Алмаз. Михаил Крапунов

 
        Вовка Чиж, вихрастый парнишка, нашел алмаз. «Чиж» - это кличка, на которую Вовка вполне нормально отзывается – привык. Хотя иногда, про себя, вспоминает, как Борис Алексеевич, учитель географии, в походе к пещерам не раз называл Вовку «Черное ухо - Сорви голова». Вот это кличка! Вовка читал про героя Бурской войны капитана Сорви голова. Что же до черного уха, то после ночевки у костра черные уши и носы были не у одного.

         На открытом же Вовкином лице можно заметить с десяток веснушек, голубые задорные глаза. Светлые вихри не знающие расчески не могут скрыть больших ушей.
Вообще-то чистым и опрятным Вовку можно видеть лишь в течение нескольких часов, в субботу, поле бани. Деревня… А Вовка вовсе не маменькин диванно-телевизионный сыночек. Речка, лес, горы, рыбалка, грибы да ягоды . Да и мало ли дел, когда тебе двенадцать лет, а на дворе лето?

         В деревне говорят, что Чиж везучий: рыба у него ловится, грибов и ягод тащит больше всех, знает, где шишка кедровая вперед спеет, как суслика из норы добыть. А прошлой зимой, хотя и мало было зайцев в окрестности, сумел он дюжину косых в петли выловить.
Правда, бывают дни, когда закадычные Вовкины друзья, Гришка с Ванькой, без него бродят по деревне, страдая от безделья, и на вопрос: «Где Чиж?» отмахиваются: «Читает!».

Но вот опять троица в сборе. Шагает по проулкам на ходулях, тревожа цепных псов невиданным зрелищем. Натянув веревку между березами, с длинными черенками от стоговых вил, учатся искусству канатоходцев. Здесь же дрессируется бесхвостый Гришкин пес Шарик. Видимо, книжка была про цирк.

Не успеют сойти синяки и ссадины, как «артисты цирка» появляются в деревне в черных очках, подозрительно осматривая односельчан. В карманах бренчат невесть откуда взятые увеличительные стекла, и Вовка, обращаясь к Гришке, многозначительно восклицает: «Элементарно, Ватсон!». После такого обращения Гришкины алтайские глаза становятся еще уже, а носы у приятелей начинают напряженно вибрировать.

В течение недели друзья узнают, как и кому доярка Васильевна с совхозным сторожем за восемь бутылок сбагрили пять мешков дробленки, куда с помощью управа ушла совхозная нетель, кто стащил у бабки Марьи флягу браги (правда, пустую флягу через день подкинули). В общем, криминала в деревне достаточно, но спроса на сыск нет. Наблюдательность и дедукция приятелей тратилась впустую.
Немало неприятных минут доставила и «сыскная собака» - все тот же Гришин пес. Добрых полторы недели, дрессированный таскать палку и ходить на задних ногах, он никак не хотел идти по следу, а если вдруг и устремлялся вперед, то лишь для того чтобы через минуту вернуться, неся в зубах трухлявое полено или побелевшую кость. Отдавая находку сыщикам, он вставал на задние лапы, а кончик хвоста его удовлетворенно дрожал. И никак не могло понять доброе собачье сердце, отчего лица друзей в этот момент становились сердитыми.

         Июнь подходил к концу, поднимались травы, на солнцепеках отцвела клубника, а нетерпеливые пенсионеры уже начали готовиться к покосу - отбивать литовки, налаживать грабли. «Чок, чок, чок» – звенело то в одном, то в другом конце деревни.
В этот день с утра было жарко, друзья искупались, а после обеда договорились пойти посмотреть, не поспела ли клубника.

К полудню небо начало затягивать. Белые облака наливались серой тяжестью, темнели, подминая друг друга, и уже навалились на вершины гор, нависая мрачно и тихо. «А ну марш по домам, закрывать огурцы и помидоры! – ругнулся дед. - Град может быть!». Едва Вовка успел закрыть навозные грядки, как застучали первые капли. Через минуту же небо обрушилось огнем, грохотом и водой.

Фонтанчики пыли сухой земли на глазах превращались в лужу, лужа - в грязный поток, который водоворотом уносил под калитку мусор. Налетел ветер, пригнулись и затрепетали березки, в палисаднике, полетели ветви и сучья со старого тополя. В проулке уже шумела настоящая речка.

- Лавы, мосты снесет, да и пруд, верно, опять размоет, - ворчал дед, прислонившись к косяку открытой двери и наблюдая разгулявшуюся стихию.

Вовка мог побожиться, что не видал в своей жизни подобного ливня. Было страшно и интересно смотреть, да еще сверлила мысль: что там, на речке делается. Опять налетел ветер, застучала открывшаяся калитка, плеснуло дождем в открытую дверь, и вдруг все просветлело. Рваные лохматые тучи, подхваченные ветром, убегали на восток, где еще гремело и лило, а над деревней выглянуло солнце. Пролетели теплые крупные капли дождя уже с чистого неба, через пригорок взметнулась радуга.
За огородом, где еще утром можно было, прыгая с камня на камень и не замочив ног, перейти речушку, творился потоп. Грязным потоком залило поляны от огородов до огородов, несло старые ветви, горбыли, дрова. На одном из островков жалобно орала привязанная к колу коза.

- Вот это да! – Ахнул Вовка.

Вскоре подошли Ванька и Гришка.

- Айда на пруд! - крикнул Чиж.

Пруд на удивление оказался цел, и друзья, немного порассуждав, опять побежали в деревню.
Вдоль берегов уже не столь грозной речушке торопился, стар и мал. Один матерился – водой у него унесло поленницу дров, другой, словно царь Авгий, удовлетворенно хмыкал, осматривая вымытые пригоны. Кое-где размыло берег и, спадая, вода обнажала вымытые камни и гальку. Здесь же в лужах обреченно шевелились, не успевшие сплавиться селёмы.

Можно задарма и нарыбачить, решили друзья. У Вовки на прутике уже болталось несколько усачей, когда, осматривая очередную лужу, он заметил непонятную вещь. Из белого куска камня торчали четыре похожих на толстые карандаши стекляшки. Подобного он в жизни никогда не видел. Камень? Стекло?.. И вдруг сердце у Вовки заволновалось – алмаз! Конечно алмаз, что же может быть еще? Да вот здесь же даже видно, как алмаз переходит камень, а грани камня растворены в алмазе.

Вовка машинально оглянулся. Друзья в сотне метров колдовали над лужей. Сунув находку под рубаху, Чиж побежал домой. Камень больно врезался в тело. «Тяжелый, килограмма на два потянет», - рассуждал Чиж, перепрыгивая через воду.
Летней резиденцией друзей был сенник – старый дощатый сарай с большой скрипучей дверью. Сено к весне скармливалось, и в мае друзья наводили здесь тщательный порядок. Сооружали топчан, стол, затаскивали подходящие чурки для сидений. Здесь же находился тайник, в котором хранились: старый, слегка погнутый ствол от дробовика, немного пороха, гильзы, пугач и другие мелочи. Сюда же Вовка и спрятал, замотав в тряпку, свою драгоценную находку. Правда, перед этим он еще раз полюбовался на сверкающие грани алмазов.

         Обратно к речке он летел, как на крыльях, - где прыгая через лужи, где, наоборот, шлепая по самой воде. Мысли в голове кружились. «Вот алмаз так алмаз! Сколько же он стоит? Надо еще поискать! Показать Ваньке с Гришкой или пока не показывать? Что я, жадный стал? Нет, все равно разделим все на троих», - вспомнил он закон рыбалки – делить улов поровну.

Прутики у друзей уже ершились хвостами от селемов.

- Мужики, надо поискать белые камни со стекляшками, - распорядился Вовка.

С полчаса лазали друзья по размытому берегу, белые камни попадались, но были всего лишь белыми камнями.

- Кончай, Чиж! - Наконец взмолился Гришка. - Где ты видел камни со стекляшками? А белых камней - так их вон на хребте целая скала стоит.

Про скалу Вовка знал и сам.

- Ладно, пойдем к деду рыбу жарить!

         Чистить мелких скользящих селемов – занятие невыносимо нудное. Машинально работая руками, наш герой все время думал о находке. Друзья же потешались над котятами, дерущимися из-за потрохов, над тем, как петух, боком подкравшись и украв что-то, бежал вглубь двора угостить своих хохлушек.
Пока бабка жарила рыбу, Вовка успел перелистать книжку «Лунный камень» и уточнить когда-то ненужные подробности. Оказалось, что алмазы измеряются в каратах, карат весит 0,2 грамма. Непонятным оставалось, почему алмаз называют бриллиантом и наоборот.

- Рыбаки! Идите кушать! - позвала бабка.

Большая сковородка со сметаной, яйцами и жареной рыбой уничтожалось проворно. Деликатничал только дед, обсасывая косточки, похрустывая поджарками, нахваливая рыбаков.

Выпив по кружке холодного молока, ребята вышли на улицу. Солнце скатилось к западу. Повеяло прохладой, и как-то по-особому шелестели березки.

- Дед, а чем отличается алмаз от бриллианта? – спросил Вовка.

Старик удивленно оглянулся.

- А сколько стоит твой алмаз? – Не унимался Вовка, вспомнив про алмазный стеклорез, которым дед очень дорожил и всегда прибирал подальше.

- Кто его знает, теперь все стеклорезами режут. А дуйте-ка вы, бриллиантовые, коров встречать, - отмахнулся старик от бесконечных вопросов внука, вставая со скамейки.

- Мужики! Вы наших пригоните, - попросил друзей Вовка. Оставшись один, он быстро завернул находку в тряпку, перемотав ее накрепко, чтобы ничего не было видно, и побежал в магазин.

- Теть Вера, свешайте, пожалуйста, - попросил Вовка, положив находку на чашку весов.

- Что у тебя там – камни? – без всякого любопытства поинтересовался продавец.

- Карбид, теть Вера.

- Наверно, грязный?

- Да нет, я его хорошо вымыл, - невпопад врал Чиж, замечая, насколько качнулась стрелка весов.

- Спасибо, теть Вера, - уже на бегу поблагодарил Вовка.

Да! Целый килограмм чистого алмаза будет. Вот это находка! То, что в тряпке целое богатство, он уже не сомневался. Вот только надо бы узнать, сколько это будет стоить и кому бы продать, чтобы не надули. При мысли, что его могут надуть, у Вовки засосало под ложечкой и стало обидно за себя. Не раз он видел по телевизору, слышал от людей, как обманывают и даже убивают из-за денег. Машинально он оглянулся, успокаивая себя тем, что никто ничего не знает о находке.

Устроившись поудобней на топчане, он снова развернул находку. Грани алмаза блестели и переливались. И вдруг Вовка вспомнил, что в одном боевике гангстер унес алмазов на 50 миллионов долларов. С ехидством прикинул, что даже очень здоровый мужик больше пятидесяти килограммов далеко не утащит, а значит, килограмм алмаза, который у него есть, стоит не меньше миллиона этих самых долларов. Это?! Это же около тридцати миллионов рублей! Вовка еще раз пересчитал нули, тщательно отделяя от запятой по три знака. Все правильно.

Таких больших денег Чиж не представлял. Мать-доярка зарабатывала три тысячи рублей, да и тех не получала, у деда с бабкой по две пятьсот пенсии. Давнишняя Вовкина мечта – велосипед - по слухам стоил целых семь тысяч рублей.
Это ж сколько можно велосипедов купить?! Вовка вытянулся на топчане, заложив руки за голову. Мысли в голове путались. Ну ладно, пусть не тридцать миллионов, пусть десять и то по три каждому. Тут он вспомнил, что друзья еще ничего не знают, что они не видели находку. Вот обрадуются! Все Вовкино существо ликовало и за себя и за друзей. Он представил, как все трое на новых велосипедах с никелированными ободами несутся с горы. Ветер свистит в ушах, пузырит рубахи, а далеко-далеко сзади за ними висит пыльный след.

Но ведь надо кому-то продать, невольно прервал мечты Чиж. Сдать в банк - значит, надуют, обязательно надуют, да еще и деньги до пенсии будешь ждать.
Нет. Ну, их к черту, остановил себя мысленно Вовка, вспомнив про двух толстомордых пузатых мужиков, часто на большой иномарке со всеми ведущими колесами заезжающих к Григорьевым. «Спиртовозы, - говорил про них дед. - Спаивают народ дерьмом, жульё».

«Учитель, Борис Алексеевич!» – радостно осенило Вовку. Конечно, денег у него нету, но у него много хороших друзей в городе, да и везде. Пусть он нам даст три миллиона, а остальное - себе и тем, кто ему поможет. Денег тут на всех хватит.
От радости, что все складывается хорошо, перекувыркнулся на топчане, спрятал алмаз и побежал за друзьями.

         Ванька с Гришкой долго разглядывали находку, смотрели через алмазы на лампочку, протирали полотенцем, промокашкой. Вовка показал им свои расчеты, поделился мыслями насчет велосипедов, рассказал, что думает завтра всем идти с алмазом к Борису Алексеевичу. Вот уже и у Гришки с Ванькой заблестели глаза, посыпались предложения, что еще, кроме велосипедов, надо купить: и трехместную палатку, и надувную лодку, и мешок конфет – как выразился Гришка, чтобы около топчана всегда стоял, и многое другое… Расходились по темну, договорились утром идти с алмазом к Борису Алексеевичу.

Не спалось. Где-то под топчаном скреблись мыши. За перегородкой под навесом стонали коровы. «Весь день жрут траву, а потом все ночь пыхтят», со злостью подумал Вовка. Хорошо, если бы Борис Алексеевич смог побыстрее провернуть это дело, а то вон скоро клубника пойдет, сахар надо покупать, бабка бы варенья наварила. Да только ли сахар? У Вовки вдруг сжалось сердце. Он вспомнил как исподтишка мать плачет, не получая и без того скудную зарплату, как старшая сестренка выкраивает из старых материнских платьев «обновки». Вспомнил, как дед матерно ругал правительство, президента и местные власти, стаскивая с чердака закинутые когда-то давно поношенные сапоги, чтобы отремонтировать их для отца.
Тому тоже не платят. Так, привезут иногда лапши, муки, крупы какой-нибудь. А отец неделями зимой и летом в тайге – табунщик. Вот и получается, что живут они на пенсии стариков, да хозяйство помогает – это Вовка уже начал понимать. Наверное, надо отдать деньги деду с бабкой, они лучше знают, что надо, а то все пообносились, вспомнилось бабкино слово, а велосипед дед, поди, купит. С этими невеселыми мыслями Вовка как-то незаметно уснул.

- Сынок, вставай кушать, - мать сидела рядом на топчане и гладила его по волосам. Вовка притворился спящим. Он уже стеснялся материнских ласк, но вот так, спящим… Мать наклонилась, поцеловала в щеку. - Ну, вставай, вставай мой Чижонок. Я сегодня выходная, отец обещал приехать.

При упоминании об отце Вовка невольно открыл глаза.

- Сейчас, мамка!

Глубоко потянулся под теплой овчиной, соскочил с топчана, протирая глаза и выискивая башмаки. Сарай стоял в конце огорода. По дороге ополоснулся из бочки водой, приготовленной для полива огурцов, фыркая и на ходу обсыхая, побежал завтракать.
За столом уже пили чай. Вовка быстро проглотил свою порцию, налил себе чаю и вдруг…

- Уже свистят! - возмутилась мать. – Ты поешь хорошенько, поешь.

- Мы быстро, мам, - извиняюще попросил Вовка, выскакивая за двери.

Сбегал за алмазом, и вот уже троица бодро шагала на другой конец деревни, где в школьной квартире жил Борис Алексеевич.

- Слушай, Чиж! А на эти деньги можно купить машину?

- А зачем тебе, Гришка, машина?

- А мы с папкой каждую неделю к мамке в город ездить будем.

Вовка вспомнил, что мать у Гришки второй месяц лежит в городе в больнице. Один раз Гришка с сестренкой и отцом ездили в город к больной матери и еще хотели, да денег нету.

- Можно, Гришка, можно десять машин купить, вот только бы Борис Алексеевич смог нам помочь.

- Вовка! Слушай, Вовка, - Ванька потянул друга за рукав. – Как ты думаешь, можно, нет, за эти деньги вылечить… ну, чтобы мамка с папкой не пили. Вовка оглянулся на друга и заметил, что у того могут вот-вот брызнуть слезы.

- Должно хватить, Ватсон, обязательно должно хватить. На, Ванька, неси, - видишь, какой тяжелый.

Борис Алексеевич окучивал картошку. Слегка сутулая крепкая фигура, хотя уже и начал расти животик, рыжая шевелюра и доброе круглое лицо.

- Вы ко мне, орлы? Заходите. Вон калитка.

Закончив рядок, учитель вытер пот висевшей на заборе рубахой, закурил и подсел к ребятишкам.

- Как дела, дети лейтенанта Коломбо?

Синие глаза учителя весело искрились. Вовка молча развернул тряпку и показал находку.
- Ой-ой-ой! – Восхищенно воскликнул учитель, разглядывая алмазы. - Какая прелесть! Чудо! Вы где это нашли?

- Это Чиж нашел, - хором отозвались Ванька с Гришкой, - за Нефёдовским огородом, где берег размыло.

- Какая красота! Прелесть! Чего природа только не сотворит. – Учитель, не переставая восхищаться, разглядывал на солнце слегка голубоватые кристаллы, протирал и без того чистые грани. Лицо его было счастливым.

- Борис Алексеевич! - В горле у Вовки почему-то пересохло. - Вы бы помогли нам его продать? Мы посчитали, здесь алмаза целый килограмм будет. Это почти на тридцать миллионов, пусть бы половина денег ваша была, а то мы не знаем что делать.

Вовке стало страшно стыдно за себя, он замолчал, опустил глаза. Минуту спустя, посмотрев на учителя, он заметил, что лицо у Бориса Алексеевича вдруг стало усталым, пропали веселые искорки в глазах, кажется, даже опустились уголки губ. Он опустил находку на траву и молча смотрел на друзей. «Обиделся, обиделся», - сверлило в голове у Вовки, захотелось куда-то убежать.

А учитель вдруг широко и весело улыбнулся, сгрёб своими крепкими руками друзей за плечи и несколько неловко, но нежно привлек к себе.

- Чур, мужики! Носов не вешать! Все равно будем жить! Только вот понимаете… Это не алмазы – это горный хрусталь. Вещь редкая и чудная, и очень даже не каждому случается в жизни найти такую красоту. Только вот, орлы, за горный хрусталь миллионы не дают. Я при случае кой-кому подскажу. А вы вот только не ломайте кристаллы, пусть всё будет, как сотворила природа.

         Обратно шли тихо и молча. Борис Алексеевич пообещал написать своему другу в Новосибирск про находку - мол, может, кто и клюнет. Оглянувшись, Вовка увидел учителя. Тот стоял, опершись на тяпку, и казался еще более сутулым. Он смотрел в сторону, где кончалась деревня и где Чуйский тракт, виляя между горой и речкой, убегал в неведомую для Вовки даль.

         Солнце поднялось уже высоко. Напитанная дождем земля дышала и нежилась, картофельная ботва наливалась соком, и даже крапива вдоль заборов вдруг стала выше и гуще.

- Смотри, Чиж, смотри! Малявки клубнику уже собирают.

На другой стороне речки две девчушки с баночками часто кланяясь и приседая, двигались по солнцепеку.

- Во дают! На нашем месте!

Забежав домой, Вовка быстро присыпал находку рыхлой землей, сунув в завалинку за углом дома, схватил пластмассовое ведерко и через несколько минут друзья весело уплетали спелую клубнику.

         Возвращались уже за полдень, голодные, усталые и довольные. В палисаднике на траве лежали пьяный отец и сосед Василий, валялись пустые бутылки, стаканы, нехитрая закуска.

- Баб! – отдавая собранную клубнику, спросил Вовка. – Чего это они? И на что? – Вовка знал, что отец не увлекался пьянкой, да и не на что было гулять.

- Отец козла на солонце застрелил, сменял лопатку на бутылку водки. Хотел с пельменями после баньки, а Васька тут как тут. Он, подлец, за версту чует…

- Да что, баб, они с одной бутылки так напились?

- Да нет. Василий тут какую-то стекляшку на завалинке нашёл. Откуда она там взялась, не знаю, да и не видела я её. Так вот, отнёс Василий эту стекляшку к Григорьевым, у них как раз спиртовозы приезжали. Принёс литр – вот им и хватило.

У Вовки от недоброго предчувствия застрял в горле кусок пирога. На завалинке, разрыв сухой и рыхлый грунт, «купались», куры. Шуганув кур, он долго и тщательно перекапывал руками землю. Нигде ничего не было.

         Слёзы текли и текли. Размазывая их грязными руками по лицу, Чиж никак не мог подавить рвущуюся из груди обиду и боль, заглушить рыдания.

         Сенокос стоял в разгаре, когда приехавшие ночью «спиртовозы» в «вечной» луже около григорьевского дома напоролись на лежавшую кверху зубьями борону. Двух скатов на шикарном джипе – как не бывало. Удивительно было то, что совхозные колесники, месившие эту лужу по нескольку раз в день, всегда выезжали из неё с целой резиной.

- Бог шельму видит, - сказал дед, услышав эту новость.

Вовка, помогавший запрягать деду лошадь, почему-то промолчал и, как ни странно, не побежал смотреть, где и как это произошло.
И лишь по дороге на покос, сидя на телеге и болтая ногами, безразлично осмотрел джип, упавший одной стороной до земли, и хлопочущих около него толстопузых мужиков. Покосился на деда – не узнал ли тот свою борону, вытащенную из грязи и бесхозно стоящую у забора.

Солнце поднималось яркое и свежее, обещая погожий день.