Всё из Ничего. Книга Вторая. 0205

(Книга вторая "Уроки боговедения". Круг Третий. глава двенадцатая)

   А новые Гарха не проиграли оттого, а наоборот выиграли, ибо теперь было пять видов Гарха по количеству Богов, сколько и пальцев на руке. И каждый Гарх олицетворял одного из Богов, и от его имени правил Духами приводя их к порядку. В Секте каждого Гарха были жрецы олицетворяющие каждый одного их Духов. И отныне физическая власть Вождя, стояла выше, чем духовная власть от Гарха. И каждый Гарх должен был быть Советником Вождя по Духам, и уметь ясно и просто объяснить ту либо иную позицию по Духам. И если Гарх начинал говорить путано или сложно, то Вождь мог велеть Воинам побить Гарха, как бы тем, изгоняя из него Злых Духов.
   С тех пор стало две большие столицы в Мире Базуки, которые уже именовались не Орда, а – Палатин. Это прототип Городища Каменного Века. Это конечно Палатин Монхат-Тау, который теперь сильно разросся, и дал миру много новой техники, помимо инструмента. И Палатин Балик-Маго, переименованный в честь нового Вождя Тангай Маго. В двух стольных Палатинах были все основные Центры, по Духам, Богам всем видам Воинов, Главный Совет Вождей и даже Суд Базуки. Война дала сильный толчок к прогрессу, и благодаря которому у Кочевых, от их бывшего Воина, ставшего Деришем в Монхат-Тау - Тарша Айго, появилось первое Колесо из дерева, и Тягловые Животные, которые теперь тянули Повозки на Колёсах со скарбом Племени, при Переселении Кочевых на новое Стойбище. Должность Погонщика Тяглового Животного, уподабливалась по значимости – Гарху. Вскоре от Кочевых пошла мода и на Повозки меж Станов Орд и Палатинов. И стал появляться первый торговый люд. Война принесла и полное переосмысление Мира. И даже опытные Малахи стали порой ругать нерадивых Самцов, на что те ворчливо отшучивались, но Малах не трогали. А ругать Малаху стало наоборот подобно греху и унижению для Самца…
   После того злополучного покушения, Вождя Монхат-Тау словно подменили. И он со своими же предложениями Ордам и видением Мира Базуки, стал всё более уходить от Дел своего Племени, в дела всего Мира в целом. Стал задумчивым и молчаливым. Больше проводил время один, или наедине с одним из своих соратников, всё далее отстраняясь от дел Племени. Он и сам не понимал, что с ним происходит, особенно внутри в духе и образе мысли. Ибо он не ведал того, что стал фактически первым Священным Императором Мира Базуки, и даже в слухах и сплетнях его ореол не подвергался сомнениям. Он сам, конечно, этого не понимал, этот вакуум между ним и народцем он чувствовал всё более. Понимая, что в таком состоянии, он не способен толком править Племенем, он передал бразды правления, назначив Вождём – Буруй-Ута. И народец словно и ждал уже того, стал сразу строить новому Вождю Палаты. А Монхат Угир оставался в священной неприкосновенности. И этого он не понимал.
   Однажды, Монхат Угир присутствовал на общем собрании Племени, где были и важные гости, где выступал Вождь Буруй-Утао (приставку «о» в конце имени он получил в силу своей легендарной святости). Монхат Угир вдруг почувствовал странное состояние духа в себе. Оно было какое-то чрезмерно возвышенное? И он вдруг понял, что в нём вызревает какая-то Небесная Сущность!? И он понял, что стоит ему сейчас сказать о любой своей прихоти, и все сломя голову бросятся её исполнять! Скажет он разрушить весь Палатин, массы его моментом разрушат, не спрашивая для чего это! Стоит, послать завоевать все Веси – бросятся, и будут драться как отчаянные хищники, пока любой ценой не принесут ему в зубах – победу! И это уже будет не то жалкое Скопище Ууто-Айоа, а - Непобедимая Армия! Ибо он стал для них тем высшим духом Богов, ради которого они готовы на всё! И ему отчего-то с тоской ностальгии стала вспоминаться его бытность отшельника-охотника в Манзи-Уки. Как оказывается хорошо себя чувствовать под Небом - простым Аборигеном!!! Когда кончилось выступление, и высказались все, кто пожелал, наступила пауза. И Монхат Угир понял что ждут его слова, но если он сделает жест рукой, то все спокойно разойдутся. И тогда он предложил создать внутри Племени малую общину и назвать её Манзи-Уки. Ибо они наши предки, благодаря которым мы сегодня процветаем. Но не возрождать дух прошедшего, а представить так, словно Манзи-Уки и не погибало в потопе Гор и Моря. Ибо это был - союз Гор и Моря, а Манзи-Уки - скрепило этот союз! И привносить туда самое лучшее, что может дать Племя! Но там не должно быть место – Жадности, Власти и Величия, ведь это было просто Племя!
- «Я не настаиваю на своей Идее, но если хотите, то подумайте сами, как бы это можно было воплотить, и тогда я сам приму участие в этом», - встал он и, не прощаясь и не оборачиваясь, покинул Собрание. Ибо он уже точно знал, что завтра появится - Манзи-Уки.
  Волосы его тронула благородная седина, сделав их светлыми. Просветлело и лицо, ибо обычно оно было у всех темнее. И этот светлый Образ его обожествил в глазах не только Племени, но и всего Мира Базуки. Он чувствовал своей шкурой, как массы ловят каждый его взгляд, жест, намёк и это ему самому не нравилось. Однако, он понял, что отныне ему никуда от этого не деться, и он не может предать ту великую веру в Богов, которую он отныне несёт в своём Образе! Нет, это не он, это не его прихоть, а это так решили сами Боги. И если все служат – ему, то он тоже должен кому-то служить! Это было очень странное состояние, и он очень хотел бы от него избавиться…
 Он участвовал в Суде над Одержимым Монахом, которого изловили-таки Воины Богов. Это было столь жалкое зрелище, что Монхат Угир порывался уйти с него, но знал, что должен сказать Массам и важным гостям, хоть одно слово и он встал!
 - «И ты сын Пойта-мурга, посмотри на себя жалкое создание, которое уже своим видом позорит Базуки, как дар от Богов, возомнил себя тут Великим!», - гневно изрёк Священный Монхат Угир. И хотя на лице его было только холод и спокойствие, все почувствовали этот – гнев, словно это был гнев самих Богов! И Массы в солидарность с ним гневно зароптали. И тут Одержимый (специально опускается его имя, ибо этот Абориген не достоин имени) Монах взглянул на Монхат Угира, и тот вдруг понял, что он и этот Монах, являются как два абсолютно противоположных полюса Величия. Одно, из которых Небесное Возвышенное, а другое Животное и Низменное. Два первых соперника этого Мира. И Монхат Угир даже подумал, а не оставить ли его ради такого Монаха Ааба-Тусту в противостояние Богам!? Но тут случилось непонятное!? Сначала Монах вскочил и лицо его стало темнеть заливаясь краской, а глаза гневно сверкать. И он вытащил из-за пазухи маленький Заххайти в сжатой руке, и стал его протягивать в сторону Монхат Угира. Рука его вся дрожала, и он сам стал дрожать всем телом. И казалось, он сейчас взорвётся громом небесным и вспыхнет молнией! Но случилось наоборот. Он не выдержал взора Монхат Угира, Заххайти выпал из обессиленной руки. Весь он как-то сжался и упал на подиум, а затем жалостливо и отчаянно подвывая и скуля, пополз к ногам Монхат Угира, прося пощады!!! Монхат Угир легонько оглядел Массы и почувствовал, что те испытывают к этому созданию. Ему вдруг стало тоскливо на душе, но нельзя это было казать при Массах. И он, досадливо махнув рукой, изрёк, -
- «Скормите его морскому Зверю!», - и ушёл к себе…   

 Тут произошла новая буча. Ибо нарисовался как-то в Палатинах пресловутый Дуйга Маго и шорился себе по городищу как турист-зевака, пока не наткнулся на Ууто-Айоа, который теперь был вынужден описывать все «прелести» его бывших друзей и любимцев, – Злых Духов, ради того, чтобы праведный люд знал, что это за бестии, и как их избегать. Узнав Дуйга Маго, сам Ууто-Айоа сначала опешил и замер, открыв рот. А потом как завопит –
- «Охрана! Воины! Ловите главного бандита!».
На что Дуйга Маго показал тому свой язык, и создал наглейшую гримасу на лице. А бедный «праведник» Ууто-Айоа аж подпрыгивал на месте вопя во всю глотку. На шум сбежалась толпа зевак, окружив место паники.
– «Это он про Злого Духа говорит, который в него вселился!», - пояснил обескураженной публике Дуйга Маго, нисколько не смущаясь. Однако ж, на шум прибежали Дружинники, из добровольцев, наречённых Воинами, что помогали следить за общественным порядком в Племени. Увидев по знакам отличия Дружину, Ууто-Айоа тыкая пальцем в сторону Дуйга Маго, закричал, –
- «Это первый друг и соратник Одержимого Монаха! Хватайте его!».
Дружина, конечно, хватать Дуйга Маго не стала, а просто «попросили пройти» с ними в одно местечко. И Дуйга Маго равнодушно пожав плечами, «прошёл» с ними. На место бывшего Военачальника Буруй-Утао, посадили бывшего воеводу южной заставы Сартай-Ута. К нему и доставила «ценный груз» Дружина. Но грозный начальник Воинов вопросил у Дружины –
- «А где вторая часть трагикомедии!? То есть сам обличитель!».
И пришлось Дружине вновь топать обратно за возмутителем спокойствия Ууто-Айоа. Начальник усадил гостя поуютнее и дал тому полакать Учара, дабы успокоить дух от переживаний, которых в глазах у Гостя было, ну ни грамма, как, похоже, и – совести. Но гроза Воинов был милостив к гражданскому населению, и не смущал последнего, грозным сверканием очей, а спокойно занимался своими делами. Похоже, было, что не Дружина привела Ууто-Айоа, а он притащил в спешке Дружину к Сартай-Ута. Воевода махнул лапой Дружине, что те свободны как вольный ветер с Моря, и те, испарились. Но Ууто-Айоа же не был согласен с таким положением вещей и решил разыграть на Море штормовую погоду.