Треска

Из Архангельска я родом. Поморка. Архангельск имел свой «слоган», как теперь говорят. ТРЕСКА, ДОСКА, ТОСКА.

Доска, потому как тайга кругом, лес добывают, доски делают. Элитные за границу отправляют. Лесной край. В городе до сих пор мостовые деревянные есть, и не мало. Представьте себе. Мы по деревянным мостовым ходим с давних времен. У южных людей это удивление вызывает, у них дерево – дефицит. А мы удивляемся, когда видим, как у них на земле абрикосы и сливы валяются. Особенно дети наши удивляются, для нас-то это роскошь фруктовая, а тут - на-ко! Никто не собирает с земли!

Тоска в Архангельске от дефицита солнца, зимы темные. А лето, хоть и белыми ночами славится, однако дожди, а то и снег может выпасть. Ну а если в июле вдруг жара наступит на недельку, другую, северяне ноют, скорее бы холодно стало. Так-то в городе каждый может себе развлечение найти по своему хотению. Да и место для гуляний есть шикарное. Набережная Северной Двины. Кто впервые реку нашу увидит, диву даются: какая широкая! Какой там Днепр? Вот бы ее в порядок привести, дно очистить, фильтры поставить от сбросов заводских. Глядишь, и снова бы купаться и загорать на песчаном берегу горожане стали, как мы в детстве.

Ну а треска! Особая песня. Мясистая, мягкая, белая, чисто мясо, только диетическое. Треска – рыба морская,  в северных морях водится,  в наших значит. Белом, Баренцевом и океане Северном Ледовитом.  Рыбаки наши, которые на берегу моря живут, с детства в море ходят. За треской. А нас, северян, еще трескоедами зовут.
Папа мой оттуда родом, Кузьма Евстафьевич. Какое имя!  Из Мезенского района, настоящий помор. C четырнадцати  лет в море ходил на баркасе, курил, водку пил, как взрослый, значит. Семья деревенская, многодетная, рано работать начинали. Какое образование? Давай работай! Он умел только расписываться, да и то в городе научился, а до этого крест ставил. Ну,  в деревне свой шик, своя мода. Наденут толстые белые шерстяные носки, сверху галоши черные - и на гулянку, с девками баловаться. Повезло бате, в город сумел выбраться. Там моряком дальнего плавания стал, за границу ходил. Весь мир повидал. До боцмана дослужился. Карьера, однако, без образования-то!
Ох, любили девки моряков. Форма! Достаток!  Иностранные  вещи! Я в детстве видела в мамином буфете отголоски той шикарной жизни: бутылку из под виски с закручивающейся крышкой и красную жестяную банку из-под кофе, большую, грамм на пятьсот. После войны отец уже только на траулерах ходил, за рыбой. Был моряк, стал рыбак. Тоже не плохо.

Мы с рыбой жили всегда. Свежей треской лакомились с картошкой вареной, с растительным маслом и черным хлебом. Ох, вкуснотища! А в запасах всегда была треска сильно просоленная. Ее надо было вымачивать сначала, а потом варить.
А уха какая получалась из свежей трески! Уха – рыбный суп, значит. И ничего особенного в уху не клали. Немного картошки, луковицу репчатую, перец черный горошком и листик лавровый. Главный вкус давала сама треска.
Была я как-то в Финляндии и пробовала их рыбный суп с капустой, заправленный сливками. Очень вкусно. Тоже варится из трески и красной рыбы, но по своим рецептам. Наши-то, бывает, и водочки в уху добавят.
У нас даже есть слово: «трЕскать»! Кушать, значит, причем много кушать. Поговорка местная гласит: «Наша невестка всё трЕскат". Значит, есть любит много и без разбору. Когда человек обильно поел, он говорит: « Ну я и натрескался».

Помню из детства своего стол круглый большой, над ним оранжевый большой абажур, а на столе самовар. Самовар всегда был горячий, чай можно было пить в любую минуту. Чтоб согреться, на Севере живем!
Мама брала глубокую миску и заливала сырую треску кипятком  из самовара, добавляла туда пахучее подсолнечное масло и мы все в этот бульон макали черный хлеб. Мама вспоминала недобрым словом свою свекровку, которая ей говорила: «Водицку-то мачи, а тресоцку-то не волоци». Что значило: «Бульон-то ешь, а треску-то не трогай».
Единожды, за всю жизнь мама в гостях у свекровки побывала и презирала потом ее всю жизнь. Не знаю, за что. Видно, нашла коса на камень. Но родственников папиных, поначалу в городе принимала. То племянницу на учебу, то племянника в больницу надо пристроить. Тогда так принято было. Городские родственники деревенских принимали на постой и решали их проблемы.
Потом, когда застойные времена были, мы уж треску готовили под польским соусом.
Чем меньше продуктов было в магазинах, тем богаче столы накрывались на праздник. Парадокс. Нас на Севере всегда рыба кормила. Скумбрия, навага, треска. А за мясом и молоком очереди стояли. Хорошо, что мама на пенсии была, и стоять в очередях для нее была нужная и важная работа.
И только в девяностые, когда дали каждому талоны, стало страшновато. Однажды я плакала у мамы в гостях. По талонам полагалось десять яиц на человека в месяц. А у меня вторая, маленькая  дочка, которой надо давать желток каждый день. Вот и получается, что из сорока яиц, тридцать ей надо отмерить. Мама отдала мне свои талоны: «Не смеши людей, нашла из-за чего плакать. Не война ведь».
Прошли годы и однажды с младшей дочкой  Машей мы поехали в отпуск, в Португалию. А там нам все советуют отведать блюдо «бакаляо». О, как вкусно! Ну, заказали мы это бакаляо, и приносят нам  ТРЕСКУ! Вот я веселилась-то! Тоже, видать, трескоеды португальцы, родственные души. А почему бы и нет? Треска, она везде треска! Лучшая рыба на свете!