Завтрак

Заключительный аккорд утренней пробки лениво тянулся по улицам. Переливались одинокие ручьи. Приятно грело солнце, хоть и воздух был еще довольно морозным, и в тени все еще можно было продрогнуть до костей. Новый день набирал свой ход. Один за другим открывались магазины и кафе; занимали свои места глашатаи и нищие; на окнах распахивались последние шторы. Город неторопливо сбрасывал с себя столь приятную дрему. И вот он уже сложил одеяло: как вода заполняет стакан, так и толпа все больше наводняла улицы. Рыбки вернулись в аквариум. Еще каких-то полчаса, и помчится день во весь опор, на тротуаре станет не протолкнуться, шум вольется в каждое ухо, а заключительный аккорд утренней пробки станет тоникой пробки полуденной. Обычный день.

В бистро открывается дверь. Внутрь входят двое: сперва Второй – мужчина лет тридцати, но выглядящий гораздо старше; на нем очень старая, совсем уже протертая и заплатанная на тысячу раз куртка, его кеды настолько изношены, что то, что они еще не развалилась прямо на глазах – кажется чудом. Затем входит пропускавший его вперед Первый, он примерно такого же возраста, хоть и на вид гораздо моложе своих лет; на нем  дорогое пальто и до блеска начищенные туфли.

– Мы можем сесть у окна? А то мало ли... здравствуйте!.. – улыбается официантам Второй, – мало ли как здесь принято... Люблю сидеть и смотреть в окно, знаешь ли, ничего не могу с собой поделать.
– Давай тогда здесь. – указал рукой на большой стол около окна Первый, которому,  в сущности, было все равно где сидеть, лишь бы размер стола соответствовал размеру его эго.
– Пожалуй, лучше вот сюда... – засуетился Второй в сторону небольшого двухместного столика, стоявшего в том же ряду, но чуть поодаль, в самом углу. – А то вдруг придет большая компания, а сесть им окажется некуда.

Первый взглянул на несколько свободных длинных столов в глубине зала и только хмыкнул. Вообще – кроме этих двух людей из посетителей здесь был только одиноко восседающий за ноутбуком мужчина лет пятидесяти – время-то ранее, и аншлага пока, судя по всему, не ожидается.

Второй не снимая куртку, упал на стул. Расстегнувшись, он снял шапку и бросил ее на подоконник. Затем он завязал волосы в пучок на затылке и закинул ногу на ногу, обнажив голые щиколотки. Почесав давно небритую щеку, он повторил:

- Не бывал я тут... Но вроде ничего так, приличное местечко.

Первый закончил вешать пальто на плечики, сел, напряженно пригладил волосы и снисходительно ответил:

– Да, довольно сносное. Это одно из более предпочитаемых мною заведений для завтрака, не в фаворитах, конечно, но случается, что и здесь бываю.

Увидев пепельницу, Второй указал на нее двумя пальцами. В руках Первого возник голубой данхилл, он извлек одну сигарету и убрал пачку обратно. Второй кивнул, достал из заднего кармана свои, едва ли не самые дешевые. Сигарета была последней, Второй вздохнул, смял пустую пачку и убрал ее в карман куртки. Прикурив, он протянул горящую спичку Первому, но тот, испуганно замахав головой, отшатнулся и достал зиппу.

Вскоре подошла официантка и, разложив меню, задорно проговорила:

– Добро пожаловать, я могу принять ваш заказ?

Второй быстро затушил недокуренную сигарету и немедля отозвался. Ему как всегда казалось, будто он в очередной раз по-хамски тратит чужое время, чувство стыда росло и хотелось как можно скорее сделать заказ и более никого не задерживать.

– Доброе утро! Прошу прощения, я у вас впервые и… будьте так любезны – не могли бы Вы посоветовать что-нибудь на завтрак? А то пока я изучу меню и выберу – вам уже будет пора закрываться, хе-хе.
– На завтрак у нас сегодня овсяная каша, круассаны с джемом на выбор, блинчики... – улыбнулась собеседница.
– Серьезно?! Блинчики?! О, мой бог! Я уже тысячу лет их не ел! – перебил Второй, – Хочу блины! – рассмеявшись, он легонько стукнул кулаками по столу, как ребенок, – а сметана есть у вас?.. О, давайте!.. А эспрессо? У вас есть эспрессо?..  Божественно!.. Да, мне этого будет вполне достаточно, спасибо большое.
– Мне глиссе, два круассана с клубникой и заварное. – сухо процедил Первый, за все время ни разу не взглянувший в сторону официантки, и, с хлопком закрыв меню, протянул его обратно, выпустив при этом основательное облако дыма из трубочки своих тонких губ. Девушка, изо всех сил сдерживая чихание, улыбнулась и поспешила удалиться. Первый докурил и яростно затушил окурок. О чем-то задумавшийся Второй вдруг вздрогнул, словно очнувшись, и, вытащив из кармана газетный сверток, протянул его собеседнику.
– Вот, чуть не забыл!.. Чуть не забыл о цели встречи, хе-хе… Ты Ей скажи, что я извиняюсь, просто раньше отдать не выходило, а по частям носить как-то глупо… как там у Нее вообще дела? Все хорошо?
– Да, все замечательно.
– А как Младший? Растет – не успеваете одежду покупать, хе-хе?
– А он должен не расти? От чего же не успеваем – успеваем…
– Да это я так, шучу… – виновато, как побитая собака, потупился  Второй.

Первый хмыкнул.

За окном бурно ругались двое автомобилистов. Второй оторвал взгляд и заговорил:

– Кстати, ты машину новую купил? роскошная… С каждым разом все больше, хе-хе…
– Да, неплохой автомобиль.
– А я от своего корыта избавился, знаешь ли…
– Чего так? – ухмыльнулся Первый.
– Да подумал, подумал и решил – ну ее… не нужна она мне. Мне что десять лет назад, что сейчас – пешком удобнее всего.
– Пешком ходить глупо.
– Ну не знаю… ни пробок тебе, ни аварий, ни седин из-за цен на топливо и царапин на авто, ни больниц – иди себе и иди, разве это плохо? Так зачем же тогда, спрашивается, свои убеждения предавать, а себя обманывать, хе-хе? Да и все-таки столько денег вымогает, хе-хе… Вот велосипед – другое дело, это я люблю! Хоть и своего сейчас нет.
– Так купи.
– Да надо бы… все никак не соберусь… – Второй замялся и принялся складывать из брошюры кораблик.
– О, блинчики идут!.. Спасибо большое! Приятного аппетита…

Первый молча дождался, пока перед ним возникнут его кушанья и принялся их потреблять. Со стороны это выглядело так, будто вы застали кардиохирурга за его ремеслом.

– М-м-м! Очень вкусно! Так, стало быть, предпочитаешь здешний завтрак домашнему?
– Не люблю блины. – сморщив нос, ответил Первый. – Я могу себе позволить питаться не дома.
– И не надоедает? Она ведь прекрасно готовит, мне в прежние времена всегда нравились Ее…
– А должно?  – перебил Первый. – Да и вообще – что может быть надоедливее домашней пищи?
– В домашней пище есть любовь, может ли быть надоедливой любовь?

Первый в ответ лишь сморщился.

Официантка забрала пустые тарелки. Собеседники допивали свой кофе. Первый снова закурил. Второй упорно подавлял в себе это желание, но в конце концов – сдался и попросил у Первого сигарету, тот, конечно же, сморщился, но дал. Второй отломал фильтр, закурил и ни с того ни с сего проговорил:

– Как ты думаешь, смерть – это конец или нет?
– Понятия не имею. – с налетом раздражения выдохнул Первый.
– М-м-м... – многозначительно ответил второй, глубоко затянулся и стал задумчиво выпускать дым. – А я вот раньше с радостью считал, что жизнь вечна, думал, что смерть – это еще не конец, просто следующий этап, что жизнь – она как луч, не отрезок, а как луч, – он показывал в воздухе отрезки и лучи, – понимаешь?
– Да знаю я, чем луч от отрезка отличатся, я же не идиот.
– Да-да… ну и ведь я же тоже тщеславный, мне тоже хочется посмотреть на реакцию людей на мою смерть, послушать, что они будут говорить… Только вот теперь я думаю, нет, не думаю, а надеюсь, что не будет никакого следующего этапа, а если все-таки будет, то это, пожалуй, слишком жестоко и подло. Но что-то мне подсказывает, что так оно и есть: думается мне, нет никакого прошлого и будущего, а есть одно лишь настоящее, оно как тень – убегай, не убегай – бесполезно… оно всегда будет преследовать тебя, нет рождения и нет смерти… – Второй рисовал в воздухе круги сигаретой. – вечность… вечное настоящее…
– Тебе, может, не помешало бы на работу устроиться? – отозвался Первый.
– А я что, думаешь, не работаю? Я же не на улице живу, в конце концов… До того, чтоб на паперти стоять, еще дело не дошло, можете не волноваться, хе-хе… не дождетесь.
– Паперти?
– Ну, на паперти, да. Паперть – это такая штука у церквей, на вроде крыльца, так сложилось, что там собираются нищие и просят милостыню, поэтому так и говорят – «стоять на паперти», то есть просить милостыню.
– М-м-м… – имитируя заинтересованность, ответил Первый и бросил окурок в кофе.
– Просто я знаю, что однажды наложу на себя руки, убь-ю се-бя. Сегодня… завтра… через тридцать лет… через пару минут… не знаю… но когда-нибудь это произойдет, когда ничто и никто не будет меня здесь удерживать, когда некому будет забрать мою дырявую куртку и кошку, если я умру. Да и, в сущности, – какая разница, если это все равно не конец? Убив себя сейчас – убью и потом. Сколько раз я себя уже убивал и буду убивать? Но я, пожалуй, предпочту рискнуть, чем томиться в темном углу в ожидании чего-то лучшего… Нет больше волшебства – одно разочарование. – Второй затушил окурок в пепельнице. – Ты вот, когда смотришь в окно, не думаешь о том, как так можно жить?
– Как «так?» У меня все отлично… – скучающе ответил Первый, зевнув.
– «Как?» Ну, ты только посмотри на все это… только…

Первый ухмылялся чему-то в телефоне.

– Эй! ну посмотри ты вокруг! Я же с тобой говорю! – с чувством толкнул в обтянутое водолазкой плечо своего собеседника Второй, размахивая другой рукой в сторону окна.
– Э! ты что творишь?! – взвизгнул Первый и начал истерично отряхивать плечо. – Ты что, пил?!
– Пил? хе-хе… Знаешь, извини, – Второй вскочил со стула, развязал волосы и нахлобучил шапку. – чего это я… Дурак, наверное, юродивый, ага… вот, – он высыпал на стол горсть мелочи с парой смятых банкнот, – держи, это все, что есть, извини, друг… Пойду я лучше, некогда мне рассиживаться… А ты еще чашечку закажи, только другую, хе-хе… И плюшек всяких там да пирожных, приятного аппетита, не буду мешать! – пробормотал Второй и проворно вышел вон.

Первый удивленно тряхнул головой, старательно вытер свои тонкие губы салфеткой, надел пальто и, отсчитав наугад несколько купюр и бросив их на стол, поспешил удалиться. Вернувшись в машину, он продолжил путь, сделав в дороге звонок:

– Алло, дорогая? Я встретился с этим плебеем.
– Привет… как все прошло? как он?
– Да дурдом!.. Вернул твои деньги, завернул их в газетенку какую-то, представляешь? еще бы в туалетную бумагу обмотал, дебил…
– Дорогой, как он?
– Да псих чертов. Нес ахинею какую-то, бред полный! Сторчался уже в конец или спился!
– Что он говорил? – настойчиво требовал разъяснений голос на другом конце провода.
– Что говорил? Да что-то там про готовку, про арифметику… круги какие-то… про церковь, про крыльцо с нищими… говорит, грохнуть себя собрался, все просил посмотреть куда-то… я же говорю – идиот! Таких надо или за забор или расстреливать! Даже заплатить за себя не смог и сигареты все стрелял, нищеброд сраный!
– Убить себя?!
– Да-да.
– Господи, господи… почему же ты вечно кроме себя никого не слышишь!.. господи…
– Эй, дорогая, ты чего?.. эй.. Черт, тут полиция, я тебе перезвоню.

Гудки.

Второй добрел до дома. Не раздеваясь, он рухнул на старый диван в своей обшарпанной комнате в общежитии и направил отрешенный, нацеленный на множество километров взгляд в окно – Второй никогда не закрывает шторы. В стакане зазвенела ложка – на улице проехал трамвай. Кошка уткнулась под бок. Второй посмотрел ей в глаза:

– Чего мурчишь? Смерть уже второго по счету хозяина для тебя будет явно лишней, да и забирать тебя некому. Так что, увы – ничего не поделаешь, радуйся… эх.