Творческий полёт писателя Виктора Лескова

                ТВОРЧЕСКИЙ ПОЛЁТ ПИСАТЕЛЯ ВИКТОРА ЛЕСКОВА

Кто бывает в Унечском районе Брянской области в деревне Вяльки, тот не может не заметить то, что в давние времена народ знал, где селиться. Вяльки своими улицами располагается на нескольких увалах, и все они сбегают к одноимённому красивому озеру, окружённому деревьями и кустарниками. Считается, название Вяльки произошло от простонародного слова «вяликие», то есть на высоком месте и большая деревня. Именно здесь, среди красивой природы, семь десятков лет назад родился наш замечательный брянский писатель Виктор Николаевич Лесков.
В семье будущего колхозного бригадира Николая Давыдовича Лескова и Феодоры Михайловны было семеро детей: четыре сына и три дочери. Виктор был самым младшим. Рос смышлёным и бедовым. Николай Давыдович в шутку, бывало, говорил: «Витя у нас будет гений, вон как за старшими книжки подбирает». Рано познали Лесковы и горечь утрат. С войны не вернулся один из старших – брат Иван – сложил голову под Гомелем. А средний Жора в мальчишеских шалостях сломал шейный позвонок и долго маялся неизлечимым недугом, отчего  преждевременно ушёл из жизни. Сёстры Татьяна, Нина и Люба любили младшего брата и по очереди занимались с ним.
Виктор Николаевич научился читать рано – в четыре года. В пять умел уже писать и считать; вместе с сёстрами первого сентября 1948 года пришёл впервые в местную школу с твёрдым желанием учиться. Однако учительница Анна Андриановна сумела убедить, дескать, рано ему за парту садиться. Успеет ещё ходить за знаниями, надо дома побыть да опыта набраться. Виктору и родители и сёстры то же самое внушали: мал ещё, не примут. И потому особо не возражал – послушно пошёл домой.
С детства умел добиваться своего и через год опять самостоятельно пришёл в школу. И только было учительница принялась опять уговаривать, как Виктор достал из полотняной сумки букварь и стал шпарить так быстро, что даже второклассники не поспели бы за ним. Он справился также успешно и с арифметическим счётом. Таким образом, в шесть лет, в виде исключения, его приняли в первый класс.
В деревне была только семилетка. Десятилетку заканчивал за десять километров от родных Вялек в селе Кривошеи соседнего Стародубского района. Военное и послевоенное детство тогда для всех было тяжёлым. И не мудрено детвора большой семьи Лесковых вместе с родителями работала на родной земле. Виктор собирался после школы остаться в селе, дескать, выучиться на агронома. Но отец Николай Давыдович не согласился с желанием сына связать свою судьбу с колхозом. И посоветовал тому ехать в Воронеж, где жил старший брат Николай…
Из детей у Лесковых самый старший Николай Николаевич 1923 года рождения. Когда началась  война, его зачислили в Вольское авиационное училище, летал на «У-2». Немец яростно наступал, началась Сталинградская битва, всё училище перебросили на защиту города на Волге. Там он был тяжело ранен. После излечения его направили в артиллерийское училище, и лейтенантом отправился на фронт. Военную службу в звании капитана закончил в Берлине. После  окончания Воронежского университета работал инструктором в райкоме партии, преподавал в школе историю.
В Воронеже младший из братьев Виктор поступил в строительный техникум. Но на первой же практике понял – стройка не его дело и тогда пошёл учеником фрезеровщика на завод. Удачно сдал экзамены на вечернее отделение в политехнический институт.
Но однажды старший брат Николай предложил Виктору пойти по его стопам военного лётчика.
Так он попал в Тамбовское авиационное военное училище. За четыре с половиной года совершил около трёхсот учебных вылетов на «ЯК-18» и на «ИЛ-28».
Первый опыт литературного творчества к Виктору Николаевичу пришёл ещё в школе. На уроке географии учитель просила показать одному ученику Австралию. Однако тот указал на Гренландию. И вот эта комичная ситуация натолкнула Виктора сложить стихотворение, правда, которое не сохранилось. Впрочем, как и другие его поэтические опыты. С тех пор за стихи больше не брался.
В училище романтико-суровая действительность подвигла юного курсанта попробовать себя в литературе. Однако особый успех долго не приходил. После окончания училища был направлен на службу в Псковскую область в город Остров. Став служить в боевой части, Виктор  Николаевич  написал очерк «Перегрузка», который напечатала газета «Страж Балтики». Суть его такова: у опытного лётчика не выпускалась стойка шасси, и только большим усилием, создавая перегрузку, удалось сорвать стойку с замка убранного положения. Второй работой стал рассказ под названием «Контрольный полёт», который почему-то не понравился начальству…
В 1969 году Виктор Николаевич при конкурсе в полторы тысячи человек на место поступил в Литературный институт имени Горького, который окончил с отличием в 1975 году. Семинар вёл один из лучших прозаиков Григорий Бакланов. А когда начальство узнало о студенте-литераторе, который своими произведениями вдобавок нарушал спокойствие, оно посчитало, что остро пишущий лётчик им не нужен и отправило его на Дальний Восток, где продолжал служить в морской авиации. Но и здесь с начальством не всегда складывались хорошо отношения. Сочетать лётную работу и литературу было отнюдь не легко. Виктору Николаевичу повезло там встретить замечательную девушку – будущую жену Людмилу Васильевну.
Писательское зрение Лескова наблюдательно, первая повесть «С высоты полёта» появилась в журнале «Знамя» №1 за 1977 год. Она имела у читателя большой успех и отклики. Чтобы современный читатель мог представить, о чём в ней говорилось, приведу почти весь отзыв Виктора Кузнецова из журнала «Литературное обозрение» №7 1977: «Познавательная ёмкость – вот отличительная черта этой небольшой повести. За несколько часов чтения очень много узнаёшь о её героях – современных военных лётчиках. Автор – сам лётчик. И во всём, о чём он рассказывает в повести, ощущаешь доподлинность знания.
В повести «С высоты полёта» – два героя, два полярных характера: командир тяжёлого бомбардировщика Александр Иванович Игнатьев и его помощник, правый лётчик (второй пилот) Андрей Хрусталёв. Перипетии их взаимоотношений, собственно, и составляют сюжет повести. Игнатьев на первый взгляд безупречен во всех отношениях: примерный семьянин, добросовестный служака, рассудительный командир. «Когда приезжают комиссии с проверкой документации – а они не так уже и редки, – за подразделение майора Игнатьева можно быть спокойным. Всё учтено, своевременно записано, хранится в надёжном месте». В его экипаже вроде бы всё в порядке и с политзанятиями и с освоением новой техники, и с освоением новой техники, и с организацией отдыха подчинённых…
Но именно «вроде бы»! И выявляется это постепенно, по ходу развития конфликта между Игнатьевым и Хрусталёвым. Добродетели Игнатьева – показные, Добродетели Хрусталёва – истинные. Для него главное – не то, как показаться начальству, а то, как вести дело. Влюблённость в свою работу и безукоризненная честность присущи Хрусталёву. Для автора повести эти качества, пожалуй, главные при оценке человеческой личности вообще и личности командира в частности.
Отец Андрея Хрусталёва бывший командир разведвзвода, как-то говорил сыну: «Ты, Андрей, в командиры особенно не рвись. Человек, если характер не приобрёл, во власти часто теряет самого себя. Гнётся, как лоза, и только в одну сторону – куда дует ветер. А наша армия сильна самостоятельными, толковыми командирами. Так что сначала соразмерь свои силы и возможности».
Хрусталёв-младший строго придерживается этого принципа, трезво оценивает себя, свои возможности, ибо только так можно приносить настоящую пользу любимому делу.
Иными соображениями руководствуется Игнатьев. «Всё должно приходить в своё время, –– считает он.– А если не приходит, то надо брать самому». И он старается брать, несмотря на то что и знаний у него, в общем-то, маловато… Игнатьев понял нехитрую истину: «Всё, оказывается, решают люди. И надо уметь с ними ладить, не наживать врагов. Да не просмотреть, перед кем снять шапку…». И действительно, нашлись «доброхоты», которые рассудили так: отличным лётчиком Игнатьев не станет, но командир из него получится.
В повести опровергается мнение «доброхотов». Автор испытывает своих героев на профессиональную состоятельность, нравственную стойкость, проверяет их суровыми законами неба. Прибывший на должность командира полка энергичный «академик» проводит тренировки экипажей в труднейших метеорологических условиях. Игнатьеву это не нравится: «Присылают сюда всяких ухарей звёзды хватать!». В напускной браваде уже чувствуется его затаённый страх перед трудным полётом. Не уверен Игнатьев в его благополучном исходе, и не без оснований. В снежную круговерть поднял он многотонную махину в небо. А вот произвести посадку оказалось ему не под силу. Как выражаются в авиации, быть бы «большому костру», не приди на выручку Хрусталёв.
Андрей Хрусталёв одержал нравственную победу над Игнатьевым. Автор в целом убедительно доказывает это…
В.Лескова отличает умение органично соединить профессиональную достоверность и художественное исследование…».
Позже из-под пера Лескова вышел превосходный рассказ «В интересах службы». Газета «Красное Знамя» так писала о нём: «..начатый легко и иронично: «Зима здесь не знала срока, а терпение капитана Вялькина не имело предела. Так оно и жилось».  «Это изящное начало, – продолжала газета, – задало  тон и всему рассказу о людях маленького островного гарнизона. И капитан Вялькин, и мичман Гвоздюк по прозвищу Дюбель, и матросы Кириллов и Орехов выписаны так рельефно, так мудро и так просто, что этот небольшой рассказ стоит многих иных романов. Герои В. Лескова люди военные, и даже личные их помыслы связаны с интересами службы Отечеству. Без пафоса, без нравоучений, без пышных слов и картонного патриотизма писатель показывает нам людей современной армии».
В «Знамени» №9 за 1982 год появился интересный очерк «На вертикалях», в котором военный лётчик проверяется в экстремальной ситуации на мастерство, выдержку, мужество и высокий профессионализм. Автор исследует становление его характера…
О повести автора «Вертикальный взлёт», напечатанной впервые в журнале «Новый мир» №2 1986,  писала газета Краснознамённого Тихоокеанского флота  «Боевая вахта»: «…Повесть, отмеченная зрелой самостоятельностью разработки материала, продолжает лучшие традиции нашей литературы о военной авиации, которую мы связываем с именами  Г.Семенихина, Б.Полевого, И.Рахилло, М.Галлая.
…К достоинствам повести следует отнести динамичное развитие сюжета. От первой страницы он держит читателя в напряжении. Языку повести свойственны образность, точность. Повесть не оставит равнодушной и военного читателя, и людей мирной профессии: тема, которую разрабатывает Лесков, дорога всем. Он пишет о вооружённых защитниках Отечества, о верности воинскому долгу».
Так что как писатель Лесков сформировался на Дальнем Востоке. В «Дальиздате» вышли книги «Серебряные стрелы (1978), «За облаками среднего яруса» (1987). Его повести, рассказы и очерки сначала печатались в журналах «Знамя», «Новый мир», «Октябрь» и «Советский воин». Отклики появлялись в газетах «Красное знамя», «Советская Россия». Впоследствии в Воениздате вышли ещё две книги «Круги бытия»(1986) и «Под крылом океан» (1989).
В 1988 году Приморской писательской организацией был принят в СП СССР.
Летал на «ТУ-16» и «ТУ-95». В общей сложности налетал более четырёх часов. Двадцать семь лет Виктор Николаевич отдал морской авиации и в звании подполковника ушёл в отставку. В 1989 году вернулся на родную Брянщину.
В 1990 году В.Н.Лесков стал победителем литературного конкурса Минобороны «За яркое художественное отображение героико-патриотической темы в книге «Под крылом океан». И позже становился победителем ещё многих литературных конкурсов. К примеру, имени Н. Островского…
В своей статье, напечатанной  в еженедельнике «Литературная Россия» №11 за 15. 03. 2013 год «Гробовщина», Виктор Лесков из большой скромности о себе отозвался, на мой взгляд, крайне уничижительно и несправедливо: «Писатель, я скажем так, мелкий, но не потому, что ничего не имею за душой. В своё время, защитившись в Литинституте, подавал какие-то надежды, но беда: руки не доходят до стола. Около тридцати «календарей» лётной службы в частях морской авиации. Увольняясь, рассчитывал: вот уж напишусь вволю. Увы! Двадцать с лишним лет с головой в сельском хозяйстве – ударным трудом вместе с оставшимися дееспособными в совершенно безнадёжном деле – не даём Змеям-Горынычам агрохолдингов проглотить с ножками и рожками родную деревню Вяльки.»
Я к тому привёл из статьи пространную цитату Лескова, что знаю его творчество, к сожалению, только по «Литературному Брянску», «Новому литератору», где печатались его отрывки из большого автобиографического романа и написаны они, полагаю, высокохудожественно о современной угасающей деревне. Дай-то Бог Виктору Николаевичу успешно закончить трилогию «Воскреснем и встретимся», «С высоты полёта», «За что, любимая». И все эти части венчает единое название – «Прощальный круг». 
В одной из моих статей, посвящённых обзору брянской прозы из альманаха «Литературный Брянск» №8 2010, речь  шла и о рассказе Виктора Лескова «Однолюб». Вот что я тогда писал. «Это драматическая история из жизни гусей. Не помню, есть ли произведения, посвящённые исключительно гусям? Помнятся «Серая шейка»  – сказка про утку, а вот «Гадкий утёнок» оказался прекрасным лебедем. Есть сказка «Гуси-Лебеди». Но реалистического рассказа о любви гусака к гусыне не читал.
Кто из наших писателей мог бы так проникновенно и высоко написать на эту тему, как это превосходно сделал Виктор Лесков? Автор – выходец из деревни – хорошо знает повадки домашних гусей, он настолько убедительно создаёт норов гусака, что ему веришь, дескать, был такой случай и в жизни. Гусак по имени Ферт влюбился в гусыню соседа. Автор описал все его привычки. Оказывается, гусак, селезень и голубь. Как считает автор, не ухаживают за своими половинами, а сами половины перед своими самцами ходят королевами и завлекают их. Не знаю, как гусаки и селезни, но голубь перед голубкой как юла вертится и воркует. Она же ведёт себя пристойно и точно говорит: «Чего он так передо мной вертится»? Хотя этот обряд брачного общения голуби совершают всегда, если рядом с голубкой появляются посторонние голуби, и чтобы она ни-ни! Впрочем, не только… И вот в рассказе Лескова сельские мужики – дружки детства – сошлись на рынке. У Фёдора Тихого четыре гусыни и ни одного гусака. Он и обменивает свою молодую гусыню на молодого гусака Григория Задубенца.
Тихий с ходу почему-то нарёк того Фертом. И стал тот Фертом, и скоро одолел соседского гусака, которого в деревне и у самого хозяина  никто не побивал. Ферт одолел, а гусыня соседа полюбила Ферта. Пусть эта история даже и надуманна, но ей безоговорочно веришь, что так и могло быть. Автор показывает и отношения Тихого и его второй жены Ани. Первая Лиля (невеста ещё со школы) умерла, вторая не сразу стала женой Тихого, но потом жили в ладу и согласии. Аня и заметила, что Ферт на своих трёх гусынь не обращает внимания; поведала мужу, тот принял это как должное. И не могла окончиться добром эта любовь Ферта и Белой гусыни соседа. Заревновала ли Аня, или просто стало жалко своих гусынь, которые делали всё, чтобы понравиться новому кавалеру, своих-то не было. Так он клюв от них воротит и к соседке, переговариваются каждый в своём дворе. Тихий выпустил гулять Ферта, а тот быстренько спаровался с гусыней соседа. Аня  увидела, возмутилась, гусыню острым носком сапога под гузку и… не стало бедной гусыни. Думала, уж теперь, когда не стало соперницы, Ферт подвернёт к своим гусыням. Но не тут-то было, он покричал-покричал от горя и при первой возможности улетел. Куда? К прежнему хозяину? Автор и сам не знает, что сталось потом с Фертом. Рассказ трогает, волнует, параллельно дана любовь людская и птиц домашних. И как после этого хозяева могут лишать их жизни, когда у них любовь, как и у людей?
Рассказ показывает и современную жизнь села: если живут там такие же хозяева, как Фёдор Задубенец и Григорий Тихий, то село ещё живо, правда, пока они здравствуют. А может, и впрямь возрождается? Дай-то Бог ему благодати!»
Недавно прочитал отрывок из ещё неизданного его автобиографического романа «Прощальный круг» под названием «Росчисть». Автор пишет о сложных судьбах людей родной деревни Вяльки. Хоть на эту тему написано немало книг, Лесков не может обойти то, чему сам был свидетель. И пишет он по-своему сильно и убедительно образным языком. В послевоенную деревню приезжает уполномоченный по сборам налогов и недоимок С.С. Самусенко. По совместительству он ещё и лектор. Говорил о достижениях в стране, о планах  и сложной обстановке в мире. А мать-одиночка Дуня после того, как лектор Сергей Сергеевич попросил задавать ему вопросы, спросила: 
«–– Правда люди говорють, что Сталин каженный день и весь год ест гарбузную кашу с молоком?
      По голосу она пискля и вопрос прозвенел в немоте клуба серебряным колокольцем.
     Два года как кончилась война. По весне вся детвора собирала по полям выветрившиеся после сошедших снегов картошины. Мать их сушила, толкла в ступе и пекла тошнотики. Чем не еда, когда на зуб больше нечего кинуть?
    За давностью лет не установить, но вполне возможно, что после упоминания о гарбузной каше с молоком у всех деревенских потекли слюнки. Май же на дворе, а наше золото в земле. Все запасы кончились. Такая каша у нас, конечно, не диво. Но по осени…
    Тогда желтопузые тыквы млеют на солнышке в картофельной ботве, точно молочные поросята. По осени и корова даёт хорошо молоко. А так, чтобы круглый год? Где гарбузов набраться? И корове до телей минимум два месяца надо переходить в запуске. Какие каши без молока?
    По тем временам клуб на общественно-политических мероприятиях забит битком. Ответ интересен не только Дуне, но и всему трудовому народу.
    Самусенко прямо на трибуне из розового стал лиловым. Он непроизвольно оглянулся на президиум, а за президиумом висел большой портрет тогда ещё сурово правящего, в полном здравии, Иосифа Джугашвили. «Отвечай!» — по-отечески, с прищуром, улыбался в усы вождь. Самусенко повёл себя достойно. Он собрался с мыслями и толково объяснял:
    — Чтобы ответить с полной достоверностью на прямо поставленный вопрос, я не располагаю достаточными сведениями. Прошу меня извинить.
    Всё! Как говорится, инцидент «исперчён»! Мир вашему дому!
    Однако все видели, что после ответа Сергей Сергеевич вытащил из нагрудного карманчика пиджака «самописку», блестевшую держателем, и сделал какую-то пометку в своих бумагах.
    Взял Дуню на «карандаш»? Или видел, что рядом с Дуней сидел на лавке бригадир Прозоров и отметил его как скрытую контру? Разве могла сама Дуня додуматься до такого вопроса? Сомнительно! Явная  политическая провокация. Ни кто иной, как Прозоров этот грамотей и книжник, подзудил Дуню, ляпануть какой-то кашей по генералиссимусу…».    
     Так пишет автор. И вот эту Дуню все думали за её некорректный вопрос арестовали. А то, что она гнала самогон, и Самусенко, которому до всего было дело, и поймал её с поличным, это как бы было ни в счёт. И тут как тут оказался как бы кстати, бригадир Прозоров. А его уполномоченный уже приметил, мы помним, своим особым зрением, как контру. Бригадир заступился за Дуню, и как не заступиться в колхозе каждая пара рук ценилась. А Дуня, потерявшая в войну отца, а потом от непосильного труда и надорванного здоровья умерла и мать, была арестована.
     Но тут случилось непредвиденное. Кто-то не выдержал произвола уполномоченного  и вот итог: нашли с простреленной головой Самусенко. А кого  арестовать как не контру- бригадира Прозорова. Хотя вскорости разобрались и его отпустили. Дуняша же отмотала весь срок, приехала в деревню, и всё здесь ей показалось уже другим. Не желала больше в колхозе трудиться, на каторге лучше. Там её обучили разным профессиям. Умела шить, вязать. И всякую другую работу ладила. Однако некоторых земляков за время отсидки уже не было в живых. Деревня вымирала на глазах от истощения. А её,  кормилицу, продолжали уже при Хрущёве давить налогами. «Росчисти» по-Лескову продолжались. Финал отрывка из большого романа впечатляет настолько, что, кажется, русская деревня обречена на окончательное вымирание. Это мы и наблюдаем сегодня, и об этом создаёт свою трилогию писатель Виктор Лесков, который не просто описывает, а показывает историко-социальные явления.
   От одного высокого чиновника, претендовавшего на знание современной деревни, услышал, дескать, деревня 40-х, 50-х, 70-х и 80-х – это разные деревни и что процесс её исчезновения чуть ли не эволюционный. И, выходит, человек с планшетом под мышкой, исполнявший не всегда умные постановления Правительства, тут вовсе был ни при чём. И оттого звучат его заверения о возрождении деревни агрохолдингами абсурдно.
    Вот и думаю, неправ Виктор Николаевич, назвав себя мелким писателем.  «Мелкому писателю» не по плечу поднимать коренные вопросы и старого, и современного села. Одно досадно: руки его не доходили до писательского стола. Ведь Лесков ещё и фермер, награждался грамотами областной администрации за высокие показатели в развитии сельского хозяйства. Уж он-то лучше всякого чиновника знает (проработав больше двадцати лет на родной земле), какие причинно-следственные обстоятельства разоряли и разоряют село… 
     Повести, рассказы и очерки Виктора Лескова, которые печатались в толстых журналах и выходили отдельными книгами в 70-80 годах прошлого века, увы, не довелось читать. Обратился в областную библиотеку имени Ф.И.Тютчева. Но там нет ни одной его книги. А, по словам Виктора Николаевича, он подписывал родной библиотеке по экземпляру каждой. Зачитали? Из газетно-журнальных откликов о них узнал, какие сложные и разные характеры создавал Виктор Николаевич. Как-то он мне рассказал, лежал в военном госпитале на профилактическом обследовании и молодые лётчики признавались, что выбирали профессию после прочтения его книг. А это ли не высшая награда благодарных читателей за истинное  достижение в литературе?
Виктор Николаевич обращался в Воениздат о переиздании его значимых книг, которые и сегодня могли бы воспитывать подрастающее поколение в лучших традициях патриотизма и долга перед Отечеством. Но руководство издательства заявило: они уже бесплатно не печатают. Рынок накрыл и военных. Так что святой долг администрации области выделить средства одному из лучших наших прозаиков, книги которого надо бы зачислить в фонд национального достояния военной прозы.
И обидно, что славный юбилей В.Н.Лесков встречает без переизданной хотя бы одной своей книги. Но ещё больше возмущает, как непочтительно отнеслось к нему руководство Брянской писательской организации во главе с В.Е.Сорочкиным. Зная то, из чего сложился конфликт, полностью беру сторону В.Н.Лескова и поэта Н.И.Ивакина, которые увидели нездоровую и неплодотворную атмосферу в писательском сообществе, поскольку по жизни оба с правильной нравственной позицией. После ознакомления с творчеством Лескова и написания о нём очерка, понимаешь всю ничтожность того, как несправедливо поступили, сняв с учёта Брянской писательской организации замечательного писателя и человека чиновники от литературы, творчество которых ему значительно уступает. Но за здоровую критику разве снимают?

Владимир ВЛАДЫКИН
Брянск