Привет, Питония! - черновик 2014 года

из записок: «Курсантские байки».

     Апрель 1981 года.
     Здание Нахимовского училища, третий этаж, второе окно от левого угла прямо напротив Авроры.
     Восемь утра.
     Малая утренняя приборка.
     Для непосвященных: за каждым нахимовцем закреплен участок приборки, который он убирает два раза в день (утром до занятий и вечером после них) в течение закрепленных распорядком дня пятнадцати минут, называемых: «Малой приборкой», и один раз в неделю (в субботу после уроков) в течение двух часов, называемых: «Большой приборкой».
     Это окно на третьем этаже тридцать первого класса (или по-другому первого взвода третьей роты) и есть место моего участка приборки.
     Не удивляйся, это только кажется, что там нечего делать, убирая один и тот же подоконник изо дня в день. Но, во-первых, окно огромное, около трех метров в высоту и двух метров в ширину. Если не веришь, сам съезди к Авроре и посмотри на это голубое замечательное здание с минами и пушками у центрального входа с набережной. Как сейчас помню, что мы пели про него:
            «В Петроградской стороне
              у моста Свободы
              стоит домик голубой
              с пушками у входа…»
     А, кроме того, это огромное стеклянное полотно окна поделено старинной деревянной рамой на 15-ть квадратов, так что общая длина прокрашенной деревяшки с учетом двух рам на окне достигает 40 погонных метров длины. А таких окон в классе, между прочим, четыре, и все они мои. Вот и получилось 160 погонных метров давно покрашенной деревяшки да 48 квадратных метров старого стеклянного полотна, выходящего на проезжую часть. От каждодневного многократного протирания стекла за долгие годы помутнели, а краска на раме потускнела и кое-где протерлась до древней потемневшей древесины. Малейшая «грязинка» или пылинка на стеклах и на раме сразу же становилась заметна, как черная ворона на льдине, как раз проплывающей по Неве за окном. Так что «плевый», казалось бы, участок приборки, на самом деле оказывался совсем даже и не маленьким, как могло бы показаться с первого взгляда.
     Это окно было мое любимое в классе. Да что там в классе, во всем училище. Оно смотрело практически прямо на трап Авроры, у которого круглосуточно стоял вооруженный матрос-часовой. Каждое утро ровно в восемь утра я у этого окна вместе со всей командой корабля участвовал в подъеме флага, который, кстати, проходил тогда по всем правилам «этикета» Русского флота: с «отбитием склянок» (строго регламентированные по времени удары в корабельную рынду) и звуками корабельной трубы. Экипаж крейсера 1-го ранга во всем парадном выстраивался на верхней палубе. Два сигнальщика разбегались в разные стороны к флагштокам на бак (для поднятия гюйса) и на ют (для поднятия флага). Трубач, разбрасывая, как соловей, волшебные трели, попеременно играл вначале (за 5-ть минут до начала церемонии) тревожный «Большой сбор», затем торжественный «Подъем флага», а в конце, задорно по-хулигански перепрыгнув с мягкой ноты ми бемоль на дерзкую соль диез, веселый сигнал «Вольно».
     Под эти фантастические звуки морской трубы и «звон склянок» я ежедневно вместе с командой крейсера выстраивался у окна и наблюдал, как по команде вахтенного офицера: «Флаг и Гюйс поднять», они чудесным образом плавно (ни на секунду не останавливаясь) и крайне медленно в течение ровно тридцати секунд непрестанно ползли по короткому трехметровому флагштоку вверх, точнее вбок, так как сигнальщики до максимума растягивали фалы в стороны, чтобы хоть как-то увеличить путь огромных полотен. В эти минуты к самому известному крейсеру страны, как на смену караула в Москве, съезжались сотни горожан и туристов, чтобы  полюбоваться отточенными движениями моряков…
     Увы, ныне мою Аврору вывели из состава военно-морского флота. У трапа нет больше её матроса. Флаг и гюйс похоже висят круглосуточно, ну что ли ритуально, как на кладбище. Увы, Крейсер без Вэ-Мэ-эФ (так правильно говорить) – красиво убранная могила, ну или музей, как впрочем его и обзывают теперь…
     А я очень любил эти утренние минуты в классе. В это время здесь никого не было, а это, скажу я тебе, не мало для счастья при круглосуточном проживании в казарме. Весь взвод разбегался по своим местам уборки, а их в училище не пересчитать. В классе только я и моя Аврора, с которой у нас было ежедневное утреннее свидание. От этого у меня всегда повышалось настроение.
     В Питере, начиная с апреля (после весеннего солнцестояния), уже во всю входят в свои права «белые ночи»: в 07-15 на зарядке – уже не темно, а в 21-40 на вечерней прогулке – ещё не темно. Подъем и спуск флага на фоне Ленинградских сумерек особенно красив и торжественен.
     Тот день был как-то совсем по-особенному хорош. Солнце во всю сияло, бросая свои косые лучи на лед сквозь толстые трубы крейсера. Купаясь в утреннем солнце, по гладкой ярко-синей воде Невы со скоростью быстро идущего человека неслись огромные Ладожское льдины. На одной из них в стае вечно снующих над рекой чаек действительно сидела огромная черная ворона, которая похоже жмурилась, отворачиваясь от веселых и пока ещё низких лучей солнца. И тут она вдруг развернулась и недовольно громко залаяла в сторону солнца, то и дело выскакивающего по мере движения льдины вниз по течению из-за труб Авроры, на которой как раз поднимали флаг. В это время я, как обычно, тоже выстроившись у своего окна и отдавая честь в сторону флага, с интересом наблюдал за ней. Было смешно. И мне так непреодолимо захотелось послать привет ей (вороне) и моему крейсеру, и всему этому прекрасному миру за окном, который так радостно и по-весеннему во все глаза смотрел на меня сквозь это волшебное окно моего теплого, но все-таки уже потихоньку улетающего детства…
     И… Распахнув окно, я встал на его подоконник во весь рост и, глядя сквозь трубы Авроры куда-то вдаль в сторону светящейся витрины с названием гостиница «ЛЕНИНГРАД», как раз находящейся с противоположной стороны Невы, начал медленно с расстановкой и чувством высемафоривовать буквы:
     - Правая рука – вертикально вверх, левая – горизонтально: «П».
     - Левая рука – вертикально вверх, правая – горизонтально: «Р».
     - Правая рука – вертикально вверх, левая – вертикально вниз: «И».
     - Правая рука – горизонтально, левая – вертикально вниз: «В».
     - Правая рука – под углом 45 градусов вверх, левая – вертикально вниз: «Е».
     - Правая и левая руки подняты горизонтально: «Т».
     - Одновременное энергичное движение рук сверху вниз: «знак окончания слова».
     - Правая и левая руки приподняты на 45 градусов внизу: «А».
     - Правая рука – горизонтально, левая – вертикально вниз: «В».
     - Левая рука – вертикально вверх, правая – горизонтально: «Р».
     - Левая рука приподнята на 45 градусов вниз, правая – вертикально вниз: «О».
     - Левая рука – вертикально вверх, правая – горизонтально: «Р».
     - Правая и левая руки приподняты на 45 градусов внизу: «А».
     - Одновременное энергичное движение рук сверху вниз: «знак окончания слова».
     Я стоял на подоконнике в одной робе (грубая хлопковая рабочая морская одежда, которую круглогодично носят все моряки в повседневной службе) очень довольный собой. Как раз накануне мы с Сережкой Рябинским всё своё вечернее СамПо (самоподготовку), а затем и весь вечер перед отбоем, готовились к зачету по флажному семафору, попеременно читая и передавая друг другу всевозможные знаки, предложения, анекдоты. И вот теперь эти два слова просемафорились у меня легко и без запинки. Они вылетели как-то сразу сами изнутри меня, не задумываясь, видимо из самой души, предназначенные этому всему городскому пространству и понеслись, понеслись вдаль вместе с веселой вороной на льдине…
     Свежий и надо сказать ещё довольно-таки холодный ветер шевелил на мне коротко под полубокс остриженные волосы и хлопал по мальчишеским плечам огромным матросским гюйсом. Льдины, отражая солнечный свет, приятно серебрились на фоне также серебрившейся воды. Глаза слепило великолепие весеннего города. А я любовался им и радовался ему. Мой город, без какой-то там помпы скажу – прекрасен! И прекрасен он  в любое время года!
     И вдруг, прямо на капитанском мостике Авроры я увидел её командира, усиленно машущего мне двумя руками крест накрест над головой. Кто не знает - это обычный знак сигнальщиков  всех флотов мира, означающий: «Примите семафор».
     Я очень удивился и помнится даже немного испугался, но инстинктивно, даже не успев задуматься, дал отмашку крест накрест руками внизу, что значило: «Понял, готов к приему семафора».
     Пожилой капитан первого ранга писал медленно, уверенно, не торопясь, фиксируя каждую букву и знак, видно чтобы я всё успел разобрать:
     - Правая рука – вертикально вверх, левая – горизонтально: «П».
     - Левая рука – вертикально вверх, правая – горизонтально: «Р».
     - Правая рука – вертикально вверх, левая – вертикально вниз: «И».
     - Правая рука – горизонтально, левая – вертикально вниз: «В».
     - Правая рука – под углом 45 градусов вверх, левая – вертикально вниз: «Е».
     - Правая и левая руки подняты горизонтально: «Т».
     - Одновременное энергичное движение рук сверху вниз: «знак окончания слова».
     - Правая рука – вертикально вверх, левая – горизонтально: «П».
     - Правая рука – вертикально вверх, левая – вертикально вниз: «И».
     - Правая и левая руки подняты горизонтально: «Т».
     - Левая рука приподнята на 45 градусов вниз, правая – вертикально вниз: «О».
     - Правая рука приподнята на 45 градусов вниз, левая – вертикально вниз: «Н».
     - Правая рука – вертикально вверх, левая – вертикально вниз: «И».
     - Левая рука – вертикально вверх, права – согнута в локте и прижата углом к животу, образую перпендикулярную линию к левой руку: «Я».
     - Одновременное энергичное движение рук сверху вниз: «знак окончания слова».
     Я обрадовался прочитанному и весело дал отмашку крест накрест внизу: «Понял». А командир улыбнулся (тогда я видел по морскому остро) и, напоследок махнув мне рукой, скрылся в ходовой рубке…
     Ныне я часто хожу или проезжаю, иногда с женой и внуками, мимо этого старинного, построенного в 1910-1912 годах в стиле ретроспективизма архитектором А. И. Дмитриевым здания, в котором с 1944 года разместилось моё Нахимовское училище. С того дня прошло уже (как у А. С. Пушкина) тридцать лет и три года, можно даже добавить - три месяца и три дня. Сейчас у меня самого, как у того командира крейсера, три большие звезды на плечах. Теперь я уже с внешней стороны «Питонии», но мои глаза по прежнему каждый раз сами без моего ведома отыскивают и отыскивают то самое моё окно детства. Иногда я там вижу силуэт очередного её воспитанника издавна, возможно с его основания, называющих себя Питонами (воспитанник, питомец, питон – так, кажется, нам говорили наши предшественники, а им их) и каждый раз вспоминаю то чувство моего случайного весеннего восторга. Каждый раз я невольно перебегаю глазами с окна на ходовую рубку великой Авроры.
     Как жаль, бесконечно жаль, что мой крейсер вывели из состава ВМФ. Нахимовцев до сих пор зовут – внуки Авроры. А она теперь обозвана странным словом музей. Конечно, её историческое прошлое ныне несколько утратило своё значение. Но уверен, что как бы не были круты исторические повороты государства (взгляни-ка на историю Германии), но оно только тогда может называться великим, когда у него есть великая память своей истории и вместе с ней великая преемственность этой истории, какая бы она там ни была. Да и не я это в конце концов придумал, ведь весь этот сегодняшний оскал западной демократии, направленный в нашу сторону, уже заставил мою Родину (устами нашего президента) воскликнуть: «Великой стране вовсе не требуется Запад… Россия возвращается к себе самой. Россия возвращается в свою историю.». И ты знаешь, я уверен, что моя Аврора вернется в строй боевых кораблей. Наши мальчишки-нахимовцы, как и прежде будут вместе с её командой поднимать и опускать её настоящий военно-морской флаг.
     И вновь над Невой взлетит её песня: «Что тебе снится, крейсер Аврора, в час, когда утро встает над Невой…».
     Услышьте меня, товарищ главком ВМФ и товарищ министр обороны РФ!!!
     И тогда, придя сюда снова и снова, может быть мне удастся увидеть в окне училища восторженное (как когда-то) лицо какого-нибудь нынешнего её обитателя, вдохновленного звуками морской трубы и звоном «склянок», возжелавшего вдруг просемафорить миру свой свежий мальчишеский привет, наполняющий паруса надежды. И я с не меньшей радостью, с чувством глубокой ностальгии и зовущей в этот прекрасный мир романтики под названием морская стихия, отвечу ему и этому дорогому моему сердцу домику:
     «Привет тебе, милая моя Питония, от всех питонов восьмидесятых».

PS: А я смогу! Я точно смогу! Ведь я до сих пор помню флажный семафор. А ты помнишь, Питон? Ну, конечно же, ты всё помнишь…


Записано летом 1981 года.
Сокращено и  откорректировано 03.07.2014г.
Автор благодарит критика (ЕМЮ) и корректора (ЕАрВ) за оказанную помощь... и передает свой искренний привет тем "... в ком нет войны".