кн1ч1гл1-2

16+

С благодарностью и любовью - всем,
кто встречался на пути.

Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было, - и Бог воззовет прошедшее.
Еккл. 3:15

РОДИНА – КОМАНДОРИЯ (роман-антиутопия в четырех книгах)

Книга первая
«Ирен»

Часть первая
Ирен.

Глава первая
О том, как молодой человек предавался воспоминаниям
на городском базаре.

-Пироги, свежие, мягкие! Покупайте, не пожалеете!
-Заходите, заходите! Никто вас не обманет! Берите – недорого!
-Кому ананасы?!
-Модные сюртуки! Кому красивые сюртуки?!
-Покупайте посуду из деревни! Самая прочная, самая долговечная!
-Покупайте! Покупайте!..

Базар был в самом разгаре. Это случалось обычно к полудню. Пекло жаркое солнце. Толстые торговки зычно перекликались между собой. Хозяева лавок, мужчины, страстно и яростно зазывали покупателей. А те оглядывали товар придирчивым взглядом и ощупывали цепкими пальцами желаемую вещь, почти не оставляя на ней места без следа своих рук, будто желая знать заранее, что получится из того, когда эта вещь станет их собственностью. А потом шли, бежали, или неслись и мчались к другому прилавку, где повторялось все сначала.

Робко стояли у лавок молодые прислужницы. Их то и дело подзывали к себе лавочники, чтобы тут же отправить куда-нибудь с поручением. Они несмело входили и выходили из лавок и легче пушинок пролетали сквозь многолюдную толпу, спеша к адресатам своих хозяев. Часто на них заглядывался кто-либо из богатых молодых дворян, но тотчас бывал одернут ревнивой спутницей или грубоватым приказом родителя, неусыпно следившего за своим чадом.

То тут, то там возникали небольшие стычки у лавок. Кто-то кричал и клялся, что его обманули; кто-то требовал денег, где-то доходило едва не до драки,- все это сливалось в один сплошной несуразный звук, и, казалось, что на всей широкой базарной площади стоял гвалт, как от сотни, а, может, и тысячи непоседливых галок.

Чего только здесь нельзя было услышать! Из толпы сквозь толкающиеся тела наружу вылетали обрывки разговоров.

-..прекрасную вещицу!.. Дорогой, да где же ты?
-Здесь. Милая, это дороговато.
-Как ты скуп!.. Ты же обещал мне...
-Я видел почти такую же на краю рынка. Только давай поскорей уберемся из тесноты…

-Фи, негодный паж, он не может выше нести мой шлейф...
-Сударыня, все в порядке.
-О, Артен, когда мы выберемся из мерзкой толпы? Я боюсь, что мне наступят на шлейф...
-Сударыня, вы сами пожелали выйти на базар впервые за пятьдесят лет. Этот день должен оставить приятное впечатление.
-Приятное?! А тот грязный рабочий? Он так и норовит приблизиться, чтобы вымазать мне платье. Он в саже!
-Вы вечно преувеличиваете. Он просто загорелый...
-Артен! Не выводите меня из себя!
-Сожалею, сударыня, но первое ваше путешествие по базару, думаю, окажется и последним, - вот уже какая-нибудь старинная дама гордо выбиралась из толпы, сопровождаемая невозмутимым секретарем и измученным пажем…

-...много наловили? А я слыхал, на морскую рыбу неурожай. Тяжело будет рыбакам, мелкие артели не выдержат.
-...и еще новый государев налог... Душат рабочего человека…
-Тихо, неровен час…, - едва слышным шелестом проносилось над рядами торговцев-рыбаков и катилось, затихая, в ответ:
-Знаю, не то время…

Базар был вечен и неизменен, и почти каждый день редко кто из покупателей интересовался своим соседом, норовившим так же, как и он, ухватить что-то лучшее. И уж тем более никто не замечал случайных людей, оказавшихся здесь, на городском базаре, не по своему жгучему желанию.

И никто, конечно, не обратил внимания на молодого человека, с добрым и наивным любопытством наблюдавшего за людьми. Он стоял под навесом одной из лавок, и его голубые глаза дружелюбно бегали по разношерстной толпе, без конца останавливаясь то у одной кучки людей, то у другой. Тогда молодой человек встряхивал короткой русой шевелюрой, переводил взгляд в другую сторону и усмехался чему-то себе в усы. На нем прекрасно сидел серый дорожный сюртук с белой сорочкой и короткие панталоны. Ноги его, в поношенных туфлях, будто в задумчивости, топтались на месте.

Он, этот молодой человек, так отличался от всех людей, когда-либо проносившихся по этому базару. Нет, на первый взгляд о нем нельзя было сказать ничего необычного. Но его умные, внимательные глаза! Казалось, они хотели увидеть и узнать все. Воодушевленный взгляд нельзя было бы не заметить.
Но человеческой алчности чуждо восхищение всем, кроме материальных благ, не только умными глазами, поэтому молодой человек был предоставлен здесь самому себе. И, сравнивая, сопоставляя, он постарался припомнить свою жизнь до того, как попал на удивительную землю этой страны - Командории, на этот обыкновенный для всех мест света базар. Да, молодой человек прибыл издалека.

На родине, в России, его звали Николай Бремович. Доброго, умного, веселого, там его любили. Как-то будут относиться теперь эти незнакомые люди?..
Прошло более полувека с тех пор, как большому миру открылась эта удивительная земля, и пошел новый отсчет истории Командории. Новый - для неё и остального мира. Но всё иное в мире было как всегда.

Все те же страны лежали на континентах. Где-то по-прежнему страдали от голода, нищеты, безработицы, где-то гремели войны и забастовки, стояли древние стены Лувра, Кремля, статуя великой Свободы. Дети все так же неспокойно спали и ленились учиться. А те, кто думал, что уже чему-то научился, самоуверенно и безуспешно разрабатывали и внедряли всё новые экономические программы, надеясь, что они будут эффективнее прежних. И было странно, что человечество могло выжить среди озоновых дыр, океанов нефти, заиливших рек и вырубленных лесов. Выжило, оставив всё на своих местах. Земля еще терпела, спасая своих детей.
Все то же…

И вот тогда, в конце двадцатого века в эту обыденную жизнь ворвалось! Не может быть! Открыт новый континент-остров. Удивительная страна Командория! Почему удивительная и почему именно Командория? Но давайте по порядку.

Австралийское рыболовное судно, работающее по контракту на Новую Зеландию, как обычно, вышло в плавание в июне 2000 года. Однажды утром рыбаки увидели невдалеке дрейфующий парусный корабль. Величавый, красивый, он появился, словно из сказки об алых парусах. С этого все и началось. Парусник принадлежал Командории.

Сейчас трудно судить, как они поняли друг друга – люди разных народов и разных времен, ибо Командория находилась в самом начале развития капиталистических отношений. Но, тем не менее, это произошло.

Из-за любознательности рыбаков им стало известно, что небольшой итальянский торговый корабль капитана Командоро лет двадцать назад потерпел здесь крушение. Те из членов команды, кто выжил, решили остаться на острове.

К тому времени население будущей Командории составляло около восьми миллионов человек. Капитан Командоро оказался незаурядной личностью и сумел прийти к власти мирным путем, став для народа "великим Командором" - так его приняли и полюбили. И страна стала Командорией.
 
Пораженные всем, что увидели и услышали, рыбаки добились встречи с первым министром Командоро. По их признанию, он, несомненно, был мудрым, серьезным политиком.

Средства массовой информации всего мира передали сообщение о невероятном открытии австралийских рыбаков, когда те вернулись домой.
Любопытно, но в Командорию не ринулись журналисты, – ученые всех стран «выхлопотали» ее для собственных нужд: изучения истории, географии, экономики и других важнейших дисциплин.

 Однако голая теория о возможности существования такого уникума мало кого интересовала. Чья-то изобретательная, шальная голова предложила практику.

И не прошло и года, как в крупных городах мира были созданы вначале научно-исследовательские институты, а затем и вузы, в которых стали готовить новых специалистов, которые могли быть направлены в Командорию, дабы на месте осмыслить естественный ход ее жизни.

А на дворе уже давно стоял неизвестный и, как всё в этом мире, неповторимый двадцать первый век.

В один прекрасный день 2065 года Николай Бремович стал студентом одного из таких новых вузов в России, в Москве. Здесь изучали разнообразные науки, усваивая истоки самых разных ремесел. Помимо обычных академических дисциплин,  студенты учились ездить верхом, фехтовать, летними каникулами ходили на парусных судах по Балтийскому морю. И, наконец, приближаясь к дате своего выпуска, они словно превращались в хорошего воспитания молодых дворян середины 19 века – примерно этот исторический период по аналогии с российским напоминало то, что переживала тогда Командория. Для студентов такая учеба была романтикой, которая захватывала. Их будто готовили к невиданному доселе реалити-шоу, и они старались - еще бы, ведь им заранее было известно, что лучший поедет туда, в Командорию.

Лучший – значит, наиболее приспособленный к тем необычным условиям, в которых ему предстояло жить, и которые, словно «машина времени», отбрасывали его лет на двести назад, в прошлое. А легко ли выбрать одного-двух лучших из нескольких сотен хороших?

Николай с детства жил с бабушкой, матерью своего отца. Родители оставили его почти сразу после рождения. Он помнил их только по редким письмам и фотографиям.

Бабушка особенно любила одну из них, где была запечатлена счастливая супружеская пара.

-Счастливая.., - повторяла бабушка, грустно покачивая головой. Под мерный стук старых ходиков шла к столу, за которым учил уроки ее Коленька, и гладила его по непослушной густой шевелюре.

-Почему они уехали, ба? - в который раз спрашивал Коля, недоуменно глядя на бабушку.
-Бедолаги..., - раздельно произносила она. - Не жилось в родном доме, родной стране, мир решили посмотреть. Чего хорошего… Эх, Коля, вырастешь - и ты от меня уедешь..., - ласково глядя на внука, бабушка улыбалась.
-Не, бабуль, я всегда буду с тобой, – но она продолжала улыбаться, понимающе, нисколько не осуждая.

Коля ненадолго задумывался.
-Почему они меня… не взяли?

Добрые молодые бабушкины глаза окутывали теплом его непонятливое детское лицо.
-А как им там, средь чужих людей, деньги на жизнь зарабатывать? Ты тогда совсем малюткой был. Им и жаль было тебя оставлять, да потом свыклись с этим. Затянула их та жизнь. А ты скажи спасибо, что не забывают нас, денежку присылают. А то на что бы мы с тобой жили - на пенсию мою? И была бы это не жизнь, а одно страдание.

-Но разве родители не должны содержать маленьких детей и старых бабушек? И почему они совсем не приезжают к нам? Даже не звонят, по сети - и то пишут раз в полгода! Значит, мы им не нужны? - Коля чуть не плакал от обиды и от жалости к бабушке, зная, что она тоже иногда плачет тихонько по ночам и молится Богу о том, чтобы они вернулись домой, к сыну, в маленький домик на старой улице подмосковного городка.

Деньги, родители, действительно, присылали довольно исправно. Но была в этом какая-то неприятная сухость - будто хотели откупиться от родины и от родных.

Только маленький Коля этого пока не понимал, разве что чувствовал смутно. Хотя знакомые, соседи завидовали, говорили, как повезло Бремовичам - богатые родители из Америки содержат.

 Во всём этом было для Коли что-то гадливое, нехорошее, и он смотрел в глаза бабушке, пытаясь понять, что именно. Но она никого не осуждала, если приходилось трудно, разве что себя – за то, что была неспособна на бОльшее. Николай не слышал от нее ни резких слов, ни резкого голоса.

Даже когда бабушка говорила о "нехорошем", в ее словах не было гнева, насмешки или осуждения, а, скорее, была жалость к тем, кто это «нехорошее» творил. А он - не понимал. И родителей называл и вслух, и про себя не иначе как "они".


Однажды Коля принес из школы красивую книгу с картинками. О Командории.

-Смотри! - восхищался Коля. – Если выучиться, можно поехать туда и столько всего нового узнать! Если бы у меня получилось! - он на несколько часов просто выпал в мировую информационную сеть и искал, искал факты о Командории.

 -Заболел, - бабушка хлопнула себя руками по бедрам. - Отличник мой. Конечно, ты туда обязательно попадешь, - и печально улыбалась, обнажая морщинки на своем лице.

Коля спохватился, растерянно обернулся к бабушке, и она с прежней улыбкой наблюдала, как борются в нем два противоположных чувства - уехать-остаться с ней. И потом не одну ночь он долго не мог уснуть от разрывавших надвое мыслей – о бабушке и о Командории.

Он вставал с постели и снова выходил в сеть, как одержимый, как голодный - пищу, искал всё новую информацию о Командории.

Он искал ее везде - в сети, по телевидению, в газетах и научных журналах. Но это была слишком закрытая информация - по сути, для служебного пользования. А потому найденные им сведения были отрывочны, скудны, что, однако, придавало ему еще больше сил для поиска, увеличивая азарт своей загадочностью.

Школу он закончил хорошо; стараясь не распыляться ни на что иное, кроме любви к родной бабуле и учебы, Николай поступил в Московский международный институт новых стран.

Теперь ничто не интересовало, не притягивало его так, как Командория. Конечно, как у всякого молодого человека, у него были и другие интересы - весёлые студенческие компании, девчонки, влюбленности, встречи и расставания.

Но Командория, словно путеводная звезда, манила к себе сильнее всего другого. Почему? - спрашивал он сам себя. И не находил ответа. Потому что в этом было всё: и жажда приключений, и желание славы, сказать своё слово в науке, и необычные новые знакомства, и ...что-то еще.

Очень общительный, много знающий, Николай обращал на себя внимание преподавателей. «Подающий большие надежды», как говорили.

Он знал это, но носа не задирал. И потому же с особенным волнением после долгих пяти лет учебы ждал предстоящего Совета профессоров.

По международному договору институт производил набор студентов лишь раз в пять лет. И только раз в пять лет любой такой вуз любой страны по договору с Командорией мог направлять туда лишь одного из своих  выпускников.

Командоро умер более двадцати лет назад глубоким стариком, и в его государстве стало неспокойно, неприветливо. Менялась власть, менялись люди.

Год назад умерла бабушка Николая. Ему стало пусто и одиноко теперь – некого любить, не о ком заботиться.

Потрясло его и то, что на похороны не приехали родители, которым он сообщил о смерти бабушки. Они давно уже не высылали денег на содержание сына и матери – Николаю за время учебы даже приходилось подрабатывать, давая уроки. Но тут на похороны пришла крупная сумма.

Однако Николай, оскорбившись, так ею и не воспользовался и отослал назад, решив вычеркнуть отца и мать из памяти навсегда, хотя бабушка еще при жизни уговаривала его не держать зла на тех, кто являлся его родителями. Какими бы они ни были.

Но в этом вопросе Николай никак не мог с ней согласиться.

Только бабушку запомнил Николай из своего тихого радостного детства, добрую бабушку, рассказывавшую сказки, учившую читать и писать, которая привела за руку в школу, и с кем много раз под тиканье ходиков далеко за полночь беседовали они о далекой, невиданной Командории.

-Помни, Николай,- весело щурилась бабушка, мелькая вязальными спицами,- если выбрал ты этот путь, иди по нему. Значит, должен ты туда поехать, судьба твоя такая. Людям о новом рассказать, об удивительном. Своими глазами увидеть, понять, как растет и развивается такая страна. Вдруг, Бог даст, глядя на ту, чужую, про собственную родину многое поймешь – большое видится на расстоянии. А я, будь спокоен, тебя дождусь.

«Наверное, родители тоже хотели вот так, с расстояния понять... Не поняли... Милая бабушка,- вновь и вновь возвращался к ней в мыслях Бремович,- что же ты не дождалась?» - как он ни крепился, становилось нестерпимо горько, что родной человек больше не порадуется ни за него, ни за себя – ту, что вывела его в люди...

На следующий день после Совета Николая вызвали к директору института. Бремович шел в его кабинет с замирающим сердцем, смутно чувствуя, зачем он понадобился Конторову.

-Приветствую, отличник,- директор, улыбаясь, протянул руку.
-Здравствуйте, - сдерживая волнение, ответил Бремович. Тот загадочно блеснул глазами.
-Ты едешь, Николай!

Как долго он этого ждал! Но все же не мог поверить сказанным словам, он, Николай Бремович, не мог уложить их в своем мозгу.

-Алексей Дмитриевич, но как...? - он не знал, что надо было говорить.

-Ничего тебе больше не скажу. Пока. Кое-чему ты здесь научился. Остальное поймешь на месте. Только.., - директор запнулся, - Нехорошо там сейчас, сам понимаешь… Не веселиться едешь, не отдыхать…


Командорский корабль отходил из Владивостока через неделю.

В самолете с Николаем летели провожающие его директор, несколько профессоров и студентов. Последние теперь как-то сторонились Николая, что очень смущало Бремовича. Да, они завидовали ему. В отличие от него, им теперь светило остаться по жизни лишь обычными  учеными «сухарями» – историками, филологами, биологами, географами…


В порту директор вручил Николаю свидетельство о его теперешнем гражданском положении: полукомандорец, полурусский, - сказал:
-Теперь ты – Николас Бремо. Биопаспорт не потеряй, - указал он на торчавшую из нагрудного кармана Бремовича пластиковую карту. – На связь часто не выходи, старайся все вопросы решать самостоятельно, - улыбнулся туманно, посмотрел на судно, стоявшее у причала, усатого капитана на мостике, внимательно наблюдавшего за ними, вырвалось:

-Ну, до свидания, - и остановился, оглянувшись на остальных, стоявших за загородкой на территории маленького,  почти игрушечного феодального городка, выстроенного специально для гостей «оттуда».

«А если «прощай»?» - похолодело в душе Николая.

Алексей Дмитриевич вдруг порывисто обнял его и прошептал:
-Только вернись!

Таким и запомнил его Николас Бремо, своего директора и друга, Алексея Дмитриевича Конторова, высокого седеющего человека с добрыми лицом и глазами, стоявшего у родного причала.

А он сам уплывал все дальше в неизвестность на небольшом, светлом, аккуратном корабле, и в ушах его отдавались тревожные, полные непривычной для него отцовской боли слова: «Только вернись!».



Глава 2.
Случайные знакомства – это хорошо.

Тихий океан предстал перед Николаем таким, каким, должно быть, увидел его Магеллан, за что это огромное пространство воды и получило свое спокойное, мирное название. Быстро пролетели дни пути – помимо наличия парусов, которые использовались лишь по ситуации, для экономии топлива, их судно работало еще и на паровом двигателе.
Изумляясь на то, что даже корабли у командорцев особенные, Николай начал свои наблюдения с первых же минут пребывания на новой территории. Они с капитаном долго стояли возле убранных сходней, глядели на таявшую вдали землю.

Николай сразу подметил, что командорцы вообще довольно красивы. Что-то во всей команде было привлекающее к себе. Большие чистые глаза капитана, сильные загорелые руки матросов, их здоровые смуглые лица, на которых, казалось, никогда не лежала тень горести.
 «Удивительно аккуратные люди», - думал Николай. Он в своей жизни не видел такого чистого судна. Даже их институтские парусники не годились в подметки этому кораблю с блестящей на солнце палубой и режущей глаз белизной парусов.

Нечего было и говорить о форме матросов и обстановке кают, где все было на своих местах и не могло находиться где-то иначе и как-то иначе.


Капитан показал Николаю весь корабль и его каюту.

Когда Бремович стал там располагаться, в дверь постучали.
-Прошу прощения, господин Бремо, это снова я, - улыбнулся капитан.

Николай был рад ему. Они подсели к столу, и потекли долгие минуты беседы двух людей, претендующих на звание добрых знакомых.

Путь их лежал в порт Туз, который фактически был второй столицей Северной Командории, одним из ее главных портов.

Корабли эскадры Туза выполняли роль морских пограничных патрулей страны, а в последнее время также занимались перевозкой таких иностранных гостей, каким был и Николай Бремович. Для этого на кораблях специально выделялись удобные, хотя и тесные каюты, одно- или двухместные.  В них могли располагаться как офицеры корабля, так и пассажиры, подобные Николаю.

Капитан охотно отвечал на вопросы Бремовича о переменах в государственном устройстве Командории, о наместниках ее государя, герцога Оттоне де Фьюсса, в каждом крупном городе и провинции. Эти чиновники из дворян ведали делами крупных земель, занимались учетом численности и перемещения населения, сбором налогов, распределением доходов государственных предприятий, которых было немного – преобладали частные. Чиновники также контролировали культуру и издательское дело.

Только войска и полиция не подчинялись напрямую наместникам герцога – мэрам городов и провинций: у людей в форме были свои начальники, которые выполняли приказы лишь непосредственно самого герцога.


Однако когда Николай попытался расспросить разговорчивого капитана о последних событиях – до большого мира дошли новости о подавленном год назад восстании в Командории – тот перестал быть разговорчивым.

-Я в то время был в рейсе, - уклончиво улыбнулся он. – Думаю, когда господин де Летальен, мэр города Туза, определит вас на новое место жительства, там вы более подробно сможете узнать историю нашей страны.

-А где обычно останавливаются гости Командории?

-Мне это доподлинно неизвестно, но я слышал – по-разному. Кому-то господин мэр рекомендует замки владельцев древнейших фамилий, кто-то остается у нас в городе, кто-то едет в столицу – порт Якорь, это на юго-западе. Думаю, господин мэр предложит на выбор и вам.


Также неохотно говорил капитан и о противостоянии между Северной и Южной Командорией.

Страна разделилась вскоре после смерти Командоро.

На Юге верховная власть оставалась в руках бывших министров его правительства, которое поддерживали крупные капиталисты-промышленники.

Но так сложилось исторически, что «большой мир» активной связи с Югом не поддерживал, и договор о визитах ученых с «большой земли» был заключен пока лишь с герцогом де Фьюссом, правителем Северной Командории.

Капитан с легкой усмешкой сказал и о том, что их соседи с северо-востока, остров Спиридония, тоже предпочитают вести свои политические и торговые дела больше с герцогом, чем с южным правительством. У южан сейчас много внутренних проблем, поэтому, видимо, с ними и не связываются – таково было осторожное заключение капитана.

-Спиридония ведь высыльное государство вашего архипелага. Туда в давние времена переселяли преступников со всей Командории. А как там теперь с преступностью? - осведомился Николай.

-Сейчас это вполне самостоятельная и богатая страна, и с преступностью у них всё в порядке. В хорошем смысле этого слова, - засмеялся капитан, хотя вышло невесело. – Спиридония – свободная республика, с развитым капиталом, они ушли от нас далеко вперед и, по-моему, пытаются использовать нас в качестве источников разнообразного сырья для своей промышленности.

-Руда, алмазы и сельское хозяйство, - согласно кивнул Николай.

-Да, - вздохнул капитан и закончил мечтательно. - Что ж, возможно, когда-нибудь и мы будем жить так, как они. Только на собственном сырье.


В разговорах с капитаном и матросами незаметно протекли эти дни. Теперь Бремович понимал, что его ожидания чуда оправдывались, и, ступив на новую для него землю, осознал, что ему не скоро захочется отсюда уезжать.

Корабль подошел к порту Тузу, расположенному на берегу одного из многочисленных заливов, обозначенных на карте Командории.

Залив вдавался в берег с северо-запада почти правильным четырехугольником.

Позади был океан, впереди порт, а по сторонам росли лесочки, каких не встретишь нигде в нынешнем запыленном мире. Их зелень, видимо, никогда не знала пыли. Они стояли, чистые и прозрачные, а там, вдалеке, за ними простиралась до самого горизонта бескрайняя плодородная степь с редкими, невысокими, пологими холмами.

На горизонте маячили голубые, словно хрустальные, горы.

Маленькие с такого расстояния, будто сложенные из детского конструктора, каменные замки феодалов стояли, как миражи, немыми, верными стражами этой земли.

Бремович улыбнулся, вспомнив, что во всем Южном полушарии, в отличие от Северного, летние месяцы являются зимними, а зимние – летними.
 И только здесь, по давнему указу верховного правителя Командоро, всё так же, как в Европе: зима – это зима, а лето – то самое, чье торжество наблюдал теперь Николай в этом райском месте, - это самое настоящее лето.

Вскоре степь скрылась из глаз Николая, потянулась крепостная стена города, и сам порт становился все ближе и ближе, наплывая на прибывающий корабль высокой каменной башней маяка.

Яркое солнце поднялось лишь на треть, порт со стоявшими у причала легкими, небольшими судами, с постройками на берегу, казалось, отражался в далекой безоблачной синеве неба.

И снова Николай видел аккуратные, уютные даже снаружи дома, аккуратно уложенные на берегу снасти, сильных, красивых людей.
Он так наклонился, перегнувшись за борт, что капитан тревожно тронул его за руку:

-Осторожно, здесь глубоко!

Николай очнулся от задумчивости, поблагодарил и поинтересовался у капитана, как быстрее найти мэра города, резиденция которого находилась в Правительственном посольстве.

 Получив исчерпывающие инструкции и даже план города на небольшом листке бумаги, Бремович повеселел – всегда приятно, если есть намеченный путь, совокупность действий, к тому же легко выполнимых.

-Господин капитан, что бы вы мне посоветовали – где удобнее остановиться, в самом городе или в замке?
-Пожалуй, в замке будет свободнее.

      -А кто сейчас в замках обитает? – снова поинтересовался Николай.
  -Как и прежде, господа дворяне. Многие из них живут в городе, в собственных домах, а некоторые покупают у него еще и замки. Одни – для отдыха, другие переезжают туда насовсем, такие, как ваш покорный слуга, - капитан весело поклонился. – У меня тоже есть замок, там живет моя семья. Мы – небогатые, так называемые, служащие дворяне, но род наш древний и славный. А в самых старинных замках живут те, кому они принадлежат по наследству.

-Господин капитан, вы слышали склянки ко второму завтраку? – и без того статный и высокий матрос вытянулся перед ними во фрунт. – Прошу откушать.

       -Благодарю. Ну что ж, идемте, господин Бремо, перед прощанием выпьем за вашу удачу здесь.

…Николаю жаль было расставаться и с этим кораблем, и с добрым капитаном, и с крепкой командой.
-Вы всегда сможете найти меня, если я не в рейсе - ухожу раз в месяц. Запомните только название корабля – «Чио», - подмигнул на прощание капитан.

       И вот Бремович уже идет по светлым, широким и прямым, мощеным улицам к центру города.

     Порт Туз, как, впрочем, и другие города этой страны, имеет вполне определенный план застройки.

     Сверху словно круг или эллипс, с одной-двумя площадями в центре, из которых вытекают улочки и улицы. Они также соединяются между собой строгими, обязательно прямыми переулками. И только одна самая длинная улица вдоль крепостной стены идет вокруг города, и те самые улочки и улицы вливаются в нее.

     Мимо проносились красивые кареты, экипажи, повозки, запряженные, наверное, самыми красивыми в мире лошадьми. Повсюду виднелись самые милые личики на свете.

     Николаю в который раз показалось, что от всего этого у него мутится рассудок. «Может, солнечный удар?» – думал он, хотя не чувствовал никакой жары, а солнце только ласково целовало его и других прохожих в нос, щеки, губы, волосы и - улыбалось.
   
Проходя мимо одного из богатых подъездов, молодой человек, не выдержав напряжения, поставил пару своих чемоданов на мостовую и прислонился к каменной стене здания.
      Вдруг кто-то холодной металлической рукой тронул его за плечо. Николай вздрогнул и отшатнулся.

      У подъезда на ступенях стояли два человека в легких доспехах. Они больше не двигались, но Николай понял, что тронувшая его рука принадлежала одному из них.

      «Жарковато, должно быть, ребятам, - подумал он. – А меня от них мороз дерет по коже».
      
       Постояв еще немного поодаль, подумав о своем, Николай уже спокойно зашагал дальше.

       Навстречу плыли деревья, снова чистые и прозрачные, как леса по берегам залива. Каменные башни старинных городских замков вставали из-за них.

      На богатых подъездах, таких же, как тот, подле которого Николай испытал на себе холод доспехов, висели чеканные таблички с именами владельцев этих роскошных зданий. Большинство этих высоких, архитектурно безупречных домов утопало в садах.

      Бремовичу попадались и бедные домики, но тоже ухоженные и аккуратные. Здесь не было отдельных кварталов для бедняков.

     «Это большой плюс, это многое говорит о городском руководстве, – размышлял Николай. – Монархия монархией, но вот умудряются же они хотя бы в малом поддерживать демократию».

      Приближение центра – чего-то широкого и торжественного – чувствовалось во всем. Улицы все светлели; частные дома закончились, и пошли разные учреждения, откуда даже через каменные стены слышался шелест бумаг (везде живут бюрократы!); лавки, из которых тянуло по-домашнему вкусным; мастерские со стуком молотков и писком пил.

      Но вот и улица закончилась, и Николай увидел главную площадь, окруженную огромными каменными зданиями, застывшими в величии колонн, в блеске солнца на высоких шпилях башен. Это были административные учреждения города.
      
      А в центре всего этого, повергающего человека в свое ничтожество, но сделанного руками этого же человека, посреди площади стоял храм.
 
      Его украшали выточенные из цельного белого камня фигуры святых, которые стояли по периметру основания одного высокого остроконечного купола и двух менее высоких. Купола венчали сияющие кресты.

      На золотых часах главной башни храма пробило двенадцать. «Чему же они здесь молятся? Если крест, видимо, храм христианский. Ну да, новую веру им привез Командоро», - Николай хотел проникнуть внутрь здания, но здесь было людно, и Бремович побоялся оставить свои чемоданы. Взять же их с собой в храм было неудобно да и попросту невозможно из-за той же толпы кругом.


     Внимание Николая привлекло самое большое строение на площади – это и было Правительственное Посольство.

     Тридцатиметровые мраморные колонны толщиной в несколько обхватов человеческих рук подпирали тяжелый свод многоэтажного здания с позолоченными решетками в окнах.

      Николай поднялся по массивным ступеням к входу. Здесь тоже стояли люди в доспехах, по два с каждой стороны.

      
      Молодой человек нерешительно потоптался на месте, волнуясь, глубоко вздохнул, покосился на неподвижный металл и потянул за ручку двери.


     Изнутри пахнуло чиновничьим неуютом, в лицо бросились огоньки сотен свеч. Николай переступил порог и остановился.

     Из глубины комнаты вынырнул человек в ливрее.
-Кто вы? – с величайшим достоинством обратился он к Бремовичу.

     Тот растерялся и покраснел. Но, несмотря на большое количество, свечи горели тускло, здесь было сумрачно без окон, его растерянность никто не заметил.

     -Я из России, Николас Бремо, ученый, историк, - Николай протянул письмо из института и паспорт.

      Человек в ливрее сделал плоскими губами доброжелательную улыбку, небрежно пробегая прищуренными глазами по документам:
-А, милости просим. Вас здесь ждут.
Он взял оба чемодана Николая.

      -Багаж переправят по назначению, а вы пока возьмите лишь свои бумаги и деньги.

       В боковой комнате Бремович выложил в отдельную, приготовленную заранее папку документы и коннектик – микрокомпьютер для видеосвязи с Россией, который ему выдали перед отъездом.

      На прибор человек в ливрее покосился, но ничего не сказал.

      Оставив чемоданы, Николай с «лакеем», как про себя окрестил его Бремович, пошли по длинному коридору, хорошо освещенному свечами в блестящих подсвечниках, так что обитые каким-то особенным, должно быть, очень дорогим бархатом стены переливались в их отсветах.

     Здесь было тепло и уютно, не как в большой комнате у входа, куда, быть может, доходил холод от рыцарских доспехов стражи.

     «Богатая страна, – думал Николай, шагая за «лакеем». – Первое впечатление - всё необыкновенно. Как в бабушкиных сказках в детстве. Ну, посмотрим, что дальше. Главное, конечно, люди. Какие они, похожи ли на нас? Да, прежде всего, нужно пытаться понять их».

    В конце коридора они добрались до обширного круглого мраморного зала, из которого выходило с дюжину дверей.

    Здесь стояли маленькие диваны с атласной обивкой в тон мрамору, на рельефных стенах висели картины искусных мастеров своего дела. В глаза постоянно бросалась подчеркнутая роскошь - обилие позолоты и дорогих тканей, подобранных, казалось, с совершенным вкусом.

    «Лакей» изредка поглядывал на Бремовича, должно быть, с целью узнать о производимых впечатлениях, и каждый раз удовлетворенно отворачивался.

     Но Николай этого не замечал. Он был поглощен той тихой таинственностью, окружавшей здесь все, которая мягко щекотала под сердцем, будто выпрашивая себе внимания.

     Вот перед ними бесшумно открылась еще одна дверь, и снова влево и вправо тянулся коридор.

    -Прошу подождать, господин Бремо, - сказал «лакей» и скрылся за ближайшей дверью.

     Николай остался в одиночестве.
     Он увидел несколько атласных стульев у стен, поглядел в высокий узорный потолок, пытаясь до конца вникнуть в невиданную суть происходящего.

    «Хм, сколько же здесь дверей? – ошарашенно думал Николай, проходя за «лакеем» через другую комнату и шагая в открытую перед ним следующую дверь. – Истинно бюрократическое учреждение! Странно только, что посетителей совсем нет».

    На Бремовича уставились человеческие глаза. Это длилось всего несколько секунд, но ему показалось, что его долго и внимательно ощупывает проникающий во все уголки души и тела взгляд врача, однако, перед тем предупредившего, что это не больно, поэтому глаза добрые и немного грустные от усталости.

    -Здравствуйте, господин Бремо, - из-за стола с толстыми резными ножками вышел небольшой полноватый человек в богато расшитом зОлотом синем мундире. – Я мэр города Туза Лукас де Летальен. Простите, но…формальности. Ваши бумаги, пожалуйста, - сказал он, держа перед собой письмо из института.

    Николай выложил остальные документы. Де Летальен быстро, но внимательно просмотрел их и, когда вновь взглянул на Бремовича, в его глазах сверкнула искра не то слезы, не то воодушевления.

    -Вы прибыли сюда только что? – спросил он. – Ведь вы у нас не первый; может быть, встретитесь здесь с соотечественниками. Я вам искренне этого желаю.

    От последних слов мэра у Николая почему-то сильно забилось сердце.

    -А мы с вами, думаю, будем добрыми знакомыми, – де Летальен протянул свою пухлую руку, и Бремович крепко пожал ее.
-Чтобы вам, господин Бремо, проще вживалось в новую для вас среду, я бы хотел поселить вас в одном из замков под Тузом, но не вместе с соотечественниками. Надеюсь, вы простите, если это не оправдает некоторых ваших ожиданий. Вы должны встречаться – я пожелал этого, но…

     -Нет, нет, это ни в коей мере не обижает меня. Напротив, - уверил Николай. Его заинтересовало то, о чем говорил де Летальен.
-Хорошо, не будем ходить кругом. Вас, действительно, устроит жизнь в старинном замке, посреди бескрайней степи? – придав голосу некоторую загадочность, переспросил мэр.

      У Бремовича, как ему казалось, не было времени на раздумья.

      -Господин мэр, теперь я – ваш верноподданный. Располагайте мной, как вам угодно, - ответил он с улыбкой.

       По-доброму прищурившись, размышляя о своем, де Летальен проговорил:

       -Это будет интересно. В замок графа Александра де Трильи. Он добрый и здравомыслящий молодой человек. Правда, одинок и часто грустен. Он потерял родителей и сестру, когда был подростком… Сколько вам лет?

       -Почти двадцать три.

       -Отлично, ему двадцать. Думаю, вам будет неплохо вместе.

      Николая искренне удивил, но обрадовал выбор мэра. До настоящего момента он как-то не представлял себе, что будет здесь делать.

      Теперь в его голове кое-что прояснялось.

      -Мне кажется, вам не стоит медлить. Можете отправляться прямо сейчас – карету подадут к крыльцу, - продолжал де Летальен. – Вещи уложат и предупредят хозяина замка.

     -Господин мэр, простите мне вольность, но не могли бы вы подарить мне хотя бы пару часов, чтобы осмотреть этот великолепный город? – умоляюще глядя на де Летальена, весело попросил Николай.

     Мэр, конечно, был доволен словами Бремовича о его городе, но чтобы испытать иностранца на скрытую лесть, поначалу сделал вид, что просьба его озадачила.

     Однако почти сразу же весело и беззаботно рассмеялся:

    -Милостивый государь! Я дарю вам эти несколько часов, чтобы познакомиться с этим великолепным городом, хотя вы сделаете это еще не один раз. Боюсь, что порт Туз вам даже надоест.

     -Нет, никогда! – с чувством воскликнул Николай, но все-таки душа его ныла.

     «Может быть, встретитесь здесь с соотечественниками». Он уже мечтал об этом.

     «Лакей», или его тень, как от избытка впечатлений стало казаться Бремовичу, проводил его до выхода.

     Хорошо было идти не обремененным никаким скарбом. Внутренний карман дорожного костюма согревали новенькие командоны – здешняя валюта, обмененная на русские деньги у секретаря мэра.

     Николай должен был через три часа подойти к извозчичьему двору на одной из ближайших улиц с тем, чтобы оттуда отправиться к месту назначения.

      Выход из Правительственного Посольства открывался на базарную площадь. Так Бремович и очутился здесь.
Он, наконец, очнулся от своих воспоминаний. 
               
Николай стоял и, щурясь от солнца, смотрел на базар.

Пока молодой человек ворошил в памяти прошлое, здесь произошло нечто, могущее привлечь внимание его и окружающих.

-Караул! Обокрали! – пронесся по площади до глубины души оскорбленный женский крик.

Николай стал пробираться между людьми к тому месту, где громко кричали и причитали, и где уже собралась толпа гораздо внушительнее, чем те, что часто толкались между лавок.

Вообще-то, Бремович не любил нырять в такое количество людей, как, впрочем, большинство из нас, но сейчас любопытство разжигало его.

Через минуту глазам Николая предстала довольно печальная сцена.
Среднего роста, сухощавый, лет тридцати мужичок, похожий на цыгана, с черными курчавыми волосами и смуглым скуластым лицом, в бедной рубахе и старых, застиранных штанах, тянул к груди небольшой кусок жареного мяса.

Масло с него текло по рукам мужичка вместе с человеческими слезами, затекало за рукава и, как он ни старался, масло неизменно попадало туда.
Кусок как будто тоже плакал, поскольку его держали не только жилистые, рабочие руки похитителя, но и другие – пухлые, нежные руки немолодой уже лавочницы, продававшей жаркое.

Дородная женщина что есть силы пыталась выдернуть злосчастный кусок и кричала истошным голосом:
-Да что ж это делается! Так и шастают, и высматривают, проклятые!

И ее, и вора растаскивали в разные стороны пятеро людей в серо-голубых военных мундирах.

Мужичок не знал, сопротивляться ему или нет, хотя глаза его, из которых против воли лились злые слезы, горели яростным, дьявольским огнем.

Но силы его вскоре оставили, и, поддавшись натиску противников, он выпустил краденое мясо.

Солдаты, а, может быть, полицейские еще держали их обоих, но когда торговка встряхнулась и выдохнула им: «Пустите что ли, головы бестолковые!» – послушно отошли от нее.

Мужичок затих и с ненавистью глядел в праздную толпу.

Кругом тоже притихли. Одни бросали косые, злобные взгляды на мундиры; другие посмеивались втихомолку; третьи равнодушно взирали на всю сцену, как на надоевший, ежедневный спектакль, и почти тут же отходили прочь, продолжая свой путь по базару.

Но Николай не видел ничего, кроме блестящих черных глаз того, кто был вором. Они, казалось, метали молнии.

Раньше Бремович никогда не испытывал сочувствия к нарушителям закона, однако, этот мужичок каким-то образом выудил из глубин его души настоящую, человеческую жалость и желание помочь. Видно, были у этого незнакомца причины – и довольно веские, чтобы пойти на воровство, подумалось Николаю.

Тем временем, люди в мундирах связали задержанному руки за спиной и ружьями погнали его перед собой.

Внушительная толпа постепенно рассосалась, и каждый занялся привычным делом.

Только Николай, повинуясь своему новому чувству, все шел, толкаясь, за печальной процессией, пока не очутился к ним почти вплотную.

Конвоиры не обращали на него ни малейшего внимания и походным маршем продолжали идти вперед.

Возглавлял процессию начальник конвоя. По-видимому, он очень гордился своим положением, так как, высоко подняв голову и рявкая направо и налево, от чего дергались его жесткие усы, небрежно прокладывал плеткой путь себе и своим подопечным.

Николай обогнал их и, пристроившись сбоку к офицеру, заговорил с ним.

-Ну что вам стоит отпустить этого человека? – вполголоса настаивал Бремович. - Ведь не так уж много он украл. Тем более, все возвращено владельцу.

-Мне не положено разговаривать с посторонними при исполнении служебных обязанностей! – прорычал начальник конвоя.

-Хорошо. Я заплачу, - хладнокровно сказал Николай.

Офицер остановился, как вкопанный, пристально оглядел Бремовича с головы до ног. Одет вроде небогато.

Остальные тоже остановились.

-И… сколько? – с тайной надеждой в голосе спросил начальник конвоя, тревожно оглядываясь по сторонам.

Николай пожал плечами.
-Сколько хотите.
-Отойдем, - предложил тот, знаком приказав подчиненным ждать.

Они уже стояли у самого выхода с базарной площади на одну из улиц и затем подошли к стене каменного особняка.

Офицер недоверчиво покосился на рыцарей у подъезда.

-Шестьдесят командонов, - шепотом произнес он.

Для Николая это было немного. Отвернувшись к стене, он отсчитал деньги, перед тем скользнув взглядом по конвоирам, которые с беспокойством, жадно облизываясь от предвкушения, поглядывали в их сторону.

«Вот теперь они по кабачкам погуляют!» – грустно усмехнулся Бремович про себя.

И действительно, как только этот чертов начальник получил деньги и с облегчением махнул рукой подчиненным, все они дружно направились по мощеному тротуару обратно к базару и очень скоро скрылись в дверях какого-то ресторанчика.

«Ну и мерзавцы, - подумал Николай. – Хотя бы руки человеку развязали!»

Он освободил мужичка от веревки, подал платок, чтобы тот вытер следы масла.

Освобожденный, повеселев, усмехнулся, метнул в спасителя быстрый испытующий взгляд:
-Хорошо, что не наручники – веревкой связали. Веревки у них от бедности, сударь, наручников на всех не хватает, – он протянул худую руку. - Спасибо вам.

Эта простота смутила Николая, но он подбадривающе улыбнулся и пожал руку нового знакомого.
-Николас Бремо.

-Очень приятно. Антонио Валле. Так вы тоже командорец? – недоверчиво спросил он.

-Нет. Вы слышали о России? Я русский. Мое настоящее имя Николай Бремович.

-А, - словно понимая, протянул Антонио и, приблизив лицо к Николаю, прошептал, - за вами следят, будьте осторожны.

Это был удар. Бремович не мог даже предположить такого.

-Но случайные знакомства, каковым, несомненно, явилось наше – это хорошо, господин Бремо, вы сами скоро убедитесь, - поспешил уверить его Антонио.

-Зовите меня Николасом, - попросил Николай, в котором от спокойной уверенности нежданного знакомого немного укрепилась сила духа.

-Ладно. А теперь идемте, - кивнул головой Антонио.

-Куда? – недоуменно посмотрел на него Бремович.

-Никогда нельзя заранее этого предугадать, - расплывчато сообщил Валле.

И они отправились по улице, положившись, как решил Николай, на волю судьбы.

Но он довольно скоро позабыл об этом, поглощенный рассказом Валле о жизни Туза и о жизни его самого.

Так незаметно они обменялись биографиями.

Николая удивили добрые слова Антонио о де Летальене – о том, что мэр на своем посту отдает много сил, чтобы простому люду жилось лучше, чем в других провинциях; о том, как Валле когда-то учился в школе, где впервые услышал о России.

По пути они зашли в продуктовую лавку, и, как ни отказывался Антонио, Бремович купил для него немного хлеба и вяленой рыбы.

В довершение ко всему, Валле оказался кузнецом.

 Бремовича это рассмешило: такой худой и щуплый – кузнец?! – на что Антонио лишь хитро подмигнул:
-Придете, узнаете, почему мне сила не нужна.

И Николай заспешил вслед за кузнецом, поскольку знал – времени у него мало, а на кузницу хотелось посмотреть.

Но любознательный читатель, надеюсь, простит нам отсутствие ее описания. Это было бы слишком сложно – описать столь огромное количество железных прутьев, палок, тросов, колес и правильной цилиндрической формы кусков металла, выполнявших роль наковален.

Это была самая обыкновенная кузница с той лишь разницей, что все, производимое в ней человеческой рукой, здесь делалось посредством всяческих механизмов, устроенных ее владельцем.

-Вы один живете? – спросил Николай, но тут же понял, что этого делать было нельзя – слишком горячо вскинулись глаза его собеседника.

-Пока, – Антонио потупился, потом глаза его снова яростно блеснули, он стукнул кулаком по деревянной некрашеной столешнице, словно вспомнив что-то важное, задевшее его до глубины души. – Не хочу говорить об этом, - недовольно пробурчал кузнец, тоскливо взглянув в окно на свой маленький садик. Там мало что росло, только буйная зелень кувыркала листья на легком ветру.

-А…почему украли тот кусок? – осторожно спросил Николай.

Антонио горько покачал головой:

-Да, такое со мной первый раз... Тяжело. Даже не знаю, как сказать. Скверно. Стыдно. Если в двух словах – кузня есть, работы нет, нас, одиночек, давно подминают под себя крупные артели. Есть очень хотелось. Но не только поэтому. Злость взяла на этих толстокожих…, - он представил образ ограбленной им торговки и почти брезгливо поморщился.

– Но чего тут на жизнь пенять. Воровство есть воровство, нет ему оправдания, - отрезал он всякие сомнения, словно от самого себя...

-Приезжайте ко мне, порадуете меня. Я теперь ваш должник, - сказал кузнец, выйдя с Николаем из дома, где они пили пустой, но казавшийся очень вкусным чай, перекусывали рыбой и хлебом.

Антонио запер дверь на тонкий крючок.

-Да никакой вы не должник, Антонио. Просто подумайте, ну, как человек, - улыбнулся Николай.

-Как человек? – и вправду задумался кузнец.

Завернув на крайнюю улицу города, они двинулись по направлению к извозчичьему двору – он был всего в квартале от дома кузнеца. Было четверть четвертого, и народа кругом не убавлялось.


*    *    *


Открылась железная калитка с окошечком.

-Здравствуйте, господин Бремо. Ваш экипаж уже готов, - расплывшись в ласковой улыбке, сообщил Николаю усатый стражник и тут же бросил недовольный взгляд на кузнеца.

-Разрешите ему, - попросил Бремович, поздоровавшись. – Спасибо.

-Можно я вас провожу? – Антонио с затаенной тоской посмотрел на него.

Николай был рад.

Тут, за железным забором, отгородившим извозчичий двор от остального мира, пахло навозом и маслом, которым смазывали колеса карет и повозок, чтобы они не скрипели.

Извозчики, почти все грузные и бородатые, в ярких кафтанах и шляпах с разноцветными веселыми перьями, шныряли по двору, кто из кабака, расположенного в углу, кто, наоборот, туда, откуда доносился весьма привлекающий запах жаркого, кто из конторы и в контору – получать заказы и отчитываться об их исполнении.

Посреди двора на твердой, притоптанной копытами лошадей земле покачивался на рессорах экипаж.

-Мягкий, - выбросив вперед руку, указал на него стражник. – А это ваш возница, - Николай увидел перед собой стареющего человека с мужественным лицом, больше похожего на воина, чем на извозчика. – Он доставит вас в замок де Трильи.

-Де Трильи? – удивился кузнец.

-А вы знаете его? – обратился к нему Николай. Тот покачал головой, отвернулся, но Бремовичу показалось, что кузнец не договаривает.

-Ну, так до свидания, господин Бремо, - не глядя на нового знакомого, пробормотал Антонио.

-Николас, просто Николас! – поморщился Бремович.

В глазах Валле снова появились огоньки.
-До свиданья, друг Николас!

-Еще увидимся, Антонио, - собираясь уже занять свое место в экипаже, Николай спохватился и достал из кармана несколько бумажных купюр.

Кузнец переменился в лице и резко качнул головой.
-Вы не то обо мне думаете. Я больше не буду воровать. Раз уж судьба вашими руками избавила меня от петли за это преступление. Даю слово. Есть какой-то другой выход, и я найду его, - он убежденно улыбнулся.

-Вам же есть нечего. Как от друга, возьмите совсем немного, - тихо попросил Бремович.

Тогда Антонио согласился.

Экипаж тронулся и выехал из широких ворот. Антонио постоял за воротами, щелкнувшими тяжелым засовом, помахал рукой вслед отъезжающим и пошел домой, бормоча про себя:
-Тот самый..., бедный де Трильи…


«Почему это стало мне так трудно расставаться с едва знакомыми, но очень близкими людьми?» - думал Николай, выглядывая из экипажа, и вертел головой, рассматривая улицу, залитую лучами солнца.

Копыта лошадей мерно стучали по мощеной дороге.

По тротуарам торопились куда-то люди, у всех был деловой, озабоченный вид.

Усталые мастеровые в перерыве между работой группами и поодиночке заходили бедно подкрепиться в маленькие придорожные кухни-харчевни, открытые, видимо, специально для этого. Николая они заинтересовали. «Сколько выгоды, должно быть, получает государство от таких малых столовок, где плату взимают небольшую, но с огромного количества людей», - думал он.

Здесь Бремович увидел первых нищих, сидевших у порогов харчевен и принимавших подаяние от небогатых мастеровых. Другие прохожие давали мало.

Николай, наконец, решился и стал осторожно расспрашивать у извозчика о рыцарях на ступенях богатых подъездов и о тех, кто арестовал было бедного кузнеца. Последние часто попадались им навстречу.

-Вас интересует, кто они? Рыцари – это гвардия, солдаты правительства, в данном случае его светлости герцога де Фьюсса. Они охраняют каждого знатного человека. Хотя, в действительности, их роль, скорее, кукольная, и по цене их доспехов судят о благосостоянии их хозяев. Реальную функцию охраны выполняют те, что в серой форме… Одни – полицейские, но это продажные шкуры, больше ничего, - с презрением говорил извозчик. – Но в ту же форму одевают и боевых солдат, армию, а у них душа чистая, - в голосе его послышалась тайная гордость.

Потом он шепнул, словно для себя:
-Жаль, что форма у всех одинаковая.