кн1ч1гл10-12

Глава 10.

Рыцарский турнир.



Наступил день этого долгожданного всеми праздника. Его ждали даже в семействе де Летальена, потому что хотели как можно скорее избавиться от тех тяжелых мыслей о неопределенности своего положения, которые уже успели отравить душу и тело до самых костей.

«Почему люди так жестоки? – восклицала про себя Ирен. – Они не знают, что сейчас творится в сердце милой Салли. А если бы и знали, пожалуй, с негодованием кинулись бы читать ей наставления о том, какой высокой чести - близости к высшему свету - она стыдится!»

В шесть часов утра в большой долине, на поле, специально оборудованном для таких целей, неподалеку от замка его светлости герцога де Фьюсса с вершины одного из холмов затрубили средневековые трубачи в сверкавших золотом одеждах, возвещая о начале турнира.

Глашатаи объявили, что согласно законам праздника государь исполнит три желания будущего победителя – короля, за исключением, конечно, непристойных для такого события антигосударственных глупостей вроде передачи власти и т.п.

Молодые дамы, самые нежнейшие, сидели на последних скамьях амфитеатра, устроенного прямо на ближних холмах по периметру поля. Закрывая себе пол-лица веерами, эти дамы уже подыскивали потенциальных женихов, с восхищением стреляя глазами по стройному ряду рыцарей в легких доспехах.
Породистые скакуны под рыцарями нетерпеливо перебирали копытами.

В то же время куда более воинственные дамы – были и такие! – из первых рядов амфитеатра пожирали глазами солнечный блеск доспехов, будто сами хотели влезть в них, и наряду с мужчинами делали ставки на возможных победителей.

Молодые господа смотрели на рыцарей с определенной завистью, пожилые – как на что-то давно ушедшее, но до сих пор еще волновавшее кровь. Их парадные светлые короткие камзолы, сюртуки, форменные военные мундиры маячили на каждой скамейке среди пышных дамских нарядов.

Особо почетные, убеленные сединами дворяне находились в специальной ложе, по правую руку от трона герцога, возле которого неотлучно находился де Нейлок.

Всё поле – диаметром метров в полтораста, окруженное холмами, где разместилось более тысячи зрителей, было оцеплено солдатами, которые, однако, смотрели больше не в степь, на случай заметить непрошенных гостей, а туда же, куда и все – в большой круг, где сейчас должны были разыграться бои за право стать королем праздника.

Его королева, Салли де Летальен, мрачная, насупившаяся, едва сдерживая слезы под белой полупрозрачной вуалью, сидела на своем троне, опустив глаза, почти напротив герцога. Последний через поле временами равнодушно поглядывал в ее сторону.

Лукас с Анитой находились в ложе почетных граждан, и их невыплаканные слезы, стоявшие где-то между глоткой и носом, тоже просились в глаза.

Кое-где среди зрителей затерялись на скамьях приглашенные иностранцы.
С любопытством, ненадолго очнувшись от любовной печали, наблюдал за пышными приготовлениями Николай Бремович, невольно ища среди присутствующих Ирен, но, не найдя, стряхивал с себя грусть и просто разглядывал окружающих.

Наконец, приготовления были завершены.

Среди рыцарей – гражданских дворян, изъявивших желание участвовать в поединках, наблюдалось движение: они выстроились в очередь, чтобы пройти последний контроль.

Управляющий праздником был одним из тех простодушных людей, которых Фьюсс брал в дворцовую свиту лишь затем, чтобы они чётко выполняли порученную работу, особо не задумываясь над тем, что делают.
Здесь необходимо было тщательно проверять биографические данные участников, дабы не допустить какого-либо подвоха, подмены, поскольку перед самым началом турнира рыцарям по традиции не разрешалось открывать лица.

Участников было всего двадцать, но приходилось укладываться ко времени. А трубы пропели уже второй – предпоследний раз.

Управляющий устало вздыхал, задавая одни и те же вопросы, слушая приглушенные доспехами ответы, торопливо сверяясь по бумаге, совпадают ли они со сведениями, полученными ранее.

-Де Буллон? – удивленно пробормотал он, поднимая глаза на последнего участника в серебристых, отливающих лунным светом доспехах. С восхищением подумал про себя: «Ах, как хорош! Какая стать!»

-Откуда вы, сударь?

-Имею графство на Южной границе.

-Гм, издалека прибыли, - стараясь вспомнить эту фамилию, продолжал управляющий. Фамилия не вспоминалась.

-Именно поэтому я записан последним, и вы меня не вспомните, - усмехнулись из-за забрала.

-Ну что ж, - внутренний голос пытался внушить управляющему, что не стоит выпускать на поле столь незнакомого господина.
Но молодой человек так расположил его к себе непонятно чем, что управляющий был растерян и колебался.

-Так я могу ехать, сударь? – слегка склонив голову, проговорил де Буллон.

Управляющий вздрогнул, вгляделся в равнодушный металл, скрывавший неизвестное лицо, и усмехнулся.

-Вы привнесете на этот праздник ту обворожительную тайну, которой ему не хватает на протяжении уже нескольких лет. И это хорошо. С Богом, сударь! И да сопутствует вам успех! – взмахнул он рукой.

Де Буллон уже направил своего коня из-под навеса, где происходила вся эта сцена, но вдруг остановился, нагнулся к управляющему.

-У вас добрая душа, спасибо, сударь, – донеслось из-за металла, и в руки управляющего упал дорогой перстень с бриллиантом.

-Зачем же? – спохватился тот, боясь, что кто-нибудь заметит произошедшее.

-Добро должно быть вознаграждено, - рыцарь выехал вслед за остальными на поле.

Трубы запели в третий раз. Зрители поднялись со своих мест и восторженно зааплодировали шеренге рыцарей, двинувшейся по кругу.

Оркестр заиграл марш рыцарей, который подхватили и участники, и зрители, широко и могуче разнося по холмам его простые слова:

-Идем вперед! Идем вперед!
Не страшит ни дождь, ни буря.
Идем вперед!
Латы нас согреют всюду.
Идем вперед!
Звон мечей нам – как песня:
«Всегда вперед!»
Мы с тобой, друг мой, вместе
Идем в поход
Туда, где жаждут мести –
Вот наше дело чести,
Мести правой и верной,
Вот рыцаря честь –
Идти вперед!
-Идем вперед! Идем вперед!
Но не так нас латы греют, -
И нам страдать,
Так никто не умеет
Любить и ждать.
Ты пройдешь сквозь адский пламень –
Иди вперед!
И кругом растает камень –
Лишь помни Ее!
Да, там, в голубой дали,
Там ждет тебя Она,
Самая красивая, самая любимая
Твоя, твоя!
Идем вперед! Идем вперед!

Шеренга остановилась вначале лицом к герцогу, потом – к королеве праздника, и лошади поочередно преклонили колени перед ними.

-Мио, посмотрите! Не может быть! Я выучила весь список наизусть! Кто это в самом конце шеренги, в серебряных доспехах? Я его не знаю! Мио, да посмотрите вон туда! – трепеща веером, трещала молоденькая дама подле графа Ромео де Пункра, или, как все его называли, просто Мио.

Мио был навеселе – кутил всю ночь и собирался кутить еще одну, на праздничном балу.
Он с трудом вгляделся в ряд блестящих рыцарей, нашел того, кого имела в виду дама, и недоуменно посмотрел на вопрошавшую.

-Я его тоже не знаю.

-Ну вот, а разве это возможно? – всплеснула она руками. – Хотя он так хорош, так хорош!

-Может, на лицо он страшный урод, – фыркнул Мио.

-Не может быть, - завороженно прошептала легкомысленная щебетунья.

-А я, что, вам не нравлюсь? - с веселой наглостью придвинулся к ней граф.

-Ах, милый Мио, вы, конечно, красавчик. Но вчера вы тоже самое спрашивали у графини де Больди, и она вам...

-А сегодня я люблю вас, - рассмеялся Мио. - Ну и графиню... немного..., если вы не будете против, чтобы..., - он наклонился к самому уху своей дамы - розовому, девичьему, обрамленному легкими золотистыми локонами, зашептал что-то горячее, страстное, покусывая ее в это розовое ушко с хорошо оформленной мочкой.

Девушка, зардевшись, кокетливо засмеялась:

-О, да! Вам трудно отказать..., - заахала и стала энергичнее обмахиваться веером.

-Итак, после турнира? - усмехнулся довольный Мио.

-Да-да!

А на поле уже происходили горячие бои.

Они, действительно, были горячими, и только благодаря прохладному ветру, скользившему между холмов по степи, игриво трепавшему перья на шляпах вельмож, солнце, поднявшееся уже высоко, неохотно успокаивало свою пламенную страсть.

По правилам турнира рыцари по жребию разбивались на пары, дрались верхом с тупыми копьями, потом, если один из них, проигрывая, спешивался, сражение продолжалось на своих собственных ногах тупыми мечами.

В конце концов, один соперник должен был опрокинуть другого на землю и продержать в таком незавидном положении несколько секунд.
Победители вновь разбивались на пары и так далее, пока не оставался один победитель, который и становился королем праздника.

Пары сражались на поле по одной.
Носились и храпели лошади, подчиненные стремлению к победе своих седоков; сшибались и вылетали из сильных рук копья, неотвратимо летевшие вперед.
И только упрямо наклоненные головы, облаченные в металл, продолжали стремиться.
Звенели мощные, но легкие в умелых руках мечи.
И падали на землю один за другим побежденные под аплодисменты победителям.

Вот, наконец, объявили финальную пару: граф де Дюролло из крепости под портом Якорь и – граф де Буллон.

Снова услышав эту фамилию, Фьюсс подозрительно посмотрел на Реджинальда.

-Де Буллон, де Буллон, - бормотал себе под нос герцог. - Кто же это? Точно, я о нем ничего не слышал.

-Он с юга, записался последним, - сообщил всезнающий де Нейлок и скучающе спросил. – Прекратить?

Но герцог снисходительно покачал головой, все с бОльшим и бОльшим интересом наблюдая за поединком.

Де Дюролло был велик ростом, объемен, крепок, и неудивительно, что он остался в финале.
Но де Буллон! Дамы уже влюбились в него, еще не видя его лица. Это у них делается очень скоро.

Было удивительно, откуда у тонкого, высокого де Буллона столько мощи и сноровки, по сравнению с известным силачом, который вдруг уже падает с коня, сметенный бешеным натиском. Потом едва успевает вскочить, как меч, направленный жесткой рукой, подсекает его поперек спины, и де Дюролло снова тяжело оседает на землю.

-Странно, Дюролло стал совсем вялым, он почти не сопротивляется. Что это с ним? Потерял волю к победе? – с удивлением перешептывались за троном герцога.

И вот меч уже упирается в грудь де Дюролло. Проходит предназначенное время…

На поле установилась гробовая тишина. И через секунду – рев человеческих голосов:

-Де Буллон! Да здравствует король де Буллон!

Салли, уже не сдерживая слез, отбросив вуаль, метнула отчаянный, полный мольбы взгляд в де Нейлока.

Он смотрит на нее, но ее не видит.

Грохот и рев постепенно стихают.
На лице герцога играет улыбка удовлетворения.
Де Летальену нечем дышать, и он судорожно пытается ослабить тугой воротничок.
Анита закрывает мокрое лицо руками.

Победитель убирает с побежденного меч, тот медленно поднимается, и де Буллон первым снимает перчатку и подает руку противнику.

Тот стаскивает с головы шлем и, отвечая на рукопожатие, удивленным басом усмехается:

-Какая у вас нежная рука, сударь.

За их действиями внимательно следила разнаряженная толпа, жадная до подобных представлений.

Она видела, как красивые руки победителя, ее нового кумира, легко коснулись шлема, как вместе с ним опустились…

И рассыпались по плечам черные локоны…

На скамьях ахнули.

Николай Бремович, как и многие, подскочил и зажал себе рот, чтобы не вскрикнуть от изумления.

Как громом пораженный, едва поднялся с трона герцог Фьюсс, опираясь на плечо верного де Нейлока, который, казалось, один ничему не удивился.

Упала в обморок Анита. Успев подхватить ее на руки, на несколько мгновений потерял дар речи Лукас и то открывал, то закрывал рот, хватая пересохшими губами воздух.

Только Салли, порывисто вкочив, протянула к человеку, стоявшему на поле, руки, словно желая его обнять.
И из бедного, измученного девичьего сердца вырвался крик:
-Ирен!



Глава 11.

Исполнение желаний.


Это имя вернуло всех к действительности. Публика снова взорвалась сотнями голосов и рукоплесканиями.

Дамы с суеверным ужасом, кавалеры с восхищением и изумлением смотрели на прекрасную девушку в серебряных доспехах.

А она, добродушно усмехаясь, повернулась к Салли, приветливо помахав ей рукой, а потом спокойно, с видом человека, добросовестно исполнившего свой долг, пошла по мягкому травяному ковру к трону герцога Фьюсса.

-Этого не может быть! – воскликнул де Нейлок. – Здесь какой-то подвох. Хрупкая девушка против такого силача! Она не могла победить!

-Мнимый Буллон! – проскрежетал зубами герцог. – Так вот что вы нам приготовили, Ирен де Кресси!

Де Нейлок пытливо вгляделся в лицо государя и спросил:

-Неужели и это сойдет ей с рук? Неужели и в этот раз вы, ваша светлость, оставите без последствий ее дерзость и открытое неуважение к вам, если не сказать – презрение? Она же наверняка всех обманула! Надо устроить расследование, тут, наверняка, целый заговор.

Фьюсса била мелкая дрожь.

-Замолчи, Реджинальд, ты ничего не понимаешь, - шепотом отвечал он.

-Понимаю – вы влюблены, - иронически проронил граф. – И за это готовы стерпеть…

Герцог прикрыл глаза и покачал головой.
-Я – люблю.

Княгиня поднялась по бархатной ковровой дорожке к самому трону, не сводя горячих, прожигающих глаз с герцога, который, тяжело дыша, все еще стоял, держась одной рукой за де Нейлока.

Ирен подошла почти вплотную и спокойно, с присущим ей достоинством преклонила колени.

-Приветствую вас, государь!

«Надо же! – пронеслось в уме де Нейлока. – Пожалуй, так умеет делать только она: встать на колени и приветствовать власть предержащего с таким видом, будто это он перед ней на коленях стоит и себе милости выпрашивает», - и по лицу графа заскользила понимающая ухмылка.

-Как вы могли… Как осмелились нарушить вековую традицию? – пытаясь овладеть собой, вопрошал Фьюсс.

-Я не нарушила ни одного закона, ваша светлость, - прямо глядя на него, ответила Ирен.

-Вы – женщина, вы не можете участвовать в поединках, - продолжал тот.

Только тут княгиня сверкнула своими огромными глазами, словно напоминая о том, что все ее видимое подобострастие – временная маска, не более того.

-Я княгиня Ирен де Кресси, во мне течет кровь древних правителей Командории. И это значит, что я сама вольна решать здесь, что мне дозволено, а что нет.
Кроме того, ни в одном из действующих законов о проведении рыцарских праздников не говорится о том, что женщины не могут быть их участниками.
Там идет речь только о том, что участником может быть человек в совершенных летах, дворянского звания, гражданского сословия.
Как вам известно, моя особа не просто не противоречит этим условиям, но удивительным образом подходит под них.
Не так ли, господин Верховный прокурор? – она жемчужно улыбнулась сидевшему по другую сторону от герцога приятному человеку средних лет, в красивом мундире.

Под ее взглядом прокурор покраснел и сам попробовал мило улыбнуться, сдавленно проговорив:
-О, да!

-Благодарю вас, – Ирен поднялась с колен и низко раскланялась перед герцогом и всеми, кто сидел рядом с ним.

Глевный епископ, приехавший на праздник из своей резиденции в порту Якорь по высочайшему приглашению, тоже сидя сбоку от герцога, с легким упреком глядел на Ирен и качал головой.

Княгиня улыбнулась и ему и, как будто слегка извиняясь за свою выходку, пожала плечами.

-Простите, ваша светлость, - нарочито почтительно обратился к княгине де Нейлок, пряча хитрую ухмылку. – Может, вы все-таки скажете нам, - он обвел глазами сидящих рядом приближенных герцога, - по секрету, сколько и кому вы заплатили за то, чтобы стать победительницей?

Ирен, казалось, искренне удивилась:

-А я надеялась, господин граф, это вы подскажете, сколько мне следует заплатить вам, чтобы вы больше никогда не смели лгать о том, чего не знаете.

Де Нейлок проглотил кислую мину и прикрыл свои бесцветные глаза.
Он видел, может быть, один из всех присутствующих при этой сцене, что княгиня играет – расчетливо, до мелочей, до секунды – каждым своим взглядом, движением брови, взмахом ресниц, полуулыбкой, лёгким поворотом или наклоном головы.

Но играла она так тонко, что никто и не подумал бы, что это именно игра – так естественна была Ирен в каждом своем движении и жесте.
Она играла, но играла саму себя.
И то, как она делала это, де Нейлока бесило и восхищало одновременно.

Герцог вдруг злорадно усмехнулся княгине:

-И как же вы, сударыня, собираетесь быть мужем Салли де Летальен? Свадьба должна состояться по закону!

Но Ирен это нисколько не смутило.

-Об этом мы договоримся как-нибудь сами, тем более что до этого, - она сделала ударение на последнем слове, - по закону вы должны исполнить три желания победителя. До этого свадьба подождет.

Фьюсс оглянулся на прокурора в поисках поддержки юридической стороны дела, но тот удовлетворительно кивал головой, не сводя глаз с княгини.

-Черт бы вас всех побрал! – вырвалось у герцога. – Я слушаю вас! Первое.

Ирен с готовностью вновь опустилась на колени, но голос ее, повелительный и жесткий, словно вбивал эти слова в головы тех, до кого они долетали.

-Салли де Летальен останется свободной и выйдет замуж за кого и когда ей будет угодно. Сегодня никакой свадьбы не будет.

-Хорошо, - кивнул Фьюсс. – Второе.

-Все, что произошло здесь, на этом поле, от начала и до конца, вы, ваша светлость, а также и вы, господин Верховный прокурор, признаете веселой шуткой, спектаклем, в котором сознательно никто, кроме меня, не был замешан и не виноват.

Тем более что это, действительно, так, и тем более, что публика, по-моему, получила много удовольствия от созерцания этого представления, разве нет? Ведь именно представления все и ждали, - она снова пожала плечами.

-Таким образом, ваша светлость, никто из непосредственных участников и невольных исполнителей сего действа не должен быть наказан.

-Да, - прошептал герцог. – И третье.

Не меняя интонации, княгиня продолжала:

-Вы издадите указ о немедленном освобождении нескольких человек, которые содержатся в тюрьмах Туза и Якоря. Вот список, - вынув из рукава аккуратно сложенный лист бумаги, она подала его Фьюссу.

Тот раскрыл, пробежал глазами.

-Вы с ума сошли, это невозможно! Это государственные преступники, осужденные за участие в последнем восстании. Ваше желание подпадает под запрет закона, поскольку грозит спокойствию государства!

-Это ваше окончательное решение? – вставая с колен, загадочно улыбнулась Ирен.

Улыбнулась ему, герцогу, и он снова почувствовал предательскую дрожь во всем теле.

-Да.

-Ну что ж, - как ни в чем не бывало, сказала де Кресси. – В таком случае, я обещаю вам, что найду иной способ освободить этих людей.

-Вы угрожаете его светлости?! – с наигранным гневом воскликнул де Нейлок, и другие присутствующие вздрогнули от столь неожиданно яркого проявления эмоций у этого известного флегматика.

-О нет! – покачала она головой. – Только делюсь своими мыслями… А теперь, ваша светлость, разрешите мне откланяться и покинуть вас, чтобы подготовиться к вечерним торжествам по поводу нашего блестящего праздника. Надеюсь, я приглашена? – этот вопрос прозвучал риторически, и герцог в знак согласия только прикрыл глаза.

-Благодарю вас, государь! Буду рада встрече на балу, - она спокойно поклонилась и пошла туда, откуда она сегодня появилась, и где ждал ее верный конь.

Проходя мимо четы де Летальенов, Ирен слегка повернула голову в их сторону и чуть улыбнулась, словно успокаивая своих друзей.
Лукас, наблюдавший всю сцену перед троном герцога, волнуясь за нее, только покачал головой ей в ответ.

Николай Бремович сидел далеко и не слышал того, о чем говорилось перед троном, не мог хорошо видеть Ирен.

Но если бы мог – как бы удивился он, разглядев еще одно ее лицо – не доброй, ясной девушки, с которой познакомился посреди вольной степи, не холодной и трезвой хозяйки собственного дома, - а лицо властительницы света, умеющей мгновенно превращаться из ласковой кошки в грозную львицу и обратно, привыкшей к исполнению всех своих желаний.

Зрители, слегка одуревшие от произошедшего, начиная передавать из уст в уста, кто что слышал из разговора княгини и герцога, стали постепенно разъезжаться.
Уехал Фьюсс со свитой. Убрали войска. Так закончилась испорченная первая половина праздника.


*    *    *


Запыленная карета подкатила к замку герцога уже под вечер. Отпустив услужливого лакея и помогая выбираться из нее генералу де Корне, у которого от долгого пути затекло все тело, де Трильи только вздохнул.

-Я же говорил, дядя Иоганн, лучше было ехать верхом, а не в этом тарантасе. И быстрее, и удобнее.

Генерал покачал головой.

-Лошадей бы загнали. Я знаю, что ты спешишь, Александр. Но что ты теперь сможешь сделать? Все уже случилось сегодня утром. Поэтому возьми себя в руки и постарайся хотя бы не напоминать де Летальенам об их несчастье.

Де Трильи помрачнел, скрипнул зубами.

-Неужели, неужели, дядя Иоганн, все они будут отплясывать на балу, не задумываясь над тем, что где-то, не так уж далеко, погибли почти тридцать человек? Погибли, защищая чужие деньги. Из-за черствых, мертвых денег…

-Тише, - выдохнул ему генерал, оглядываясь на шелестевшие богатой листвой клены и пирамидальные тополя, растущие вдоль дорожек, которые легкомысленно разбегались от главного подъезда замка. – Ты лучше вот что, ты ступай, отдохни, я сам доложу его светлости о результатах поездки.
А тебе в твоем состоянии лучше не показываться ему на глаза. Ступай! – почти прикрикнул он на графа.

Де Трильи быстро шел по залам и коридорам дворца, как неживой, механически раскланиваясь со знакомыми.

В замке было очень светло – горели все имеющиеся свечи, - и людно – гости уже съезжались на бал, красивые, веселые и беззаботные.
Поэтому они, с недоумением узнавая в угрюмом и пыльном молодом морском офицере известного красавца-графа, провожали его непонимающими взглядами.

-Господин граф, неужто это вы? – за одним из поворотов де Трильи чуть не столкнулся с церемониймейстером, разодетым в пух и прах, как подобает на таком важном мероприятии.

-Добрый вечер, господин де Мири. Простите, я очень устал и голоден, весь день провел в дороге, - чтобы пресечь возможность дальнейшего разговора для болтливого старичка, Александр сухо кивнул и хотел поскорее продолжить свой путь.

-О, я слышал, у вас было какое-то важное поручение от его светлости. Поэтому вы отсутствовали и ничего не знаете! – эмоции лезли из него, как из малого ребенка, и он продолжал семенить рядом с графом. – Как я рад за вас, что вы успели вернуться хотя бы к балу! Его нельзя пропустить! Сегодня стряслось такое, что даже трудно описать!

«Да ничего особенного – просто одна несчастная девушка попала в руки какого-нибудь мужлана», - с горечью усмехнулся про себя де Трильи и спросил вслух как можно спокойнее:

-И кто же станет зятем господина де Летальена?

Де Мири торжествующе взмахнул руками.

-У де Летальена не будет зятя. Во всяком случае, пока, - поправился он, добродушно продолжая желать для Салли хорошего мужа.

-Вот как? – это заставило Александра остановиться, и церемониймейстер, который едва поспевал за ним, чтобы первым поведать ему все, о чем тот еще не знает, получил длительную передышку.
-А кто же выиграл турнир?

Де Мири, судя по его виду, еще никогда не был так счастлив, сообщая другим свежие новости, как сегодня.

-Ирен де Кресси!

Церемониймейстер продолжал щебетать о том, что сочувствует де Трильи, поскольку он не был свидетелем утреннего происшествия, что княгиня была великолепна, что турнир удался, хотя его результаты и расстроили немного его светлость.

Александр его не слышал. Радость за Салли мгновенно переполнила его, заглушив собой даже горечь недавних переживаний о погибших в алмазной шахте.

-Да, такое мог сделать только великий человек, - прошептал он.

-Вы кажется сказали, что голодны? – донесся до него голос де Мири. - Так приходите в главный зал, там уже накрыты столики. Устрою вам лучшее место.

-Да-да, - возвращаясь из мира дум в реальность, согласился де Трильи. – Мне нужно привести себя в порядок, переодеться. Я вернусь через час. Только, господин де Мири, - он наклонился к самому уху хитрого старика, хотя поблизости никого не было, - прошу вас, пожалуйста, насколько это возможно, найти для меня такое место, откуда меня не будет видно. Я, правда, очень устал.

Церемониймейстер понимающе улыбнулся.

-Опять будете прятаться от поклонниц? Кто хочет – тот добьется, кто ищет – тот найдет. Так не зря ли все эти ваши усилия, милый Александр?

Де Трильи вздохнул.

-И все же я очень прошу вас выполнить мою просьбу.

-Будьте покойны, все будет сделано в лучшем виде.

Добравшись, наконец, до своих комнат – для постоянных обитателей и частых посетителей замка в нем имелись их собственные покои и даже слуги, - де Трильи попал, практически, к себе домой.

Его радостно встретил старый слуга Данте, состоявший еще при отце Александра, сухой и седой, верующий христианин, понимавший своих господ с полуслова.

-Вы уже знаете? – догадался он по лицу де Трильи и сам, довольный, улыбнулся.

-Да, Данте, я очень рад за де Летальенов, - весело кивнул Александр.

Перебросившись еще несколькими вопросами и ответами по поводу поездки, Данте собрался помочь графу раздеться, но де Трильи мягко и настойчиво отстранил его.

-Спасибо, Данте, я сам. Неужели ты никак не привыкнешь – я всегда сам переодеваюсь! – он с горечью посмотрел на подобострастно склонившегося слугу.

-Вы так добры, сударь. Ваш батюшка, помнится, тоже был очень добрый человек, никогда ничем не унизит. Христианский был господин. Но вы даже с ним ни в какое сравнение не идете, - Данте покачал седой головой, в знак то ли удивления, то ли странного для него осуждения.

-Послушай, Данте, - де Трильи смягчился. – Я знаю, тебе тяжело это понять. Ты всю жизнь видел только разделение на рабов и господ. Но я не признаю его, пойми. И хочу, чтобы ты научился думать так же. Ты – такой же свободный человек, как я, ты нисколько не ниже меня, а я – не выше тебя. Только ты работаешь на меня, и я плачу тебе за это деньги, точно так же как, например, его светлость платит мне за мою службу.

Данте покорно вздохнул.

-Так-то оно так. Да только каждый должен знать свое место: раб – быть рабом, господин – господином. Всякая власть – от Бога.

Александр удивленно улыбнулся:
-А вот и нет. Ты мне сам говорил: Бог создал первых людей свободными. Не было ни рабов, ни господ. Власть и рабство придумали сами люди, потом. Пусть и с Божьего попущения, но это уже наше, отвратительное человеческое изобретение.

Старый слуга снова качал головой.

-Ох, и как не страшно вам говорить такое здесь, во дворце государя…

-Успокойся, он знает о моих взглядах, - улыбался де Трильи.

-Он знает…, - ворчливо повторил старик. - Вот если бы все господа были, как вы. Даже если я пойму вас, сударь, то другие…

-Мне нет до них дела, - усмехнулся де Трильи. – И тебе не должно быть тоже. Лучше приготовь мне ванну, пожалуйста.

-Ванна будет готова через пятнадцать минут, сударь, - слуга учтиво поклонился и направился выполнять свои обязанности.

Однако у двери остановился:

-Вы говорили про свободу…, - Данте смиренно улыбнулся в седые усы. - Истинная свобода не зависит от нашего положения и возможна только в Боге, сударь, а не с людьми. И только с Богом она – вечна, - и, еще раз подобострастно поклонившись, вышел.

-Нет, он неисправим! – снова поморщившись от его усердия и смирения, Александр принялся стягивать с ног сапоги.



Глава 12.

Бал.


После определенной какофонии, сопровождавшей настройку музыкальных инструментов, раздались, наконец, первые приятные слуху звуки с балкона, где расположился блестящий и пышный оркестр.

В огромный зал, наполненный ароматом тонких духов и вкусной горячей пищи, вошел герцог Фьюсс в парадных, вышитых золотом камзоле и панталонах, в золотой герцогской шапочке с коротким павлиньим пером.

За ним шли чуть менее наряженные де Нейлок и остальная свита, включая д’Эриа и де Пункра.

Последний, правда, очень быстро куда-то исчез, видимо, заприметив в зале своих разбитных товарищей.

Весь зал, вмещавший в себя множество людей, приветствовал своего государя криками и аплодисментами.

Семья де Летальенов, в полном составе сидевшая за одним из ближайших к трону столиков, поднялась и низко поклонилась.

С возвышения, которые он везде строил для себя, чтобы хорошо видеть, что происходит, Фьюсс окинул зал зорким взглядом, отмечая, кто присутствует и кого нет.

Он остался вполне удовлетворен наблюдением, поделился с де Нейлоком мнением о том, какой богатый ужин накрыт сегодня, и расположился на троне, за которым тянулся отдельный стол с яствами для свиты и самых почетных гостей.

В зале, несмотря на множество народа, было свободно даже для танцев – прямо перед троном его светлости. Там прогуливались пока еще редкие пары.

В другой части, чуть поодаль, стояли круглые столики, накрытые каждый на четыре-шесть человек.

За одним из них, неподалеку от де Летальенов, Николай Бремович увлеченно беседовал с мэром Туффиса де Гаттоном.

Тот периодически добродушно хохотал, не в силах сдержать радость своей широкой натуры быть полезным, и, объясняя что-то, чертил столовым ножом по салфетке.

Де Трильи сидел в одиночестве, как и хотел, в одной из отдельных лож, которые располагались по периметру зала в удобных нишах и были освещены менее ярко, чем все остальное пространство.
Это и нужно было голодному Александру.
И он был благодарен церемониймейстеру, который в этот момент по знаку Фьюсса с привычной легкостью, несмотря на свои годы, подскочил к тронному возвышению, чопорно поклонился герцогу и повернулся к присутствующим.

-Дамы и господа! Его светлость герцог де Фьюсс открывает бал!
Вы помните, какой конфуз произошел сегодня утром. Так восполните здесь все то, чего вам не хватило на рыцарском турнире!
Посмотрите, кто у нас в гостях, – и он принялся перечислять известнейшие фамилии.

Те, кого называли, привставали со своих мест и кланялись герцогу.
Только что прибывшие гости, также названные де Мири, поочередно входили в зал через высокие тяжелые двери, сверкавшие позолотой.

Отовсюду в глаза победоносно смотрели роскошь и довольство.

Сейчас, на этом празднике жизни и света, казалось, все присутствующие были счастливы.

-Господа! Праздник только начинается. Скоро прибудут новые гости. Мы ждем их! – воскликнул церемониймейстер и стукнул своим жезлом по начищенному до блеска паркету. - Объявляю танцы.

И закружились пышные платья, строгие мундиры, роскошные камзолы, словно хоровод прекрасных, шаловливых и беспечных бабочек.

Де Трильи поглядывал время от времени на меняющиеся пары, на де Летальенов, на счастливую Салли, с лица которой не сходила небесная улыбка. Девушку едва не нарасхват приглашали на каждый танец, а де Летальен, ревниво следя за дочерью, с кем-то отпускал ее, а кому - отказывал.

Граф же вовсе не спешил подойти и поздравить своих друзей.

Его душа словно раскололась надвое: одна половина радовалась за них, другая стонала от боли от осознания несправедливости сущего.
Он думал все о том же: почему одним – этот блеск и радость, а другим – смерть…

Временами Александр, оборачиваясь к трону, вглядывался в лицо Фьюсса, который, наверняка, уже слышал доклад де Корне.
Но герцог в настоящий момент являл собой редкий образец спокойствия и добродушия. Значит, ему тоже было все равно…

-Ба, де Трильи! Что это ты, как крот в норе, зарылся? А танцы? Ты только посмотри, какие красотки! – Ромео де Пункра, хорошо выпивший, перемахнул прямо через невысокие перила ложи, уселся напротив Александра за его столик и, подперев плохо державшуюся голову рукой, стал поглядывать то на де Трильи, то в зал.

-Откуда тебя принесло, Мио? - в сердцах выпалил Александр, не успев подцепить на вилку аппетитную устрицу.

-Фу, как грубо, - ухмыльнулся тот. – Я тут, вообще-то, с самого утра. А-а, ты же ничего не видел, - припомнил Мио и хлопнул себя по лбу. – Ну, брат, ты много потерял. Это…Это…, - откинувшись на спинку стула, он безмолвно потряс в воздухе рукой, не в силах выговорить, что хотел, от избытка чувств схватил нетронутый бокал красного вина, стоявший перед Александром, и залпом выпил.

-Я знаю о том, что случилось утром, поэтому можешь не утруждать себя, - насмешливо сказал де Трильи.

-Не-ет, - Мио замахал на него руками. – Ты не видел, как она прекрасна, как она это делала. Неужели тебя нисколько не занимает женская красота? Все эти ножки, шейки, не говоря уже о…

Де Трильи чуть не поперхнулся.

-Мио, если ты пришел сюда говорить пошлости, можешь убираться восвояси.

Де Пункра захихикал:

-О-о, какие нежности! Какая невинность! Хочешь казаться самым чистеньким? Забыл, как вместе со всеми в бордель ходил?…

Де Трильи вздрогнул и в гневе сжал вилку и нож так, что хрустнули суставы.

-Не смей говорить о том, чего ты не способен понять, - тихо и угрожающе проговорил он, не сводя с насмешника глаз.

-Отчего же – не способен? – искренне изумился Ромео. – Ты, брат, и правда, все забыл. Помнишь, как я оттаскивал тебя от де Столло? Он бы тебе задал! – смеясь, де Пункра погрозил кулаком. – Он был в два раза больше тебя.
Как ты на него наскакивал! Как щуплый цыпленок на здорового бойцового петуха! «Вы ее оскорбили! Извинитесь перед женщиной, которая доставила вам удовольствие»! Ха-ха!
А он: «Она – шлюха, ей за это заплатили»!
Да-а, вот была потеха!
Ты хоть знаешь, сколько мы отдали потом де Столло, чтобы он замял эту драку?
Конечно, не знаешь! Мы, впятером – по сотне командонов! Ты нас разорил со своим благородством…

-Вас никто не просил, я мог сам справиться…

-Ну, еще бы! – со смехом булькнул Мио. - Он бы и говорить с тобой не стал – надел бы тебя на свою шпагу, как кусок мяса на вертел. Из-за шлюхи…

-Мио, заткнись! Еще слово – я ударю тебя! – взбешенный, де Трильи перегнулся через стол, в сердцах схватил графа за отвороты его парадного красного камзола и, как следует, тряхнул.
Но тут лицо Мио, повернутое к трону герцога, вытянулось и приняло некое человеческое выражение.

Именно это выражение остановило Александра от дальнейших решительных действий.

-…вам королеву сегодняшнего праздника, прекраснейшую, несравненнейшую княгиню Ирен де Кресси и ее отца – князя Артуро де Кресси! – церемониймейстер провозглашал это с таким воодушевлением и благоговением, что, казалось, готов был вот-вот лопнуть от переполнявшего его пафоса.

Но его искренность, хоть и была забавной, вызвала у гостей улыбки уважения.

-Это же она! – проговорил Мио, как-будто слегка протрезвев.

-Кто? – захваченный своими чувствами, все еще держа графа за грудки, будучи спиной к трону и вновь прибывшим гостям, де Трильи ничего не видел и не слышал.

-Ирен де Кресси! – указал рукой потрезвевший Мио по направлению к трону и возбужденно улыбнулся. – Это неслыханно, де Мири объявил дочь наперед отца! Но, черт возьми, она этого достойна!

Александр отпустил ворот Ромео и повернул голову туда, куда смотрели все.

Там, возле трона, видимая из каждой точки этого неохватного глазом зала, стояла она – «королева Ирен», с золотой диадемой на темных локонах, в закрытом белом струящемся платье из тонких непрозрачных кружев, пронизанных золотыми нитями, - платьем простым, но поражавшим именно этой простотой, именно этим подчеркивая красоту девушки.

К ней подошел герцог Фьюсс, поцеловал руку и стал говорить собравшимся что-то о величии красоты и силы, о благородстве, то и дело бросая на княгиню жадные взгляды.

Она молча, не глядя на него, отдернула свою руку, которую он не хотел выпускать из своей, и улыбалась всем иронично и смешливо, но беззлобно. Хотя было заметно, что эта улыбка – свысока, а потому достаточно холодная улыбка.

И еще – едва уловимая горечь, откуда-то, из глубины души, темнела сквозь ее чистое лицо.
Глаза Ирен скользили по залу, теплея, когда останавливались на лицах знакомых и друзей.

Де Трильи, пораженный – нет, не красотой, а именно этим взглядом, - осторожно поднялся с места.

Словно боясь спугнуть бесплотное видение, медленно подошел к краю ложи, оперся на перила и смотрел, смотрел, не отрываясь, в далекие черные глаза, которые беззастенчиво путешествовали по окружающим.

«Вы ведь именно этого хотели? Так получайте! Вы развлеклись, вы любите смотреть на таких, как я, так будьте благодарны ради приличия. Хотя – я не обижусь, если не скажете даже простого спасибо. Чего ждать от жалких, слабых существ, не умеющих пошевелить мизинцем ради ближнего своего? Мне жаль вас, таких. Но как же я устала от вашей праздной пошлости и любопытства!»

У Алексадра перехватило дух от того, что он понял ее теперешнее состояние, словно подглядел движения ее души.

Жалость к Ирен и смущение перед самим собой за такое чтение чужих мыслей овладели им.

А взгляд княгини продолжал свой путь по залу, по смотревшим на нее десяткам пар других глаз – восхищенных, завистливых, осуждающих, сладко-масляных, жаждущих, равнодушных, благоговейных, насмешливых, добрых, довольных – таких разных и таких одинаково человеческих.

Но вдруг там, в одной из плохо освещенных лож, Ирен увидела человека, который смотрел не так, как другие.
Он разговаривал с ней.
Да, вот так, на расстоянии он рассказывал одними глазами о том, как понимает ее, как больно ему оттого, что ничем не может ей помочь.
Ирен видела, как он говорил о страшных событиях, которые случились в последние дни, и о которых даже не подозревают эти беззаботные гости.

Александр почувствовал ее участие, будто услышал ее спокойный голос: «Я знаю, что тебе тяжелее, чем мне. Но все будет хорошо. Я знаю, что нужно сделать, чтобы было хорошо. Ты веришь мне?». 

И он ответил взглядом: «Да!».

Тогда она улыбнулась – теперь ему. Одному.

Это была совсем иная улыбка – теплая, добрая улыбка друга, который знает тебя целую вечность, который придет, когда будет нужно, зная, чем поддержать тебя именно сейчас.

И де Трильи в знак благодарности и понимания улыбнулся и слегка кивнул ей в ответ.

Так они говорили всего несколько секунд.

Потом герцог закончил свою речь, и княгиню отвлекли, обступили другие гости, но она, отшучиваясь и отвечая на комплименты, в сопровождении повеселевшего князя де Кресси направилась к столику де Летальенов.

Уже сидя со старыми друзьями, смеясь, поздравляя Салли, Ирен временами словно невзначай поглядывала в сторону той самой ложи, откуда по-прежнему смотрел на нее красивый грустный человек.
Смотрел не так, как другие.
Он ничего не хотел от нее.
Он был благодарен только за то, что она – здесь, и он ее видит.
Это было странным, непонятным, нереальным.
Невозможным.

Де Кресси решила постараться стряхнуть с себя эти чуднЫе мысли, тем более что церемониймейстер снова стукнул по паркету своим жезлом и провозгласил:

-«Белый» танец, господа! Дамы приглашают кавалеров!

Оркестр начал вальс.
Ирен неспеша встала и пошла к столику Николая Бремовича. Но на полпути ей встретился сам герцог, который не сводил с нее глаз и, волнуясь, проговорил:

-Сударыня, позвольте пригласить вас.

Ирен не скрыла своего изумления:

-Это «белый» танец, государь. Простите, ваша светлость, сейчас выбираю я, – и лишь учтиво поклонилась, перед тем как продолжить свой путь.

Под Фьюссом словно разверзлась земля, и он почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.

Герцогу показалось, что окружающие расплываются в злорадных усмешках над его ошибкой, благо, эта иллюзия быстро исчезла.

Бремович подал подошедшей Ирен свою трепещущую руку.

Никогда еще не испытывал он на себе стольких взглядов, одновременно и изумленных, и завистливых, и насмешливых.

-Не обращай на них внимания. Мы будет просто танцевать, – тихо проговорила княгиня.

И Николай, как ребенок, пошел за ней.

Отдавшись этому вальсу, они словно зажили иной жизнью.

Вились и струились то платье, то накидка, то локоны Ирен.

Николаю хотелось поверить в происходящее, он пытался зажмуриться – и не мог,  боясь, что счастье, как сон, закончится.

Потом до него смутно дошла музыка.

-Это Глинка? – машинально спросил он.

Ирен, рассмеявшись, кивнула.

-Да. Вальс "Фантазия".

И от этой маленькой, но радостной встречи с родиной, от милого лица Ирен ему, наконец, стало все равно, где он, кто вокруг него, и что они думают о нем и де Кресси.

Вальс закончился, и послышалась странная музыка, напоминающая переступания и прыжки марионеток. Княгиня не отпустила Бремовича.

-Хочешь, я научу тебя это танцевать? – весело спросила она.

-Какие смешные движения! – он рассмеялся, но старательно принялся повторять их за ней, внимательно следя, как грациозно приподнималась ее ножка в белой туфельке и покачивалась красивая головка.

Де Трильи вернулся к столу, пытаясь осознать, что с ним такое произошло.

-Ну, влюбился? – злорадно приветствовал его Мио, вальяжно развалясь на стуле.

Александр отрицательно покачал головой и ослабил воротничок безупречной сорочки, который вообще-то был отложным и нисколько не сдавливал шею.

-Так я тебе и поверил! – фыркнул де Пункра.- Это же безумная красота! Здесь в нее все – по уши, – для большего впечатления он провел рукой поперек лица.

Де Трильи насмешливо смотрел на него.

-И ты?
-И я, - гордо сообщил Мио, покачнувшись на стуле.

-И они? – неопределенно кивнул Александр на толпу молодых дворян, веселившихся за ближним к ложе столиком.
-И они, - Мио ухмыльнулся и икнул.

Александр подумал секунду и указал одними глазами на трон герцога:
-И…он?
-Ха-ха! Разве ты не заметил? Он – в особенности.

Может, потому никто особенно и не осмеливается слишком приближаться к ней. Это может быть…, гм, опасным, - граф нарочито-доверительно наклонился к лицу Александра.
-Впрочем, она – птица такого полета, что выбирает сама. Так что, думаю, у тебя есть реальные шансы на успех, при твоих-то данных…, - Мио окинул друга завистливым взглядом. – Могу представить ей тебя. Мы знакомы.
А то вон, смотри, как бы твой постоялец тебя же не обскакал, – он кивнул на танцующих Ирен и Николая.

Де Трильи усмехнулся:
-А тебе-то зачем это знакомство, если оно прибавит еще одного конкурента – меня?

-Значит, есть причины, - Мио отвел пьяные глаза.

-А-а, - насмешливо протянул Александр. – Думаешь, это поссорит меня с его светлостью? Брось, Мио, я, конечно, ценю расположение государя.
Но даже если попаду в опалу, моей верности ему это не изменит.

-Думай, как знаешь, - нарочито равнодушно сказал де Пункра. – Неужели и впрямь не хочешь с ней познакомиться?

-Извини, Мио, но только не с твоей помощью, - покачал головой де Трильи.

Граф де Пункра вскинулся, кажется, протрезвев еще более, чем при появлении Ирен.

-Значит, брезгуешь? Старым другом брезгуешь? Стыдишься? – и горечь, и злоба горели на его лице, приблизившемся к Александру через стол.

Де Трильи поморщился мучительно.

-Да не брезгую. Только…, - он пытался подобрать нужные слова, чтобы объяснить. – Мне больно за тебя, Мио. Мы пять лет учились вместе, дружили, вместе дрались, вместе побеждали, переживали неудачи.
Ты был добрым, человечным.
А теперь… Что с тобой случилось? Откуда вся эта чернота, эта пошлость и злоба? Ответь, Мио! – с болью воскликнул Александр, вглядываясь в него.

Де Пункра презрительно ухмыльнулся.

-Жизнь заставила. Чтобы от нее удовольствие получать, ее надо, как девицу, обхаживать, когда лаской, когда силой.

-Да что ты видел в жизни? Горе, страдания, нищету – свои или хотя бы чужие? Жил всегда в достатке, под родительской опекой, ни в чем не нуждаясь.
Ты не видел ничего! Как ты можешь сетовать на жизнь? – горячо говорил Александр.

-Может, еще поучать меня будешь на твоем собственном опыте? Не надо. Знаю я твои страдания. «Бедные холопы, несчастные, голодные!» - передразнивая, просюсюкал Ромео. – Что до меня, о них не стоит даже думать. Они не стоят того! Они – рабы, и это их место! Так Бог установил. Бог твоего Данте. Значит, крест их, судьба их такая – жить в нищете и умирать.

-Судьба, - прошептал де Трильи, решительно встал с места и вышел вон.

Ему, как и недавней душной ночью на прииске, очень захотелось свежего воздуха.

Чудом увертываясь от знакомых, то и дело попадавшихся навстречу и желавших начать длинный и ничего не значащий светский разговор, приятно улыбаясь, с кем-то раскланиваясь, извиняясь за то, что очень спешит, пожимая чьи-то мужские руки и целуя женские, сыпля ожидаемые комплименты, от которых дамы рделись и начинали чаще обмахиваться веерами, де Трильи едва сдерживал рвущееся из груди сердце.

Здесь все было фальшиво, и эта ложь опутывала собой, своей суетой, как болотная тина, мучительно втягивала в себя, не желая отпускать.

Лишь очутившись у заднего подъезда, к которому сегодня вечером он прибыл в карете с генералом де Корне, Александр немного успокоился.

Он увидел над собой тихие сияющие звезды и луну, которая, как добрая няня, ласкала своим прохладным теплом ребенка – землю.

По ту сторону замка, у главного подъезда, над площадью взрывались фейерверки, их сопровождали восторженные людские голоса, смех, дамские визги.

А здесь ночь спокойно дышала шелестом тополиных и кленовых листьев аллеи, мирным перекликаньем птиц, переступанием копыт четверки лошадей, впряженных в карету, перед самым подъездом.

Де Трильи стоял так довольно долго, по внешнюю сторону стеклянных дверей от безмолвного лакея, все еще успокаивая обиду и боль души.

Внезапно за дверями послышался шум многих шагов и голосов.

Александр отступил за пальму, тянувшуюся к луне из своей каменной кадки.
Лакей почтительно пропустил отъезжающих.
Из открывшихся дверей на де Трильи снова приятно пахнуло ароматами бального зала.

Несколько человек в темных плащах, оживленно, но негромко беседуя, один за другим вышли и стали быстро спускаться по мраморным ступеням к поджидавшей карете.

-Ирен, поторопись, нас ждут! – раздалось снизу.

За дверями послышался тихий, но властный голос – похоже, княгиня обращалась к лакею:

-Уговор остается в силе, по одной  через день.

-Да, ваша светлость, - ответил тот вполголоса.

-Теперь вас не будут встречать, у меня мало людей. Но место то же, оставляете, берете деньги и уходите. О любых изменениях вам сообщат письменно, как обычно.

-Хорошо. С Богом, ваша светлость.

-Удачи.

Де Трильи немного ошалел. О чем они разговаривают? Какая-то торговля? С лакеем?

Перед Александром мелькнуло золотистое платье под длинным плащом.
Княгиня вышла. Почувствовав чье-то присутствие, резко остановилась в двух шагах и оглянулась на графа.

Словно морской волной обдало его, теплой, сильной и ласковой.
Блестящие, горячие глаза вспыхнули и погасли. И снова де Трильи увидел в них мягкую, говорящую улыбку сочувствия и ответ на свои вопросы: «Я знаю, как надо. Все будет хорошо…»

Как это было непохоже на те жесткие слова, которые были сказаны только что лакею там, за дверью!

Застучали копыта, карета скоро двинулась по аллее, дальше и дальше.

«А может, Мио был прав, и надо было воспользоваться его предложением представить меня ей? Боже мой, что я говорю!» - де Трильи покачал головой, уже весело усмехаясь над самим собой.

Еще раз глубоко вдохнул чистый воздух прекрасной ночи, вспомнил растаявшую перед ним легкую ласковую улыбку, и ему стало так хорошо, покойно, как не бывало с самого детства, когда что-то теплое шевелилось там, где сердце, словно пушистый котенок.

Он вернулся внутрь, мельком взглянул на лакея, с которым минуту назад говорила княгиня.

Тот стоял истуканом, вытянувшись, глядя стеклянными глазами прямо перед собой, как восковая кукла. Де Трильи благодарно улыбнулся ему, не задумываясь над тем, увидит ли тот эту улыбку.

В коридоре, ведущем к бальному залу, Александр чуть не столкнулся с собравшимся уезжать де Летальеном, который спешил, отдавая последние распоряжения слугам.

-Сандро! Как я рад видеть тебя! Когда ты вернулся? – он обнял де Трильи с такой силой, что у того перехватило дыхание, и граф, высвободившись, с облегчением рассмеялся.

-Часа два назад. Поздравляю вас, дядя Лукас! Я уже все знаю и хотел бы поздравить Салли.

-Непременно, непременно, мой друг! Именно поэтому ты сейчас же поедешь вместе со мной к нам. Мы продолжим наш праздник, и у тебя будет возможность увидеть Салли.

Александр смотрел на мэра, не удивляясь, но радуясь его бьющему через край счастью.
Это была победа.
Это была свобода, подаренная Ирен де Кресси.

-Хорошо, дядя Лукас. Только, если вы не против, я подъеду чуть позже, мне нужно переговорить с Данте, взять кое-какие вещи, чтобы завтра уехать домой.

-Как тебе угодно, дорогой Александр! – и де Летальен чуть не вприпрыжку побежал искать лакея, чтобы вызвать карету для своей семьи.

-…и уже не модно, представляете!

-Ах, какая прелесть эта…

-Его светлость сегодня…

-…обязательно попробуйте…

Де Трильи торопился к своим комнатам, снова раскланиваясь со знакомыми, слыша за собой этот словесный шлейф бессмысленного светского треска.
Но, странно, он уже не так раздражал его, как всего четверть часа назад, и всё это легкомыслие теперь казалось даже милым.
Александр шел и улыбался.