Новый подарок

(перевод с турецкого)
                Омер Сейфеттин (1884-1920)

После ужина прошёл, может быть, один час. Как всегда супруги пили свой кофе на балконе виллы. Месяц, похожий на натёртый и отчищенный, а потом прибитый к небосводу серебряный поднос, освещал всё вокруг, и оставлял длинное серебряное отражение на рассерженном море. Уставшие горы, неосвещённые виллы, рощи без соловьёв были покрыты прохладной лиловой дымкой. Господин Сади выкурил третью сигарету. Это был тощий молодой человек, которому не было и тридцати, но который выглядел на шестьдесят. От его волос, начавших выпадать до достижения среднего возраста, сейчас не осталось даже и одного волоска на макушке. Его лысина блестела под светом месяца, как тыква, а глаза устремились в дали, в дальние дали…
Его жена госпожа Джеврие, назло своему мужу, имела крепкое, полное, молодое и здоровое тело. Ей было двадцать пять лет. Но она выглядела настолько свежо, что… Все, кто знакомился с ней делали вывод: «Ей всего лишь четырнадцать…» К тому же она была поэтессой. Рифмы и народный стихотворный размер воздействовали на неё, как эликсир жизни. Она воодушевлялась, по мере чтения новых стихов, веселела, как будто ела мороженое «Фрамбоазлы»  Токатлыяна в нестерпимую жару этого лета. У неё просыпался аппетит. Она чувствовала голод двенадцать раз в день и говорила:
- Ах, какой благородный пейзаж!
- …
Господин Сади не подал голоса. Вероятно, он не слышал. Госпожа Джеврие съёжилась и отошла на край балкона. Положила одну руку на сердце. Часто задышала и глубоко вздохнула:
- Ох, я умираю!...
Господин Сади, как будто очнувшись от сна, с ошалелым изумлением спросил:
- Почему, моя жёнушка?
- От горя!
- От какого горя?
- Ты не видишь моё состояние?
- Вижу.
- Что ты видишь? Ты очень много съела. Небольшое несварение…
- Ох, эти мужчины!..
Госпожа Джеврие начала рыдать.
Она бурно выражала свои чувства, делая движения ногами, как будто вращала педали воображаемого велосипеда и говорила:
- Ох, Сади! Ты меня совсем не понимаешь!
Господин Сади по правде говоря не понимал свою жену хорошо. Несмотря на её способность к печали и такой чувствительности, она каждый день полнела, а не худела. Господин Сади был очень серьёзным и реалистичным. Он обдумывал всё хладнокровно. Когда такое снова случалось вначале ссоры, у него холодели пальцы, который он вынужден был сжимать в кулак под поясом. Когда-то его воротник был тридцать девятого размера. Сейчас его шея влезала в воротник тридцать второго размера. Раньше он мог делать даже самые трудные упражнения из шведской гимнастики.
Его жена опять спросила:
- Это состояние от переедания?
- Я не знаю.
- Если ты не знаешь, то, что же ты клевещешь?
- …
Господин Сади не ответил. Он опять погрузился в себя. Однако гнев его госпожи Джеврие не прошёл. Неприязненно посмотрев на своего мужа, она сказала:
- У тебя, как у сороки, нет чувств… Все твои мысли по поводу еды… Ты что, зазывала на рыбий рынок? Цены на рис, пшеничную крупу, масло, сыр… Думайте, мой отец, думайте… Может быть с вашими мыслями цены соберутся упасть… Тогда как моё горе так чувствительно, так духовно… Я наблюдаю за месяцем, блестящим на этом небосклоне. Сейчас месяц смотрит на половину улыбающегося мира. Кто знает, сколько картин любви и взаимоотношений между людьми он наблюдает.
Господин Сади нервно съёжился и спросил:
- Нам что? Пусть себе наблюдает…
Госпожа Джеврие посмотрела на мужа. Потом подняв руки к месяцу, воскликнула:
- Послушай, Божий образ! Ты понимаешь, сколько животных находится под твоими смеющимися глазами?
Единственный видимый на беззвёздном небе месяц, как будто говорил: «Понимаю, понимаю…», и может быть, ещё больше улыбался. Слабый ветерок на море долго усиливался в обратном направлении.
Господин Сади сказал:
- У меня нет времени тратить много усилий на чужие любови…
Госпожа Джеврие ответила:
- Но у тебя есть время хладнокровно заниматься рыбным рынком…
Супруги посмотрели друг на друга.
Господин Сади спросил:
- Ты знаешь, о чём я думаю?
- Знаю.
- О чём?
- О мясе.
- Нет.
- О рисе.
- Нет
- О масле.
- Нет.
- О пшеничной крупе.
- Нет.
- Ах, о фасоли же.
- Нет.
- О сухой фасоли.
- Я говорю: нет, моя дорогая.
Госпожа Джеврие не представляла, о чём бы мог подумать её муж.
- Ты, несомненно, на час погрузился в поэтические мечты?
- Верно… Но не поэтические…
- В таком случае скажи, о чём ты думаешь…
- Как ты считаешь? О новых расходах…
- Каких?
- Расходах, которые перевернут наш бюджет… В этом месяце я куплю третий подарок.
Госпожа Джеврие сразу не поняла.
- Какой подарок?
- Дядюшкины дети прошли обряд обрезания. Мы приглашены на завтрашний вечер… Какой подарок нам принести? В этом месяце мы уже принесли подарки по пять лир двум нашим родственникам, у которых была свадьба.
Госпожа Джеврие сказала:
- Разве подарок обязательно должен быть материальным? Давай принесём им подарок духовный. Бесплатный, но очень дорогой…
- Какой?
- Я напишу стихотворение. Мы отнесём его.
- Не паясничай.
- Жаль, что ты видишь стих недостойным подарком…
- Моя дорогая, видишь ли…
- Что?
- Возможно ли это?
- Почему нет?
- Потом нам…
- Что они скажут?
- Они скажут - сошли с ума…
- …
Супруги спорили полчаса. Как и в любом споре, они не пришли ни к какому результату. «От столкновения их мыслей – поистине чуть ли не сверкали молнии». Месяц, чтобы они видели его ещё лучше, потихонечку выплыл на середину небосвода, оторвавшись от холма. Госпожа Джеврие рассердилась на мужа и сказала:
- Ты своим пустословием убиваешь мои поэтические фантазии!
С горя она ушла обратно в спальную комнату. Господин Сади, оставшийся один на балконе, задумался о подарке, который купит завтра, в этом благородном в высшей степени эффектном виде, с которым будет переносить вредность своей жены: «Что же мне купить? Что мне купить…»
Два ребёнка были обрезаны… Если купить каждому из них наручные часы… По три лиры будет шесть лир… Если каждому чернильный набор… По пять лир будет десять лир. Он спросил о цене ножа для химической бумаги в Пигмалионе и отпрыгнул на два шага назад, как будто смелый спортивный конь испугался гонга. Он думал, думал… В целом мире не осталось ни одной дешёвой вещи. Может быть, он не может дать десять лир на подарок в этом месяце. До конца месяца ещё восемнадцать дней. Он опустил глаза с неба на море. Он прошёлся по чёрному пятну на отражении луны в море. Внимательно присмотрелся. Какая-то торпеда…
- Месяц на небе… Отражение месяца в море… Бессловесная геройская торпеда, плывущая, рассыпая звёздные серебряные буруны, внутри отражённого месяца… Если бы он был художником, то сошёл бы с ума от этого вида. Когда господин Сади так подумал, то стал сумасшедшим, как художник.
Его жена всё ещё не уснула. Высунув из окна спальни голову с распущенными волосами, спросила:
- Что, нашёл?
- Мы купим подарок…
- Какой? Какую-нибудь дешёвую вещицу?
- Или дешёвую, или дорогую…
- Дорогую… Сколько курушей? Тысячу?
- Нет, один миллион курушей…
- За одну штуку?
- Да.
- Ты что, сошёл с ума? Где ты собираешься найти эти деньги?
- По цене в один миллион курушей, но штуку за лиру…
- Что?
- Давай-ка посмотрю счёт…
- Ты издеваешься надо мной…
- Нет, я, ей-Богу, говорю правду.
- Скажи ради любви к Аллаху!
- Не скажу, ты тоже подумай и найди…
- Я говорю: скажи. Сейчас моя голова растрёпана…
- Моя дорогая, разве ты не можешь быстро соображать?
- Это ты не можешь быстро соображать.
Господин Сади расхохотался на балконе. Ладно, у меня нет быстроты соображения. У тебя есть. Тогда я вот что скажу тебе. Один подарок стоимостью в один миллион курушей! Однако когда мы будем покупать, то купим за одну лиру. Как это? Подумай…
- Ты издеваешься надо мной…
- Нет, не издеваюсь.
- Это съедобно? Или не съедобно?
- Конечно, несъедобно… Вещь за тысячу лир разве может быть съедобной?
- Большая или маленькая?
- Размером с ладонь.
Госпожа Джеврие, свесившись из окна по пояс, как будто собиралась спрыгнуть на балкон, смотрела на мужа, думала, думала, но никак не могла найти ответ.
- Мягкая или твёрдая?
- Мягкая, но не похожа на вату. Похожа на бумагу.
- Скажи главную букву.
- Даль (арабская буква «д»)…
Госпожа Джеврие стала перечислять слова, начинающиеся на эту букву: «мороженое, большой барабан, шашки, бубен, племенной баран, настенные часы, колдовское зеркало, просо, шёлковая ткань, железо, воркующий голубь, швейная машина… и т.д.» Когда она всё это перечисляла, господин Сади смеялся. «Это стоит миллион курушей?», - огорчил он свою жену. Госпожа Джеврие не смогла определить, что это за подарок. Ей так это надоело, что… В конце концов она закричала:
- Скажи, что это, или я, ей-Богу, сброшусь вниз!
Господин Сади так покатывался от смеха, что его блестящая лысина сотрясалась:
- Не нужно выбрасываться, скажи-ка мне: «У меня нет быстроты соображения!»
- Ладно, нет…
Господин Сади поднялся со своего стула. Посмотрев на лицо своей жены, извертевшейся от любопытства, радостно и весело захохотал и сказал:
- Это же расцвеченная лотерея!
Освободившись вдруг от непомерных расходов, он с особенно искренней радостью нуждающегося в деньгах, потирая руки, вошёл внутрь дома и в ту ночь заснул очень спокойным сном.