Куэ

Она сидела на обитом красной парчой кресле и вальяжно покуривала сигару. Легкий дым окутал ее тонкий силуэт, делая его почти прозрачным для собеседника.

Он смотрел на нее с восторгом ребенка, побывавшего в сказке: время было не властно над ней. Ни одна морщинка не прорезала ее идеально правильного лица, точенного, будто из мрамора. Ее черные как смоль волосы были собраны в высокую прическу, заколотую жемчужинами, как и десять лет назад, как и двадцать лет назад, как и при первой их встрече... Приталенное платье в пол было из тончайшего бархата и выгодно подчеркивало ее горделивую осанку. Она существовала вне времени — время существовало для нее!

— Ну, здравствуй... — медленно проговорила она, затушив сигару, — ...Джон.

Услышав свое имя, президент вздрогнул.
— Не думал, что ты придешь, — дрожащим голосом проговорил старик.
— Раз в десять лет я могу найти для тебя время, — она чуть заметно ухмыльнулась.

Закрыв глаза, он мечтательно расплылся в улыбке:
— Ты совсем не изменилась с момента нашей первой встречи, — он немного помедлил, — а ведь, кажется, прошло лет 50, не меньше.

Она перевела взгляд на зеркало позади него и самодовольно улыбнулась отражению:
— Что-то должно быть в этом мире неизменным.

Он кивнул, все еще жадно внимая каждому ее слову.
— Но мы ведь не за этим здесь, правда, Джон? — продолжала она, наклоняясь ближе к собеседнику.

Он сглотнул, его лицо исказил страх, а глаза засветились ужасом.
— Верно, — глухо согласился он, сильнее вжимаясь в кресло.

Она в ожидании подняла брови и вопросительно взглянула на него. Джон смутился и быстро поднявшись с кресла, подошел к большому стеклянному шкафу в углу комнаты. Смахнув пыль, он достал полупустую бутылку Faustino I DOC Rioja 1964 года и поставил на столик.

— Как обычно, — облизнулась она, вглядываясь в темное стекло бутылки.

Президент наполнил два бокала трясущейся рукой и с шумом опустился на кресло.
— Как Дороти? — с поддельные интересом спросила она.

Джон вздохнул и уставился в пол:
— Ты ведь знаешь, что она покинула меня после нашей встречи...
— А родственники?
— Они...
— Ах, да! Они отказались общаться с тобой... — перебила она.
— Почти сразу после нашей встречи, — закончили они фразу вместе.

Она откинулась на кресло и усмехнулась.
— Какая жалость.

Джон кивнул. Он боялся ее и в тоже время восхищался, она была для него тем, ради кого он был готов поступиться всем, даже семьей.

— Ты принесла? — стараясь не замечать ее последних слов, прошептал он.
— Я знаю свою работу, Джон, — сказала она, доставая из подола платья черную коробочку из слоновьей кости. — Редкая вещь, — продолжала она разглядывая блестящую шкатулку, — мне подарил ее один знакомый, кажется, его звали Джалаир,— она мечтательно подняла глаза вверх. — Как же он хотел править, но, — она подняла палец вверх, что означало “внимание” — он был только четвертым сыном султана-отца.

Джон не отрываясь слушал ее, а она продолжала:
— Я помогла ему, — перекладывая шкатулку в руках, она снова взглянула на Джона, — но ему было мало: возомнив себя всемогущим как сам Аллах, Джалаир убил своих братьев и стал наконец правителем Персии.

Собеседник облегченно вздохнул. Повисла пауза.
— Жаль, что он умер от рук врага вдали от своей родины, в позоре и бесчестии, — быстро закончила она и рассмеялась, а ее собеседник вздрогнул так, будто получил разряд тока.

Немного помедлив, Джон набрался смелости и задал вопрос:
— Так как же он подарил тебе эту шкатулку?

Она улыбнулась и положила шкатулку на стол.
— Как и к тебе, я приходила к нему каждые десять лет, предлагая уйти со мной пока гордыня не ослепила его окончательно, но каждый раз он отказывался, — она на мгновение замолчала, восстанавливая в голове цепочку событий. — В последний раз я пришла к нему еще до рассвета. Он сидел один на подушках в своем шатре и бездумно смотрел перед собой...

***



Он сидел один на подушках в своем шатре и бездумно смотрел перед собой. Его солдаты разбили огромный лагерь на подходе к Тебризу. Взятие этого города означало полную победу над татарским Ханом. Султан не мог заснуть почти сутки, его мучило какое-то странное предчувствие. Возможно, он не был уверен в своей победе, но с чего бы? Всегда гордый и целеустремленный правитель, ведущий войско за собой, теперь, кажется, сдался? Нет, он не мог просто так отступить, или же... Но Джалаир тут же прогнал эти мысли.

Шорох шаровар насторожил его. Вынув саблю, он привстал. В шатер скользнула женщина, облаченная в красные платки с золотой вышивкой. Он сразу узнал ее:

— Куэ, — прошептал, он отступив на шаг. Она кивнула. — Неужели уже прошло десять лет?
— Да, Джалаил, ровно десять.

Он опустил голову и что-то пробубнил, чего Куэ не могла разобрать.
— Я знаю, зачем ты здесь, но я не готов, — мотал головой он, — совсем не готов, завтра битва...
— Которую ты проиграешь, — перебила она его.
— Ты ошибаешься! Это будет величайшее сражение, за всю историю, — он вознес руки к небу. — Разве я могу проиграть? Я - Величайший из правителей!

Она ухмыльнулась и покачала головой.

— Хорошо, я предупреждала тебя, но выбор все же остается за людьми, — с последними словами она тяжело вздохнула и направилась к выходу
— Подожди, — кинулся он к ней.

***



— Он отдал мне шкатулку, которую так любил в детстве, — она посмотрела куда-то вдаль, будто еще видела силуэт султана, — не знаю, зачем он это сделал... На следующий день его войско было разгромлено, а семья взята в заложники и впоследствии убита.

— А что стало с султаном?

— Он сбежал в Египет, там его и убили, — она потянулась к коробочке. — Но хватит о нем, поговорим о тебе, — с эти словами она открыла шкатулку, достала оттуда маленький мешочек и высыпала содержимое в бокал собеседника. — Твоя очередь.

Джон поднес бокал к губами, и вдруг замер.

— Почему он назвал тебя Куэ?

Она усмехнулась и испытующе посмотрела на него.

— Для его народа я Куэ, для китайцев я Конгли, в вашей культуре я, кажется, зовусь Властью.

Он испуганно кивнул. Президент знал это так же хорошо, как и то, что ему предстоит, но изо всех сил оттягивал пугающее будущее.

— Неужели мне придется приходить к тебе в шестой раз, Джон?

Президент молчал, застыв с бокалом в руке, он не мог больше медлить. Власть вздохнула и направилась к выходу. Поравнявшись с Джоном, она поцеловала его в щеку и, прошептав одними губами “прощай”, растворилась в темноте комнаты.

Джон с шумом откинулся на кресло. Пожалуй, неизбежное было совсем близко, но ее поцелуй будто привел его в чувство, открыл глаза на мир: он слишком одинок, слишком стар, слишком несчастен.. Это "слишком" стояло как ком в горле, почти не давая дышать. Его рука дрожала, но он все же поднес бокал к губам и разом осушил его:
— Прощай, Куэ