Попытка самоубийства или ностальгия по СССР

   
 


   Они были влюблены,  что часто случается в молодости. Он, вне всякого сомнения, в чем читатель сможет непременно убедиться, дочитав рассказ до конца.
    Она была такая  хрупкая, черты лица тонкие, глаза на этом лице казались огромными. Не обратить внимания на нее было просто невозможно.
Ножки у нее были очаровательные, хотя и  не вполне стройные, впрочем, это делало ее еще более привлекательной.

    Жили они порознь, каждый со своими родителями, что не мешало  им заниматься  сексом. Происходило это днем, когда родители были на работе. Не женились они лишь потому,  что ждали, когда он получит  квартиру в своем НИИ.   У  родителей квартиры были маленькие,  и поселить их было негде. Такие советские хрущевские квартирки – две комнаты и кухня.
Квартирный вопрос погубил их любовь, сказал бы Воланд,  что  может быть и к лучшему.
    Училась она, никогда не догадаетесь, в  институте иностранных  языков имени Мориса Тореза (ха-ха).  Я проверил, не переименовали ли. Нет, все еще Мориса Тореза, как  и город Тольятти, где Лады делали.  А город Брежнев переименовали, а ведь Леонид Ильич был таким же генсеком как  Торез и Тольятти. Вот вам пример двойного стандарта.
    А язык она изучала  японский.
Она к языкам очень была способна и по-японски тараторила здорово. Японский требует артистизма. Чтобы  на  японском хорошо говорить,  недостаточно  иметь правильный акцент,  как во всех других  языках. Говоря по-японски,  нужно буквально  преображаться, и она это делала потрясающе,  это я видел много раз. Преображаться она умела.

    Ее звали Оксана, а  почему не знаю, как поет  Мими  в Богеме. Имя  явно ей  не подходило,  не хватало буквы р  в ее имени, что-нибудь вроде Кари или Мери.
Марк  не уставал ее расхваливать. Красота ее была на виду,  и похвалы касались ее тонкого понимании живописи и не менее  тонкого понимания музыки и поэзии.  Тогда  в моде были импрессионисты и разговоры о них с пониманием всех тонкостей. Я к этим и другим тонкостям отношусь с большой теплотой. Однажды я подсунул ей свои стихи и спросил, какой из них написала Ахматова?   Естественно, я был польщен ее выбором.  Да, я писал стихи в молодости! О музыке  особенно не поговоришь, но однажды я дал им свои билеты в зал Чайковского, и потом порасспросил, как ей  понравился концерт,  и понял, что  понимание, конечно, было,  не без этого, но относительно тонкого понимания, это Марк от обоготворения добавил. Тонкость там была, как у ребят из Джерома Клапки Джерома.  Но это я  просто такой нехороший. Мне девочки в классе, когда я их дразнил, так и говорили: «Миша, какой ты нехороший!»  У Джерома, если помните, ребята, слушая пианиста, ржали вместе со всеми, но  в некоторых местах они тонко улыбались, как будто заметили то, что от остальных ускользнуло.

    Итак, все было акварельно и солнечно.
    При всей своей субтильности и хрупкости и больших глазах характер у Оксаны был довольно решительный, и сантиментов она была лишена также как и понимания тонкостей в музыке  и в живописи. Еще ее занимали книги. Тут она без скидки была на высоте. Читала много и цитировала все по памяти.
    В СССР  в те времена книги были в большом дефиците  и в моде, и Марк с Оксаной  дарили друг другу  книги. С книгами дело было хорошо поставлено, потому что  у Марка мама работала зав книжным магазином.
Я тоже пользовался этим источником, и роскошная библиотека сохранилась до сих пор. Сейчас на Амазоне продаю потихоньку. Например, недавно продал  трехтомник Монтеня, который сказал в одной из своих историй, что судьба лучше нас знает, что надо делать.

    Так, кажется, ничего не упустил. Марк несколько схематичен, заметили бы критики.  Ну, вот, мама в книжном работала. Что еще?  Работал он в НИИ, что-то там об АСУ (автоматические системы управления), лет ему было  25 или 26, а ей  где-то 20. Рост у Марка был 180 см,  волейболист, лыжник, кандидатская на подходе, в общем, все в полном порядке.
Он был фундаментально начитан, в этом у них было полное взаимопонимание.  Он любил   рассказывать  об ужасных  сложностях  теории систем и кибернетики, что  меня всегда приводило в трепет, но Оксана слушала с чудовищным интересом и вникала в детали.

    Ну, хватит, приступим  к делу. Причем здесь Советская власть?
Вдруг, однажды замечаю,  что-то у них  разладилось. Марик - сам не свой,  секс, как я понял, прекратился,  а ничто так не поддерживает пламя любви, как регулярность секса.  И наоборот. Я Оксану спросил, что стряслось, но она промямлила, почти по-японски, что у нее сессия, и  ничего в их отношениях не изменилось.  И, правда, были экзамены.
    Но пахло серой, что-то с ней произошло, я видел, я чуял кожей, что у нее  возникли  искания, как у Зоси Синицкой.  Прагматичная Оксана на кого-то наскочила и стала колебаться. Но тогда это были мои предположения, фактов не было.
    С колебаниями у меня связаны приятные воспоминания. Однажды, в те же божественные времена, я  преследовал одну очень приятную во многих отношениях женщину. Она честно, без излишнего кокетства, говорила мне, что я ей нравлюсь, но она «колебается». В этом была вся прелесть. Она говорила: «я колебаюсь», на что я, не моргнув глазом, неизменно отвечал, как качнешься в мою сторону, приходи. И маятник таки качнулся в мою сторону.

    Так, вот, Оксана заколебалась.
    Марик в полной панике,  конченый человек, не ест, не спит,  мама тоже в отчаянии и просит меня поговорить с Оксаной.
После всех наших усилий они встретились пару раз, но чисто платонически,  что-то она ему насочиняла.  Все это мало помогло.

    Тут у меня сумбур в повествовании и зияют лакуны, но  всех деталей не знаю.
Короче, Марик от отчаяния, клянусь, могу подтвердить, что от отчаяния, потрахался с девицей у себя  в НИИ. Девицу звали  Бэла, и она давно его донимала. Он меня с ней познакомил, и я  пару раз ходил с ней на концерты на предмет выяснения тонкого понимания музыки. Было дело.

      Тут я должен сделать очень сильное отступление, чтобы объяснить, в какую бездну страданий окунулся Марик. И без Пушкина не обойтись:

"Я помню! С негой, полной страсти,
Шептала мне она тогда:
"Люблю тебя, в твоей я власти!
Твоя, Алеко, навсегда!"
И всё тогда я забывал,
Когда речам её внимал
И, как безумный, целовал
Её чарующие очи,
Кос чудных прядь, темнее ночи,
Уста Земфиры... А она,
Вся негой, страстью полна,
Прильнув ко мне, в глаза глядела...
И что ж? И что ж?
Земфира неверна! Земфира неверна!
Моя Земфира охладела!"


    Вчера Оксана  говорила ему, не дождусь, когда я увижу тебя, и при встрече  нашептывала ему всякие нежности, а на следующий день звонила и говорила, что все еще чувствует его объятья.
Вчера она полностью и безраздельно принадлежала ему со всеми своими прелестями, включая ум, а сегодня вдруг  все исчезло.
От этого можно рехнуться,- Алеко, Хозе,   Каренин, наконец!

 Весь ужас в мгновенности изменения.

Постепенность охлаждения с серией упреков, глупых сцен, ложных обвинений совершенно необходимы для плавного перехода,  который более или менее мирно должен закончиться фразой - нам лучше для обоих расстаться, хотя бы на время, чтобы все обдумать.

Я обратил внимание на то, с какой точность  передана степень трагичности у Пушкина, знавшего толк в этом деле. Перечитал специально Анну Каренину, чтобы убедиться, как заунывны переживания Каренина у Толстого, не знавшего в этом деле толка.

Кроме этого, еще унижение, что  тебя отшвыривают, как ненужную калошу, без всякого сожаления...


    И надо же, буквально через день Оксана сменила настроение и вернулась к нему. При этом о его падении она точно не знала,  голову на отрез даю.
И что же вы думаете произошло?  Встречал таких идиотов, но редко.  Не читал он «Писем к незнакомке» Моруа, где черным по белому написано, никогда не признаваться ни при каких обстоятельствах, даже если вас в  кровати застукают.
Ну, уж, подумает скептик–читатель, если в постели застукают, так не отопрешься. Ничего подобного. Первая фраза в таком случае хорошо известна:  «Дорогая, это не то, что ты думаешь!» Это первая временная линия обороны, предотвращающая бросание тяжелых предметов. Затем вы говорите: «Я сейчас все тебе объясню!»

И далее следует что-нибудь вроде:  «Это знакомая моей сестры, и ей срочно позарез нужно забеременеть, и сестра меня попросила, потому что у Лили (это, которая голая в кровати лежит),  никого знакомых нет, а с улицы же не попросишь».
    - Откуда у тебя сестра?
    - Двоюродная сестра, Ася, (имя нужно обязательно, и чтобы было без буквы  Р),   я никогда о ней тебе не говорил. По папиной линии.
И тут жена, я гарантирую, спросит с пониманием, а если она не забеременеет?
Все!  Дело сделано, вы чувствуете, что жена уже на вашей стороне, и мямлите неуверенно: «Ну, придется еще раз, хотя,  ты же знаешь, от меня забеременеть ничего не стоит».
    И так далее.
Одна читательница,которая лучше меня разбирается в женской психологии, заметила мне, что нужно дать другую отговорку :

  "сказать, что женщина, с которой поймали, уже много лет мечтала переспать с ним. И по этой причине у неё никого не было. А он, якобы, пожалел её чувства , поэтому не смог отказать",  а "предположение, что жена смирится, с существованием ребенка от мужа у другой женщины, маловероятно". (смотри рецензии)
Век живи, век учись.

Если это единственное, что вы вынесете из моего рассказа, уже стоило его написать.

    Но вернемся к Марику. Он  во время сексуального пароксизма признался Оксане, что от отчаяния переспал с другой. Оксана дала ему пощечину и ушла навсегда. Про пощечину она мне  сама рассказала, а я забыл спросить, сразу в лежачем положении она дала ему  по щеке или встав с кровати. Лежа пощечину хорошо не дашь. Тогда же  она мне сказала,  что  просто решила себя проверить, а, вообще-то, он  ей вдруг надоел. Кармен! Вот, еще имя с буквой "р".
    Итак, все кончилось бесповоротно. И что же наш герой, почти кандидат наук, спортсмен, комсомолец, или даже кандидат в партию, делает, живя в нашей юной прекрасной стране?

    Он пытается покончить жизнь самоубийством.  Представьте себе, - Вертер Мценского уезда.  И тут произошло то, для чего я всю эту историю и рассказал, во славу советской нашей проклятой прекрасной жизни. Марик наглотался каких-то таблеток  и  точно умер бы, если бы родители вовремя не пришли домой с работы и не вызвали скорую помощь, которая надиво быстро прискакала. Мальчика прокачали и вернули к жизни.

    Что же его спасло?
    Первое, у него не было револьвера. Слава  СССР!
    Второе, он жил с родителями.  Еще раз слава СССР!  Жил бы он один, конец Марку бы наступил непременно. Как, к примеру,  известному американскому актеру Филипу Сеймуру Хоффману, который перебрал наркотиков, и никого рядом не оказалось;  или певице Уитни Хьюстон, которая утонула в ванне в своем доме в полном одиночестве! Тоже никого рядом не оказалось! 

    Вот и вся моя оптимистическая трагедия.

    Марк позже пришел в себя и женился на этой своей сотруднице, из-за которой так пострадал,  и  прожил с ней вполне счастливо всю свою жизнь. Она его пережила. Марк умер совсем недавно, на этот раз окончательно.  Оксана  вышла замуж за правильного человека и уехала в Японию, где работала долго и довольно успешно в каком-то представительстве. Японским она владела превосходно и выглядела вполне  японовато со своими большими глазами, тонкими чертами лица и тонкими ножками. Да, и звали ее Ок-Сана. Потом ее следы потерялись.

    Еще последняя деталь, никак не кончу, как Бетховен свои симфонии. Уже  думаешь, что конец, уже заключительные аккорды прозвучали, ан нет, он снова что-то там вспоминает  и досказывает.   Когда Оксана мне о пощечине рассказала, она попросила: «Миш, ты сходи к нему, чтобы он там глупостей не наделал».
И я, разумеется, пошел, и пришел раньше всех. Дверь закрыта, и никто не отвечает. И тут же через пять минут и мама пришла и открыла дверь. Остальное вы знаете. 
 
 Миша Гольдентул,  апрель,  2014