧЕГО! Хорошо?
 - Хорошо! – сказала я, и Рома снова обнял меня, а через минуту-другую мы неторопливыми шагами пришли к его новой палате.
Мы сидели рядом на его койке, прижимаясь друг к другу, ни о чем не  думая. Я то, словно какую-то маленькую игрушку, теребила пальцами его пальцы, то подушечкой указательного пальца вырисовывала круги на его ладони, исчерченной этими непонятными, как их называют, линиями жизни, одна из которых в одном месте прервалась и возобновилась, обозначив навсегда в нашей жизни этот мрачный период.
                ***
 - А вот и мы! – сказала мама, чья фигура появилась в дверном проеме палаты, когда Рома уже полусидя, лежал на койке после капельницы.
 - Папа! Папа! – прокричали радостно девчонки и подбежали к Роме, который протянул к ним руки.
 - Дядя Рома!
 - Привет, герой! Ну, как, позаботился обо всех наших девчонках?
 - Обижаете, дядя Рома!
 - Вижу! Я знал, что ты настоящий мужчина! Ну, как вы без меня, родные мои? – спросил Рома уже у девчонок, которые, пристроившиеся рядом с ним на койке, а он легко обнял их обеими руками и прижал к себе – Соскучились, маленькие мои?
 - Да!
Я улыбнулась и стерла с лица, невольно выкатившуюся наружу, слезинку умиления, а эти трое улыбались мне такими счастливыми улыбками, словно и не было с нами ничего плохого. Мама тоже украдкой стерла слезы со щек и, глубоко выдохнув, улыбнулась. Он крепко прижимал девчонок к себе, светились счастьем их личики, которыми они прижимались к нему, и мир на несколько минут растворился вокруг, оставив нас всех наедине.
Мы говорили обо всем, хотя все это казалось таким бессмысленным, но мне столько хотелось ему сказать, просто сказать, не понимая, зачем ему все это знать. Хотелось слышать его голос, хотелось видеть и знать его реакцию, просто видеть его неравнодушное лицо и слышать смех, пусть даже не совсем решительный.
 - Ну, все, нам пора! – сказала я, заглянув ему в глаза и опустив взгляд к его руке, в которой умиротворенно лежала моя ладонь – А мне так не хочется уходить!
 - Поезжайте домой! Тебе нужно отдохнуть – ты у меня с дороги, да и перенервничала сильно! А со мной все будет хорошо теперь, ты не волнуйся!
 - Не могу! Я так боялась тебя потерять! – сказала я, а слезы вновь потекли по щекам, и соленые капли потекли прямо на губу, и я сглотнула их, улыбаясь.
 - Все прошло! – сказал он, как мне показалось, совершенно спокойно, рукой опустил мою голову к себе на плечо и поцеловал в уголок губ.
Я закрыла глаза и поняла, что именно сейчас хочу, чтобы время не просто замедлило ход, а вообще остановилось и перестало считать эти скудные мгновения, секунды, минуты. Ромка ничего не говорил, не утешал меня, когда слезы текли по моим щекам, а просто поднял к себе мое лицо (руки у него были такими теплыми, что ими можно было бы греться даже в самую лютую стужу), улыбнулся так, что я даже забыла все плохое, что было в моей голове все эти бесконечные дни и недели страшного ожидания.
 - Теперь нам точно пора, – сказала я, улыбнувшись в ответ на его улыбку, а он смотрел на меня так, словно обнимал, и я чувствовала его тепло не просто всем телом, а сердцем и душой, хотя он уже не касался меня – Девочки, поцелуйте папу, и поедем домой!
 - Мы юбим тебя, папоська! – сказала Соня, чмокнув Рому в щеку, что одновременно с ней сделала Шурочка, а он просто поцеловал их в ответ с такой огромной нежностью, которая не уместится ни в одном человеческом сердце, и на несколько секунд крепко прижал к себе.
 - И я вас очень люблю! – сказал он, и девчонки еще раз поцеловали его в щеки, после чего спрыгнули ловко на пол, как птички, мгновенно вспорхнувшие с ветки.
 - Не кусяй, папочка! – сказала Соня, взяв за руку Сеню, следом за Шурой, которая взяла за руку меня несколькими мгновениями раньше.
 - Мы завтра пидём!
Я просто не могу без умиления слушать их речь – порой они так смешно говорят слова, что с трудом понятно, что они имеют ввиду.
 - Пока-пока! – сказал Рома, подняв вверх руку в знак прощания, а улыбка, которая теплом доставала до самого сердца, которое колотилось в груди, словно бешеный мотор, но уже умиротворенно.
 - Пока-пока! – дружно прокричали девочки, махая руками.
 - До завтра, родной! – сказала я, улыбаясь Роме.
 - Пока, Сенька!
 - Пока, дядь Рома! – сказал Сеня серьезно и с улыбкой, пожав руку Ромы, которую тот ему с гордостью протянул.
Когда мы выходили из клиники, Соня и Сеня, держась за руки, прыгали по ступенькам высокого крыльца, а Сашка делала это, глядя на них, держась за мою руку. Они так задорно хохотали, когда я пыталась их «приструнить», что я расхохоталась сама и даже пару раз прыгнула со ступеньки на ступеньку.
Телефон в кармане куртки вдруг зазвонил, когда мы уже спустились, прыгая, с крыльца, и я уже по мелодии уже знала, что это моя Олечка.
 - Чшш, мои хорошие! Пожалуйста! Да, Олечка!
 - Привет, родная! – сказала Оля, а голос звучал так, словно радость вырывалась из нее как взрывная волна.
 - Родила? – понимая, что случилось, спросила я, от радости чувствуя, как сперло дыхание.
 - Родила! – почти завизжала восторженно Оля, и мне, казалось, я даже вижу прямо сейчас, как она подпрыгнула от радости.
 - Ну, говори давай! Чего я из тебя тянуть буду?
 - Два девятьсот пятьдесят, пятьдесят сантиметров! Она такая, такая…!
 - Поздравляю, Олечка! Я так рада за тебя!
 - Спасибо, солнце!
 - Генка уже знает?
 - Да! Ты вторая, кому я позвонила. Только что с ним минут двадцать болтали – никак отпустить меня не мог, чертяка! Пришлось приврать, что пора пеленки менять.
 - Ну, да, в этом вся ты!
 - Хочешь сказать, что я врушка?
 - Нет! Что ты? Просто ты умеешь так соврать, что все тебе поверят, или хотят поверить! Ты ж не соврала что-то страшное! Маленькая ложь во спасение… Генка тебе это всегда простит! Он как на ухо присядет, знаю, так его не остановить!
 - Это точно! Только у меня это получается и у его мамы! – хихикнув, видимо, себе в кулак, сказала Оля – Она у нас такая своенравная, сразу свой характер показывает! Если есть хочет, так вся палата услышит, а то и коридор весь на ушах стоять будет!
 - Да, есть в кого! Вы с Генкой тоже далеко не ангелочки и паиньки!
 - Да уж! – сказала Оля и рассмеялась, будто ее кто-то щекотал – Прости, я такая дура!
 - Что ты говоришь такое, Оль? Почему?
 - Я даже не спросила, как твой Ромка? Есть какие-то перемены?
 - Есть! Огромные!
 - Так рассказывай скорее! Чего ж ты молчишь, окаянная?
 - Так я радовалась за тебя!
 - Ну, да! Ну? Говори уже!
 - Я сегодня приехала из командировки. Ромка уже в обычной палате, а я сдуру решила, что он… Такая дура, господи! Вот что, значит, крыша едет, дом стоит!
 - Ну-ка, поясни?
 - Да, дура! Говорить нечего! Забегаю в палату, санитарка белье убирает, а я спрашиваю, где Емельянов. Она, ты можешь себе представить, что сказала?
 - Что?
 - Отмучился, говорит, Емельянов! Ну, а я…
 - Господи! Женя! Да у нее, что не все дома? Как можно так сказать про человека, который в реанимации несколько недель лежал?
 - Да я сама дурочка! Как можно было так истолковать ее слова? Она ж, бабуля, божий одуванчик! Моя бы, наверное, так же сказала.
 - Да уж!
 - Слава богу, меня на улице Ромка поймал, когда я в истерике билась! Я еще его отчихвостила! Еле оторвались друг от друга потом. Стояли оба и плакали. А он, представляешь, говорит: «Я прогуляться вышел». Прогуляться он вышел, а я чуть не умерла там на этом самом месте!
 - Да уж! На день вас оставить нельзя! Вот погодите у меня, выйду и доберусь до вас тоже!
 - Тоже? Кому ты еще готовишь разбор полетов, Генке что-ли?
 - Кому ж еще? Да он у меня такой поросенок, ремонт доделывает. Вчера всю ночь обои клеил вместе с дедом, ты представляешь?
 - Понятно! – усмехнувшись, сказала я, подходя к своей машине, припаркованной недалеко от клиники Андреем, которому я позвонила еще утром и попросила пригнать ее. Ключи я специально оставила в ящике рабочего стола, куда Андрей всегда имел доступ.
 - А кто это у меня тут? – услышала я папин голос где-то за спиной – Что, мои солнышки? Идите-ка к деду!
 - Дедушка? – спросила Оля, тоже слышавшая сквозь телефонные динамики, восторженный папин голос.
 - Да! Привет, папуля!
 - Привет, родная! – сказал папа, поцеловав меня в щеку – Как ты?
 - Хорошо! Извини, Оль!
 - Ничего! Понимаю, давно не виделись! Давай, созвонимся попозже? Теперь у меня реально пеленки менять надо!
 - Давай, мамочка, приступай, принимай вахту! А наговориться мы с тобой всегда успеем!
 - Конечно! – сказала Оля, хихикая – Вахту принял!
 - Молодец! Давайте, пока, девчонки!
 - Пока-пока! Целую вас всех!
 - И мы вас целуем! Давай, всего хорошего!
 - Спасибо! Пока!
 - Оля?
 - Да.
 - Ну, как у нее дела?
 - У нее сейчас одно большое и важное дело – быть мамой!
 - Родила?
 - Родила! – сказала я, гордясь подругой и облегченно выдохнула – Два девятьсот пятьдесят, пятьдесят сантиметров. Во как! Не знаю, как Оля такая взволнованная все это выговорила – я-то как-то с трудом выговорила! – сказала я и усмехнулась.
 - Молодец! – сказала мама, поглаживая ладонью Сенькину голову.
 - Ну что, может, домой поедем? Я с дороги страшно устала, да и все эти эмоции! Как выжатый лимон!
 - Конечно, давайте, девчата, в машину. Деда вас подсадит. Оп-па! Вот так! Молодцы! Вот и отлично!
 - Как ты легко их усаживаешь в эти кресла! – сказала, покачивая головой, мама.
 - Ловкость рук и никакого мошенничества!
 - Давай, ловкий ты наш, поехали. Женечка, и, правда, вон какая усталая! Бледненькая вон какая!
 - Мам, я не бледная! Я сама поведу, пап.
 - Хорошо.
 - Ну что ты мне говоришь? Я же вижу! Все, давай, в машину. Дед, давай, иди, садись в машину. Следом поедешь.
                ***
Прошло почти два года…
День, как и подобает середине июля, был теплый и солнечный. По случаю этого, а так же моего первого отпускного дня мы всей семьей решили выбраться на велосипедную прогулку. Оседлав три двухколесных велосипеда, я, Сеня и Ромка с девчонками на передних сидениях, покатили по улицам города просто так без всякой цели.
 - Сенька, догоняй! Эй, папа, а ты чего как черепаха? – крикнула я, начав сильнее крутить педали велосипеда, и под восторженный смех Шурочки, сидящей передо мной на сидении, которое для нее, точно такое же, как для сестры на Ромкином велосипеде, мы мастерили все вместе.
 - А мы вас обогнали! – похвастался Ромка, переглянувшись с Сеней, когда мы все остановились, чтобы не врезаться друг в друга – Арсений, дай пять! Молодца!
 - Ладно, мы вам просто поддались! Правда, Шур?
 - Ага! – деловито сказала дочка, кивнув головой, и забавно, как строгая учительница, погрозила пальцем Сене и Ромке, которые дружно рассмеялись.
 - Согласен! Вы же катаетесь куда лучше нас «студентов»! – сказал Ромка и тихонько ущипнул Саньку за щечку, на которую сбилась легкая волнистая прядь темных волос, таких же, как у меня.
Саша радостно улыбалась, смущенно поморщив лобик и глазки, а я провела рукой в мотоциклетной перчатке без пальцев по ее головке и чмокнула в макушку.
 - Устали, мои крошки? – спросила я, придерживая Сашу, которая уверенно сидела на сидении и покачивала ногами.
 - Нет, мамочка! Давайте еще покатаемся, пожалуйста! – залепетала Сонька, заглядывая в лицо Ромки, который заговорщически заулыбался.
 - Пожалуйста! – подхватила их призыв Шура, и я улыбнулась им всем.
 - Да, я с радостью! Только предлагаю зайти куда-нибудь подкрепиться и продолжить нашу прогулку.  Как вам такое предложение?
 - Ура! – закричали дружно девчонки.
 - Тогда папа выбирает место.
 - Ладно. Едем за мной! – сказал Рома, и мы снова прыгнули на велосипеды и поехали вперед, и на сердце было так же легко и спокойно, как в тот день, когда мы вышли за стены клиники и ответили на вопрос врача в один голос: «В новую жизнь!».
 
                ГЛАВА 21: ХОРОШИЙ ДЕНЬ, ЧТОБЫ ОСТАНОВИТЬ ВРЕМЯ
 - Черт! – сонно промямлила я, услышав, как зазвенел будильник, и, не открывая глаз, ладонями потерла глаза, а потом и все лицо, убирая с него пряди всклокоченных волос – Чертов будильник!
Я услышала Ромкин тихий смешок, громкий зевок, и его рука опустилась невзначай на мою обнаженную грудь. Я не стала его останавливать, а только хитро улыбнулась, но глаз не открыла. Мне стало интересно, что он еще предпримет в сонном или полусонном состоянии, чтобы меня разбудить.
 - Женечка, солнышко, пора вставать! – сказал он, а я его рука медленно сползла вдоль моего тела до тонкой резинки трусиков, после чего начал целовать, обрисовывая мои щеки круговыми дорожками поцелуев, и я готова была растечься от нежности по кровати, как вода.
 - Что ты со мной делаешь? – прошептала я, когда его губы соприкоснулись с уголком моих губ.
 - Бужу!
 - Считай, что разбудил! Иди ко мне!
 - Я и так с тобой! – сказал он, держа руку на моем плече и заглядывая в глаза с неописуемой нежностью, будто обнимал одним взглядом.
 - Ты понимаешь, о чем я! – прошептала я чуть укоризненно, склонив его голову ухом к своим губам, проводя как по шерстке котенка, по его коротким черным волосам.
 - Мы же опоздаем на работу! – хитро улыбаясь, попытался возразить Рома.
 - Хватит слов! У нас еще вагон времени! Или я сама сейчас возьму тебя в плен, – сказала я, и за несколько секунд перевернула его на спину и уселась на него верхом.
 - Ну, уж нет! Я так легко не сдамся! – сказал он и перевернул меня, прижав своим телом к матрасу, и закрыл мой рот поцелуем.
                ***
 - Так, встаем-встаем быстренько! Пора умываться и собираться, – сказала я, поцеловав поочередно девчонок, которые лениво и еще сонно потягивались, и откинула их одеяла, хлопая в ладоши при этом – Сеня, иди кушай, каша на столе.
 - Хорошо, мам.
 - И ты тоже! – сказала я, когда Рома, уже надевший джинсы и футболку, зашел в комнату девчонок и, поцеловав меня в шею, подошел к девчонкам и подхватил их на руки одну за другой.
 - Конечно! Только вот доставлю в ванную этих двух проказниц! – сказал Ромка, и девчонки захихикали, переглядываясь друг с другом.
 - Так чего ждешь? Вперед! Нам всем надо бы поторопиться.
 - Согласен! – хитро улыбаясь, сказал Рома и на выходе из комнаты незаметно взгляду девчонок подмигнул мне одним глазом, от чего я неожиданно даже для себя залилась застенчивой краской.
Пока Сеня и Рома за обе щеки уплетали овсянку, я помогала Соньке с Сашкой одеваться, попутно приводя себя в порядок. Со стороны глядя на нас, можно было предположить, что мы какие-то суетные и опаздываем постоянно, но просто мы привыкли, как любит шутить Ромка, собираться оперативно (намекая на мою профессию, конечно), делая несколько дел сразу.
 - Все? Все готовы? – спросила я, вышедши в прихожую.
 - Да! – в один голос сказали Шура и Соня, которым Рома уже помог обуться.
 - Тогда чего ждем?
 - Не чего, а кого! – сказал Рома, улыбаясь.
 - Меня что ли?
 - Какая ты сообразительная!
 - Сейчас кто-то схлопочет, и я надеру ему уши!
 - Кто это? – шутливо оглядываясь вокруг себя, спросил Рома, словно искал что-то или кого-то – Девчонки, вы не знаете, кому мама надерет уши? И где этот кто-то? Куда он мог залезть?
Девчонки, смеясь, отрицательно помотали головами, а Ромка, воспользовавшись моментом моего молчания, поцеловал меня в губы.
 - Так, я, кажется, телефон на кухне оставил. Секунду погодите! – сказал Рома и нырнул в сторону кухни.
 - Девочки, выходим-выходим! Маме с папой надо успеть вовремя на работу, – сказала я, хихикающим, дочерям, на которых Сеня, едва сдерживая смех, посматривал взглядом, поднятым от ботинок, шнурки на которых завязывал в это время – Сеня, перестань уже их развлекать!
 - Так, это кто здесь кого развлекает? – спросил Рома, вернувшийся с улицы, и улыбнулся, шутливо упирая при этом руки в бока – Кажется, это моя привилегия!
 - Еще ты поразвлекай их, Ром! – сказала я, с улыбкой покачав головой.
 - Так, все, идем! А-то мы страшно разозлим нашего «капитана маму»! – сказал Ромка и подхватил девчонок на руки – Хотя она у нас добрее всех добрых!
Я только усмехнулась и покачала головой. Порой он своим чувством юмора меня доводит до предела, но этим же чувством юмора сводит все наши разногласия на нет, одновременно и развлекает, и учит детей, как себя правильно вести и что делать. Иногда вспоминается, что больше десяти лет назад он и сам вел себя, как последний подонок, но меньше всего верится в то, что это было на самом деле. Как показывает жизнь, «горбатого исправит» не «только могила», и даже у самого отъявленного подлеца может оказаться ранимая и светлая душа, которую он тщательно пытается скрыть ото всего мира. Если бы тогда двенадцать лет назад кто-то сказал мне, что за того «напыщенного маминого сынка, который привык, что все в жизни ему легко, как по щелчку пальцев, достается, а все, что бы ни натворил, прощается…», я выйду замуж, а уж тем более буду любить и увижу в нем свое отражение, я бы не поверила, да и вообще убила бы за такие слова.
Пока я помогала Сене надевать на плечи рюкзак, закрывала ключами одну за другой двери квартиры (некоторые из особо завистливых соседей сквозь зубы у нас за спиной называют ее «аэродромом», а нас при этом чуть ли не «продажными олигархами» и «с жиру бесящимися»), девчонки уже о чем-то с, присущей им не по годам развитой рассудительностью, нравоучительно разговаривали с Ромой. В свои пять лет Сенька тоже был уже таким рассудительным, поэтому я даже не удивилась совсем, когда и у девчонок эта черта характера проявилась.

 - Поехали! – громко вскрикнули эти трое, когда двери лифта открылись перед нами на первом этаже, и Рома с девчонками наперевес выбежал на площадку этажа, после чего так же быстро сбежал по ступенькам к двери, которую Сеня перед ним открыл и изо всех своих сил продержал ее, такую тяжелую, до тех пор, пока я не вышла.
Солнце, выглянув из-за одинокого облака на, голубеющем все больше, небе решило пощекотать глаза и ресницы, легкий майский ветер коснулся лица, словно мамина добрая рука провела по щекам и на несколько секунд на них остановилась. Я пожмурилась, смотря прямо над головой в бесконечное небо, надела темные очки и подошла к машине, где, с присущей ему легкостью в самых сложных делах, Рома усаживал детей на заднем сидении и помогал им пристегиваться.
 - Кто-то, кажется, не хотел опаздывать на работу! – игриво щурясь, обратился ко мне Рома, опустив одну руку на крышу автомобиля, стоящего с открытыми передними дверями.
 - Я! – взглянув на большие круглые наручные часы со стразами, которые Ромка подарил мне два месяца назад на День Святого Валентина – Все, едем-едем!
 - Мы готовы, товарищ капитан! Прошу! – указывая в салон машины, сказал Рома и, дождавшись, пока я усядусь, опустился на сидение рядом, пристегнулся, повернул ключ зажигания и взялся одной рукой за руль.
Когда мы отвезли детей в детский сад и школу, движение в городе уже вошло в раж – стали образовываться заторы и пробки. Солнце вовсю пробивалось в тонированные стекла нашей машины, когда Ромка остановил машину около здания, где меня ждали «суровые милицейские (уже полицейские) будни».
 - Ты у меня такая красивая во всей этой почти армейской одежде! – сказал Рома, посмотрев на меня с ног до головы – Ты точно не замерзнешь в этой футболочке?
 - Точно! – сказала я, взглянув на рукав белой футболки, на которой была напечатана наша семейная фотография.
Такие футболки мы заказали всем, отобрав специально разные семейные фотографии, и даже в этих футболках участвовали в городском конкурсе «ПАПА, МАМА, Я – СПОРТИВНАЯ СЕМЬЯ!», где и победили.
 - Погода сегодня теплая очень! Не волнуйся! Ну, я пойду?
 - Это ты меня спрашиваешь или утверждаешь? – лукавя, спросил Рома, заглядывая в мои глаза, понимая, что сейчас под таким его взглядом я вновь стану безоружной, несмотря на табельный пистолет в кобуре, надетой под жилет такого же пятнистого цвета хаки, как и мои любимые брюки.
 - Ну, Рома! – словно ребенок, упрашивающий родителя о чем-то, сказала я, и он усмехнулся, после чего приложил свою ладонь к моей щеке и увлек в сладкий поцелуй.
 - Я люблю тебя! – сказал он, не сводя с меня взгляда.
 - И я тебя очень люблю! – сказала я, смотря ему в глаза, как в бездонное море – А сейчас, мне, правда, пора!
 - Ну, что ж, иди, хотя мне совсем не хочется тебя никуда отпускать! – сказал Рома, а я заулыбалась еще шире, и мне так захотелось в этот момент остановить время.
 - Я буду очень скучать!
 - Я тоже! – сказал Рома и еще раз поцеловал меня, а я открыла дверцу машины и, чмокнув его в губы, как шаловливая девчонка, которую он так во мне любит видеть, и, можно сказать, выпорхнула как бабочка, на асфальт.
Захлопнув за собой дверцу, я помахала ему рукой, давая понять, что мне пора уже снова стать суровым борцом с организованной преступностью, а ему мчаться к своим спортсменам, готовящимся стать чемпионами. Он махнул мне в ответ, с нежностью в глазах улыбнулся, и я направилась к входу, до которого меня провожал его любящий взгляд.
 - Доброе утро! – сказала я так громко, что Васька, в это время что-то втихаря нажевывающий, едва не подпрыгнул на месте.
 - Ой! Привет, Женька!
 - Привет! Ты чего уже жуешь, Васька? Тебя чего дома не кормят?
 - Да, позавтракать не успел, пришлось по пути заскочить за шаурмой.
 - Вась, фу! Как ты это ешь? Ты хоть знаешь, из чего ее делают, эту твою шаурму?
 - Блин, Евгения Владимировна! – прокашлявшись, сказал, поперхнувшийся, Вася – Нет, чтобы приятного аппетита пожелать!
 - Я не Блин! А что, скажешь, я не права?
 - Не знаю. Я не выяснял, всегда там беру, и живой еще!
 - Ладно, приятного аппетита тебе! Василий Степаныч!
 - Спасибо! – продолжив жевать, сказал Вася и уставился в свой журнал, а я, мысленно смеясь, миновала пост.
По коридору я шла практически бегом, и когда зашла в кабинет, все, кроме Кости были на месте.
 - Привет всем! А где начальство?
 - Начальство у своего начальства.
 - Ясно. Ну, какие у нас на сегодня задачи?
 - Вот придет наш Константин, и узнаем. Вызовов пока не было.
 - Ладно, все ясно.
 - А ты чего светишься вся? Случилось чего?
 - Все хорошо! Просто день сегодня хороший! – пожав плечами, ответила я.
Ребята, переглянувшись, заулыбались, и в этот момент открылась дверь кабинета. Костя своим привычным шагом пересек кабинет и остановился около своего стола, опершись задом о столешницу.
 - Что-то вы быстро, Константин Николаевич! Какие-то особые указания?
 - Я бы не сказал, что особые. Появилась информация, что сегодня на старом складе химзавода состоится встреча с продажей крупной партия оружия и, возможно, наркотиков. Необходимо сесть в засаду и на месте всех задержать.
 - А почему мы?
 - Потому что информация не совсем точная и может являться липовой. Нам надо установить, действительно ли все состоится и попробовать задержать. В случае чего, сразу вызывать ОМОНовцев! Никакой самодеятельности! Ясно?
 - Ясно, – сказали в голос я и Гена.
 - Так, едете все. Ребята, я не шутил, когда сказал: «Никакой самодеятельности!». Жень, у меня к тебе огромная просьба, не рваться в бой впереди мужиков! Ребята, отвечаете головой, если что прикрываете! Ясно?
 - Так точно, Константин Николаевич!
 - Молодцы! Пока все. Машина вас уже ждет на улице. Всегда будьте на связи. И помните, никаких резких движений – для этого есть ОМОН!
 - Да, поняли мы, поняли!
 - Все, езжайте.
Один за другим мы высыпали из кабинета, стуча подошвами ботинок об пол. Уже в машине я вспомнила, что оставила телефон в ящике рабочего стола, и мысленно выругалась на саму себя.
 - Жень, ты чего? Что-то не так?
 - Нет! Все в порядке. Просто вспомнила, что телефон остался в ящике стола.
 - Вернуться?
 - Нет! Я думаю, он мне будет только мешать.
 - Ну, смотри. А-то еще успели бы сбегать.
 - Поехали уже!
 - Что, не терпится погеройствовать?
 - Можно сказать и так. Поехали уже. Мои поймут, если что. Они знают, что я на работе и мне некогда разговаривать по телефону. Перезвоню им потом сама.
 - Ну, все, командир, тронулись!
Машина мчалась по улицам города, хотя и без сирены – внимания привлекать было нельзя. Я зачем-то смотрела внимательно в окно, словно мне надо было все это запомнить.
 - Жень, ты чего?
 - Я? Ничего! А что?
 - Просто у тебя лицо такое было, как будто ты сейчас заплачешь!
 - Ничего подобного. С чего бы ради мне плакать? Вы когда-нибудь плачущего оперативника перед заданием видели?
 - Перед заданием нет, а вот после частенько, либо оперативников, либо их родственников.
 - Слушай, Серый, заткнись, а!
 - А что такого я сказал? Мы что первый раз на задание идем, и Женька достаточно опытный оперативник, чтобы не повестись на какие-то слова.
 - Ладно, все, ребят, прекратите! Вы чего? Вы за три года моей работы сколько раз слезы в моих глазах видели?
 - Один точно был.
 - Так этот один и у вас был, и то после задания.
 - Да. Жень, ты броник надеть не хочешь?
 - Я? Зачем? Сказали же, что на этот случай есть ОМОН! Я же в пекло лезть не собираюсь!
 - Ну, смотри! А-то мало ли какой форс-мажор!
 - Ребят, никаких форс-мажоров! Или я хреновый оперативник?
 - Вот тут я не согласен! – возразил Гена, коснувшись моего плеча.
 - Я тоже! – сказал Сергей – оперативник, заменивший погибшего почти три года назад Васю Кравцова – Дай пять!
 - Отличный настрой, ребят! Мы подъезжаем.
 - Отлично!
 - Так, нам нужно быть примерно в этой точке, отсюда все видно, как на ладони, можно легко заснять. Вы занимаете свои позиции. Я здесь все обозначил: кто и где должен находиться. Вот! Все ясно?
 - Так точно! – сказала я, а Сергей с Геной согласно кивнули.
Сергей поправил черную шапочку, из-под которой выглядывал хвост из черных волос длинной сантиметров пять-семь, что в тот момент, когда к нам в отдел его перевели из спецназа (чего он захотел сам, а мы о причинах такого решения его не стали расспрашивать), и представили, как нового напарника, лично меня немного удивило. Его экстравагантная внешность, как мы поняли с первых минут совместной работы, ничуть не умаляла его профессионализма – на деле это оказался настоящий боец, который легко ориентируется в сложившейся ситуации, даже при самых форс-мажорных обстоятельствах. Мы стали понимать друг друга буквально без слов, как и было с Геной в свое время. В рабочей обстановке Сергей непробиваем, как стена, а в жизни не может устоять только перед двумя вещами: красивыми женщинами и книгами, которых у него дома целая «публичная библиотека», хотя с трудом верится, что у него когда-либо появляется свободная минутка, чтобы их читать. Он просто коллекционирует произведения зарубежных и русских классиков, и знает толк в хорошей литературе, несмотря на то, что у него такой суровый характер и такая «фанатичная страсть к такой жестокой работе», как говорит его мама, не раз приносившая ему и нам пирожки на обед.
 - Все! По местам?
 - По местам! – отчеканил Гена, и мы поочередно покинули машину, где остались только Андрей и его помощник, с кучей аппаратуры, которая удивительно легко поместилась в УАЗике, которому нашли самое безопасное и недоступное постороннему взгляду месте.
В кучу собираться было опасно, но и держаться далеко друг от друга тоже, поэтому наши позиции находились в шаговой доступности друг от друга, а снабженные рациями, мы запросто могли переговариваться, не сдвигаясь с места и не создавая лишнего шума. Сергей подмигнул мне одним глазом, когда мы расходились по своим позициям друг напротив друга на расстоянии нескольких метров.
Установилась тишина. Изредка сигнализировали рации – так мы контролировали друг друга, а Андрей с помощником контролировали нас и предупреждали о происходящих движениях на недоступной нашему взгляду территории этого некогда огромного предприятия, у которого давно уже новое здание, а старое стало никому не нужной городской собственностью. Нам начало казаться, что все наше предприятие стало бессмысленным сидением на заднем месте, когда в помещении началось движение и послышались грубые мужские голоса, а по рациям пролетели три коротких слова: «Готовность номер один!».
Четверо мужчин решительно прошлись по помещению до определенного места и остановились. Они точно знали, где им остановиться, точно знали, зачем, но ни один из них не мог знать, что за стенами из, показывающегося под обломками краски и штукатурки, кирпича за ними скрупулезно следили три оперативника из отдела по борьбе с организованной преступностью. В фигуре одного из них что-то показалось мне до боли знакомым, но я не могла понять что, а тихий голос Андрея в наушниках одернул меня.
Подошли еще пятеро мужчин более солидного возраста, нежели эти салаги примерно моего возраста и чуть старше. Они негромко что-то обсуждали, а камеры, вмонтированные нами в стены так, чтобы не были заметны, тщательно фиксировали все происходящее на компьютер Андрея, сидевшего с аппаратурой и напарником в машине. Все шло, как по маслу, и мы даже немного расслабились, что  данных обстоятельствах было непозволительно.
Они на несколько минут исчезли из нашего поля зрения, но потом вернулись, но только те четверо, что приехали первыми. Совсем рядом со зданием прошуршали автомобильные шины, и две огромные машины быстро покинули место. Еще через несколько минут их в помещении осталось только двое, и они о чем-то еще переговаривались, даже посмеивались.
 - Вано, нас походу головняк! Нас кто-то заложил, падла, жучара! Легавые нас пасут!
 - Дьявол! – крикнул второй, и я почувствовала запах паленого, а в глаза уже полез дым от, брошенной мне под ноги, дымовушки.
«Черт!» - подумала я, закрывая лицо рукой в мотоциклетной перчатке, но дым уже попал в легкие, и я начала кашлять. Бездействовать было нельзя, и я подскочила на месте, зажав руками пистолет. «Стой!» - по рации сказал мне Гена, «Не дергайся!» - сказал следом за ним Сергей, «Уйдут же!» - отчеканила я, кашляя, и рванула за одним из преступников, кинувшихся по сторонам врассыпную. Он бежал от меня, видимо, со знанием дела – не первый раз, видимо, уходил от преследования, но и я была не сопливой стажеркой спортивной секции, я не упускала его из вида ни на шаг. Вместе с ним я пробежала почти по всем бывшим служебным помещениям химзавода, вместе с ним перемахивала через все препятствия, как на учениях, где меня и заметил Сергей Васильевич – начальник отдела.
- Вали ее, гасимся! – крикнул один из преступников, не прекративший движения и оказался уже почти за территорией завода, где его ногу настигла моя пуля, и тут же подоспел Гена, схвативший преступника.
 - Я сама! – крикнула я Гене, который повел прочь задержанного, который вопил, как резаная свинья и пытался вырваться.
 - Стой, стрелять буду! – крикнула я, когда после того, как перемахнула за ним следом через трубы уже на улице, и тут он, еще мгновение назад не прекращавший движения,  замер, как вкопанный, стоя ко мне спиной – Не двигаться! Бросай оружие!
Он почему-то помотал отрицательно головой, хотя не совершал никаких движений, словно что-то отрицал сам для себя. Я увидела его лицо, на котором застыло странное удивление и даже блеснула улыбка.
 - Женька! Это ты? – услышала его голос, такой спокойный, словно он говорил мне: «Наплевать, что уроки не сделала! Решу я за тебя эту математику!», и сама оцепенела от ужаса…
Его лицо, хоть и было изуродовано шрамом от ожога на полщеки, не узнать его или обознаться я не могла – это был Ваня. Я одернула саму себя, решив, что это мираж, но Ванины глаза нельзя было ни с какими другими спутать – на меня смотрел не кто иной, как Ваня Королев – моя первая школьная любовь, мой погибший жених и отец моего сына.
 - А ты почти не изменилась! – сказал он, а я как будто оцепенела в одно мгновение. – Как будто и не было этих двенадцати с лишним лет!
Я восстановила в памяти тот ужасный день, когда впервые решилась съездить на могилу на кладбище при той злосчастной воинской части, пожар в которой навсегда отнял у меня любимого парня, а Сеню лишил отца, вспомнила, как взгляд его с фотографии на памятнике пронизывал мое сердце…
 - А стрижка тебе идет! – сказал он так, как будто мы старые друзья, встретившиеся случайно на улице или в какой-нибудь кафешке, просто поболтать, а не, столкнувшиеся лоб в лоб на задержании, оперативник ОБОПа и преступник, одному из которых, скорее всего, суждено получить пулю.
 - Этого не может быть! – как мантру, начала повторять я, по-прежнему держа его на прицеле – Почему?
 - Пацаны буквально спасли меня, я был перед ними в долгу! Я стал уродом и не мог вернуться к тебе таким! Зачем тебе такой урод, как я? Ты же была такая юная! Прости, Женька!
 - Как же так? – спросила я, не его, не саму себя, а кого-то свыше, кто не мог дать мне ответ, и на несколько секунд разжала руки и опустила руку с пистолетом – Ваня, прошу тебя, только не двигайся и опусти оружие! Я должна буду выстрелить на поражение!
 - Не, Женька, не могу я в тюрьму! Прости! Прости! – сказал он, и я услышала и отчетливо почувствовала выстрел в своей груди – У меня нет выбора, Женька!
 - А Сенька так гордился… своим, – сказала я и начала падать сначала на колени, а потом и всем телом – папой!
 - Что? Что ты сказала, Женя? Женя! – кричал он, опустившийся рядом со мной на колени и поднявший меня над холодным асфальтом, уложил меня на свои колени, не отпуская рук, прикосновения которых мне были уже невыносимо противны, но все еще такими близкими, а по лицам моей семьи на футболке под жилетом поползло, все застилающее кровавое пятно.
 - Наш сын так… гордился… папой! – сказала я, чувствуя, что уже не могу дышать, и из последних сил, сжав пистолет в руке, прижала к его груди холодное дуло, а он даже не сопротивлялся, и, казалось, не просто не заметил, как я выстрелила прямо ему в сердце, не сдерживая слезы, которые вырвались из меня наружу, а даже ждал этого выстрела.
 - Ты… стала… такая красивая… Женька! – сказал он и испустил смертельный вздох, рухнув, как бревно рядом со мной.
 - Женя! Капитан Емельянова! Что ты делаешь? Женька! – услышала я чей-то крик совсем рядом и в то же время будто откуда-то из подвала – Нет! Черт!
 - Не стреляйте! – крикнула я, видя, как ребята нацелились на него.
Мужские руки снова подняли меня над асфальтом, но я уже не могла открыть глаз, да и дышать-то уже почти не могла.
 - Господи! Ну, почему ты такая упрямая? Почему ты не надела этот чертов бронежилет? – спросил скорбный голос, прозвучавший в моей голове словно эхо.
 - Надо Сеню забрать из садика! – сказала я, понимая, что сына сегодня некому забрать из школы – Рома на работе допоздна, я тоже, а мама с папой заняты ремонтом, и мне не хочется их напрягать.
 - Заберешь, Женька, обязательно заберешь! – донесся до меня какой-то полускорбный мужской голос, и один за другим память начала беспорядочно выдавать мне короткие порции воспоминаний с самого детства, и я поняла, что моя жизнь обрывается, а на щеку выкатилась слеза.
                ***
Я так давно его не видела и успела соскучиться за три месяца, которые длилась командировка моего любимого следователя. Он подхватил меня под мышки и закружил над  землей, радостно поприветствовав меня: «Привет, моя маленькая спортсменка!». Я крепко держалась за его руки, потом долго прижималась к широкому теплому плечу, чувствуя себя самой счастливой на свете. «Папочка, я так соскучилась! Не уезжай больше так надолго, пожалуйста!» - сказала я, держась за его шею так крепко, словно он мог исчезнуть. «Обещаю!» - сказал он, чмокнул меня в нос и пощекотал своими усами мою щеку. Потом он, крепко прижимая к своей груди, нес меня через всю поляну в сторону бабушкиного дома, который в свете солнца мне казался почти сказочным, а там нас уже ждала мама, от радости всплеснувшая руками.
                ***
 - Жень, – сказал Ромка, шедший будто нарочно за моей спиной, когда мы шли от реки по лесной тропинке.
 - Что? – спросила я его, взъерошив мокрые, вытертые маленьким полотенцем, которое заботливо выбирала из своего старенького, но надежного шкафа, бабушка.
 - Давно хотел спросить…
 - О чем? – спросила я, снова взъерошивая мокрые волосы и слегка запрокинув голову с закрытыми глазами, будто позволяя солнечным лучам ласкать мои щеки.
 - Тебе очень идет это платье!
 - Ты это давно хотел сказать? – усмехнувшись, удивленно спросила я и посмотрела на Рому с улыбкой.
 - Нет! – усмехнувшись, ответил он – Это не то! Это я так, к случаю! Жень, остановись, пожалуйста!
 - Остановилась! – улыбнувшись, сказала я и обвила его за пояс обеими руками – Что же ты хотел сказать? Говори скорее! Я страшно заинтригована!
 - Жень, ты только выслушай меня до конца, пожалуйста! обещай!
 - Обещаю!
 - Жень, я хочу тебе предложить, даже не знаю, как это сказать… Давай разведемся. Стоп-стоп! – сказал Рома, когда я ошарашено уставилась на него в немом возмущении – Ты обещала дослушать до конца!
 - Обещала! Но это же… я что была плохой женой? И это после всего, что мы вместе прошли, что я для тебя сделала?
 - Женечка, я очень тебя люблю! – сказал Рома, опускаясь на одно колено – Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, и чтобы это была самая красивая свадьба на свете! Ты согласна?
Я залилась и смехом и невольными слезами одновременно, с трудом отражала реальность, сказав «Да!» как во сне, а Рома закружил меня на руках, подхватив под мышки, только подол моего яркого летнего единственного платья, почти невесомо кружился вместе с нами.
                ***
 - Вань, куда мы едем? – спросила я Ваньку, который сидел на мотоцикле прямо передо мной, такой сильный и такой надежный, каким я увидела его впервые на школьном утреннике, где он играл Деда Мороза, а я Снегурочку.
Он тогда был еще одиннадцатиклассником, а я училась в девятом, и меня попросили сыграть Снегурочку вместо Светки Богомоловой, которая неожиданно залегла в больницу с тяжелой формой гриппа. Встреча наша оказалась случайной, и мое появление в качестве «внучки» для Вани было сюрпризом.
 - А что ты мне не доверяешь? – спросил он, а я крепче прижалась к нему.
 - Доверяю!
Летний ветер, как шальной развевал мои волосы до плеч, которые я практически никогда не распускала в школе, и мне нравилось это шальное ощущение.
 - Значит, ты мне все-таки не скажешь, куда мы едем?
 - Пожалуй, скажу! – хитро улыбаясь, сказал Ваня и добавил скорость.
 - И куда же?
 - В рай! – сказал он довольным тоном, и я рассмеялась, слегка запрокинула голову назад, подставляя ветру свои волосы…
 - Держись, принцесса! – крикнул он, когда я распустила вверх руки, словно крылья, и через секунду-другую, радостно визжа, схватилась за него так крепко, что он мог потерять равновесие от неожиданности.
 - Ну, вези меня в рай, мой принц на черном коне! – сказала я, поцеловав Ваньку в ухо, и засмеялась, когда он почти завизжал от щекотки.

                ГЛАВА 22: КОГДА Я УМЕРЛА…
На редкость переменчивым оказался это май. Еще утром, когда мы встали, солнце светило вовсю, да и весь день небо не мрачнело. А сейчас за окном так неистово буйствовал ветер, даже накрапывал дождь. Почему-то я не могла дозвониться до Женьки – ее мобильный выдавал мне только длинные циничные гудки, и сама не знаю, почему меня это так будоражило. Женька ведь часто на работе не отвечает на звонки мобильника, и даже старается не брать его с собой на задания или операции, как они там именуют эти свои погони за преступниками.
Я стояла у окна, то и дело сжимая в руке маленькую трубочку, которая не могла соединить меня с дочерью и выдавала только несколько гудков и надпись: «Нет ответа!».
Ветер все сильнее буйствовал, а в нашем доме раздался тревожный звонок. Почему-то я сразу почувствовала, что он несет не добрую весть, хотя никаких новостей мы не ждали.
 - Алло! – сказала я, подняв трубку с тревогой на сердце, хотя совсем не понимала, от чего она вдруг появилась.
 - Квартира Симоновых?
 - Да, – тревожно ответила я, и даже ужаснулась, увидев в зеркало, как нахмурилось мое лицо.
 - Анна Анатольевна?
 - Да, это я. Кто вы? Кто говорит?
 - Я коллега вашей дочери. Константин Николаевич Гольцов, следователь. Я должен вам сказать…
 - Что сказать? Ну, говорите же! Не молчите!
 - Дело в том, что во время задержания…
Этот мужчина долго подбирал слова, а мне казалось, что в этот миг земля под моими ногами исчезает, а весь мир вокруг рушится, как кирпичная стена с непрочной кладкой. Мне даже показалось на какой-то момент, что я нахожусь во сне и никак не могу проснуться. Я даже не ощущала себя в реальности, когда неслась по коридору больничного корпуса, где около операционной меня с трудом сдержали Вова и Женькин коллега.
 - Где моя дочь? Пустите меня к ней! Господи, Женечка!
Не знаю, как мне удавалось держаться на ногах, когда врач мне говорил о том, что моя дочь была ранена в сердце, что на нем проведут операцию, но даже после этого у нас не появится полноценной надежды на то, что она выживет. Я находилась будто между небом и землей, когда час за часом текло бесконечное время, ничего не меняя при этом.
 - Бабушка! – позвал меня Сеня, который вместе с Ромой почти бежал по коридору больничного корпуса с портфелем наперевес.
 - Сеня! – со слезами пополам едва выговорила я, прижимая к себе внука, который обхватил меня своими ручонками изо всех своих сил, и я уже слышала и почувствовала на себе, как он плачет – Ты сказал ему?
Рома, молча, кивнул, больно прикусив нижнюю губу и, отвернувшись лицом к стене, сжал ладони в кулаки и прижался к холодному бетону, готовый или раздавить его всем своим весом, или разбить себе голову на этом самом месте. Я понимала сама абсурдность собственного вопроса. Как он мог не сказать ничего единственному Женькиному сыну? Как он вообще мог молчать? Сеня уже достаточно взрослый, и сочинить для него сказку, что мама уехала по работе, по какому-нибудь спецзаданию, не получится – он быстро поймет, что его обманывают, и выпытает правду (в этом он, несомненно, пошел в Женьку). Вова подошел к Роме, с трудом переставляя ноги, обхватил за плечи, не дав удариться о стену головой.
 - Тише-тише, Ромка! – сказал он, крепко обняв его – Рано сдаваться, рано! Моя девочка так просто не сдается! И мы не сдадимся! Слышишь меня? – спросил он настойчиво, тряхнув зятя за плечи, тот кивнул в ответ, по-прежнему не разжимая кулаки.
 - Но почему-почему именно она? Почему именно сейчас? – спрашивал он, сам не понимая кого, не сдерживая слезы – Ведь у нас все было хорошо! Господи! Это я виноват! Зачем я предложил ей этот дурацкий развод?
 - Ромка, ну, подожди еще паниковать! Все у вас будет хорошо! У вас будет самая красивая свадьба, вот увидишь! Женька за два месяца встанет на ноги, и плясать будет больше всех на вашей свадьбе! – сказал Вова и сам себя неосознанно больно укусил за губу, сдерживая слезы, подкатывавшие комом к горлу, а Рома зажмурил глаза, прижавшись спиной и затылком, слегка запрокинутой головы, к стене.
 - Черт! Как же так? Моя маленькая Женечка! Как же так? – вновь и вновь спрашивал он пространство, но никто не мог дать ему ответа на этот душераздирающий вопрос, а телефон в кармане его брюк ненавязчиво подал сигнал, вызывая на разговор жизнерадостной песней, как будто ничего и не случилось – Да, алло! Привет! Слушай, я перезвоню тебе завтра, дружище, извини! Не могу сейчас разговаривать! Нет! Сил нет сейчас что-то объяснять! Все завтра-завтра-завтра! Пока!
 - Да, Валюша! – сказал Вова, отвечая на звонок своего телефона – Забрала? Молодец! Пусть они у вас побудут сегодня, хорошо? Солнышко, если бы я знал, если бы я знал! Черт! Нет-нет, я держусь. Пока, держусь. Спасибо тебе, родная! Давай, пока! Девчонкам пока не говори ничего, ладно? Придумай что-нибудь, ты же у меня умница! Мама на спецзадании, все в таком духе… Давай. Я позвоню сам. Пока, милая! Целую тебя!
 - Ну, что?
 - Забрала. Пока ничего не поняли, но уже начали расспрашивать. Но ничего – Валька у нас сообразитель-ная, умная женщина… да что говорить? Она сама мать – сообразит, что сказать. Только бы все было хорошо с Женькой! Господи, какая же она все-таки у меня настырная!
 - Черт возьми, Вова, не рви ты мне душу! Это все ты виноват! Ты со своими чертовыми ментовскими генами! Да провались они пропадом! – крикнула я и в слезах метнулась к окну в конце коридора, ударив мужа несколько раз кулаками в грудь, а он даже не остановил меня от этого порыва – Господи, если бы я знала, если бы я только знала! Никогда в жизни не пошла бы за тебя замуж!
Он спустя минуту или чуть меньше подошел ко мне и крепко обнял за плечи, а я понимала, что только в его объятиях у меня хватит сил перенести эту боль, буквально рвущую меня изнутри на части, как тряпку, а он сам едва ли сможет перенести ее в одиночку. Он шептал мне «Аня! Анечка! Держись, я тебя умоляю! Анечка!», а я ревела, как раненая, избитая до полусмерти собака, брошенная в каком-нибудь сыром подвале или просто в подворотне, и изо всех своих сил, как можно крепче прижималась к нему и заставляла еще крепче обнимать себя.
 - Прости меня! Прости, Анечка! Прости, если сможешь! – сказал Вова, а я крепче прижала к себе его руки – Ты права, это я, я один во всем виноват!
 - Это ты меня прости! Я наговорила тебе всякого, но все это не так! Это не ты виноват, это жизнь! Наша девочка сама сделала выбор, это было ее решение, никто не принуждал ее к этому и никто не смог бы переубедить! И никто, слышишь, никто не виноват, что сегодня так все случилось! Никто! Просто такая жизнь!
 - Конечно! – сказал Вова, крепко обнимая меня и прижимаясь щекой к моему лицу, и целовал в лоб – Никто, кроме того, кто спустил курок и выстрелил в нашу девочку! И его счастье, что ему не удалось выжить, иначе я задушил бы его собственными руками!
 - Все будет хорошо! – словно в бреду, говорила я снова и снова – Все ДОЛЖНО быть хорошо!
Мы сидели в этом коридоре час, два, три, больше, но время как будто остановилось для нас в тот момент, когда наша дочь с пулей в сердце оказалась на операционном столе. Течения времени никто из нас не замечал, только Сеня, утомленный ожиданием и горем, которое его детское маленькое сердце ранило во много раз сильнее, чем наши, задремал, прижавшийся к Ромке, который крепко его обнимал, хоть и сам едва мог спокойно сидеть на месте.
 - Доктор! – подскочив, словно ошпаренный, спросил Вова и Рома вскочил за ним следом, отчего Сеня тоже подскочил на месте, испуганно уставившись на мужчин – Скажите, как она? Как Женя?
 - Что я могу вам сказать? – тяжело вздохнув, сказал мужчина, стянув колпак с головы, и сжал его в кулаке изо всех своих сил – Операция закончена, но это только полдела, к сожалению…
 - Ну, говорите же, доктор! Что ж вы тянете, что вы нам сердце без ножа режете?
 - Теперь нам остается только ждать. Состояние критическое, девочка в коме. Вывести ее из этого состояния на данный момент не представляется возможным. Мы подключили ее к аппарату, но пока это только для поддержания ее, еще живого, мозга. Не исключено, что потребуется повторная операция на сердце! К тому же большая кровопотеря, что сильно осложняет процесс…
 - Вы нам скажите, как есть, без вот этих ваших терминов… У нас вообще шансы есть на то, что она выживет? – спросил Вова, и я видела, как чудовищная боль – моя боль, отражается в его глазах, и от этого мне стало еще страшнее, и я даже зажала руками уши Арсению, будто так малыша можно было оградить от горя, которое пришло в нашу семью без предупреждения и не стучало в двери.
 - Шансы? Шансы… Шансы есть, только они очень маленькие! Простите меня!
 - Спасибо, доктор!
 - Боюсь, что не за что! – как-то разочарованно сказал мужчина, тяжело вздохнув, и положил на несколько секунд руки на плечи Вовы – Мужайтесь! На данный момент мы сделали все, что могли. И обещать ничего сейчас я вам, к огромному сожалению не могу! Мой вам совет, поезжайте сейчас домой, постарайтесь отдохнуть, а когда что-то изменится, мы вам позвоним.
 - Как же?
 - У вас вон парнишка страшно бледный! Ребенку ни к чему здесь находиться, как мне кажется! Ему и так слишком многое пришлось, да и, скорее всего, придется еще пережить! Кто знает, что будет дальше?
 - Да, конечно, вы правы. Арсений, рюкзак одевай, домой поедем.
 - А мама?
 - А мама? Мама пока останется здесь, и мы будем молиться за нее. А сейчас тебе нужно отдыхать и бабушка тоже плохо себя чувствует. Ей отдых нужен. Все ясно?
 - Ясно.
 - Давай. Ты молодец! Все наладится, вот увидишь! – сказал Вова, проведя рукой по волосам внука, и даже постарался улыбнуться как можно более непринужденно.
 - И мама не умрет?
 - Нет! Мама не умрет! Это я тебе обещаю! Слово офицера даю!
 - Хорошо!
 - У нее ведь есть вы! Ты, сестренки, дядя Рома! Ради вас она выживет, она вырвется из этой дурацкой комы обязательно! Аня! Анечка!
 - Я не могу! – чувствуя, как собственные ноги стали ватными, а сердце будто остановилось.
 - Все, ничего не хочу слышать! – сказал Вова, помогая мне встать на ноги – Поехали домой. О нашей Женечке врачи позаботятся.
 - Да, конечно! – каким-то утробным голосом сказала я, держась за руку мужа, как за перила, без которых просто рухну на пол.
 - Вот сейчас наша главная забота! – сказал Вова, потрепав Сеню по волосам, и тот даже улыбнулся.
 - Да, ты прав! – сказала я и тоже провела рукой по волосам внука, которого обняла за плечо – Сидеть здесь бессмысленно! От этого ничего не изменится. Нам остается только ждать, только ждать! Ждать и еще раз ждать!
 - Все-все, давай, держись! Ром.
 - Я останусь. Вы поезжайте. Пусть Сеня у вас побудет, пожалуйста! Я не смогу уйти – я должен быть рядом!
 - Хорошо, как скажешь! Ты только держись, ладно?
 - Конечно, постараюсь! Ради моей Женьки я готов хоть всю жизнь держаться! Она ведь ради меня держалась тогда, заставила меня снова жить! И я не отдам ее никому, даже этой старухе с косой!
 - Молодец! Ты настоящий мужик! Только не падай духом!
 - Постараюсь! – сказал Рома и прикусил губу не то от отчаяния, не то от того, что что-то хотел сказать, но не решился.
 - Давай! – сказал Вова, пожав Ромкину руку, и они обнялись так крепко, что, казалось, сделают больно друг другу – Держись! А мы о Сеньке позаботимся!
 - Спасибо вам! Если бы вы знали, как я счастлив, что у меня появилась такая семья!
 - Мы знаем! – сказала я, не успев стереть слезы с лица, и обняла Рому, поцеловав его в щеки, которых коснулась ладонями – Все будет хорошо!
Рома улыбнулся своей грустной улыбкой, которая далась ему совсем нелегко, махнул рукой, когда мы втроем направились вдоль этого длинного белого коридора к выходу. Когда Сеня обернулся к нему, Рома уверенно поднял кверху крепко сжатый кулак, и это был только им двоим понятный знак, что поддержка друг друга для них значит много. Мы с Вовой, переглянувшись, улыбнулись, и уже через пару мгновений скрылись за стеной, которая повела нас к выходу на улицу, где небо  уже начало проясняться, хотя и стало темнеть, приближая город к ночи.
 - Пристегнулся? – спросил Вова Арсения, когда все мы уже сидели в машине.
 - Да, – сказал Сеня и грустно посмотрел в окно на здание, из которого мы только что вышли, оставив там часть своих сердец.
                ***
Он сидел около ее койки часами, днями, неделями и реагировал только на детей, обращавшихся к нему с наивными вопросами и утешениями. Все мы видели, как ему тяжело, как ему больно на нее смотреть, как он пересиливает себя и вновь и вновь смотрит на ее закрытые глаза, на ее бледное, словно мраморное, лицо, и вообще на всю почти безжизненную фигуру.
Еще не остыли воспоминания ни у кого, как около его койки в больничной палате точно так же, не поднимая головы, сидела она, каких-то два с половиной года назад. Сколько она слез пролила тогда, сколько бессонных ночей провела около него, почти неживого, не реагирующего на внешний мир, страшно подумать! При этом она ни на день не отказалась от своей опасной работы, лишь только после ранения вынужденно сделала перерыв на два месяца, и то, когда он уже вернулся к жизни. 
Рома держал ее руку в своих ладонях, не поднимая от подушки головы, говорил с ней часами обо всем: о детях, о нас, о работе, о погоде и даже о новостях. Никто не знает, слышала ли она его, но он был уверен в этом, как никто другой, с самого первого момента, как взял в свои ладони ее практически безжизненную руку.
Когда я зашла в палату, он спал, склонив голову на край подушки, на которой лежала ее голова. Сон его хоть и был тревожным, но все же ему было спокойно спать, зная, что она рядом. Он готов был даже не дышать вместе с ней, только бы не чувствовать того, что между ними бездонная пропасть под названием «кома», что он здесь, а она где-то там – не хотел ни на секунду верить, что его любимая Женя может уйти от него навсегда туда, где живым нет места.
Я подошла к окну, хотя ничего не хотела, да и не могла, там видеть – перед глазами будто стояла пелена. Я чувствовала себя слепой, глухой, немой, да просто неживой, как и она, как моя любимая маленькая девочка. Мой взгляд упал на ее носик, на реснички, которые от природы были длинные и черные, как будто крылья черной красивой птицы (отцовские!), и сердце в груди болезненно сжалось.
Глаза ее были закрыты. Прибор, установленный около койки, чертил слабую линию жизни, а равномерное тиканье настенных часов, словно выстукивало ритм моего сердцебиения, которое, казалось, стало за эти несколько недель таким же вымученным, как плавающие линии на этом чертовом аппарате, поддерживающем жизнь в теле моей девочки. Я ощущала каждой клеточкой тела, как с каждым угасающим ударом ее сердца, умирает клеточка за клеточкой внутри меня, что мое сердце готово остановиться, как только Женькино перестанет биться. Боже, что за мысли лезут мне в голову?
Как же невыносимо принять правду такой, какая она есть! Невыносимо врать себе, что все будет хорошо! Невыносимо смотреть на эти ужасающе нечеткие, слабо вырисовывающиеся линии, невыносимо слышать это мерзкое тиканье!
Почему так бесконечно тянется время? Почему так невыносимо слышать, как щелкают стрелки этих ужасных часов, и зачем я, в самом деле, обращаю внимание на это глухое, но четко слышимое тиканье в палате, где вместе с нами только гробовая тишина разделяет горе, готовящееся придти в нашу семью?
Женька, моя маленькая Женечка! Она никогда не считала минуты, секунды, даже не смотрела на часы, которые Ромка подарил ей (носила она их исключительно для украшения), словно у нее в голове они уже запрограммированы. А сейчас что? Сейчас моя девочка где-то вне времени, откуда у меня нет возможности ее вытащить, да и шансов остается все меньше, как говорят врачи. Еще немного, и это сведет меня с ума! А врачи, зачем они только приходят, если ничего не пытаются изменить? Чтобы снова и снова говорить мне, что у моей Женечки шансов на жизнь остается все меньше, как воды в дырявом ведре, чтобы поменять эти бессмысленные капельницы, которые не могут помочь моей девочке вернуться к жизни?!
Господи, если бы только могла ее остановить, когда она выбрала эту работу, я сделала бы все, чтобы она не стала называться этим ужасающим словом «оперуполномоченный» - ценным оперативным сотрудником отдела по борьбе с организованной преступностью, я бы жизнь свою положила на то, чтобы она выбрала другую судьбу! Да, о чем я думаю? Моя Женька никогда и никому не позволит менять свою жизнь, и пытаться решать что-то за нее – равносильно предательству. Мы сами ее воспитали такой самостоятельной и решительной, привили самоотверженность. Возможно, мы совершили огромную ошибку и своим воспитанием рано лишили Женьку детства? Только разве это настолько огромная ошибка, что за нее нам придется расплатиться ценой жизни собственной дочери?
 - Анечка! – разочарованно сказал полухриплым голосом Вова, зашедший в палату, и обнял меня за плечи – Ты устала, тебе нужно отдохнуть!
 - Я не могу ее оставить! – сказала я, обхватив ладонями Женечкину страшно бледную ладонь – А если она откроет глаза и не увидит меня? Она ведь испугается!
 - Анечка, я прошу тебя, не мучай себя! Женька бы себе этого не простила!
 - Господи! – сказала я, понимая, что снова не могу сдержать слезы, и прижалась к груди мужа, который крепко обнял меня – Вова, как мы это могли допустить, скажи мне, как?
 - Анечка, никто ни в чем не виноват! Не нужно винить себя! Женька всегда все решала сама, и мы не имеем права судить себя сейчас за это! Сейчас мы должны только верить в нее, верить, что наша девочка поправится!
Он сильнее прижал меня к себе, а я вдруг поняла, что впервые за тридцать с лишним лет, что мы прожили вместе, я вижу его слезы, настоящие нескупые слезы. Именно в этот момент я острее, чем раньше понимала, что вот он настал тот ужасный день, когда мы оба поняли (вопреки тому, в чем долго убеждали самих себя), что теряем самое дорогое, что у нас есть, что у нас на самом деле надежды на будущее нашей Женьки больше нет.
 - Анечка, что же нам теперь делать? Как же нам теперь дальше жить?
 - Господи! Вова, если бы я могла знать…
 - Врач сказал, что, – сказал Вова и замялся, как нерешительный школьник, посмотрел мне в глаза, в которых застыли слезы – Что они больше не могут держать Женю под аппаратами.
 - Значит, они ее отключат? А мы…мы потеряем ее, да?
 - Скорее всего! Если только не произойдет какое-нибудь чудо!
 - Господи! Как же так? Как же так вообще может быть?
 - Анечка, я прошу тебя! – крепко прижимая меня к себе, сказал Вова, а я не могла сдерживать рыданий и, буквально вырвавшись из его объятий, выбежала из палаты, запах и вид которой вдруг даже дыхание мне перекрыл – Аня!
Я не видела, что в это время делал Рома, который слышал весь наш разговор от первого до последнего слова, и даже изо всех сил сжал кулак, лежавшей на ее койке, руки, но всем сердцем чувствовала, насколько остра его боль – страшная боль потери, от которой никуда не сбежать и не укрыться.
Эта женщина смотрела на меня так, словно я ее последняя надежда, и подхватила она меня в тот момент, когда я едва не упала без сознания в этом ужасающе длинном белом больничном коридоре.
 - Ведь это ее девочка, да? Доктор, сделайте это, я прошу вас, прямо сейчас! – слышала я слова женщины, словно во сне, и это было последнее, что я слышала.
                ***
 - Где я? Что со мной? – спросила я, едва не вскочив с постели, около которой, сжимая мою руку, сидел Вова, а рядом с ним эта маленькая худенькая женщина лет пятидесяти, которая так кричала, чтобы мне помогли, перед тем как я упала без сознания.
Она такая тоненькая,  словно спичка, тонкие светлые волосы немного растрепаны, глаза она иногда поднимала на меня, и в них я видела огромную боль. Она теребила не то юбку, не то что-то, лежавшее у нее на коленях и будто бы слова не могла сказать.
 - Анечка, все хорошо! Ты в больнице, все хорошо?
 - А где моя Женечка? Где моя девочка? Мне нужно к ней!
 - Аня, Анечка, дорогая, послушай меня! Аня! Женечка на операции, нам нужно просто подождать! Просто подождать!
 - На какой еще операции? Что с ней? Ей стало хуже?
 - Ань, ну ты же знаешь, что настал уже и так самый худший момент, хуже некуда уже!
 - Да, я знаю.
 - Ирина, ну хоть вы ей объясните!
 - Кто вы? – спросила я, вглядываясь в лицо женщины, лицо которой мне почему-то вдруг показалось родным, а в руках она теребила какой-то яркий шейный платок.
 - Дочка любила яркие вещи, это ее платочек! Меня Ирина зовут. – сказала женщина, стирая слезы с лица – Моя дочь, Леночка, она… Простите! Простите, ради бога! Ей  было всего двадцать лет, она у меня такая умненькая была! Институт юридический закончить не успела!
 - А что с ней случилось? И причем здесь Женя?
 - Леночку сбила машина, когда она с работы возвращалась вечером поздно. Врачи сделали все, что могли, но Леночку не смогли спасти! Она лежала в коме, сердце функционировало, но врач сказал, что у Лены нет шансов, что она инвалидом, растением останется. Мы с мужем решили, что будем отключать все эти аппараты и похороним нашу девочку по-человечески. А врач мне рассказал про вашу девочку, про вашу Женю, что есть шанс ее спасти… я сначала сомневалась, стоит ли соглашаться, но увидела вас и поняла, что именно этого хотела бы моя Леночка, спасти жизнь тому, у кого есть все шансы на нормальную жизнь.
 - Вы согласились на трансплантацию?
 - Да! Когда я увидела вас, такую же несчастную мать, которая вот-вот потеряет самое дорогое, я согласилась. Раз я не уберегла свою дочь, помогу чужой! Ведь чужих детей не бывает! Разве не так?
 - Господи! Ирина! Как же я вам сочувствую! Вы очень сильный человек! Я бы так не смогла! У меня бы не хватило сил на то, чтобы отдать сердце своей девочки кому-то другому! Может, я слишком жестокая?
 - Нет, что вы? Анечка, просто так должно было случиться! Может, вы и смогли бы, никто не знает, как бы вы поступили! У вас доброе сердце! Вы – мать! Не каждая мать способна согласиться подарить своему ребенку смерть! Это страшно, и если бы я не увидела вас, ваше горе, я бы тоже не согласилась на это! Просто так было нужно! У Леночки было доброе сердце, она всегда всем помогала, она бы поняла меня!
Мы долго плакали, обнявшись – две матери теперь уже одного ребенка, две матери с разной бедой и одинаково израненным сердцем. Вова молчал, но это молчание почему-то впервые за последние недели не показалось угнетающим – оно было необходимо.
Медленно передвигались стрелки на циферблате, шли часы, а двери операционной еще не открывались. Ирина уже не плакала, а просто, прижавшись ко мне, молчала и поглаживала мою руку. Я понимала, что эта женщина станет мне теперь родной – в груди моего ребенка будет биться сердце ее ребенка, и это вечная связь, которую ничем уже не разрушить.
 - Доктор! – воскликнула Ирина, когда, наконец, после многочасового ожидания в коридоре около операционной, увидела врача, вышедшего ровной спокойной походкой и некоторым умиротворением на лице – Ну что? Скажите, как все прошло? Как она? Женя, как она, скажите?
 - Как Женя, скажите, умоляю вас? – сказал Рома, готовый упасть на колени перед врачом.
 - Успокойтесь, пожалуйста! Дело в том, что пересадка не потребовалась, хотя дополнительную операцию все же пришлось сделать, хотя сначала мы думали, что обойдемся без нее. Поэтому, Ирина Витальевна, вы меня простите, но я зря вас потревожил, но ваша девочка выступила донором крови для Жени, у которой была большая кровопотеря.
 - Что ж! Это хорошо! Значит, все же моя Леночка спасла их дочке жизнь?
 - Можно с уверенностью сказать, что, да! Но вы все равно меня простите за этот переброс сил, так сказать!
 - Все хорошо, доктор! – словно торопясь куда-то, сказала Ирина – Как Женечка? Она будет жить?
 - Думаю, да. Операция прошла успешно, но операция еще полдела, впереди реабилитационный период, тогда уже точно сможем сказать, что все удалось. Женя – девочка сильная, организм тренированный, я уверен, все будет хорошо!
 - Спасибо вам, доктор! – сказала я тихо – сил говорить не было.
 - Не за что! Я делаю свою работу, Анна Анатольевна. А почему вы, собственно говоря, не в палате? Вам еще нужно лежать!
 - Как я могу лежать, доктор?
 - Можете. Более того, вы должны сейчас лежать, отдыхать, а когда Женя начнет приходить в норму, вы должны быть с ней рядом! Она будет очень нуждаться в вас, и вы ей будете нужны здоровая и бодрая!
 - Да, конечно! – сказала я, и Вова, молча, обнял меня за плечо своей крепкой рукой, которую я никогда не переставала чувствовать, даже если его не было рядом.
 - Пойдем, дорогая!
 - Пойдем! Ирина! – вдруг испуганно позвала я эту женщину, которая дала нам надежду, растоптав навсегда свою. Ведь она так хотела помочь, и пусть не так, как ожидалось, но она помогла нам спасти нашу девочку.
 - Я приду, Анечка, приду! Только вот посижу немного – сказала она, глубоко вздохнула с едва слышным всхлипом (хотя слез на ее лице уже не было), и улыбнулась искренней, но полной неизмеримой боли, улыбкой, после чего медленно опустилась на кушеточку в коридоре и на несколько секунд, а может и минут, закрыла глаза.
 - Ирина Витальевна, подойдете ко мне, как только сможете, хорошо? – обратился мужчина к Ирине, и, кивнув головой, она молчаливо согласилась с ним, после чего, поправив на голове колпак и сдернув одноразовую маску с ушей, он коснулся ее плеча и быстрым шагом направился дальше по коридору.
 - Святая женщина! – сказала я, прижимаясь к мужу, пока мы медленно шли до палаты.
 - Да! – выдохнув боль, сказал Вова и улыбнулся.
Рома шел рядом, но ничего не говорил, и совсем не от того, что ему нечего было сказать, а просто от того, что у всех у нас в мозгу и в сердцах крутилась одна и та же мысль: «Только бы Женька выжила!». Он уверил нас, что Женька справится, и мы поверили. У нас было одно горе и одна радость на всех, и никто лучше нас не знал, чего нам стоило просто идти, молчать и не плакать от отчаяния.
Тревожно прозвенел мой телефон в кармане Вовкиных брюк, и я сразу встрепенулась, словно он мог сообщить что-то плохое.
 - Это Валюша!
 - Дай я отвечу! Алло, Валечка, солнышко! Все хорошо! Женя? Женю прооперировали. Долго рассказывать, потом. Все будет хорошо, слышишь, Валечка, все будет хорошо! Женечка, она будет жить! Да, точно! Я? Я в порядке, да! Все хорошо, моя родная! И я тебя очень люблю, детка! Хорошо, даю тебе папу!
 - Да, детка! – сказал Вова и остановился около двери, пропустив меня вперед, остался снаружи, чтобы эмоциональным разговором не нарушать уединение остальных пациентов в палате.
Рома помог мне лечь, хотя самого его впору было укладывать в постель – он был страшно бледным, но держался уверенно и бодро, словно кто-то вдохнул в него жизнь. Эта жизнь вдруг вскипела у него во взгляде – он хотел жить, жить ради нее, потому что ОНА БУДЕТ ЖИТЬ!!!

                ГЛАВА 23: Я – ЖИВАЯ!!!
Я должна была вырваться из этой пустоты ради сына, ради дочек, ради Ромки, ради родителей – ради всей моей семьи, голоса которых я слышала, но они все говорили только горестные слова. Они почти хоронили меня, хотя и убеждали друг друга, что надежда есть, а я хотела, но не знала, как мне вырваться из этого состояния, чтобы сказать им, что я живая, что я хочу жить. Я должна была вырваться из этой пустоты, чтобы попросить маму больше не плакать, чтобы так крепко поцеловать Ромку, дабы слез на его мужественном лице не осталось, прижать к груди Сеню и девочек, чтобы горя в их детских глазках не стало.
 - Ну, что, как она? – спросил мамин тихий голос, и я поняла, что у меня проясняется сознание.
 - Пока без изменений! – ответил Ромкин голос, и от горечи, промелькнувшей в нем, мне самой захотелось заплакать и одновременно закричать им всем: «Я – живая!».
 - Что происходит? – тревожно спросила мама.
 - Не знаю, но явно что-то меняется. У нее с сердцебиением что-то происходит. Надо врача срочно звать! – сказал Рома, и я почувствовала, как он отпустил мою руку и вдруг отдалился.
 - Рома!
 - Что?
 - Ром, она… она плачет!
Я вдруг так захотела поблагодарить эту невольную слабость, которая помогла мне открыть слипшиеся веки, хотя и не хватало сил открыть их полностью.
 - Господи! Женя, родная моя! – воскликнул Рома, сжав в своих ладонях мою холодную руку, и стал целовать каждый палец, словно старался тем самым их согреть.
 - Ромашка! Мама! Родные мои…
 - Тише-тише! Лучше побереги силы, родная! – сказала мама, опустив свою ладонь на мой лоб, и поцеловала его в самую середину несколько раз – Я все-таки позову врача!
 - Мама! Мамочка!
 - Солнышко мое, все хорошо, мы с тобой! Я сейчас!
 - Мамочка, не уходи, пожалуйста! – выдавила я из себя пополам с болью, которая давила в грудь, как придавленный к ней кирпич или огромный кусок бетона, а само сердце казалось наполнено мелкими острыми осколками стекла, царапающими его снова и снова.
 - Я не уйду! Не уйду, солнышко! Я буду рядом с тобой всегда! Вова! Ты нам сейчас очень нужен! Женечке нужен! Она вернулась, Вова, наша девочка снова с нами!
Мама знала мой взгляд, и мне ничего не нужно было говорить, чтобы она поняла, что я сама хочу сказать папе, что я жива.
 - Папочка! Я живая! – сказала я, не сдержав слезы, бусинами, скатившимися по щекам, а мама убрала трубку от моего уха, и едва смогла с папой договорить – она тоже плакала, не сдерживая эмоции.
Рома же по-прежнему не выпускал моей руки из своих ладоней, постоянно целовал мои пальцы, и время от времени позволял слезинкам скатываться по лицу.
 - Мамочка, я тебе чаю принесла, – сказала, зашедшая в палату, Валя, и одноразовый стакан из ее рук выскользнул, образовав лужу на полу, а сестра прикрыла руками рот, словно боялась закричать и рванула ко мне, как будто боялась опоздать – Сестренка! Женечка! Родная моя!
 - Валюха! А ты изменилась! – сказала я, а Валька, залившаяся застенчивой краской, уже тихо плакала – Какой срок?
 - Восемь с половиной недель!
 - Поздравляю! Ты молодец! Вы с Ромкой молодцы!
Уже совсем скоро в палате реанимации, пусть и отдельной, собрались все мои родные, видела я которых будто впервые в жизни или спустя несколько лет. Я вернулась, но ощущала еще себя как будто во сне.
 - Так, дорогие мои! Вынужден попросить вас дать на ближайшие несколько часов нашей Женечке покой. Ей еще нужно набираться сил, а нам нужно еще провести обследование.
 - Да, конечно, мы понимаем! – сказала мама, руку которой я неожиданно крепко сжала в своей руке – Ой!
 - Женечка, тебе нужно отдыхать! – сказала мама, проводя другой рукой по моему лбу, а в глазах ее дрожали слезы.
 - И маме тоже нужно отдыхать! – сказал врач, опустив заботливо на мамино плечо руку, и я медленно отпустила ее пальцы из своих.
 - Конечно! – тихо сказала я, улыбаясь сквозь слезы.
 - Ну-ну, все хорошо! Не нужно плакать! – сказал мужчина, поглаживая рукой мой лоб – Сейчас мы попросим Рому и маму сходить в буфет, подкрепиться. Там сегодня такая вкусная перловка! А-то кто ж будет помогать нам вставать на ноги? А мы проведем небольшое обследование. Хорошо?
 - Хорошо!
 - Не волнуйся, я не буду долго тебя мучить – это первичное обследование. Нам нужно определиться, как мы будем выздоравливать дальше!
Что-то такое было во взгляде этого человека лет пятидесяти, может чуть меньше, или больше, что мгновенно заставляло прислушиваться к каждому его слову, хотелось идти вперед, но нерезкими, размеренными шагами. Он напомнил мне моего дедушку, который так же заботливо разговаривает с детьми, в числе которых когда-то была и я. Я совсем не знала этого мужчину, волею случая ставшего моим лечащим врачом, но внутренний голос почему-то настойчиво убеждал меня в том, что я хорошо его знаю.
 - Правда, мама, Рома…
 - Ну, если ты настаиваешь! – с улыбкой сказал Рома, когда я кивнула головой и улыбнулась – Идемте, Анна Анатольевна, Валя! Нам, и, правда, не мешало бы поесть! А кому-то надо есть за двоих сразу!
 - Да, идемте! Мы скоро вернемся, Женечка!
 - Женя, родная, прости, что еще не сказал тебе…
 - Что?
 - Я очень тебя люблю!!!
 - И я тебя очень люблю! – сказала я, медленно выговаривая слова.
 - Ну, все, мы ушли. Скоро вернемся, – сказала мама, и я кивнула головой, когда все они один за другим стали выходить из палаты, дверь которой Рома придержал для Вали и мамы.
 - Не скучай!
Я приподняла руку и показала двумя пальцами расстояние, равное еще одной подушечке пальца, и Рома, все понимая без слов, кивнул.

С этой минуты время для меня потекло совсем в ином направлении, с другой скоростью и с другими мыслями в голове. Я настойчиво стала стремиться к выздоровлению, и когда, наконец, мне хватило сил и разрешения врача, чтобы привстать в постели и даже немножко ходить по палате, я чувствовала себя на седьмом небе от счастья.
 - Женечка, приемные часы едва начались, а к вам уже посетители рвутся, – сказал врач, заглянув в мою палату, едва лучи полуденного солнца успели заглянуть в окна, а Рома открыл занавески.
 - Ну, пусть проходят, – сказала я радостно, когда за спиной врача замаячила мужская рука с букетом цветов – Мы всегда рады посетителям!
 - Доброе утро, Женечка! – сказал, появившийся в проеме двери, Сергей Васильевич, с букетом цветов, а за ним, возвышаясь на голову и на полголовы, пытающиеся переговариваться шепотом о чем-то своими громогласными голосами, Гена, Сергей и Костя.
 - Сергей Васильевич! – обрадовано сказала я, готовая обнять своего начальника, который смотрел на меня как на дочку или внучку, которую хоть и был рад видеть, но хотел задать порку – Я так рада вас видеть! И вас я тоже рада видеть! Я все слышу, хоть вы и пытаетесь своими чудовищными басами шептаться!
  Переглянувшись, Гена и Сергей усмехнулись и уставились на меня так, как будто что-то замышляли, но упорно старались делать вид, что они пай-мальчики.
 - Женька! Мы тоже рады тебя видеть! Выглядишь отлично, несмотря ни на что! Вобщем, мы скучаем без тебя и мы безумно рады, что ты с нами!
 - Спасибо, ребята! Я с вами, пусть и мысленно! А вы уверены, что я выгляжу отлично? Бледная, как смерть…
 - Ну, это ерунда, Жека! Бледность тебе даже к лицу! Парочка заданий, и ты снова розовая, как поросенок! – попробовал пошутить Гена, но у меня почему-то от этих слов как-то болезненно сжалось недавно сшитое сердце, и слезы напросились на лицо.
 - Что с тобой, родная? – спросил Рома, обхватив мои щеки ладонями, и заглянул в глаза своим проникновенным взглядом – Что случилось?
 - Ничего! Правда, все хорошо! Только….
 - Только что?
 - Жень, я что-то не то говорю? Ты прости меня дурака!
 - Все нормально, Ген! Мне, правда, приятно, что вы здесь, что поддерживаете меня, но вы и сами должны понимать, что оперативником мне больше не быть! Разве я не права, Сергей Васильевич?
 - Жень, пока я ничего не могу сказать, честно тебе говорю! Но вот то, что тебе нужно выздоравливать и ни о чем плохом не думать, в этом я точно уверен! А насчет оперативной работы пока я тебе думать вообще не советую!
 - Да, конечно!
 - И знаете, что, капитан Емельянова?
 - Что?
 - Что группа Константина Гольцова, то есть ваша группа с вами в том числе задержала самую крупную партию оружия и наркотиков, мало того банду, которая орудовала на территории нашей области в течение минимум десяти лет. За это вам объявлена благодарность от областного правительства. Награждение будет проходить через две недели в здании правительства, в торжественной обстановке. Вот официальное уведомление. Это радостные новости… есть и не совсем радостные. Не знаю, говорить ли тебе сейчас.
 - Говорите, Сергей Васильевич. Все нормально, я выдержу! Что, служебное расследование, или мне уже предъявлено обвинение? Мне грозит статья? – спросила я, а Рома неожиданно вздрогнул и так сильно сжал мою руку, что я не выдержала и вскрикнула.
 - Прости! Прости, я… Прости, родная! – говорил Рома, взахлеб целуя мою руку.
 - Все хорошо, родной, ты не волнуйся! Ну, так что, Сергей Васильевич?
 - Статьи не будет. Нам удалось убедить УСБшников, что это был оборонительный выстрел, потому что преступник пытался тебя добить.
 - Добить? Меня?
 - Нам пришлось на это пойти. И если они придут к тебе, ты тоже подтвердишь нашу версию. Что стрелял Лиховцов у нас не получилось бы доказать, хотя Серега порывался это сказать. Ему бы не поверили, и еще ложные показания приписали, потому что выстрел был в упор, и патологоанатома не обманешь. Это даже дилетант-следак определит. И еще, капитан Емельянова, с вас рапорт, почему вы были на задержании одетой не по форме, то бишь без бронежилета. Это лично мне! Ясно?
 - Ясно! – ответила я, улыбнувшись в ответ на укоризненную улыбку Сергея Васильевича – Точнее, так точно, товарищ полковник!
 - Вот молодец! Другое дело! А если на словах? Ты почему пренебрегла своей безопасностью?
 - Так получилось. Я думала, что нам не придется вмешиваться, а случай заставил действовать иначе. Пришлось «рваться в бой»! – сказала я, и ребята усмехнулись все в один голос.
 - Ну, да, это она у нас любит! – сказал Гена, переглянувшись с остальными, которые тоже заулыбались и даже начали посмеиваться.
 - Что? Что вы ржете-то, дураки? – усмехнувшись, спросила я, толкнув первого попавшегося под руку, которым оказался Сергей – Мне нельзя еще так напрягаться!
 - Прости, Жека! Просто ты всегда вперед всех в бой рвешься! Ты же у нас Супервумен!
 - Да ладно вам! Хватит уже! Вовсе я не такая! – сказала я, склонив голову к Ромкиной голове, а он по-прежнему не выпускал из своих ладоней мою руку – Я такая слабая, вы не поверите!
 - Ладно, охотно верим! Мы тут тебе витаминов принесли. Всем отделом собирали. Думали, что не унесем! Столько оказалось желающих тебя провитаминить! – с улыбкой сказал Сергей, которого я стала воспринимать как большого старшего брата, с которым чувствуешь себя маленькой и беззащитной, хотя в опыте работы в ОБОПе я его еще могла переплюнуть.
 - Вы что, я же столько не съем!
 - Ну ничего, не съешь сама, детишки придут, помогут!
Переглянувшись с Ромкой, я усмехнулась, хотя так хотелось рассмеяться от души – Сергей всегда умел сказать какую-нибудь совершеннейшую глупость, над которой все уморительно смеются, и этим он разбавлял суровость наших будней на заданиях, где не бывает нашего рыжего весельчака Васьки.
 - А что я такого сказал-то? Чего вы угораете?
 - Надо ж такое слово выдумать – «Провитаминить»! Ну, Серега, ты даешь!
 - Зато смотрите, как Женька сразу развеселилась!
 - Это здорово! Тут ты молодец, вовремя сказал. Ну, что, Жека, мы тебе еще не надоели?
 - Нет, что вы! Я так соскучилась по вам! Думала, вы уже никогда не придете!
 - Ну, ты скажешь тоже! Как мы могли не навестить нашего товарища, боевого друга! Знаешь, какая скукотища на этих задержаниях без тебя! А эти бандюки, как будто чувствуют, что у нас главного борца с организованной преступностью не хватает – озверели совсем, беспределят, как черт знает кто!
 - А фронт-то и не заметил потери бойца, да?
 - Неправда! Я ж тебе говорю, заметил! Ты давай, поправляйся скорее, мы тебя очень ждем!
 - Надеюсь, что мне найдется дорога назад! – сказала я с грустной улыбкой, и сама, глядя на Ромку, вдруг задумалась, а хочу ли я возвращаться…
Хочу ли я снова ходить под пулями, держать в руках пистолет, вытворять акробатические трюки во время задержаний, да и вообще называться и быть этим суровым словом «оперативник»?
Ответить себе на этот вопрос сейчас оказалось невозможно – одна часть моей души хотела вернуться и снова спасать мир от преступности, другая решила, что хочет просто тихой и умиротворенной семейной жизни. По Ромкиным глазам я поняла без слов – даже не услышав вопроса, он одним взглядом дал мне на него ответ, что именно в умиротворенной семейной жизни и хочет оставить меня один из моих самых дорогих людей. Я не сомневалась, что и мама, и Сеня, и девочки, с ним в этом стремлении будут заодно, но сейчас мне самой нужно решить, чего же хочу я: смогу ли я при возможности снова взять пистолет в руки или у меня дрогнет рука, ведь в моей памяти теперь навек запечатлелось лицо отца моего сына, выстрелившего мне в самое сердце, и боюсь, что оно будет вечно вставать передо мной, как только я соберусь стрелять.
 - Ты давай, не унывай! Все наладится, вот увидишь! – сказал Костя уверенно, и мне на несколько минут захотелось в это поверить, и я даже поверила.
 - Спасибо!
 - Не за что, Жень! Ты знаешь, что бы ни было, мы твои друзья навсегда и придем на помощь, когда позовешь!
 - Спасибо вам, ребята! Мне так вас не хватает! Спасибо вам за все, за поддержку, за теплые слова, за то, что просто пришли, да и что греха таить, за УСБшников! Если бы не вы…
 - Никаких «если бы», Жека! Мы своих не бросаем!
 - Вот за это вам и спасибо! – сказала я, протянув ребятам навстречу кулак, с которым соприкоснулся кулак каждого из них – Вы настоящие друзья!
 - Вот то-то же! – сказал Гена, улыбаясь, и на минуту-другую в палате установилось молчание.
 - Ну, спрашивай, – сказал вдруг Сергей Васильевич, поймав мой взгляд на себе.
 - Что?
 - Тебя надо спросить, что? Я ж вижу, что-то хочешь спросить. Спрашивай, отвечу, если знаю ответ.
 - Сергей Васильевич.
 - Ну?
 - Что с телом убитого?
 - Преступника что-ли?
 - Да.
 - А что тебе это так важно?
 - Да, – сказала я, опустив виновато глаза, и подняла их снова уже со слезами, закусив слегка губу.
 - Что-то ты недоговариваешь, Жень. Ну, ладно, если тебе это так важно…
 - Важно, Сергей Васильевич, важно! Он отец моего ребенка! Ром, я тебе потом все объясню! Пожалуйста!
 - Его личность будет установлена и тело будет передано родственникам для захоронения, вероятнее всего.
 - Хорошо.
 - То есть ты знаешь этого человека?
 - Да, я его узнала, и он меня узнал. Его зовут Королев Иван Денисович, восемьдесят второго года рождения. Я должна была его остановить, но не смогла – он принял решение не идти в тюрьму ценой моей жизни!
 - Женечка!
 - Все нормально! – сказала я, утерев одной рукой слезы на щеках, обтерла ее об одеяло и опустила руку на Ромкины ладони, сжимавшие другую мою руку – Правда! Я в порядке!
 - Ну, мы пойдем, наверное. – Как-то неловко улыбнувшись, сказал Сергей Васильевич – Работа не стоит на месте. Жень, ты поправляйся и ни о чем не думай, ладно?!
 - Постараюсь! – глотая слезы, ответила я и улыбнулась в ответ на Ромкин ласковый взгляд.
 - Мы еще обязательно зайдем, Жень.
 - Конечно, заходите. Я всегда рада вас видеть. Сергей Васильевич.
 - Что?
 - Вы не держите от меня втайне результаты служебки, и как что станет известно, скажите, ладно?
 - Скажу, конечно. Все будет хорошо! О работе пока не думай, УСБшники не сегодня завтра расследование закончат. Это я тебе точно говорю. Давай, все, поправляйся, ешь витамины и не волнуйся ни о чем! Главное, что ты живая, и все у тебя будет хорошо!
 - Спасибо вам за все!
 - Ну, до свидания!
 - До свидания, Сергей Васильвич!
 - Пока! – один за другим сказали ребята.
 - Пока! – ответила ребятам я с легкой грустью, и дверь палаты медленно закрылась за последним из них, а Рома не сводил с меня глаз – Что?
 - О чем ты?
 - Что ты так на меня смотришь?
 - Просто очень люблю тебя, и поверить до сих пор не могу, что ты жива, и ты со мной!
 - Да, я живая, благодаря вам! Если бы не вы, мне незачем было бы возвращаться к жизни! Это ради вас я решила, во что бы то ни стало вырваться из этой пустоты! – сказала я, и Рома просто улыбнулся еще шире, не подыскивая больше никаких слов – его взгляд уже все мне сказал.
 - Почему ты опять ничего мне не сказала? – спросил он после нескольких минут молчаливого обмена взглядами.
 - Не успела. Я была так счастлива, что жива, что ты рядом…
 - Прости! Дурацкий вопрос! Черт! Зачем я вообще это спрашиваю? Дурак!
 - Ромочка, солнышко мое! – сказала я, поглаживая ладонью его голову, которую он опустил к моей руке, лежащей в его ладонях – Все хорошо! Не надо, не вини себя ни в чем! Ты самый дорогой мне человек, ты моя половинка, и я не имею права ничего от тебя скрывать! Да, одним из преступников оказался Ваня Королев, отец Арсения, и я сама не могу до сих пор с этим смириться! Я не знаю, как теперь смотреть сыну в глаза!
 - Почему? Так ведь бывает в жизни, и надо жить дальше!
 - Я застрелила его отца! Я убила его папу, которым сын всегда гордился, и теперь не знаю, как смотреть ему в глаза! Смогу ли я ему сказать, что это его папа хладнокровно стрелял маме в сердце, а я застрелила его, когда он просто опустился на колени рядом со мной и просто обнял меня? Как мне ему об этом сказать? Как всем об этом сказать?
Мы молчали долго, не зная, что еще друг другу сказать, как заглушить всю ту боль, которая поселилась в моем сердце в момент того рокового выстрела, когда «капитан Емельянова пренебрегла собственной безопасностью» и, можно сказать, сама подставила сердце под пулю, думая, что удастся пробудить человечность в сердце преступника.
 - Не помешаем? – вырвал нас с Ромой из полубессознательного состояния звонкий голос Оли, заглянувшей в палату с дочкой на руках.
 - Конечно, нет! – радостно сказала я и протянула руки навстречу подруге – Привет, родная!
 - Привет, солнце мое! – сказала Оля, крепко обняв меня – Привет, Ром!
 - Привет, Оль!
 - Ну, как ты, моя дорогая?
 - Уже намного лучше, могу вставать, садиться, и даже немножко ходить по палате.
 - Это прекрасно! Я всегда знала, что ты у меня самая сильная!
 - Жить захочешь, придется стать сильной!
 - Главное, что есть ради кого и ради чего жить!
 - Это точно! А где твое сокровище?
 - На работе. У него сегодня дел много, поздно освободится. Нам дома делать нечего, разве что гостей позвать. А раз наши гости здесь, вот мы сами и пришли! К тому же мы страшно беспокоились и ужасно соскучились, правда, Марина Геннадьевна?
 - Да! – хлопнув в ладоши, громко и восторженно сказала Маришка, и мы с Ромой и Олей, переглянувшись, усмехнулись – Ужжжасно соскусились!
Ромка хихикнул себе в кулак, я тоже хохотнула, а Оля и вовсе едва не прослезилась от смеха.
 - Это ее папа так научил говорить! Букву Ж совсем не хотела выговаривать.
 - Здорово!
 - Маринка, ну-ка скажи «хочу»!
 - Сотю!
 - Ты слышишь, что делается? Сотит она! Я обалдеваю! ХО-ЧУ, Маришка, надо говорить, ХО-ЧУ!
 - Не переживай, мама, научится она. Правда ведь, Маринка?
 - Павда! Наутюсь! – сказала Марина, и я умиленно улыбнулась, переглянувшись с Олей, которая, с трудом сдерживая смешок, улыбалась – Вы бы слышали, что она мне сказала сегодня перед тем, как мы к вам собрались идти.
 - Что?
 - Мама, я ужжжасно соскусилась! Сотю к тете Зэне.
 - Забавно. Меня оказывается можно Зэной назвать, как эту амазонку, или кем она там была… Помнишь, в девяностые все засматривались?
 - Да-да, помню. Мы и сами как-то смотрели. «Зэна – королева воинов» - по-моему так он назывался. Давно это было. Господи, неужели я такая старая?
 - Что ты мелешь, Оль? Не так уж давно это было, всего-то лет пятнадцать прошло. Давненько, конечно, но и мы тогда совсем детьми были.
 - Я бы не сказала. Класс восьмой или девятый уже. Кто-то, по-моему, даже с мальчиком уже начал встречаться!
 - Может быть!
 - Все в порядке? – спросила Оля, заглядывая мне в глаза, которые я резко опустила.
 - Да, все в порядке!
 - Ты себя хорошо чувствуешь? Точно?
 - Да-да, Оль, я отлично себя чувствую! Как человек, две недели назад перенесший две операции на сердце и уже месяц валяющийся в больнице!
 - Прости, если что-то не то сказала!
 - Ничего! Все нормально, Оль, правда! Просто я страшно устала от этих больничных стен, от этого лежания на постели!
 - Понимаю! Ты в больницах-то никогда не лежала, не привыкла. Ну, не переживай, скоро поправишься, и будешь бегать на своих двух!
 - Да, конечно!
                ***
Когда мне, наконец, было разрешено гулять по улице, я была очень рада, ведь там мне хотелось проводить как можно больше времени, и детям было где погулять – они никак не хотели надолго со мной расставаться. Рома, который всегда был рядом со мной, хоть иногда и наведывался на работу (туда его отправляла я, чтобы он развеялся и не сидел в больнице безвылазно, а так же проводил время с детьми), неспешно гулял по дорожке вокруг здания, окруженного деревьями и неброскими газонами. Я просто держала его под руку и прижималась к родному плечу, и мы могли подолгу так ходить и молчать об одном.
Это был как раз один из таких дней, когда Рома уехал на работу, девочки были дома с бабушкой, а Сеня с дедом приехали ко мне. Пока они на несколько минут отлучились в магазинчик неподалеку, чтобы купить бутылку воды, я присела на скамейку и, просто смотря на легко покачивающиеся деревья у ворот, стала их ждать. Улыбаясь, я закрыла глаза и подставила лицо теплому летнему ветру.
 - Женя! – окликнул меня женский знакомый голос, и я резко открыла глаза и стала смотреть кругом – Женя!
Тут-то я увидела ее тонкую фигурку, будто плывущую по воздуху в легком шифоновом платье и на высоких каблуках. Она изменилась так, что ее почти нельзя было узнать, только по этому легкому подмигиванию глаза она была узнаваема (точно так же подмигивал ее брат, последний взгляд которого я никогда не смогу забыть). Во всей ее фигуре вдруг появилась какая-то нерешительность, словно она что-то заметила в моем взгляде, а я не могла смотреть ей в глаза.
Несмотря на то, что прошло уже так много лет с тех пор, как мы виделись в последний раз, Полина осталась все той же – маленькой принцессой, почти куклой Барби, которую ее мама так хотела в ней всегда видеть.
 - Женечка, привет!
 - Привет, Полиночка! Как ты? Я слышала ты уже почти год не живешь в России. Какими судьбами здесь?
 - Тетя Поля! – радостно закричал Сеня и сразу побежал к Полине навстречу – Ты все-таки прилетела?
 - Да, – сказала Полина, улыбаясь все так же, как кукла Барби – Мне Сеня по скайпу написал, что с тобой случилось, и я как смогла, так сразу вылетела. Кристиан даже хотел со мной лететь, но я его отговорила. Пусть уж лучше на работе будет, меньше будет времени думать о чем-либо. Он за меня трясется так, как будто я маленькая девочка! Я уже устаю такой все время выглядеть. Иногда мне кажется, что его друзья за глаза считают меня дурочкой.
 - Разве важно, что они думают! Главное то, что он знает о тебе!
 - Да, это точно! Ну, все, хватит обо мне! Расскажи мне, как ты, что ты? Как вообще случилось, что ты оказалась здесь.
 - Очень просто, Полин! Работа у меня такая. Один неосторожный шаг, одно неверное движение… как сапер.
 - Только сапер ошибается один раз.
 - Да, но со мной просто вышел счастливый случай. А так, этого могло и не быть! – сказала я, отводя взгляд в сторону, чтобы не выдать себя Полине, для которой брат так и остался героем, ведь она ничего о нем не знает и вряд ли узнает когда-нибудь.
Я поняла, что мне не хватит сил сказать ей правду, что ее брат состоял в организованной преступной группе, торгующей оружием и наркотиками, что он почти убийца, которого недели полторы назад похоронил брат, забравший тело из нашего морга и поклявшийся не рассказывать Арсению правды до тех пор, пока я сама не решу это сделать. Полинка всегда была идеалисткой и жила с розовыми очками на глазах, и не сможет принять мысль и понять, как ее брат, «такой замечательный и добрый», смог стать бессердечным бандитом.
Матери Вани не стало еще год назад из-за инфаркта, поэтому не узнать ей этой трагической правды, которую я не нашла бы сил ей сказать. Полина тогда уже вышла замуж, едва окончив институт, за итальянца, с которым познакомилась на какой-то учебной конференции, где выступала с докладом. Сразу после похорон она окончательно переехала к нему на родину, где у него в собственности небольшой дом в пригороде Италии и семейный бизнес, перешедший ему от, рано умершего, отца.
Таким образом Петя остался единственным родственником Вани Королева, способным предать его земле и тем, кто вопреки всему решился не позволить очернить память брата, который того не заслуживал, ни в глазах родной сестры, ни в глазах его сына, ни в глазах чужих людей. Я смирилась с тем, что это останется нашей семейной тайной, которую нам придется пронести через всю жизнь.
Однажды я, конечно, расскажу Сене всю правду о его отце, ведь у меня не хватит сил на то, чтобы позволить моему сыну носить фамилию и отчество убийцы, который не смог остановиться, смотря в глаза мне, любившей его когда-то всем сердцем, но это будет уже потом.
                ***
Если бы в это утро кто-то заглянул к нам в гости, он бы подумал, что в этом доме невесту замуж выдают впервые, причем совсем юную (на самом же деле невесте вот-вот исполнится двадцать девять, и замуж идет, стыдно сказать, в третий раз; но, видимо, и правда, третий раз счастливый).
Как ошпаренная я подскочила в половине седьмого утра, хотя регистрация назначена на двенадцать двадцать – сил не было больше спать, я волновалась, как школьница перед экзаменом. Уже в семь часов меня, еще всклокоченную после сна, увидела мама, как только перед ней открылась дверь. В этот же момент я рванула назад к, варившемуся на плите, кофе, крича на ходу: «Только не убегай! Только не убегай, я тебя умоляю!».
 - Я никуда и не собираюсь убегать! – удивился Рома, спокойно расхаживающий по квартире, еще минуту назад вышедший со смачным зевком из туалета, и мгновенно обнял меня со спины.
 - Ты-то не собираешься, а вот у кофе такой коварный план был! Будешь?
 - Конечно, если на меня рассчитано!
 - Рассчитано! – с улыбкой сказала я, когда Рома склонил голову к моему уху и, щекоча легкой щетиной, поцеловал в него.
 - Молодежь, чего это вы тут хохочете? – спросила мама, заходя в комнату с довольной улыбкой на лице.
 - Рома тут меня щекочет! Ром, ну щекотно же! – сказала я, смеясь, Роме, который крепко обнимал меня за талию и так сильно прижимал к себе, что мне просто стало немного неловко, что мама стала невольным свидетелем нашей интимной игры и неудержимой страсти – Мам, извини! Ром, за тобой через полтора часа Рома с Сергеем приедут. Ты что на бегу собираться будешь?
 - Ничего!
 - Так, девочки, быстро умываться. Валь, – сказала я, поцеловав сестру в щеку в знак приветствия – займи их ради бога, я тебя умоляю! Иначе они мне даже кофе попить не дадут! Ром, давай сегодня сам за собой поухаживай, ладно?
 - Да без проблем!
И тут-то начался настоящий тарарам. Девчонки начали, веселясь, в одних пижамах стали бегать от Вали, которая чудом успевала их ловить и надевать на ноги то носки, то тапочки; я, стоя и расхаживая по квартире, пила кофе, доставала одновременно Сене чистое полотенце для умывания и, открывая окна для проветривания, поднимала с пола какие-то вещи, чтобы к приходу Оли, которая взяла на себя весь мой макияж, и ее коллеги – парикмахерши у нас в квартире было чисто.
 - Соня, где твои тапочки? – спросила я, вышедши из ванной комнаты после того, как почистила зубы.
 - Ой! Мамочка! А я их где-то потеряла! – разводя невинно руками, сказала Соня, а сама едва не смеялась.
 - Давай-ка вместе поищем?
 - Ой, а я вспомнила, где они! – сказала дочка и куда-то стремительно побежала под наш дружный смех.
 - А Сашка где? – спросила я, посмотрев на Валю.
 - За Сенькой куда-то убежала.
 - Арсений! – взмахнув в воздухе руками, я шлепнула себя по ляжкам и направилась на поиски своих сорванцов – Арсений!
 - Да, мам, – как будто ни о чем и не подозревал, отозвался Сеня – Ты не эту кукушку мелкую ищешь?
 - Я? – почему-то вдруг растерявшись, спросила я и почесала макушку кончиком ногтя, маникюр на которых делала убийственных два часа вчера вечером опять же моя Оля (она просто у меня мастер на все руки!) – Да, но вообще-то я сначала искала тебя.
 - Меня? Зачем?
 - Затем, что разведка доложила, что эта «кукушка» убежала куда-то за тобой! А это значит, что?
 - Что?
 - Что ты ее раздразнил!
 - Ничего я не дразнил! – как ни в чем не бывало пожав плечами, сказал Сеня.
 - Сашка, ну-ка сдавай брата! Он тебя заманил за ним побегать?
 - Нет, мамочка!
 - Не обманывай маму!
 - Я своих не сдаю! – деловито сказала Шура, притопнув своей маленькой ногой, а Сеня, едва сдержав смешок, опять пожал плечами. Я уперла руки в бока, усмехнувшись, и покачала головой.
 - Сашка, пойдем-ка к бабушке, а Сеня сейчас будет одеваться и собираться вместе с папой.
 - И они поедут к папиным друзьям?
 - Да! Они поедут к папиным друзьям, чтобы тетя Оля и тетя Маша могли спокойно сделать маму красивой! Ведь папа не должен видеть маму до свадьбы!
 - Ура! Мы будем надевать маме сережки!
 - А еще браслетик и бусики!
 - Ух ты!
 - Ну, что, идем? Не будем братику мешать. Сеня брюки я тебе погладила, видел? На стуле висят.
 - Ага! Спасибо, мам!
 - Не за что! Рубашка и пиджак на вешалке. Галстук тебе дядя Рома поможет завязать.
 - Хорошо, мама! Ты только не волнуйся, мы – мужчины, со всем справимся!
 - Не сомневаюсь! Никогда не сомневалась, – сказала я с улыбкой, погладив сына по голове – что ты вырастешь настоящим офицером!
 - Мам, все отлично! Ты только не вздумай плакать!
 - Нет-нет, я и не думала! – сказала я, улыбаясь, и на самом деле готова была заплакать от счастья и гордости, переполнявшей меня – Я просто счастлива!
 - Это главное! – сказал Сеня с улыбкой.
 - А вот и папа одеваться пришел! – сказала я, когда Рома неслышно подошел и обнял меня за пояс со спины.
 - А я счастлив от того, что счастлива ты! Я так тебя люблю!
 - И я тебя очень люблю! – сказала я, запрокинув голову к его плечу, и его поцелуй почти невесомо опустился на мою щеку.
 - Сокровище ты мое! Пора мне одеваться – ребята звонили, уже в пути, через полчаса примерно будут у нас.
 - Ну, так одевайся! Чего ж ты стоишь? Я тоже еще не «у шубу рукав», так и пойду в халате и в тапочках в ЗАГС!
 - Ну, ты у меня и в халате с тапочками прекрасна! Я готов любоваться тобой даже в таком виде! Халат этот очень даже экстравагантен!
 - Да, я не сомневаюсь! Только боюсь, регистраторши не оценят моей экстравагантности! И твоего юмора тоже! Отпусти меня и одевайся. Оля с Машей тоже уже скоро придут, и к этому времени тебя, да и вообще вас, мужчин, в квартире быть не должно!
 - О, вот это да!
 - Папа, как ты не понимаешь, ты не должен видеть маму до свадьбы!
 - Понял! Все, целую маму, – сказал Рома, поцеловал меня с неописуемой нежностью и погладил по щекам после этого, несколько секунд проникновенно смотря мне в глаза – и начинаю одеваться!
                ***
 - Держи, мамочка! – сказала Саша, подавая мне одну сережку, после чего Соня протянула мне свою ладошку, в которой лежала вторая.
Я с улыбкой смотрела на них, надевая украшения, которые они мне подавали с таким блеском в детских глазах, что мне стало ясно, что не только для нас, но и для них этот день станет одним из самых запоминающихся в жизни. Первым таким для них уже стал тот день, когда мама, спустя несколько страшных, полных неизвестности и страха, недель, наконец, посмотрела на них и сказала всего два слова «Я живая!».
 - Ну, все, пора! – сказала, глубоко выдохнув, мама, которая уже несколько часов то сидела как на иголках, то металась по квартире в поисках успокоения.
 - Да, пора! – сказала я, взяв у нее из рук, украшенный декоративной зеленью, букет из белых и красных хризантем, которые выбрала в цветочном магазине вместо шикарных букетов из роз, которые нам предлагали сначала – Идем.
 - Идем-идем! – сказала Оля – наш папа уже подъехал.
 - Наш тоже! – сказала мама после короткого телефонного звонка.
Это пышное белое платье стелилось вокруг меня, как воздух, и я чувствовала себя в нем такой маленькой, словно меня кто-то в него укутал, как в одеяло.
 - Такой красивой тебя Ромка точно еще никогда не видел! – сказала Оля с улыбкой, которая дарила такую радость, какую я еще по причине странного волнения не могла выплеснуть наружу – Просто умрет от восторга!
 - Оля!
 - Нет-нет! Это я в хорошем смысле! Ничего плохого не думай!
 - А с чего ты взяла, что я думала что-то плохое? – улыбаясь, спросила я.
 - Ну, я…
 - Ты как всегда сказала то, что я только донесла до языка! – сказала я, и мы с подругой рассмеялись – А у нас с Ромашкой все будет хорошо!
 - Это точно!
  Я спускалась вниз по лестнице из подъезда, и казалось, что вот-вот земля исчезнет у меня из-под ног. Оля, помогавшая мне придерживать подол, наверное, чувствовала мою внутреннюю дрожь, потому что не замолкала ни на секунду, стараясь меня подбодрить.
 - Боже мой! – воскликнул папа, которого я еще не увидела – Это моя дочь? Женя, это точно ты?
 - Точно я, пап! – сказала я, чувствуя, что краснею, как рак, от кончиков пальцев на ногах до макушки – Я сейчас приеду в ЗАГС красная, как рак!
 - Зато какая румяная будешь! Никаких румян не надо! Какая же ты у меня красавица! Дай я тебя обниму! Не могу удержаться!
 - Давай! Только осторожно, на платье не наступи!
 - Да, Жень, я перестаю узнавать своего «пацана в юбке»! Ты окончательно стала девушкой, как и хотела мама!
 - Пап! Я все равно для тебя останусь «своим парнем», ты не переживай! Пап, а где тетя Ира?
 - Она в ЗАГС сразу подъедет с дядей Сашей. Он только что мне звонил, не волнуйся! Они точно будут! Теперь ты для них как дочь, и нам придется с этим смириться!
 - Пап! Я прошу тебя, не надо сейчас! Все хорошо! Вы мои родители и я вас люблю! А тетя Ира, я тоже ее люблю – без нее меня бы сейчас с вами не было!
 - Да, конечно! Ну, давайте, усаживайтесь скорее. Жених там уже с ума от волнения сходит!
 - Он что тебе уже звонил?
 - Да. Минут десять назад. Сказал, что они приехали уже и ждут.  Гости начали собираться. Бабушка с дедушкой приехали.
 - Как приехали? А кто же их привез?
 - Дядя Слава.
 - Дядя Слава приехал? – обрадовано спросила я, едва не запрыгав от радости.
 - Да, позавчера еще. Как получил наше приглашение, так сразу в путь собрался. А дедова Волга еще на ходу, так он на нее, и повез деда с бабушкой.
 - Здорово! Так чего же мы ждем? Поехали скорее! – сказала я, запрыгнув в машину с такой легкостью, словно на мне было не пышное свадебное платье, а спортивная форма, и мама только и успела открыть рот, чтобы меня предостеречь, как я уже, собрав в одном месте аккуратно и не испачкав подол, уютно устроилась на заднем сидении папиной машины, украшенной лентами и воздушными шарами – Поехали уже! Меня там столько народу ждет!
 - Ты смотри, мать, она дяде Славе так обрадовалась, словно жениха там и нет! К нему так она готова на крыльях лететь! Во дает!
 - А к жениху я ветром готова лететь, не то, что на крыльях!
                ***
 - Уважаемые гости, просьба встать как можно ближе! Жених и невеста идут впереди, все остальные за ними! Перед церемонией регистрации девушки, пожалуйста, проходите в комнату к невесте, молодые люди к жениху! – сказал высокий худой и улыбчивый мужчина каким-то уж очень мягким голосом, что мгновенно располагало к нему.
Я скользнула за раскрытые двери комнаты с большим высоким окном, зеркалами на стенах в полный рост, и прошлась по красной ковровой дорожке, а девчонки, которых у меня не много – я не водила особой дружбы с девушками, потому что часто по долгу службы «подружками» моими становились суровые мужчины. Я пригласила на свадьбу нескольких своих одноклассниц, с которыми хорошо общалась после окончания школы (я старалась не пропускать ни одной встречи выпускников), двух девчонок из группы института, среди которых, конечно, оказалась и Дашка – жена Андрея, которого я с легкостью назвала бы своей лучшей подругой, если бы он не был настоящим мужчиной. Дашка, конечно, часто висела на телефоне, звоня своей свекрови, которая в это время нянчилась вместе с Дашкиной мамой с трехмесячным Данилкой, но от этого ее участие в нашем празднике не уменьшалось – она и с нами вместе смеялась, когда Оля или я отпускали какие-нибудь шуточки, чтобы скрасить большей частью мое волнение и убить время, которое почему-то, кажется, идет бесконечно (будто нас передумали регистрировать, увидев совсем недавние штампы о разводе). Оля шутила по поводу того, что всех мужчин, пришедших на свадьбу в качестве моих друзей, стоило пригласить к нам, как «подружек невесты», что все восприняли спокойно и смеялись даже жены этих суровых мужчин. Меня всегда радовало, что ни одна из них не воспринимает меня как соперницу – ведь я и сама не давала повода ребятам задумываться о том, что я женщина – на работе я всегда была таким же «ментом», как и они.
Когда, наконец, объявили о начале торжественной регистрации и начали строить гостей в нужном порядке, я вздохнула с облегчением и поспешила к мужу. Всех позабавил наш развод тогда, в начале июля, после чего мы уже через неделю пришли писать новое заявление уже на торжественную регистрацию брака.
Вот теперь точно я с уверенностью могу сказать: «Я рада, что я живая!». Я рада этому благодаря им – моим родным и любимым, так стойко выдерживавшим все тяготы и лишения моей службы, так искренне радующиеся в тот самый момент, когда какой-то приторный голос регистратора объявлял: «А сейчас можете поздравить друг друга с заключением брака!... И пусть эти кольца сохранят на всю жизнь то чувство, что привело вас сегодня в этот зал!». А ведь эти кольца все те же, которые мы сняли только  на полдня, чтобы положить их на, сшитую и украшенную моей рукодельницей мамой, подушечку, откуда мы их снова взяли и надели на пальцы. Только об этом знали лишь те, кто смотрел на нас в эти минуты с восторгом и слезами счастья на глазах, кто вместе с нами дошел до этого чудесного дня.
«Я живая!» - мысленно крикнула я, когда мы шли из здания ЗАГСа, а друзья забрасывали нас лепестками цветов и зачем-то взятой откуда-то гречкой вместо риса, после чего Рома, подхватив меня на руки, спускался с крыльца к своей белой машине под радостные крики гостей и родных.
 - Ну, что, молодежь едет кататься, а мы в кафе, готовиться их встречать? – спросил папа, когда мы уже стояли около машин, а Ромка крепко обнимал меня, чтобы сентябрьский прохладный ветер не заморозил меня.
 - Да! – сказала мама, стирая слезы из уголков глаз, и папа в этот момент крепче обнял ее за плечо.
 - Спасибо вам! Всем вам спасибо! – взглядом подозвав детей, сказала я громко.
 - За что? – удивился папа, переглянувшись с мамой, которая, видимо, была с ним солидарна.
 - За то, что Я ЖИВАЯ! – крикнула я и крепко обняла всех троих сразу и в этот же момент дети прижались к нам все втроем.
                ***
 - Мама, а куда мы сейчас поедем? – спросила меня Соня, которую Рома держал на руках.
 - А я не знаю! Ты у тети Вали спроси – она, кажется, нам сюрприз обещала! А потом нам расскажешь, хорошо?
 - Какой же тогда это будет сюрприз, если я вам все расскажу?
 - Тогда не говори – пусть это будет твой и тети Валин секрет!
 - Здорово! Тетя Валя! – закричала Соня, подбежав к Вале, которая, держа одну руку на животе, другую на пояснице, стояла около машины, в которой Рома (ее муж) что-то искал.
 - Сеня, не кричи так! – одернула я дочку, которая слишком неожиданно и громко обратилась к Вале.
 - Ой! – прикрыв рот, воскликнула Соня и посмотрела на меня с улыбкой, которая подкупала меня всегда, что бы дочурка ни натворила.
 - Так, все по машинам! Все разговоры потом, – деловито, но с улыбкой сказал Валькин Рома, поравнявшись с нами.
 - Конечно! Ой!
 - Что такое? – встревожено, спросил мой Ромка и встревожено заглянул в мои глаза – Что-то не так?
 - Все хорошо! Просто я между вами оказалась!
 - Желание загадывай! Чего ждешь-то? – усмехнувшись, сказал Валькин Рома.
 - Уже! – удовлетворенно сказала я, кивнув головой.
 - Отлично! Теперь можем ехать.
 - Поехали, – сказала я, улыбаясь.
 - По машинам! – торжествующе сказал Валькин Рома и побежал к своей машине, открывать для Вали дверь.

- Ну, что, молодожены, будете сидеть в машине или пойдем?
 - Ой, а мы даже не заметили, как приехали!
 - Ну, еще бы! Так, выходим?
 - Выходим! – сказала я, и Ромка вышел вперед, после чего протянул мне руку и помог выйти из машины – Ой! Валька, это же…
 - Да, то самое кафе! Я надеюсь, ты не против?
 - Конечно, нет! Все, что было плохое, в прошлом? У меня новая жизнь, и счастье мое рядом! Я счастлива!
 - Вот и отлично! Вперед!
 - Вперед! – сказала я, и мы рассмеялись.
 
                ГЛАВА 24: УЙТИ, ЧТОБЫ ОСТАТЬСЯ
 - Здравствуйте, Сергей Васильевич! – сказала я, закрыв дверь кабинета начальника, нерешительно прижимая к себе бумагу с, написанным только что в кабинете заявлением на увольнение, о чем ребятам я пока не сказала – я и сама не была в этот момент уверена, действительно ли хочу уйти из органов и зажить мирной жизнью. Они, конечно, уже догадывались, что я близка к такому решению, только, то ли вида не хотели подавать, что им все известно, то ли просто еще надеялись, что я все же решу остаться.
 - Здравствуй, Женечка! Я как раз собирался вызвать тебя к себе!
 - Зачем, Сергей Васильевич? Есть какие-то замечания по моей работе?
 - Нет, Женечка. Я как раз вызвать тебя хотел, чтобы о будущей твоей работе поговорить.
 - Сергей Васильевич, но вы ведь знаете, что я не смогу…
 - А кто тебе сказал, что ты не сможешь? Женя, ты рано ставишь на себе крест.
 - Сергей Васильевич…
 - Подожди, Женечка. Выслушай меня, пожалуйста! Потом я тебя выслушаю, обещаю! Просто послушай, а потом уже примешь решение, хорошо?
 - Хорошо, Сергей Васильевич.
 - Так вот. Ты уже, наверное, в курсе, что Константин Николаевич переходит в другое ведомство следователем?
 - В курсе, да, Костя сам сказал. Что ж, он сам решает, где ему работать, и мы будем рады, если у него все сложится! Женился недавно, сын только родился – ни к чему ему рисковать своей жизнью, а в УБЭПе все-таки спокойнее. Взяточники и мошенники, как правило, не устраивают вооруженных сопротивлений, разборок практически не устраивают.
 - Женя, Евгения Владимировна. Речь пойдет сейчас не о трудоустройстве Константина Николаевича, с которым мы все уже обсудили и никаких претензий друг к другу и к работе не имеем. Речь пойдет о вас.
 - К чему такая официальность, Сергей Васильевич? Что вы хотите мне этим сказать? Говорите уже прямо. Что? В ГАИ, палочкой на дороге махать, снова в участковые, или что?
 - Жень, я хочу предложить тебе, точнее, даже хочу попросить тебя остаться и попробовать поработать вместо Кости Гольцова старшим следователем. Ребята с радостью восприняли это предложение.
 - То есть вы и с ребятами уже все обсудили? Без меня меня женили, так что ли, получается?
 - Жень, ты же знаешь, что я очень ценю тебя как сотрудника! Ты для меня как дочь, если хочешь знать, и мне всегда страшно было, когда ты лезла в это самое пекло! Я понимаю, что тебе тяжело без оперативной работы, к которой ты привыкла, и позволить потерять тебя, как сотрудника, я просто не могу себе позволить. Я ни в коем случае ни к чему не принуждаю – решать только тебе, и советчики здесь не нужны, но все же, прошу тебя подумать над моим предложением. Просто подумай, а через пару дней скажешь мне, что надумала, ладно?
 - Хорошо, я подумаю, но ничего не обещаю, Сергей Васильевич!
 - Я понимаю! Просто знай, что бы ты не решила, я поддержу твое решение!
 - Спасибо вам, Сергей Васильевич!
 - Пока не за что! Ничего не говори сейчас – я понимаю, тебе нужно время, и это время у тебя есть, пока Костя дорабатывает, сдает дела…
 - Да, конечно. Ну, я пойду тогда?
 - Да, конечно, иди. Ты ведь, насколько я знаю, еще на больничном.
 - Да. Еще два дня.
 - Вот и отлично! Отдыхай, но не забудь подумать о моем предложении, ладно?
 - Не забуду, обещаю! До свидания, Сергей Васильевич!
 - До свидания, Женечка! – сказал Сергей Васильевич, когда я уже взялась за ручку двери и даже приоткрыла ее – Женя.
 - Что?
 - Ты сегодня выглядишь просто потрясающе! Да и вообще ты такая стала…
 - Какая?
 - Женственная!
 - Спасибо! – сказала я, улыбнулась и, развернувшись на каблучках, раскрыла дверь шире – До свидания, Сергей Васильевич!
 - Всего хорошего! – сказал он, и я, глубоко выдохнув, я закрыла дверь его кабинета, на несколько секунд остановилась около стола секретаря Сергея Васильевича, Зины, посмотрела на заявление, улыбнулась, свернула бумагу вдвое и, оперевшись на Зинин стол одной рукой протянула другой лист бумаги в ее руки.
 - Брось в урну, пожалуйста, Зин!
 - Хорошо! А что это?
 - Если так любопытно, можешь посмотреть, только после этого сразу в урну, договорились?
 - Договорились! – сказала Зина и, сложив бантиком свои накрашенные красной помадой губы, коснулась своих рыжих нахимиченных кудрей – Так, значит, ты остаешься?
 - Пока я только думаю, Зин, думаю! – сказала я, подняв кверху указательный палец, и, слушая стук собственных каблуков, бодро зашагала назад в кабинет, где оставила свою сумку.
 - О! Привет! А ты чего это на работу пришла? Ты вроде как на больничном еще?
 - На вас, заговорщиков, посмотреть пришла! На физиономии ваши хитрые!
 - О чем это ты? – спросил Гена, и я даже на несколько секунд поверила, что он, и правда, ничего не знает.
 - Я о вашем заговоре с Сергеем Васильевичем. Только не вздумайте мне врать, что никакого разговора не было, и вы ничего не знаете! – сказала я, ткнув указательным пальцев в их сторону – вы все до одного знали и ничего мне не сказали. Сергей, хватит пялиться на мои ноги!
 - Прости-те! Просто ты потрясающе выглядишь в новой форме!
 - Спасибо!
 - И каблуки тебе идут очень!
 - Ребят, вы что сговорились что-ли?
 - Мы, нет! Так получилось. Сама знаешь, у дураков мысли сходятся, – сказал Сергей, и я не удержалась от смешка.
 - А вы что считаете себя дураками?
 - Ну, не умниками точно, – сказал Серега в то время, как Гена помогал мне надевать плащ, а Андрей со вторым Серегой хитро переглядывались.
 - Это зря! Мне не нужны в команде оперативники-дураки! – сказала я, застегнув пояс плаща, взяла в руки сумку и открыла дверь, чтобы выйти в коридор – Послезавтра скажете мне окончательно, кто дурак, а кто умник! И тогда уже будем решать, как работать дальше!
Я слышала, едва выйдя за дверь, как они начали шлепать друг друга ладонями, шепча: «Дай пять!», и мне так хотелось вернуться и сказать им, что они выглядят, как дети, но все-таки решила пока не возвращаться. Сейчас мою голову занимали совсем другие мысли – мне нужно было придумать, как сказать Ромке о том, что я решила остаться на службе в органах, откуда он так хотел меня забрать. Я знала, что он расстроится, ведь моя служба оказалась для него более сложным испытанием, чем для меня самой.
Остановившись около машины, я посмотрела по сторонам, заметила заинтересованный взгляд какого-то мужчины, равнодушно улыбнулась, подставляя ветру подросшие волосы, которые я решила отращивать, и села в машину, положив сумку на сидение рядом. Вдохнув и выдохнув, словно так можно было избавиться от всех проблем разом, я завела машину, поменяв туфли на каблуках на балетки, в которых управлять машиной гораздо удобнее.
Крыльцо спорткомплекса показалось из-за, еще не сменившейся на желтизну зелени, и мое сердце неожиданно вдруг разом успокоилось. Я даже не поняла, с чем это было связано, ведь я не была здесь всего два с половиной месяца, пока получала ранение и оправлялась от него. С тех пор, как четыре с половиной года назад я вернулась в спорт, Сергей Анатольевич не перестает радоваться – после возвращения я за год наверстала упущенное, вернула себе форму и завоевала еще не одну и не две награды на различных соревнованиях и чемпионатах. Один Чемпионат Европы чего стоил! В нем я участвовала за два месяца до трагического происшествия на задании, и эта победа навсегда останется у меня в памяти, так же как и международные соревнования, последовавшие следом за Чемпионатом.
 - Здравствуйте!
 - Здравствуйте! – ответила мне вахтерша с легкой улыбкой, и я направилась в сторону зала, где, я точно знала, тренируются наши ребята.
Я остановилась, едва прикрыв двери, и несколько секунд смотрела, как порхает одна из девочек молодежной сборной над матами. Ей от силы лет тринадцать-четырнадцать, но она уже такая упорная, какой я была с самого начала своей спортивной карьеры. Она сразу напомнила мне меня, такую же юную, напористую (впрочем, я и сейчас свою напористость сохраняю, как говорит Сергей Анатольевич). Все ее движения были хоть и легкими и правильными, женственности, которой в те годы хотел от меня мой любимый тренер, и мне так захотелось хоть что-нибудь сделать для этой юной спортсменки, еще не до конца осознавшей, что ее ждет в этом суровом мире спорта.
 - Что, вспоминаешь себя? Или так, любуешься нашими юниорами?
 - Ой, здравствуйте! – сказала я младшему тренеру Ирине Витальевне – И то и другое наверное! Давно я такой была! Я и забыла уже себя такую!
 - Женя! – услышала я за спиной радостный родной мужской голос за спиной – Привет! Рад тебя видеть! Выглядишь просто потрясающе – совсем принцессой стала!
 - Сергей Анатольевич! – сказала я радостно и заключила его в объятия – Я-то как рада вас видеть!
 - Ну, что, тренироваться пришла. Не рано еще к тренировкам приступать?
 - Сергей Анатольевич, я не тренироваться пришла. Я посоветоваться пришла.
 - По какому поводу? Пойдем-ка, поговорим. Ирина Витальевна…
  Она просто кивнула головой ему в ответ и сразу занялась тренировкой, словно нас с Сергеем Анатольевичем здесь и не было. Мы неторопливыми шагами направились в тренерскую.
 - Только не говори мне, что ты опять решила спорт оставить!
 - Мне ужасно этого не хочется, Сергей Анатольевич! Но, все же, я, понимаю, что в свете нынешних событий я должна оставить спорт и вряд ли должна к нему вообще возвращаться…
 - Почему же это?
 - Ну, вы же понимаете, Сергей Анатольевич, что ранение в сердце не может пройти бесследно! Я перенесла на нем две операции, и даже если пройдет время, не факт, что физические нагрузки мне не будут противопоказаны.
 - Возможно. Только прежде чем делать какие-то выводы, давай проконсультируемся с твоим лечащим врачом. Я уверен, он точно скажет, сможешь ты заниматься спортом, а пока поправляйся. До Международных соревнований времени еще вагон, и ты можешь успеть вернуться в форму.
 - Если так случится, Сергей Анатольевич, и я не смогу больше быть спортсменкой…
 - Ну? Что же ты замолчала? Что, уже крест на себе поставила, да?
 - Нет! – сказала я, сдерживаясь, чтобы не заплакать – У вас найдется местечко мне хотя бы в качестве тренера?
 - Я тебе давно говорил, что из тебя получится отличный тренер, когда твоя гимнастическая карьера закончится. Приходи, будем юниоров тренировать! Вон, кстати, ты уже оценила успехи своей поклонницы?
 - Поклонницы!
 - Если не сказать, что ты ее кумир просто!
 - Да?
 - Думаешь, мне есть смысл тебя обманывать? Я никогда тебе не врал, ты прекрасно знаешь! У нее твое имя с языка слетает чаще, чем мое!
 - Спасибо вам, Сергей Анатольевич! А если я не смогу поехать на Международные соревнования, вы Катю Осинцеву отправляйте, она точно победит. К тому же она на три года меня моложе, и со счетов ее точно рано списывать.
 - Хорошо, как скажешь. Я дам знать представителям федерации, что у нас может быть замена, но опять же повторяю тебе, что я ни в коем случае не отказываюсь от тебя как от спортсменки, и окончательное решение будем мы принимать уже на основании врачебного заключения, хорошо?
 - Хорошо!
 - Вот и договорились!
 - Договорились! – сказала я, утерев, невольно выкатившуюся на щеку, слезу.
 - Ну, ты чего? Ты всегда была у меня лучшей! Ты только посчитай, сколько наград ты завоевала за эти четыре года только, не говоря уже за все пятнадцать лет карьеры! Ты у меня лучшая, помни это всегда!
 - Спасибо вам, Сергей Анатольевич! Ну, я пойду… с врачом консультироваться и с мужем вести переговоры по поводу возвращения на службу.
 - А ты решила вернуться на службу?
 - Да, только в качестве следователя, а не оперативника. Вот так получилось! Не хотят меня отпускать, как и вы!
 - Ну что ж, это твой осознанный выбор. Ты ценный кадр, если уж за тебя так держатся!
 - Наверное, – пожав плечами, с улыбкой сказала я.
 - Да не наверно, а точно! Что бы ты ни решила, делать надо то, что считаешь нужным именно в этот жизненный момент, чтобы потом не жалеть. А уйти всегда успеешь. Я тебе всегда говорил, что в жизни, как в спорте, принимаешь решение только ты и только в тот момент, когда требуется.
 - Да, помню!
 - Я уверен, Роман тебя поймет. Еще двенадцать лет назад я бы такого не смог сказать, но после того, как погулял на вашей свадьбе, точно могу сказать, что он тебя любит и поймет, что бы ты ни решила!
 - Да! Спасибо, что пришли тогда!
 - Не за что! Ты для меня как родная – я тебя вырастил как спортсменку, да и вообще ты практически росла на моих глазах. Как я мог не придти, когда моя родная Женечка меня пригласила? Ты такая счастливая была!  Я сразу понял, что родители отдали тебя в надежные руки!
 - Сейчас да, но если бы вы знали, каким шоком для них была наша свадьба тогда, в первый раз, когда мы просто зарегистрировались и пришли к ним уже со свидетельством о браке и с тортом! Забавно было! Если бы не Оля и Гена, которые пришли с нами, мы бы, наверное, весь вечер выслушивали какие-нибудь лекции, в частности от мамы! Папа как-то проще отнесся, только пальцем мне пригрозил, пока мама не видела! – улыбаясь, сказала я и усмехнулась.
 - Да! Молодежь! Что тут скажешь?! – сказал Сергей Анатольевич, чмокнул меня в висок и крепко обнял за плечо.
 - Спасибо вам за все, Сергей Анатольевич! За все, что вы для меня сделали!
 - Ну-ну, подожди еще прощаться!
 - Хорошо! Ну, я поеду?
 - Поезжай, конечно. Звони, заходи – ты всегда знаешь, где и как меня найти. А я буду ждать, и держать за тебя кулаки, чтоб все у тебя было хорошо!
 - Спасибо вам! Всего хорошего, Сергей Анатольевич!
 - Всего хорошего, Женечка!
 - До свидания!
 - Пока! – сказал он  с улыбкой, махнул мне рукой, и я покинула спорткомплекс с легкой грустью на сердце.
Ветер утих. Туч на небе совсем не стало. Мне так захотелось, чтобы вот сейчас, именно в эту секунду, случилось что-нибудь неожиданное и очень хорошее. Тут же в моем кармане зазвонил телефон. По мелодии я уже знала, кто звонит, и обрадовалась, что мы научились чувствовать друг друга на расстоянии.
 - Слушаю тебя, родной! – сказала я, ответив на вызов.
 - Мы соскучились без тебя, мама! – сказал Рома таким спокойным и веселым голосом – И даже, стыдно сказать, начали волноваться!
 - Я тоже соскучилась без вас, очень! Что делаете?
 - Мы собрали огромный дом из этого разноцветного конструктора, и теперь нам не хватает гаража, чтобы поставить туда нашу машину.
 - А кто же вам мешает собрать гараж? – усмехнувшись на Ромкино ребячество и на девчоночий хохот совсем рядом, спросила я мужа.
 - Ой, кто это на меня прыгает? О! Я раздавлен! Нам нужна твоя помощь в сборке гаража, мама! Папа уже выбился из сил! Мне нужна подмога!
 - Да?
 - Да! Мы устали и нам требуется помощь!
 - Ну, не умирайте там – «скорая помощь» скоро будет! – сказала я, усмехнувшись, и села в машину – В магазине нам что-нибудь нужно? Могу заехать по дороге.
 - По-моему, у нас есть все, но если хочешь, ты можешь заехать. Ты же у меня все знаешь сама. Девочки, хотите что-нибудь сказать маме?
 - Мамочка, приезжай скорее!
 - Мамочка, мы очень соскучились! Мы тебя очень ждем!
 - Хорошо! – улыбаясь, сказала я – Мама уже в пути! Подождите немножко, крошки мои! И поцелуйте папу, как можно крепче в щечки! Только не говорите, что это мама вас попросила!
 - Хорошо, мамочка!
 - Ждите меня, крошки мои! Пока-пока!
 - Пока-пока!
                ***
 - Так, все, девочки, спать! Прекращаем веселье, сказку вам папа расскажет, а мама пойдет, помоется и тоже будет ложиться спать.
 - Хорошо, мамочка!
 - Все, давайте, спокойной ночи, зайки мои!
 - Спокойной ночи, мамочка!
 - Спокойной ночи, мамочка!
 - Спокойной ночи! – сказала я, поцеловав своих малышек в щечки, провела ладонями по их головам и голове Ромки, который без слов меня понимал.
 - Ну, что, готовы улететь в сказочное королевство?
 - Готовы! – в один голос сказали девчонки, и хихикнули, а я вышла из комнаты, с трудом сдержав слезы умиления – Ромка (будто всю жизнь проводил время с детьми) с первых лет осознанной жизни девочек умел так завлечь их своими сказками, которые помнил наизусть и иногда даже сочинял сам буквально на ходу, что они принимали практически все рассказанное за чистую монету.
Я быстро приняла душ, и, когда вышла из ванной, девочки еще не спали, слушая Ромкины сказки. Он увлеченно рассказывал им свои сказочные истории, когда неожиданно, хоть и негромко в прихожей зазвенел домашний телефон, которым мы в последнее время вообще редко пользуемся и даже планируем отключить совсем.
 - Алло! – негромко сказала я, сняв трубку, и взглянула на себя в зеркало, и молчание в ней едва не толкнуло меня положить трубку – Алло, вас не слышно! Говорите!
 - Женя? Здравствуй! – услышала я нерешительный мужской чуть хриплый голос и настороженно посмотрела в зеркало, где видела свое почти испуганное выражение лица.
 - Кто вы?
 - Не узнала? Конечно, я должен был догадаться, что спустя шесть с половиной лет ты мой голос не вспомнишь!
 - Юра?
 - Все-таки узнала?
 - Что тебе нужно?
 - Жень, я… мне очень нужно с тобой поговорить! И не только с тобой! Я приеду.
 - Пожалуйста, не приезжай! Не приезжай, слышишь? Я очень тебя прошу, не приезжай!
 - Женя! Женя, я не слышу тебя! Алло!
Я положила трубку на телефон, все еще находясь в полном смятении – спустя шесть с лишним лет Юра вдруг звонит и хочет приехать не только ко мне. Я не могу этого допустить – не могу позволить ему разрушить мое счастье, которое мне досталось такой дорогой ценой, отнять счастье у моих девочек, у которых  уже почти шесть лет есть настоящий любящий папа. Пусть это бесчеловечно, но я не могу позволить детям узнать, что их папа на самом деле им не отец! Но ведь папа не тот, кто дал жизнь, а тот, который вырастил и воспитал! Ромка растил их как настоящий папа, ни в чем стараясь им не отказывать, но и не разбаловывал.
 - Ну, что родная, идем спать? – спросил Рома меня, обняв за плечи, от чего я неожиданно и для себя, и для него вздрогнула, словно чем-то обожглась – Что с тобой? Что случилось?
 - Ничего! Все… в порядке! Все хорошо! – сказала я, проведя рукой по Ромкиной руке, решительно, хоть и с некоторой опаской опустившейся обратно на мое плечо.
 - Я просил тебя ничего от меня не скрывать?
 - Просил! – сказала я, сама того не желая закусив губу.
 - Тогда скажи мне, что с тобой? Кто звонил? Ты только что была совсем другой!
 - Юра.
 - Какой Юра? Ах, Юра! Ну, и чего он хотел? – спросил Ромка, помолчав несколько секунд.
 - Сказал, что ему нужно поговорить со мной, и не только со мной…
 - Так и сказал?
 - Да! Ром.
 - Что?
 - Я не хочу, чтобы девочки когда либо узнали, что ты им не родной отец!
 - Я им и не отец!
 - Да, я знаю, но я не об этом!
 - Родная моя, любимая моя! – начал говорить Рома уверяющим тоном с улыбкой, обхватив меня ладонями за щеки, а мой нос почти соприкоснулся с его носом – Запомни, раз и навсегда, я для Саньки и Сонечки не отец, я их папа, и так будет всегда! Я уверен, Юра адекватный человек, хотя порядочности в нем явно после стольких лет поубавилось! Благодаря его непорядочности, можно сказать, ты сейчас со мной! Вобщем, я не об этом! Я уверен, что он не дурак, и прекрасно понимает, что никто просто так сейчас ему не позволит сказать девочкам правду. Я этого не позволю, если ты не захочешь, но все-таки поговорить с ним нужно, чтобы расставить все точки, чтобы дать это понять. Все будет хорошо, тут даже не о чем переживать! Слышишь меня?
 - Да, ты прав! Я не позволю ему влезть в жизнь девочек и в нашу жизнь вообще!
 - Вот и отлично! Ну, все, теперь спать?
 - Подожди, Ром, – сказала я, когда он крепче обнял меня за талию и начал играться с поясом моего короткого атласного халата, намекая на то, что пора бы уделить время ему, как мужу – Мне еще кое-что нужно тебе сказать!
 - Ну, так, говори! Я весь во внимании!
 - Ром, я знаю, ты этого не хочешь, знаю, что ты будешь меня обвинять, но я не могу сейчас поступить по-другому! Прости меня!
 - Подожди-подожди! Я чего-то недопонимаю! Зачем ты говоришь этими загадками? Скажи мне прямо, ты решила остаться в органах, да?
 - Да! Ром, Ромашка, ну пойми, это часть моей жизни, и я не могу сейчас взять и все бросить! К тому же остаюсь я на должности следователя, а не оперативника, которым работать теперь вряд ли вообще смогу! Да и не хочу я этого сейчас! Я хочу остаться на работе и хочу попытаться привыкнуть к роли следака. Если не получится, я всегда смогу уйти!
 - Понимаю! Ну, что я тут могу сказать? Я знал, на ком женился, знал, кого люблю! Такая уж ты у меня боевая!
 - Спасибо тебе! Я знала, что ты меня поймешь!
 - Я просто очень тебя люблю!
 - И я тебя очень люблю! Счастье ты мое!
  Ромка больше ничего не сказал, а просто обнял меня со всей нежностью и увлек в поцелуй, от которого у меня приятно закружилась голова, а спустя несколько этих невесомых секунд, проведенных в этом чарующем состоянии, куда он меня погружал своей нежностью, подхватив меня на руки, направился в спальню. И в этот момент я уже не думала ни о чем, а только чувствовала себя маленькой птичкой или бабочкой в заботливых и ласковых руках.
                ***
- Девочки, осторожнее! – сказала я дочерям, выбежавшим прямо передо мной из открытой двери магазина – Соня, Саша, прекратите сейчас же!
Навьюченная пакетами, я едва видела, что у меня под ногами. Девочки остановились около машины и повернулись ко мне.
 - Мама, а когда мы домой поедем?
 - Сейчас поедем, мои хорошие! – сказала я и, опустив пакеты на пол, открыла багажник.
Чтобы пакеты нормально уместились в багажнике, пришлось поколупаться в нем, ища место для не убранного оттуда после возвращения с дачи инвентаря. Мысленно ругаясь на собственную забывчивость, я едва не завалилась в багажник носом, снаружи оставался мой зад, закрытый элегантной красной юбкой, которую  мне подарила Оля. Я чертыхнулась, а водитель, проезжавшей мимо грязной десятки, видимо, по достоинству оценил мой вид сзади, просигналив мне в знак одобрения.
Когда я опустила крышку багажника, меня отвлек чей-то знакомый женский голос. Я повернула голову туда и на несколько секунд впала в ступор.
 - Женечка! – обратилась ко мне, прижимавшая к лицу носовой платок, Валерия Генриховна и уже хотела подойти и обнять меня, но, видимо, мой холодный взгляд дал ей понять, что на нежности с бывшей свекровью я не настроена.
 - Девочки, садитесь в машину! – сказала я и с небывалой ловкостью усадила девчонок в автомобильные кресла и закрыла дверцу машины, словно пряча детей от бывших родственников – сейчас дождемся Сеню и папу и поедем.
 - Женя, я… мы…
 - Что вам нужно от меня?
 - Женечка, пожалуйста, скажи… это ведь Юрочкины девочки?
 - Скрывать не буду, да, я родила их от вашего сына, но у них есть папа, и нам ничего от вас не нужно! Оставьте нас в покое, я вас очень прошу!
 - Женечка, мы очень перед тобой виноваты, но все же можно исправить!
 - Ничего уже не нужно исправлять, Валерия Генриховна – у нас все хорошо, у нас своя семья, у вас своя! Я не позволю вам влезть сейчас в свою семью, ясно?!
 - Женя! Женечка! – срываясь на рыдание, заговорила женщина.
 - Лера, я прошу тебя, пойдем! – сказал, обняв женщину за плечи Заболоцких-старший, который изрядно постарел с того момента, как я видела его в последний раз, но выглядел все таким же надменно высокомерным – Не терзай себя! Пойдем! Не сейчас! Не надо унижаться, я прошу тебя! Да, я виноват…
 - А вот и мы! – обрадовано сказал Рома, поднявший кверху два пакета, что были у него в руках, а Сеня, подскочив ко мне с коробкой под мышкой.
 - Молодцы! Сейчас домой поедем.
 - Жень, что-то не так?
 - Все хорошо! Правда, не смотри на меня так!
 - Вот и хорошо!
Рома поцеловал меня, и на несколько секунд закрыв глаза, я не заметила, как Заболоцких ушли.
 - Жень, кто это был? – спросил Рома, положив одну руку на руль, одну на мою щеку, когда мы сели в машину – Посмотри на меня!
 - Так, остатки темного прошлого!
 - Понятно. Не время и не место?
 - Именно! Вот за это я тебя больше всего ценю!
 - Приятно слышать! Ну, что, малышня, едем?
 - Едем! – обрадовано сказали девчонки, а Сенька как-то странно нахмурился и ничего не сказал.
 - Арсений, что такое? Чего такой сердитый?
 - Я не сердитый! – буркнул Сеня.
 - Сеня, да что с тобой? Мы тебя чем-то обидели?
 - Нет!
 - Тогда что случилось, родной мой? Ты только что был такой веселый! Покажешь мне свой новый вертолет?
 - Конечно, мам! Еще спрашиваешь?
 - Отлично! Тогда скорее поехали домой, мне не терпится его увидеть! – сказала я, Сеня просиял, и Рома повел машину по пыльным улицам города.
Я лучше всех знала, что Сенька острее меня переживал из-за того, как со мной поступил Юрий, которого я простила еще тогда, когда едва не потеряла одного из самых дорогих мне людей.
Именно тогда я поняла, что Рома тот самый человек, который мне всю жизнь был нужен, когда я готова была сказать от всей души сказать СПАСИБО Юре, который меня, как оказалось, не напрасно оставил одну; когда я впервые за несколько лет сказала ему, самому родному и близкому, женившемуся на мне из благородных побуждений, но в ущерб своему достоинству, «так искренне: «Я люблю только тебя! И буду любить всю жизнь!».
Конечно, мне многие говорили, что обиду нельзя носить в сердце, что все в жизни случается не просто так (ох уж, эта пресловутая избитая истина: если теряешь что-то дорогое, обязательно найдешь то, что будет намного дороже!), но я долго не могла простить предательство человеку, который был мне дорог, но мной не дорожил. Я простила Юру за предательство, простила его за равнодушие, за то, что ушел –  за всю свою боль, но одного ни ему, ни всей его семье я до сих пор не могу простить: того, что сделали больно моему сыну, который долгое время считал его практически вторым отцом.
 - Ну, наконец-то мы дома! – глубоко вздохнув, сказала я, когда Рома закрыл дверь за нами всеми.
Пакеты уже едва не вываливались из рук. Ну, надо же было этому лифту сломаться именно сегодня, когда мы решили съездить за покупками!
 - Все, я труп! – сказала я, опустив пакеты на пол и, прилипнув к стене, буквально таки шлепнулась на пуф в коридоре.
 - Женя! – одернул меня Ромка, и я, сообразив, что из моего рта вылетело что-то неуместное, как часто говорит мама, зажала рот ладонью.
 - Простите меня! Ну, я, правда, так устала!
 - Мамочка, ты просто смертельно уставший человек! – прижавшись ко мне и как бы грозя указательным пальчиком своей ручонки, сказала Сонька, и я не смогла сдержать смешок, который подхватили и Рома, и Сеня.
 - Мамочка, а чего это вы все смеетесь?
 - Мы? – невольно хохотнув еще раз, сказала я и обняла дочку – мы просто радуемся! А ты совершенно права, моя маленькая принцесса!
Не желая отставать от сестры, Шура тоже прижалась ко мне. Я никогда не называла такие их забавные порывы нежности этим ужасным черствым словом «ревность» - они не слишком привязаны ко мне, но слишком привязаны друг к другу.
 - Принцессы вы мои! – сказала я, поцеловав в лобик Сашу, а потому Соню и крепче их обняла – Я вас так люблю!
 - И мы тебя очень любим, мамочка! – сказала Соня, и Саша улыбнулась, прижимаясь к моей груди.
Сонечка всегда и во всем является, так называемой, заводилой, инициаторов всех похождений и своих, и сестры, а Сашка чаще соглашается, чем придумывает что-то. Сонька любит пошуметь, а Шурка подхватывает, Сонька любит обратить на себя внимание шумно и заметно, а Сашка предпочитает тихо понежиться рядом со мной или с Ромкой, иногда с Сеней (хотя он уже чувствует себя невообразимо самостоятельным и не любит излишних «телячьих нежностей»).
 - А кто поможет папке разобрать пакеты? – восторженно сказал Рома и подмигнул мне одним глазом.
 - Мы! – в один голос прокричали девочки и, оторвавшись от меня, побежали на кухню, который легко увлек их в разбор пакетов, что девчонкам всегда нравилось.
Иногда мне немного завидно, что они так привязаны к Ромке – из-за своей работы я мало времени могу провести с семьей, только в выходные, и то не всегда. Ромку они просто обожают и готовы с ним на любые шалости, которые я, напротив, не всегда одобряю. Порой я ловлю себя на мысли, что девчонки любят его больше, чем меня (что, в сущности, такой абсурд!), но их нежности мгновенно дают мне понять обратное. Просто для них он сильный и готовый на все папа, а я ласковая и добрая мама, которая всегда их приласкает и поймет – ведь суровый следователь я только в стенах ОБОПа.
 - Мамочка, тебе помочь? – словно из сна, выдернул меня из мысленной ямы Сенькин голос.
 - А, что? Спасибо, родной! Я сама. Просто я задумалась.
 - Об этом…
 - Нет, Сенечка, вовсе нет! Я просто вспоминала, какие вы у меня были маленькие совсем недавно, а сейчас уже так выросли!
 - Правда?
 - Правда, сынок! Я никогда тебя не обманываю, ты же знаешь!
 - Знаю.
 - Вот и отлично! Пойдем, поможем им с пакетами разобраться? – спросила я Сеньку, обняв его за плечо одной рукой, другой слегка взъерошив волосы у него на макушке.
 - Пойдем! А-то они до утра их не разберут! – сказал Сеня, и мы вместе усмехнулись – Мы идем к вам на подмогу!
 - Как здорово! А-то мы точно до утра не управимся! – сказал Ромка, и мы с Сеней рассмеялись еще сильнее.
                ***
- Евгения, – окликнул меня как-то нерешительно знакомый мужской голос около выхода с работы – Женя.
 - Это вы мне? – спросила я брата-близнеца Юры, который вопреки своим стремлениям со мной поговорить так и не позвонил мне, и я даже не знаю, приезжал ли он.
 - Да. Прошу прощения! Понимаю, что вы меня практически не знаете, мы и виделись-то всего один раз в жизни, но все же я о вас много знаю.
 - Слушайте. Как вас зовут, простите, забыла за шесть с лишним лет!
 - Ваня.
 - Ваня? Ах, да! Ну, так чем я могу быть вам обязана, Иван?
 - Ничем. Я понимаю, что вообще бессмысленно трачу ваше время – вы меня даже слушать не обязаны и разговаривать со мной. Дело в том, что мой брат…
 - Ваш брат, извините, ко мне уже никакого отношения не имеет! Я бы вообще сказала, что он редкостная свинья – прошло уже шесть с половиной лет, и девочки выросли, но кто старое помянет, как говорят, тому глаз вон! За эти шесть лет он не то, что о девочках, обо мне не вспоминал, он просто вычеркнул меня из своей жизни, не пожелав узнать, что со мной и как я! И если он хочет встретиться, то пусть звонит предварительно сам, а не при помощи посыльных и посредников. Я встречусь с ним в любом месте, где не будет ни моего мужа, ни моих детей. Мне пора, Иван, извините! Всего вам хорошего!
 - Юрки нет больше, Жень! – сказал он, сдерживая боль, которая сидела у него глубоко в сердце, и он надежно ее прятал с первого момента нашего разговора.
 - То есть? О чем это вы, Ваня?
 - Юрка погиб, Жень, неделю назад! Самолет, на котором он летел, чтобы с вами встретиться, чтобы попросить прощения у вас и у детей… он разбился! Мы уже похоронили его.
 - Сочувствую вам, Ваня! Мне очень жаль! – сказала я, с трудом понимая, что сейчас творится в моей душе – я совсем не хотела ничего подобного, просто не могла позволить, чтобы девочки узнали, что у них другой биологический отец, боялась, что они вдруг прикипят к нему сильнее, чем к Ромке (а ведь это по сути такая глупость!) – Простите! Простите, я не хотела никого обидеть! Просто мы с Юрой давно стали чужими, и вне моих сил забыть то, что он бросил меня, когда был так нужен, когда я носила под сердцем его дочерей, а он даже не извинился передо мной! А простить, я давно его простила – если бы не он, наверное, моя жизнь сложилась бы совсем иначе, и своего мужа, которого очень люблю, я никогда не встретила бы! Простите меня, Ваня, простите!
Я уходила на ватных ногах в сторону того места, где утром оставила машину, а Ваня позвал меня снова. Посмотрев на него, я только прикрыла рот рукой, опустила на несколько секунд веки, из-под которых вытекли две крупные слезы, и зачем-то отрицательно помотала головой.
 - Мама в больнице, в кардиологии лежит в предынфарктном состоянии. Она очень просила вас придти, если сможете! Жень, она может умереть в любой момент! Я очень вас прошу! Ведь вы же не бесчувственная кукла, как эта Лизка, я знаю! Юрка очень любил вас!
 - Хорошо! Я схожу! – сказала я, стирая с лица слезы – А сейчас простите меня, простите, Ваня!
 - Спасибо вам, Женя!
Я садилась в машину, заводила мотор, держалась за руль со слезами на глазах. Ваня по-прежнему стоял около своей машины и смотрел мне вслед. Боль потери четко отпечаталась на его красивом мужественном лице, и мне стало безумно стыдно за то, что я так категорично отнеслась к приезду Юры, словно это я была виновата в том, что этот чертов самолет разбился и именно в тот день, и именно с Юркой на борту.
Он и Юра – зеркальное отражение один другого! А еще говорят, близнецы долго не живут друг без друга, и это страшнее всего, и я не пожелала подобной трагедии этому милому мужчине, который напоминает мне обо мне прежней. Я еще не могла четко осознать, что хочу сейчас сделать, когда повернула руль и направилась к выезду со служебной стоянки. На несколько секунд я остановилась, едва доехав до поворота, за которым начиналась проезжая часть, и все машины, выезжавшие из дворов, именно там сливались в один большой поток. Кто-то посигналил мне сзади, и, будто очнувшись ото сна, я повела машину в сторону детского сада, откуда нужно было забрать девчонок, с которыми я решила съездить к бывшей свекрови в больницу, чтобы дать ей немного побыть с внучками. В то же время я четко приняла для себя решение, что ни я, ни она не скажем девочкам правду – пусть для них она останется просто тетей Валерией, нашей хорошей знакомой, как бы жестоко это ни было.
                ***
 - Мамочка, а куда мы идем? – спросила Соня, когда, ведя девчонок за руки, я шла по больничному коридору.
 - Мы идем повидаться с одной тетей, которую мама очень давно знает, и эта тетя очень хочет с вами познакомиться! Она сейчас болеет, и ей очень грустно без друзей!
 - А мы ее друзья? – пытливо спросила Саша, взглянув на меня сверху вниз, а я вдруг растерялась и замолчала на несколько секунд – Мама?
 - Да, мы ее друзья, – сказала я спешно, словно хотела, чтобы дочь этого не слышала или просто не откладывала в памяти – Вы просто с ней познакомитесь, и папа заберет вас домой, а мама еще немножко побудет здесь. Договорились?
 - Договорились! – согласно кивнув, сказала Сонька, а Саша просто молчаливо согласилась с сестрой, кивнув мне в ответ.
 - Вот и отлично! Заходите, только тихо. Это больничка, здесь нельзя прыгать и шуметь.
 - Мы знаем, мамочка! Мы ведь были рядом с тобой, когда тебя лечили, а ты спала!
 - Папа нам тоже говорил, что нельзя шуметь в больничке.
 - Вы у меня молодцы! Вместе с папой! Чшш! Тетя спит.
 - Я не сплю, Женечка! – сказал робкий болезненно хриплый голос Валерии Генриховны – Не волнуйся!
 - Здравствуйте, Валерия Генриховна! – сказала я спокойно, но настороженно, сама не зная от чего.
 - Здравствуй, Женя! Спасибо, что пришла! И не одна!
 - Девочки, поздоровайтесь!
 - Здравствуйте!
 - Здравствуйте!
 - Молодцы! – сказала я, стараясь подбодрить своих малышек, которые стеснительно прижимались ко мне и не выпускали из своих ручонок мои пальцы – Валерия Генриховна, я привела их совсем ненадолго, вы уж меня простите! У нас режим, да и…
 - Я понимаю! – сказала женщина болезненным голосом.
 - Мне очень жаль, что ваш сын…
 - Спасибо-спасибо, Жень!
 - Девочки, подойдите поближе, присядьте на стульчики. Не надо стесняться, солнышки мои! Тетя Валерия вас не обидит! Она… добрая!
 - Какие вы большие! Как жаль, что я не познакомилась с вами раньше! А глаза-то, глазки, как… как бусинки! Как же вас зовут, принцессы?
 - Меня Соня!
 - Меня Саша!
 - Как здорово! Соня, Сонечка… Саша, Шурочка! Прелесть просто! Они очень похожи на тебя, Жень!
 - Да! Мне многие это говорят! Чем старше, тем больше на меня похожи! Только глаза, глаза… папины! – сказала я, нарисовав перед собой лицо Ромки, а потом лицо Юры, глаза которых похожи только по цвету.
У Юры не было таких длинных черных ресниц, как у Ромки и у меня, глаза были больше серыми, чем зелеными, да и взгляд у Юры был совсем другим, хотя казался мне тогда таким родным и искренним. Сейчас я не могла себе с уверенностью сказать, что взгляд его был не искренним, просто потому, что с течением времени я его попросту забыла. Память о нем угасла настолько глубоко, что вспомнить его взгляд, даже сильно постаравшись, у меня не получится. Говоря «папины глаза», я говорила «Ромкины глаза», а она «глаза моего сына».
 - Чем вы в садике занимаетесь? Наверное, у вас там очень весело!
 - Мы делаем зарядку, танцуем, играем…
 - А ещё читаем книжки, учим песенки!
 - Да, это так весело! А книжки вам, наверное, очень интересные дают?
 - Интересные! С яркими картинками! Только они маленькие такие!
 - У бабушки есть большие красивые книжки, они нам больше нравятся!
 - Бабушка вам сама читает книжки?
 - Она вместе с нами читает! А еще мы с ней вместе буковки учим!
 - Какие вы молодцы! А много буковок уже знаете?
 - Почти все! – гордо сказала Соня.
 - Молодцы! Мама с папой могут вами гордиться!
 - Они уже гордятся! Правда ведь, мама?
 - Правда! – сказала я, улыбнувшись, этим тайком скрывая слезы, просившиеся на лицо – Мы с папой вами очень гордимся!
                ***
 - Жень! Я очень виновата перед тобой, – начала говорить женщина, когда, проводив девочек до машины Ромы, который приехал, чтобы забрать их домой, я вернулась в палату и робко села на стул рядом с койкой – Очень хочется верить, что когда-нибудь ты сможешь меня простить!
 - За что мне вас прощать, Валерия Генриховна! Ни к чему брать на себя вину сына, которого по несчастью нет сейчас в живых! Я давно простила его и отпустила эту обиду! И, как говорят, бог простит! Вы поправляйтесь главное!
 - Женечка-Женечка, добрая душа! От того, что ты добрая такая, наша вина становится сильнее! Мне безумно стыдно за то, что я могла так поступить с тобой! Ты добрая, отзывчивая, самая искренняя девочка, которая была в жизни Юры! Ведь Лиза, Лиза совсем не такая – она уже не та девочка, которую мой сын любил в школьном возрасте! Она стала такой высокомерной, такой черствой! Она бросила Юрку, как только поняла, что никаких выгод ей больше не светит!
 - Зачем вы мне все это рассказываете, Валерия Генриховна? Мне ни к чему это знать! Так сложилась жизнь, и все, что произошло, несет в себе свои плюсы. Я вышла замуж за человека, без которого не смогу прожить больше и дня, который стал смыслом моей жизни! Останься тогда Юра со мной, я, может, не встретила бы свое счастье! Боль и разочарование просто были ценой счастья, за которое мне еще несколько раз пришлось расплатиться! Все, что ни делается, все к лучшему! Ну, а то, что Юра погиб – трагическая случайность, которой никто не мог предугадать.
 - Жень, я чувствую, что скоро умру… я должна сказать тебе правду! Пожалуйста, не говори ничего, не надо! Да, это наше наказание за то, что решили, что можем решать, кому и с кем быть. Мы думали, что вправе решать, что нужно и кто нужен нашему сыну, и потеряли его за свои ошибки! Саша буквально заставил меня обмануть сына и сказать ему, что ты изменяешь ему, привести какие-то имена, фамилии, и Юрка опять выпил, едва не попал в аварию, она оказалась рядом, утешила. Он вспомнил былую любовь….
 - И он поверил в это?
 - Поверил! К несчастью, поверил!
 - Значит, так любил, Валерия Генриховна! Простите уж за прямоту, видимо, не любил он меня так сильно, как любила его я!
 - Мне так жаль, что я ничего не успела исправить!
 - Мне тоже жаль, что все так вышло!

                ГЛАВА 25: ВСЕ, ЧТО НИ ДЕЛАЕТСЯ – К ЛУЧШЕМУ
Уже через три дня после того визита в больницу, я узнала от Юркиного брата, который позвонил мне на работу и поблагодарил за то, что пришла, что его матери уже на следующий день не стало – обширный инфаркт не дал ей шансов на то, чтобы все исправить.
Я даже пришла на похороны, принесла цветы, побыла немного на поминках и ушла, ни с кем почти не разговаривая. Заболоцких-старший упорно не замечал или так искусно делал вид, что не замечает меня все время, но мое самолюбие это не задевало – я уже простила их всех и мне незачем было таить ее в душе, где давно уже нет для них всех места. Он только встал со своего стула после выпитой рюмки водки, вытер рукавом с лица не то слезы, не то остатки напитка, вышел вслед за мной и, остановившись на несколько секунд на крыльце, позвал меня. Я повернулась вполоборота, холодный ветер слегка взъерошил волосы, которые я легко убрала назад ободком, а он сказал только: «Жень, прости, если сможешь!», как в тот день, когда принесенными бумагами о разводе топтал мое счастье ногами. Я посмотрела на него, и почему-то не почувствовав искренности ни в его словах, ни в лице, сказала: «Бог простит!», повернулась, слегка стуча высокими каблуками ботильонов об асфальт, села в машину и, махнув ему рукой с равнодушной улыбкой, завела мотор и навсегда исчезла с горизонта жизни семьи Заболоцких.
Уже на следующий день продолжилась моя обычная жизнь, наполненная семейными заботами, немножко спортом и работой. Я приняла решение стать тренером и оставить большой спорт, ведь врачи рекомендовали на ближайшие годы сократить физическую нагрузку, да и сама я поняла, что хочу дать дорогу молодежи, которую с радостью принялась тренировать, от чего сама стала получать огромный кайф, как говорят мои воспитанники своим современным языком.
                ДЕСЯТЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ
 - Всем привет! – сказала я, заходя в кабинет, и подошла к своему столу, поставив на него свою сумку.
 - Привет! – сказали ребята один за другим.
 - Сергей Васильевич не звонил, не заходил? – спросила я, поправляя прическу около зеркала, висящего на стене.
 - Еще нет. А должен был?
 - Нет, но мало ли!
 - Доброе утро, коллеги!
 - Ой, здравствуйте, Сергей Васильевич! А мы только что вас вспоминали.
 - Да? А по какому поводу?
 - Я спрашивала у ребят, не звонили ли вы. Что-то срочное, Сергей Васильевич?
 - Ну, не совсем срочное, но важное. Женечка, я к тебе, лично!
 - Нам выйти?
 - Не обязательно. Я думаю, вам тоже будет интересно послушать.
 - Так в чем дело, Сергей Васильевич?
 - Дело в том, что из Министерства пришла бумага.
 - Какие-то замечания по нашей работе?
 - Напротив, по вашей работе никаких замечаний, даже поощрение подписали. У нас самая высокая раскрываемость по области благодаря вам!
 - О! Вот это уже интересно! – сказал Серега Раевский, поправив свой хвост, торчащий из-под шапочки.
 - Так, все-таки, что за дело ко мне, Сергей Васильевич?
 - Евгения Владимировна, как я уже сказал, из Министерства пришла бумага…
 - На меня?
 - Да.
 - К чему такая официальность, Сергей Васильевич?
 - Ладно, перестаньте меня передергивать. Сейчас я вам все скажу. Пришла бумага из Министерства, и по ней, Евгения Владимировна Емельянова участвует в областном конкурсе красоты среди работников правоохранительных органов. Проводиться он будет двадцать седьмого августа, то есть через два месяца, во Дворце Молодежи.
 - Что? – спросила я, поморщившись – Я не ослышалась, конкурс красоты?
 - Именно так! Женечка, это решение Министерства, не мое предложение. Они занимались отбором женщин-полицейских по всей области, и ты стала самой подходящей кандидатурой по всем параметрам.
 - По каким таким параметрам они решили, что я фарфоровая кукла, которую надо выставлять напоказ в конкурсах красоты?
 - По профессиональным заслугам, по спортивным достижениям, по внешним данным, наконец!
 - Жень, ну чего ты так возмущаешься? Ты у нас действительно редкий кадр и потрясающе красивая девушка!
 - Я просто в шоке! – сказала я, разводя в воздухе руками – Какая я девушка? Мне тридцать лет стукнет на следующий день после этого самого конкурса! Я мать троих детей!
 - Это, кстати, тоже, сыграло свою роль при выборе твоей кандидатуры! Среди участниц есть и молодые мамы, но с тремя детьми ты одна! Да и вообще выглядишь ты совершенно не на тридцать лет – тебе больше двадцати пяти никто не даст! Ты в прекрасной форме!
 - К тому же ты потомственный милиционер! – сказал Гена, на которого я укоризненно покосилась.
 - Полицейский! – усмехнувшись, сказал Серега Степанов, а я в это время краснела, как помидор, стоя около своего стола.
 - Пусть так, но факт остается фактом! Евгения Владимировна, вот вам бумага. Сегодня во второй половине дня к вам подойдет представитель организаторов конкурса, расскажет вам все. У них там какие-то занятия будут по подготовке к конкурсу. Вам все расскажут. График занятий они будут согласовывать с вашим рабочим графиком.
 - Отлично! – сказала я, укоризненно качая головой, и тихим стуком каблуков отмерила короткое расстояние до своего стула и, поправив юбку, чтобы не помялась, села и начала рыться в куче папок, расположившихся на нем – Сергей Васильевич, я папку у вас вчера не оставила?
 - Не знаю. Я какую-то папку отдал Зине вчера, потому что не мог вспомнить, кто у меня ее оставил.
 - Черную?
 - Да.
 - Точно моя! – постучав пальцами о стол, сказала я и встала со стула – Сергей Васильевич, это все? Или еще какие-то будут указания?
 - Все, пока. Работайте.
 - Работаем, Сергей Васильевич.
 - Все, не буду вам мешать. Я на совещание в управление, когда придут по поводу конкурса, Зина вам позвонит и проведет человека к вам.
 - Хорошо, – сказала я и направилась к выходу из кабинета.
 - Все, работайте, ребята! Удачного дня! – сказал Сергей Васильевич и вышел вместе со мной из кабинета, где коснулся моего плеча, как старый друг – Не переживайте так, Евгения Владимировна! Вы прекрасно справитесь и с этой задачей!
 - Спасибо, Сергей Васильевич! – сказала я, и, кивнув головой, Сергей Васильевич с кожаной папкой, зажатой под мышкой, направился в сторону выхода из здания.
Быстрыми шагами я пересекла коридор, и буквально влетела в приемную начальника, где предприимчивая Зина уже положила трубку телефона, по которому иногда подолгу разговаривает со своей мамой или мужем, которого контролирует так, словно он маленький ребенок, а не взрослый мужчина старше ее на три года.
 - Зина, добрый день!
 - Привет! А ты чего такая запыхавшаяся, бегала куда-то уже с утра пораньше?
 - Я? Нет! Я просто быстро шла сюда. Слушай, тебе Сергей Васильевич вчера папку черную передавал?
 - Ну, да, передавал. Сказал, что это чья-то из вашей группы.
 - Ну?
 - Что ну?
 - Зин, ты же секретарь начальника отдела по борьбе с организованной преступностью, ты почти полицейский!
 - Не поняла намека.
 - Ну, как ты можешь быть такой… несообразительной? – сказала я, а Зинка от удивления даже рот открыла – Папка где?
 - А! – сказала Зина, хлопнув себя по лбу – Вот ты о чем. Вот она.
 - Так! Точно моя. Все, я улетела!
 - Давай, лети, птичка! На сцене вообще порхать будешь!
 - Зина!
 - Что? Что я такого сказала?
 - Ты что уже сунула свой нос в Министерскую бумагу?
 - Ну, зачем же сразу так грубо: «сунула нос»? Просто я обязана все бумаги просматривать, которые получаю. Я ж не могу в них не смотреть!
 - Ладно, не обращай на меня внимание! Я не очень вдохновилась этим событием, если честно!
 - Да, ладно тебе! Ты умница, красавица, молодая многодетная мама! Выглядишь на десять лет моложе реального возраста! О твоих профессиональных заслугах во всем отделении не смолкают разговоры! А кто-кто, но я точно врать не стану – своими ушами слышала!
 - Ну, если уж ты слышала, то охотно верю! Хотя я давно говорила Сергею Васильевичу, что пора бы мою фотографию с доски почета снять вместе со списком моих профессиональных достижений, освободить место для кого-нибудь еще, а-то завистников много!
 - Ну, у успешных людей всегда завистники есть!
 - Спасибо, конечно, Зин! Пойду я работать, правда! Дел море, а еще, наверняка, из Министерства что-нибудь подкинут срочное.
 - Давай, иди! Удачного дня!
 - Спасибо, Зин! И тебе удачного дня! – сказала я, и, поймав на себе восторженный взгляд и улыбку Зины – второго рыжего солнышка нашего отделения, быстрыми шагами вышла в коридор и меньше, чем через минуту была в своем кабинете, табличку на котором поменяли, сразу после моего выхода на эту должность.
Первый месяц меня немного смущало читать каждое утро на двери кабинета, сигнализацию с которого снимаю на КПП, «Старший следователь – майор полиции Емельянова Евгения Владимировна», еще несколько месяцев пришлось привыкать к тому, что иногда, прежде, чем сказать привычное «Привет, Женька!» ребята с улыбками говорят: «Здравствуйте, товарищ майор!».
 - А вот и наша Евгения Владимировна! – сказали ребята, как только я открыла и снова закрыла дверь.
 - А вы что меня потеряли?
 - Мы, нет. А вот муж потерял.
 - Звонил?
 - Да, вот только перед тем как ты зашла, Гена трубку положил.
 - Так, ребята, я сейчас позвоню ему, а вы пока займитесь допросом Неверова и Керченкова. Они должны вывести нас на заказчика и выдать нам все свои базы.
 - Есть, товарищ майор!
 - Давайте, за дело, – сказала я, уже нажав на кнопку вызова на своем мобильном, где на экране сразу появилась фотография мужа с дочками – Сергей, ты сходи в архив, найди дело трехлетней давности, где один их этих двоих фигурировал.
 - Так точно!
 - Молодец!
 - Это я молодец? – спросил меня родной голос в трубке, и я неожиданно забыла, что я суровый следователь ОБОПа.
 - Конечно, ты у меня молодец! Что-то случилось?
 - Нет, а почему ты так решила?
 - Ром, не отвечай вопросом на вопрос. Зачем ты звонил мне, что-то срочное?
 - Я просто хотел тебе сказать, что я позвонил Кириллу, он сказал, что сегодня мы можем поехать, дом посмотреть после шести вечера. Нас встретят. Ты как?
 - Я надеюсь, что успею к этому времени. Ты позвони мне примерно в половине шестого, и я тебе точно скажу. А-то мне еще добавили геморроя с этим конкурсом…
 - Каким конкурсом? Профессиональным что-ли?
 - Долгая история, я тебе вечером дома расскажу, ладно. Правда, много работы сейчас. У меня допрос, выезды… ты же знаешь.
 - Знаю! – сказал Рома, и я даже сердцем почувствовала, как он улыбается – Ну, ладно, майор Емельянова, не буду вас отвлекать! Я вас очень люблю и безумно скучаю!
 - И я тебя очень люблю! Не скучай – ты знаешь, я всегда рядом!
 - Знаю! – сказал он, и я еще шире улыбнулась – Давай, потом поговорим?
 - Пока!
 - Пока! Целую тебя!
 - И я тебя! О, Сережа, ты уже?
 - Да. Вот дело.
 - Спасибо! Так-так-так! – говорила я, начав листать папку с документами уже в коридоре, и в это же время Сергей открыл передо мной дверь кабинета, но я, не глядя, все-таки угодила плечом в дверной косяк. – Черт! Все сходится.
 - О чем ты?
 - А вот смотри. Значит три года назад Керченков проходил по делу о торговле оружием, вместе с Парамоновым, но был переведен в статус свидетеля… Он изменил показания сразу после того, как у него поменялся адвокат. А адвокатом стал кто? Ну, понял?
 - Понял. Спустя два года его со скандалом лишили практики и повесили на него условную судимость.
 - Наша задача сейчас его найти. Я больше, чем уверена, он сейчас на территории России. Конечно, он поменял документы и скорее всего внешность тоже, но Керченков стопроцентно знает, как он выглядит, и кто он по документам. Он его точно сдаст. У него нет смысла укрывательством заниматься. Ребята, я уверена, его расколют – Гена мастер раскалывать. Значит, план такой, ты сейчас едешь в коллегию, где тот состоял до той истории, найти его ближайшего коллегу, который, точно известно, работает еще там.
 - И что, мне с ним делать?
 - Смотри по обстоятельствам. Насколько я знаю, он от этой истории старается держаться в стороне и делает вид, что ничего не знает об этом. Если получится, расспроси его сам, но все равно вези к нам, потому что он нужен нам как свидетель, и его показания нам не помешают.
 - Будет сделано, – сказал Сергей, кивнув головой, и провел пальцами по небольшой, модно выбритой бородке.
 - Все, давай. На связи.
 - Конечно, – сказал Сергей, встав со своего стола, на котором сидел вполоборота – Все, я поехал.
 - Давай, – сказала я, подняв при этом трубку телефона, на котором нажала кнопку внутренней связи, чтобы переговорить с нашим замечательным экспертом – Андрей, что у нас по экспертизе?
 - Все отлично! Есть кое-что интересное. Зайдешь сама или мне подняться?
 - Я зайду.
 - Хорошо. Давай, заходи.
 - Через пять минут буду у тебя.
 - Договорились, – сказал Андрей, и я положила трубку, вскочив со стула.
                ***
 - Наконец-то этот день закончился! – сказала я, со смачным хлопком положив папку с документами на стол, и сделала при этом несколько круговых движений головой.
 - Да, день был бесконечный! – согласился со мной Гена – Ну, все, домой?
 - Кто-то домой, а кто-то еще по делам.
 - Ну, Жень, не сидится тебе на месте!
 - А что делать? Никак не получается по другому. Это было семейное решение. Мы с мужем долго взвешивали все за и против.
 - И решили купить уютный домик, чтобы спокойно дожить в нем до старости?
 - Да, именно так! – с улыбкой сказала я, когда мы уже дошли до КПП, где я расписалась в журнале за постановку на сигнализацию кабинета, попрощалась с Васей, опять что-то жующим, и прошла на несколько шагов впереди своих ребят, возвышавшихся надо мной, как охранники.
 - Здорово! – сказал Гена с улыбкой, а я уже увидела Рому, который, навалившись на машину спиной, с легкой улыбкой понюхивал зажатый в руке шикарный букет цветов.
 - Ребят, по-моему нашему майору охрана на сегодня уже не нужна.
 - Да, самая лучшая охрана ее уже ждет!
 - Да, тут с вами я не могу не согласиться! – сказала я, улыбаясь – Ромочка!
  Я подбежала к нему быстрее, чем он успел бы позвать меня по имени, и еще несколько секунд ребята стояли на крыльце, смотря, как Рома кружит меня вокруг себя, подхватив за талию. Когда Рома опустил меня на землю после короткого, но страстного поцелуя, я помахала коллегам рукой, и они разошлись каждый в свою сторону.
 - Ну, что, едем? – спросила я, смотря в глаза Ромке, который, как можно крепче, за талию обнимал меня, обнявшую его за шею обеими руками.
 - Едем! Только вот я еще раз как следует поприветствую свою любимую жену. – загадочно сказал Рома, и я не успела даже ничего спросить, когда он увлек меня в долгий нежный страстный поцелуй прямо на глазах Сергея Васильевича, который вышел из отделения несколько позже меня и коллег – Я так соскучился по тебе!
 - Я, тоже! – еще не совсем ровно дыша, сказала я, завороженно смотря в его глаза.
 - Ну, теперь, поехали?
 - Поехали! – сказала я, и Рома открыл передо мной дверцу машины, вручив цветы, что все это время спокойно лежали на капоте – Это тебе!
 - Спасибо! Ты у меня такой галантный! – сказала я, и Рома, улыбнувшись, направился огибать машину, чтобы сесть за руль.
- Просто я очень тебя люблю! – сказал он, опустившись на сидение, и легким движением захлопнул дверцу.
 - И я тебя очень люблю! Ты, кажется, ввел в ступор моего начальника! – хихикнув, сказала я, заметив, что Сергей Васильевич стоит на месте немного растерянный и приятно пораженный.
 - Да? – удивленно спросил Рома и с улыбкой пожал плечами – Ну, так получилось!
 - У тебя так часто получается!
 - О чем это ты?
 - О том, что ты часто целуешь меня на глазах моих коллег! Они так смотрят на нас…
 - Как?
 - По-хорошему завистливо!
 - Ну, это же приятно!
 - Да! – сказала я, балдея и накручивая на палец пряди своих волос, а Рома уже направил машину к выезду на дорогу.
 - Устала? – спросил он заботливо, когда я на несколько секунд блаженно закрыла глаза, опираясь полусогнутой рукой на открытое окно машины.
 - Да!
 - У тебя вид какой-то встревоженный. Какие-то проблемы на работе?
 - Нет, это не проблема вовсе.  Просто тревожно как-то.
 - По поводу?
 - По поводу этого конкурса, который мне сейчас вообще ни к селу, ни к городу!
 - Ах, да! Я ж забыл. Что за конкурс, ты мне обещала рассказать?
 - Ты будешь смеяться…
 - Почему? Это что конкурс юмора?
 - Ром, это «Конкурс красоты среди работников внутренних дел»!
 - О! Вот этого я давно ждал!
 - Рома!
 - Что? Я что-то не то сказал? Давно мечтал увидеть тебя на сцене какого-нибудь концертного зала!
 - В купальнике, да?
 - Ну, и в нем тоже! Хотя меня несколько смущает перспектива, что на мою жену практически раздетую, будут смотреть другие мужчины, да еще в таком количестве! Мне просто интересно, как это будет! Ты у меня стопудово будешь самым красивым следователем! Жень, по-моему, тут совершенно не о чем тревожиться! Отнесись к этому, как к приключению! Ты ведь любишь приключения?
 - Да! – с довольной улыбкой сказала я, теребя пальцами легкий яркий шелковый платок, повязанный на шею – Ты не представляешь, как я сегодня устала! Мало того, что эти двое совершенно вымотали меня на допросах – все пытались запутать, так еще эти представители организаторов конкурса просто вынесли мне весь оставшийся мозг!
 - Ты моя маленькая! Скоро приедем домой, отдохнем. Я бы с радостью не возил тебя на этот просмотр, но ты же знаешь, я не хочу принимать никаких решений без тебя – твое слово для меня очень важно!
 - Как для меня Конституция? – усмехнувшись, сказала я.
 - Ну, да. Если не важнее. Я еще не решил. Просто хочу, чтобы мы выбирали наш будущий дом вместе! – сказал Рома, а я просто улыбнулась ему в знак согласия.
Я даже не заметила, как вздремнула, уронив голову набок, а когда Рома коснулся моей щеки своими губами и прошептал на ухо: «Просыпайся, родная!», я и вовсе не сразу поняла, где я и зачем ему понадобилось меня будить.
 - Мы приехали! – сказал он убаюкивающим голосом с чарующей улыбкой на лице.
 - Что-то я совсем раскисла!
 - Ну, потерпи еще  немножко, солнышко, скоро поедем домой, и уложим тебя спать.
 - Да, конечно, – зевнув, сказала я и прикрыла рот ладонью – Пойдем. Неудобно людей задерживать.
 - Идем.
                ***
 - Как хорошо, что теперь у нас будет собственный дом! – сказала я, когда мы уже ехали в машине в сторону дома.
 - Да! Уверена, что на этом остановимся?
 - Да! Я просто влюбилась в это место! Это то, что мы искали, Ром!
 - Ладно, я просто шучу! Не волнуйся! Это, и в самом деле, то, что мы искали и по цене самый лучший вариант! Идеальный уголок, чтобы там спокойно состариться, хотя с тобой это не совсем так! Покой, как говорят, нам только снится!
 - Это о чем это ты? Тебе со мной не спокойно?
 - Я о твоей работе, с которой ты никак не решишься уйти, и, похоже, я никогда не смогу тебя переубедить.
 - Ром, мы уже об этом говорили не раз! Я очень тебя прошу, не дави на меня! Пока я не готова к такому решению, и прошу тебя меня понять! Я не робот и у меня тоже есть свои чувства, и моя работа мне не безразлична!
 - Я понимаю! – сказал Рома, улыбнувшись, стараясь тем самым скрасить впечатление о внезапном разговоре – Прости, я не хотел тебя обидеть!
 - Ничего! Просто для меня работа значит немало – я элементарно, ничего больше не умею делать! Даже если уйду с работы, я не смогу сидеть дома и спокойно рукодельничать, стряпать пирожки, или еще что-то в таком духе! Тебе ли не знать меня? Мы с тобой вместе уже шесть с половиной лет!
 - Знаю! Такая уж ты у меня! А вообще, какая бы ты у меня ни была, ты все равно самая лучшая и только моя! Я никогда и никому тебя не отдам! – сказал Рома, и напряжение мгновенно спало с моих плеч, а на лицо напросилась улыбка.
 - Ром.
 - Да?
 - Давай кое о чем договоримся?
 - С тобой, о чем угодно! – гордо сказал Рома, не упуская из вида дорогу.
 - О том, что ты не будешь больше настаивать на том, чтобы я бросила работу! Когда я буду готова, я скажу тебе сама, хорошо?
 - Хорошо! Договорились! – сказал Рома спокойно, хотя по глазам было заметно, что моя настоятельная просьба его немного напрягла.
 - И никаких обид?
 - Что ты? Какие обиды могут быть? Ты же знаешь, я приму твое решение, каким бы оно ни было! Я просто не имею право обижаться на то, что ты хочешь иметь право выбора! Даже если ты решишь остаться работать в органах до конца, я не стану возражать и давить на тебя!
 - Вот за это я тебя и люблю! – сказала я, смачно поцеловав мужа в щеку.
 - Только за это?
 - Нет, не только! Я люблю тебя просто так, просто потому что люблю!
 - И я тебя очень люблю! Больше никогда не сердись на меня, пожалуйста!
 - Я не сержусь и не сердилась на тебя! С чего ты это взял?
 - Это я так, на всякий пожарный! Я же вижу, как ты в лице меняешься, когда я завожу подобные разговоры. – сказал он и по-доброму немного укоризненно улыбнулся.
 - Хорошо! Постараюсь больше никогда на тебя не сердиться, но и ты на меня тоже не дуйся! А-то ходил вчера весь вечер, как мышь на крупу, надутый! – сказала я, слегка ущипнув мужа за щеку, а он, шутя, попытался ртом поймать мой палец, который я отдернула и засмеялась.
 - О, твои коллеги нас как будто весь вечер поджидали! – сказал Рома, сбавляя газ – Здравствуйте!
 - Здравствуйте! Старший сержант Белов. Ваши документы, пожалуйста!
 - Пожалуйста!
 - И ваши тоже.
 - Пожалуйста! А в чем собственно дело, сержант?
 - Плановая проверка, не волнуйтесь, – сказал мужчина, заглянув в мое удостоверение, и как-то даже запнулся – товарищ майор! Пожалуйста!
 - Спасибо! – сказала я, взяв свои документы.
 - Мы можем ехать?
 - Да, конечно. Счастливого пути! Будьте осторожны – там ремонтные работы идут.
 - Хорошо! Спасибо за предупреждение! Ром, ну что, придется ехать в объезд.
 - Ну что ж, поедем в объезд.
                ***
 - Поздравляю вас еще раз от всей души, Евгения Владимировна! – сказал Сергей Васильевич, когда я стояла с цветами, подаренными Ромой и папой в конце вечера, и лентой победительницы конкурса красоты через плечо около здания концертного зала.
 - Спасибо, Сергей Васильевич!
 - Ну, что ж, теперь вынужден попрощаться! Вы уж извините, старика!
 - Сергей Васильевич, ну какой вы старик? Вы еще в самом расцвете сил!
 - Спасибо, Женечка! – сказал начальник и крепко по-отечески обнял меня – Я знал, что ты у меня самая лучшая! Роман, вам безумно повезло с супругой! Разрешите вас от души поздравить!
 - Спасибо! Я всегда ей гордился, а сейчас еще больше горжусь!
 - Это прекрасно! Ну, теперь мне точно пора. Всего вам хорошего! Празднуйте, но не забывайте, что в понедельник на работу! – усмехнувшись, сказал Сергей Васильевич и подмигнул мне одним глазом.
Уже в следующую минуту он сел в машину, махнул нам рукой и уехал, сосредоточенно смотря на дорогу.
 - Ты что замерзла? – спросил Рома, заметив, что я начинаю потирать обнаженные руки.
 - Да, есть немного! – сказала я, а он уже набросил на мои плечи свой пиджак, от которого мне стало тепло и уютно, будто уже оказалась дома.
 - А так?
 - Тепло! – сказала я, крепче прижимая к себе пиджак, а Рома крепче прижал меня к себе.
 - Что, молодежь, замерзли? – спросил папа, подогнавший машину к главному входу, выйдя к нам.
 - Чуть-чуть! – блаженно улыбаясь, ответила я и еще крепче прижалась к Ромке.
 - И попробуй скажи, что эта хрупкая девушка только что на сцене акробатические трюки выделывала, не поверят!
 - Да! Номер был потрясающий просто! Настоящий «спецназовец»!
 - Да ладно вам!
 - Засмущалась! – хихикнув, сказала Оля, указывая на меня рукой.
 - Да ну вас! Мы с ребятами старались, и это они мне помогли такой номер сделать, поддержали, как настоящие товарищи! Я даже не ожидала, что они пойдут на это!
 - Ну, да, суровые ОБОПовцы, показывающие свои профессиональные навыки в виде танца под «Статус-кво», это сложно себе представить!
 - А музыку, кстати, они сами мне предложили. Так что моя заслуга здесь самая маленькая!
 - Ну да? Акробатические трюки и боевые приемы, это «самая маленькая заслуга»!
Я покраснела до кончиков ушей, когда подошедшие к нам мои ребята-коллеги в один голос запели любимую песню моего дедушки «…In the army now», под которую мы показали свои бойцовские навыки на сцене перед огромным залом зрителей и жюри.
 - Мам, ты у меня самая-самая! Я же говорил, что будет круто!
 - Родной ты мой! Спасибо тебе! Ты так меня поддержал! – сказала я, крепко обняв сына, который к своим тринадцати годам стал уже достаточно высоким – За идею со стихотворением тебе отдельное спасибо!
 - Ты же мне уже сказала за это спасибо!
 - Да? Когда это я успела?
 - Со сцены, когда тебе приз вручали. Ты чего, мам?
 - Просто я так счастлива, что вы у меня есть! – сказала я, пытаясь обнять сразу всех, без кого майор Емельянова не стала бы самым счастливым человеком на свете.
                ***
 - Я дома! – сказала я, не скрывая своего радостного настроя – Почему маму никто не встречает?
 - Мамочка!
 - Мамочка пришла!
Девчонки, выбежавшие ко мне из игровой комнаты, которую мы оборудовали для них в нашем уютном доме, купленном четыре месяца назад, прижались ко мне так крепко, словно не видели несколько дней. Когда я поцеловала их в щечки, в прихожую вышел Рома, а следом за ним и Сеня спустился из своей комнаты на втором этаже.
 - Привет, мам!
 - Привет!
 - Привет, родная! Как день прошел?
 - Отлично! Закрыла, наконец, это дело!
 - Это поэтому ты такая счастливая, что, кажется, прыгать сейчас начнешь?
 - Нет! – покачав головой, сказала я, расстегнула пальто и подошла к мужу так близко, что он даже немного растерялся, но тут же увлек в поцелуй – У меня для тебя сюрприз!
 - Да? Мне уже хочется узнать, что за сюрприз! Не заставляй меня выпытывать из тебя правду!
 - Выпытывать? Я думаю не стоит! Для нас это вредно! – сказала я, с трудом сдерживая радость, буквально рвущуюся из меня.
 - Для вас? Женя, ты...
 - У нас будет малыш! – шепнула я Роме, когда наши лица еще были на расстоянии вздоха.
 - Ты серьезно?
 - Серьезно! – сказала я, еще шире улыбнувшись, и поцеловала его в уголок рта.
 - Женька! Я так тебя люблю! – сказал он и мгновенно подхватил меня на руки за талию.
 - Рома! Что ты делаешь? – смеясь, спросила я, когда он закружился по комнате со мной на руках.
 - У нас будет малыш! – прокричал он радостно, и после очередного круга, опустил меня на пол – У нас будет маленький! Это же так… так здорово!
                ***
Так же быстро и легко, как пролетел солнечный и чуть прохладный октябрь, я приняла свое решение уйти из органов, и связано это было не только с тем, что наша семья готовилась к пополнению. Это было взвешенное решение ради собственного спокойствия в первую очередь, ради спокойствия родных во вторую. Конечно, коллеги знали о моих размышлениях по поводу ухода со службы, но все же многие надеялись, что я передумаю.
Почему я решила оставить службу? Я задавала себе этот вопрос не единожды, и ответ не сразу смогла найти в себе. Я просто поняла, что устала от этой грязи и жестокости. Даже, несмотря на то, что врачи стали говорить о том, что после ранения мое здоровье поправилось настолько, что можно снова позволить себе работать оперативником, все внутри меня воспротивилось против этого, как и мои близкие, если бы я им пересказала слова врачей.
Я поняла, что в ближайшие годы, а может и никогда, не смогу взять пистолет в руки, да и лицо стрелявшего в меня Вани до сих пор иногда всплывает в памяти, которую мне не стереть и не вырвать из головы.
Пусть лучше моя энергия будет направлена в мирное русло – я согласилась на предложение Ромы работать тренером в фитнесс-клубе, который мы открыли полгода назад, и он уже успешно набирал обороты. Даже несмотря на то, что по бумагам я была таким же собственником бизнеса, как и Рома, я никогда не хотела бы больше кабинетной работы. Помимо этого я осталась младшим тренером Сергея Анатольевича и снова с головой решила уйти в спорт и семейные хлопоты. Радости Ромки, конечно, не было предела.
В это холодное ноябрьское утро я шла на работу с легким сердцем. Мне было грустно и радостно от того, что это мой последний рабочий день в качестве следователя, и на расследованиях, допросах, очных ставках, дознаниях, собственной рукой я ставлю жирную точку. А, может, я просто пытаюсь себя убедить в том, что хочу уйти? Сейчас я готова уйти, и лучше это сделать сейчас, чтобы окончательно понять саму себя.
***
Солнце ярко светило в окно, бросая блики на стекло шкафа в кабинете, а я оглядела, стоящие на полках книги и вздохнула так, словно какой-то невообразимый груз навалился мне на плечи. На столе, уже практически освобожденном от бумаг по текущим делам, сданным успешно в архив, нагруженная моим небольшим количеством личных вещей, стояла коробка, принесенная мне откуда-то ребятами оперативни-ками, которые, стали смотреть на меня как-то по-другому с тех пор, как я изменилась и сменила на должности Костю Гольцова. Вопреки их ожиданиям я приняла решение покинуть службу, может и временно, может, навсегда, хотя сперва мне казалось, что смогу привыкнуть к должности следователя и «больше не полезу в самое пекло».
Откинувшись на спинку крутящегося стула, я облокотилась об его подлокотники и взяла четырьмя пальцами обеих рук шариковую ручку, так, словно не хотела больше брать ее в руки. Я улыбнулась сама себе, отложив ручку, и еще раз открыла папку с документами по делу, которое было закрыто накануне вечером, пробежала глазами по строчкам и, выдохнув, словно останавливающийся паровоз, закрыла ее. Я быстро отодвинула от себя закрытую папку на край стола, стараясь тем самым оттолкнуть от себя все воспоминания о прошлой жизни, где оставалась служба, что «и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна», с которой я решила уйти.
С фотографии, взятой для того, чтобы положить все в ту же коробку, с полки шкафа, открытого уверенной совсем не дрогнувшей рукой, на меня смотрели мои самые любимые люди, которые будто бы взглядами поддерживали меня во всем, что я делаю. Да и в жизни они с радостью отнеслись к моему решению уйти из органов, ведь слишком опасной была моя работа еще каких-то четыре года назад, хотя мама, видя мою грусть, всеми силами скрываемую, продолжает спрашивать – действительно ли я сама этого хочу. А на самом ли деле я этого хочу, я знала еще год и четыре месяца назад, но уйти не смогла, а точнее сказать позволила себя уговорить остаться, а сейчас просто хочу попытаться понять смогу ли я прожить без этой работы и стать просто мирным гражданином.
Если бы я знала, что так сложится моя жизнь тогда, в семнадцать лет, ни за что бы не стала работать в органах, хотя иногда мне кажется, что даже в этом  я вру сама себе, хотя всегда была уверена во всем, что я делаю. Только сейчас я понимаю, что должно было случиться именно то, что случилось два года назад, чтобы жизнь окончательно вырвала меня из детства. Прошло уже столько времени, а меня до сих пор не покидает ощущение, что все это случилось буквально вчера…
- Тук-тук! Евгения Владимировна. К вам можно? – спросил Сергей, приоткрыв дверь кабинета, которую я оставила приоткрытой.
 - Конечно.
 - Я не один.
 - Да проходите-проходите, ребята! Чего вы как маленькие-то?
 - Мы тут тебе небольшой подарок приготовили на память о нас!
 - Ребята! Спасибо вам! Я никогда вас не забуду, правда! Вы, главное, берегите себя!
 - Постараемся!
 - Вы очень мне дороги! Гена, ты самый первый мой друг, самый надежный товарищ; Серега Степанов – самый веселый оперативник, самый дисциплинированный и очень душевный человек, тебе доверять можно, как самому себе; Андрей, ты просто гений криминалистики, просто преклоняюсь перед твоим интеллектом, при этом ты еще замечательный молодой папа; Серега, Раевский – ты просто машина во всех смыслах, даже удивляюсь, как в тебе помещается столько энергии, к тому же ты еще и книголюб, чего я вообще бы о тебе не подумала… Ребят, вы все мне как родные!
 - Женька, ты для нас тоже как родная! – сказал Гена и протянул руки мне навстречу – Ты ж мой настоящий друг, а не просто напарник, с которым мы бегали за рецидивистами, прыгали через заборы, валялись в грязи, да и вообще под пулями не раз ходили! С тобой я бы без сомнений в разведку пошел!
 - Гена! – сказала я, когда напарник крепко обнял меня – Ты береги себя, ладно?
 - Обещаю! – сказал Гена – Слушаюсь, товарищ майор!
 - Да ладно, давай уж хоть сейчас без фамильярностей!
 - Договорились!
Пока ребята все по очереди обнимали меня и говорили теплые слова прощания, я понимала, что действительно никогда не смогу забыть эти годы в тесном сотрудничестве с этими бойцами, которые не всегда воспринимали меня, как настоящего опера и проницательного следователя, в которого я выросла у них на глазах из очаровательной девушки-оперативника. В это же время в кабинете послышались еще шаги, и я увидела в дверном проеме Сергея Васильевича, а следом за ним шел Костя, которого я уже не ожидала увидеть в отделе.
 - Здравствуйте, коллеги! – сказал Костя, подмигнув мне одним глазом.
 - Здравствуйте, ребята! Добрый день, Евгения Владимировна!
 - Здравствуйте, Сергей Васильевич!
 - Мы не опоздали?
 - Нет! Вы как раз вовремя. Я сама хотела зайти к вам.
 - Ну что ж, Женечка! Не передумала?
 - Нет! Сергей Васильевич, спасибо вам за все! Это взвешенное решение, и я ни капельки о нем не жалею!
 - Это главное! Никогда не надо ни о чем жалеть! Просто, знай, если ты захочешь вернуться, ты всегда можешь это сделать!
 - Спасибо вам, Сергей Васильевич!
 - Здравствуйте! – сказал Сеня, вошедший в открытую дверь кабинета.
 - Здравствуйте, Арсений Иванович!
 - Мама, давай я вещи твои отнесу в машину? Ты ведь еще не скоро?
 - Давай.  Неси. Сейчас я освобожусь, и поедем домой.
 - Мам, я надеюсь, ты не забыла, что мы собирались ехать в магазин за платьем для праздника?
 - Не забыла. Ну, беги-беги! Я скоро.
Сеня быстрым шагом с коробкой моих вещей вышел из кабинета, а я с приятной грустью смотрела ему вслед.
 - Жень, ты чего?
 - Я? Просто никак не могу поверить, что он у меня уже такой взрослый!
 - Да, настоящий мужик вырастет!
 - Это уж точно! У такой мамы не забалуешь! – сказал Гена, стараясь перевести грустную тему в шутку, и я усмехнулась, хотя по-прежнему чувствовала, что мне немного грустно – А для чего платье-то?
 - Да у Сени в школе завтра праздник ко Дню Матери. Необходима торжественная обстановка. Хотят, чтобы у них была «самая красивая мама»!
 - Ясно. Ну, как мужчины сказали, так и должно быть!
«Может, это из-за беременности я вновь стала такой сентиментальной?» - подумала я, поглаживая свой, немного подросший к третьему месяцу живот.
 - Ну, все, мне пора! Долгие прощания, как говорят, лишние слезы!
 - Да ладно тебе, Жень, какие слезы! Все отлично! Ты навсегда для нас останешься настоящим другом, что бы ни случилось!
 - Спасибо вам, ребята, за все огромное человеческое спасибо!
Я еще раз обняла всех поочередно, как они стояли друг за другом, вышла из кабинета, откуда они все вышли вместе со мной.
 - Мам, ну что, ты готова? – спросил, прибежавший ко мне Сеня.
 - Готова! – сказала я, перекинув сумку через плечо, и провела рукой по его голове.
 - Женя, ты что, правда, совсем уходишь? – спросила, вышедшая из приемной начальника, Зина грустным голосом.
 - Да! Хватит и одного офицера в нашей семье! – сказала я, проведя рукой по затылку и крепко обняв за плечо сына, который с гордой улыбкой посмотрел на меня – Моя задача сейчас воспитать настоящих мужчин из своих детей и чемпионов из своих юниоров!
 - Ну, дай я тебя хоть обниму на прощание! – сказала Зина, и заключила меня в крепкие объятия – Ты уж не забывай нас, ладно?
 - Конечно, не забуду! Я никого из вас никогда не забуду! – сказала я, и все, кто вышел в коридор, захлопали в ладоши, а Сергей Васильевич вышел из толпы с большим букетом цветов.
 - Спасибо, Сергей Васильевич! Всем вам спасибо огромное!

ЭПИЛОГ
 - А сейчас перед вами выступит ученик восьмого «а» класса Емельянов Арсений! Он расскажет вам о своей маме, прочтет для вас свое стихотворение, которое ей посвятил. Я вас очень прошу его поддержать!
 - Ты знал? – хлопая в ладоши, спросила я Рому, склонившись к его уху.
 - Знал! Только, что это за стихотворение для меня тоже сюрприз!
 - Здравствуйте! С праздником всех мам, которые сегодня в зале! – сказал Арсений с очаровательной улыбкой, после чего все снова ему начали аплодировать – Это стихотворение я посвятил своей маме, которая сегодня в зале, и она просто прекрасна в этом солнечном платье! Она у меня много лет работает во имя безопасности нашего города, сначала помощником участкового, потом оперативником, а в этом году она еще победила в профессиональном конкурсе и стала «Самым красивым следователем»! Она подарила мне двух сестренок, и скоро в нашей семье появится еще один малыш! Мам, я просто горжусь тобой!
Снова раздались аплодисменты, когда почти все присутствующие в зале обернулись на меня. Мое лицо залилось застенчивой краской.
 - Прошу вас поприветствовать аплодисментами. Мама Арсения – Евгения Владимировна, следователь, вот мне подсказывают, что бывший, но тем не менее! Спортсменка, красавица, многодетная мама! Ну, что ж, Евгения Владимировна, вас с профессиональным для нас всех праздником! Арсений, прошу!
Где-то падает снег, где-то плачут метели,
Где-то радость и смех, где-то слезы ручьями,
Где-то снег, где-то снова играют капели,
Только все мои мысли сегодня о маме.
Я за партой сижу, и волнуюсь нередко,
Что покоя не дашь ты себе никогда!
Ты ударишь легко и стреляешь так метко!
Ты опять где-то там, где случилась беда.
Позабыв про покой, ты спешишь на работу,
Я не знаю, когда ты вернешься домой.
Чтобы кто-то чужой не терял вдруг кого-то,
Ты сегодня опять не вернешься домой.
Ты торопишься вновь, ты спешишь рядом быть
С теми, там, где внезапно случается драма,
Но тебя не за это дано мне любить,
А за то, ЧТО ТЫ САМАЯ ЛУЧШАЯ МАМА!
Арсений коротко поклонился под аплодисменты зрителей, а я не стала стирать с лица невольные слезинки, когда он вдруг взял откуда-то из-за кулис красиво упакованный букет цветов, спустился со сцены и вручил их мне, после чего крепко обнял
 - Я люблю тебя, мама! – сказал он и сел рядом с нами в зрительном зале, чтобы смотреть концерт дальше, а мне было так хорошо в этот момент, словно и не было вчера этого непростого прощания с коллегами и работой, которой я посвятила столько лет.
 - Ты чего плачешь? – спросил Рома, крепче обняв меня за плечо.
 - Просто я… я так им горжусь!
 - Ты уверена, что дело только в этом? Жень.
 - Что?
 - Ты меня не обманешь! Дело не только в этом! Жалеешь, что ушла с работы? – спросил он, заглянув мне в глаза так проникновенно, что у меня не хватило сил ему соврать.
 - Да! – сказала я, утерев слезинки в уголках глаз, и виновато посмотрела на носы своих элегантных туфель на маленьком каблучке.
 - Знаешь, что?
 - Что? – спросила я, потерев глаза.
 - Возвращайся-ка ты в свой ОБОП!
 - Ром, я…
 - Я не стану осуждать тебя! Я все равно тебя люблю!
 - Правда не будешь осуждать?
 - Правда! Клянусь! Я же вижу, как ты скучаешь без своей работы! Не могу же я лишить наши органы самого лучшего и самого красивого следователя!
 - Спасибо! Я так тебя люблю!
 - Только береги себя, хорошо! Никаких спецопераций!
 - Я обещаю! Для этого у меня есть мои ребята-оперативники!
Уже на следующей неделе я вернулась в ОБОП на свою должность, которую, конечно, еще никто не занял. Все ребята, конечно, ликовали и поздравляли меня с возвращением и начали подкалывать, говоря: «Мы же знали, что ты не проживешь без нас и любимой работы даже недели». А еще через три месяца не напряженной, благодаря моим заботливым ребятам-оперативникам, работы я ушла в декретный отпуск на долгие два года, которые посвящу своей семье, ради которой готова была от своей работы отказаться. Рома, как и обещал, не осуждал меня, а даже напротив – обрадовался, что я не грущу, а занимаюсь любимым делом.
                ***
Мне всегда казалось, что счастье легко достается, что оно где-то рядом, нужно только определить для себя его рамки, что стоит только захотеть и получишь все без остатка, но все оказалось совсем не так – счастье никогда не достается просто так, а если и достается, то это банальная иллюзия. Жизнь никогда не дает все и сразу – счастье, словно выдается в рассрочку, просто платишь за него каждый раз разную цену, и часто она оказывается неизмеримо высока.
Я свою цену уже заплатила, и счастье свое получила не по щелчку пальцев и не по мановению волшебной палочки, и уж тем более оно не свалилось на меня с неба. За это счастье я отдала все: любовь, светлую память о тех, кого я любила и даже свою жизнь, которую с некоторого времени начала заново, с девственно чистого листа.
За то, что все мои любимые сейчас со мной рядом, я готова отдать все, что у меня есть: здоровье, работу, деньги, спокойствие, и даже больше того, что имею. Жаль только, что мне никогда не удастся забыть те счета, которые жизнь предъявила мне и оставила на память в закрытом, но не выброшенном шкафу под названием «память», стереть из памяти лица тех, кто предал меня.
А впрочем, всему в жизни приходит свой срок, и рано или поздно память остынет, лица сотрутся, как легкие карандашные рисунки с листа бумаги, а счастье, доставшееся хоть и в рассрочку, хочется верить, будет бесконечным.

                15 апреля 2012 г. – 1 апреля 2014 г.