Жить с закрытыми глазами Глава вторая

«И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри.
И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя "смерть "; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли - умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными»
(Откровение Иоанна Богослова)


- Знаешь ли ты, Ноэль, что Гейси Джон Уэйн читал своим жертвам Библию в перерывах между пытками? Знаешь, какая часть Библии была ему наиболее близка? Откровения Иоанна Богослова. Ему нравилось перечитывать вновь и вновь пророческие строки, где говорилось об исходе человеческой жизни. Пока его жертва, тряслась в страхе, и рыдала от боли и унижения, он громко вчитывался в строки и водил своим окровавленным пальцем по листу. Что ты, Ноэль, знаешь о своем Боге, кроме того, что он уже оставил эту Землю? Не говори мне, что я не прав! Я видел так много искалеченных судеб, что по настоящему важным для меня стало лишь желание мести. Я не знаю, Ноэль, есть ли Бог. Если его нет, то легко объяснить тот ужас, творящийся на улицах, господством ничем неограниченной человеческой жестокости. Но если он есть, то я надеюсь, что он учел все свои ошибки, глядя на эту планету, и уже создал другую, наполненную любовью и добром...


Третью ночь Ноэль просыпается в холодном поту. Она бежит в спальню к дочери и, видя ее умиротворенное светлое лицо, успокаивается. Третью ночь Ноэль снится Аластор. Он сидит напротив нее за серым, грязным столом, на котором стоит бутылка виски и два стакана. Аластор так сильно сжимает стакан, что тот трескается и в этот момент Ноэль просыпается.
Она помнит эту беседу наизусть. Помнит, как крикнула охраннику, чтобы тот принес бинты, а сама бросилась к Аластору и, сидя перед ним на коленях и рассматривая его окровавленную ладонь, вдруг услышала, как он рыдает. Ей даже жалко его не было в этот момент. Не жалостью можно объяснить, как сильно ты хочешь обнять человека и увезти его подальше, спрятать ото всего мира и защитить от безумств, которые охотятся за ним, как сокол за полевой мышью.
Он коснулся своей окровавленной ладонью ее щеки и спокойно произнес, сжимая ком, стоящий в горле:
- Этот мир не предназначен для жизни, Ноэль. Сюда твой Бог отправляет людей умирать…

***

В один из дождливых дней, которые окутывали Бордо с периодичностью три дня в неделю, Ноэль позвонил мсье Ланаж и пригласил на прогулку. Мона сидела за столом и лепила рогалики, а Ноэль пыталась придумать за несколько секунд паузы, возникшей в разговоре, убедительное оправдание, которое не обидело бы мсье Ланажа.
- Прошу прощение, Ален, но боюсь, что мы не сможем никуда пойти. Мона немного приболела и я хочу побыть с ней.
Детская непосредственность сыграла с Ноэль злую шутку: резко обернувшаяся Мона вдруг крикнула:
- Но я хорошо себя чувствую!
Мсье Ланаж, улыбнулся и спокойно произнес:
- Ноэль, я пойму, если вы просто хотите побыть вдвоем с дочерью…
- Нет, что вы! – громко сказала Ноэль и отвесила дочери легкий подзатыльник, состроив при этом возмутительную гримасу, - но мы немного заняты. Пытаемся сделать рогалики с мармеладом и, кажется, что получается у нас весьма недурно. Может быть, заглянете к нам в гости? Все равно прогулка под дождем вряд ли нас устроит.
Мсье Ланаж утвердительно покачал головой, словно Ноэль общалась с ним не по телефону, и сказал, что будет у них через полчаса.
Полчаса для Бордо – это объехать его два раза на машине. Маленький город, не знающий, что такое пробки, утопал в запахе бесконечных виноградников. Вот уже третий день лил дождь, и жители Бордо старались не покидать своих домов. Их привычным занятием стал просмотр телевизора, и походы друг другу в гости. Шли к кому-то поблизости, чтобы сильно не промокнуть.
Мсье Ланаж надел свою лучшую рубашку и купил в цветочной лавке букет белых лилий. Лилии – это беспроигрышный вариант для женщины, которая вам нравится. Розы – показатель вашей страсти и желания завладеть ее телом, но лилии…
Нет, лилии – цветы чистые и невинные. Они шепчут о любви тихо и робко, склонив головы в покорной верности. Они громко говорят о своей преданности и внимании. Лилии – это проявление человеческой заботы, нежной и дерзкой одновременно. Но человек, дарящий вам лилии, прежде всего, мечтает запасть вам в душу, а не проникнуть в ваше тело. Даже цветы говорят порой больше, чем самая разговорчивая испанская мамаша.
Ровно в три часа пятнадцать минут мсье Ланаж уже стучался в дверь Ноэль, которая, быстро накрутив волосы и прибрав дома, надела свое лучшее платье и убрала пачку сигарет со стола в чулан, открыла ему дверь с широкой улыбкой на лице.
Подумала ли она тогда, как нелепо и неестественно выглядят ее старания показать, насколько спокойна и счастлива она? Ноэль чувствовала, какое внимание уделяет ей мсье Ланаж и от этого понимания ей становилось неуютно и грустно. Она не думала, что он каким-то образом хочет соблазнить ее, нет! Каким бы настойчивым не был мсье Ланаж, в первую очередь его интересовала душа Ноэль и ее прошлое. И это было для нее гораздо ужаснее, чем какой-то секс…
- Вы заворачиваете рогалики неправильно, смещаете центр к левому краю, - произнес Ален, глядя на старания Моны.
Мона, улыбнувшись и слегка надув губки, произнесла:
- У мамы они вообще в руках разваливаются.
Ноэль закатила глаза и тихо охнула.
Спустя несколько минут они сидели за столом и разливали по бокалам вино. Рогалики уже стояли в духовке, Мона уплетала клубнику, а мсье Ланаж рассматривал кухню Ноэль.
- Мадмуазель Лафар, я хотел бы кое-что у вас спросить, но не знаю., уместен ли будет мой вопрос Вы имеете полное право на него не отвечать, я пойму вас и нисколько не обижусь.
У Ноэль бешено заколотилось сердце, но она понимала, что если сейчас откажется отвечать, то, скорее всего, вызовет еще большие подозрения. В конце концов, мсье Ланаж сам был приезжий, к тому же, глубоко верующий человек, неужели и ему нельзя ничего рассказывать?
- Да, конечно. Вы можете задать мне любые вопросы, которые вас волнуют.
Мсье Ланаж, подлив себе и Ноэль вина, тихо спросил, не моргая и не сводя глаз с бутылки:
- Меня не покидает ощущение, что я вас знаю. Видел вас где-то, но не могу понять, где именно. С того самого момента, как увидел вас впервые на похоронах, я пытаюсь ответить на этот вопрос, связываю вас со своими знакомыми, но нигде не нахожу зацепки. У вас нет такого чувства, что мы знакомы, Ноэль?
Она не ответила. Через несколько секунд она встала и вышла из кухни. Мона смотрела на мсье Ланажа, а тот недоумевал. Когда Ноэль появилась на кухне вновь, в руках у нее была небольшая папка. Она молча подала ее мсье Ланажу и села на свое место.
- Я хочу, чтобы вы хранили это в секрете. Жители Бордо рано или поздно поймут, кто я такая. Кто-то обязательно вспомнит что-то, увидит газетную статью или передачу. Об этом будут иногда вспоминать, но я не хочу приближать хтот момент. Я хочу жить спокойно в этой светлой квартире столько, сколько мне позволит человеческое любопытство.
Мсье Ланаж, взбудораженный словами Ноэль, осторожно раскрыл папку и увидел газетную статью. Заголовок «Детектив-убийца: герой или монстр?» и небольшая фотография. На ней был изображен красивый мужчина, на вид около сорока лет, с темными волосами и тонкими чертами лица. Если бы мсье Ланаж не знал, кто он, то подумал, что он какой-нибудь доктор или профессор.
- О Боже…- тихо произнес Ален и перевел взгляд на Ноэль, в глазах которой стояли слезы, - вы ведь та самая Ноэль Лафар, детектив из Парижа, напарница Аластора Дэнье…
Ноэль кивнула и смахнула с щеки слезу. Она встала и подошла к духовке, чтобы достать оттуда румяные рогалики.
- Ноэль, я бы вас не узнал. Столько лет прошло… Вы не должны переживать, вас вряд ли здесь узнают. Боюсь, что столь широкий общественный резонанс прокатился лишь по крупным городам.
- Но вы то меня знаете, - прошептала Ноэль, резко обернувшись. Она впилась глазами в фотографию на странице газеты и закрыла глаза.
Все, что оставалось мсье Ланажу, так это ждать.
Ждать, когда Ноэль сможет произнести хоть что-то, что объяснило бы ее внезапное появление в этом маленьком городке спустя столько лет, после казни Аластора Дэнье...