Учитель изящной словесности

 
Сегодня из зазеркалья
Я вам навстречу шагну.
Сегодня ладони ваши
В своих я крепко сожму.
      
Сегодня услышу голос,
Которого прежде не знал.
И обрету утешенье,
Которое долго искал.

Она была в него влюблена. И не только она. В него были влюблены все гимназистки. Он был учителем изящной словесности. Он был само изящество. Она сравнивала его с дорогой амфорой, привезенной из Афин или Рима. Но о своем сравнении она никому не говорила. Как можно человека сравнивать с предметом, пусть даже редкой красоты? Неодушевленное никогда не станет одушевленным. А вот одушевленное может превратиться в ничто, в прах, развеянный по ветру. Значит, сравнивать учителя со старинной амфорой можно. И это ее забавляет.
Она сидит на первой парте, подперев щеки кулачками, и наблюдает, как изящная амфора преподает изящную словесность. Она не мигая смотрит на учителя. Ей необходимо до мельчайших подробностей изучить грани его изящества, чтобы понять, что именно заставляет всех без исключения барышень находиться в его власти.
- Вы снова витаете в облаках? - спрашивает учитель, глядя в ее глаза.
 Ей хочется ответить: «Да», но она качает головой: «Н-е-ет». Он ей не верит, задает новый вопрос:
- Интересно, о чем вы мечтаете на моих уроках?
- О вас, - мысленно отвечает она и, чтобы себя не выдать, пожимает плечами.
- Вы можете повторить правило, которое я сейчас диктовал? - спрашивает он, хмурясь.
Он смотрит на нее свысока. Он стоит, она сидит, приподняв вверх голову. Так ей лучше его видно. Видно, что он рассержен по-настоящему. Но даже в своей ярости он прекрасен, и поэтому ей совершенно не страшно. Не страшно, несмотря на то, что она не может повторить правило, которое все, кроме нее, записали под его диктовку.
- После урока вам придется пройти в кабинет директора, - его слова звучат, как приговор. Она бледнеет.
- Ты с ума сошла, Соня, - шепчет соседка по парте. - Тебя выгонят из гимназии, Соня. Ты...
Ее шепот Соню огорчает, потому что он заставляет ее вернуться в реальность, где она - ученица гимназии, а он - учитель изящной словесности. Между ними пропасть, про-пасть, в которую можно упасть, в которой можно пропасть, потому что там слишком глубоко, заглядывать туда слишком страшно, но Соня стоит на краю и пытается в эту пропасть заглянуть…

- Дорогая, думаю, что нам пора Сонюшку отправить в пансион, - сказал за ужином отец семейства Максим Максимович.
- О нет, папенька, нет, - застонала Соня. - Сжальтесь надо мной, маменька. Я умру вдали от дома. Я не перенесу разлуки с вами, я...
- Соня, прекрати истерику, - прикрикнул на нее Максим Максимович. - Мы же не собираемся отправлять тебя за тридевять земель...
- А зря, это было бы увлекательное путешествие, - Соня оживилась, встала из-за стола, гордо вскинула голову. - Там, за тридевять земель, в тридевятом царстве я могла бы стать фрейлиной королевы и носить за нею шлейф.
- София, - отец постучал пальцем по краю стола. - Твое чрезмерное увлечение сказками до добра не доведет. Пора взрослеть, именно поэтому я собираюсь тебя отправить в гимназию.
- Да разве я плохо образована? - спросила Соня с обидой и заговорила по-французски.
Максим Максимович скривился, замахал на дочь руками:
- Произношение у вас, барышня, ужасное. Сразу видно, что вас доморощенный учитель обучал, который-то и сам большого толка в науках не знает. Он вас, дорогая, говорить научил, а как вы слова произносите, слушать страшно. Разобрать невозможно, о чем речь идет: о помидорах или о репе. Срам, да и только, - он строго посмотрел на дочь, вынес свой вердикт:
- Завтра я тебя отвезу в пансион, и точка.
- Завтра? - Соня схватилась за голову. - Нет, нет, папенька, только не завтра, умоляю. У меня важная встреча назначена на завтра, я...
- Софья Максимовна, я своих решений не меняю, - строго сказал он.
 Она развернулась, убежала к себе. Проплакала всю ночь, а утром послушно пошла за отцом, как ягненок идет на заклание. Было обидно и нестерпимо больно от того, что сразу вдруг все оборвалось. Ее столкнули в бездну. Столкнул не кто-то посторонний, а собственные родители. Они попросту от нее избавились. Жить ей больше незачем. Она не станет барахтаться, выбираться наружу к свету. Зачем, если самым дорогим людям она не нужна?
Соня уселась в коляску, вцепилась руками в сидение, чтобы не вывалиться на повороте. Не хотелось упасть лицом в дорожную пыль. Она решила умереть в гимназии, в которую ее вез отец. На все вокруг Соня смотрела с безразличием, словно человек, приговоренный к смертной казни. Ничто  ее не радовало.
 Ухоженная территория пансиона, по которой они с отцом прошли, показалась ей отвратительной, здание - ужасным, директор - злым, самодовольным человеком. Он указал Соне на стул возле окна, а Максима Максимовича усадил за стол переговоров. Он о чем-то спрашивал Максима Максимовича, тот с подобострастной улыбкой отвечал. Соня не слушала ни вопросов, ни ответов. Она сидела с отрешенным видом и смотрела в окно. Умирать она передумала. Она придумала для себя образ печальной дамы, спящей красавицы, случайно попавшей в этот мир. Она будет считать все происходящее дурным сном, который не может длиться вечно. Он скоро закончится и тогда... Соня вздохнула, подумала:
- Дождется ли моего возвращения Алексашка?
Мысль о деревенском парне, с которым они сдружились не так давно, добавила горечи в Сонино сердце. Если бы не прихоть отца увезти ее в эту гимназию, они бы с Алексашкой ускакали в дальние дали и обязательно отыскали бы там то, ради чего стоит жить. Но... Соня вздохнула еще раз. Ей не выбраться из этой тюрьмы с красивым названием «Пансион благородных девиц».
- Поздравляю вас, Софья Максимовна, дело улажено, вы приняты! - воскликнул Максим Максимович, обняв Соню за плечи. - Учись хорошо, не подводи нас, - поцеловал ее в лоб. - Да не дуйся ты, Сонька, мы же ради твоего блага стараемся, - он пощекотал ее за бока. Она еще сильнее насупилась, сказала сквозь зубы:
- Вы предатель, папенька, предатель. Видеть вас не желаю. Уезжайте поскорей и не приезжайте никогда. А я тут с тоски умру, поплачете тогда.
- Прекрати болтать всякий вздор, - крепко сжав ее руку чуть выше локтя, сказал Максим Максимович. - Не вздумай тут комедию ломать, ясно. Учись, проявляй усердие. Мы за тобой через полгода приедем. Время быстро пролетит, не успеешь глазом моргнуть. Господин директор сказал, что все воспитанницы бесконечно счастливы и довольны, что учатся в та-а-а-ком заведении.
- А я бесконечно несчастлива, - подумала Соня. - Бесконечно... Но я не стану вам, папенька, ничего говорить. Знайте, болтушки Сони больше нет, а есть Соня молчунья, грустная барышня-переросток, которую заперли в пансионе.
 Распахнулись двери, Максим Максимович попятился, увидев очень высокую, худощавую даму, одетую в строгое темно-синее платье до пят. Она смерила его недоброжелательным взглядом, сказала, что время его пребывания на территории пансиона закончилось, поэтому он должен немедленно удалиться. Максим Максимович поклонился и побежал к пролетке, забыв от неожиданности попрощаться с дочерью. Соня снисходительно на него посмотрела, покачала головой, подумав:
- Ах, папенька, папенька, это вам нужно манерам обучаться, а не мне, ну да ладно.
- Следуйте за мной, - приказала дама. - Я провожу вас в комнату, где вы будете жить.
Они поднялись по лестнице, прошли по длинному коридору со множеством одинаковых дверей, повернули направо и уперлись в дверь чуть больших размеров чем все остальные. Строгая дама толкнула дверь, сказала громко:
- Вот ваш дом, - развернулась и ушла.
Соня перешагнула через порог, огляделась. Комната была довольно большой. В ней проживали три барышни, которые Соне ужасно не понравились. Они были толстенькими, горластыми, неуклюжими и безмерно любопытными. Они набросились на Соню со множеством неуместных и даже глупых вопросов, чем окончательно ввели ее в состояние глубочайшей меланхолии.  Соня зажала уши руками и, что есть сил, закричала:
- Оставьте меня в покое и никогда, не при каких обстоятельствах со мной не заговаривайте!
- Ах, так, - сказала самая бойкая барышня, упершись кулачками в бока, - так знай же, ты, безмозглая дылда, что мы объявляем тебе войну. Ты для нас - пустое место. Ясно?
- Ясно, - ответила Соня, впервые за весь день улыбка озарила ее лицо. Странно, но после этих обидных слов Соня почувствовала облегчение и даже прилив радости.
- Ладно, поживу здесь немного, а там видно будет, - решила она и улеглась на кровать.
Барышни сбились в кучку и о чем-то зашушукались. Соне было не интересно, что они замышляют. Ее больше интересовало пятнышко на стене, похожее на чей-то глаз. Соня так пристально на него смотрела, что оно видоизменилось, превратилось в пещеру, манящую своей темной неизвестностью. Соне представилось, как она входит туда и...
- Кто вам позволил лежать на кровати? - грянул над Сониной головой голос классной дамы, которая привела ее в эту комнату. - Потрудитесь встать и последовать за мной, чтобы выслушать правила нашего пансиона.
Соня медленно поднялась, побрела за классной дамой, которая громко перечисляла то, что нельзя делать барышням, живущим здесь.
- А что же в вашем пансионе можно? - спросила Соня, когда классная дама умолкла.
- Молчать, - ответила та, смерив Соню таким злым взглядом, что ей стало страшно. Дама распахнула дверь, сказала чуть мягче:
- Господин директор распорядился определить вас в этот класс и посадить за первую парту в центральном ряду. Ваше место справа. Садитесь. Скоро придут остальные гимназистки. Всего в классе четырнадцать человек. Вы будете пятнадцатой.
Соня перешагнула через порог, осмотрелась. Класс был просторным и светлым. Девять одинаковых парт стояли в три ряда. Стол учителя располагался напротив. На большой черной доске мелом было написано число.
- Десятое сентября, - прочла Соня по слогам, вздохнула. - Уже сентябрь, а это значит...
Она не договорила, распахнулась дверь, пропуская в класс четырнадцать учениц. Все они были одеты в одинаковые темно-синие платья до пят с белыми кружевными воротничками и манжетами на длинных рукавах. Волосы у всех были аккуратно зачесаны и закручены в тугие жгуты на затылках. Все барышни были высокими, красивыми, опрятными. Соня в своем цветастом платьишке с воланами выглядела рядом с ними деревенской простушкой. К тому же сегодня она нарочно заплела свои рыжеватые вьющиеся от природы волосы так, чтобы все кудряшки были видны, а ветер проказник завершил прическу, создав на Сониной голове такой хаос, что смотреть без смеха на его фантазию было невозможно.
- Ах! - воскликнули разом все барышни. На их лицах отразилось презрение. - У нас новенькая.
- Привет, - сказала Соня с улыбкой. - Я тоже всех вас рада видеть. Мне приказали сесть на первую парту справа, - уселась, положила перед собой руки. - Можете и вы занимать свои места.
Барышни переглянулись, поплыли каждая к своей парте. Именно поплыли, потому что движения их были неспешными, грациозными, и Соне подумалось, что перед ней не люди, а лебеди, гордые птицы, не желающие обращать внимания на глупую пастушку, присевшую на берегу озера.
- Меня зовут Татьяна, - сказала барышня, севшая рядом с Соней.
- Софья Максимовна Грендаль, - представилась Соня.
- Миндаль? - переспросила Татьяна удивленно.
- Нет, душа моя, - ответила Соня со снисходительной улыбкой. Повернулась к ней  вполоборота. - Миндаль - это орех, который любят лебеди. А моя фамилия Грендаль! Мой прапрадед Грен-даль, человек глядящий вдаль. И не просто человек, а гренадер, воин, от умения и сноровки которого зависел исход сражения...
Если бы дверь класса не распахнулась, неизвестно что еще напридумывала бы Соня, Софья Максимовна. Поток ее фантазий прервал учитель, вошедший в класс.
Увидев его, гимназистки как одна вспорхнули со своих мест, замерли, вытянув вперед шеи. Соне показалось, что каждая из них мысленно целует вошедшего в щеку. Он улыбается, позволяя им выполнить положенный ритуал. И лишь минуту спустя он видит среди прекрасных барышень смешную, растрепанную пастушку, сидящую за первой партой. Она одна не удосужилась подняться, когда он вошел. Она смотрит на него во все глаза и что-то шепчет одними губами.
- Добрый день, - говорит учитель, подав гимназисткам знак. Они опускаются на свои места, ждут, что будет дальше. Учитель смотрит на Соню, спрашивает:
- Значит, это вы Софья Грендаль наша новая ученица? - она кивает, радуясь, что он верно произносит ее фамилию. - А меня зовут Федор Ильич Соловьев. Я - учитель изящной словесности. Сегодня мы поговорим о правописании...
- Лучше бы вы спели нам свою песнь, господин Соловей, - думает Соня, взявшись за перо.
Она добросовестно записывает все, что говорит Федор Ильич, старается изо всех сил. Ей нравится быть прилежной ученицей господина Соловья. Но когда Федор Ильич подходит к доске и берет в руки мел, Соне приходит в голову неожиданная, бредовая мысль, от которой перехватывает дыхание:
- Никакой он не соловей. Он - изящная амфора, лежащая на дне озера. Белые лебеди прилетают к этому озеру, чтобы полюбоваться ею. Они смотрят на амфору через прозрачную воду, но не могут до нее дотянуться. Озеро слишком глубокое. До дна может достать пастушка, сидящая на берегу. Но она не станет прыгать в холодную воду, потому что не умеет плавать. Пока не умеет. Но она обязательно научится, и тогда...
- На мой вопрос ответит Соня Грендаль, - врывается в Сонины мысли голос изящной амфоры. - Вы сможете это сделать?
- Да, - отвечает она, кивая головой. Барышни звонко смеются. Им вторит заливистый звонок. Федор Ильич что-то говорит и выходит, оставив дверь широко открытой.
- Вы такая смешная барышня, Соня, - говорит Татьяна, разглядывая Сонино лицо. - Вам следует быть осмотрительней. Присмотритесь к другим гимназисткам, чтобы не попадать в нелепые ситуации.
Соня слушает, но ничего не понимает, словно Татьяна говорит на чужом языке. Соню осеняет догадка:
- Она говорит не на чужом, а на птичьем языке, поэтому мне незачем ее слушать.
 Соня поднимается и выходит в коридор. Здесь тихо и прохладно. В простенках напротив дверей высокие узкие окна, за которыми - настоящая жизнь. Соня прижимается носом к стеклу, до боли в глазах всматривается вдаль. Где-то там - ее дом, ее добрый друг Алексашка, готовый ради нее на все.
- Спаси меня, спаси, - мысленно посылает ему приказ Соня, хотя прекрасно знает, что он этот приказ не услышит. Никто не скажет Алексашке, куда исчезла Соня. Он будет думать, что она его предала, что передумала давать клятву верности. Невдомек будет Алексашке, что Соня томится в заточении и посылает ему призывы о помощи.
- Соня, вернитесь в класс. Сейчас будет урок точных наук, - проговорила классная дама, положив Соне на плечо свою тяжелую руку. - После урока я отведу вас к модистке. Она подберет вам подходящий наряд. Смотреть на эти воланы и рюши нет никаких сил.
- Не смотрите, - хотела сказать Соня, но промолчала.

После уроков классная дама отвела Соню к модистке, мастерская которой находилась во флигеле и напоминала лавку старьевщика. На полу валялись обрезки ткани, кружев, тесьмы, на столе лежали горы бумажных выкроек, ножниц, катушки ниток, иголки, булавки, какие-то странные приспособления, о предназначении которых Соня ничего не знала. Возле стола стояли два черных безголовых и безруких манекена, напугавших Соню. Не успела она совладать со своими эмоциями, распахнулась дверь, и в мастерскую вошла модистка - молодящаяся особа с высоченной замысловатой прической и длинной гирляндой тряпичных бус на шее. Ее большие карие глаза были сильно подведены, губы ярко накрашены, щеки нарумянены. Она всплеснула руками, воскликнула:
- Ах, какая прелесть! Какие чудесные воланчики у вас на платье.
Подбежала к Соне, принялась кружить ее, напевая какой-то фривольный мотивчик. Воланы и рюши на Сонином платье заплясали, превратившись в большой радужный круг.
- Давно я так не веселилась, - сказала модистка, перестав кружить Соню. - Вам идет этот наряд, моя милая, но... - она усадила Соню на высокий стул. - Но правилами пансиона предусмотрена иная одежда для воспитанниц, чтобы никто не вспоминал про свою индивидуальность. И вам, моя милая, придется со своими воланами расстаться, - она взяла в руки ножницы.
- Нет, не делайте этого! - воскликнула Соня, заслонившись руками. Модистка рассмеялась:
- Бедняжка моя, вы подумали, что я собираюсь искромсать на мелкие кусочки ваш наряд, поэтому так испугались и побледнели. А я собиралась отрезать кусок материи для вашего нового платья.
Она подошла к одному из черных манекенов, перебросила через его плечо ткань и ловко отрезала кусок нужной длины. Потом она приказала Соне встать, сняла с нее мерки, измерила даже голову, записала цифры в тетрадь и победоносно воскликнула:
- Вы - идеальная модель, моя дорогая! Давненько я не встречала такой идеальной фигуры. У меня для вас кое-что есть.
Она исчезла за тканевой занавеской. Через несколько минут появилась с другой стороны мастерской, поманила Соню к себе.
- Идите в примерочную.
- Идите, - подтолкнув Соню в спину, приказала классная дама.
Соня раздвинула пахнущие пылью занавески и попала в зеркальную комнату. Модистка приложила палец к губам, подмигнула Соне, словно приглашала ее стать соучастницей тайного действа. Соня понимающе кивнула. Модистка толкнула одно зеркало, второе, третье. Они пришли в движение, повернулись вокруг своей оси, открыв доступ в мир зазеркалья. Соня прижала обе ладони к губам, чтобы не закричать от восторга. В зазеркалье жили платья разных фасонов и расцветок. К каждому из них была подобрана шляпка и гирлянда украшений. Но больше всего поразило Соню то, что платья были надеты  на гипсовые манекены с подведенными глазами и ярко накрашенными, как у модистки губами. Соне почудилось, что это - заколдованные люди, которые попали сюда за непослушание. Она замерла перед одной из фигур.
- Это я, - шепнула модистка, встав рядом с манекеном. - Сходство потрясающее, верно?  Соня кивнула. Модистка сняла с манекена шляпку, надела ее на свою высокую прическу, улыбнулась:
- Мой друг - скульптор. Он в меня безнадежно влюблен, поэтому делает этих Галатей похожими на меня. А мне бы хотелось, чтобы в моей коллекции появилась Галатея похожая на вас, Софья Максимовна. Хотите примерить вот это платье, - она обняла манекен за плечи. Соня попятилась, замотала головой:
- Нет, не сейчас.
- Боитесь, - модистка снисходительно улыбнулась, водрузила шляпку на голову манекена, толкнула зеркало. - Правильно. Вам, Сонечка, незачем демонстрировать свою индивидуальность и грациозность. А главное, ее здесь некому демонстрировать. Наденьте вот это платье и... - она усмехнулась, - будьте, как все. Будьте серой уточкой, качающейся на волнах большого озера.
Она подала Соне синее платье гимназистки, вышла. Соня сбросила свое яркое платьице, надела длинное синее платье, замерла перед зеркалом, удивившись, как преобразил ее этот наряд. Платье сидело идеально так, что трудно было поверить, что его шили без примерки. Соня раздвинула занавески, вышла из примерочной. Классная дама одобрительно кивнула, сказала:
- Вы - волшебница, мадам Ирма, Соню просто не узнать. Из деревенской простушки она превратилась в благородную барышню. Нам предстоит к этому наряду добавить великосветские манеры, чтобы картина превращения дурнушки в красавицу была завершена окончательно.
- Желаю удачи, - сказала мадам Ирма, распахивая перед Соней дверь.
- Доброй ночи, - проговорила Соня, отправляясь к себе.
Она вспомнила о том, что оставила свое яркое платье у модистки, только тогда, когда подошла к своей двери. Хотела побежать во флигель, чтобы забрать платье, но передумала, испугавшись новой встречи с манекенами, спрятанными за зеркалами.
- Почему мадам Ирма сравнила меня с серой уточкой? - запоздало подумала Соня. - Почему ей в голову пришло такое же сравнение, как и мне? Или это мне приходят в голову необычные сравнения, потому что все в этом пансионе какое-то подозрительное?
Соня распахнула дверь, вошла. Три толстушки в голос воскликнули:
- Ах! Кто вы?
- Софья Максимовна Грендаль, - ответила она. - Сегодня утром вы изволили...
- Сегодня утром мы велим себя отвратительно, - воскликнула самая бойкая девочка, которая утром объявила Соне войну. - Простите нас. Мы готовы искупить свою вину. Мы...
- Довольно, - прервала ее Соня, подняв вверх руку. Она видела в какой-то книжке, что именно таким жестом высокопоставленные особы привлекают внимание толпы, когда желают сказать что-то важное. - Довольно. Будем считать все произошедшее дурным сном. Я проснулась и все забыла.
- Мы тоже, - сказали девочки.
Они поочередно подошли к Соне, пожали ее руку, представились: Тоня, Катя, Валя. Они ученицы третьего класса. Им по двенадцать лет. А Соне уже пятнадцать. Ей через год можно выходить замуж. Но папенька не желает, чтобы его единственная дочь обзаводилась семьей, поэтому-то он и запрятал ее сюда, в пансион. Разве он мог предположить, что именно здесь Соня встретит свою судьбу. Его зовут Федор Ильич Соловьев. Он изящен, как...
 Соня прикрыла глаза. Ей не хотелось раскрывать тайну о том, что она сравнила учителя изящной словесности с амфорой. Это ее секрет. Зачем глупым доверчивым малышкам о нем знать?
- Ах, Софья Максимовна, какая же вы счастливая! - проговорила мечтательно Валя. - В вас нельзя не влюбиться. Вы...
Соня вопросительно посмотрела на круглолицую Валю. Та смутилась.
- Мы тут вас обсуждали, вернее ваши волосы,  - призналась она. - Они такие пышные, такие курчавые, словно вы из сказочного королевства к нам пожаловали. И платье у вас та-а-кое было, глаз не оторвать. Вы и теперь в наряде гимназистки на королеву похожи. На вас смотреть – одно удовольствие. Правда-правда.
- Ну и смотрите, - разрешила Соня. – Только смотрите - дырку не проглядите, а то, как же я с дыркой-то ходить буду? Не примут меня обратно в мое королевство. Скажут: «Не нужна нам такая самозванка».
Девочки рассмеялись вслед за Соней.
- Как хорошо, что вас в нашу комнату поселили, - сказала Тоня. – Мы теперь по-другому заживем. Вы – особенная барышня. Вы, Софья Максимовна, станете нашей спасительницей от уныния.
- А вы моим спасением будете, - сказала Соня. – Будем друг друга веселить, чтобы не превратиться в гипсовые фигуры мадам Ирмы.
- Ах, что вы, Сонечка говорите? – воскликнула Катя, в ее глазах отразился неподдельный ужас. Соня насторожилась. Катя подбежала к двери, распахнула ее, опасливо посмотрела по сторонам, закрыла дверь, подошла к Соне вплотную, зашептала ей на ухо:
- Никогда, никогда не произносите это имя здесь. Никогда не ходите одна во флигель. Никогда не оставляйте у нее своих вещей.
- А я уже оставила там свое платье, которым вы так восхищались, - сказала Соня растерянно.
Девочки ахнули, во все глаза уставились на Соню. Она уселась на кровать, скрестила на груди руки, посмотрела на них, спросила:
- Интересно, почему вокруг этой женщины столько запретов и столько  тайн?
- Потом, потом все узнаете, - ответила Катя и приложила палец к губам.
Дверь распахнулась прежде, чем Соня задала новый вопрос. На пороге появилась классная дама Амалия Львовна. Она свысока посмотрела на воспитанниц, задала несколько вопросов, на которые девочки с готовностью ответили. Амалия Львовна пожелала всем доброй ночи, удалилась. Катя, Тоня и Валя улеглись в свои кровати и моментально уснули.
Соня заснуть не могла, как ни старалась. Она смотрела на тени, скользящие по потолку, и вспоминала свою вольготную жизнь в родительском доме. Вспоминался ей весельчак Алексашка, который никак не мог взять в толк, зачем Сонечке нужно заниматься с учителем французским языком. Не лучше ли все это время проводить с удочкой на реке. Или можно взяв ружье, устроить стрельбу по уткам, которых в заводи видимо-невидимо.
- А не желаете уток стрелять, так мы вам, барышня, зайцев организуем, - говорил он, когда Соня ему перечила. – А, коль и зайцев вам не нужно, так можно просто на лошадях по полю скакать. Это полезней, чем глаголы зубрить.
- Полезней, - соглашалась Соня. – Но и без глаголов не обойтись. Я же не простая барышня, а королевишна будущая.
- Так-то оно так, Сонечка, да лучше бы ты стала моей суженой в сарафан наряженной, чем белолицей королевой ряженой, - сокрушался Алексашка.
- Почему белолицей? – удивлялась Соня.
- Да потому, что все королевишны на кукол  бездушных похожи, - отвечал он, не зная о существовании зеркальной комнаты во флигеле, в которой нынче побывала Соня.
Эта комната из ее головы не идет. Зеркала вращаются вокруг своей оси, то скрывая, то открывая гипсовых Галатей.
- А такой, как вы, Софья Максимовна, у меня нет, - слышится голос модистки. Соня зажимает уши.
- Нет и не будет такой, как я, - шепчет она. – Мой прапрадед Грендаль – победитель, значит, и я не пропаду. Не зря же я такую звучную фамилию ношу. Я – Софья воительница. Я за себя постоять смогу.
Это была последняя мысль перед тем, как Соня погрузилась в сон. В сон ли?
Комната качнулась и поплыла куда-то, словно корабль по волнам. На берегу остались все, кто был любим и дорог Соне. Впереди ждала неизвестность. Но она не пугала, а манила своей новизной.
Соня увидела расписной терем с резными ставнями, вошла внутрь и попала в зеркальную комнату модистки. Увидела на стуле свое платье, хотела взять, но в последний момент отдернула руку. Что-то ее насторожило. Что? Присмотрелась. Воланов у платья нет. Куда они подевались? Неужели их отрезала мадам Ирма?
- Отрезала, отрезала себе на бусы, - ответили на немой Сонин вопрос сразу несколько манекенов, выглянувших из зазеркалья. Но это уже не манекены, а воспитанницы пансиона. Они смеются, зовут Соню:
- Идите к нам, к нам, к нам.
- Неужели вы, Софья Максимовна, настолько трусливы, что не осмелитесь сделать шаг?
- Я ничего не боюсь, - ответила Соня. – А не иду я к вам потому, что мне нечего делать в зазеркалье.
- А мы хотим, чтобы вы к нам шагнули, - закричали воспитанницы, пытаясь схватить Соню за руки. Она вскрикнула и проснулась.
Осмотрелась, потерла глаза. Комната пуста. Ни Тони, ни Кати, ни Вали нет. Их кровати аккуратно заправлены, окошко приоткрыто. Слышно, как по листьям стучат капли дождя. Эта мелодия действует на Соню успокаивающе. Она подходит к окну, встает на цыпочки, вдыхает осеннюю прохладу, думает о том, что жизнь в пансионе не так уж несносна, как ей показалось вначале.
А вечером Соня вновь ругает пансион из-за того, что вредные учителя требуют от нее невозможного. Они не хотят понять, что ее голова не в силах вместить столько ненужной информации. Соня возмущается, требует пощады, в то время, как остальные гимназистки безропотно выполняют требования учителей.
- Неужели воспитанницы не люди, а манекены? – закрадывается в ее сознание неожиданная мысль. Чтобы проверить свою догадку, Соня щипает за бок соседку по парте. Та противно взвизгивает, возмущенно выдыхает:
- Вы, вы, вы… Какая низость, так вести себя.
- Простите, я не нарочно, - бубнит Соня, потупив взор. Ее радует, что Татьяна так реагирует на ее шалость, значит она живая барышня, а не манекен. Соня поднимает голову, смотрит в Танины глаза, просит:
- Не сердитесь, пожалуйста, - улыбается. - Это случайность.
- Случайность, - передразнивает ее Татьяна. – Надеюсь, впредь таких случайностей не будет.
- Не будет, не будет, - подтверждает Соня. – Я здесь долго не задержусь. Я скоро уеду, вот увидите.
- Все так говорят, - хмыкает Татьяна. – Я тоже думала, что сбегу отсюда через неделю, максимум – через две, но… Я здесь уже пятый год. И у вас, Сонечка, ничего не получится.
- Посмотрим, - говорит Соня.
- Да тут и смотреть нечего, - Татьяна поднимается и уходит из класса. А Соня еще долго сидит за партой и смотрит на черную доску, на которой белым мелом выведены какие-то формулы.
Соня так долго на них смотрит, что они расплываются перед ее глазами, превращаются в белое снежное поле, по которому мчатся расписные санки…
- И-эх, мороз воевода, дай ходу. Не морозь, не пугай, лучше снегу поддай! – звонко кричит Алексашка, разгоняя коней. Ветер свистит в ушах. В лицо Соне летит снег. Алексашка поет, повернувшись к Соне вполоборота:
- Как по полю да по снежному
  Прокачу я мою нежную.
  Прокачу мою красавицу,
  Ей со мной кататься нравится.
    Ой, ты, Соня моя Сонюшка.
    Ой, ты, воля моя волюшка.
    Ой, мороз ты воеводушка,
    Не губи мою молодушку.
 Не губи, не пугай,
 Лучше снегу поддай!
 Нам с Сонюшкою милою
 Счастья пожелай…
- Больно ты прыткий, Алексашка, господскую дочь своей называешь, - пожурила его Соня.
- А что такого? – спросил он смеясь.
- А то, что папенька мой ни за что не согласится меня тебе в жены отдать, - ответила Соня.
- А это мы еще поглядим, Сонечка, - сказал Алексашка, приобняв ее. – Я ведь так просто не отступлюсь. Я за тебя, Сонечка, сражаться стану.
- С кем сражаться-то, мой друг? – улыбнулась Соня.
- Да хоть бы и с папенькой твоим, Максимом Максимовичем, - ответил Алексашка.
- С папенькой сражаться не нужно, - строго сказала Соня.
- Не нужно, значит, не буду, - рассмеялся он. – Значит, сражаться будем потом, когда  какой-нибудь враг найдется.
- Потом враг непременно найдется, - поддакнула ему Соня…
Теперь настало время, когда помощь Алексашкина была бы кстати, но верного Алексашки рядом нет. Соня вздохнула, встала, поплелась в свою комнату. Разговаривать ни с кем не стала. Хотелось денек другой побыть обиженной, но меланхолия затянулась на несколько месяцев…

     Постепенно Соня свыклась с обстановкой пансиона, со странными правилами и строгими требованиями, правда от желания сбежать она так и не отказалась. Удерживала ее в пансионе любовь к учителю изящной словесности, поэтому его приказ пройти в кабинет директора, Соня восприняла, как удар в спину.
- Так вот вы какой? – подумала она, крепко сжав губы, одарила Федора Ильича недобрым взглядом – Ладно, я пойду к директору, но вы об этом еще пожалеете.
Прозвенел звонок. Соня встала из-за парты, поплелась за изящной амфорой в директорский кабинет. Остановилась у двери, выговорила через силу:
- Федор Ильич, я не знаю, что вас так огорчило в моем поведении, но я, честное слово, не нарочно.
Он улыбнулся, распахнул дверь, галантно поклонился, пропуская Соню вперед.
- Прошу вас, Галатея.
- Что? – она растерялась, не поняв: это имя ей послышалось или он, в самом деле, ее так назвал?
- Проходите, проходите, Софья  Максимовна, вы же смелая барышня. Или вы смелы не всегда? – спросил он, хитро на нее глянув. Соня рассердилась.
- Всегда, не всегда, какая вам разница. Выгоняйте меня из своего пансиона, если это поможет делу. Я ни минуточки не буду сожалеть, что покину эти стены.
- С чего вы взяли, что я вас выгонять собираюсь? – удивился он. Взял ее под локоток, ввел в кабинет, закрыл дверь. – Я вас, Сонечка, по другому поводу сюда пригласил. Мне с вами хочется без свидетелей поговорить.
- О чем? – пришел черед удивляться Соне.
Она огляделась. В кабинете никого. Они с Федором Ильичом стоят слишком близко друг к другу. Соня попятилась, увидев в глазах Федора Ильича такие же огоньки, как в глазах Алексашки, когда он впервые ее поцеловал. Тогда она чуть не грохнулась в обморок от нахлынувших на нее эмоций. Сейчас она дрожит от страха из-за своих мыслей.
- Неужели изящная амфора собирается меня поцеловать? Нет. Это было бы слишком фантастично. Это… Нет, это глупо. С чего это вдруг он меня целовать станет? Кто он, и кто я? Между нами бездна, пропасть.
- Соня, Софья Максимовна, я хочу сделать вам неожиданное, немного странное  предложение, - сказал он. – Присядьте.
Она села, потупила взор. Он встал напротив, заговорил, глядя поверх ее головы:
- Я несколько месяцев за вами наблюдал, обдумывал, как лучше вам обо всем сказать. Решил, что нужно быть предельно откровенным. Соня, я прошу вас стать… - он замялся. Она подняла голову, растерянно на него посмотрела.
- Нет, я не могу так, Соня! – воскликнул он и выбежал из кабинета, оставив ее одну.
Соня долго сидела перед распахнутой дверью, боясь пошевелиться. Коридор был пуст. Ни одна гимназистка не прошла по нему, несмотря на то, что уроки закончились.
- Неужели время остановилось? – подумала Соня. – Но почему оно остановилось для всех, а не только для меня. Что все это значит? Может быть – это сон, и мне нужно проснуться? Проснуться и ни о чем не вспоминать. Нет проку в моих фантазиях. Одни огорчения.
Соня хлопнула себя ладошками по коленям. Звук ее оглушил. Она подумала, что во сне так не бывает. Встала, пошла по коридору, заглядывая в пустые классы.
- Куда все подевались? – удивилась она. Обошла весь учебный корпус – никого.
 Пусто в столовой и спальнях. Соня отправилась во флигель модистки, решительно распахнула дверь.
- Наконец-то! – воскликнула мадам Ирма. – Заходите, Сонечка, рада вас видеть. Умница вы моя. Чаю хотите? – и, не дожидаясь Сониного ответа воскликнула:
- Конечно. Да не бойтесь вы меня. Воспитанницы наверняка вам про меня сотню сказок рассказали, а вы уши и развесили. Я не сержусь. Пусть болтают. Им все равно моих секретов не разгадать. А вам, Сонечка, я много интересного рассказать могу, если слушать захотите.
- Захочу, - сказала Соня, усаживаясь на высокий стул. Ее распирало любопытство. А мадам Ирма словно этого не замечала. Она неспешно двигалась по своей мастерской, убирая лоскутки, ленты, кружева, выкройки. Соне казалось, что она никогда не закончит свою работу. Но она неожиданно все бросила, отряхнула руки, решительной походкой подошла к портьере, скрывающей вход в примерочную, отдернула ее и победоносно глянула на Соню.
Соня чуть не свалилась со стула. Из зазеркалья вышел учитель изящной словесности Федор Ильич Соловьев, одетый в наряд римского гладиатора. Соне захотелось поклониться воину, но она свой порыв сдержала, подумав о том, что это он должен поклониться ей, потому что она не простая девушка, а…
- Царица Египетская Нифертити, - громко сказала мадам Ирма, указав на Соню. Воин прижал правую ладонь к груди, поклонился.
- Простите, что покинул вас так поспешно, - сказал он. – Мне показалось, что вы испугались моих слов. Я решил, если провидению будет угодно, вы узнаете обо  всем чуть позже. И вот, вы здесь. Я несказанно рад, - он взял ее руку в свои ладони, поцеловал кончики пальцев. Соня вздрогнула.
- Федор Ильич, я смущена. Я не знаю, как нужно, как можно себя вести, потому что не понимаю, что здесь происходит. Это театр? Вы актер? Вы репетируете роль и вам нужна партнерша, да?
- И да, и нет, - ответил он с улыбкой. – Я пытаюсь воплотить в жизнь свою мечту: перенестись в другое столетие и стать предводителем гладиаторов.
- Вам больше подходит образ изящной амфоры, - выпалила Соня, и сама же испугалась своих слов. – Ой, простите.
Мадам Ирма звонко рассмеялась. Федор Ильич скрылся за занавеской.
- Вы попали в десятку, Сонечка. В прошлой жизни Федя был амфорой, - сказала она.
- Но разве это возможно? - удивилась Соня. - Разве у людей несколько жизней?
- Не слушайте Ирину Ильиничну, Сонечка, - сказал Федор Ильич, появившись из зазеркалья в своей привычной одежде. - Жизнь человеку дается однажды. Один раз мы приходим на эту землю. Один раз нам приходится выбирать, куда идти: вверх или вниз, а потом начинается борьба с недостатками, которых в каждом человеке великое множество. Безгрешных людей нет. Не зря великий Гете вложил в уста Мефистофеля такие строки: «хоть я и часть той силы, что творит добро, я вечно совершаю зло».
- Вы, Федор Ильич, не похожи на злодея, - сказала Соня.
- А между тем, я злодей, Софья Максимовна, - проговорил он, посмотрев на нее хищным взглядом. - Мы с сестрой Ириной заманиваем в мастерскую гимназисток и...
Соня взвизгнула, соскочила со стула, оттолкнула его, вылетела пулей за дверь. Промчалась по двору, вбежала в здание гимназии, столкнулась с классной дамой.
- Где вы были, Грендаль? - сжав Сонино плечо, строго спросила она. - Вы считаете, что дисциплина не для вас? Я вынуждена отвести вас к директору.
- А он уже на месте? - спросила Соня.
- Илья Федотович всегда на месте, - ответила та. Соня вздрогнула.
- Неужели директор гимназии - отец этих безумцев? - промелькнула у нее мысль. - Если так, я пропала.
- Ну, что вы стоите, Грендаль? Следуйте за мной. Хватило у вас смелости шалить, имейте смелость за свои поступки отвечать, - она подтолкнула Соню вперед, пошла за нею следом.
Дверь в кабинет директора была открыта. Соня вошла, поздоровалась. Илья Федотович поднял голову, улыбнулся:
- Здравствуйте, Софья Максимовна Грендаль. Говорят, что вы - самая загадочная воспитанница пансиона. Присаживайтесь. Что случилось, Амалия Львовна? Какую загадку нам придется разгадывать на этот раз?
- Соня бегала во флигель, - ответила та с улыбкой. - Все как всегда.
- Вы хотели забрать у Ирины Ильиничны свое платье? - спросил директор, посмотрев на Соню с упреком. - Хотите сбежать?
- Нет, - Соня замотала головой. - Я искала... - она замялась. Говорить правду не хотелось. Нужно было срочно придумать что-то убедительное. И Соня придумала.
- Я искала философский камень.
- Среди тряпок, разбросанных в мастерской Ирины? - директор от души рассмеялся. - Вы, Сонечка, выдумщица. Ваш отец, Максим Максимович, меня предупреждал о том, что вы мастерица рассказывать всяческие небылицы. Одну мы от вас услышали, теперь ждем новую. Что же вы искали в мастерской?
- Изящную амфору, - ответила Соня, глядя ему в глаза. Илья Федотович побледнел, поднялся, прошелся по кабинету, остановился перед Соней, спросил, словно выстрелил:
- Нашли?
- И да, и нет, - ответила она растерянно.
- Хотите домой? - спросил он.
- Домой в усадьбу? - поинтересовалась Соня, слабо веря в то, что ее отпустят.
- Не в усадьбу, а в вашу комнату, - ответил Илья Федотович, улыбнувшись.
- Нет, - Соня тоже улыбнулась. - Нет, я лучше здесь посижу, с вами.
- Вы смелая барышня, Софья Максимовна. Не зря фамилию Грендаль носите, - сказал он, усаживаясь на свое место. - Вы не испугались одна пойти в мастерскую, несмотря на то, что соседки вас предупреждали не иметь никаких дел с модисткой. Они говорили вам, что мадам Ирма - страшный человек, что она превращает гимназисток в манекены, но вы, Соня, их слова пропустили мимо ушей. Почему?
- Да потому, что я ни одному их слову не поверила, - ответила Соня. - Вы это все специально придумали, чтобы никто сбежать не пытался. Вы здесь все заодно.
- Да, вы правы. Мы все делаем одно важное дело - обучаем грамоте и изящным манерам невоспитанных дурочек вроде вас, - он поднялся, уперся кулаками в стол. - Из нашего пансиона вышло немало достойнейших барышень. И на вас, Софья Максимовна, мы возлагаем большие надежды. Не зря же мы вас царицей Нифертити окрестили. Загляните в исторические книги и узнаете, что это была за женщина. Ее до сих пор считают эталоном красоты и мудрости. Поэтому вам, Софья Максимовна, нужно учиться очень хорошо, чтобы стать такой, как Нифертити. Отправляйтесь в свою комнату и ведите себя достойно. Надеюсь, больше никто на вас жаловаться не будет.
- Я постараюсь оправдать ваши надежды, - проговорила она и пошла к себе.
- Откуда он узнал про то, что я убежать хочу и про то, о чем мне мадам Ирма сказала? - думала Соня, шагая по коридору. - Неужели здесь есть тайные осведомители? Но это - низко. Это значит, что никому нельзя доверять, ни с кем не следует говорить по душам. Правда я и не собиралась ни с кем откровенничать, потому что моя душа ни к кому из барышень не расположена. Ах, был бы рядом верный мой друг Алексашка, с ним бы я посекретничала. Мысли о нем спасают меня от тоски и одиночества.
Соня распахнула дверь. Тоня, Катя, Валя бросились к ней с расспросами. Она отшутилась, ответив что-то отвлеченное на их вполне определенные вопросы. Девочки переглянулись, вопросы задавать перестали, занялись своими делами. Соня взяла с полки историческую книгу, раскрыла наугад. С цветной вклейки на нее глянула женщина  в высоком головном уборе синего цвета, украшенном золотым орнаментом. На бледном лице выделялись глаза, обведенные черно-синей сурьмой. Длинную шею украшала золотая пластина, инкрустированная множеством драгоценных камней разной величины. Белое платье подчеркивало идеальную фигуру царицы. Соня не сомневалась, что это - царственная особа, потому что только у царицы можно было увидеть такой гордый взгляд, притягивающий всеобщее внимание. К груди царица прижимала ажурную амфору цвета слоновой кости. Этот предмет показался Соне таким хрупким, что она мысленно подставила свои ладошки, чтобы царице было легче держать эту драгоценную вещицу. А потом прочитала надпись под картинкой: «Царица Нифертити принимает дары от полководца Александра». Соня вновь уставилась на картинку, но никакого полководца там не увидела. Не видела его и Нифертити, поэтому она так пристально смотрела вдаль.
- Ой, Сонечка, как ты на нее похожа! - воскликнула Катя, заглянув через Сонино плечо. Валя и Тоня ее слова подтвердили.
- Ну и что из того? - спросила Соня, захлопнув книгу. - Это ровным счетом ничего не меняет.
- Пока не меняет, - улыбнулась Тоня.  - А вот придет время, и... Ой, Софья Максимовна, что тогда будет!
- Много ты понимаешь? - фыркнула Соня.
- Может и не много, - согласилась Тоня. - Но я уверена, что у вас хорошее будущее. Вы, Сонечка, особенная. Вы среди нас выделяетесь. Даже в вашем классе, где сплошь красавицы, вы - самая видная барышня.
- Да и учитель изящной словесности не зря же вас себе в невесты выбрал, - вступила в разговор Валя.
Соня хотела сказать, что все про него выдумала, что он ею вовсе не увлечен, что у него на уме другое, но вовремя спохватилась. Приложила палец к губам. Валя понимающе кивнула, перевела разговор на другую тему.
- Ночь нынче звездная какая. Да и месяц, словно рожок серебряный. Того и гляди, Ангел небесный появится и заиграет Рождественскую мелодию. Принесет нам благую весть о рождении младенца Христа, Спасителя. Люблю этот праздник больше всех остальных. Так отрадно сознавать, что всем нам прощение даровано, что все мы - Божьи дети. Каждому из нас Господь множество чудес приготовил. Свет звезды Вифлеемской всю землю освещает. Всю. Нет ни одного потаенного уголочка, ни одной овечки заблудшей, которая бы зов Отца Небесного не услышала.
- Слышат-то все, да вот идет на зов не каждый, - покачала головой Катя. - Жалко мне тех, кто от спасения отказывается. Они мне представляются путниками, замерзшими в двух шагах от жилья. Метель их закружила, мороз сил лишил, а потом снег глаза запорошил, вот они света и не увидели.
- Ой, Катенька, зачем ты на ночь глядя такие грустные истории рассказываешь? - воскликнула Тоня. - Перед сном нужно о чем-то радостном думать, тогда радость и свет твою душу не покинут, не дадут тебе сгинуть.
- Я это знаю, знаю, но... - сказала Катя.
Распахнулась дверь, в комнату заглянула Амалия Львовна, обвела всех строгим взглядом. Девочки быстро улеглись в кровати и моментально уснули. А Соня долго лежала с открытыми глазами. Она смотрела на серебряный месяц, на яркую Вифлеемскую звездочку и размышляла над словами Вали о спасении. Соня верила, что скоро покинет пансион навсегда, поэтому она мысленно шептала молитву:
- Господи, спаси, сохрани и помилуй меня.
- Милую, милую, мою милую, - раздалось в ответ. Или это только послышалось Соне. Душа ее возликовала. Это ликование не покидало Соню до самого Рождества.

  Через пару недель после странного происшествия Амалия Львовна отвела Соню в мастерскую модистки.
- Вы нас с братом испугались, Сонечка? - спросила мадам Ирма.
- Вовсе нет, - соврала она.
- И правильно сделали, - похвалила ее модистка. - Мы вас пугать не собирались, это все случайно вышло. Извините. Пойдемте в примерочную, я вам должна кое-что показать.
Она развернула зеркала, открыв доступ в зазеркалье. Белолицые манекены глянули на Соню грустными глазами.
- Беги, пока не поздно, - шепнул кто-то Соне на ухо. Но она не двинулась с места. Она заложила руки за спину, выпятив вперед грудь. Во всем ее облике был вызов этому миру, в котором она находилась по прихоти папеньки.
- Вам меня не победить, - отправила Соня мысленное послание миру зазеркалья.
Но никто с ней сражаться не собирался. И мадам Ирма вела себя не так, как в прошлый раз. Она подмигнула Соне, выдвинула вперед безлицый манекен в высоком синем головном уборе, украшенном золотыми пластинами и камнями, сказала:
- Этот костюм я сшила для вас, Сонечка. Хочу, чтобы вы его примерили. Зачем? В пансионе идет подготовка к Рождественскому спектаклю. Всем воспитанницам мы готовим особые наряды. Готовим втайне от них, чтобы никто не узнал, в каком костюме выйдет на сцену та или иная барышня, - она обняла Соню. - Федор Ильич придумывает образы для каждой гимназистки, а я его фантазии воплощаю в реальность. Вас, Сонечка, он увидел в образе египетской царицы Нифертити, имя которой переводится, как пришедшая к нам. Вы, Сонечка, прибыли к нам, удивили всех своим упорством и своей детской непосредственностью. Вы, милая моя, не барышня-переросток, а ребенок.
- Я не ребенок, мне через месяц шестнадцать будет, - хотела возразить Соня, но мадам Ирма не дала ей сделать этого. Она потрепала ее по щеке, сказала:
- Не обижайтесь, и не спешите взрослеть. Побудьте девочкой чистой, безгрешной, открытой. Детство - самая быстротечная пора в жизни людей. Оглянуться не успеете, а оно уже умчалось в дальние дали. Заботы взрослой жизни, как плита надгробная, не поднять. Рано вам еще об этом думать. Не забивайте свою светлую головушку такими ненужными мыслями. Лучше наряд царицы примерьте, чтобы ощутить себя настоящей повелительницей.
Она подошла к манекену, сдернула ткань, прикрывавшую его, ловко расстегнула невидимые крючки на платье, повернулась к Соне.
- Что вы как истукан стоите, Соня? Снимайте свою одежду. Или вы хотите, чтобы я и вас раздевала?
- Нет, - ответила Соня, заворожено глядя на наряд, который ей предлагали надеть.
- Ну же, Соня, - мадам Ирма выразила нетерпение. Соня сбросила одежду, осталась в  белой холщевой сорочке.
- Ее тоже придется снять, - сказала мадам Ирма. - Ткань очень тонкая, под ней ничего быть не должно.
- Как ничего? - испугалась Соня, закрывшись руками. - Нет, нет, я не стану...
- Воля ваша, - проговорила модистка, надев на Соню платье. Повернула ее к зеркалу. Соня ужаснулась, увидев в отражение бесформенное существо. Казалось, что холщевая сорочка надета сверху тонкого платья. Соня покачала головой, стянула платье, скинула сорочку, вновь надела платье.
- Видите разницу? - спросила мадам Ирма с улыбкой. Соня кивнула. Модистка водрузила ей на голову синюю высокую корону, воскликнула:
- Ах, Сонечка, как вы хороши в этом наряде!
Соня глянула в зеркало, обомлела. На нее из зазеркалья смотрела Нифертити.
- Как такое может быть? - удивилась Соня.
- Это волшебство, - послышалось в ответ.
- Что я должна буду делать? - спросила Соня, неотрывно глядя на свое отражение, словно спрашивала не модистку, а египетскую царицу.
- Все, что скажет Федор Ильич, - ответила мадам Ирма, толкнув зеркало. Вместо царицы перед Соней возник египтянин, одетый в наряд из такой же, как у Сони ткани. Голову его украшала корона со змеей - символом величия и безграничной власти.
- Вы - дочь фараона, спасшая мальчика по имени Моисей, что значит вынутый из воды? - спросил египтянин голосом Федора Ильича. Соня кивнула, хотя ни про какого мальчика никогда не слышала.
- Знаете ли вы, дочь фараона, кем стал этот мальчик?
- Да. Ой, нет, - ответила Соня.
- Он стал человеком, которого Господь избрал для спасения своего народа. Моисей вывел израильтян из Египта. Он совершил множество чудес. Неужели вы, дочь фараона, ничего об этом не слышали?
- Нет, - ответила Соня смущенно.
- Слушайте внимательно и запоминайте, чтобы знать, что отвечать вопрошающим вас, - проговорил он таинственным тоном.
Соне показалось, что она попала в запредельность, где открывается иная реальность, скрытая от глаз завесой повседневности. Если ее приподнять, то можно увидеть облака из розового перламутра, отраженные в водах Нила. На берегу этой широкой полноводной реки стоит Моисей со своим братом Аароном и объявляет народу, что он - Божий посланник. Три знамения подтверждают правдивость его слов: вода, вылитая на землю, превращается в кровь. Жезл, брошенный на землю, превращается в змею, а потом обратно в жезл. Рука Моисея покрывается проказой, а через мгновение проказа исчезает.
Люди приходят в трепет. Они верят, что перед ними пророк, которого избрал Господь.
Но фараон не верит в Бога, которому поклоняются израильтяне. У него свои боги: Анубис, Амон, Гор, Осирис, Тот, Исида, Ра. Фараон жесток и своенравен. Он не желает прислушиваться к просьбам израильтян, изнуренных непосильным трудом. Они - его рабы, а рабы должны выполнять приказы господина и не роптать.
Он не стал слушать Моисея и Аарона, молящих о пощаде от имени всего израильского народа. Фараон верил в могущество своих богов, уповал на них, но они оказались бессильными перед Всевышним Господом, сотворившим небо и землю. Это фараона не смутило. Он продолжал упорствовать.
 Сердце фараона не смягчилось и тогда, когда воды Нила превратились в кровь. И тогда, когда землю египетскую заполонили полчища жаб, от которых не было нигде спасения. Они проникали и в комнаты, и в капища богов, и во дворец фараона. Следом за жабами налетело столько мошкары, что небо стало черным. Чародеи, служащие фараону испугались, попадали на колени, закричали:
- Это - Божий перст! Отпусти этот народ, повелитель, чтобы не постигло Египет страшное наказание.
 Но фараон оставил их слова без внимания. Не вразумили его и песьи мухи, заполонившие дома и земли египтян. Не пожалел он скот, который вымер весь в один день. Не испугался, когда тела всех египтян покрылись воспалениями и нарывами, не поддающимися врачеванию.
 Когда же град побил весь урожай, и саранча уничтожила все растения, фараон позвал Моисея и Аарона к себе. Он пообещал отпустить израильтян, но вновь не сдержал своего слова. Очень не хотелось фараону давать свободу рабам, которые были многочисленнее египтян.
 Он надеялся, что дав обещание, избежит кары Гоподней, но просчитался. Господь, знающий тайные движения мыслей фараона, продолжил являть Свои чудеса.
 Египет погрузился во тьму. Три дня никто ничего не видел на расстоянии вытянутой руки. А потом умерли все первенцы в семьях египтян. Тогда только понял фараон, что не сможет победить в этой борьбе, потому что он – смертный человек, возомнивший себя богом.
   Фараон приказал израильтянам незамедлительно покинуть Египет и никогда не возвращаться назад. Перепуганные египтяне готовы были отдать все свои драгоценности, чтобы больше не видеть того, что они увидели, чтобы никогда не повторялись те испытания, которые выпали на их долю.
А израильтяне ликовали, ведь они обрели свободу после того, как прожили в рабстве четыреста тридцать лет. Они собрали все нажитое в Египте и отправились в дальний путь, не подозревая, что фараон вновь изменит свое решение. Он снарядил колесницы и  погнался в погоню за израильтянами, решив догнать и уничтожить всех до единого. Но Господь разделил Чермное море на две части, чтобы израильтяне смогли пройти на другой берег посуху. Воды моря стояли стеной по правую и левую стороны пока они шли. Но едва египетские воины вошли в сердце моря, вода вернулась на прежнее место, скрыв под своим покровом колесницы и войско фараона. Ни у кого не осталось сомнения в том, что Господь - Творец чудес. Тех, кто слушает Его голос и исполняет Его заповеди, он хранит в совершенном мире, оберегает и спасает. А тех, кто упорствует, ждет возмездие.
Федор Ильич замолчал. Соня сняла с головы высокую синюю корону, проговорила:
- Теперь я знаю, у кого мне просить помощи в своем деле.
- Вы хотите нас покинуть? - спросила мадам Ирма, забирая у Сони корону. Та кивнула. 
- Неужели вам здесь плохо? - спросил Федор Ильич удивленно. Соня пожала плечами. Этот жест мог означать все, что угодно. Ей не хотелось сейчас говорить о безграничной свободе, которой она лишилась, попав сюда.
- Жаль, что вы хотите нас покинуть, - сказал Федор Ильич со вздохом, снял корону. - Подумайте, Соня, может все же стоит завершить учебу. Остается всего полгода. Время пролетит незаметно, уверяю вас. Летом выпускной бал. Ирина шьет воспитанницам фантастические наряды, которые вы ни за что не увидите, если покинете нас, - он поклонился и, напевая мелодию вальса, скрылся в зазеркалье.
- Да, летом здесь такая красота, которую описывать бессмысленно. Ее нужно видеть своими глазами, - проговорила мадам Ирма, помогая Соне снять платье. - Подумайте хорошенько, Сонечка, прежде чем принимать окончательное решение. До Рождества еще неделя и еще две недели после него, - она обняла Соню за плечи. - Сонечка, да что с вами? Вы как струна, готовая лопнуть в любую минуту. Жизнь прекрасна. Посмотрите, сколько снега намело. Послушайте, как воздух морозный звенит, и забудьте обо всем, что вас тревожит, - подтолкнула Соню к выходу. Напомнила:
- Никому не говорите о том, что вы у нас делали. Доброй ночи, Сонечка.
- Доброй ночи, - сказала Соня. Сделала несколько шагов по хрусткому снегу, упала в сугроб, подставила лицо летящим с неба снежинкам. Они приятно защекотали нос, губы, щеки, охлаждая разгоряченную Соню. Слишком сильно взволновал ее рассказ Федора Ильича.
Соне думалось, что изящная амфора в руках Нифертити - это особый знак, отличающий ее от других людей. Он дарован ей во спасение, потому что именно она спасла мальчика по имени Моисей. Незаметно в ее мыслях появился другой человек: Федор Ильич Соловьев.
- Он мне специально эту роль придумал, потому что я сбежать хочу, - решила  Соня. - Он мой исход предотвратить желает. Он и в одежду фараона нарядился, чтобы показать, как трудно ему меня отпустить, - поднялась, стряхнула рукавичкой снег. - А, может он прав, и мне не нужно покидать пансион? Подумаю об этом потом.
Соня побежала к себе. В дверях столкнулась с директором. Он широко улыбнулся, спросил:
- Кем вы будете на Рождественском спектакле?
- Еще не знаю, - ответила Соня, пожав плечами.
- Будьте собой, Сонечка, - сказал он, распахивая перед нею дверь.
- Постараюсь, - ответила она, прошмыгнув мимо него…

   Когда настал долгожданный Рождественский праздник, в зале для приемов установили большую разлапистую ель, от которой пахло смолой. Ель украсили фонариками, игрушками, шарами, бусами и конфетами. На макушку водрузили Вифлеемскую звезду, которую поддерживали два белоснежных ангела.
  Первоклассниц одели в наряды ангелочков. Барышни постарше были одеты в яркие карнавальные наряды. Пятый класс считался выпускным, поэтому барышни из этого класса разыгрывали сцены Рождества Христова. Покров таинственности не снимался до последней минуты, чтобы невозможно было сразу угадать, кто какую роль исполняет.
  На праздник съезжались гости. Но воспитанницы их никогда не видели, потому что гости входили в здание через отдельный вход, поднимались на балкон, откуда наблюдали за действом, разворачивающимся на сцене, оставаясь невидимыми.
  Гостям нужно было выбрать среди воспитанниц одаренных и красивых девушек, поэтому, когда поднимался занавес, они замирали, чтобы ничего не пропустить. Их восхищало умение Федора Ильича придумывать новые образы и вводить их в известное всем действо так, что уже невозможно было поверить, что этих персонажей прежде не было.
Появление царственной Нифертити заставило зал воскликнуть: «Ах!»
Юная дочь фараона держалась так грациозно, была так очаровательна, что от нее невозможно было отвести взгляд.
- Кто это? Кто это? - зашептались гимназистки. Ответить было сложно.
Наряд Нифертити так преобразил Соню, что никто и не подумал включить ее имя в список претенденток на звание египетской царицы. Зато ее имя было сразу же  названо гостям.
- Это - наша новая воспитанница Софья Максимовна Грендаль, - сказал директор с гордостью. - Сонечке в январе исполняется шестнадцать. Она самая старшая выпускница. Надеюсь, на летнем балу кто-нибудь из вас, господа, сделает ей предложение.
- Я готов его сделать прямо сейчас, - сказал высокий господин в белоснежном костюме. Поднялся. Был он высок, хорош собой и статен. Илья Федотович улыбнулся:
- Ваше лицо мне не знакомо. Кто вы?
- Я – человек, решивший испытать судьбу, - ответил высокий господин. Сделал шаг вперед. – Неужели, я так изменился, что вы меня не узнали, Илья Федотович? Меня зовут Александр Македонский.
Лицо директора просияло, он воскликнул:
- Сашка, Александр Петрович, какая приятная неожиданность! – пожал гостю руку. – Господа, позвольте вам представить приятеля моего сына Александра Петровича Меньшикова. Федя знает о твоем приезде?
- Еще нет, я решил сделать ему сюрприз, - ответил Александр Петрович.
- Сколько мы не виделись, лет десять? – спросил Илья Федотович.
- Пятнадцать, - подсказал Александр Петрович.
- Да, время летит, - вздохнул Илья Федотович. – Погостишь у нас?
Меньшиков кивнул в знак согласия, сел, погрузился в свои мысли. Происходящее на сцене его больше не увлекало. Ему хотелось поскорее попасть в мастерскую Ирины Ильиничны и из зазеркалья наблюдать за девочкой по имени Соня.
Александр Петрович прекрасно понимал, что это низко, подло, но не мог победить свое желание. Воспользовавшись тем, что все гости заняты действом,  он потихоньку вышел из зала для гостей, сбежал вниз по лестнице, набросил на плечи пальто, стремительной походкой прошел через двор к флигелю, открыл дверь мастерской своим ключом, вошел, запер дверь изнутри, чтобы ни одна живая душа не знала, что он здесь, облегченно вздохнул. Подождал пока глаза привыкнут к темноте, пошел к примерочной. Зазеркалье было освещено неярким светом. Ирина Ильинична никогда не выключала ночник, стоящий на полу. Странная ее прихоть помогла Александру Петровичу быстро найти укромное местечко. Он спрятал свое пальто, обмотал себя тканью, водрузил на голову громадную шляпу с искусственными волосами, усмехнулся:
- Мадам Ирма предусмотрела все до мелочей. Чудо, а не женщина. Если бы она не сбежала тогда с итальянским певцом, то сегодня…
Его раздумья прервали громкие голоса. Мастерская наполнилась людьми. Стоя в своем укрытии, Александр Петрович видел, как в примерочную входят барышни. Они опасливо озирались, быстро сбрасывали с себя наряды, одевались в свои платья и убегали. В их движениях было столько суетливости, что у Александра Петровича закружилась голова. Он зажмурился, отругал себя за глупость, из-за которой теперь вынужден страдать, решил звать на помощь Ирину, но в примерочной неожиданно воцарилась тишина.
Это тишина не была тишиной пустого пространства. Она была тишиной завораживающей. Александр Петрович открыл глаза, увидел прямо перед собой Нифертити. Она стояла неподвижно и смотрела в глубину зазеркалья.
- Сонечка, вам помочь? – крикнула мадам Ирма.
- Спасибо, я сама справлюсь, - ответила Соня, не двинувшись с места.
Александру Петровичу показалось, что она смотрит на него. Теперь главное, не выдать себя. А сердце бухает, как молот о наковальню. И мысли гвоздят его сознание:
- Болван, болван, болван, что ты скажешь сейчас этой девочке, если она поймет, что ты за птица? Хоть бы Ирина пришла. Хоть бы…
Соня пошевелилась, вытянула вперед руки, сказала, глядя на кончики пальцев:
- Волшебство этой ночи закончилось. Я сниму этот наряд и снова стану гимназисткой, барышней-переростком, похожей на остальных воспитанниц пансиона. Никто не узнает, как дочери фараона Нифертити хочется, чтобы сказка Рождественской ночи не кончалась. Но… - она вздохнула, сняла высокий головной убор, водрузила его на голову манекена, стоящего рядом с Александром Петровичем. – Жаль, что вы всего лишь манекены, вы не можете мне подсказать, что я должна делать: остаться здесь до лета и продолжать восхищаться изящной амфорой или уехать, чтобы встретиться с неизвестным полководцем Александром, который… - рассмеялась. – Ах, что за вздор я болтаю. У меня уже есть верный друг Алексашка, которого я завтра увижу.
Соня сбросила наряд царицы. Александр Петрович чуть не выдал себя. Он не ожидал увидеть ее обнаженной, поэтому не смог сдержать вздох удивления. К счастью Соня ничего не поняла, потому что именно в этот миг в примерочную вошла Ирина Ильинична.
- Ах, Сонечка, скорее одевайся, ты простудишься. Здесь ужасно холодно, - она заслонила Соню собой, помогла ей надеть платье гимназистки, подтолкнула к выходу. – Я сама здесь  все уберу. Иди скорее в столовую, там уже начался праздничный ужин.
- А вы, мадам Ирма, – спросила Соня, задержавшись в дверях.
- Я приду чуть позже, - улыбнулась та. – Иди, Сонечка, иди.
Закрыла входную дверь на ключ, решительной походкой вошла в зазеркалье, сорвала с головы Александра Петровича шляпу, отбросила ее в сторону, воскликнула гневно:
- Ты сошел с ума! Ты чуть все не испортил. Ты…
Он высвободился из тканевого кокона, прижал Ирину к груди, проговорил нежнейшим голосом:
- Ирочка, милая моя, дорогая Ириночка, как я рад снова видеть тебя.
- Зачем же ты тогда подглядывал за гимназистками? – спросила она отстранившись. – Погоди, не отвечай. Тебе были нужны не все, а только одна. Ты что, влюбился в эту девочку? В эту Грендаль? Да? – оттолкнула его, крикнула:
- Да, да, да, я вижу, вижу. Не смей мне врать. Ты… - скрестила на груди руки. – Мы с Федором позвали тебя не для этого. Мы хотели развлечься. А ты, как всегда все испортил. Ну почему, почему ты такой… - она посмотрела на него с сожалением. – Почему ты такой болван, Меньшиков? Ты болван, каких свет не видывал. Тебе плохо живется? Зачем тебе жена, да еще такая строптивая, как эта Грендаль?
- Наверно, для того, чтобы забыть вас, несравненная мадам Ирма, - ответил он.
- Брось, - отмахнулась она. – Ты прекрасно знаешь, что я тебя никогда не любила и обещаний быть твоей я не давала. Если честно, я была против твоего приезда. Федор захотел, чтобы Александр Македонский сделал для него одно деликатное дельце.
Ирина изобразила брата так смешно, что Александр Петрович воскликнул:
- Ирина, ты гениальная актриса, тебе не место здесь, в этой мастерской. Ты должна блистать на сцене. Ты…
- Замолчи, - приказала она, глянув на него с вызовом. – Мне лучше знать, где мое место и чем я должна заниматься, - надела на голову синюю корону Нифертити, прошлась по комнате, толкнула зеркало, спряталась за ним и оттуда заговорила таинственным голосом:
- У нас здесь свой театр, да еще какой! – выглянула из-за зеркала с другой стороны, пропела:
- В моем зазеркалье сотни зеркал,
  Попавший сюда, бесследно пропал.
Ему не уйти от меня никуда.
Останется он со мной навсегда.
   Его мы оденем в новый наряд
   И он позабудет дорогу назад.
Вышла из-за зеркала, сняла высокий головной убор Нифертити, спросила:
- Ты рад, что попал сюда? Ты хочешь стать одной из моих статуй?
- Да, если в примерочную будет приходить египетская царица, - ответил он, прижав Ирину к себе.
- Болтун, - она легонько стукнула его ладошкой по лбу. – Ты Федора уже видел?
- Еще нет, - ответил Александр, пытаясь поцеловать Ирину в щеку. Она увернулась, отошла от Александра, подняла Сонино платье, спросила:
- А спектакль ты видел? 
- Да. Я вошел в зал для гостей, когда погасили свет. Но, сказать по правде, не сразу заинтересовался действом, потому что был поражен, увидев такое количество почтеннейших господ. Они все ищут невест своим детям?
- Себе, мой дорогой, себе, - ответила Ирина.
- Неужели у нас столько вдовцов? – спросил он.
- Нет, - Ирина зевнула. – Нет, они все состоятельные отцы семейств, но это не мешает им заглядываться на юных дев. Ты ведь тоже не мальчик. Если не ошибаюсь, тебе сорок шесть.
- Мне сорок и ты об этом прекрасно знаешь, - сказал он.
- Знаю, - улыбнулась она, уселась на высокий стул. – Я это знаю, просто захотелось тебя позлить. Ты слишком самодоволен и красив в этом белом костюме. Ты больше не служишь?
- Я оставил службу два года назад, - ответил он. – Поселился в дядином имении подальше от городских забот. Наслаждаюсь природой и тишиной.
- Стареешь, - усмехнулась она.
- Нет, моя милая, я отдыхаю и наслаждаюсь, - сказал он, усевшись напротив на невысокий стул. – В прошлом году путешествовал по Италии. Думал, что судьба нам с тобой подарит там встречу, а она распорядилась иначе. Мы снова сидим в вашем имении. Ты по-прежнему прекрасна и неприступна, а я… - он улыбнулся. – Я, Ириночка, старый, усталый скиталец, который так и не смог обрести покой, не нашел своего счастья.
- Искал не там, - Ирина встала. – Скучно мне, Сашенька, скучно. Чтобы меня развлечь Федор манекены с человеческими лицами делает, спектакли придумывает, а я роль модистки играю, хотя никогда в жизни иголку в руках не держала. Все эти костюмы неизвестные мастера создают. Все мои фантазии они так умело воплощают в жизнь, что не восхищаться их мастерством невозможно. Ну, разве не прелесть это платье? – она закружилась по мастерской. Столкнулась с Александром, рассмеялась. Он заключил ее в свои объятия, сказал:
- Вы, Ирина Ильинична, прелесть.
- Не льстите мне, господин полководец, - она поцеловала его в щеку, отошла. – Лучше ответьте на мой вопрос: хотели бы вы стать учителем?
- Учителем? – Александр Петрович усмехнулся. – Вы хотите, чтобы я вашим барышням основы военного дела преподавал?
- Александр Петрович, в своем ли вы уме? Кто вам позволит в пансионе благородных девиц говорить о военных походах? – укоризненно проговорила она. – Нет, друг мой, вы уж им лучше латынь преподавайте. Замолвить за вас словечко перед директором?
- Замолвите, Ирина Ильинична, если не боитесь, что в меня все гимназистки влюбятся, - ответил он. Она звонко рассмеялась.
- Не боюсь, Сашенька, потому что у тебя есть конкурент – учитель изящной словесности.
- А я этого изящного учителя на обе лопатки уложу, и всех гимназисток очарую, - развеселился Александр Петрович.
- Да все-то тебе зачем? – спросила Ирина. – Тебе ведь одна только Сонечка нужна. А она, как раз больше других очарована изящной амфорой.
- Так мы ее разобьем, и…
- Да погоди ты, Сашка, я же тебе не про вазу говорю, а про Федора Ильича, - перебила его Ирина. – Федор преподает изящную словесность, чтобы не скучать. Все гимназистки им очарованы. А Соня Грендаль называет его изящной амфорой. Ясно теперь?
- Да, - Александр Петрович улыбнулся. – Весьма оригинальное сравнение она придумала. Интересно, с кем или с чем она меня сравнит?
- С манекеном, подглядывающим за ней из зазеркалья, - ответила Ирина, глянув на него с вызовом. Он ее взгляд выдержал, решил не раздражаться по пустякам. Знал, Ирина его еще долго попрекать будет, поэтому сказал с улыбкой:
- Думаю, Соня меня не станет с предметом сравнивать. Думаю, она для меня что-то другое придумает.
- Обязательно придумает, если не сбежит, - сказала Ирина, взяв его за руку. – Пойдем на праздник, хватит болтать всякий вздор. Илья Федотович званый ужин сегодня устраивает. Сказал, что будет много сюрпризов. Наверно, опять жениха для меня нашел. Как он в толк не возьмет, что мне никто не нужен?
- Не сердись на него. Мне кажется, Илья Федотович развлекается также, как и вы с Федором, - проговорил Александр, помогая Ирине надеть шубку.
- Пожалуй, ты прав, - сказала она, улыбнувшись. – Мы все играем. Все без исключения.
Она распахнула дверь, вышла на крыльцо, подняла голову вверх, сказала:
- Небо какое звездное, чудо. Ночь сегодня волшебная, Рождественская. Сегодня, Александр Петрович, самые несбыточные мечты сбыться могут. Самые несбыточные…

Максим Максимович Грендаль приехал за Соней первым. Она была так счастлива, что забыла попрощаться с мадам Ирмой, хотя обещала забежать в мастерскую перед отъездом. Вспомнила о своем обещании, когда пансион остался далеко позади, а впереди показались знакомые места.
- Папенька, остановите лошадей, мне пройтись хочется, - попросила Соня.
- Замерзнешь, - сказал он, но лошадей остановил. – Что за прихоть у этих барышень?
- А, хоть бы и прихоть, папенька, вам сердиться не нужно, вы меня целых полгода не видели, - поцеловав его в щеку, сказала Соня.
- То-то и оно, что полгода мы тебя не видели, а ты вместо того, чтобы домой ехать, погулять решила, - сказал он укоризненно.
- Мне воздухом подышать нужно, - сказала Соня. – Мы же в пансионе, как в тюрьме жили, света белого не видели, учили уроки с утра до ночи. Мочи моей нет, папенька. Посмотрите, посмотрите, какая я бледная стала, - она вытянула шею, показывая ему свои разрумянившиеся на морозе щеки.
- А Илья Федотович говорил, что вы целый день на улице проводили, - улыбнулся Максим Максимович.
- Слушай его больше, - нахмурилась Соня. – Он тебе наговорит мно-о-ого всего, чтобы твои денежки выманить.
- Насчет денег ты права, - сказал Максим Максимович, потерев замерзший нос. – Недешево нам твоя ученость обходится. Уж я хотел тебя забрать, да уговорил он меня этого не делать. Сказал, что ты у нас - барышня, подающая надежды. Тобой сам государь-император заинтересовался.
- И ты этому поверил? – воскликнула Соня.
- Поверил, а как же не поверить, - ответил он. – Ты же гордость наша, Сонюшка. Мы тебя любим, счастья тебе желаем.
- А раз желаете, так разрешите мне погулять немного, - сказала Соня.
 - Ладно, гуляй, да не загуливайся. С дороги не сворачивай, - улыбнулся  Максим Максимович, хлестнул лошадей, уехал.
Он знал, что Соня побежит на встречу с Алексашкой Федуловым. Решил пока не мешать их дружбе. Знал, если суждено Соне с Алексашкой быть, будет, хоть тысячу преград поставь. А если не суждено, то и не будет.

    Соня увидела бегущего Алексашку издали, побежала навстречу. Они столкнулись, повалились в сугроб, рассмеялись.
- Сонечка, Соня, где ты пропадала? Я думал, что уже тебя никогда не увижу, - заговорил он, целуя ее румяные щеки. – А вчера ночью загадал, если тебя на дороге встречу, значит, мы с тобой вечно вместе будем. Утром решил проверить, сбудется ли мечта моя. Иду и глазам не верю: Сонюшка моя стоит посреди поля белого. Счастье то какое, Господи! Я чуть голову не потерял. Соня, Сонечка,  никуда тебя не отпущу. Давай убежим на край света.
- Убежим, миленький, убежим непременно, когда я гимназию закончу, - сказала Соня.
- Да на что она тебе эта гимназия? – воскликнул он, вскочил. – Ты итак уже самая умная барышня во всей вселенной.
- Ой, нет, - сказала она. Поднялась, отряхнула рукавички. – Я еще много загадок разгадать должна.
- Я тебе помогу, мы вместе их быстро отгадаем, - с готовностью воскликнул он.
- Боюсь, не сможешь ты мне помочь, - покачала головой Соня, пошла по дороге. Алексашка забежал вперед, спросил:
- Так-то и не смогу? А ты меня испытай, может я и не такой недотепа, как тебе кажется. Или ты, Сонечка, боишься, что я могу умнее тебя оказаться?
- Хватит, - рассердилась Соня. – Что ты, как бойцовский петух, на меня налетаешь? Я не курица какая-то, я – царица египетская.
- Кто? – Алексашка вытаращил глаза.
  Соня повторила. Он расхохотался так звонко, что и она не удержалась. Но в ее душе зародилось странное чувство. Его нельзя было назвать раздражением. Оно было сродни огорчению, горький корень которого укореняется в душе с такой силой, что вытесняет из нее все, бывшее там прежде.
 Соня неожиданно поняла, что с Алексашкой Федуловым у нее не может быть ничего общего. Он никогда не поймет ее. Они совершенно разные люди. Она, Соня, плывет в золотой ладье по водам Нила. Ей нет никакого дела до того, что происходит за лесами и долами, разделяющими их с Алексашкой.
Соня протянула Алексашке руку. Он ее крепко сжал, спросил не очень уверенно:
- Увидимся? – Соня кивнула. – Когда?
- Скоро, - ответила она, поцеловала его в щеку, побежала к дому.
- Я знаю, Сонечка, что это произойдет нескоро, - вздохнул Алексашка и поплелся к себе.
- Чувствую, пришел конец нашей любви, - шептал он, пробираясь через сугробы. – Душа стонет, да как ее утешить? - Алексашка слепил снежный комок, швырнул в сторону Сониного дома. – Прощайте, барышня. Прощения просим за вмешательство в вашу жизнь. Будьте счастливы. Пусть вас полюбит достойный человек из вашего сословия. А нам одна дорога в солдаты, служить Государю и Отечеству, - слепил еще один снежный комок, швырнул в поле. – Эх, пропадай моя буйная головушка.
Выбрался на дорогу, зашагал быстрее. Обида вцепилась в его горло громадными ручищами, принялась рвать сердце на части, полилась из глаз слезами, но Алексашка решил ей не поддаваться. Знал, скоро боль утихнет. Внезапное исчезновение Сони осенью примирило его с мыслью о неизбежном расставании с ней. Просто пока он не знал, чем заменить пустоту, возникшую на том месте, где была любовь.  Была ли?
Да. Он любил Софью Максимовну страстно. Она была его воздухом, его солнцем, смыслом жизни. Кем он, Алексашка, был для нее? Другом? Возлюбленным? Испытывала ли она к нему столь же сильные чувства? Наверно, нет, иначе не был бы так холоден ее взгляд и так небрежен поцелуй. Не поцелуй даже, а прикосновение теплых губ к его холодной щеке. Такое быстрое, такое легкое, что он не понял даже, касалась ли она его щеки или это было сном.
   Алексашка слепил еще один комок, бросил его себе за спину. Зачем? Чтобы разрушить все, что было в прошлом. Ничего не осталось. Ничего. Соня свободна. Он свободен. Впереди бескрайность, манящая своей чистотой. Алексашка верит, что его будущее будет прекрасным. Он сумеет подняться на такую высоту, что Софье Максимовне еще придется задирать голову, чтобы его увидеть. Он не станет ей мстить. Любимым не мстят. Им все прощают. Их благодарят за то неожиданное, мимолетное счастье, которое они подарили. Алексашка не забудет ни своего восторга, ни своих слез, примерзших к щекам.

Соня вбежала в дом, обняла матушку, сбросила на пол шубку, защебетала, как птичка, о том, как удивительно было в пансионе. Максим Максимович недовольно пробурчал:
- Дорогой ты мне другие сказки рассказывала.
- На дороге были дорожные сказки, а дома – домашние, - рассмеялась Соня. Она неожиданно для себя поняла, что за полгода ее родной дом стал далеким, чужим, холодным. Все здесь показалось Соне маленьким, неказистым с налетом неуместной помпезности.
- Ах, безвкусица какая вокруг, - подумала Соня. – Я бы все-все здесь переделала, да маменька не позволит.
- Я рада, что тебе понравилось в пансионе, - обняв дочь, сказала Лукерья Ниловна. – Не зря мы тебя туда отправили.
- Не зря, - подтвердил Максим Максимович. – Наша Сонечка самому императору приглянулась.
- Да ну вас, папенька, - отмахнулась Соня. – Вы уже второй раз про это говорите. А я, между прочим, никакого императора в нашем пансионе не видела и ничего о его симпатии не знаю.
- А тебе и знать не нужно, - Максим Максимович улыбнулся. – Илья Федотович сказал, что это не совсем наш император, потому и называют его Александром Македонским.
- Разыграли вас, папенька, разыграли. Этот император триста лет назад умер. - Соня звонко рассмеялась. -  Вы историю не учили, поэтому и попались на крючок, как карась.
- Ты зато сильно умная над отцом смеяться, - сказал Максим Максимович обиженно. – Вот не дам больше денег на твое учение, по-другому запоешь.
- Да разве можно так над единственной дочерью измываться? – всплеснула руками Лукерья Ниловна. – Грех это, грех, Максим Максимович. Сонечке нужно мужа хорошего найти, а для этого она должна хорошее образование получить.
- Должна, значит получит, - сказал глава семейства, погрозив Соне пальцем. – Не умничай больше, егоза.
- Я и не умничаю, папенька, - сказала Соня с обидой в голосе. – Я сказала то, что знаю. Нас в гимназии разным премудростям обучают. Особенно мне изящная словесность нравится.
- Потому что ее мужчина преподает, вот ты и стараешься изо всех сил, - вставил свое слово Максим Максимович. Соня вспылила:
- Я вовсе не из-за Федора Ильича стараюсь, мне просто нравится учиться, вот и все. А вы, вы…
- Сонечка, мы тебя любим, мы тебе счастья желаем. Ну, иногда что-то не то скажем, разве стоит так сердиться? - прижав дочь к груди, сказала Лукерья Ниловна.
- Не стоит, - согласилась Соня и ушла к себе. Комната ей показалась ужасно тесной.
- Не комната, склеп, - сказала Соня, усевшись на кровать. Пружины жалобно скрипнули и этим окончательно расстроили Соню.
- Как же я здесь прежде жила? – воскликнула она. -  Мне ведь здесь все нравилось.  Все, все, все. А теперь меня уныние охватывает, как здесь жить можно? Разве это жизнь?
Я из пансиона сбежать хотела, а теперь хочу поскорей туда вернуться. Там в пансионе особый мир. Особенный…
Соня улеглась на кровать, закинула руки за голову, закрыла глаза. Мысленно вернулась в зал, залитый светом софитов. Вновь стала дочерью фараона Нифертити, к которой прикованы взгляды всех воспитанниц пансиона.
Соня вскинула голову, взгляд ее заскользил поверх голов. Она видит то, что скрыто от других. Она видит нависающий над залом балкон, на котором сидят люди. Много людей. Кто они? Соне неизвестно, поэтому она немигая смотрит на них, словно ждет ответа на свой немой вопрос. Но ей никто не отвечает. Люди, сидящие на балконе, молчат. Говорит лишь один человек -  Федор Ильич Соловьев. Его голос то затихает, то звучит с нарастающей силой. Первоклассницы хлюпают носами, их взволновало сценическое действо. Девочки постарше ловят каждое слово, воображая себя в одной из ролей. Их час еще не пробил. У них еще все впереди, и это их воодушевляет. Будущее всегда волнует больше, чем настоящее, они могут нафантазировать столько, сколько в реальности навряд ли произойдет.
Соня знает, что старшеклассницы ей завидуют. Но им неведомо, что она, египетская царица, завидует им, потому что у них впереди еще год учебы, а у нее…
Соня открыла глаза, воскликнула:
- Может мне на второй год остаться? – улыбнулась. – Нет, это глупо. Вдруг наступит разочарование, что тогда? А тогда я убегу с Алексашкой.
    Мысль о нем привела Соню в замешательство. Ей стало жаль Алексашку, захотелось сделать для него что-то хорошее. Но тут же возникла новая мысль, что обнадеживать его не нужно. Нужно честно сказать, что отныне мир разделен пополам. С одной стороны - он, Алексашка, с другой - она, Соня. Но ей нужно набраться смелости, чтобы все это ему сказать.
Время у нее еще есть. Она пробудет дома две недели, это четырнадцать дней и великое множество часов, минут, секунд.
Но все это великое множество утекло водой сквозь пальцы. Соня спохватилась, когда до отъезда остался один день. Поспешно оделась, побежала на место их заветных встреч. Алексашка ее ждал. Крепко обнял, выдохнул одно только слово «спасибо» и затих, выпустив Соню из своих объятий. Весь его облик был так трагичен, что Соня растерялась.
У нее все внутри похолодело от мысли о расставании с этим деревенским парнем.
- Нет, я не должна с ним прощаться навсегда. Я должна что-то придумать, чтобы сохранить нашу дружбу.
- Прости, что так долго не приходила, - сказала она. - Все это время я думала, взвешивала все «за» и «против», ужасно мучилась, - посмотрела в его растерянные глаза. - За это время я поняла, что мы с тобой - две половинки одного целого. Мне будет плохо без тебя, а тебе без меня. Ты мне нужен, Алексашенька, ты мой верный товарищ, мой друг, мой... - улыбнулась, протянула ему обе руки. - Мы обязательно будем вмести. Не сейчас, а потом, когда я вернусь. Время поможет нам проверить наши чувства, убедиться, что они - настоящие.
- Сонечка, Софья Максимовна, время  всего лишь вздох. Когда ты рядом, я дышу, когда тебя нет, то и дышать незачем, жить незачем, Сонечка, - сказал он, целуя ее озябшие руки.
- Мы никогда не расстанемся, слышишь, никогда, - проговорила она, стараясь быть убедительной, хотя не совсем верила тому, что говорит.
- Никогда, - повторил он. - Как сладко на сердце от слов твоих, Сонюшка.
Она приподнялась на цыпочки, поцеловала его в губы и убежала. Чувство стыда залило щеки.
- Что я наделала? - прошептала Соня. - Зачем я все это ему сказала?
- Чтобы уберечь его от беды, - пришла спасительная мысль, обрадовавшая Соню.
Она остановилась, перевела дух, пошла медленней.
- Хорошо, что мы с Алексашкой расстались на полгода. Что произойдет за это время, известно только Всевышнему. А Он свои тайны открывает лишь избранным. Я в их число не вхожу, поэтому скрытое мне до поры неведомо. Мне предстоит шаг за шагом продвигаться вперед по дороге судьбы, определенной именно мне, Софье Максимовне Грендаль…

   Максим Максимович привез Соню в пансион. Она едва дождалась, когда распахнуться ворота, и сани въедут во двор. Спрыгнула прямо в сугроб, звонко рассмеялась, помахала отцу, побежала к дверям, столкнулась с высоченным господином, наспех извинилась, полетела в свою комнату.
- Ура! Я снова здесь! - воскликнула она, раскинув в разные стороны руки.
Тоня, Валя, Катя тоже закричали: «Ура!», обняли Соню и запрыгали от радости. Каждой хотелось рассказать, как прошли Рождественские каникулы. Соня про свои приключения говорить не стала. Она придумала фантастическую историю про Александра Македонского, который обивал порог их дома, надеясь снискать ее благосклонность. Но она предпочла вернуться в пансион. Девочки слушали, затаив дыхание. После Рождественского спектакля ни у кого не осталось сомнения, что Соня - само совершенство. Быть похожей на нее теперь мечтают все воспитанницы пансиона. И какое счастье, что она не зазналась, что осталась такой же веселой выдумщицей, как прежде.
Появление Амалии Львовны прервало всеобщее ликование.
- Грендаль, вас велено перевести в другую комнату, - сказала она сухо.
- Как в другую? Почему? - закричали девочки. Амалия Львовна так строго на них взглянула, что они замолчали, уселись на свои кровати, опустили головы вниз, превратились в манекены.
Соня, привыкшая к таким неожиданным превращениям, вздохнула, взяла свой чемоданчик, пошла за Амалией Львовной, прошептав:
- Увидимся, - прекрасно зная, что воспитанницы разных классов почти не встречаются.
 У каждого класса свои учителя, свои комнаты отдыха, расположенные на разных этажах. Пятиклассницы живут на верхнем этаже по двое в комнате. Семь комнат для четырнадцати барышень. Соня пятнадцатая. Для нее выделена отдельная комната.
- Почему? Что за привилегия? - думает она.
- Это вовсе не привилегия, - отвечает на ее немой вопрос Амалия Львовна. - Эту комнату ремонтировали, поэтому вам пришлось жить с третьеклассницами. Теперь вы будете жить одна, как подобает настоящей царице.
 Соня уловила в ее словах сарказм, поежилась. Амалия Львовна распахнула дверь, пропустила ее вперед и, не сказав ни слова, удалилась. Здесь, в пансионе, словами дорожат, они на вес золота. Внимательный человек сам поймет, что к чему. Невнимательный будет пребывать в счастливом неведении.
  Соня поставила чемоданчик, огляделась. Комната большая, просторная, светлая. Из окна открывается дивный вид на заснеженный лес и белое поле, которое упирается в горизонт. Обстановка в комнате скромная, но все подобрано с таким вкусом, что у Сони не остается сомнения в том, кто эту комнату оформлял. Что-то похожее она видела в мастерской мадам Ирмы. А большое зеркало от пола до потолка подтверждает Сонину догадку. Кому еще придет в голову красоваться перед ним, разглядывать в нем отражение леса, меняющегося в зависимости от времени года?
Соня исследовала каждый уголок своей комнаты. Ничего не нашла кроме сухой незабудки, оставленной в верхнем ящике письменного стола. Зачем ее засушили? Для кого берегли? Почему оставили здесь? Для того ли, чтобы она, Соня, не забывала про клятву, данную Алексашке? Но про их дружбу никто не знает. Значит, причина в другом.
Соня пошла к зеркалу, взялась руками за резную раму, уткнулась лбом в прохладную поверхность, прошептала:
- Амалия Львовна права, вы, Сонечка, - дочь фараона, поэтому вам оказали такую честь. Но помните, «кому многое дано, с того многое спросится», - отстранилась, покачала головой. - Ой, Соня, Соня, что тебя ждет?
Распахнулась дверь, на пороге возникла Амалия Львовна.
- Вас желает видеть мадам Ирма.
Соня надела шубку, пошла в мастерскую. На улице уже стемнело. Невысокие фонари освещали двор, через который они с Амалией Львовной шли. Снег искрился, скрипел под ногами, нашептывал Соне о том, что жизнь прекрасна, но слишком мимолетна. Соня была с ним согласна, хотя считала, что жить она будет долго-долго, лет до ста.
Мадам Ирма встретила Соню с распростертыми объятиями, воскликнула:
- Сонечка, как я рада, что ты вернулась!
- Спасибо вам за подарок, который вы мне сделали, - сказала Соня.
- Какой подарок? - удивилась модистка. - Я тебе, никаких подарков не делала.
- А разве это не вы украсили мою новую комнату? - спросила Соня.
- Нет, Сонечка, я здесь ни при чем, - улыбнулась она. - Мое государство - вот эта мастерская, а там, - она махнула рукой в сторону корпуса для гимназисток,  Илья Федотович царствует, его благодари. А меня будешь благодарить, когда платье подвенечное увидишь, - она звонко рассмеялась, увидев изумление на Сонином лице, повела ее в зазеркалье. - Я всегда платья выпускниц подвенечными называю, - толкнула зеркало.
Соня увидела белоснежный, расшитый кружевами наряд. Ахнула. Кружева были похожи на морозный узор и поблескивали, как снег за окном.
- Хочешь примерить? - спросила мадам Ирма. Соня кивнула. Модистка помогла ей переодеться, воскликнула:
- Ах, Сонечка, до чего ты хороша!
- Вы волшебница, Ирина Ильинична, - проговорила Соня, глядя на свое отражение. - Платье такое роскошное, что в нем запросто можно отправляться на прием к императору.
Соня вытянула шею, выпрямила спину, сделал несколько шажков по примерочной. В глубине зазеркалья шевельнулись несколько манекенов. Соня остолбенела.
- Что с тобой, моя девочка? - поинтересовалась мадам Ирма.
- Там кто-то есть, - прошептала Соня.
Модистка улыбнулась, развернула зеркала так, чтобы Соня смогла убедиться, что кроме манекенов в примерочной никого нет.
- Мне кажется, их стало больше, - проговорила Соня, неотрывно глядя на гипсовые лица.
- А мне кажется, что тебе пора отдыхать, - сказала мадам Ирма, плотно закрыв зеркальные двери. - Снимай платье и отправляйся к себе. Надеюсь, ты никому не расскажешь про этот подвенечный наряд.
- Никому, - пообещала Соня. – Про такое волшебство молчать нужно.
- Вот и молчи, - сказала мадам Ирма. Проводила Соню до входной двери, обняла, сказала со вздохом:
- Как я тебе, Сонечка, завидую. Молодости твоей завидую, красоте, - улыбнулась. - Глупости я говорю, ты меня не слушай. Ступай, а я над новым нарядом колдовать буду.
- Доброй вам ночи, - сказала Соня и вышла на улицу.
 Ей было невдомек, что про колдовство Ирина сказала не случайно. Ее мастерская превратилась в место встречи заговорщиков, каждый из которых хочет Софью Грендаль переманить на свою сторону. Зачем? Чтобы проверить, насколько сильна магия чувств, и можно ли победить человеческие пороки.
  Федор Ильич Соловьев хочет Соню очаровать. Ирина Ильинична Соловьева хочет ее околдовать. Александр Петрович Меньшиков хочет ею обладать. Каждый из них придумал свой план, приготовил свою ловушку, в которую бедная девочка  должна угодить.
Заговорщики дали друг другу слово вести честную игру, не блефовать, не вынуждать Сонечку к необдуманным действиям. Она сама должна выбрать, в каком направлении ей двигаться.
Директор пансиона Илья Федотович Соловьев был посвящен в эту затею. Причуду великовозрастных детей одобрил и приказал поселить Соню в комнату, которая находилась под постоянным наблюдением. Большое зеркало давало возможность видеть все, чем занималась Соня. Наблюдать за ней поручили Амалии Львовне - приемной матери Федора и Ирины. Их родная мать Сюзанна Оренская никогда бы не дала согласия на подобную затею. Но ее уже давно не было в живых, поэтому никто не посмел укорить расшалившихся детишек. Никто.

Занятия в классах начались в свое время, как и было положено. Соня ждала встречи с Федором Ильичом, а урок изящной словесности, как нарочно, поставили на субботу. Зато в расписании появился новый предмет - латынь.
- Зачем она нам? - перешептывались гимназистки.
- Чтобы быть умнее других, - ответила Соня, глядя в окно. Там медленно падал снег. Крупные пушистые снежинки зависали в воздухе на несколько секунд, словно решая, куда им лететь: вверх или вниз. Некоторые пытались вновь взлететь, но это им не удавалось, потому что им было предначертано падение.
- О чем ты думаешь, Соня? - спросила соседка по парте Татьяна.
- О том, что нам вряд ли удастся изменить предначертанное судьбой, - ответила Соня, продолжая смотреть в окно.
- Ты очень изменилась после Рождественского спектакля, - сказала Татьяна. Соня повернулась к ней. В глазах заблестели озорные огоньки.
- Неужели? А мне кажется, я такая же, как прежде.
- Нет, - покачала головой Татьяна. - Ты другая. Ты повзрослела, Соня. Ты рассуждаешь уже не как барышня-переросток, которую учили, учили, да так ничему и не научили, а как барышня, знающая себе цену.
- Это все потому, что мне папенька несколько раз напомнил, во сколько ему мое учение обошлось, - сказала Соня с улыбкой. - Задумаешься тут.
Дверь распахнулась, в класс вошел высоченный господин. Соня покраснела, вспомнив, что именно с ним она столкнулась в дверях в день приезда.
- Вы всегда так знакомитесь, барышня? - спросил он ее тогда, улыбнувшись.
- Да, то есть, нет, простите, - выпалила она и убежала. Откуда ей было знать, что он - их новый учитель?
Слово «латынь» к нему совершенно не подходило. Он должен был что-то придумать, чтобы оправдать свое увлечение этим странным, вымирающим языком. И он придумал. Он сказал о том, что латынь - язык Александра Македонского, а он его тезка, поэтому...
 Услышав это признание, Соня растерялась. В ее памяти всплыли слова отца про то, что ею увлечен император.
- Неужели этот полководец здесь из-за меня? - мелькнула шальная мысль. Но внутренний голос приказал:
- Соня, опомнись, кто ты и кто он?  Не смей смотреть на этого человека. Не смей ничего придумывать. Иначе…
- О чем вы думаете, Соня? - спросил учитель, нагнувшись к ней.
- О том, что мои далекие предки могли  запросто воевать в армии Александра Македонского, - ответила она, посмотрев на него с вызовом.
- Мысль интересная, - сказал он, выпрямился. - Но все же, я советую вам на уроках латыни думать о грамматике, а не о любви.
Соня улыбнулась, потупила взор. Гимназистки зашептались.
- При чем здесь любовь?
- Что происходит?
- Неужели это – начало нового романа?
- Все может быть. Все...
Соня раскрыла тетрадь и аккуратно записала алфавит, стараясь подражать каллиграфии Александра Македонского. Так она решила называть учителя латыни, который был полной противоположностью изящному Федору Ильичу.
Новый учитель был  человеком крепкого телосложения с волевым лицом и строгим взглядом. Его карие глаза становились порой черными, выдавая сильнейшее раздражение. Хотя  лицо Александра Петровича оставалось совершенно спокойным. Он умел владеть своими эмоциями.
Соню смешила его привычка пощипывать себя за мочку левого уха и при этом выговаривать непростые слова. Как-то раз, отвечая на вопрос, она в точности повторила за ним слова, взявшись за ухо.
- Что это вы делаете? - удивился Александр Петрович.
- Вас передразниваю, - призналась она.
- Вы - несносная девчонка, - проговорил он, нахмурившись. - Я должен вас наказать, но я этого делать не стану. Я постараюсь избавиться от своей привычки. Садитесь. Да, если вам еще что-то во мне не нравится, можете смело мне об этом сказать. Но не на уроке, а...
- В кабинете директора, - дружно подсказал класс с долей злорадства. Гимназистки Соню не любили. Александр Петрович покачал головой.
- Милые мои барышни, я не ожидал, что вы такие жестокие, - сказал он очень спокойно. - Я выслушаю любую из вас после уроков здесь, в этом кабинете. Уверяю, разговор  останется между нами.
- Вам никто ничего не скажет, - улыбнулась Соня. - Барышни упорхнут отсюда, едва прозвенит звонок.
- А вы? - спросил он, нагнувшись к ней, как в первый раз.
- Я останусь, - ответила Соня. - Мне есть, что вам сказать.
Он быстро выпрямился, отошел к доске.
- Ты с ума сошла, - зашептала Татьяна. - Тебя выгонят с позором.
- Не выгонят, папенька за мою учебу с лихвой заплатил, - парировала Соня. - Не волнуйся за меня.
- Не буду, - пробубнила Татьяна, отодвинувшись от Сони. После звонка она быстро собрала учебники и первой вышла из класса. За ней выпорхнули и остальные гимназистки.
Александр Петрович закрыл дверь, сказал совершенно серьезно:
- Вот вы и попались, Софья Максимовна. Бежать вам некуда. И теперь...
- Я хотела перед вами извиниться, - сказала Соня, встав со своего места. Щеки ее пылали. В глазах отразился испуг. Неподдельный, недетский испуг. - Не знаю, что на меня нашло. Не сердитесь, пожалуйста.
- Я не сержусь. Я рад, что представилась возможность остаться с вами наедине, - сказал он, сделав шаг вперед. Соня поняла, что он не шутит, что он заодно с теми, кого она испугалась в зазеркалье. Один вопрос тревожит ее сейчас:
- Удастся ли спастись на этот раз?
Она стоит возле парты и не шевелится. Она мысленно молится о спасении. Она боится этого высоченного полководца, который буравит ее взглядом. Ей страшно от того, что они одни в комнате, стены которой сужаются с такой быстротой, что еще минута и Соня окажется в громадных ручищах Александра Петровича…
 К счастью, этого не происходит. Вездесущая Амалия Львовна распахивает дверь.
- Простите, Александр Петрович, но вас ждут, - говорит она очень громко, с раздражением.
Он разворачивается, выходит за дверь. Комната вновь приобретает прежние размеры. Соня опускается на стул, вытирает со лба испарину.
- Что здесь произошло? - голос классной дамы заставляет ее вздрогнуть. - Отвечайте, Грендаль?
Соня молчит. Ей нечего сказать Амалии Львовне, потому что ничего особенного здесь не произошло. Александр Петрович успел ей шепнуть:
- Карпе дием.
Но, что это значит, Соня не знает. Правда после этих слов ей стало жутко и захотелось уехать домой. Но она не сделает этого, чтобы барышни не считали ее выскочкой или трусихой. Она просто больше не будет испытывать судьбу. Она будет вести себя тихо, как кроткий ягненок.
- Вам не о чем мне рассказать? - голос Амалии Львовны смягчается. – Не о чем, Грендаль?
- Нет, - ответила Соня, покачав головой.
- Тогда потрудитесь подняться и отправиться в свою комнату, - сказала она.
Соня вскочила и выбежала из класса с такой поспешностью, что всегда строгая, неулыбчивая Амалия Львовна рассмеялась.
- Неожиданный поворот событий. Боюсь, господа, что ваши планы потерпят крах. Эта Сонечка Грендаль не так проста, как нам показалось. Она - крепкий орешек, о который мы можем зубки поломать.

  Соня прибежала в свою комнату, бросила учебники на стол, уселась на кровать, подперла щеки кулачками, несколько минут сидела без движения, смотрела перед собой на полоску солнечного света.
- Карпи дием, Капри дием, - стучало в ее висках.
- Запри свою душу, - донеслось откуда-то извне.
Соня вздрогнула, подняла голову, увидела в зеркале свое растерянное лицо, нахмурилась.
- Мне не стоит слишком все драматизировать, - решила она. - Два слова, которые сказал Александр Петрович, могут значить все, что угодно. Когда-нибудь я узнаю перевод, -  встала, подбоченилась, сказала с вызовом:
- Я обязательно стану лучшей ученицей, которой будут гордиться все учителя, а вы, господин Карпе дием, в особенности.
  По ту сторону зеркала Соне зааплодировали сразу несколько человек, но она ничего не слышала. Она уселась за письменный стол, занялась уроками. А заговорщики из зазеркалья занялись корректировкой своих планов.
  Ирина Ильинична решила, что Соне незачем щеголять на балу в таком великолепном наряде. Она приготовит для Сони такое платье, которое всех повергнет  в шок. Ирина увидела в Соне соперницу, затаила на нее злобу, несмотря на то, что ей, умудренной опытом даме, было глупо состязаться с этой девочкой. Ирине исполнилось тридцать пять - это солидный возраст. Но она не желала загонять себя в установленные в обществе рамки. Она никак не могла взять в толк, почему в тридцать пять нельзя оставаться свободной, независимой и сводить мужчин с ума? Почему в тридцать пять непременно нужно быть мамашей многодетного семейства и жить вдали от мира? Ирину возмущало то, что счастливыми и богатыми становятся обычно глупые барышни, ничего не смыслящие в жизни, не сведущие в любви. Гордыня заставляла Ирину идти наперекор всем.
- Я докажу, что зрелая женщина прекрасней, умнее, надежнее, чем шестнадцатилетняя девчонка, - сквозь зубы повторяла она. - Я докажу, докажу, докажу обязательно.
   Федор Ильич думал о том, что за долгие годы их с сестрой лицедейства, он впервые почувствовал настоящую горечь от предстоящего расставания со смешной, угловатой Сонечкой Грендаль. Она искренне поверила в существование потустороннего мира, поверила, что в  зазеркалье происходят настоящие чудеса, и включилась в игру с такой готовностью, словно также, как они пыталась уйти от реальности. Федор Ильич заметил, что Соня - внимательный слушатель, она слышит между строк и делает свои выводы. Порой ему казалось, что эта девочка знает больше, чем он, умудренный житейским опытом человек. Опыт ли это?
   Федору было восемнадцать, когда родители открыли пансион. Тринадцатилетней Ирочке были нужны подруги. Ими стали барышни из очень обеспеченных семей. В первый год гимназисток было немного. Федор смотрел на них снисходительно. Ни одна из них интереса у него не вызывала. Он был увлечен наукой, а его ближайший друг Александр Меньшиков был увлечен его сестрой Ириной. Он не давал ей прохода, донимал ее своими ухаживаниями. Поначалу Ирина отвечала Александру взаимностью. Ей льстило внимание высоченного красавца, который был старше нее на целых пять лет. Но со временем его ухаживания ее утомили. Когда Меньшиков поступил на службу, она вздохнула с облегчением, назвала его Александром Македонским и потребовала совершить в свою честь  сотню воинских  подвигов.
  Пока Александр Македонский эти подвиги совершал, Ирина развлекалась. Отец не отказывал ей ни в чем, баловал ее безмерно. Так в пансионе появились итальянский тенор и французский актер, голландский скульптор и немецкий поэт, которые вели уроки мастерства.
  Федор посещал такие уроки. Один из них стал для него поворотным в судьбе.
Было раннее утро, Федор сидел в классе, ждал начала урока. Он всегда приходил в класс первым, садился на заднюю парту и ждал, когда распахнуться двери и тишину нарушат девичьи голоса. В этот раз дверь распахнулась с такой силой, словно ее открыл порыв ветра. Вслед за ним в классе появилась жгучая брюнетка с утонченными чертами лица. Она была похожа на мраморную статую. Слишком прямая и слишком недосягаемая. Ее кожа светилась каким-то внутренним светом. Федора поразило ее лицо. Оно было особенным. Невозможно было оторвать взгляд от этих черных бровей вразлет, от сияющих счастьем глаз и алых губ.
- Галатея! - воскликнул он, поднявшись из-за парты.
- Доротея, - представилась она, протянув ему свою тонкую руку с длинными музыкальными пальцами.
 Он прижал их к губам и понял, что пропал. В сердце вспыхнул пожар да такой, что не погасить. На долгие годы Федор стал послушным рабом взбалмошной красотки, которой было далеко за двадцать. Сколько ей было точно, никто не знал. Доротея тщательно скрывала свой возраст. Именно она придумала зазеркалье. Для нее выстроили флигель, который впоследствии стал мастерской мадам Ирмы. Так называла себя Доротея. Это имя после ее исчезновения присвоила себе Ирина.
Никто в пансионе не знал, когда и куда исчезла Доротея. Все произошло неожиданно. Вечером они строили планы, смеялись, пили вино, были самыми счастливыми людьми. Утром Федор прибежал в комнату Доротеи с охапкой полевых цветов, которые нарвал на лугу, и увидел, что комната пуста, постель не смята, а на столе лежит письмо. Федор выронил цветы из рук, схватил листок, прочел:
- Я растворяюсь в зеркалах. Во всех сразу, чтобы оттуда, из зазеркалья, смотреть на вас и, особенно на тебя, мой милый, фарфоровый мальчик. Не забывай свою Доротею. No me olvido!
Рядом с письмом лежала ее любимая шляпка с перьями, перчатки для верховой езды и засушенная незабудка.
- Незабудка - мой любимый цветок, - сказала Доротея в одну из их первых встреч. - Мы называем его nomeolvido, что значит: не забывай меня.
- Nomeolvido, - повторил Федор. - Красивое слово.
- Да, красивое и с очень глубоким смыслом, - улыбнулась она. - Нас с тобой не станет, а оно будет звучать. Влюбленные будут повторять: No me olvido, веря в то, что любовь вечна.
- А разве это не так? - спросил Федор. Тогда он тоже верил, что они с Доротеей будут жить долго и счастливо, а потом умрут в один день, потому что он не сможет прожить без нее ни секунды. Но вот уже десять лет ее нет рядом, а он живет. Наверно его удерживает здесь надежда, когда-нибудь отыскать Доротею в зазеркалье, поэтому он так часто приходит в мастерскую, смотрит на неподвижные глаза манекенов и беседует с ними о любви.
Годы спустя он понимает, почему тогда на его вопрос: может ли любовь быть вечной? Доротея ответил с улыбкой:
- Мирская любовь конечна, мой друг. Но есть другая любовь, о которой нам всем предстоит узнать, которую мы сможем ощутить и принять, если будем готовы отказаться от сиюминутности, зовущейся человеческим величием. Поразмышляй над этим.
    Он пообещал, но стал изучать труды древних философов только после исчезновения Доротеи. Это занятие помогло ему отвлечься от мыслей о самоубийстве. Он многое для себя открыл в старых книгах, о многом задумался, многое переосмыслил. А когда появилась в пансионе Соня Грендаль, Федор Ильич понял, что любовь разлита в воздухе. Люди ею дышат. Одаривать любовью других - вот главное предназначение каждого, живущего на земле человека.
- Мы все - проводники любви, - думал Федор Ильич. -  У каждого из нас есть возможность жить в совершенном мире, но мы спешим за суетой. Нас некому остановить. Некому крикнуть:
- No olvidо! Не забывай, что «всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно или худо».
Поэтому, узнав о сговоре Ирины и Александра, Федор согласился принять в нем участие, чтобы помочь Соне пройти через все испытания. Он прекрасно понимал, что невозможно уберечь другого от предначертанных ошибок, но можно протянуть ему руку помощи.
В маленькой Соне Федор увидел себя, такого же наивного влюбленного, готового на любые безрассудства.
   Соня смотрит на него также, как он когда-то смотрел на Доротею. Эта влюбленность ничего кроме отчаяния ему не дала. Нет, он кривит душой. Эта влюбленность его многому научила. Благодаря ей он отыскал тропинку к источнику Божьей мудрости. Он может показать этот путь Соне, Софье Максимовне Грендаль. Главное, чтобы она не увлеклась Александром Македонским, который готов разбить ее сердечко, чтобы досадить Ирине.
    Александр Петрович поначалу думал иначе. Увидев Соню на Рождественском спектакле, он был полон решимости на ней жениться. Но прошло время, и его решимость уступила место азарту, а потом превратилась в легкую шалость. Игра в зазеркалье ему порядком надоела. Он уже был готов от нее отказаться, но не смел из-за Ирины Ильиничны. Она приказывала ждать финала, который назначили на конец июня.  Ирина уверяла, что время пролетит быстро, но оно тянулось невыносимо долго. Здесь, в пансионе, жизнь была похожа на путешествие по пустыне: исчезает один мираж, появляется другой. Александр Петрович непрестанно корил себя:
- Угораздило же меня увязнуть по уши в этом тряпичном королевстве. Если бы не слово чести, которое я дал Илье Федотовичу, давно бы все бросил и уехал прочь.
Успокаивало Александра Петровича то, что Ирина Ильинична стала к нему благосклоннее, да и малышка Соня оказалась не слишком глупой барышней. Они ведут поединок: кто кого. Он ее приручает, как дикого зверька. Она на него кидается, демонстрируя свой характер и не ведает о том, что никогда не сможет одержать победу.
- Скажите, господин учитель, что значит: капри дием? - задает Соня вопрос, который давно ее мучает. Любопытство берет верх.
Александр Петрович обводит долгим взглядом замерших гимназисток, берет в руки мел, пишет на доске: «CARPE DIEM», поворачивается и говорит с улыбкой:
- Карпе дием - лови момент! А вы, Сонечка. Захотели поймать остров Капри. Будьте внимательны к тому, что слышите. И если что-то не понимаете, спрашивайте сразу, иначе попадете впросак и восклицание: «Veni, Vidi, Vici» примете за приглашение в ресторан.
- А что оно значит? - спросила одна из гимназисток.
- Пришел, увидел, победил, - ответил Александр Петрович, глядя на Соню.
- Veni, Vidi, Vici, - повторила она, улыбнулась. - Это про вас, господин полководец. Зачем вам нужна латынь? Почему вы сидите за этим письменным столом, а не в седле арабского скакуна?
- Вы слишком любопытны, Софья Максимовна, - проговорил он.
- Это не любопытство, а причина моих размышлений, - сказала она, глядя ему в глаза.
- А вы не думайте о чужих проблемах, Сонечка, не засоряйте свою мудрую головушку тем, что вас не касается. Лучше учите грамматику, математику, естествознание, - посоветовал он.
- Спасибо, - Соня опустила голову. Было тошно от того, что он при всех щелкнул ее по носу. Но она сама напросилась, забыв о том, что ей следует быть кроткой и смиренной. В который уже раз Соня подумала:
- Зачем явился сюда этот полководец? Неужели для того, чтобы отвлечь мое внимание от Федора Ильича? Иллюзия счастья, которая возникла в моем воображении, исчезла. Озерная вода, по которой плавают белые лебеди, замутилась. Никто не видит изящной вазы, лежащей на дне озера. Пастушка, сидящая на берегу, убежала на зов охотника, - Соня вздохнула, явно представив себе эту картину. -  Теперь мне понятно, почему Федор Ильич стал таким злым и раздражительным. Обстановка в пансионе похожа на приготовление к военному походу. Сможет ли война вернуть мне душевное равновесие? Думаю, что нет. Мне нужен мир, потому что я мечтаю выйти замуж. За кого? Сама не знаю.
   Вначале Соня видела своим избранником Федора Ильича Соловьева - изящного романтичного господина. Потом его место занял строгий полководец Александр Петрович Меньшиков. Иногда посреди Сониных видений возникал образ Алексашки Федулова беззаботного мальчишки, еще по-детски смотрящего на мир. Этот образ был Соне дороже других.
    Мысленно она бежала навстречу Алексашке. Сбрасывала с ног туфли, чтобы почувствовать пульс земли, чтобы принять ее целебные силы. Она понимала, что только рядом с Алексашкой может шалить и дурачиться. Но время для шалостей прошло. Ей уже шестнадцать. Она повзрослела, хоть и не очень это чувствует. Она знает, что скоро ей придется выбирать мужа, отца своих будущих детей.
   К счастью, есть еще один выход: она может сбежать с Алексашкой. Но куда? На что они будут жить? Эти вопросы убеждают Соню, что к побегу в неизвестность она не готова. Ей проще отправиться в зазеркалье мадам Ирмы и стать манекеном. Манекенам ничего не нужно. Быть манекеном удобно. Может, стоит переселиться в зазеркалье?
   Эта мысль так прочно въелась в Сонино сознание, что однажды ночью она  решила побывать в мастерской. Дверь была открыта. В примерочной горел свет. Соня замерла, прислушалась. Тихо. Оставила возле двери свои туфельки, прошла на цыпочках в зазеркалье. Манекены стоят на привычных местах. Одеты в очень красивые бальные наряды. Но того платья, которое примеряла Соня, нет. Зато в зазеркалье появился новый манекен.
   Соня обратила на него внимание, потому что он был выше остальных  и стоял в стороне. Лицо было прикрыто шляпой с перьями. Тело и руки манекена скрывала мерцающая ткань. Трудно было понять, какой оттенок в ней преобладает. Соня смотрела на ткань то с одной, то с другой стороны и даже приседала на корточки, но так и не поняла, какого цвета эта ткань. А вот шляпа была идеально белой. Как мастера смогли добиться такой белизны, для Сони осталось загадкой. Она решила голову над ней не ломать.
   Подошла к манекену, приподнялась на носочки, протянула руку к шляпе, но тут же ее отдернула. Испугалась, что испачкает края шляпы. Тщательно вытерла ладошки и пальцы об одежду, вновь поднялась на носочки, сорвала шляпу с головы манекена, вскрикнула. Шляпа упала на пол. Соня уставилась на белое кукольное лицо, которое было точной копией ее лица. Одно отличало манекен от Сони - отсутствие волос.
- Прекрасная копия, верно? - раздался за Сониной спиной негромкий голос. Она шарахнулась в сторону и угодила в объятия Александра Петровича. Он прижал свою ладонь к Сониному рту, прошептал:
- Не кричите, Сонечка, иначе нас отсюда выгонят с позором. Зачем вы здесь? Пришли позировать? - Соня яростно замотала головой. - Не отпирайтесь. Я ни за что не поверю, что скульптор лепил вас по памяти. Разве можно так точно передать мельчайшие детали, если не имеешь перед собой оригинал? У этой барышни ваше лицо.
- Мое, - согласилась Соня. - Но я здесь ни при чем. Я поражена не меньше вас. Для меня это - настоящее открытие.
- Допустим, я вам поверю, - сказал он, подняв с пола шляпу. - Но постарайтесь ответить мне на вопрос: зачем вы пришли сюда среди ночи?
- Мой ответ может вам показаться глупым, но это чистая правда. Мне захотелось взглянуть на свое подвенечное платье, - ответила она, покраснев.
- Так вы собираетесь под венец!? Кто ваш избранник?  - Александр Петрович надел на голову шляпу, состроил дурацкую гримасу.
Соне захотелось показать ему язык и выкрикнуть: «Вы». Но она вовремя вспомнила свое намерение быть осмотрительной и ответила очень сдержанно:
- Я оговорилась, господин учитель. Я пришла посмотреть на свое выпускное платье. Просто наряды, которые создает мадам Ирма такие чудесные, что в них можно идти и под венец.
- Главное, найти достойного кавалера, да? - спросил он с улыбкой. Соня кивнула. - А со мной бы вы под венец пошли, Сонечка?
Его вопрос ошарашил Соню, она попятилась, пожала плечами. Александр Петрович сорвал с манекена мерцающую ткань, несколько раз обмотал ее вокруг Сониного тела, рассмеялся:
- Соглашайтесь, Сонечка. Представляете, какое прекрасное платье вам сошьет Ирина Ильинична из этой ткани. Оно будет выглядеть еще лучше, чем наряд Нифертити, в котором вы на Рождественском вечере блистали. Ну, карпе дием, Сонечка. Ловите момент!
   Она замотала головой, понимая, что дело принимает серьезный оборот. Александр Петрович взял ее лицо в свои огромные ладони, поцеловал в губы, а потом оглушил Соню неожиданным признанием:
- Вы - наша пленница, Софья Максимовна. Вы сами пришли в зазеркалье, а это значит, что в нем вы теперь останетесь навсегда.
- Нет, - Соня не узнала свой голос. Он прозвучал сдавленно, глухо, словно его тоже запеленали в мерцающую ткань.
- Да, Сонечка, да, да, да! - воскликнул он. Достал откуда-то парик, надел на голову манекена.
- Ирочка, все готово, несите Сонино платье, - крикнул он, распахнув дверь, которую Соня раньше не замечала. В зазеркалье вошла Ирина Ильинична, одела манекен в платье гимназистки, подтолкнула его к выходу, сказала нежно:
- Ступайте к себе, Софья Максимовна. Амалия Львовна вас проводит. Не забудьте надеть свои туфельки, которые вы оставили у двери.
Манекен шевельнулся, поклонился, пошел к выходу. Соня не поверила своим глазам.
- Я сплю, сплю, сплю. Это дурной сон. Он скоро закончится, - зашептала она, силясь выбраться из мерцающей ткани. Но она так плотно прилегала к телу, что невозможно было ее сбросить.
- Поберегите силы, деточка, - сказала Ирина Ильинична с саркастической улыбкой. - Примите с радостью происходящее с вами. Вы стали частью удивительного мира, где исполняются любые мечты. Хотите стать женой Александра Македонского? Пожалуйста.
- Нет, нет, нет, - закричала Соня истошно. Ирина рассмеялась.
- Милый мой полководец, вас только что отвергли. Что будем делать?
- Уложим ее в постель, - ответил он, подхватив Соню на руки. Она хотела закричать, но из горла вырвались какие-то странные звуки, больше похожие на протяжные вздохи, чем на крик.
- Пощадите меня, - застонала Соня. - Пощадите...
Александр Петрович не обратил внимания на ее стон. Он уложил ее в большую коробку, словно она была куклой, а не живым человеком.  Поставил коробку на одну из полок в большой кладовой, где лежал еще с десяток манекенов. Ирина закрыла зеркальную дверь. Стало темно и тихо. Соня попыталась пошевелиться, но поняв, что не сможет выбраться, успокоилась, закрыла глаза.
- Будь, что будет, - решила она…

- Грендаль, вы собираетесь спать до обеда? - загремел над Сониной головой разгневанный голос Амалии Львовны.
  Соня с трудом разлепила глаза, пошевелила руками, ногами, приподнялась, осмотрелась. Она в своей комнате. Яркое летнее солнце заливает ее теплым светом. Все на привычных местах. И даже туфли, в которых она вчера уходила, стоят у кровати. Соня посмотрела на свое отражение в зеркале, подергала себя за волосы, встала во весь рост.
- Грендаль, прекратите испытывать мое терпение. Поторопитесь, иначе вы опоздаете на экзамен, - рявкнула Амалия Львовна.
  Соня спохватилась. Верно. Сегодня они сдают изящную словесность. Она хотела отвечать первой. А теперь ей придется ждать в коридоре, пока все гимназистки ответят на свои вопросы. Ожидание для нее - настоящее наказание. Но ей предстоит победить и этот свой недостаток, чтобы научиться быть терпеливой.
   Соня застелила кровать, умылась, оделась, пошла за Амалией Львовной. Оказалось, что экзамен подходит к концу. Сейчас выйдет Татьяна и сможет зайти Соня. У нее есть несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Но это невозможно. Соня понимает, что ни о чем, кроме зазеркалья думать не может. Ей сложно поверить, что все происходящее было не сном, но и в реальность произошедшего тоже поверит непросто. Когда распахивается дверь и на пороге появляется счастливая Татьяна, Соня бросается к ней, хватает ее за волосы.
- Безумная, что ты делаешь? - кричит та, отталкивая Соню. - Мне же больно.
- Прости, - говорит Соня и закрывает за собою дверь.
Она стоит на пороге и смотрит на Федора Ильича, на изящного учителя изящной словесности и понимает, что не хочет сдавать экзамен, не хочет уезжать из пансиона.
- Вы побывали в зазеркалье? - спрашивает он, поднявшись. Соня кивает. Федор Ильич присаживается на край стола, скрещивает на груди руки, внимательно смотрит на Соню.
- Вы мне очень нравитесь, - неожиданно для себя говорит Соня. - Вы - изящная амфора, которую держит в руках Нифертити. Она не знает, что делать с подарком, который преподнес ей полководец Александр, - вздыхает. - Я не знаю, что мне теперь делать. Что...
  Соня опускает голову, но тут же вскидывает ее верх, чтобы слезы не вылились из своих хранилищ. Она не смеет быть слабой. Она же - Грендаль - дочь отважных гренадеров.
- Софья Максимовна, Сонечка, - голос Федора Ильича ласкает ее слух. - Вы - милое создание, но вы еще слишком молоды. Вернее не так, я для вас слишком стар, поэтому думать обо мне, как о своем женихе, а тем более будущем муже, я вам не советую. Освободитесь от ненужной иллюзии. Распрощайтесь с нею, чтобы не угодить в зазеркалье.
- А оно реально? - задает Соня волнующий ее вопрос.
- Да, - отвечает он. - Да, Сонечка. Вас выпустили из зазеркалья по моей просьбе. Я пообещал сестре, что вы уедите сегодня же.
- А как же выпускной бал и кружевное платье? -  спросила Соня растерянно.
- Все это иллюзия, от которой вам нужно освободиться, Софья Максимовна, - сказал он, поднявшись. - Не испытывайте судьбу. Если вы не уедите сегодня, вы никогда не сможете покинуть зазеркалье. Вы станете манекеном в примерочной мадам Ирмы. Выбор за вами, Сонечка. Решайте.
Она закрыла лицо руками, несколько минут стояла неподвижно, думала. Наконец опустила руки, спросила
- За мной кто-то приедет?
- Нет. Вас домой отвезу я, - улыбнулся. - Раз уж я взялся вас опекать, то завершу эту миссию. Ступайте к себе, соберите вещи. Не забудьте зайти к Ирине Ильиничне, чтобы вернуть ей платье гимназистки. Вам оно больше не понадобится.
- Я боюсь ее, - призналась Соня. Федор Ильич рассмеялся.
- При свете дня вам нечего бояться. Амалия Львовна вас проводит.
- Я ее боюсь сильнее, чем мадам Ирму, - сказал Соня. - Мне кажется, что она главная в зазеркалье.
- Вы заблуждаетесь, дитя мое, - проговорила Амалия Львовна, распахнув дверь. - Главный в зазеркалье - Федор Ильич.
- Нет, - Соня отшатнулась.
- Это правда, - сказал он, улыбнувшись. - Я делаю манекены, а Ирина их потом одевает. Я - скульптор, который никак не может отыскать свою модель. Помните, я просил вас стать моей? - Соня кивнула. - Я не решился договорить тогда моделью. Теперь понимаю, что правильно сделал. Вы, Соня, не та, кто мне нужен, поэтому я отвезу вас к родителям. Идите, собирайте вещи.
  Соня вышла из класса, решительной походкой направилась к мастерской. Амалия Львовна пошла за ней. Ирина Ильинична встретила Соню холодно. Молча протянула платье, в котором та приехала в пансион в сентябре, развернулась, ушла в свое зазеркалье.
- Переодевайтесь здесь, Грендаль, чтобы не терять время, - сказала Амалия Львовна. Соня повиновалась ее приказу. Надела свое платье, улыбнулась.
- Я обрела долгожданную свободу, вновь стала смешной барышней-переростком в жутком наряде, вызывающем у вас, Амалия Львовна, заслуженное негодование. Но согласитесь, вам без меня будет скучно.
- Да, - ответила та. - Но мы ничего не станем менять, Софья Максимовна, прощайте и будьте счастливы.
   Она распахнула дверь, выпустила Соню из мастерской, словно выпустила из клетки птичку. Соня помчалась к себе, побросала вещи в чемоданчик, спустилась к третьеклассницам. Тоня, Катя и Валя с грустью в глазах  выслушали известие о Сонином отъезде.
- Нам так хотелось увидеть вас в подвенечном наряде, - сказала Катя. - Жаль, что этого не произойдет.
- Не грустите, барышни, подвенечное платье я надену тогда, когда найду достойного господина, который станет моим мужем, - сказала Соня с улыбкой. - А пока я и в своем наряде выгляжу королевой. Разве не так?
- Так, - согласились девочки. На прощание все обнялись. Каждая понимала, что надежда на будущую встречу настолько иллюзорна, что рассчитывать на нее не стоит.
   Соня вышла на улицу. У крыльца ее ждали директор пансиона Илья Федотович Соловьев и учитель латыни Александр Петрович Меньшиков. Соловьев вручил Соне документы, об окончании гимназии. Александр Петрович пожал Соне руку, помог усесться в коляску, шепнул:
- Карпе дием, Сонечка. И не злитесь. Вам это не идет. Будьте собой.
- Постараюсь, - пробубнила она, хотя все внутри у нее взбунтовалось. Ей захотелось выкрикнуть ему в лицо:
- Вы, Александр Петрович, трус, несмотря на то, что вас прозвали Македонским. Что же вы сейчас меня не целуете? Боитесь получить пощечину? Боитесь, что вас выгонят из пансиона? Боитесь ответственности? Зачем же тогда вы так себя вели в мастерской?
Но ничего этого Соня не сказала. Она сжала губы, опустила голову, показав тем самым свое смирение, которого все так от нее ждали.
- Счастливого  пути, - сказал Илья Федотович. Лошади пошли к воротам. Соня не сразу осознала, что на козлах сидит Федор Ильич. Слишком непривычно было видеть его спину. Соня не знала, нужно ли ей разговаривать с изящной спиной, поэтому пристально на нее смотрела.
Лошади резко встали. Федор Ильич развернулся, сказал раздраженно:
- Если вы будите буравить меня своим взглядом, Софья Максимовна, мы не сможем далеко уехать.
- Простите, господин учитель, я не нарочно, - поспешила оправдаться Соня. - Я от растерянности так вам в спину смотрю, что самой страшно становится.
Она была несказанно рада, что коляска остановилась, что они с Федором Ильичем могут поговорить, как люди, а не молчать, как манекены из зазеркалья, поэтому тараторила без перерыва:
- Федор Ильич, миленький, не сердитесь, умоляю. Мне нужно для себя самой уяснить: осталась ли я прежней или другой стала.
- Вы повзрослели, Софья Максимовна, - сказал он с улыбкой. - Повзрослели.
Развернулся, крикнул: «Но!» Лошади пошли, коляска покатись по дороге.  Соня вздохнула, сказала так, чтобы Федор Ильич слышал:
- Про это я знаю. Мне другое понять необходимо: зазеркалье осталось там или частью моего я стало?
Соня тщетно пыталась расслышать ответ. Федор Ильич молчал. Тогда она тронула его за руку, еще раз спросила про зазеркалье. Он натянул поводья, остановил лошадей, спрыгнул на землю, позвал Соню последовать за ним. Она опасливо на него посмотрела. Он улыбнулся.
- Что же вы, бесстрашная  дочь гренадеров, медлите? Идите сюда.
Она спрыгнула на землю, поправила воланы на своем платье, заложила руки за спину, гордо вскинула голову. Была уверена, что Федор Ильич ее сейчас поцелует. Но он этого делать не стал. Он отошел на несколько шагов от дороги, улегся в траву, блаженно растянулся, проговорил:
- Я давно мечтал выбраться из пансиона, чтобы в траве поваляться и ни о чем не думать. Ложитесь рядом, будем облаками любоваться.
- Земля еще холодная, - сказала Соня скривившись. Она не ожидала такого поворота событий.
- Земля хоть и холодная, но живая. А вы, Сонечка, барышня горячая, а жизни в вас нет, - сказал он.
- Как это нет? - испугалась Соня. - Послушайте, как сердце мое бьется. Посмотрите, как кровь пульсирует. Всего этого у манекенов нет. Все это только у живых людей бывает.
- Дались вам эти манекены, Сонечка, - усмехнулся он. - Я вам про другое говорю.
- Мудрёно больно говорите, Федор Ильич, - насупилась Соня.
- На то она и мудрость, чтобы умудрять, - сказал он, приподнявшись. - Вы сможете секрет зазеркалья разгадать, если в себе разберетесь, Софья Максимовна, если поймете, что вы для своей души желаете. Только запомните, думать вам нужно не о мирском. Душа бестелесна, ей не нужны наряды, драгоценности, слава. А вот телу, - подмигнул Соне, - манекену все это очень нужно, чтобы наготу прикрыть.
- Слава-то ему зачем? - удивилась Соня.
- Вы правы, манекенам слава не нужна, а вот людям она просто необходима. Ну, хорошо, не слава, а признание, - сказал он. - Каждый из нас желает быть замеченным, хочет выделиться среди других. Вы, Сонечка, изо всех сил старались произвести впечатление, старались лучше других быть, а того не понимали, что ведете себя глупо. Глупец всегда смешон. Жаль, что он не может со стороны на себя взглянуть.
- Я всегда-всегда смешной была? - спросила Соня. Он улыбнулся.
- Один раз вы вели себя очень достойно. Это было тогда, когда я вам про исход израильтян из египетского рабства рассказывал. А потом снова стали глупой гимназисткой, слишком много о себе возомнившей. Поэтому мадам Ирма вам старое платье и вернула. Зачем приукрашивать глупость?
Соня насупилась. Федор Ильич был прав, именно это ее  больше всего и задело. Захотелось сказать ему, что они не на уроке, что она не обязана его нравоучения выслушивать. Будет лучше, если он ей вообще больше ничего говорить не станет, а просто отвезет ее домой. Она согласна молчать и смотреть в его спину. Она может даже пойти домой пешком, чтобы освободить его от своего присутствия, если уж так она ему неприятна. Соня усилием воли подавила свое негодование, буркнула что-то себе под нос и пошла по дороге. Думала Федор Ильич ее догонит. Ничуть не бывало. Он вновь улегся на траву, закинул руки за голову, закрыл глаза. Все, происходящее с Соней, его не интересовало. Он отдыхал, наслаждаясь свободой.
- Никакой вы не изящный учитель, - ворчала Соня, кусая травинку. - Вы, Федор Ильич, вредный, жестокий, несносный человек. Вы призываете меня, подумать о своей душе, а сами давно превратились в бездушного господина, создающего безмозглые скульптуры. Вы-то сами о своей душе заботитесь? Думаю, что нет, иначе вы бы себя так не вели.
Соня остановилась, посмотрела, далеко ли она ушла от коляски. Удивилась, что никуда от нее не ушла.
- Что за наваждение? - воскликнула она.
- Не наваждение, а зазеркалье, - ответил Федор Ильич, выйдя из-за коляски. - Садитесь. Я все же должен вас в родительский дом доставить.
 Соня уселась на свое место. Федор Ильич занял место кучера. Коляска покатила по дороге. Соня решила больше не буравить учителя своим взглядом, а лучше разглядывать окрестности. Думать ей ни о чем не хотелось. Зачем размышлять над словами Федора Ильича, если они расстаются навсегда?
 Тогда Соне в голову не пришло, что впоследствии ей придется много раз возвращаться к их разговору и размышлять о смысле жизни...

  Федор Ильич довез Соню до дома. Они сухо простились. Она мысленно дала себе слово, что больше не станет думать про изящного учителя, что выйдет замуж за Алексашку и будет самой-самой счастливой на свете.
  Максим Максимович Грендаль был раздосадован тем, что Соню привезли домой так рано. Все надежды на то, что ей подыщут мужа в пансионе, рухнули. Теперь ему самому предстояло заниматься этим. Максим Максимович знал много достойных людей, но они все были в преклонных летах. Молодых людей Максим Максимович не жаловал. Он считал их повесами, желающими жить за чужой счет. Он не мог представить, что его единственная дочь Сонечка станет женой альфонса.
- Эх, быть тебе, Сонька, старой девой! - воскликнул он, вконец измаявшись от своих мыслей.
- А хоть бы и старой девой, что в этом плохого? - парировала она.
- Плохого не много, да и хорошего маловато, - ответил он. - Ладно, повременим годок другой, а там может и объявится какой женишок.
И он объявился. Перед семейством Грендаль предстал красавец гусар, в котором они не сразу узнали Алексашку Федулова. Он возмужал. Взгляд стал суровее, голос погрубел, но остались в нем знакомые нотки, которые были дороги Сониному сердцу.
- Вот, отпуск выхлопотал, чтобы с вами, Софья Максимовна, повидаться, - сказал он, спрыгивая с вороного коня. - Спросить хочу, верны ли вы своему слову? Может, желаете от него отказаться?
- Нет, - ответила она, вспомнив их последнюю встречу. Алексашка порывисто обнял Соню, поцеловал в губы, вскочил в седло:
- Я еще приеду, жди меня, Сонечка.
- Долго ли ждать прикажите, господин гусар? - крикнул Максим Максимович. Алексашка уловив иронию в его голосе, крикнул в ответ:
- А, когда оказия будет, тогда и приеду.
- Вот тебе раз, - всплеснула руками Лукерья Ниловна. - И есть-то - голь-перекатная, а туда же, когда оказия будет. Соня, ты что ему наобещала, что он так распоясался?
- Не помню, - ответила она, пожав плечами. - Честно, ни словечка не помню, маменька. В другой раз приедет, я его обо всем и расспрошу. Будет тема для бесед.
- Ой, Соня, какая ты у нас непутевая, - покачала головой Лукерья Ниловна. - Тебе детей пора растить, а ты беседы вести хочешь. Может, от того, что ты у нас слишком умная, счастье-то тебя стороной и обходит?
- Ладно, не причитай, - прикрикнул на нее Максим Максимович. - Сдается мне, неспроста Алексашка этаким гоголем к нам заявился. Какая-то заковыка в этом скрыта. Ты, Софья, не очень-то на его счет обольщайся. С такими как он нужно настороже быть. Он ради денег на любую сделку с совестью пойдет и глазом не моргнет.
- Будет вам, папенька, - вступилась за Алексашку Соня. - Это ваши богатые господа готовы ради денег на любую подлость, а он не такой. Он меня любит с самого детства.
- Много ты понимаешь в любви-то, - шлепнув ее легонько по лбу, сказал Максим Максимович. - Думаешь, Алексашка все эти годы ради тебя тут крутился? - она кивнула. - Дудки! - воскликнул Максим Максимович. - Он тут высматривал, как мы хозяйство ведем, чтобы в случае недогляда, что-нибудь стянуть.
- Не желаю вас больше слушать, - Соня зажала уши и убежала к себе.
Приезд Алексашки ее обрадовал. Теперь она снова может мечтать и фантазировать, сколько ей захочется. Предметом ее фантазий станет красавец гусар в белоснежном мундире, решивший покорить сердце египетской царицы.
С какой-то щемящей тоской Соня вспомнила пансион Соловьевых. Захотелось узнать, как сложилась жизнь других воспитанниц по прошествии трех лет со дня выпуска. Возникло нестерпимое желание вернуться в мастерскую мадам Ирмы, чтобы посмотреть на манекены.
- Кто запретит мне навестить Ирину Ильиничну? - спросила Соня своего двойника, отраженного в зеркале. - У меня есть отличный повод, я еду к ней, чтобы заказать подвенечный наряд. Думаю, она будет рада. А если нет? Я вернусь домой.
Соня подошла к гардеробу, распахнула створки, уставилась на одежду, висящую на вешалках.
- Ехать не в чем, - сказала она, стукнув по дверце кулачком. - Нужно срочно что-то сшить. Что-то похожее на наряд гимназисток. Пусть поверят в то, что все эти годы я по ним скучала.
 Соня осталась довольна своей выдумкой. Поехала к портнихе. Мысль о пансионе так ее увлекла, что она совершенно забыла про Алексашку. Поэтому, когда случайно встретилась с ним у реки, растерялась. Он тоже не ожидал ее увидеть, был к этой встрече не готов. Сюда, на берег реки, его привели другие мысли.
За годы разлуки с Соней произошло много такого, о чем Алексашка предпочитал не вспоминать. Его жизнь сложилась совсем не так, как он того хотел. Ему следовало идти вверх, а он покатился вниз да с такой скоростью, не остановить.
Его грехопадение началось в борделе, куда друзья гусары затащили его насильно, предварительно изрядно напоив.
- У гусара должно быть не меньше сотни побед на любовном фронте, - наставляли они горе-вояку, смеясь над тем, что он желает боевых побед. - Успеешь еще навоеваться. Радуйся, что наш полк стоит на зимних квартирах и не собирается с них сниматься. Подожди до лета.
  Но летом тоже ничего не изменилось. Тогда Алексашка пошел к командиру. Тот внимательно выслушал его, сказал:
- Впервые вижу смельчака, рвущегося в бой. Ладно, похлопочу за тебя.
  Через несколько недель Алексашку отправили на Кавказ. Там он вкусил все прелести военной жизни. «Понюхал пороха» - смеялись сослуживцы. Был ранен, но не настолько сильно, чтобы сокрушаться о своем приезде в это странное место, где люди никак не могут найти взаимопонимания. Где убивают друг друга за клочок земли.
Когда наступило недолгое перемирие, Алексашку отправили обратно, дав задание охранять престарелого господина. Алексашка не стал задавать вопросов: кто он? Зачем ему нужна охрана? Он просто выполнял приказ. Выполнял его добросовестно. За что получил увесистый кошелек с деньгами и недельный отпуск.
Деньги Алексашка быстро промотал с друзьями. У него не осталось ничего кроме коня, мундира и скромного жалования, на которое семью содержать невозможно. Значит, о женитьбе на Соне можно позабыть.
- Зачем же я ее с таки упорством добиваюсь? Зачем? – спросил себя Алексашка. - Нужно поехать к реке и...
    Алексашка прискакал к реке, сбросил мундир, замер, увидев Соню, идущую вдоль берега. Она его не видела. Была погружена в свои мысли. Он мог ускакать, но делать этого не стал. Уселся на траву, а когда Соня подошла ближе, вскочил и с жаром заговорил о том, какая Соня стала красавица, как он счастлив, что они скоро будут вместе.
- Ты разбогател? - спросила Соня, строго на него посмотрев. Вопрос его рассердил. Он развел руками, сказал победоносно:
- Я наг, как в день сотворения мира.
- Это прекрасно, - обрадовалась Соня. - У нас с тобой, Алексашенька, есть прекрасная возможность быть самими собой, быть безгрешными.
- Быть безгрешным - задача непростая, - сказал он, припомнив сотню своих грехопадений.
- А ты попробуй, - предложила она. - Давай поиграем в догонялки. Лови!
Соня метнулась в сторону, приподняв свое длинное платье. Алексашка выждал минуту, а потом помчался следом. Догнал, повалил на траву, навалился сверху всем своим телом,  рванул на ее груди платье. Соня закричала так истошно, что он испугался.
- Что ты делаешь? Ты, ты... - Соня с силой оттолкнула его, вскочила. - Мерзавец. Не смей больше ко мне приближаться. Не желаю тебя видеть. Ты...
Она вскочила на ноги и убежала прочь. А он так и остался лежать на траве. Солнце нещадно палило, но огонь, который полыхал в его душе, был намного сильнее.
- Вот и все, - думал Алексашка, глядя на плывущие мимо облака. - Как глупо все вышло. Как все нелепо... Жизнь моя не имеет теперь никакого смысла. Мне нужно вернуться в полк и… умереть смертью героя...

  Вернувшись домой, Соня долго дула губки перед зеркалом. То, что сделал Алексашка, ее изумило. Она закричала не от страха или стыда, а от неожиданности. Она увидела перед собой не приятеля по детским играм, а одержимого страстью мужчину и поняла, что желает почувствовать, понять, что же такое страсть. Ей захотелось узнать, почему все так стремятся ее испытать? Что такое особенное дает она людям? Задавать подобные вопросы родителям Соня постеснялась. Решила, что задаст их Ирине Ильиничне. Но так и не спросила ее.
  Вернувшись в пансион, Соня вновь  почувствовала себя гимназисткой, которой следует больше слушать, молчать и все подмечать. Ее обрадовало то, что в пансионе ничего не изменилось.
  Она сидела на высоком стуле в мастерской мадам Ирмы и внимательно слушала  подробный рассказ о жизни обитателей пансиона.
- Воспитанницы также беспрекословно выполняют указания Амалии Львовны. Директор пансиона погружен в свои неотложные дела. Федор Ильич ведет уроки изящной словесности, рассказывая барышням удивительные истории. В него влюблены все без исключения пятиклассницы. Александр Петрович Меньшиков уехал из пансиона вслед за тобой, Сонечка. Правда, в отличие от тебя, он приезжает сюда дважды в год: на Рождество и выпускной бал. Латынь Меньшикова больше не интересует, он увлечен другой барышней, - мадам Ирма подмигнула Соне, прикрыла лицо тканью, проговорила изменившимся голосом:
- Меньшиков увлечен барышней по имени Ирина. А она никак не желает расставаться со своим зазеркальем. Она ходит по своей мастерской, перекладывает с места на место такни, и ждет чуда.
Ирина убрала ткань от лица, подбежала к Соне, обняла ее, воскликнула:
- Сонечка, как хорошо, что ты приехала! Как я рада, что ты свободна. Скажи, дорогая моя, могу я рассчитывать на твою помощь?
 Соня растерялась, пожала плечами.
- Только не отказывайся сразу от моего необычного предложения, - попросила Ирина Ильинична.
- Хорошо. Я постараюсь вам помочь, если это будет в моих силах, - пообещала Соня.
Ирина Ильинична звонко рассмеялась.
- Милая моя Сонечка, думаю, нам нужно говорить не о силе, а о смелости, потому что я хочу предложить тебе остаться в мастерской вместо меня. Я обещала Александру Петровичу поехать с ним на остров Капри. Мне хочется подышать морским воздухом.
- Карпе дием, - вспомнила Соня загадочную фразу. И подумала:
- Лови момент, Соня. Другого шанса попасть в зазеркалье может и не быть.
- Нас не будет несколько дней, - сказала Ирина Ильинична так, словно Соня уже согласилась. - Думаю, тебе не придется здесь скучать. Ты все здесь досконально  исследуешь и убедишься, что бояться здесь нечего. Ну что, согласна?
- Да, - ответила Соня.
- Умница ты моя! - воскликнула Ирина Ильинична. - Я тебе за твою услугу подарю платье подвенечное. Ты ведь за ним сюда приехала?
 Соня отпираться не стала, хотя не смогла вспомнить, когда сказала мадам Ирме, что приехала сюда заказать подвенечный наряд. Она внимательно выслушала наставления, которые дала ей модистка, приняла из ее рук ключи и растерянно спросила:
- Вы не боитесь, что я сделаю что-то не так?
- Я, моя дорогая, не боюсь ничего, - ответила мадам Ирма, поцеловала Соню в лоб и убежала через потайную дверь. Их с Александром Петровичем отъезд должен был оставаться тайной. Зачем? Так, прихоть и все.
  После ухода Ирины Ильиничны Соня принялась расхаживать по мастерской, разглядывая ткани, кружева, ленты, пуговицы. Она поняла, что нарочно так долго бродит по небольшому залу, чтобы не идти в примерочную. Несмотря на то, что прошло больше трех лет, ощущение пережитого страха еще сильны в ее памяти.
- Перебороть свой страх можно, шагнув ему навстречу, - сказала Соня, войдя в примерочную. Огляделась. Зеркала стоят в ряд, прижавшись друг к другу боками. В каждом из них отражается Соня в наряде, похожем на наряд гимназисток. Правда, вместо белого кружевного воротничка - белая камея.
- Добрый вечер, - сказала Соня, слегка склонив голову. Толкнула поочередно все зеркала, вспомнив, как это делала мадам Ирма.
Зеркала повернулись ровно настолько, чтобы она смогла увидеть, спрятанные за ними манекены. Десять зеркал скрывали десять нарядных барышень, похожих на Соню. Она вскрикнула, прижала ладошки к губам, замотала головой.
- Зачем Федору Ильичу понадобилось мастерить столько одинаковых кукол? - прошептала она. - Он безумец. Он одержимый человек. Он мною одержим.
Но тут же вспомнила его нравоучения и решила, что не стоит быть такой самоуверенной. Не стоит придумывать то, чего не может быть никогда. Нужно дождаться появления изящного учителя в этой мастерской и обо всем его спросить. В том, что Федор Ильич сюда придет, Соня не сомневалась. Поэтому решила до его прихода изучить каждый уголок зазеркалья, чтобы ничего не бояться.
 Соня увидела позади манекенов ниши, в которых прятали манекены в случае необходимости. Ниши закрывались тканевыми занавесками, в точности повторяющими рисунок обоев. Потайная дверь, через которую убежала Ирина Ильинична, позволяла из примерочной попасть в длинный коридор, по обеим сторонам которого находились комнаты. Их было шесть. По три с каждой стороны. Для кого? Пока было неясно. Длинный коридор заканчивался винтовой лестницей, ведущей в подвальное помещение. Там располагалась мастерская скульптора. На большом столе и на полу лежали куски мрамора, гипса, глины и еще какого-то не известного Соне материала.
Она подошла ближе, дотронулась до гладкой поверхности камня, отдернула руку, ощутив странное жжение. Отошла от стола. Ее внимание привлек бюст, накрытый мерцающей тканью. Соня подошла к нему на цыпочках, словно боялась потревожить, аккуратно сняла ткань, замерла, разглядывая одухотворенное женское лицо с очень выразительными глазами.
- Кто эта женщина? - задала она мысленный вопрос. - Наверно, это - Галатея, которую ищет Федор Ильич.
  Хлопнула входная дверь. Послышались шаги. Соня набросила ткань на скульптуру, помчалась по винтовой лестнице вверх. Ей не хотелось, чтобы Федор Ильич застал ее в своей мастерской. Нужно было спрятаться в одной из комнат. Она юркнула в ближайшую дверь. Откуда ей было знать, что именно эта комната принадлежит Федору Ильичу, что он идет туда, чтобы уединиться.
  Услышав, как повернулась ручка, Соня спряталась за занавеску. Ситуация была комичной, но было уже поздно что-то менять.
- Федор Ильич пробудет здесь недолго, - успокаивала себя Соня, старясь не дышать. – Он сейчас уйдет.
А Федор Ильич уходить не собирался. Он улегся на кровать, взял книгу и начал читать вслух. Громко, с выражением, словно читал специально для нее. Соня краснела и мысленно корила себя:
- Ах, какая же я дуреха. Как мне теперь выкручиваться из этой ситуации? Что мне теперь делать?
Федор Ильич стал читать громче:
- «Миловидность обманчива и красота суетна: но жена, боящаяся Господа, достойна хвалы. Крепость и красота - одежда ее, и весело смотрит она на будущее. Уста свои открывает с мудростью и кроткое наставление на языке ее. Она наблюдает за хозяйством в доме своем и не ест хлеба праздности. Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчугов».  Вот такой, Софья Максимовна, по мнению царя Соломона должна быть женщина, достойная внимания. Выходите из своего укрытия, - Федор Ильич отложил книгу, сел на кровати. - Выходите, выходите, не бойтесь.
Соня медленно отодвинула занавеску, сделал несколько шагов вперед.
- Простите, я не знала, что это ваша комната.
- Я вас не виню, Сонечка, - сказал он с улыбкой. - Я очень рад вас видеть. Рад, что вы остались такой же глупышкой, что мои советы мимо ушей пропустили, - встал, подошел к ней, обнял, но тут же отстранился. - Сядьте на мою кровать.
- Зачем? - Соня побледнела.
- Сядьте, не бойтесь, а я на ваше место встану, - подтолкнул Соню к кровати, сам спрятался за шторой. Спросил оттуда:
- Хорошо я спрятался?
- Нет. Я вижу все, что вы делаете, словно вы и не прятались от меня. Ой, какой стыд, - Соня вскочила с кровати, выбежала из комнаты. Примчалась в зазеркалье, нашла там укромный уголок, забилась в него и дала волю слезам. Надеялась, что Федор Ильич ее отыщет и утешит. Но в который уже раз ошиблась на его счет. Он искать ее не пошел. Он запер свою дверь на ключ и не входил из комнаты до утра.
  А утром Соня нашла записку со строгим распорядком дня, который ей следовало соблюдать. Эта строгость ее обрадовала. Она восприняла ее подарком судьбы.
  Зная, что Федор Ильич на уроках, Соня пробиралась в его комнату, брала книгу, которую он читал и украдкой ее читала, а потом возвращала на место. Соня надеялась стать такой же  мудрой, как барышня, позировавшая для мраморного бюста, и смотреть на мир такими же выразительными, полными жизни глазами.
С Федором Ильичем они больше ни разу не столкнулись. По-видимому, у него был другой распорядок дня. Соня ждала возвращения Ирины Ильиничны, но дни складывались в недели, потом в месяцы, а мадам Ирма все не возвращалась.
  В мастерскую привезли рождественские костюмы. Нужно было переодеть манекены. Соня не сразу решилась заняться этим делом. А занявшись, увлеклась и не заметила, как в зазеркалье появился Федор Ильич. Он присел на табурет и замер. Наткнувшись на него, Соня ойкнула, попятилась.
- Добрый вечер, Софья Максимовна, - сказал он поднявшись. - Вам здесь нравится?
- И да, и нет, - ответила Соня. - Мне здесь одиноко. Скажите, вы знаете, когда вернется Ирина Ильинична?
- Никогда, - ответил он с грустью в голосе.
- Вы шутите? - спросила Соня с надеждой.
- Нет, - ответил он, покачав головой. - Нет, Сонечка, я не шучу. Ирина Ильинична назад возвращаться не собиралась изначально. Она давно решила сбежать с Александром Македонским, да не знала на кого оставить зазеркалье. Директор пансиона Илья Федотович требовал, чтобы мастерская продолжала работать. Это - особое место, о котором ходят противоречивые, порой ужасные слухи. Но именно они и придают пансиону особую привлекательность. Зазеркалье манит многих. Зазеркалье многих пугает. Зазеркалье заставляет побеждать человеческие пороки, искоренять недостатки. Вы в этом сами убедились, попав сюда, - он улыбнулся. - Когда вы, Сонечка Грендаль, впервые переступили порог этой мастерской, Ирина Ильинична сказала, что хотела бы иметь манекен, похожий на вас. А когда вы ушли, она воскликнула:
- Она моя спасительница! Эта барышня сама решит заменить меня. Сама...
Ирина не ошиблась. Вы сами приехали к нам, добровольно остались в зазеркалье вместо нее. Теперь вы - наша пленница.
- У меня есть жених, он будет меня искать, - сказала Соня с вызовом.
- Охотно верю, - проговорил Федор Ильич с улыбкой. - Но это ровным счетом ничего не значит, потому что вы, Софья Максимовна, часть этого мира, - он показал рукой на манекены, похожие на Соню. - Видите, здесь теперь только ваши портреты.
- Зачем же вы тогда мне читали книгу мудрости, если собирались заточить меня здесь? - воскликнула она раздраженно.
- Для мудрого человека нет границ. Мудрость знает, как стать свободной, - он развернулся и вышел из зазеркалья. Соня бросилась за ним следом.
- Постойте, Федор Ильич, скажите, зачем вам, вам все это нужно?
- Не знаю, - ответил он и только потом повернулся. Соня бросилась в его объятия.
- Вы хотите, чтобы я стала вашей женой?
- Не знаю, - прошептал он, не решаясь сказать правду.
Много лет назад Ирина сказала ему:
- Федор, ты сможешь излечиться от своей любви и страсти только тогда, когда встретишь барышню похожую на Доротею. Только постарайся ее не испугать, не отталкивай ее, не погаси огонь, вспыхнувший в ее сердце, и тогда ты поймешь, что жизнь не заканчивается. Каждый новый виток спирали судьбы прекрасен по-своему. Дорожи этим.
- Я постараюсь внять твоим советам, - пообещал он ей тогда, не ведая, что в их пансионе появится Соня, Софья Максимовна Грендаль - воительница и простушка одновременно.
Она сразу очаровала Федора Ильича. Но он подавил в себе чувство восторга. Он не желал никого сравнивать с Доротеей, потому что она несравненная женщина. Она - единственная и неповторимая, в этом заключается ее прелесть и ее безмерная над ним власть. Он никогда не забудет Доротею, поэтому он не знает, что сказать Сонечке, дрожащей в его объятиях.
  Они стоят в зазеркалье, в мире, который придумала Доротея. Стоят и молчат. Он не разжимает объятий, потому что давно не чувствовал человеческого тепла.
- Что такое страсть?  - нарушает молчание Соня.
- Страсть - это электрический разряд, заставляющий людей повиноваться инстинктам, желаниям плоти, она заставляет терять рассудок, - отвечает он.
- Как все это странно, - говорит Соня, еще теснее прижимаясь к его груди.
- Это закономерно. Это необходимо для продолжения рода человеческого, - говорит он. Неожиданно для себя подхватывает Соню на руки и несет ее в свою комнату, залитую лунным светом.
Все, что между ними происходит потом, происходит с изяществом, на которое способен только учитель изящной словесности…

  Соня увидела, как пастушка, сидящая на берегу чистейшего озера, нырнула под воду, достала со дна амфору из слоновой кости и залюбовалась тонкими радужными струйками, вытекающими через ее ажурные бока. Со всех сторон к озеру слетелись белые лебеди, наполнив пространство шумом крыльев и громкими криками восторга.
- Как прекрасно быть счастливой, - проговорила Соня.
- Дарить счастье другим - еще чудесней, - сказал Федор Ильич.
При свете луны его лицо светилось удивительным мерцающим светом.
Но это Соню не испугало. Она была рада, что стала частью фантастического мира, названного зазеркальем...


Рецензии
Очень достойное произведение, написанное в классических традициях русской литературы с ненавязчивым современным интеллектуальным мейнстримом. Понравилось!

Алекс Нефедов   27.01.2017 19:16     Заявить о нарушении
спасибо огромное. На Литрес есть почти все мои книги, можно посмотреть, почитать отрывки.http://www.litres.ru/elena-fedorova-8990733/zagadki-fausta/

С уважением, Елена.

Елена Федорова -Поверенная   26.02.2017 15:59   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.