Глава 41 Книга 2 Мейлах в октябре

             РАСЧЁТЫ И ПРОСЧЁТЫ

                Пусть будет Бог ему судья,
                А чёрт – судебный исполнитель.   
               
В этом городе Жора никогда не был и не собирался в нём быть, если б не сбежавший сюда гражданин Кац. С небольшого железнодорожного вокзала минуя высокую кирпичную водокачку заросшую бурьяном, он вышел на центральную улицу имени Ленина.

 Спотыкаясь о неухоженный, в ямах и выбоинах тротуар, он представить себе не мог, как это, нервный, рыженький человечек, трясущий заточенной под клин бородёнкой,  размахивая ручонками, ходил по этим ноголомным улицам.

Здесь без кирзовых сапог даже простым людям неудобно ходить, не то,  что вождю мировой революции шлифовавшим ухоженные тротуары Лондона, Парижа, Берлина, Берна и других соответствующих его пролетарской скромности привычных для него городов…

 Своим мнением Жора поделился со случайным попутчиком, который успокоил его, объяснив, что Владимир Ильич в этот город не приезжал и не мерил грязные лужи своими ножками.

 Мода такая в нашей стране – называть центральные улицы именем вождя, а прилегающие к центральной – именами его соратников. Есть и простые, бесфамильные названия – Революционная, Пролетарская, Социалистическая, Коммунистическая, Трудовая и так далее.

При упоминании Трудовой, Жора встрепенулся и заинтересованно спросил:
– А где у вас Четвёртая Трудовая? – попутчик пояснил:
– Эту улицу у нас каждый покажет. Это около Конского, где Мейлах чистил туалет.

Пойдёте так…, так …, и так…  Пройдёте мимо лозунга «МИР, ТРУД, МАЙ!», затем минуете дом с транспарантом – «СОВЕСТЬ – ЛУЧШИЙ КОНТРОЛЁР!»,  потом повернёте направо, где под трёхметровыми буквами «СЛАВА - ТРУДУ» над бывшим  разрушенным бернардинским собором, перестроенным в маслосырбазу, проходя мимо его стены двухметровой толщины, выйдете на улицу Глухую.

Она переименована теперь в Красноармейскую, по которой Мейлах ходил в баню к Соломону.  У них в бане был общий бизнес с вениками…  Та к вот, пройдёте по ней до конца и выйдете на Четвёртую трудовую!

К дому Мейлаха Жора подошёл с целью как можно больше узнать о нем через соседей. Самого Мейлаха он знал в лицо, и встречаться с ним пока не планировал.

 Около дома выгуливала своего детёныша Тамара Люперсольская. Она сидела на лавочке и прутиком пасла непослушного мальчишку.

– Не подскажите, где проживает Мейлах Абрамович Кац? – обратился Жора к Люперсольской.
– Он раньше здесь проживал, со своей женой Рахилью Менделевной, но уехав на курорт, там умер. Его давно похоронили, А вдова купила дом и переехала на ул. Розы Люксембург.

Вы не первый, кто его разыскивает. К нему приезжали раньше, когда он жил здесь сам, а потом, к нему опять приезжал какой-то мужчина подозрительного вида, и Рахиль Менделевна что-то требовала от него для спасения Мейлаха.

Я, конечно, точно ничего не знаю, но люди говорят, что похороненный Мейлах вернулся в город и его арестовали люди в штатском из КГБ!  Вначале,  он сидел в нашем городе, затем его перевезли в другой,  как опасного преступника.

Жора голодный, утомлённый дорогой и обеспокоенный информацией от симпатичной приветливой женщины  начал нервничать с желанием поскорее покинуть это место и этот город.

 Порываясь уйти, он напоследок справился о гостинице, где бы можно было переночевать.
– Не советую вам обращаться в гостиницу. В нашем городе работает следственная бригада из столицы и все места там заняты. Их там, как песка на пляже. Попроситесь, у кого - нибудь переночевать, а потом сами решите, как поступать дальше.
 
Жора задумался над тем, что встреча с бывшими коллегами из «органов» была для него нежелательной. Для себя он решил – если выпадет удача с драгоценностями, то он их сдавать государству не будет. С учётом этого он продолжил разговор:

– У меня в вашем городе нет знакомых, и Мейлах меня лично не интересует. Я хотел передать ему пакет, и только. Если встречу, конечно, а нет, так и не надо! Обойдётся.

Тамара сочувственно смотрела в лицо неожиданно появившегося симпатичного мужчины и хотела бы помочь ему с ночлегом, но не знала, как это сделать. Жора уловил её доброту своим многолетним чутьём обольстителя и спросил напрямую:

– Может, вы поможете мне в ночлеге? Я заплачу!
– Неудобно как-то, приглашать к себе, да к тому же муж уехал в длительную командировку.  Что мне делать? Даже не знаю, как вас выручить.

 Да и кровать только одна, на двоих, а диван неисправен… Ну,  ладно, придёте с наступлением темноты, чтобы соседи не совали нос, куда его не ждут.  Всё советуют диван отремонтировать…

Через час, Жора с авоськой заполненной продуктами проскользнул в комнату Тамары. Ребёнок уже спокойно спал в своей кроватке, а она в хорошо натопленной комнате, в свежем халатике хлопотала над приготовлением лёгкой закуски на две персоны.

Жору она встретила приветливо и, предложив сбросить плащ и снять туфли, пригласила к столу. Доставленные гостем продукты и бутылка шампанского пришлись кстати.
Ночь прошла насыщенной «отдыхом». Жора в общении с женщинами был не дилетант, но Тамара  Люперсольская оказалась самой яркой из Тамар, с которыми ему доводилось быть вместе.

– Да-а-а-а! У каждой женщины есть своя изюминка! – с восхищением отмечал специалист по их дегустации, потому что «изюминки» он у всех женщин обнаруживал  в одних и тех же местах.

Утро наступило неожиданно быстро. На улице было ещё темно, но дом, содержавший в своих скромных «номерах» простых тружеников, уже звенел сочным разговорным матом. Как бы сказал по этому поводу признанный здесь поэт Мейлах – «Утро началось опять, как всегда со слова б…»

– Жорж! Ты не спеши вставать. Пусть эта рабочая орда расползётся по своим чумазым работам, а ты немного передохни, отдышись, покушай! – с этими словами Тамара вышла на общий коридор и тут же встретила Рахиль Менделевну.

- Я к тибе, Томочка, по делу! Впусти миня, а то я ни магу здесь в полный рот гаварить.
Тамара, не ожидавшая такого раннего визитёра, наступавшего разговором на горло, преградила путь непрошенной гостье, пытавшейся проскочить в дверь.

– Сюда нельзя, ребёнок спит, а ты разговариваешь долго и громко! Говори здесь – тихо и коротко.
– Тома, ни морочь мине яйца! Знаю, какие к тибе рибёнки заходят с вечера. Это кабели. А затем, утром не могут выйти из зацепления, а позже – незамеченными из нашего дворца.

Уже, видно, кто-то лампочку вкручивал? Знаю я тибя! Ну, да ладно, твоя лампочка. Пусть тибе вкручивают, пока резьба не скрутилась… Ты мине вот в чём нимножка  памаги:
 – Если кто-то из приезжих будит спрашивать про миня, или про Мейлаха – ни гавари ничего. Мейлах в турме. Сидит крепко. Иго устроили туда самые страшные органы! Сама понимаешь какие…

- А где он сидит, там, где Госстрах? – спросила Тамара.
- Да,да! Где «Госстрах», только напротив, где «госужас» - приврала Рахиль - в КеГеБе!

Эти органы могут забрать любого, а кто иго клиентами интэрисуется, забирают в первую очередь! Зачем нам это нужно? – шёпотом сказала всё, что продиктовано обстоятельствами озабоченная Рахиль Менделевна.

 Она, поглядев по сторонам, сунула в руки Тамаре пакетик с конфетами для ребёнка и, выпорхнув наружу, так громко хлопнула дверью, что у Тамариной соседки от испуга сразу сдетонировал кишечник!
- Вот негодяйка! Как хлопнет дверью, так трусы приходится менять – в сердцах сказала соседка  в след Рахили Менделевне и помахала вдогонку кулаком.

Жора, расспросив Тамару о визитёрше, не стал искушать судьбу знакомством с «органами»,- только ему этого не хватало! В их среде, он мог встретить нежелательных лиц.

Махнув рукой на гиблое дело с драгоценностями, предполагая, что они уже конфискованы, Жора решил немедленно возвращаться к исходным позициям – более надёжному способу добычи денег, ни трудом праведным, конечно, а как и ранее – мошенничеству.

В  благодарность за хороший ночлег и «культурно-развлекательную программу» Жора одел на руку Тамары часы, доставшиеся ему от предыдущего ночлега с интересной женщиной, одел ей на палец колечко с аметистом, прихваченное там же, где и замечательные старинные часики и, сделав ручкой, прощальный жест затаился за порогом гостеприимной обители, выжидая момента выскочить из дома называемого чудильником.

 Тамара, при своей активной любовной деятельности никогда так щедро не одаривалась мужчинами. Все они хотели получить «своё» оторванное от чужого, а этот – совестливый человек. Сразу видно, что честный и порядочный! Ни мошенник, какой нибудь…

 Но тут голос проснувшегося Ромы отвлёк от мыслей:
- М-а-м-а! Иди ко мне!  – капризно позвал её  ребёнок.
- Сейчас, сынок, сейчас, только простынь перестелю и подойду.

-  А зачем простынь перестилать? Оббоссались, что ли?  Целую
ночь спать не давали дверями скрипели или кроватью, что ли… Надоело уже!

Жора, прятавшийся за фанерной ширмой поспешно сосредоточился и напоследок скрипнув дверью выскользнул в коридор, где искренне заржал и, подморгнув хлопотавшей у примуса Доре торопливо проследовал через распахнутую дверь, во двор,  продолжая хохотать, держась за живот.