27. Лечебница

Я видел, что он за мной следит.  Зачем следить в том мире, где нет зла? Неужели мной созданный мир мне самому не доверяет, не верит в меня, полагая, что я стану плохим и разрушу его?! А мой ли это мир? «Откуда он приходит ко мне в голову? - задал я себе вопрос. – Ведь откуда рождаются во мне эти образы-люди? Из какой тайны сознания? Может быть, их создает сам Бог, или я вторгаюсь в какие-то неизвестные миры – как всякий, имеющий фантазию?»
Тот, кто шел за мной, постоянно мешал мне сосредоточиться. Я хотел думать про главное, а он отвлекал меня - всегда приходилось думать, что он где-то близко. Если я не видел его самого, то видел его тень, молчаливо выглядывающую из-за угла.
Если бы я только знал, что ему надо от меня?! Если бы я только мог разобраться в нем, кто он такой и почему он так неотвязчив и не желает покинуть меня. Неужели он не знает, как мне без него было бы легко?
Но порой казалось, что он и сам не знал, зачем он за мной ходит и что ему надо. Он старался подражать мне: я обедал – он шел в соседнюю столовую; я входил в дом – он входил в соседний и выходил из дому тогда, когда я удалялся на десять метров от подъезда.


«Я очень хотел быть добрым и чистым. Сколько раз в дневниках расписывал эти правила и хотел их исполнять. И я не понимал, почему вдруг уже на следующий день забывал о них. Теперь я знаю: потому что вмешивался ты. Ты начинал во мне жить, мой двойник. Ты начинал мыслить за меня, желать удовольствий, увлекал меня какой-либо мгновенной радостью, которой я поддавался, и вел меня туда, куда я не хотел, ломая все мои правила. И ты был силен во мне до тех пор, пока я терял высшее. Но когда оживали во мне любовь и живое чувство - удалялся на почтительное расстояние и снова приближался тогда, когда я забывал о высшем. Тогда ты входил в меня, чтобы снова напомнить о сладостях жизни.
Нет, теперь я раскован, легок. Теперь во мне нет никаких идей. Теперь ты мне не опасен, потому что ничего меня не мучает. Впервые я сам погнался за тобой и ты стал убегать от меня. Я стал тебя ловить, а ты пугливо прятался от меня. Но ты не мог уйти далеко, и я тебя наконец догнал и прижал к стене. И как жалок ты был: как жалки мне твои прошлые пороки! Все хитрости и пакости души были в тебе, я теперь очистился – и ты должен исчезнуть навеки! Ты слышишь! Исчезнуть навеки! Тебя не будет! Я словил тебя, чтобы только тебе это сказать!»

Он мне показался жалким, самым жалким из всех тех, кого я встречал в городе. Как-то идя по чудесному парку, я забыл о нем совсем. Там играло множество детей. Они катались на железных горках, кружились на каруселях, кониках, прятались, играя в кустах. Их звонкий смех наполнял все аллеи парка и заглушал птичье пенье.
Я присел на лавочку: небо было голубое, плыли мягкие пушистые облака, которые на минуту закрывали солнце, а потом природа опять озарялась ярким радостным светом. Около меня порхали бабочки, садились на цветки. Им так же стало радостно и легко, как и мне, как и всем вокруг.
Но вдруг, когда я повернул голову налево, вновь в нескольких метрах от себя увидел моего двойника, который сидел на противоположной лавочке. Сидел и кушал мороженое в шоколаде. Теперь на нем была белая солнцезащитная кепка с длинным козырьком, от которого падала темная тень на мое лицо. Он опять не смотрел в мою сторону, словно не замечал меня. Его появление здесь могло быть простой случайностью, и все же в сердце мое закралась смутная тревога. Я встал и прошелся до конца аллеи. И поворачивая направо, в ту сторону города, где стоял наш дом, я оглянулся: двойник тоже поднялся и медленно, не спеша, шел в мою сторону.