Медный таз

Жара глумилась над городом уже третью неделю.
Третью неделю над Фуцком /1/ висело пепельное марево, пахнущее далекими торфяными пожарами.
Марево мариновало город, мстя наивным людишкам за их надежду найти защиту под модными кондиционерами и старомодными тентами…
Асфальт плыл под ногами, подражая мартовскому снегу, и даже кривая преступности как-то скукожилась и замедлила свое триумфальное шествие к тому пределу, за которым маячила привычная гибель мечты о премии, повышениях по службе и своевременном отпуске…

*     *     *

Сержант Кольцов старался не делать лишних движений: любое соприкосновение тела с пропотевшей липкой форменкой приводило в тихое бешенство.
«Бум… Бум… Бум…» – развлекался какой-то совершенно отмороженный малец, лениво хлопая подсдувшимся футбольным мячом о мусорный контейнер.
«Прид-дурок…» – мысленно процедил Кольцов.
Напарник полчаса назад отправился к своей подружке «на пару минут».
«Напарник – это от слова «напарить»?» – попытался пошутить сам с собой сержант. И не улыбнулся.
Жара, чтоб её…
Развернул вчерашний номер «Фуцкого комсомольца». Пробежался по заголовкам. Достал ручку, чтобы «добить» сканворд. Зацепился за фразу на соседней странице «Смерть в вашем кондоме».
Ну-ка, ну-ка…
«…Объявленный ранее защищающим от ВИЧ-инфекции средством, спермицидный гель Ноноксинол-9, применяемый в ряде презервативов, на поверку оказался дополнительным фактором риска. Трехкратное применение этого геля сопровождается ростом венерических заболеваний и увеличением риска ВИЧ-инфицирования…» /2/
Оба-на…
«…Новые исследования немецких ученых показали, что большинство презервативов, которые сейчас выпускаются в мире, содержат канцерогены – вещества, вызывающие рак.
Специалисты института химических и ветеринарных исследований в Штутгарте пришли к выводу, что в 29 из 32 видов исследованных презервативов содержится канцерогенное вещество Н-Нитросамин (N-Nitrosamine)...»
Кольцов закурил.
«…Этот канцероген, как подозревают ученые, содержится в добавках, которые делают презервативы более эластичными. Когда резина соприкасается с кожей человека, опасное вещество может попасть в организм...»
О как! Нормально…
Кольцов удовлетворенно хмыкнул. Не то чтобы он свято верил в газетные публикации (особенно в «Фуцком комсомольце»), но лишний повод обосновать свою неприязнь к «резине» и поставить жену на место (в этом вопросе) – это плюс.
О том, что именно отсутствие широко рекламируемого предмета мужского гардероба заставило сержанта в свое время отправиться в загс, Кольцов предпочитал не вспоминать. Чего уж… Два результата его безалаберности и непредусмотрительности уже давно посещали школу: сын – восьмой класс, дочка – седьмой.
«Нет, ну сво-о-олочь…» – в очередной раз посмотрев на часы, высказался Кольцов в опедропупеневающее от жары пространство. Напарник явно имел очень абстрактное понятие о «паре минут». Счастливые часов не наблюдают…
«Бух… Бух… Бух…»
Малец в промокшей от пота футболке долбил о стену дома.
Жара доводила Кольцова до исступления.
«А и правда! Да ну его н-н; пень!»
Дом в двух кварталах. Махнуть туда, прыгнуть в душ, поменять форменку – и обратно. Дело десяти минут.
Кстати… Кольцов запустил руку в бардачок. Его ежемесячная дань лежала там, куда он ее положил утром.
«Свежачок, начальнич;к!» – подмигнул Ботыль, передавая сверток. А чего ему не радоваться? Несколько кассет с «клубничкой» – не слишком большая плата за «крышу». Точка Ботыля бойко торговала из-под полы всеми видами видеопорнухи, не удручаясь выяснением возраста клиентов. Достаточно того, что на дверях его вагончика висела надпись: «Лиц до 18 лет сексшоп не обслуживает!». Для лохов, читающих буквы, а не цифры.
…Колеса патрульной машины картинно взвизгнули и понесли Кольцова навстречу вожделенному душу и паре-тройке сцен из фильмов его любимого жанра…

*   *   *

Говорят, идею вертолета авиаконструкторы спёрли у природы, созерцая полет стрекозы. Если это так, то тогда, наверное, лифтовых дел мастера позаимствовали темперамент своих детищ у гиппопотамов и носорогов, скрещенных с черепахами.
Жажда д;ша заставила Кольцова, не дожидаясь лифта, взбежать на третий этаж.
Дверь оказалась запертой не на все замки.
«Во, млин…»
Склерозом сержант не страдал, потому – насторожился. Дома в этот час быть некому: дети в школе, жена уже неделю в командировке.
Кольцов расстегнул кобуру.
Из спальни доносились хорошо знакомые звуки. Нет, это не было позвякиванием собираемого в мешок хрусталя или побулькиванием коллекционного коньяка в глотке злоумышленника.
Звуки, живущие сейчас в спальне, Кольцов любил воспроизводить сам, в крайнем случае – слушать из телевизора, но чтобы вот так… При живом-то муже… С-сука-а-а…
Классический анекдот про возвращение из командировки вывернулся наизнанку и плюнул в похолодевшую д;шу сержанта.
Скрип тахты становился все настойчивее, вздохи восторга все навязчивей, кровь в висках сержанта буйствовала все сильней.
Он вежливо постучал в приоткрытую дверь спальни. Звуки праздника плоти с той стороны стихли. Кольцов пинком распахнул дверь.
И замер на вдохе.
Он ожидал увидеть там всё что угодно, кроме того, что увидел.
Сын лихорадочно пытался замотаться в материно кимоно. Сестра ошарашенно куталась в простыню.
«Ты…» – выдохнул Кольцов и отвесил сыну звонкую оплеуху. Тот, опрокинув торшер и перевернув журнальный столик, кубарем прокатился к этажерке.
«Па… па… не… бе…»
Кованый сержантский ботинок подрубил резную ножку этажерки. Книги и журналы сугробом обрушились на смертельно перепуганного подростка.
«Что ж ты делаешь, вылупок /3/ … А?» – Кольцов, тяжело дыша, подходил к своему наследнику.
«Па… Нам сказали, что можно… Что через гондон можно… Па… А чё? У нас в классе уже… Па… Вон Котька, он уже…»
Кольцов сгреб одной рукой кимоно на тщедушной груди отпрыска и рывком впечатал сына в кресло.
«Через гондон, говоришь, можно?»
«Да! Конечно! – всхлипывая, затараторил «залётчик». – Он же защищает от всего! От всего защищает! Там же это… Ну… Потому, короче, «безопасный секс» называется, потому что…»
«Это кто ж тебя, сынок, этому научил? А? На областных олимпиадах по химии? А?» – присев на корточки, почти ласково спросил Кольцов.
Сын хорошо знал, что скрывается за этой ласковостью и вжался в кресло, словно надеясь просочиться сквозь его спинку.
«Или, может быть, на уроках? По физике… А? Сынок?..»
«На уроках… Это нам Штольня рассказывала… Спроси у нее! Ты же сам в дневнике расписывался…»
Кольцов вспомнил, что в начале учебного года, действительно, оставил свой корявый автограф под каким-то мутным воззванием классной дамы.
«Штольня, говоришь?» – хмыкнул сержант, разгибаясь в полный рост и удивляясь сам в себе нахлынувшему вдруг спокойствию.
«Спросить, говоришь? Ладно… Оденься, дура! И хватит икать! Водички лучше попей, чем ноги растопыривать!» – процедил он в адрес дочери, которая инстинктивно прикрылась локтем от возможной затрещины, и выпнул дверь наружу.

*   *   *

 «Штольня… Штольня…»
Кольцов барабанил пальцами по баранке, лихо вписываясь в поворот.
«Штольня» – это почти официально признанная кличка классной руководительницы 8 «б».
Что же она преподает? Сейчас в школах сам президент шею сломит: столько предметов с непонятными названиями и тем более непонятным смыслом… Нет, оно, конечно: работать где-то всем надо, ясен перец, но…
«Через гондон, говоришь, можно?»
Кольцов выплюнул в окошко окурок с изжеванным фильтром и притопил тормоз.
Жара по-прежнему продолжала тиранить город и с большим удивлением обратила внимание на двухметрового громилу в форме свинцового цвета с темными потными разводами. Громила, похоже, уже перестал обращать внимание на всё, что находилось за пределами его мыслей, включая жару…
«Бац… Батс… Бакс…»
Подкованные кирзовые ботинки предъявляли молчаливому школьному коридору свои права.
Вахтерша удивленно подняла глаза.
«Вы, собственно, к кому, товарищ?»
«Я, товарищ, собственно, к классному руководителю своего сына. Меня интересует гражданка Штоль… Тьфу! Гражданка Бештольц».
Вахтерша лукаво улыбнулась.
«Гражданка Бештольц интересует многих… Многих родителей»,– спохватилась вахтерша, заметив в лице Кольцова нечто особенное, не располагающее к фривольным шуткам.
«Где я могу ее найти?»
«Сейчас посмотрю…»
Вахтерша суетливо заелозила пальцем по стеклу на столе.
«Вы знаете, сегодня Светланы Леонидовны в школе нет. Я и забыла совсем… Ой, с этим переходом на пятидневку… По субботам теперь то внеклассные воспитательные мероприятия, то всякие соревнования, то факультативы…»
«Внеклассные воспитательные… Ну да. Вы мне адресок ее дайте. Уж очень мне хочется с ней побеседовать насчет внеклассных и воспитательных».
Вахтерша, секунду поколебавшись, выдернула листок из перекидного календаря и переписала адрес.

*   *   *

 «Факультативы, говоришь… Внеклассные воспитательные…»
Дома, светофоры, пешеходы и авто слились в пеструю ленту.
«Только бы она никуда не…»
Хрипло заявила о своем пробуждении рация и поинтересовалась: «Пятый, пятый, ты где?». Кольцов ответил в рифму и швырнул рацию на заднее сиденье. Нужный двор оказался тесноват для автомобилей всех желающих. Сержант бросил свой бело-синий «жигуль» прямо под дворовой аркой. И по привычке начал марш-бросок по ступенькам.
«Бух… Бух… Бух…»
Грохотало в висках. Девятый этаж – это вам не баран накашлял. Вот она, нужная дверь.
«Здравствуйте, Светлана Леонидовна. Я к вам по неотложному вопросу».
Удивление на лице классной дамы сменилось некоторым тонким удовлетворением: она любила быть нужной. Особенно – незаменимой. Особенно – по неотложному делу.
Это помогало ей еще раз доказать себе самой, что если когда-нибудь Земля и перестанет вращаться, то только потому, что перестало биться сердце такого Человека и Педагога, как Светлана Леонидовна Бештольц.
«Проходите».
То, что сержант протопал в ботинках прямо в комнату, несколько смутило Человека и Педагога. Но лишь на мгновение.
«Моя фамилия – Кольцов. Я отец…»
«Да-да, я вас прекрасно помню… Хотите чаю с лимоном?»
Что? Какой чай? Что эта стерва там лопочет? Кольцов сжал зубы и помотал головой.
«Так что же у вас за неотложное дело?»
Светлана Леонидовна с ногами забралась на диван, выудила из кармана халатика пачку импортных сигарет и закурила.
Кольцов разглядывал Штольню в упор и угрюмо молчал, пытаясь сообразить, с чего начать разговор.
Курва крашеная… А может, натуральная? Нет, курва-то она натуральная, а вот блондинка-то, пожалуй, химическая…
Кольцов, не спрашивая разрешения, тоже закурил и плюхнулся на стул возле стола, заваленного книгами и тетрадями.
«Скоро конец четверти. Как там мой охламон…»
«Ну, что вы! Напрасно вы так. Это один из лучших учеников нашего класса! Правда, он несколько стесняется этого… Ну, там «ботаником» обзывают и всё такое… Вы же понимаете, дети есть дети. А в целом я им довольна. Да и другие учителя – тоже».
«А по вашему предмету?»
Штольня загадочно улыбнулась, аккуратно гася черную тонкую сигарету о пепельницу.
«И по моему предмету. Вы же понимаете, это особая сфера. Очень непростая. Очень неоднозначная. Все знают, что решать эти проблемы надо, но никто не может однозначно сказать – как… Да, Министерство образования разработало специальную программу, но она не была внедрена в школы. Всегда найдутся ханжи и мракобесы, противники любого прогрессивного движения… Но то, что мы уже два года преподаем в нашей гимназии, – это прорыв. Конечно, в фазе эксперимента. Конечно, не всё еще отработано. Но… Иначе мы потеряем еще одно поколение».
«Бум… Бум. Бум-м!»
Прежнее спокойствие Кольцова куда-то спряталось, уступая медвежьей поступи охотничьего азарта.
«А что, можно взглянуть, что там они проходят?»
«Да, пожалуйста».
Штольня грациозно соскользнула с дивана и подошла к столу.
На Кольцова пахн;ло свежестью дорогого шампуня.
«Вовремя помылась…» – первое, что пришло в голову сержанту. Тут он вспомнил, что сам мечтал о прохладном душе, но эта мечта сейчас показалась ему какой-то несуразной. Ему захотелось заблагоухать, как стадо измученных зоопарком скунсов. Странные желания приходят порой во время жары…
«Вот, возьмите».
Штольня протянула методичку «Половозрастное воспитание учащихся I-XI классов».
Ничего более увлекательного, чем многочисленные протоколы, Кольцову в последнее время читать не доводилось. Даже романы Карининой, Душкова и Пензанского напрасно томились на книжных лотках в ожидании своего прежнего почитателя. Поэтому брошюрка Министерства образования была взята им с некоторой осторожной брезгливостью. Он начал листать.
«VII класс. Сексуальное поведение. Понятие копуляции /4/, интромиссии и фазы копулятивного поведения. Мастурбация и ее функции. Нестандартные и отклоняющиеся нормы сексуального поведения. Межвидовые контакты…» /5/
Половины слов Кольцов не понял. Особенно, чего там про трансмиссию… Листанул дальше.
«VIII класс. Гомосексуализм и транссексуализм. Петтинг. Мастурбация как средство, позволяющее снять или смягчить психофизический дискомфорт. Искусственные аборты...»
Оба-на… Ну, про аборты – понятно, в восьмом классе, говорят, уже пора, но то, что на уроках изучают пидеров и онанистов, – к этому сержант был не совсем готов. И все же, несмотря на некоторый «психофизический дискомфорт», перемахнул еще несколько страниц.
«IX класс. Сексуальная свобода личности. Эрогенные зоны и стимульные раздражители. Терпимость к сексуальным меньшинствам. Право человека на самостоятельное принятие решения, касающегося его личной, в том числе сексуальной, жизни…»
Свобода, млин, и право терпимости…
Пот градом катился по лбу Кольцова, но жара перешла на новую качественную ступень: кто бы мог подумать, что от жары бывает озноб…
«И что, вот это всё – на уроках?»
«Ну, как – всё… Что-то показываем на примерах из мирового кино, что-то – на плакатах… Конечно, не хватает наглядных материалов…» – в голосе Штольни послышалась педагогическая грусть.
«И вы… Что, им всё вот это надо знать?»
«А как же? – глаза Штольни вспыхнули подвижническим пламенем. – Кто же им расскажет? Вы готовы говорить со своими детьми об этом? Нет? Вот и большинство родителей – не готовы. Врачи, которые приходят к старшеклассникам, касаются только своей сферы. Да и то… С опозданием. Кто же даст нашим детям правильную информацию? Телевизор? Подворотня? Кто, кроме профессионалов, знает, как тактично подать этот материал? И пока взрослые дяди и тёти решают какие-то надуманные проблемы, подростки брошены и предоставлены улице!»
В голосе Штольни зазвенела праведная слеза по убитому ханжами и мракобесами поколению.
«Буп… Буп… Буп-п…»
Виски Кольцова начало ломить: то ли от жары, то ли от эмоциональной перенасыщенности последнего часа в его биографии.
«И что, мой «ботаник» – преуспевает в просвещении?»
«Ой, что вы! Тут писали сочинение на тему «Моя эротическая фантазия». Так лучшая работа была у него. Он там, знаете, что написал? Сейчас я вам найду…»
Штольня начала рыться в стопке тетрадей.
«Про сестру, небось, написал?» – хмыкнул Кольцов.
«Про… А вы откуда знаете?» – замешкалась Штольня.
«Ах, да! Я забыла! Специфика профессии… – задорно рассмеялась классная дама. – Да. Работа у вашего мальчика прекрасная. И как психолог могу вам сказать, что в будущем у него не будет особых проблем с противоположным полом. Но это – в будущем. Сейчас у него остро чувствуется недостаток практики. Знания есть, а практики, пардон…»
«Практики, говорите? Да-да, практики… Ага! С практикой у него плоховато… Ну, с практикой я ему помогу. С практикой мы с ним займемся дополнительно. Как это у вас называется? Факультативно? Фак… у-гу… льтативно…»
Штольня вопросительно уставилась на бормочущего Кольцова.
«Вы – что? Вы что?!! Зачем это?..»
Верный «макарушка» /6/ радовал своим весом ладонь сержанта, и радость эта становилась всё шире и шире, превращаясь в радость беспредельной власти судьи с неограниченными полномочиями здесь и сейчас.
«Я думаю, для начала практики нужно поднабраться папе… А? Да? Правда?»
Испуг в глазах Штольни сменился любопытством. Сержант передернул затвор.
«Раздевайся».
«О! Это какая-то новая форма работы с родителями! Я как-то раньше не задумывалась над подобным направлением!»
«Раздевайся!»
«Раз ты хочешь так… Мы ведь уже перешли на «ты»? Да?»
Штольня по-голливудски облизнулась и развязала поясок халатика.
«Поживей».
«Не торопись, милый… Самое интересное у нас впереди… Я сразу подумала, что тебя интересуют не только успехи сына, но и мой предмет…»
Зря она это сказала. Кольцов вдруг обратил внимание на свое полное безразличие и к предмету, и к аппетитным формам этого предмета. Ни бугорки, ни впадинки, ни волосики представительницы эпохи Позднего Просвещения не произвели на сержанта никакого волнительного эффекта.
«Ну, что же ты такой робкий, ковбой?»
В глазах Штольни прыгали лукавые бесенята и дразнили «ковбоя»… Они почти обзывали его импотентом! Психи…
Штольня расстегнула сержанту штаны.
«Что тут у нас? О-о-о… Ну, ничего, сейчас всё исправим…»
Она опустилась перед ним на колени.

*   *   *

 «Так-то лучше…» Кольцов с облегчением попятился. И чуть не грохнулся, наступив на гильзу. Грязная работа… Надо бы подобрать. Одна… Две… Три… А еще? Да плевать! Швырнул под ноги. Переступил через Штольню, замершее кукольное личико которой удивленно смотрело в потолок, и направился к выходу.
Голова раскалывалась от жары. Домой! Под душ! И пару таблеток анальгина… Нет, лучше глоток коньяку… А-а! Какой коньяк? Вчера всё выжрали… Козлы, млин…
Кольцов подлетел к подъезду, чуть не зацепив скамейку с классическими неистребимыми бабками.
«Разъездились тут…»
«Расселись тут…»
Лифт честно ждал на первом этаже. Слесаря ждал. Кольцов плюнул на безжизненно перекошенные дверцы и махнул наверх пешком.
Ему, отпирающему дверь квартиры, вдруг вновь почудились изнутри такие вожделенные в прошлом звуки.
«Пришибу!»
Влетевший в спальню сержант застал идиллическую картину: дочь сидела на подоконнике и, болтая ножками в белых носочках, листала «толстушку» с телепрограммой, сын угрюмо торчал в кресле, мерцая свежим кровоподтеком.
Кольцов опустил руку на телевизор. Теплый.
«Пульт!»
«Па…»
«Ну-у!!!»
Телевизор уже полмесяца был отключен от «кабельного» за неуплату. Сержант надавил кнопку. На экране двое пялили одну в обстановке средневекового замка. Ё… Выдернул кассету из видика. Как он забыл про свежую порцию {I}своего{/I} кино?
«Уроки учим? Работа над ошибками?» – ласково спросил Кольцов и разбрызгал кассету о стену.
«Ур-р-роды…»
Уже в коридоре до его идеального слуха донесся еле слышный дочкин шелест:
«Мама папу подвела,
Мама папе не дала…»
Рывок назад.
«Что ты сказала?»
«Что, па?..»
Глазки – сама невинность. Детская чистота и непорочность… Из-под которой медленно выползают кривляющиеся бесенята… Как у Штольни…
Кольцов закатал бесенятам прямо в лобешник. Белые носочки выпорхнули за окно. Пронзительный короткий вопль закончился тихим хлопком.
Сержант повернулся к сыну.
«Па… Папуль...»
«Видишь, сынок, как оно… Взрослая жизнь – короткая… Это в детстве кажется, что ее много-много… А по-взрослому-то… Раз, и всё…»
«Па…»
Гильза, динькнув о кинескоп телевизора, ушла за тахту.
«Странно, почему у них у всех такой взгляд удивленный?»
Кольцов закрыл сыну глаза и опустился рядом на пол. С ожесточенной брезгливостью вытер руку о форменку.
«Бум! Бум-м! Бум-м-м!!!» – грохотали чьи-то кулаки в железную дверь кольцовской квартиры.
Сержант не шевелился. Кому надо – сами откроют. После…
«Бум! Бум-м!»
Кольцов заглянул «макарушке» в глаз.
«Ну что, брат… Пора!»
«Бум-м-м!!!»
«Сейчас-сейчас… Погодите… Сейчас…»
Ствол – в рот.
«Бум!»

*   *   *

Голова Кольцова дернулась от удара.
«Пидерка» /7/ прокатилась по приборной доске и упала на пол, под второе сиденье.
«Рота, подъем!»
Счастливый, благоухающий неземным парфюмом напарник радостно улыбался своей, как всегда, на редкость удачной шутке.
Кольцов разлепил веки.
Так и «не добитый» сканворд вместе со «смертью в вашем кондоме» соскользнул под ноги.
«Бум! Бум! Бум!» – долдонил мячом о мусорный контейнер будущий Пеле Марадонов.
«Дебил, ёфтить… Где ты шлялся, Кобелино!»
«А вот грубить не надо! Не надо грубить, гражданин товарисч дядя милиционэр! Трогай!»
«Я те щас трону, в натуре! Полтора часа – это пара минут? Смотри, рапорт напишу, что в служебное время сиськи наминаешь!»
«Валяй. Пиши… Я тоже буквы знаю. Тоже черкну пару строк… Ой, что это? – фальшиво изумился напарник, открыв бардачок, – Что это у нас такое, товарисч? А? Ба, да это кулумбничное варенье! С-сиропчик!»
«Дай сюда!»
«За дорогой смотри. А не черкнуть ли мне куды следваить про коррупцию в лице образцового сержанта Кольцова? А? Про его частный, но не совсем честный бызьныс… А?»
Кольцов выхватил, наконец, пакет с видеокассетами и метнул под колеса встречной машины.
«Скинул, гад, товар…»
«Какой бизнес?»
«Какой рапорт?»
«Какие сиськи?»
«Я знал, что мы понимаем друг друга…»
«Слушай, а правда, что «напарник» произошло от «напарить»? Ты, бывший филолох, объясни…»
Патрульная машина поплыла по вязкой жаре продолжать следить за кривой преступности, а кассеты с «клубничкой» перемолачивали колеса большегрузных товаровозов…
Так сержант Кольцов и не увидел дебюта своей дочки на одной из этих кассет.
А жаль…
Говорят, прелесть как хороша… /8/


ПРИМЕЧАНИЯ
/1/ - Город как город. И нечего его на карте искать. Лучше дальше читайте… – Прим. авт.
/2/ - Реальная цитата из газеты... неважно какой, они мне за рекламу не платят. – Прим. авт.
/3/ - О значении этого слова у Кольцова сами узнавайте. Что я вам… – Прим. авт.
/4/ - Копуляция – совокупление (учиться надо в приличной гимназии, тогда  не будете задавать детских вопросов). – Прим. авт.
/5/ - Здесь и далее реальные цитаты из реального учебного плана. – Прим. авт.
/6/ - «Макарушка» – ласковое название одного из видов табельного оружия (хотя ничего ласкового в этом приборе нет). – Прим. авт.
/7/ - А никто, кстати, не виноват, что некоторые несознательные элементы общества именно так называют ни в чем не повинный головной убор с длинным бейсбольным козырьком под кокардой… – Прим. авт.
/8/ - Любое НЕсовпадение с действительностью и реальными лицами считать случайным. – Прим. авт.


Рецензии