14. Ветер в ладонях

Написано в соавторстве с Таем Вэрденом.

Внимание! Содержит описание гомосексуальных отношений!


1. Сменять браслеты на ошейник


- Он еще слишком молод, - нервничала мать.
- Ничего, ему придется через это пройти, как и нам всем. Это единственный шанс нашей страны, мы не сможем противостоять этим чужестранцам, придется заключить мир.
- А если он не понравится их предводителю?
Дарис молчал, словно это не о нем говорили, только беспомощно смотрел светло-сиреневыми глазами, в которых постепенно проступали черные лучики.
- Ну вот, опять! Да какой из него залог мира?
- Какой есть.
Старшая сестра, Камилла, злилась: Тайвэрин Айдан, которого за глаза, по слухам, звали Железным Айданом, приехав на смотрины, мимо нее прошел, как мимо пустого места, а вот бледную немочь, братца - взглядом так и облизал. И было б за что! Колдун, из которого плетью выбивали все его колдовство, потому что нельзя сыну правителя иметь дело с чарами - ну что за супруг из такого? Года два назад, когда Дарису исполнилось пятнадцать, отец привез откуда-то из-за горячей пустыни тяжеленные, как доля нищего, браслеты из серого металла. Когда их защелкнули на тонких запястьях брата, и браслеты плотно охватили их, Дарис закричал так, как не кричал и под отцовской плетью. С тех пор такой вот - вечно, как пыльным гобеленом прибитый. Глаза светлые, как выцветшее фиалковое полотно, молчит, даже не улыбнется ни разу.
И сейчас, когда огласили решение отдать Дариса в младшие супруги Тайвэрину Айдану, ничего не сказал, только кивнул, соглашаясь. Камилла от злости аж шипела. Тайвэрин понравился ей с первого взгляда: высоченный, широкоплечий, руки, видимые из-под меховой безрукавки, бугрились мускулами, смуглая кожа, длинный хвост волос, собранных на макушке, алый, как кровь. И совершенно прозрачные, нелюдские, словно бы ящеричьи глаза - белые, с легким зеленоватым оттенком. И дикая ухмылка, открывающая острые клыки зверя. И даже тяжкая плеть - боевая, со стальными накладками - видневшаяся на поясе, Камиллу привела в дикий восторг. Аж между ног мокро стало: какой же мужчина! И. Не. Ее!!!
- У, сволочь паскудная, утопить бы тебя, - ущипнула она брата злобно, с вывертом. - Такого мужчину увел, выродок.
Дарис только задышал часто, заморгал. И промолчал.

Тайвэрин дал три дня на подготовку, хохотнув, что долгие гуляния ему ни к чему, лучший праздник для младшего мужа - это когда его в постель берут, и праздников этих у Дариса будет много впереди. Юношу готовили, как лучший товар на продажу: чтобы нигде лишнего волоска, синяк от щипка быстро притерли, чтобы побледнел и сошел,  умастили тело маслами,  долго отбеливали лишние родинки. От будущего мужа прислали подарок - выточенную из рога какого-то диковинного зверя шкатулку. А в шкатулке - литой золотой... член. Самый, что ни на есть, настоящий, только из золота, тяжеленный, толщиной в руку Дариса, с круглым, гладко отполированным опалом на основании и золотыми же цепочками, чтоб крепить. Тайвэрин опасался, что без подготовки в первую же брачную ночь супруг сильно пострадает, и выражал желание, читай - требовал, чтоб на церемонии его подарок присутствовал в женихе.
Подарок не полетел в стену, всего лишь немного резко захлопнулась крышка - но это для тихого Дариса было равносильно вспышке гнева. Отец положил руку на свою плеть, готовый приказать, если понадобится, привязать сына и силком запихнуть в него подарок. Все ради мира с айданами. Слишком уж сильны были войска неспокойного, далеко не мирного соседа. Дарис на него и не взглянул, вышел из комнаты, лишь поклонился посланнику. Шкатулку унес с собой, и король Валлен облегченно вздохнул: выполнит. А как только венчальные кольца окажутся на пальцах супругов, вернее, на пальце старшего, младшему супругу по обычаям Айдана полагалось похожее на ошейник ожерелье, так вот когда они займут свои места, головная боль короля Валлена станет уже головной болью асанги Тайвэрина.
Дарис подарок в комнате рассмотрел внимательней, в глазах снова промелькнули черные лучики, тут же погасли. Кроме золотого непотребства в шкатулке обнаружилась коробочка с плотно притертой крышкой, а в ней - густая зеленоватая мазь с запахом согретой солнцем мятной травы. Что ж, будущий супруг хотя бы позаботился о том, чтобы Дарису было легче воспользоваться подарком. Запах юноше понравился, а вот то, для чего мазь предстояло применять - совершенно не радовало.
- Ни за что, - монотонно произнес он. - Не дождетесь.
- А тебя никто и не спрашивает, - фыркнула неслышно пробравшаяся в комнату брата сестра. - Так что или сам, или слуги запихнут.
- Может, себя предложишь взамен? - говорил Дарис тускло и безэмоционально, как и всегда после надетых браслетов. На оплеуху Камиллы не отреагировал, только мотнул головой, рассыпал волосы - от резкого движения вылетели удерживающие тяжелый узел волос драгоценные шпильки.
- Удачи, братец, придется тебе постараться этой ночью.
Дарис совершенно не горел желанием что-либо делать. Камилла это понимала, потому и поспешила сообщить отцу об упрямстве проклятого колдуна, который не понимает своего счастья и оказанной чести. Сначала уговаривать сына пришла мать, но королева Целия всегда была чересчур мягка. Потом в комнату сына явился отец, посмотрел на Дариса, презрительно хмыкнул:
- Ну? Мне уже звать слуг, или начнешь приготовления сам?
- Почему бы не отправить к нему Камиллу, они будут прекрасной парой, течная сука и варвар.
Его все же выпороли, и мазать заживляющими мазями вспухшие на спине и заднице рубцы король запретил до того момента, как в распятого на кровати шелковыми веревками сына введут подарок жениха. Отвязывать же - до самого утра.
- Но он будет на церемонии недостаточно прекрасен, мой король.
- Плевать, заберут и такого. А чтоб был прекрасен, я вам, шарлатанам, деньги плачу немалые!
Слуга-лекарь униженно согнулся и забормотал что-то про «все возможное и невозможное». Дарис желал сдохнуть прямо сейчас, чтоб все получили желаемое: отец - мир с айданами, сестра - мужа, которого заслуживала, матушка - возможность родить мужу нормального сына, а он сам - покой, наконец-то.
До самого утра он глаз не сомкнул, смотрел в потолок. В голове никаких мыслей не было, только серое марево, сосредоточиться не получалось на чем-то конкретном и одном. Больно уже не было: мазь, присланная с подарком, облегчила муки девственника, обезболила, к утру организм притерпелся к чужеродному предмету там, где ему быть не следовало, спину и зад ему намазали почти волшебным составом, убиравшим кровоподтеки и ссадины за считанные часы. Было просто обидно. Однако Дарис давно научился молчать, не проронил ни слова, пока его отвязывали, готовили к церемонии, только один раз мотнул головой, рассыпав сложную прическу, над которой слуги возились с час. Он привык просто скручивать волосы в узел и закалывать маминым подарком. Теперь на него прикрикнули, снова принялись сооружать что-то многоэтажное и замысловатое из его смоляных волос, золотых шпилек, цепочек и заколочек.
- Я хочу ту шпильку. Мне мама подарила, - прошелестел он. Шпилька была простенькая, с маленькими аметистами в навершии, не вязалась с прической вовсе. Ее спрятали в массе волос, иногда слуги даже жалели принца Дариса.
Наконец, он был наряжен, приготовлен и его проводили навстречу к жениху. Высоко поднятые волосы открывали длинную стройную шею, шел Дарис медленно, грациозно, словно плыл, и по широкой ухмылке Тайвэрина понял: тот знает о причине такой походки. Крепкие цепочки не давали золотому чудовищу выскользнуть из тела и брякнуться о каменный пол храма на виду у всех. А от каждого движения прошибало болезненным всплеском какого-то грязного желания. Впрочем, оно быстро тонуло в сером мареве. К моменту, когда Дариса подвели к жениху, юноша хотел только, чтобы его оставили в покое, и все куда-нибудь сгинули. Будущего мужа он поприветствовал наклоном головы и равнодушным:
- Добрый день моему будущему супругу.
Вместо ответа тот покрутил его голову за подбородок, хмыкнул:
- Люблю строптивых. Идем, - и поволок к алтарю, нисколько не заботясь о том, что идти Дарису трудно.
На вопрос жреца о согласии Дарис ответил коротким «Нет». Все равно, никого его мнение не волнует. Отказ не возымел результата: супруг напялил ему на шею тяжелое ожерелье из такого же металла, как и браслеты, после того, как Дарис с трудом натянул на его палец массивное золотое кольцо. И мир вовсе погрузился в серый туман, в котором Дарис уже ничего не видел и не ощущал. Пока с него не сняли блокирующие магию браслеты. Один ошейник действовал немного слабее.
На пиру Дарис ничего не ел, даже кубок, который полагалось поднять за здоровье супруга, нечаянно опрокинул - руки дрожали. Сидеть было почти невозможно, проглотить что-то - еще более невозможно, ему казалось, что если опустить взгляд, можно будет увидеть, как натягиваются парадные одежды на животе, распираемом изнутри.
- Потерпи, скоро все кончится, - шепнул ему на ухо голос мужа.
Дарис даже сумел улыбнуться. Ну, хоть супруг поддерживает, может быть, все будет не так уж и плохо в этом браке. Юноша даже рискнул положить пальцы поверх руки Тайвэрина. Их не сбросили, сжали в крепком, даже чересчур, пожатии. Пир, наконец, закончился для них, но не для гостей. Новобрачных проводили в раскинутый в дворцовом парке шатер асанги, так айданы называли своего короля.
Дарис вопросительно посмотрел на мужа, взглядом спрашивая, что же дальше. В шатре, кроме множества одеял из шкур и шелковых подушечек, не было ничего.
- Мне сказали, ты никогда не был с мужчиной, - голос Тайвэрина был ровным, а руки сноровисто разбирали прическу, отбрасывая в угол шпильку за шпилькой, цепочку за цепочкой. 
- Да, это правда.
- Потому ты и носишь дамай, его делали по моей мерке. Будешь покорным - будешь купаться в роскоши, танги, ни в чем отказа не будешь знать. А нет - не обессудь.
Дарис кивнул. Покорным так покорным. Не самая плохая участь, всего-то ублажать супруга на ложе. Через полчаса он уже так не думал: супруг его нежным не был, вертел, как куклу. И неизвестный мастер явно преуменьшил достоинство варвара: такой чудовищной боли юноша не испытывал, даже когда заперли магию. Серое марево расцветилось черным и алым, он брыкался, кусался, царапался в тщетной попытке выбраться из-под тяжелого тела. Пока, наконец, супруг не удовлетворился. Дарис так и замер, не шевелясь, чтобы не прокатывались по телу волны боли. В его распущенных волосах запуталась ручища мужа, оттягивая голову назад. Ни обтереть, ни смазать пострадавшее место, верней, места никто Дарису не предложил. Тайвэрин захрапел, пригребши его поближе, бормотнул во сне:
- Спи, танги…
Дарис не понял, каким чудом ему удалось уснуть этой ночью. Наверное, тело слишком устало за два дня и прошлую бессонную ночь. А проснувшись, не понял, где он и что случилось. Потом уже, позже, дошло: его, завернутого в меховое одеяло, везут на седле, как куль с сеном. Дарис сперва дернулся, потом пожалел об этом: тело отозвалось болью так, что он не сдержал стона. Лошадь - рослая, ширококостная зверюга, - остановилась, его перевернули в сидячее положение, и, хотя это было еще хуже, на сей раз он не проронил ни звука. Супруг снял с пояса небольшую фляжку, прижал к пересохшим губам Дариса:
- Пей, танги.
Дарис сделал пару глотков, немного полегчало, он даже смог осмотреться. Стоял белый день, вокруг расстилалась степь, только позади еще виднелась полоска леса. Все сотенное посольство айданов двигалось верхом под предводительством своего асанги, сейчас всадники замерли каменными истуканами. Позади них замерли три телеги на больших колесах. Дарис вздохнул, привалился к груди супруга, решив, что тот хотя б какая-то опора. Боль внутри стихала, медленно, но верно. Зато пришло понимание того, почему его везли в седле кверху задом, и сейчас держали едва не на весу: внутренности снова распирал подарочек.
«Ну сколько же можно-то», - Дарис вздохнул, серое марево колыхнулось черным.
- Пока ты не привыкнешь ко мне, танги, - словно бы прочел его мысли супруг.
«К такому невозможно привыкнуть. Никогда», - Дарис вслух говорить не стал, раз уж супруг одарен умением чтения чужих мыслей, зачем вообще подавать голос лишний раз.
- Привыкнуть можно ко всему, - гулкий смех болезненно отдался в голове. - Я поспешил ночью и был жесток, прости. Но этого ждал твой отец, а я жить среди тени и деревьев дольше не мог. Потерпи, танги.
Мысли Дариса снова затопило серое марево, навалилась привычная вязкая усталость. Но провалиться в состояние отстраненности ему не дали.
- Твой отец сказал, что ты - раххим, как это по-вашему... колдун. Это правда?
- Да, правда. Поэтому и отдали.
- Пробужденный дар? - поинтересовался асанги.
Дарис покачал головой:
- Позор для королевской семьи - сын-колдун.
Тайвэрин хмыкнул:
- Позор для королевского рода - слабая страна и никакая армия. А раххим - это дар богов, глупо проклинать то, что дают боги, тебе не кажется?
Дарис снова промолчал, только в глазах метнулись черные лучи.
- Сколько тебе лет?
- Семнадцать.
- Понятно. Хочешь, сниму ошейник?
- Хочу, - прошелестел Дарис. Он понятия не имел, что будет, когда ошейник снимут.
- Обещаю, как только вернемся домой, мои раххим осмотрят тебя, решат, можно ли его снимать, и не убьет ли тебя освобожденная сила. Если для тебя, танги, будет безопасно, то ошейник будет снят.
- Хорошо, - согласился Дарис.
- А теперь поспи. К вечеру доберемся до Четырех Сестер, разобьем лагерь. Тебе понадобятся силы, мой строптивый, - со смешком посулил асанги.
Серое всплеснулось черным, но снова погасло. Чем быстрее муж его замучает, тем скорей придет освобождение. В то, что ему когда-либо светит свобода настоящая, Дарис не верил ни на йоту. Ну кто отпустит колдуна по доброй воле? Верней, силу колдуна. Только самоубийца. Асанги на самоубийцу не походил. Больше всего он походил на зверя - опасного, сильного, жестокого от этой силы, не понимающего, что те, кто слабее, не смогут принять его милость без боли.
Дарис предпочел заснуть, вернее, просто  отпустить сознание в серое марево. Как сказал муж, силы ему понадобятся. Очнулся он уже на мягких мехах, укутанный в шелковое покрывало. Асанги сидел рядом, смотрел на него светящимися в темноте синеватым огнем глазами, не шевелясь. Дарис выпростал руки, прижал покрывало к себе.
- Ты боишься своего супруга? - в голосе мужчины почти не было вопроса. Он протянул руку и коснулся волос юноши.
- Нет, - честно ответил Дарис.
- Откинь покрывало, я хочу посмотреть на тебя.
Дарис повиновался, убрал ткань. Одежды на нем не было, видно с прошлой ночи его только завернули в одеяло, не потрудившись одеть. Тайвэрин переместился ближе, развел его ноги. Дарис тут же попытался их свести.
- Ты непокорен, танги, неужели тебе хочется испытывать боль? - усмехнулся Тайвэрин, без труда удерживая его щиколотки.
- Именно потому, что мне не хочется ее испытывать...
- Я все равно возьму то, что желаю, будешь ты сопротивляться или нет. Но если ты будешь покорен, твое тело скорее привыкнет ко мне, перестанет сжиматься от боли, и тогда придет наслаждение.
- Как можно испытывать наслаждение от такого?
- От телесной любви? Можно. Но для удовольствия в этом нужны двое, и трудиться для этого должны оба, ведь обоюдное удовольствие куда приятнее, чем одностороннее.
Асанги говорил, строя правильные, сложные фразы на не самом простом языке, родном Дарису, что выдавало в нем вовсе не такого варвара, как хотелось думать юноше. А руки его двигались, поглаживая, нажимая на какие-то точки на ступнях и лодыжках, отчего у Дариса сначала слегка онемела, а затем наполнилась теплом и расслабленностью вся нижняя часть тела от пояса. Юноша прерывисто вздохнул:
- А что ты делаешь?
- Расслабься и просто ощути. Можешь закрыть глаза, - ушел от ответа асанги, продолжая легкий массаж, медленно поднимаясь ладонями выше и выше, подбираясь к мерцающему в полумраке шатра опалу между ягодиц юного супруга. Дарис послушно закрыл глаза. Ощущения пока что были приятными, даже приносили слабое удовольствие. Старший супруг не спешил извлекать из его тела растягивающее его орудие и врываться, удовлетворяя свою похоть. Вместо этого он, кажется, решил заставить самого Дариса испытывать подобное же низменное влечение. И все же это было куда лучше боли. Дарис тихо застонал, сам удивился этому звуку. Никто никогда не касался его так. Не гладил, не целовал... Целовал?! Он и впрямь наслаждался этими ласками, совершенно непристойно, по меркам впитанной с молоком кормилицы морали, льнул к мужу. Но когда рука асанги скользнула между его ног, коснулась орудия ежедневной пытки, Дарис напрягся снова.
- Не бойся. Не открывай глаз. Тебе не будет так больно, как в первый раз.
По коже потекло что-то теплое, почти горячее, запахло миндалем и розами.
- Правда? Ты обещаешь?
- Обещаю.
Внутри, в притерпевшихся к размерам золотого чудовища внутренностях, оно пришло в движение, медленно, очень медленно проворачиваясь. Дарис ахнул, но не от боли, а от неожиданного осознания того, что ощущения он испытывает весьма интересные. Тишину шатра нарушали только потрескивание угольков в жаровне, стрекотание цикады, сбившееся дыхание Дариса и временами прорывающиеся стоны. Тайвэрин дышал неслышно, не издавал никаких звуков, словно был не человеком, а мороком. Но он был слишком материален для морока. Теплая ладонь тяжело легла на живот Дариса, заставляя его еще острее ощутить движущийся внутри предмет. Сначала он лишь проворачивался, затем немного подался назад и вперед, размазывая ароматное масло по растянутому заду и гладкому металлу. Дарис всхлипнул, ощущая волну жара, прокатившуюся по телу.
- Так... хорошо...
Асанги добавил еще масла, не жалея об испорченных им мехах. Чувства, исходившие от юного супруга, которые он улавливал, стоили того. Амплитуда движений металлического члена стала шире, Тайвэрин немного сместил его украшенный опалом конец, направляя его вниз и наружу, заставляя всей рельефной длиной проехаться по средоточию мужской силы внутри Дариса. Тот уже стонал в голос, пальцы стискивали мех, скребли по нему. Он почти даже не заметил, что согретый металл покинул его тело, а взамен в него вторглось нечто большее, медленно скользя, обильно смазанное маслом. Было хорошо, хотелось, чтобы это продолжалось. И его желание исполнилось. Как и обещание асанги: больно не было, даже несмотря на то, что живой Тайвэрин был крупнее его металлического подобия. И еще живой мог целовать его, и целовал, вылизывал шершавым звериным языком его грудь, плечи, руки, шею, окатывая горячим дыханием влажные следы. И кричал в этот раз Дарис под ним не от боли.
Кончив, Тайвэрин не спешил покинуть столь желанное тело.
- Открой глаза, танги, посмотри на меня.
Дарис открыл глаза, полные тумана, взглянул на мужа. Асанги улыбался, приоткрывая звериные клыки.
- Так было хорошо, мой милый. И тебе, и мне.
- Да, так хорошо, - согласился Дарис, несмело погладил мужа по щеке. Тот потерся об его ладонь, едва не оцарапав ее жесткой темной щетиной.
- Принесу воды, тебя нужно искупать. И ужин. Ты голоден уже слишком долго, чтобы это ощутил и последний агхар в моем отряде.
Дарис снова улыбнулся, робкой дрожащей улыбкой.
- Хорошо.
- «Хорошо, асанги», - поправил его Тайвэрин. - Привыкай обращаться ко мне так, как полагается младшему супругу.
- Хорошо, асанги, - исправился Дарис.
Супруг усмехнулся, поцеловал его жесткими губами в щеку и вышел из шатра, совершенно не стесняясь наготы. Через пять минут два рослых воина, старательно не глядя на младшего супруга господина, внесли глубокую бадью, затем ведра с согретой водой. Дарис уже успел накрыться с головой покрывалом, следил в щелку, когда же воины покинут шатер. Они вышли, вернулся Тайвэрин, уже искупавшийся, но не теплой, а ледяной водой из колодца. От него на весь шатер повеяло холодом и запахом свежей воды.
- А расскажи, что я, как младший супруг, должен буду делать? - Дарис медленно выбирался из-под покрывала. И торопливо добавил: - Асанги.
- Смотря, что ты умеешь делать. Вообще, обязанности танги - украшать жизнь асанги, петь, танцевать, ублажать супруга на ложе, уметь играть в ракх... Но я сомневаюсь, чтобы тебя обучали так, как обучают тех, кто предназначен в младшие супруги у нас.
- Нет, в наложники меня не готовили. Я умею ухаживать за животными,  они намного лучше людей.
- Танги - не наложник, - усмехнулся Тайвэрин. - Танги, с нашего языка, переводится как «тот, кого любят и оберегают». Наложники же - эхиз, «сосуд для семени», и этим все сказано. Иди сюда. Вода стынет.
- Любят и оберегают? Ну, наложников тоже оберегают и ценят, они дороги, особенно обученные. Почему бы и не беречь дорогую вещь? - Дарис подошел.
- Беречь вещь и беречь того, кому боги предназначили ехать за твоей спиной - разные вещи, танги.
Тайвэрин поднял его под мышки, поставил в медную бадью.
- Встань на колени, волосы тебе тоже нужно промыть.
Дарис встал, позволяя супругу привести себя в порядок. Дома его волосы мыли слуги, и это не всегда было приятно. Но сейчас от ласковых прикосновений казавшихся такими грубыми и неуклюжими рук Дарис разомлел, едва не начав мурлыкать. И опять потянуло прижаться к мужу. Тайвэрин не препятствовал, его радовало, что дикий зверек из северного лесного королевства так быстро перестал дичиться, показав, что под ледяной броней таится горячее нутро, чувственное и нежное. Каким бы жестким и жестоким ни был асанги Айдан, причинять боль ради боли он мог лишь врагам. Дарис врагом не был, он был танги. Тайвэрин увидел его - и сразу понял: это его. И стало так.
Дарис ничего не думал, просто прижимался к теплому супругу. Его омыли, укутали в тонкое полотно, за которое дома у Дариса давали цену по весу серебром, уложили на меха. Тайвэрин подобрал отброшенную в пылу соития «игрушку», вымыл ее чистой водой и опустился перед младшим супругом.
- Перевернись на живот и поднимись на колени, танги. Дамай пока еще нужен тебе.
Дарис смутился, но выполнил приказанное. После этой штуки и впрямь было легче. К тому же, Тайвэрин не собирался втыкать в него золотое чудовище так, как это сделали слуги дома. Вместо этого он зачерпнул двумя пальцами мазь и принялся смазывать ему зад, медленно обводя уже сомкнувшееся отверстие, припухшее и покрасневшее. И очень чувствительное, как оказалось. Дарис опять часто задышал. Чувствительность немного притупилась, когда мазь начала действовать, но не пропала вовсе. И пальцы асанги проникли в тело Дариса легко и безболезненно, растягивая его, смазывая изнутри. Дарису спать хотелось больше, чем любиться, потому он просто немножко поныл, поерзал и успокоился. Дамай в нем все же оказался, супруг закрепил его цепочками и аккуратно уложил Дариса на постель.
- Не засыпай еще, тебе нужно выпить шоргу и съесть хотя бы лепешку. Давай, - под его спину подсунули подушки, позволяя полулежать.
- А почему ты обо мне заботишься?
- Потому что ты – мой танги, - снова терпеливо пояснил супруг. Будто неискушенному ни в языке, ни в обычаях Айдана Дарису это что-то могло сказать, кроме того, что уже сказал Тайвэрин.
- И что это значит? А почему я, а не Камилла? Она так хотела быть твоей женой.
- Зачем мне та, что жаждет власти? Власть в Айдане принадлежит мужчинам, но не женщинам.
- Власти? Если она и хотела власти, то лишь одной...
- Ты не слышишь слова души, танги, - Тайвэрин заткнул открывшего рот ответить Дариса куском свежей, еще теплой лепешки. Пришлось жевать, наслаждаясь душистым хлебом. Потом в губы ткнулся край широкой чаши с душистым мясным отваром, в котором плавало мелко порубленное мясо, какая-то незнакомая Дарису пряная зелень с кисловатым привкусом и разваренные зерна столь же незнакомого злака. Дарис напился, облизнулся:
- Вкусно.
Супруг только усмехнулся: его юному танги приготовили пищу, которую в Айдане готовят для стариков, тяжелораненых и детей.
- А теперь можешь спать. Если вдруг понадобится сходить до ветру, буди меня.
- А расскажи, где ты живешь. Там есть лес? А озера?
- Там есть море золотого песка. И оазисы с зарослями хины. Это такой кустарник, плоды которого обладают лечебными свойствами, а кора, собранная в самый засушливый месяц года и растертая в порошок, дарит яркие и порой совершенно безумные сны. Есть скалы, рассыпающиеся на алый, синий, зеленый и белый песок. Мы делаем из него украшения, спекая в печах и шлифуя.
- А там есть реки? - Дарис положил голову на грудь мужу.
- Только вырытые вручную каналы, танги. Хотя там, где пустыня переходит в степь, уже есть и реки, иногда они пересыхают, особенно, в жаркую вершину лета.
- И там много солнца, да? И жарко?
- Да, днем в Хинодане очень жарко, если взглянуть на город со стороны, увидишь, будто воздух струится, как вода.
- Я не люблю жару, всегда хочется пить и спать.
- В моем дворце есть бассейны и прохладные залы. Тебе понравится там, - пообещал Тайвэрин.
Дарис явно еще хотел покапризничать, но спать хотелось сильнее. По губам асанги скользнула улыбка: мысли юного супруга лежали перед ним, как на ладони, и все его капризы, даже не оформленные словами. И то, почему так крепко сжимаются тонкие нервные пальцы на его руке, словно боясь отпустить.
- Спи, танги, я никуда не уйду.
Дарис уснул, во сне забрался целиком на супруга. Дома ему постоянно было холодно. Здесь, в пути, ночи тоже не баловали еще теплом, хотя было гораздо теплее, чем в лесном королевстве. А асанги был почти горячим. Дарис разлегся, свесил руки и ноги, уткнулся мужу в грудь лицом и заснул, счастливый, но через полчаса замерз открывшийся бок, пришлась перевернуться. В конце концов, его укутали в мех, превратив в мохнатую гусеницу, и подгребли под бок, обнимая. Так было хорошо, уютно и совсем не хотелось просыпаться. Снилось что-то совершенно замечательное, как кусочки цветной смальты: алой, синей, зеленой и белой на золотом поле.


2. Снять ошейник и увидеть звезды


Открыл глаза Дарис уже поздно утром, и снова на руках у супруга. Судя по тому, что вокруг расстилалось море травы, еще не успевшей провялиться и высохнуть от яростного солнца, и не было даже намека на лес, от границ родного Дарису королевства Валма они отдалились уже порядочно.
- Доброе утро, асанги, - Дарис потерся щекой о его плечо.
- Полдень, танги, - усмехнулся супруг, поднял руку, останавливая отряд на передышку. Впрочем, закаленным воинам она была не нужна, а вот умыть, накормить и позволить юному танги сходить в туалет было необходимо. Шатер раскидывать не стали, ограничились раздвинутой ширмой, в собранном виде умещавшейся поперек телеги, а в раскрытом - огораживавшей пространство размером с шатер.
После отправления всех надобностей организма Дарис решил, что жизнь прекрасна.
- А когда мы прибудем в твою столицу, асанги?
- Через пять дней. Слишком часто проходить через Врата нельзя, как сказали раххим.
- Какие Врата?
- Если проснешься завтра на рассвете - увидишь, - еще шире растянулись губы супруга в улыбке.
Дарис решил, что непременно проснется, таинственные Врата заинтересовали так, что даже серое марево поблекло. Впрочем, блекнуть оно начало еще вчера вечером, когда извивался под супругом и кричал от наслаждения. Словно сила испытанных эмоций перекрыла силу запирающего магию ошейника, позволив ощутить мир полнее.
- Готов ехать дальше?
- Готов, асанги, - согласился Дарис.
Ширму, золотой поднос с чашечками и блюдечками убрали, ковер свернули. Асанги свистнул, подзывая своего коня, взлетел в седло, не спуская супруга с рук. И айданы снова двинулись вперед. Дарис обнюхивал супруга, трогал его шею, плечи. Тайвэрин был горячий и твердый, как литая бронза, раскаленная солнцем. У него в ушах покачивались крупные кольца, но это совсем не казалось смешным, и серьги не выглядели женским украшением. Простые золотые кольца на небольших крючках, лишь присмотревшись, Дарис различил гравировку по внутренней стороне. Он лизнул супруга в шею, пробуя на вкус. Соленый и терпкий. Неожиданно понравилось, словно он стал олененком. Дарис лизнул еще пару раз. И Тайвэрин заурчал. Как самый настоящий кот, не голосом, а чем-то в глубине горла, там, где ключичная ямка. Дарис потерся носом о его плечо:
- А ты на кота похож, асанги.
- На айдана, танги, - поправил, ухмыляясь, супруг. И больше ничего не сказал.
- На кого? - не понял Дарис. - Это какой-то зверь?
- Да, мой народ - айданы. Пустынные львы.
- В смысле, пустынные львы?
- Ты все увидишь там, в Хинодане, танги. Обещай не бояться, что бы ни случилось.
- Мне уже страшно, - пробормотал Дарис. - Что там будет?
- Тебе ничего не грозит. Совсем ничего, поверь мне и доверься, как доверялся этой ночью.
Дарис вспомнил подробности, покраснел до кончиков ушей и уткнулся мужу в грудь лицом. Тайвэрин улыбался, и его воины, видя эту улыбку, радовались. До сих пор у асанги не было возлюбленного, только наложники. Когда-то раххим сказали ему, что лишь дитя далекой страны сумеет разбудить его сердце. С тех пор всех экзотических эхиз привозили сперва в Хинодан, и некоторых асанги брал себе на ложе. Но ни один раб не мог заставить глаза повелителя айданов сиять.
Дарис предпочитал прятаться  у него на груди и  думать о том, что такое пустынные львы и чем они отличаются от обычных. Просвещать его Тайвэрин не спешил. Он держал супруга на одной руке, второй правил конем. Двигались айданы вроде бы неспешно, но, когда Дарис присмотрелся, ему стало жутковато: степь попросту неслась под копыта лошадей, хотя движения он не ощущал. Юноша поспешил уткнуться обратно в мужа.
- Не бойся. С тобой ничего не случится, - его ласково погладили по спине.
- Когда ты рядом, я не боюсь.
Тайвэрин задумался, потом спросил:
- Тебя обучали владеть каким-нибудь оружием?
- Нет. Для этого нужны скорость и ловкость, а я сплю целыми днями.
- Это лишь потому, что твою силу заперли в тот момент, когда ей требовалась свобода. Не понимаю, зачем.
- Потому что позор, - Дарис снова стал привычно-вялым. - Лучше спать все время, не попадаться на глаза, не мешать.
- Мне жаль, - в голосе асанги проснулось рычание, и прижимающийся к его груди Дарис не спутал бы его с тем мурлыканьем, что было ночью, - очень жаль, что я не обратил свой взор на север еще четыре года назад.
Дарис погладил мужа по щеке, потом рука соскользнула, марево снова окутало, приглушая все краски, звуки и вообще, мир. Его поцеловали в лоб.
- Спи, танги. Так тебе, в самом деле, будет легче.
Этим вечером Тайвэрин распорядился напоить супруга разведенным вином и не стал тревожить ласками. Но на рассвете принялся будить поцелуями, пока айданы собирали лагерь.
- Проснись, звезда моя. Ты хотел увидеть Врата.
Дарис открыл глаза:
- Врата? Да, хотел.
- Тогда вставай, я помогу тебе умыться. Ты любишь сушеные фрукты?
- Не знаю. Наверное, - Дарис поднялся.
- На завтрак - лепешки с медом, фрукты и чай. Дома же ты сможешь высказать свои предпочтения поварам, и тебе будут готовить то, что пожелаешь.
Лепешки Дарис поприветствовал, мед тоже. Да и вообще, завтраку он, пусть вяло, но радовался. Дома его редко когда кормили так вкусно. Сушеные, слегка засахарившиеся фрукты, незнакомые ему, с горьковато-пряным отваром трав и густым, похожим на расплавленный янтарь, медом дарили ему непривычный вкус, и это заставляло сознание выплывать из серого марева. Будто раскрывались глаза души, позволявшие ему видеть мир ярче.
- В жизни не пробовал ничего такого же вкусного!
Асанги, время от времени кормивший его с рук самыми вкусными кусочками, только улыбнулся.
- Тебе приготовили одежду, попробуешь ехать в седле так, как это полагается?
- Попробую, - с сомнением пробормотал Дарис. - Когда-то я умел.
Тайвэрин провел по его спине ладонью, положил ее на поясницу.
- Если тебе будет больно, скажи.
- Хорошо, - Дарис отправился разглядывать лошадь.
Огромное животное, в холке бывшее выше него, казалось меланхоличным и спокойным. Лошадь опустила к нему голову, обнюхивая. У нее были темно-синие, с какой-то бархатной поволокой, глаза. Дарис погладил ее по морде, почесал шею, кое-как дотянувшись:
- Хорошее животное, умное. Давай дружить?
Неслышно подошедший к нему асанги вложил в ладонь кусочек лепешки.
- Угости его, танги. Его имя Райгал, что значит «несущий на хвосте тьму и молнии».
Дарис сразу же посмотрел на хвост. Асанги расхохотался. Хвост был обычным, как и у всех лошадей этой породы - высоко вздернутым, перемотанным от репицы до середины тканевыми лентами и коротко обрезанный. Гривы у Райгала почти не было - она тоже была коротко острижена жесткой щеткой. Лошадь, оказавшаяся все же конем, потянулась к угощению. Дарис скормил лепешку коню, снова принялся  чесать ему шею. Райгал явно привел его в восторг. В седло его буквально подкинули сильные руки асанги, придержали, чтобы не ударился о покрытую шерстяным ковром жесткую кожу, не причинил себе боли.
- Райгал, хоть и носит грозное имя, всадника не обидит, тем более, такого... юного, - нашелся в последний момент Тайвэрин, тоже не желая обижать младшего супруга. Хотя по меркам айданов, Дарис был бы уже зрелым мужчиной. Он и как танги считался уже перестарком, асанги не зря говорил, что ему стоило отыскать Дариса еще четыре года назад.
Конь явно решил покрасоваться, пошел гордо, красиво. Шаг у него был ровный, а рысь не тряская. Но Дарис позабыл совершенно обо всем, когда впереди, на расстоянии в десяток локтей, перед ними взвилась вверх многоцветная радужная арка, заполненная серебристо мерцающим туманом - Врата.
- А-а-а-а... - только и смог произнести он.
А за Вратами, когда прошли сквозь туман, больше не было степи - только бескрайняя золотая пустыня, катящая барханы, как морские волны. И здесь было удивительно прохладно, ведь солнце еще не успело раскалить песок. Отряд асанги подождал, пока на широкие колеса телег наденут какие-то странные обода, не дающие им проваливаться в песок, и затем подогнал лошадей.
- Мы будем спешить, пока солнце не станет слепить глаза. Потом остановимся до ночи. В пустыне путешествуют ночью, танги, - пояснил Тайвэрин, держащийся рядом с супругом.
- Ага, - Дарис разглядывал песок. - Странно... Так непривычно.
- Ты привыкнешь. Подгони Райгала, танги. К началу жары нам нужно достигнуть первого из оазисов. Дальше Врат нет, придется добираться своим ходом.
Юноша легонько стукнул коня пятками по бокам. Он мог исподволь рассматривать айданов, и заметил, что в Валме те изображали неотесанных и шумных варваров, разодетых в золото и шкуры. Сейчас же на воинах были белоснежные одежды странного покроя, их волосы укрывали белые платки, закрепленные темно-синей тесьмой, закрывающие их лица по самые глаза. Асанги придержал своего коня и Райгала, покрыл голову Дариса таким же белым платком, закрывая его лицо.
- Пыль и песок, танги.
- А я читал, что в пустынях бывают песчаные бури, - вспомнил Дарис. Звенья ожерелья-ошейника тихо щелкнули и звякнули, словно их перебрала невидимая рука. На половину неба поднялось темное облако.
- Иногда бывают, танги, - нахмурился Тайвэрин, подал безмолвную команду, и одним движением выхватил Дариса из седла, спрыгивая. Умные кони, чуя приближение стихии, ложились на песок, воины повязывали им морды платками, собирались в круг. В середину круга Тайвэрин отнес и Дариса, уложил на песок.
- Не поднимай голову и ничего не бойся. Закрой глаза.
Дарис выполнил приказ, слегка перепуганный - вот стоило помянуть, сразу же появилась. Вот чего бы про оазис не сказать? Ревущая стена ветра и песка обрушилась на растянутый над сбившимися в кучу людьми и животными полог, безжалостно полосуя его острыми, как ножи и иглы, песчинками. И распалась, рассыпалась безвредно, едва Дарис вжался лицом в грудь мужа, умоляя неизвестно кого:
- Нет, на надо!
Ожерелье при этом снова зазвенело. Дарис прислушался:
- А... А она прошла?
- Кто призвал, тот и прогнал, - усмехнулся Тайвэрин. - Похоже, не видать мне моего танги на супружеском ложе, пока раххим не обучат тебя сдерживать свою силу, милый.
- Я? Я ее не призывал, - растерялся Дарис.
Асанги просто протянул руку и легонько дернул истончившийся и потерявший силу ошейник, и тот распался звеньями, рассыпался, словно только этого и ждал. И тут Дарис заорал. Песок словно гигантской метлой размело, к счастью, в стороны от лагеря. Было больно, жарко, щекотно - все разом.
- Тише, тише, танги. Все хорошо. Эй, разбавленного вина мне! - асанги обнимал выгибающегося от переполняющих его чувств Дариса, держал крепко, не позволяя навредить себе. Вино принесли бегом. Юношу кое-как напоили, успокаивая, завернули в белый плащ, спасая от начавшей бить его дрожи и озноба. Воины снова выстраивались в походный порядок, а Тайвэрин взлетел в седло, держа в руках свое сокровище. Подал знак, и отряд продолжил движение.
- Поспи, танги. Тебе нужно поспать. Во сне сила уляжется.
Дарис прижался к мужу и засопел, время от времени дергаясь. Слева и справа от отряда то и дело песок подозрительно сыпался, словно что-то шло рядом, скрываясь под толщей золотых волн, видимо, юноше снились песчаные змеи или что-то  в этом роде.
Спустя пару часов отряд достиг все-таки первого из цепи оазисов, расположился на дневку. Раскинули шатер, расстелили постель, но сперва асанги понес своего все еще спящего супруга отмывать к небольшому озерцу в глубине зарослей. Это даже было не озеро, а бассейн, выложенный пластинками разноцветной смальты. Вода в нем была теплая, в отличие от родника неподалеку, солнце нагревало ее разноцветное ложе, и вода тоже прогревалась.
Дарис сразу проснулся:
- Ух, ты, как красиво.
- Я рад, что тебе нравится моя земля, танги, - усмехнулся раздевающий его айдан.
- А где мы? Ух, оазис, как на картинках!
- Это Золотое Ожерелье, цепь оазисов, ведущая с севера на восток, к Хинодану. Когда-то здесь не было этой красоты, но могущественные раххим моего народа вызвали из глубин земли воду, и здесь появилась жизнь.
- Так здорово. А ваши колдуны умеют повелевать стихиями?
Асанги кивнул, сбрасывая свои одежды, взял супруга за руки, ведя в воду. Она доходила высокому айдану всего лишь до пояса.
- Раххим повелевают стихиями и душами людей. Они обучат тебя всему, что ближе твоему дару.
- Но у меня плохой дар. Я  все порчу.
- Дары богов не бывают плохими, танги, - Тайвэрин приподнял голову супруга, склоняясь к нему, поцеловал, впервые не в храме и не в ночной темноте и под укрытием шатра. Дарис обвил руками его шею, ответил на поцелуй. Его хитроумный асанги, оказывается, не забыл, идя на озеро, ни особые травяные отвары, которыми айданы мылись, ни то масло, что так приятно пахло и облегчало соитие, ни мазь, что позволяла после забыть о боли в натруженных мышцах и потертостях на нежной коже. Так что Дарис чувствовал себя очень тепло и уютно, валялся  в блаженной истоме на руках у мужа. Тайвэрин унес его в шатер, куда вскоре принесли низкий столик, уставленный мисочками и пиалами. Для Дариса - уже знакомый ему шоргу, свежевыпеченные в походной баббудгу - специальной медной печи - лепешки, еще горячие и ароматные, чай, мед, фрукты, немного печеного мяса. Для асанги - почти непрожаренное мясо, сочный кусок, лишь чуть прихваченный огнем. Дарис посмотрел на мясо, принюхался. И не успел Тайвэрин рта раскрыть, как от его порции уже отгрызли с ворчанием немалый кусок. Асанги рассмеялся, придвинул ему мясо:
- Осторожнее, милый, не торопись, - хлопнул в ладони, и ему принесли еще мяса.
Дарис сам не понимал, почему вместо вкусного меда, который ему так понравился, его потянуло на сырое мясо. Оно же такое... с кровью, бррр... Но уплетал он его едва ли не наперегонки с айданом, закусывая лепешками, кусочками какого-то кисловатого и очень сочного фрукта.
- Ик, - наконец, мясо закончилось, Дарис облизнулся, весь перемазанный кровью.
- Наелся? - усмехнулся ему асанги, придвинул миску с ароматной водой: - Умывайся, танги. И спать. В шатре будет прохладно.
- Хорошее мясо, - Дарис принялся стирать с лица кровь. - А ты ведь будешь со мной?
- Да, мой хороший, я тоже буду с тобой. Дарис, не забывай о правильном обращении. Если ты не станешь звать меня «асанги» наедине, то и в людном месте можешь забыться. А это, по нашим законам, серьезная вина. Я вынужден буду наказать тебя, а я этого делать не желаю.
- Я запомню, асанги.
- Спасибо, звезда моя, - Тайвэрин перегнулся через столик, обнял ладонью его лицо, ласково проводя по губам подушечкой большого пальца. И поцеловал, с удовольствием пробуя его губы на вкус. Дарис нежно облизал губы супругу:
- Спать, асанги?
- Да, танги. Ложись, я уберу стол.
Дариса удивляло то, что Тайвэрин не гнушался выполнять ту работу, которую в его доме всегда делали только слуги. Принести воды, искупать супруга, принести и унести еду, поставить шатер, накормить и вычистить коня. Да и слуг среди отряда айданов он не видел. Воины все делали сами. Хотя рукам супруга сам Дарис доверял больше, они были ласковыми. Это юноше нравилось. Он забрался в постель, свернулся клубком, словно пытался защитить побольше уязвимых участков тела. И задумался. Потрогал шею, подумал, снова потрогал.
- А... ошейник? Он рассыпался?
Вернувшийся в шатер асанги рассмеялся низким, рокочущим смехом, раздеваясь. Скользнул в постель, обнимая юного супруга.
- Да, танги. Я подарю тебе настоящее ожерелье, с камнями под цвет твоих глаз, из звонкого золота. Оно будет легким и красивым, под стать тебе.
- Спасибо, асанги, - Дарис развернулся, вытянулся, прижался к мужу.
- За что, звезда моя?
- За то, что ты такой заботливый.
Тайвэрин поцеловал его в висок, лизнул солоноватую кожу.
- Расскажи мне, танги, как ты жил дома?
- Камилла щипалась, отец, чуть что, хватался за плеть, мама жалела, но ничего не могла сделать.
- Моего кнута не бойся, это оружие, а не для наказания. А что ты любишь делать?
- Я люблю возиться с животными, им все равно, что я колдун, они добрые. У меня был кот, красивый, пятнистый, белый с черным, хвост был во-от такой толстый и длинный.  Но Камилла захотела хвост...
- Я надеюсь, кот сбежал? Они умные животные, и чуют опасность.
- Я его отпустил. Тогда меня опять наказали. Потому что кот хищный.
Асанги усмехнулся:
- Я не ошибся, выбирая себе танги. А теперь закрывай глаза и спи. Разбужу тебя на закате.
Дарис послушно заснул, пробормотав:
- Вот бы кот меня нашел.
- Думаю, твой кот отдал тебя под мою защиту, - прошептал Тайвэрин, обнимая его крепче. Вслушался в его сны. Снилось юному супругу то, что обычно снится семнадцатилетним мальчишкам, которые не взрослеют так рано, как айданы, что-то такое горячее и непристойное. Асанги беззвучно посмеялся, но все же помог снам реализоваться, приласкав супруга так, чтобы он не проснулся, всего лишь пару раз провернув в его теле дамай и проведя по восставшей плоти ладонью. Дальше сны снились уже просто теплые, что-то про солнце, про  оазисы. Но при этом Дарис цеплялся за мужа, не отпуская. Тот тоже не торопился выпускать танги из объятий, спокойно проспав весь день. Никто не потревожил отряд, отдыхающий в оазисе, да и вряд ли во всей пустыне нашлось бы столько отчаянных головорезов, рискнувших напасть на сотенный отряд айданов под штандартом самого асанги Тайвэрина.
Как ни странно, первым проснулся Дарис, потянулся, зевнув, нежно боднул супруга в плечо. Сейчас, когда его не давили связывающие силу оковы, он умудрился выспаться. Не было больше серого марева, оно рассеялось, стоило лопнуть ошейнику. Хотелось прыгать, как ребенку, бегать, кувыркаться, танцевать - двигаться, просто двигаться. И еще хотелось кое-чего, от одной мысли о чем Дариса бросало в жар. Словно вместе с магией освободилось и тело, пробудилась чувственность. Хотелось, например, изучить повнимательней супруга, потрогать... везде. Чем Дарис и занялся.
Проснувшийся, стоило Дарису пошевелиться, асанги делал вид, что крепко спит, раскинувшись на ложе, позволяя юноше изучать себя. Но он мог контролировать свои руки и ноги, дыхание и даже пульс, а вот одну весьма строптивую часть тела - увы. Дарис как раз вышеозначенной частью и заинтересовался, потрогал, погладил, лизнул. Тайвэрин тихо застонал, словно во сне, но не пошевелился. Юноша придержал его член обеими ладонями, примерился, еще раз лизнул. Со стороны глядя, было вообще непонятно, как это... ЭТО в него помещается. Но помещалось же? И было так хорошо, что еще ни разу, после первой брачной ночи, Дарис не сумел сдержать крики наслаждения. Асанги перекатил голову по подушкам, разметав длинные алые волосы, сжал в кулачищах меха, снова тихо и как-то просительно застонал. Дарис попробовал взять добычу в рот. Вообще, юноша читал о том, как именно это делать, но как-то представлял себя… с другой стороны процесса. Что ж, придется привыкнуть к мысли, что ему не светит. Вкус оказался солоновато-пряным и совсем не противным, как он опасался. Наоборот, понравился. Вот только так широко рот у Дариса попросту не открывался, так что хватило его лишь на то, чтобы вобрать в себя крупную, как навершие магического посоха, головку, да с трудом обвести ее языком.
- О-о-ох... звезда моя... танги!
- М-м-м? - жалобно поинтересовался Дарис, чувствуя себя удавом, пытающимся проглотить слона. Его отстранили, глаза у Тайвэрина горели синими огнями. Он уронил Дариса на постель, навис над ним, целуя и вылизывая рот и немного саднящие губы, потом принялся вылизывать целиком, как кот детеныша, жадно урча, втягивая и слегка прикусывая кожу на шее, плечах, соски. Дарис прикрывал рот ладонью, чтобы не стонать на всю округу. Его бедра приподняли, и Дарис широко раскрыл глаза, поняв, что старший супруг все же делает то, что он пытался сделать с ним. И, одновременно с этим, медленно двигает в нем дамай. Это было так хорошо, что Дарис, как ни уговаривал себя потерпеть, сорвался, заскулил, забился, выплеснувшись. Тайвэрин, выпивший его семя до капли и вылизавший его, привстал на колени, давая супругу увидеть его во всей красе, сделал несколько энергичных движений рукой по стволу и залил своим семенем живот и грудь Дариса по самую шею. Юноша счастливо и расслабленно улыбался.
На сей раз вылизывать его асанги не стал, просто поднял на руки и понес купать к озеру. По пути объяснил один из древних законов своего народа:
- Айданам запрещено проливать семя на землю или же постель, только на живое тело или в него, поэтому у каждого уважающего себя айдана есть или танги, или эхиз. Это всегда мужчины. Наши женщины свободны, раз в год, на праздник Поцелуя Луны, все воины-айданы собираются у Лунных Озер, куда приходят и женщины. Если после проведенной с айданом ночи рождается девочка, мать воспитывает ее сама, если же мальчик - передает отцу.
- Интересный обычай, - решил Дарис. - Асанги, а, правда, что в пустыне звезды очень яркие?
- Зайдет солнце, и ты увидишь, что ни одна звезда, даже Венец Праматери, не сравнится яркостью и красотой с тобой, танги, - промурлыкал ему на ухо Тайвэрин.
Дарис смутился:
- Это неправда.
- Я никогда не лгу, прекрасный мой. Ты звезда, что боги в величайшей милости своей послали на землю, чтобы осветить путь мне.
Дарис поцеловал его в шею. Слышать такие слова было не просто приятно - непривычно. От этого внутри рождалось что-то такое, что хотелось или закричать или заплакать, или раскрыть грудь, как клетку, чтобы выпустить поселившихся там мохнатых бабочек, щекочущих своими крылышками сердце. Он выбрал заплакать, стирал слезы о плечо мужа. Асанги не успокаивал, позволяя слишком сильным эмоциям юного супруга выплеснуться. И только после того, как Дарис выплакался и успокоился, умыл ему лицо прохладной водой и поцеловал покрасневший нос и припухшие веки.
- Все хорошо, мой прекрасный. Я не отдам тебя никому.
- Я обычно не такой плаксивый, - оправдывался Дарис.
- Понимаю. Теперь тебе нужно одеться. Ночью в пустыне холодно, иногда на песок ложится иней, особенно в такое время, весной.
Дарис кивнул, потом спохватился:
- Весна? А разве уже весна? Ведь была осень... Я помню... Вроде...
- Я приехал за тобой в первый день второй весенней луны. У нас считается, что в эту луну заключаются самые счастливые браки.
- А я даже не понял, что уже весна.
- Теперь ты это знаешь. А мы приедем в Хинодан как раз к цветению хины. Ты увидишь мой город, утопающий в голубых и сиреневых облаках цветов. Это самое прекрасное, что я видел в мире, пока не заглянул в твои глаза, танги.
- А я никогда не видел такого красивого мужчины, как ты, асанги, - Дарис комплименты делать не умел. И удивил Тайвэрина до того, что у асанги брови поднялись.
- Я - красив?
Дарис молча закивал.
- О... - айдан подумал, усмехнулся. - Я воин и предводитель воинов. Среди нас не принято говорить о собственной красоте. Можно превозносить красоту танги или женщин, с которыми проводил ночь, умение эхиз, собственную ловкость и силу, скорость и выносливость. Но о своей красоте мы... наверное, просто не знаем, пока нам об этом не скажут любимые.
- Л-л-л… что?
- Любимые. Те, без кого немыслим мир. Любой айдан рано или поздно встречает того, кто согреет его сердце. Боги даровали нам возможность сразу же, с одного взгляда, узнать этого человека.
Дарис подумал и уточнил:
- А... А я - твой любимый, асанги?
- Конечно, танги, - с убийственной серьезностью кивнул айдан, растирая его полотном и принимаясь осторожно расчесывать намокшие при купании волосы.
- Но как можно полюбить человека, которого ты никогда в жизни не видел?
Асанги только пожал плечами: зачем задумываться над тем, как работает столь чудесный дар богов? Можно думать о движении светил, о вращении планеты, о том, почему после удара молнии в песок, она прорастает в нем стеклянными корнями, можно развивать науку о числах, ремесла, медицину, изучать, как работает сердце, печень, желудок или мышцы. Но как можно изучить, отчего при взгляде на незнакомого тебе юношу сердце превращается в цветок, в поющую птицу, в сияющую звезду?
Однако Дарис бросил маяться вопросами, прижался снова, встряхнув волосами.
- Постой спокойно, танги, я заплету тебе волосы. И одену так, чтобы мой нежный северный цветок не замерз в ночных песках моей родины.
Дарис покорно дал привести себя в порядок, облачить в подобающую ночной прохладе одежду. Нежнейший шелк нижней рубахи и широких, похожих на юбку, штанов ласкал тело, теплые, пушистые меха берегли его от прохлады, белоснежный платок покрыл волосы, укутал лицо от пыли и песка. Асанги натянул на его руки непривычные рукавички, где каждому пальцу было свое вместилище. Они были из очень тонко выделанной кожи с мягким, как пух, мехом внутри. На ноги надел невысокие мягкие носки из такого же материала, а поверх них - тонкие кожаные сапожки на прочной подошве. Дарис оценил это, когда солнце постепенно стало скрываться. Юноша ехал молча, разглядывал золотящиеся пески, потом алеющие, затем первые звезды.
- Сколько их... Они... Красивые...
Тайвэрин ехал бок обок с ним, касался коленом его бедра. Наклонился, указывая на пять звезд, самых ярких, выстроившихся полукругом на востоке:
- Это Венец Праматери. А если провести воображаемые линии между остальными звездами в этом квадранте неба, можно нарисовать фигуру айдани и айдана, обнимающего ее.
Дарис нахмурился, принялся сосредоточенно водить пальцем. Асанги рассмеялся, но не мешал развлекаться.
- Дома я покажу тебе наши звездные карты, танги.
- Хорошо, асанги, - Дарис продолжил рисовать.
Тайвэрин следил за его движениями и слушал его мысли.
- Нет, танги, здесь стоит все же представлять не людей, - усмехнулся, когда понял ошибку Дариса.
- А кого? - удивился юноша.
- Айданов, Дарис. Я ведь тебе говорил. Но ты не знаешь, как выглядит айдан, так?
- Нет, - озадачился юноша. - Но я думал, так называется твой народ, асанги.
- Пообещай, что ты будешь помнить, что я - это я, ведь ты не боишься своего супруга.
- П-попробую, - Дарис неуверенно кивнул.
- Нет, пообещай. Потому что если через двадцать ударов сердца ты спустишь на меня песчаные вихри или что-то еще хуже, то останешься вдовцом.
- Лучше просто скажи сперва словами, асанги, - взмолился Дарис. - Если ты что-то с чешуей, я сам все вихри обгоню.
Тайвэрин выдернул его из седла и посадил перед собой, одним движением, словно ребенка. Прижал, обнимая, склоняя к нему голову:
- Айданы - мой народ. Но мало кто знает, что мы - не люди. Перевертыши, оборотни, вот как нас называют. Мы - пустынные львы, танги.
- Л-львы? Это такие большие кошки, с гривами? И кисточкой на хвосте, да, асанги? - неуверенно уточнил Дарис.
- Обычные - да. Но мы не совсем львы.
- А... А чем вы отличаетесь? - Дарис уже даже не знал, то ли пугаться, то ли готовиться ощупывать большую кошку.
- Я могу показать, - предложил асанги, по голосу Дарис слышал, что он улыбается.
- Покажи, асанги, - испуг сменился любопытством. Позади стало пусто, Тайвэрин на всем скаку просто спрыгнул с коня. А потом догнал его - уже в истинном виде. Лошади на него не отреагировали, эта порода была приучена, да и запах у айданов не менялся с обращением. По песку рядом с конем несся огромный, мощный зверь, и в самом деле похожий на льва. Но не желто-песочного, а глубокого алого цвета, и грива у него обрамляла не только голову, но и спускалась широкой полосой до хвоста. Хвост был пушистым полностью. И было в нем еще кое-что неправильное. Но что это - Дарис понял, только когда странные длинные наросты по бокам, которые он принял за полосы шерсти, распахнулись и оказались крыльями. Кожистыми, лишь по плечевой кости обросшими шерстью. Зверь летел рядом, иногда вырывался вперед, поднимаясь выше, бесшумный, стремительный хищник. Опасный, как... у Дариса попросту не хватало слов, чтобы описать ощущения, которые он испытывал при виде старшего супруга в такой форме. И очень хотелось погладить, запустить руки в теплую шерсть, осмотреть крылья.
Зверь вильнул куда-то назад, потом за спиной снова оказалось его разгоряченное полетом тело, асанги обнял Дариса, промурлыкал на ухо:
- Дома, танги. Дома я позволю тебе изучать меня так, как ты делал это со мной-человеком.
- А ты красивый, асанги. И с крыльями. И хвост, - изъяснялся Дарис от восторга бессвязно. Его снова взяли на руки, как ребенка.
- А теперь закрой глаза и поспи. Слишком много впечатлений на сегодня.
Дарис ткнулся головой в плечо мужу, прикрыл глаза. Айдан оказался прав, слишком много впечатлений, и усталость - непривычная, не та серая муть, что была раньше, навалилась разом и утопила во сне, как в глубокой воде. Ничего не снилось, Дарис слишком устал, чтобы смотреть сны.


3. Любоваться пустыней


Он проспал, как показалось в первое мгновение, всего несколько минут. Проснулся снова на руках у асанги, в седле.
- М-м-м, я на пару минут задремал, кажется, асанги. Странно, чувствую, что так отоспался.
- Ты проспал сутки, Дарис. Я волновался.
- Сутки? Странно. Я себя таким легким чувствую, словно я подушка с перьями. И я очень хочу есть.
- Сейчас остановимся ненадолго. Но все холодное, до рассвета надо успеть добраться до оазиса, некогда разводить костер.
- Я хочу мяса. С кровью.
Мясо было все равно восхитительно, даже холодное. А чуть теплый чай из фляжки – вкусным, и хорошо утолял жажду. Через полчаса отряд продолжил путь. Пустыня вокруг казалась бескрайней, только на горизонте виднелись какие-то темные столбы, как растопыренные пальцы. Дарис вылизал пальцы, облизал губы и проявил интерес к столбам:
- Асанги, а это что?
- Это наша сегодняшняя цель, Стражи. Не хочу рассказывать. Взойдет солнце, и ты сам все увидишь, танги, - усмехнулся Тайвэрин. - Там красиво.
Дарис закивал, решив, что красиво - это хорошо. А в пустынях не так уж и страшно, иногда даже красиво. А еще там муж водится. Асанги тихо смеялся, слушая его бессвязные мысли, обнимал. В этот день он не касался супруга, и чувствовал, что успел соскучиться по ласкам. И это было странно: обычно, асанги был сдержан в своих плотских желаниях, не часто балуя своих эхиз вниманием. Впрочем, Дарис и сам льнул, обнимался, терся щекой о грудь мужа и всячески выражал, что не против поласкаться.
К рассвету пустыня изменилась. Золотой песок покрылся кристалликами льда, засверкал, словно впитав в себя свет гаснущих звезд. Дарис прижался к супругу поплотнее, любуясь. Было холодно, дыхание вырывалось облачками пара. Но одежда и горячее тело супруга за спиной хорошо грели, и можно было любоваться красотой, не страдая от холода.
- Много росы, это хорошо. Значит, пустыня скоро зацветет. Хороший год, танги. Боги даровали мне удачу в бою, и тебя.
Дарис только засмеялся:
- Асанги, получить в мужья колдуна, приносящего зло - разве это удача?
- Разве ты принес зло мне или моим воинам? - фыркнул Тайвэрин. - Твоя сила - не созидание, это верно. Но кто сказал, что она - зло? Можно заставить песчаный смерч разрушить город или уничтожить караван. Но ведь можно направить его и вырыть новый канал, выгрызть в скале пещеру или колодец. Сила, танги, это не зло. Зло таится лишь в желаниях человека, управляющего силой. Раххим, владеющие стихиями, могут сжигать посевы, топить корабли, вызывать бури и ураганы, заставлять землю поглощать людей. Но они не делают этого - почему, танги?
- Асанги, они владеют стихиями, которые им подчиняются. Они ими управляют. А моя сила... Я все разрушаю. Я  не умею управлять этим, я могу только вызвать свою магию.
- Ты не обучен, в этом все дело. Не беспокойся, тебя всему научат. Твои кровные родичи были глупы и ограничены, если считали иначе. Запереть силу и свести раххим с ума - не выход.
Дарис поцеловал мужа, неумело, но пылко. Асанги замурлыкал и подогнал коня. Стражи приближались, как и рассвет. Когда огромный алый шар солнца выплыл в дымке из-за горизонта, заливая пустыню светом, Дарис понял, почему Тайвэрин ничего не сказал ему об этом оазисе: словами такую красоту передать было невозможно. Огромные, обглоданные ветрами, причудливо изломанные останцы возвышались полосатыми разноцветными исполинами над волнами алого, синего, зеленого и белого песка, хаотично рассыпавшимися, будто великаны играли здесь с красками и бросили дело на половине, не дорисовав. У самых каменных громад зеленела роща невиданных Дарисом деревьев, с мохнатыми стволами и перистой кроной, гордо вознесенной ввысь, как кружевные опахала.
- А... А.... Слов нет, такая красота-а-а-а, - Дариса явно тянуло вперед, побегать, посмотреть на песок.
- Ты можешь погулять, пока мы разобьем лагерь. Только не в одиночестве - в пустыне встречаются и хищники, и змеи, скорпионы, - предупредил асанги. - Я дам тебе воина в сопровождение.
- Да, асанги, - Дарису хотелось поскорей облазать камни, посмотреть на границы цвета.
Тайвэрин прокричал несколько гортанных фраз на незнакомом Дарису языке, один из воинов спешился, поклонился. Асанги спустил супруга на песок, кивнул:
- Идите, я приду за тобой, когда будет готов шатер и пища.
Дарис рванул к ближайшей скале, веселый как птица, выпущенная на волю. Айдан следовал за ним, как безмолвная белая тень, неслышно ступая по песку. Остальные двинулись дальше в оазис, располагаться на дневку. Вскоре уже на песке выросли шатры - сине-голубой купол для асанги, простые белые - для воинов. Лошадей распрягли и увели в огороженный веревками загон, принялись поить их, подвязывать торбы с зерном. Развели костер, на котором готовилась каша в огромном котле. Охотились айданы ночами, Дарис попросту не видел, как от отряда отделялись пятерки, оборачиваясь львами, улетали на промысел.
Дарис забрался на скалу, принялся ее ощупывать, разглядывать, пытаясь увидеть границы цвета и понять, почему природа окрасила камни. Зрелище его захватило настолько, что он ничего вокруг не видел. Границы были размытыми, цвета перетекали один в другой, словно и впрямь краски, но когда он отколупнул кусок глубокого синего цвета, тот был синим целиком, а еще оказался полупрозрачным, словно мутное стекло. Скалы были сложены из чего-то, похожего на кварц. Неудивительно, что айданы издавна плавили его и изготавливали смальту, которой украшали свои жилища и оазисы. Как и тот бассейн в первом из увиденных Дарисом оазисов. Дарис вскарабкался выше, потом еще выше, решив наковырять по куску каждого цвета. Он никогда не забирался раньше на скалы. Айдан издал предостерегающий крик, но все же не успел: под ногой Дариса порода раскрошилась, он потерял равновесие и рухнул спиной вперед с немалой высоты. Но не успел даже испугаться, и удариться о песок у подножия скалы тоже не успел - упал на что-то теплое и шерстяное.
- А? - он пощупал, подумал, повернул голову… И оказался обратно на скале, крепко вцепившись в камни. Айдан, с трудом удерживавший на спине человека, приземлился, сложил крылья, встряхнувшись, и снова обернулся человеком.
- Господин слезать. Опасно, - говорил он с сильным акцентом, коверкая слова родного Дарису языка. - Пожалуйста, слезать. Асанги быть недоволен.
Дарис посмотрел вниз, помотал головой, распластался на скале, словно решил на ней поселиться. И как только залез?
- Не бояться, я поймать господин, - продолжал уговаривать айдан. Голос у него был достаточно молодой, и плети на поясе не было. И он явно опасался наказания от асанги за то, что не смог остановить его супруга вовремя.
Дарис все-таки решил понемногу сползать вниз, медленно, медленно…
- А-а-а!
На сей раз его поймали руки асанги, взлетевшего на скалу, прижали к груди.
- Не бойся, танги. Обними меня за шею.
Дарис вцепился в мужа одной рукой, второй все-таки оторвал на память кусочек рубинового камня.
- А теперь обхвати ногами за пояс. И закрой глаза, я буду прыгать вниз.
Дарис для верности еще и в плечо ему уткнулся. Прыжок вышел тяжеловатым, но Тайвэрин справился. Погладил перепуганного супруга по спине.
- Уже все, танги. Ты можешь открыть глаза. Зачем ты туда забрался?
- Ну, там так красиво, асанги, я хотел посмотреть поближе. А потом я упал... а потом я увидел льва. И как-то оказался еще выше.
- Лайлэрит спас тебе жизнь, а ты испугался его, - усмехнулся асанги. Он жестом отпустил айдана и понес мужа в лагерь. - Наковырял себе камешков?
- Ага, они красивые и разноцветные, вот, смотри, асанги, - Дарис предъявил добычу.
- В самом деле, танги, ты выбрал самые красивые кусочки Стражей, - серьезно кивнул мужчина, пряча за густыми черными ресницами смеющийся взгляд. Он понимал, что вряд ли у его юного супруга дома была вот такая возможность полазать по скалам и наковырять разноцветных «сокровищ». И не злился на него. И Лайлэрита стоило не наказывать, а поблагодарить за то, что не дал танги упасть и пораниться. Но закон…
В шатре Дарис скинул лишнюю одежду и уселся разбирать сокровища, складывая из них разноцветную мозаику.
- Идем купаться, танги, - Тайвэрин разделся донага. - Потом поедим и ляжем спать. Или не ляжем.
- Да, асанги, - Дарис решил променять красивые камешки на ласки, тем более, что тут такой прекрасный муж.
В этом оазисе тоже было озеро-бассейн, и не одно, а несколько, они слышали голоса воинов, купающихся в озерце побольше. Это же было скрыто густыми кустами, и было совсем небольшим, зато глубоким. Вода в нем была достаточно прохладной, чтобы Дарис покрылся гусиной кожей и прильнул в поисках тепла к асанги. А потом еще и уцепился тому за плечи и всплыл горизонтально. На поверхности вода была гораздо теплее, да и солнце, уже довольно высоко выбравшееся на небо, пригревало ощутимо.
- Осторожнее, танги, ты не привык к нашему солнцу, и кожа у тебя белая, как молоко, может обгореть, - Тайвэрин полил ему на плечи, поцеловал, прижимая к себе. - Когда твои волосы полощутся в воде, я вспоминаю северные легенды о повелительницах озер, забыл, как они у вас зовутся.
- Об ундинах? Ну, у них обычно лазурные волосы, ундины красивые.
- О, прости недостойного, - на вид совершенно искренне расстроился асанги. - Как я посмел сравнить тебя, мой прекраснейший цветок, со всего лишь красивыми ундинами?
Дарис посмотрел обиженно, всерьез решив, что муж издевается, губы задрожали.
- Что ты? Танги, неужели, ты ни разу не смотрелся в зеркало? Это полированное стекло, покрытое серебром с одной стороны. Иначе я не могу объяснить то, что ты не понимаешь, как красив. Твои волосы чернее ночной тьмы, и нежнее шелка. Твоя кожа словно источает сияние, твои глаза прекраснее драгоценных аметистов и ярчайших звезд. Твои губы дарят нектар поцелуев, и я готов пить его вечно и не смогу напиться им никогда. Но прекраснее всего в тебе то, что не может увидеть глаз.
- А что это, асанги? - Дарис долго обижаться не мог.
- Твое сердце, мой милый. Твоя душа, как говорят у вас. Она чудеснее расцветающего в сердце пустыни цветка, - Тайвэрин говорил и ласкал его, целовал, прерываясь, тонкие пальцы, запястья, плечи, шею, согревая горячим дыханием кожу. Дарис снова обвил ногами его бедра, устроился целоваться. Асанги так и вынес его на берег, понес в шатер, прикрыв подхваченным с куста полотном. И любились в этот раз они медленно, нежно и долго, пока Дарис не охрип от криков и не взмолился. Юноша прижался  к мужу, обессиленный, счастливый и с улыбкой, так и не сходящей с губ. Разве какие-то пять дней назад он мог хотя бы мечтать о таком? Это все было словно ярким, цветным и удивительно реальным сном. Как те самые кусочки мозаики.
- Я не хочу просыпаться, асанги... Пусть этот сон длится вечно?
Тайвэрин встревожился, но вслушался в мысли юного супруга и только улыбнулся:
- Это не сон, танги.
- Это со-он, потому что со мной такого не бывает. Я страшный, я глупый, никчемный. Колдун.
- Что мне сделать, чтобы ты поверил в реальность своего сна? - бережно вытирая с его тела масло и семя, спросил асанги, пряча улыбку.
- Стань котом, асанги.
Через мгновение рядом с ним уже возлежал алый гривастый зверь, бережно заключая в объятия огромных лап, и вылизывал жестким языком, стараясь делать это нежно. Дарис обнял его за лапу, положил на нее голову и  заснул, совершенно спокойный.
Через некоторое время, убедившись, что юноша крепко уснул, асанги вернулся в облик человека, закончил обтирать его, смазал его тело мазью и задумался, стоит ли и дальше продолжать мучить его дамаем. Но даже с этим приспособлением тело танги принимало его с трудом, хоть и без боли, и омытый дамай снова был устроен на свое место и закреплен. Что поделать, нужно сперва сделать все, чтобы они могли заниматься любовью и получать наслаждение вдвоем. Первая брачная ночь и так была чересчур сложной для танги. И чудо уже то, что юный супруг не стал шарахаться от него, как от дикого зверя, а сумел довериться.
Больше всего асанги поразило тогда, в столице Валмы, то, что король ждал от него именно подобной звериной жестокости, и видел айданов дикими варварами. Нет, Тайвэрин хорошо понимал, что их государства разделяют много дней пути, и валмийцы, отвергающие магию, не умеют открывать Врата и создавать амулеты для этого. Но неужели в далеких северных лесах не слышали о математиках, врачах, зодчих и поэтах Айдана? Ведь сам король Валмы некогда гостил в Хинодане! По всему выходило, что нет. Хорошо хоть, сыну не успел рассказать, какому варвару достанется Дарис.
То, что увидел асанги в чужой стране, заставило его возблагодарить мудрых праотцев, создавших законы, по которым до сих пор жил Айдан. В его стране не было нищеты. Каждый получал по заслугам, хотя иногда появлялись разбойники, но все они были людьми. Айдан был военной диктатурой, как сказал однажды король Валлен, проспавшись от приема хины. Может, потому и отдал сына безропотно? Решил, что Тайвэрин справится с колдуном, а Валлен будет избавлен от позора. Или надеялся, что сын погибнет в лапах безжалостного варвара? Король Валлен приходил в ту ночь в парк и слышал крики сына. Об этом ему рассказали стражи. В любом случае, король просчитался. Беречь, любить и защищать свое нежданное сокровище асанги собирался до конца. Вот только еще выяснит, как его возлюбленный относится к детям, и можно будет отправиться на Лунные Озера. О наследнике ему раххим твердят уже который год.
Дарис хныкнул во сне, беспокойно завертелся. Снился один и тот же кошмар, река далеко внизу, он на узком шатающемся мосту без перил, постепенно проламывающиеся доски. Асанги обнял его, укутал в покрывало, поцеловал в лоб, в закрытые веки.
- Тс-с-с, мой прекрасный, я с тобой.
Упавшего все же с моста Дариса подхватил на спину огромный крылатый лев. Юноша еще раз всхлипнул, затих, успокоившись. И дальше спал уже без кошмаров. Впрочем, в каждом сне его берегла крылатая алая тень, бесшумно следовавшая за ним. От этого было так тепло и хорошо, что Дарис расплакался. Чистые слезы медленно стекали по лицу, унося какую-то тяжесть с души.
Проснулся он, чувствуя себя мелким котенком в теплой коробке, выстланной мехом. Пахло незнакомой пищей, щедро сдобренной пряностями, медом. Завтрако-ужин предполагался легким: каша с фруктами и медом, чай, свежие финики, какое-то еще незнакомое ему лакомство, похожее на перетертые в пыль орехи, смешанные с медом, толчеными сухарями и маслом.
- Я хочу мяса с кровью, асанги.
- Его нельзя есть постоянно. Но на завтрак оно будет, а пока тебе нужно поесть каши. Она придает силы, и не отяжеляет желудок.
Дарис заинтересовался незнакомой едой, обнюхал, лизнул. И не заметил, как опустошил пиалу, и уже тянется за лакомством и чаем.
- Что это, асанги?
- Хехваз, его делают из земляных орехов, муки и пряностей. Очень сытное блюдо, но весьма сладкое.
Дарис осмотрел финики, к которым так и не привык, обкусал один. Тайвэрин фыркнул, усмехнулся:
- Закрой глаза, танги.
Дарис послушно зажмурился, пережевывая финик.
- А теперь открывай.
На ладони асанги лежало яблоко. Обычное краснобокое яблоко, не слишком большое, уже немного подвявшее - перележавшее зиму, вероятно. Но это было яблоко! Дарис цапнул его, вгрызся, быстро-быстро обгрыз на три четверти и протянул остаток Тайвэрину.
- Ешь, я сохранил его для тебя, танги, - Тайвэрин поцеловал его в запястье.
- Спасибо, асанги, - яблоко исчезло вместе с пленочками и косточками. – Это, правда, очень много для меня значит.
- Я прикажу привезти еще, - асанги поцеловал его, вылизывая губы с яблочным привкусом, кисло-сладким и каким-то прохладным. - Прости, что я не подумал сразу, что наша пища для тебя будет непривычна.
- Нет,  я привыкну, асанги, правда. Просто отец приказывал кормить меня только кукурузной кашей.
- Что? - Тайвэрин изумился так, что аж замер с комично отвисшей челюстью. Мотнул головой. - Но почему?
- Ну, чтобы у меня было меньше сил, он боялся, что я смогу снять браслеты. Использовал все способы сделать меня слабым.
- О, боги. Поэтому тебе так хочется мяса, - асанги прижал его к себе, - тело требует, чтобы восполнить силы. Потерпи немного, танги. Раххим скажут, чем тебе следует питаться, чтобы не навредить себе, а пока ешь то, что я буду давать. Шоргу ведь тебе понравился? Он питательный и легкий, там есть зелень. И асцелли, те фрукты, что мы ели с мясом.
- Да, у вас вообще очень вкусная еда, асанги. И чай вкусный.
- Я рад, - мужчина поцеловал его снова, благодарно и нежно. Он в самом деле был благодарен своему возлюбленному за каждую его улыбку, взгляд, прикосновение и слово. Он ощущал себя счастливым и живым.
- Очень хочу увидеть твою страну, асанги.
- Ты увидишь ее. Каждый оазис, каждый город, селение, кочевой род. Так, как и полагается, за моей спиной на моем седле, - асанги улыбнулся. - Вернее, так говорится, но каждый год я объезжаю владения, и ты волен поехать со мной.
- Наверное, это будет интересно, асанги. М-м-м, а  у тебя есть дети?
- Пока нет, но мне уже тридцать восемь весен, и пора обзаводиться наследником. А ты любишь детей?
Дарис задумался:
- Я не знаю, асанги, у меня их нет. Отец не хотел, чтобы моя кровь продолжилась. Я никогда не видел детей, их ко мне не подпускали.
- Если у меня родится сын, обязанность воспитывать его ляжет больше на твои плечи, танги. Ведь у меня их и без того много, понимаешь?
- Да, асанги. Но я не знаю, что надо делать.
- У тебя будут помощники, - Тайвэрин улыбнулся. - Да и я не собираюсь перекладывать это на тебя целиком. Ты не станешь ревновать меня за то, что я лягу с женщиной, мой драгоценный, - и это не было вопросом.
- Конечно, асанги, тебе ведь нужен наследник.
- Благодарю, счастье мое. А теперь - собираемся, танги.
Дарис собрал свои «сокровища». А потом его просто отвели в сторонку, пока айданы собирали шатер и седлали его коня.
- Я сам бы мог его оседлать, асанги.
Тайвэрин приостановился, подумал и кивнул:
- Хорошо, Дарис, отныне ты сам будешь седлать и расседлывать, и чистить, и кормить своего Райгала.
- Да, асанги.
Райгал вздохнул, уже понимая, что придется голодать, спать оседланным и  все такое. Всадник хорошо чесал шею и достаточно уверенно держался в седле. Но не больше, не производил он впечатления того, кто умеет ухаживать за лошадьми.
- Твой конь, танги, это не просто собственность и средство передвижения, - меж тем, говорил мужу асанги. - Это твой друг и боевой товарищ. От того, как хорошо ты его накормишь, правильно выводишь после скачки, почистишь и приведешь в порядок копыта, может зависеть твоя жизнь.
- Я буду стараться, асанги.
Райгал понуро посмотрел на них.
- Нет, мой прекрасный, - покачал головой айдан. - Ты не будешь стараться. Ты будешь делать все так, как положено, ведь ты этого пожелал сам.
Дарис закивал, погладил коня по шее:
- Все будет хорошо, Райгал, не переживай.
Асанги улыбнулся, кивнул и поднял его в седло.
- Запомни, мой прекрасный, ты можешь попросить у меня все, и я не откажу, если исполнить просьбу будет в моих силах, и она не будет противоречить нашим законам. Но последствия своей просьбы всегда продумывай заранее, ибо я не меняю своих решений.
- Хорошо, асанги. Райгал, вперед.
Конь поплелся медленным шагом. Дарис снова толкнул его пятками по бокам:
- А быстрее?
Райгал что-то презрительно профыркал.
- Та-ак... - Дарис спрыгнул наземь, встал перед мордой коня, уперев руки в бока. - И что это означает?
Райгал  отвернул морду, ехидно заржав. Мол, малыш, что ж ты так волнуешься.
- Ну ладно, ты сам напросился, -  на спину ему Дарис взвился на волне ярости. - Раз ты считаешь, что ты тут главный...
Райгал решил показать мелкому недоразумению, кто тут главный, рванул с месте вперед, решив стряхнуть нахального человека. Не получилось, тот держался крепко. Конь завизжал, взрыл песок копытами и понесся дальше,  прочь от оазиса. Дарис вцепился ему в шею как клещ, красиво лететь с коня вперед ему не улыбалось.
Асанги остановил айданов, когда кто-то предположил, что Райгал взбесился, и его надо пристрелить:
- Нет, пусть разберутся. Это конь Дариса, и мой танги должен добиться от него взаимопонимания сам.
Воины согласно уставились на картину того, как конь пытается укротить всадника. Или наоборот.
- Но он уносит его все дальше.
- Я сам прослежу за этим. Вперед.
Асанги обернулся и помчался следом, стелясь над барханами, как тень. Райгал уже явно уставал, хрипел, перешел на рысь.
- Давно бы так, - заявил Дарис, кое-как расцепляя пальцы. Зря он это сделал - конь снова взбрыкнул, заплясал, словно пытаясь скинуть его. Дарис плохо знал эту породу: пустынные кони были выносливы, как змеи. И артистичны, как хорошие эхиз. Как бы ни бился Райгал, юного и не слишком опытного всадника, да еще и оберегаемого самим асанги, которого Райгал чуял среди песков, он бы никогда не скинул. Но Дарис этого не знал, испугался. А пугать колдуна не следовало. Вокруг взвились песчаные вихри, взвыли, застилая небо. Дарис  выбросил руку вперед, верхушки барханов словно срезало гигантским ножом. Райгал застыл на месте, прижав уши и, кажется, зажмурившись. Асанги как-то совершенно незаметно возник за спиной Дариса, крепко обнимая.
- Тс-с-с, танги, успокойся.
- Нет, эта тварь будет меня уважать!!!
Конь жалобно заржал, намекая, что будет уважать, любить, сам будет мыться и расседлываться, только перестаньте. Пустынные кони не боялись бурь, но уважали эту силу пустыни, а всадник, похоже, умел вызывать эту сокрушительную мощь.
- Дарис, умей укротить сперва себя, и лишь затем - тех, кто оказался в твое власти, - асанги не отпустил, обнимая и успокаивая.
Все моментально стихло, Дарис обмяк в руках мужа.
- Все хорошо. Ты научишься. Звезда моя? Дарис?
Юноша так и висел  у него на руках, впав в бессознательное состояние. Райгал ржанул и припустил догонять отряд.


4. Узнать законы Айдана


Очнулся Дарис от того, что все тело затекло от неподвижности, а еще жутко хотелось справить нужду и поесть. Чего угодно, хоть кукурузной каши, хоть молодых почек в дворцовом парке.
«Опять посадили в карцер? За что?» - он недоуменно поерзал, но привычных следов от отцовской плети не ощущалось. Открывать глаза не хотелось, смотреть на серые стены тесной каморки, куда его запирали за особо серьезные провинности. Раздались шаги, кто-то сел рядом, провел по его лбу ладонью.
- Танги, ты очнулся. Открой глаза.
И Дарис вспомнил: дворец остался в прошлом, и нет никакого карцера и отца, а есть супруг.
- Хочу по нужде. И есть. Где я, асанги?
- Дома. Мы уже в Хинодане. Ты напугал меня, милый. Пришлось открывать Врата еще раз. Ну же, открой глаза, звезда моя.
Дарис открыл, с немалым трудом:
- А что случилось, асанги?
- Слишком много дикой силы выплеснул из себя. Ты пролежал в беспамятстве почти пять дней.
Асанги поднял его на руки, понес куда-то, откуда слышалось журчание воды. Над Дарисом проплывали сводчатые потолки из белого мрамора - на невообразимой высоте. Юноша широко распахнул глаза, разглядывая их, потом умудрился повернуть голову. Дворец казался воздушным и полным света. Не сравнить с привычными ему тесными комнатками и залами с низким потолком. Тонкие беломраморные колонны, расписанные синими узорами, вздымались вверх, как диковинный лес, поддерживая высокие своды, широкие проемы от пола до самых сводов закрывали легкие ткани, развеваемые горячим ветром, но внутри жары совершенно не чувствовалось. А когда Дарис опустил глаза вниз, не сдержал восхищенного стона: полы были вымощены многоцветной мозаикой, изображавшей узоры и растения. Асанги остановился, поставил юношу на ноги перед выложенным той же мозаикой похожим на трон возвышением с отверстием посредине. Где-то под ним текла вода.
- Асанги, я такие дворцы только на картинках видел. В сказках.
- Потом осмотришься, - мужчина хохотнул. - Ты, кажется, чего-то хотел?
- А ты не мог отвернуться, асанги? Я как-то привык совершать такие дела в одиночестве.
- Я закрою глаза. Боюсь, если я тебя отпущу, ты упадешь.
Дарис справил нужду, решив, что супруг прав - магия отняла слишком много сил. Если так и продолжится, он точно не доживет до следующей весны. Значит, учиться - это не прихоть асанги, а насущная необходимость для самого Дариса. Значит, он будет учиться, и даже побои не заставят его отказаться от этого. Почему-то учеба ассоциировалась у него именно с побоями. Его только погладили по волосам, словно опять подумал какую-то глупость.
- А теперь искупаться и накормить тебя.
Вода в бассейне была теплая, как парное молоко, притирания и отвары для мытья - ароматными, руки супруга - нежными. Дарис полез целоваться, насколько хватало сил. Ласку ему подарили, но лишь поцелуи, не больше. Потом был обед, блюд было много, но все - понемногу, и совсем легкие, как для ребенка. А еще - яблоки, которые асанги выискивал ему по всему Хинодану. Собрать удалось всего три штуки. Но Дарис так радовался им.
Супруг носил его на руках в полном смысле слова. Нянчился с ним все утро, показывал дворец, вынес на балкон, показывая столицу, сейчас и в самом деле утопающую в цветах. Дарис смеялся, как ребенок, любовался на все подряд, завороженный каждой деталью интерьера.
- Как красиво, асанги. Ух, ты, стены... Пол... Потолок...
Вместе с ним на свой дом, давно привычный, новыми глазами смотрел и Тайвэрин, слушал мысли супруга, которые облекались в куда более подробные фразы. Дарис попросту не умел выражать их словами. И этому его следовало тоже учить. Об учебе асанги и завел разговор вечером, устроив Дариса в постели под шелковым балдахином.
- Завтра я приглашу раххим, звезда моя.
- А… Хорошо, асанги, - немного испугался Дарис.
- Чего ты боишься? - Тайвэрин уложил его голову себе на грудь, обнял, согревая.
- Не знаю, асанги. Я никогда не видел других колдунов.
- Завтра ты их увидишь. Никто не причинит тебе вреда. Но прежде, я хотел бы объяснить тебе несколько законов, это важно, - асанги вздохнул. - Никто, кроме меня, не смеет тебя касаться. Того воина, что подхватил тебя на спину, когда ты падал, следовало казнить на месте, и он об этом знал.
- Но... Но он же спас мне жизнь, асанги!
- И только поэтому он жив. Запомни, любовь моя, что за твои поступки будут нести ответственность многие вокруг тебя. Если на улице тебя какой-нибудь горожанин оттолкнет из-под копыт всадника, я прикажу отрубить ему руку. Это закон, и он един для всех. То, что случилось там, у Стражей, видели лишь я, ты и Лайлэрит. Он никому не скажет, что касался тебя, он вообще больше никому и ничего сказать не сможет.
- Что? - Дарис вскочил.
- Сядь. Он жив, и отныне он - твой бессменный телохранитель. Это большее, что я мог для него сделать, обойдя закон.
Дарис сел обратно, понурившись.
- Здесь, в Айдане, на меня смотрят сотни тысяч глаз, я - олицетворение закона. Ты же - мой спутник, идеал, которого будут стремиться достичь остальные супруги моих воинов, - асанги погладил его по разметавшимся волосам. - Помоги мне, пожалуйста. Будь рядом, будь светом в моей жизни. Это трудная работа, я знаю. Но ты справишься, и это я знаю тоже.
- Конечно, сидеть в клетке, кто с этим не справится, асанги?
- В этой клетке мы будем вдвоем, и она существует лишь до заката. А после него мы свободны. В детстве я часто пользовался этим и убегал прочь из дворца на закате.
- Я не об этом. Раньше я мечтал, что отец меня куда-нибудь денет... Хоть в мужья, хоть организует похищение и продаст подальше, но что у меня там будут друзья. Что я смогу хоть с кем-то общаться. А теперь я снова неприкасаемый, пускай и по другим причинам. От меня опять будут все шарахаться, как и раньше.
- О, вот чего ты так боишься... - асанги задумался, хмуря брови. - Я подумаю, что с этим можно сделать. Доверься мне.
Дарис кивнул, все так же глядя в пол.
- Есть один выход, но я даже не знаю, чего мне хочется больше - никогда не рассказывать тебе о нем, или рассказать, чтобы порадовать...
- Лучше расскажи, асанги.
Тайвэрин нахмурился еще сильнее, встал и заходил по комнате. Если бы он сейчас обернулся, то вся шерсть его гривы стояла бы от беспокойства дыбом.
- Ты должен будешь сначала взвесить все последствия, прежде чем воспользоваться тем, что я расскажу. Обещай мне, что не станешь поступать опрометчиво!
- Я обещаю, асанги. Ой, конь... Я же должен его кормить и выгуливать…
- Пока ты был болен, этим занимался Лайлэрит. Слушай и запоминай. В Хинодане есть три общественных сада. Там можно играть в ракх, в мяч, гулять с детьми, просто общаться. И туда приходят танги простых воинов. Но всегда прикрывают лица. Танги правителей Айдана никогда прежде не выходили в эти сады...
Дарис вздохнул:
- Не уверен, что это хорошая идея.
- Почему же – не хорошая? - несколько удивился успевший взять себя в руки асанги. - Дарис, звезда моя, ты, кажется, не совсем понял: тебе не запрещено общаться. Ты можешь заводить дружеские связи, и это даже будет хорошо, особенно, если ты подружишься с многодетными танги. Когда появится ребенок, они смогут подсказать тебе и помочь. К тому же, запрет не распространяется на врачей и раххим, а последние будут твоими учителями. Среди них не так уж много седобородых старцев, зато есть твои ровесники.
- А, ну это уже радует, - согласился Дарис все так же грустно. По комнате прошелся ветер, сорвал занавеси. Юноша взвыл, двинул кулаком по постели, ветер согласно опрокинул столик, впечатав тот в стену.
- Да что со мной, асанги?
- Ты расстроен, и твоя сила откликается на отрицательные эмоции скорее и охотнее, чем на положительные. Но это лишь потому, что все годы, когда ее должно было развивать, ее подавляли. Как и тебя. Посмотри на меня, танги, - Тайвэрин сел рядом, приподнял его голову. - Ты знаешь, что когда ты счастлив, в твоих глазах сияют серебряные лучи? Сейчас в них больше тьмы, нежели прекрасного аметистового света, в который я влюбился с первого взгляда.
Черные лучики постепенно отступили, Дарис обнял мужа за шею, прижался.
- Я хотел сказать... О, боги, рядом с тобой я теряю способность мыслить здраво, - прошептал ему на ухо асанги. - Ты - словно дым хинной коры, заставляешь меня погружаться в цветное марево.
- Ты так красиво говоришь, асанги. Мне никогда такого не говорили.
- Этому искусству можно обучиться, но знай, что даже если бы я не владел стихосложением и риторикой, я отыскал бы для тебя самые ласковые слова в мире, - асанги поцеловал доверчиво приоткрывшиеся губы, жадно, едва сдерживаясь, чтобы не уложить супруга на постель. Раххим ясно дали понять, что пока не стоит брать юношу на ложе страсти. - Прости меня, мой свет, ты еще слаб, но так ты еще притягательнее.
- Но мы можем просто целоваться.
- Можем, - асанги продемонстрировал, что именно можно поцеловать супругу, кроме губ, обласкав его лицо, уши, шею, перецеловав каждый пальчик на руках. - И все же, я хотел сказать кое-что, мое счастье. Я говорил тебе как-то, что у каждого уважающего себя воина есть эхиз. У меня они тоже есть, и я надеюсь, ты окажешь им честь познакомиться с тобой? На эхиз запрет на прикосновения тоже не распространяется.
- Это гарем, да, асанги? - припомнил Дарис. - Ну... э-э-э... Не знаю, а разве это прилично - знакомить супруга с гаремом?
- Хайрам, танги, - рассмеялся Тайвэрин. - Это переводится, как «комната для вышивания». Что вкладывают у вас в это слово, я не понимаю?
- Э.. Ну, наложники, мальчики для постельных утех.
- Я уже говорил тебе, их называют эхиз, и никак иначе. Во дворце у них есть свои покои, а в хайраме они собираются вместе, когда хотят пообщаться, и не заняты иными делами. У эхиз есть и другие обязанности здесь, не только быть утехой в постели. И что же неприличного в том, что ты узнаешь тех, кто может многое тебе поведать о жизни в Звезде Хинодана, да и обо мне тоже?
- Хм-м, вот когда ты объяснил, думаю, ничего. А когда ты меня с ним познакомишь, асанги?
- Хочешь, прямо сейчас?
- А они еще не спят, асанги?
Но вскочил Дарис бодро. Правда, супругу пришлось все же придержать его под руку - слабость еще не прошла.
- Жизнь в пустыне проходит большей частью на закате, в первую часть ночи и на рассвете, так что вряд ли все эхиз уже легли. Обычно, в этот час они ждут, обратит ли хозяин свой взор в их сторону, ну и собираются в хайраме. Отнести тебя, танги?
- Думаю, я все-таки попробую дойти своими ногами, асанги, - Дарис уцепился за локоть мужа.
- Хорошо.
Ночные переходы дворца казались еще прекраснее и таинственнее, чем они же днем. Краски, которыми были расписаны колонны, серебристо фосфоресцировали, наполняя их мерцанием звезд, мозаичные полы тоже слегка светились, словно в тот раствор, что скреплял кусочки мозаики, была добавлена пыльца фей. Дарис потрогал камень:
- Это так красиво, асанги, как в сказке про волшебниц.
- Звезда Хинодана строилась с помощью раххим, это так, - кивнул асанги. - Этому дворцу уже много десятков лет. Скорее, даже сотен.
Дарис закружился, раскинув руки:
- Это сказка, асанги, настоящая сказка.
Тайвэрин рассмеялся, глядя на него, подхватил, когда у Дариса пошла кругом голова.
- Ты рад, что попал в эту сказку, звезда моя?
- Очень, асанги, - Дарис поцеловал его в нос.

Хайрам, большущая, просторная зала с небольшим бассейном посредине, была освещена яркими светильниками, совершенно не коптившими и горевшими ровным, высоким пламенем. На низких, уютных диванчиках, на подушках на застеленном богатыми коврами полу, на бортике бассейна расположились двенадцать юношей разного возраста, закутанных в шелковые одежды, поверх которых были наброшены легкие меховые накидки от вечерней прохлады. Их волосы были покрыты полупрозрачными газовыми платками, а лица - открыты. Кое-кто в самом деле вышивал, кто-то листал книгу, кто-то читал вслух. Некоторые же просто лежали в расслабленных позах, или перебирали украшения в шкатулках, делясь ими или меняясь. Асанги остановился на пороге, негромко хлопнул. Все вскочили, устремили взоры на него, глаза загорелись надеждой. Тайвэрин заговорил на своем языке, выводя Дариса вперед. И юноши тотчас опустились на колени, склоняясь перед ним до земли.
- Асанги, а мы вообще друг друга поймем? Я же не говорю на вашем языке.
Один из юношей поднял голову, и асанги кивнул.
- Я говорю на вашем языке, ай-танги, - робко улыбаясь, промолвил эхиз. - И я могу обучить вас айдалану.
- Ой, это будет так здорово. А как тебя зовут?
- Мирсали, ай-танги. Я познакомлю вас с остальными, если то будет угодно асанги?
- Угодно. Познакомь. Я оставлю вас ненадолго, драгоценный? - Тайвэрин привлек к себе супруга, внимательно глядя ему в глаза.
- Да, асанги, наверное, мне полезно будет познакомиться с новыми людьми... ну... То есть, я не знаю...
- Не волнуйся, здесь никто не обидит тебя. Хотя некоторые, - асанги взглянул насмешливо в сторону эхиз, - возможно, будут ревновать. Но все они понимают, что для меня нет никого дороже тебя.
- Я не об этом, асанги. Я никогда… ну, не был в такой многолюдной компании.
- Мирсали поможет тебе. Он здесь старший, твой ровесник. Если устанешь от такого сборища, просто отошли их прочь.
Дарис неуверенно кивнул.
- Не волнуйся, я ненадолго, - асанги поцеловал его в губы, развернул и чуть подтолкнул в руки Мирсали.
Дарис подошел к тому, остановился. Эхиз, явно колеблясь, предложил ему опереться на свою руку, не зная, сочтет ли великолепный танги, возлюбленный господина, возможным для себя коснуться раба. Дарис вспомнил, что эхиз касаться можно, оперся на руку, ноги все еще мелко подрагивали. Его провели к уютному диванчику, эхиз засуетились, наперебой предлагая подкисленной воды, подушку под ноги, теплое покрывало, фруктов или сладостей, ворковали негромкими приятными голосами. Дарис смотрел в ужасе, не понимая, что от него хотят и почему так носятся вокруг. Мирсали резким жестом разогнал остальных, велев вернуться к своим занятиям. Сам же сел у ног Дариса, подняв голову и слегка улыбаясь, заговорил:
- Не пугайтесь их, ай-танги. Мы не знали, что асанги отправился за вами, лишь когда он появился на пороге дворца с вами на руках, узнали, что теперь асанги обрел свое счастье. Может быть, теперь нас отправят обратно на торг, хотя нам хотелось бы остаться и служить вам и асанги. Они испуганы, оттого и пытаются угодить вам в надежде, что вы замолвите слово за них.
- Ну, я не знаю. Если это не нарушает никаких здешних законов...
- О... Вас не обучали законам Айдана? - Мирсали задумался, потом кивнул: - Несомненно, асанги восполнит этот пробел, но я могу вам помочь сейчас.
- Это будет просто замечательно, - обрадовался Дарис.
Мирсали что-то сказал на певучем, слегка гортанном айдалане, один из юношей метнулся куда-то за занавеси, вернулся через считанные минуты с книгой. Настоящей книгой, оправленной в алый сафьян, с золотыми уголками, украшенными самоцветами. Дарис такую видел, пожалуй, раз так пятый в жизни. В Валме вместо книг были свитки, и это было ужасно неудобно.
- Я не умею читать на вашем языке.
- Я прочту вам, просто смотрите.
Книга начиналась списком глав, письмо было витиеватым, с завитушками, тильдами и росчерками, и знаки шли не справа налево, как привык Дарис, а сверху вниз, столбцами.
- Здесь написано «Оглавление». Вот, со второй главы нам и предстоит читать.
- Хорошо, почитай, - Ларис устроился поуютнее.
Голос у эхиз Мирсали был красивый, хорошо поставленный и, видно, уже переломался. Читал он немного нараспев, ведя по строкам пальцем.
«От века заповедано, и закон един для всех. Ты, читающий эти строки, внемли: тысячи лет жил народ айданов этими уложениями, и процветал. Но также знай, что ни один камень не вечен, и может прийти время сменить закон, дабы река жизни не разрушила его до основания.
Народ айданов силен и велик, пока силен и велик асанги, правящий мудро...»
Мирсали, кажется, старался еще  перевести текст так, чтобы смягчить витиеватость фраз, не потеряв их смысла. Дарис кивал и старательно пытался вникать. Законы, на самом деле, были просты и достаточно суровы. Охраняли частную собственность, регулировали имущественные отношения, больше всего было сказано о том, что айданы обязаны беспрекословно подчиняться асанги, а тот, в свою очередь, обязан быть эталоном. Касательно танги было несколько дополнений к тому, что Дарису уже рассказывал супруг. О том, что младшего супруга имеет право касаться только старший, при нужде - лекарь или маг, доверенный раб или эхиз. О том, что на людях танги следует прикрывать нижнюю часть лица платком, следовать на полшага позади супруга по его левую руку, если он не выскажет иного желания. О том, что старший доверяет младшему свою спину, и это величайшее доверие для воина. Дарис решил, что в этом ничего сложного нет. Они как раз успели прочесть раздел, касающийся танги, когда вернулся Тайвэрин. А может быть, он неслышно стоял за занавесью, слушая.
- Надо уложить это в голове. Научишь меня читать? А то я... Асанги, ты вернулся.
- Уже поздно, всем пора спать, - негромко приказал мужчина.
Эхиз поклонились, торопливо убрали свое рукоделье и разлетелись бесшумными тенями, остался лишь Мирсали. Дарис поднялся, кивнул ему:
- Спасибо, Мирсали. Я еще приду как-нибудь.
Юноша низко поклонился, дождался кивка асанги, позволяющему и ему уйти, и тоже исчез за полупрозрачными занавесями.
- Тебе понравилось здесь, звезда моя?
- Да, асанги, они милые, как мышата.
Тайвэрин с затаенным облегчением выдохнул и улыбнулся.
- Я надеялся, что тебе будет с ними хорошо. Когда научишься айдалану, сможешь с ними поговорить и обо мне, - в глазах асанги блестела ироничная усмешка.
- О, нам найдется, что обсудить, асанги, не сомневайся, - засмеялся Дарис.
Тайвэрин прижал его к стене, приподнимая, обнимая руками упругие юношеские ягодицы, слегка касаясь гладкого опала меж ними, и это прикосновение отдалось в глубине тела Дариса.
- Я так соскучился по твоим ласкам, танги.
- А я - по твоим, асанги.
К спальне айдан своего юного супруга донес на руках, то и дело останавливаясь, чтобы подарить ему многообещающий поцелуй. Дарис отвечал, войдя во вкус ласк. Он уже давно простил супругу жестокость в их первую ночь. Если отец и в самом деле жаждал увидеть, что его сына не ждет ничего хорошего, то она была оправдана. И асанги искупил ее, много раз. Теперь соитие не приносило Дарису ничего, кроме бесконечного наслаждения, и ношение дамая уже не воспринималось пыткой. Его тело даже не особо реагировало на распирающее его золотое орудие, не страдало от постоянного возбуждения. Но зато так остро отзывалось, когда дамая касался асанги... Дарис отдавался супругу без остатка, пьянея от счастья в его руках. И Тайвэрин, принимая эту любовь, так же без остатка отдавал ему свою, лаская и вылизывая бьющееся под ним тело, пока Дарис не замирал, опустошенный, обессиленный и едва дышавший в его объятиях.
- Мое счастье... моя величайшая удача, танги. Люблю тебя.
Дарис обнимал мужа, но сказать «люблю» не мог. Не понимал, что это значит. Тайвэрин не оставлял надежды, что однажды он все же услышит это из уст юного супруга. Когда тот поймет и примет свои чувства. За Дариса говорили объятия, стремление прижиматься к мужу, подкапываться ночами под бок. Даже то, что он сейчас, отойдя от любовной истомы, выкупанный и согретый, не засыпал, а пытался осмыслить то, что прочел ему эхиз.
- Ты можешь спрашивать меня, звезда моя, если что-то не понятно, - промурлыкал ему Тайвэрин, наслаждающийся ароматом чистого тела супруга.
- А если я попрошу тебя не отправлять эхиз на торг, это не будет нарушением закона, асанги?
- Конечно, нет, танги. Я сделал бы это, поведи себя кто-то из них по отношению к тебе грубо. Но так как вы поладили, нет нужды. Ты можешь сказать им, что они останутся столько, сколько захочешь ты сам.
- Надо будет со всеми познакомиться. А то я пока лишь с одним и могу поговорить, - решил Дарис.
- Я выбрал для тебя хорошего учителя айдалана, но если Мирсали будет тоже заниматься с тобой, вреда не будет, завтра ты познакомишься со всеми своими наставниками, танги. Не бойся их, не переживай понапрасну. А теперь спи, мое сердце, набирайся сил.
Дарис завернулся в покрывало, подкатился под бок к мужу. Его обняли, нежно прижимая. В саду за оконным проемом сонно чирикнула какая-то птаха, занавеси колыхал прохладный ветер из пустыни. За спиной Дариса неслышно, но ощутимо, глубоко и спокойно дышал асанги. Чувство покоя и защиты было таким блаженным.
«Это сон? Нет, нет, асанги... Тайвэрин сказал ведь, что это все – правда... - почему в мыслях ему приятнее называть мужа по имени, Дарис не знал. - Значит, так и есть. А завтра придут раххим... Ох, мамочки... Нет, надо уснуть и перестать волноваться. Здесь никто не станет наказывать меня за колдовство. Даже Тайвэрин не наказал, ни разу, хотя от него мог кто-то пострадать! Ох, Райгал! Лайлэрит... Так жаль его...»
Его поцеловали в затылок.
- Прости, асанги... - Дарис вздохнул, зажмурился, перевернулся в кольце рук, утыкаясь супругу в грудь носом, вдохнул его запах и как-то очень быстро уснул. Снился луг, бегающий по нему Райгал. И такой же черный, как смоль, жеребенок, пытавшийся догнать его, смешно взбрыкивая тонкими ножками. А еще алый зверь, которого не поворачивался язык назвать львом, лежащий в траве за спиной Дариса. Он не видел его, но знал, что айдан там. И будет там всегда. А сейчас надо было догнать Райгала, чтобы не хвастался скоростью. Дарис ринулся следом за конем, заметил краем глаза что-то странное и кубарем покатился по траве, когда понял, что это странное - его лапы. Белые, с черными пятнами.
- Уи? Уя? - он завертелся, нашел хвост. - Мья?
Тяжелая лапа опрокинула его на траву, айдан принялся вылизывать серебристо-пятнистую шерстку, глухо, размеренно урча.
- Мья??? Я кот??
- Это сон, твой сон, танги. Здесь твоя душа обретает ту форму, которую желает, - фыркнув, пояснил айдан.
- Ура, у меня есть лапы и хвост, я кот, - Дарис выбрался из-под лапы и принялся носиться.
В лапах он запутался через минуту, плюхнулся. Алый зверь фыркал и лениво помахивал хвостом, глядя на него, но не мешал свободе.
- Как много лап.
- Всего четыре.
Райгал вернулся к своему жеребенку, обнюхал его и подтолкнул бежать дальше. Тот заржал, позвал пятнистого кота бегать вместе. Дарис подпрыгнул, смешно потряс головой и побежал играть и прыгать на пару с жеребенком. Райгал умиленно вздыхал. Запыхавшись, Дарис возвращался к айдану, падал между его огромных лап, пережидая, пока успокоится дыхание, а его вылижут, и снова бросался прочь, играть, бегать, резвиться. Напоследок Дарис облизал морду айдану и поскакал вперед, к поднимающемуся солнцу. И проснулся оттого, что его морду... лицо согревали проникшие сквозь отдернутую занавесь солнечные лучи. Асанги рядом уже не было, но его голос слышался где-то неподалеку. Дарис поднялся, потянулся и принялся искать гребень.
В комнату заглянул один из вчерашних эхиз. Тихонько пискнул что-то, склоняясь перед юношей. Поманил за собой в купальню. Дарис подумал, пошел за ним. Юноша помог ему умыться, ополоснуться прохладной водой, прогоняя остатки сна, потом усадил на низкую скамеечку и принялся бережно расчесывать и заплетать волосы. Дарис решил, что лучше уж позволить волосы заплетать так, как тут принято. Хоть и непривычно все равно. Воины-айданы все поголовно носили высокие хвосты, иногда он видел еще и одну косичку на виске в дополнение к хвосту. У эхиз волосы были острижены до плеч, а вот танги полагалось носить одну косу, если у супруга не было детей, или же одну большую косу и столько маленьких на висках, сколько детей у супругов. Хотя, коса была очень удобной, не путалась, как хвост, не лезла в рот и в глаза.
Юноша помог ему одеться и с поклоном пригласил следовать за ним, туда, где слышался голос асанги. Дарис поправил платок, закрывающий нижнюю часть лица. Неудобно, но терпимо. И побрел вслед за провожатым.
- Доброе утро, звезда моя, - поприветствовал его супруг, улыбнувшись так, словно они не виделись долго-долго. - Как спалось?
- Доброе утро, асанги, неплохо. Снился Райгал.
- Сегодня ты сможешь его увидеть. Раздели со мной завтрак, танги.
- С радостью, асанги.
Эхиз испарился, оставив супругов наедине. Видимо, таков был приказ асанги, который желал больше времени провести рядом с Дарисом, и чтобы им никто не мешал. Ткань головного платка Дариса была тонкой и почему-то прилипала.
«У меня что, насморк?», - удивился тот,  стаскивая платок.
- Ой, кровь...
Воздух пустыни сыграл свою шутку. У и без того не слишком-то выносливого и физически недоразвитого парня носоглотка от сухости решила возмутиться.
- Не бойся, так бывает. Просто ты не привык к сухому воздуху и жаре, - асанги намочил платок в холодной воде, положил его Дарису на переносицу, аккуратно вытер своим, тоже мокрым, кровь с лица мужа. - Это даже не лечится, только привыкнуть можно, так говорят врачи.
Дарис часто моргал, дыша ртом.
- Сейчас пройдет. Голова не болит, танги?
- В-вроде бы нет, асанги, только кружится немного.
Тайвэрин держал его на руках, успокаивающе гладил кисти, вернее, делал легкий массаж, унимая кровотечение.
- Я ведь привыкну, асанги, правда?
- Конечно, привыкнешь. Ты снова думаешь совсем не то, что нужно. Ты не умрешь, я не позволю этому случиться, пока жив сам.
- Мне страшно, асанги. У меня никогда раньше не шла кровь носом, даже летом.
- В Валме температура летом не поднимается и наполовину настолько, как здесь, да и воздух напоен влагой. Ничего страшного в том, что пересохли и лопнули мелкие сосудики, нет. Но, пожалуй, гулять под открытым небом тебе пока не стоит. Во дворце есть свой сад, там достаточно тени и влаги.
- Я буду как ундина – жить  в воде, асанги. А твоему народу останется гадать, как же я выгляжу. И что я такое вообще.
- Пока ты учишься, привыкаешь, узнаешь законы этой земли, так даже лучше. А когда ты будешь готов, мы проедем по всему Айдану, и все увидят того, кто сделал меня счастливым.
- Тогда, думаю, если нет особой нужды, мне лучше привыкать все-таки постепенно, асанги.
Тайвэрин кивнул. Дарис потрогал нос, убедился, что полегчало. Его еще и поцеловали в переносицу. Юноша не сдержал улыбки:
- Спасибо, асанги. Так хорошо.
- Теперь есть, тебе сегодня будут нужны силы. Раххим скоро появятся здесь. Я побуду с тобой, пока вы познакомитесь, но потом мне придется уйти. Делами Айдана занимается еще мамги-шаган, это значит «совет стариков», но решения кроме меня принимать никто не имеет права.
- Ну... Я вроде неплохо вчера пообщался с эхиз, когда вокруг много людей - это не очень страшно. А когда я пойду к Райгалу, асанги? Его же надо кормить.
- Сначала поешь сам, - усмехнулся Тайвэрин. - Потом, когда пообщаешься с раххим, я позову Лайлэрита, он проводит тебя к конюшням.
Дарис погрустнел, шмыгнул носом:
- Он меня, наверное, вообще ненавидит.
- Нет. Он ничуть не винит тебя. Пойми, танги, он прекрасно знал, что делает, когда ловил тебя. И знал, чем ему это грозит. Он молод и еще не заслужил права носить плеть, но за свои поступки он был готов ответить по всей строгости закона.
- Если бы я знал... Я бы никогда из лагеря не вышел...
- Значит, это не твоя и не его вина, мой нежный, а моя. И потому Лайлэрит жив. А его увечье... что ж, оно не станет для него позором. Скорее, наоборот, но ты этого пока не поймешь. Ешь же, танги, и не изводи себя понапрасну.
Дарис приступил к еде, начав с фиников, которые он все-таки распробовал. В этот раз ему все же приготовили так полюбившееся мясо с кровью, в ароматных листьях какой-то зелени, которой не было тогда, в пути. К зелени Дарис отнесся с подозрением, а вот мясом принялся лакомиться в охотку.
Асанги покачал головой:
- Настоящий айдан никогда не оставит на блюде ни крошки. Пища в пустыне достается нелегким трудом, танги. И питаемся мы так, чтобы не страдать от хворей желудка, или костей, или печени. Все, что положено перед тобой, служит твоему здоровью.
Дарис устыдился, обнюхал зелень, сжевал. Она оказалась вполне вкусной, чуть кисловатой и сочной. А пропитанная мясным соком, да с лепешкой - вообще пошла замечательно. Дарис смотрел, как ест его асанги: аккуратно, небольшими порциями, разрезая мясо острым ножом, такой же лежал у тарелки юноши, но он его не заметил.
«Уф-ф-ф, а вот это будет сложно…»
Тайвэрин только улыбнулся, никак не прокомментировав отсутствие столового этикета - когда тебя кормят только кукурузной кашей, не научишься есть приборами. Нет, ложкой пользоваться танги умел. Но вот все остальное предпочитал брать руками и поедать, хорошо хоть, не сразу зубами из тарелки. Потому и следил за руками асанги, стараясь не торопиться и не смешить богов, как с мясом. Серебряные двузубые вилочки его удивили: в Валме такого прибора не было. Были шпажки и ложки, ну, еще ножи, но тут уж каждый носил свой. Как он заметил, здесь приборы были одинаковыми, украшенными одинаковой филигранью на рукоятках. Ничего не получалось, странные двузубые предметы не подчинялись, ведь держать их приходилось совсем не так, как ложку. Но он старался. Вовсе не хотелось, чтобы асанги счел его совершенно неотесанным варваром. Это же так просто: приколоть, отрезать, съесть с этой двузубой…  Собственные пальцы казались неуклюжими, хотя у Тайвэрина пальцы выглядели совсем не приспособленными к таким тонким действиям, а ведь он так аккуратно управлялся с приборами!
- Не торопись, танги, ты всему научишься, - утешил расстроившегося юношу асанги.
- Я научусь, асанги, - согласился Дарис. - Но меня совсем не готовили к придворной жизни.
- Я знаю. Это ничего, зато не придется переучиваться, - мужчина хохотнул: - Ты представь, как мучились мои воины, да и я сам на том свадебном пиру! Какие-то щепки на столе, да ложки, как есть - непонятно.
- Ну так все ж просто, асанги, - хихикнул Дарис.
- Переучиваться всегда тяжелее, чем привыкать к новому, мое счастье. Чаю? Что ты хочешь к нему? Хочешь хехваз? Или макового печенья?
- Печенья, асанги, - обрадовался хоть чему-то знакомому Дарис.
Печенье было в самом деле похоже на то, что изредка доставалось ему в раннем детстве, пока не открылся дар. Хотя, нет, матушка пару раз тайком приносила ему печенье, когда была уверена, что на нее не донесут слуги. Рассыпчатое и сахарное, посыпанное сверху маком, оно было восхитительно. Дарис съел его быстрей, чем подумал, что надо есть неторопливо. Еще и шальная мысль мелькнула - припрятать куда-нибудь, чтобы потом был запас еды. С трудом одернул себя: здесь не надо делать запас, кормят и так до отвала. Щедро, не скупясь, никто не кривит презрительно губы, провожая каждую ложку каши ненавидящим взглядом… Но выпустить печенье так и не смог, хотя наелся до отвала. Асанги не думал помогать ему, спокойно пил свой чай мелкими глотками, прикрыв глаза густыми ресницами и чуть улыбаясь. Ждал, пересилит ли себя супруг, свой страх. Не пересилил, так и сидел, обняв тарелку с печеньем, решив, что даже орда голодной пустынной саранчи не разлучит их.
- Прикажи эхиз унести твою добычу, мой маленький каркирэ, в спальню, туда никто не посмеет войти и убрать ее, - посоветовал асанги.
Дарис решил, что еда в спальне - это хорошо, отдал тарелку эхиз, попросив унести.
- А кем ты меня назвал, асанги?
- Каркирэ - это тот зверь, которым ты становишься во сне, - пояснил Тайвэрин. - Как же это... такое короткое имя на вашем языке...
- Барс, - подсказал Дарис.
- Да, он. А наше имя переводится как «пятнышко».
Дарис засмеялся.
- Ну, что ж, умывайся, и идем. Сначала проводи меня, помнится, я кое-что обещал тебе.
Юноша умылся, привел себя в порядок, посмотрел на платок. Асанги только хлопнул и приказал появившемуся эхиз принести им новые платки. Дарис изнывал от любопытства: что такое ему обещал асанги? И разве он не исполнил уже почти все свои обещания? Обучение колдовству начнется, свобода от ошейника уже есть, нежность и ласка - вдоволь. Что же?
Они прошли дворец почти насквозь, оказавшись в самой древней его части, не такой уютной и светлой, из тяжелого темного камня, без изразцов и мозаик, с узкими окошками-бойницами.
- Да, танги, ты прав, это старый дворец, сердце Звезды Хинодана. Здесь, случись что, будут прятаться дети и танги, эхиз и раненые. Но уже больше тысячи лет эти стены не видели крови и не слышали боевых кличей. Айдан силен, как никогда.
Дарис посмотрел на него:
- Это напоминает мне чем-то наши замки, асанги.
- Военные сооружения все примерно одинаковы, - улыбнулся айдан. - Здесь же находится наша сокровищница. Я обещал тебе ожерелье, помнишь?
- Помню, - погрустнел Дарис. С ожерельями и браслетами равно как с серьгами, подвесками, венцами, коронами, диадемами и прочим  у него с некоторых пор были связаны не самые приятные мысли.
- Ты не хочешь? - асанги остановился, приподнял его голову, заглядывая в глаза. - Почему? Я хотел бы одарить тебя, хотя ни один камень не сравнится в красоте с сиянием твоих глаз, и лишь самые чистые алмазы достойны украшать тебя.
Дарис захлопал ресницами и согласился, что да, если асанги хочет одарить, то надо принимать подарки. И украшаться. И вообще, он же должен быть образцом?
- Это лишь по твоему желанию, звезда моя. И выберешь ты то, что понравится тебе самому. Хорошо?
- Хорошо, асанги.
Ключи от сокровищницы Тайвэрин носил на поясе, их было всего два, но оба от столь хитроумных запоров, что ни взломать их, ни повторить не мог никто. Тяжелая каменная дверь не открылась, а ушла в пазы в стене. И тут же сами собой загорелись бездымные факелы на стенах. Сама сокровищница оказалась не слишком большой комнатой, заполненной сундучками и ящичками в аккуратных нишах стен, и выставленных ровными рядами посредине. Асанги прошелся вдоль стены, задумчиво вспоминая, где лежат драгоценности, принялся распахивать крышки небольших сундучков. Свет заиграл на драгоценных камнях и золоте миллионами отсветов.
Дарис смотрел на драгоценности равнодушно, у него их никогда не было,  мать носила скромные кольца и серьги, а Камилла цепляла столько вычурных вещей, что стоимость и красота терялись. Вот разноцветные кусочки камня - это красиво, ярко и из них можно мозаику составлять. Однако Дарис все же стал разглядывать драгоценности:  асанги же хотел порадовать. Рубины вызывали дрожь, напоминая кровь; алмазы не впечатлили, броские на свету, невзрачные без него; изумруды очень любил отец, Дарис хорошо запомнил его кольцо на руке, сжимавшей плеть.
- Асанги, а здесь есть серебро с аметистами? Матушка говорила, что мне бы очень подошли такие украшения.
Тайвэрин откинул крышку невзрачного сундучка - его он приберег напоследок, и на самом деле эта демонстрация сокровищ была не более чем проверкой. Пожалуй, последней. На черной замше засияло лунными бликами изящное, воздушное ожерелье с небольшими овальными камнями, не ограненными, а отшлифованными в виде кабошонов. Это ожерелье ему изготовили в самые краткие сроки, за те дни, что Дарис был без сознания. И оно ничем не напоминало тот ошейник, скорее уж, заснеженные веточки с фиолетовыми ягодами, хрупкий иней.
Дарис ахнул, бросился примерять:
- Красиво, асанги? Мне, правда, идет? Оно такое замечательное. Как зимние ягоды! Оно мне будет напоминать про зиму. Ой, от него и вправду словно холодом повеяло, так здорово. А оно на мне хорошо смотрится?
- Оно создано для тебя, мое счастье. Я думал о тебе, когда рисовал эскиз, и думал о том, чего бы тебе хотелось, выбирая камни. Лучшие ювелиры трудились три дня и три ночи, чтобы успеть к сроку. Конечно, оно идет тебе.
Дарис повис у него на шее, целуя. Асанги не упустил возможности приласкать его, подарить еще немного неги своему прекрасному и юному супругу. Затем они вместе навели порядок в сокровищнице и направились обратно, наверх, к свету и солнцу. И к учителям, которые уже терпеливо дожидались асанги и его возлюбленного в затененном зале, угощаясь прохладной водой с кусочками асцелли. 


5. Найти брата


Дарис при виде незнакомцев сразу занял место у супруга за спиной. Не по левую руку, правда, но спрятался надежно.
- Я чую силу и страх, - поднявшись и склонив голову, увенчанную полуседым рыжим хвостом, сказал один из раххим.
- О, почему я слышу в твоем голосе обвинение в свой адрес, Тандэр-шаган? - рассмеялся Тайвэрин. - Не нужно вешать на мою бедную шею все жернова мира!
Дарис высунулся из-за спины асанги, оглядел будущих учителей, снова спрятался, еще и  притиснулся поближе к мужу. Колдуны же. Страшно. Как ни странно, самым старшим среди них был как раз названный Тандэр-шаганом. Остальные выглядели весьма молодо. По крайней мере, седины в их волосах Дарис не наблюдал. Айданы сплошь, поголовно были или рыжими, или огненно-алыми. Такой темный и глубокий цвет волос, как у асанги, встречался редко. Тайвэрину было тридцать восемь, и седины среди его волос Дарис не заметил.  Юноша снова высунулся, посмотреть поближе. Любопытно. Страшно, но любопытно. При этом руки мужа он не выпускал, вцепившись надежней любого клеща в шкуру.
- Твой северный котенок боится, асанги. Почему, если он сам - один из раххим? - осведомился старик.
- Так вышло, Тандэр-шаган. Он совершено не обучен владеть силой, не был пробужден так, как должно. Его силу запирали браслетами из того сплава, что создал Угуймарэк. Когда две весны назад у меня гостил король Валмы, он купил пару таких браслетов. Знал бы я тогда, для кого они!
- Это плохо, очень плохо.
К Дарису вразвалку подошел пузатый кот неизвестной породы, полностью сделанный из разноцветного песка, сел, почесался лапой. Дарис неуверенно протянул руку, потрогать, кот отпрыгнул, Дарис сделал шажок вперед. И так постепенно сам не заметил, как выманился на открытое пространство, прятаться было уже как-то глупо. А кот был шершавый, теплый и приятно струился.
- Ступай, асанги, тебя ведь ждут дела.
- Да, мамги-шаган разорвут меня на сотню айданов помельче за то, что забросил дела так надолго,- усмехнулся Тайвэрин. - Танги, душа моя, не бойся никого и ничего здесь.
Дарис кивнул, посмотрел на песочные картины.
«Я тоже так хочу».
- Говори вслух, ай-танги, я стар и уже плохо слышу речь души, - посетовал Тандэр-шаган.
- А чему вы будете меня учить?
- Тому, как делать такие картинки - тоже, - улыбнулся старик. Хотя внешне он выглядел лет на сорок, но, глядя в его глаза - желтые, как у кота, и очень-очень древние, становилось ясно, что внешность айданов обманчива.
- А с чего мы начнем? Я даже не знаю, что я умею. Ну, только портить все.
- Начнем? Да, с картинок же и начнем. Смотри, - старик откинул легкое покрывало с невысокого столика, который оказался на самом деле ящичком, на две трети глубины заполненным золотым песком, разровненным и чистым. - Мы все делаем такие картины, их называют мандалы. Это учит сосредоточению и способности отринуть все внешнее. Смотри на нас и повторяй. Не бойся испортить картину, это не так важно в начале учения.
Трое раххим уселись с каждой стороны столика, с четвертой на высокую подушку предложили сесть Дарису. Он послушно уселся, заинтересованно уставился на песок. К его удивлению, магией на него нанесли лишь контуры рисунка, которые словно вдавились в толщу песка. А потом перед каждым поставили поднос с маленькими баночками цветного песка и крохотными совочками. И началось таинство творения мандалы. Одновременно с этим двое младших взяли в руки небольшие пузатые барабанчики. Звук барабанов, как-то очень быстро совпавший с биением сердца Дариса, отдалился и пропал, остался только песок, контуры, медленно движущиеся руки рядом. Дарис задумчиво рисовал струйками песка картину, не понимая, что вообще получается, песок рассыпался, наслаивался. И в получившемся месиве, еще и опасно подрагивающем, словно готовящемся взвиться и разлететься, никакого рисунка не просматривалось. А потом как-то особенно громко стукнуло сердце... нет, барабанчик, и песок опал, осел на золотое поле, превращаясь в многоцветное кружево. Конечно, немного корявое, кривое и перепутанное там, где его выкладывал Дарис, но все же!
- Но я же этого не делал…
- Почему ты так считаешь? - Тандэр-шаган сел с ним рядом, почти соприкоснувшись коленями.
- Потому что я не чувствовал, что я этим управляю.
- Пока еще не управляешь, сегодня ты лишь посмотрел, как это - управлять. Но один урок - это крохотная песчинка в пустыне познания.
- Но я ничего не понял. Я вообще не понимаю, в чем выражается моя магия, и что я вообще умею.
- Ты - ветер, - усмехнулся старый раххим. - Твоя стихия - воздух, и это хорошо.
- Ветер? Я смогу управлять ветром?
- Да, ай-танги. Ты сможешь, - пообещал Тандэр-шаган.
Дарис обрадовался. Пару банок тут же опрокинуло. Рассыпаться песку не дал другой раххим, по мановению чьей руки дуновение ветра ювелирно вернуло песчинки в банки. Дарис смутился, испугался, ветер поднялся еще сильнее. Раххим-воздушник улыбнулся, подошел, касаясь руки Дариса, и в сознании того зазвучал тихий молодой голос, напевающий какие-то странные слова на айдалане. Покой и тепло наполнили юношу, как вода - тонкостенный сосуд. Ветер унялся, затих сам собой. Этот парень кого-то напоминал Дарису. Кого-то знакомого, только будто бы из далекого прошлого, и на айдана он был внешне похож мало. Темно-каштановые, с рыжинкой, волосы, темно-голубые глаза с обычным, а не щелевидным зрачком...
- Ты не айдан! Ты человек!
Тот звонко засмеялся:
- Да, а что в этом такого удивительного?
- Властители воздуха вообще очень редко рождаются среди айданов, - пояснил Тандэр-шаган. - Так что это большая удача, что теперь среди раххим будет не двое амари-раххим, а трое.
- А есть еще кто-то с воздушной магией? - Дарис завертел головой.
- Есть, но он остался в школе. Не всем же прогуливать занятия? - фыркнул голубоглазый амари.
- Занятия? У вас колдунов учат в школе?
- Да, ай-танги. Как и обычных детей.
- Детей? - не понял Дарис.
- С пяти лет всех мальчиков учат в школах, даже будущих асанги. В Хинодане их десять.
- Подожди, я не понял. То есть, ты прогуливаешь занятия?
- Я учитель, ай-танги, - улыбнулся амари-раххим.
- А... А почему у меня столько учителей?
- Потому что воздух взаимодействует со всеми стихиями, и мы все будем учить тебя чему-то своему. Но не все сразу. Найлин научит тебе контролю над твоей силой, а потом уж мы. Так что с завтрашнего дня ты будешь встречаться только с ним, - старик кивнул на амари.
- Найлин... Я, кажется, слышал это имя. Нет, не помню.
Амари посмотрел на своего наставника, но тот покачал головой, запрещая ему говорить. Найлин прекрасно знал, кем ему приходится юный супруг асанги.
- Не помню, - жалобно повторил Дарис. - Я тебя видел раньше?
- Нет, ай-танги, но я видел тебя.
- Когда? Где?
- Я тоже родился в Валме, в одном из... предместий столицы.
- Правда? - Дарис несказанно обрадовался. - А как ты сюда попал?
- Меня продали на невольничьем рынке, когда мне исполнилось одиннадцать.
- П-продали? Но за что?
- Да за то же - у меня проснулась сила, а колдун никому не нужен. Мне повезло.
Дарис закивал:
- Ну, можно и так сказать, наверное, - и нахмурился: - Но где ты мог меня видеть? А сколько тебе весен?
- Двадцать семь уже.
- Ты меня на десять лет старше. Получается, мне был год... Эй, но меня видели лишь слуги во дворце, матушка не хотела меня показывать!
Найлин только низко поклонился, скрывая замешательство. Впрочем, если танги догадается сам, запрет старшего раххим формально нарушен не будет.
- Ничего не понимаю. Если ты из предместий, ты меня не мог видеть, а детей во дворце не было. Зачем ты мне лжешь?
- Это неправда. Дети во дворце были всегда: пажи, поварята, уборщики и трубочисты. Ваша матушка, ай-танги, благоволила некоторым.
- Но в мою комнату их точно не допускали, я никогда не видел никого, кроме взрослых, - Дарис явно был в замешательстве. - А, еще Камиллу.
Найлин чуть брезгливо передернул плечами, и этот жест от Дариса тоже не укрылся. Камилла была старше на семь лет, значит, могла знать этого парня? Но сейчас у нее не спросишь.
- Ты и Камиллу знал? - несказанно удивился Дарис. - А, ну конечно, ее-то не держали в одной комнате. А что не так, она же милая, скромная и гордость семьи? Не то, что я, полный ее позор.
- Самовлюбленная дурочка, и была такой с пелен... то есть... Я...
- Ч-ч-что? - Дарис аж попятился. - Ты и ее с пеленок знал? Да кто ты такой?
- Найлин эн-Валлен-эр, - снова поклонился амари.
Дарис смотрел непонимающе:
- Эн-Валлен? Незаконнорожденный? Но у меня никогда не было брата.
- Кто бы рассказывал вам обо мне? После того, как открылся дар, и меня продали, обо мне все предпочли забыть, как я понимаю. Да и кому важен сын третьей фрейлины?
Дарис задумался так, что голова разболелась. И снова пошла кровь носом. Ее остановил другой раххим, просто приложив ладонь к переносице юноши.
- На сегодня достаточно потрясений, ай-танги. Вам лучше пойти и лечь, - сказал Тандэр-шаган.
Дарис кивнул и побрел, спотыкаясь, искать эхиз, чтобы проводили. Его ждали сразу двое, подхватили под руки, почти унесли в спальню, бесшумно засуетились, растирая виски уксусом и какими-то каплями, унявшими боль, принеся подкисленной воды и фруктов, сняв непривычные Дарису и норовящие свалиться с ног мягкие туфельки без задника. Юноша напился воды, свернулся, подгреб к себе круглую мягкую подушку и накрыл ей голову. Брат... Это плохо или хорошо? От родичей вообще никогда ничего хорошего не было, только от мамы иногда.  С другой стороны, брат тоже колдун. А если у него брат - колдун, значит, это не в маме дело, как однажды краем уха он услышал брошенное отцом в спину королеве обвинение. Значит, это именно король Валлен - носитель крови со спящим в ней даром.
- Как все сложно. Брат. Он же, получается, тоже принц? А его продали. Получается, это преступление. Но бастард. Но кровь-то королевская. У-У-У!!!
Мягкая перина прогнулась под весом тяжелого тела, и к спине Дариса прижался супруг.
- Ты расстроен и растерян, звезда моя.
- Да, я тут преступление раскрыл. Семнадцатилетней давности.
- Расскажешь мне? - лезть в мысли возлюбленного Тайвэрин сейчас не хотел, у него тоже слегка ныли виски от того, что пришлось выслушивать множество просьб, претензий и нытья от стариков, почему-то считающих себя мудрее него в силу лишь возраста.
- Оказывается, у меня есть старший брат. Незаконнорожденный. Отец от какой-то фрейлины нагулял, получается, что магия передается от него, а он маму ругал. А брата продали, когда ему было одиннадцать лет.
- Раххим? Вот как... Я не знал, что один из них - твой родич. Ты не рад этому? Боишься, что будет так, как с сестрой?
Дарис закивал:
- Меня только мама любила. Ну, не обижала только она.
- Но ты не знаешь, каким вырос твой брат, танги. Суди о нем не по прошлому, а по настоящим поступкам.
- А он ветром управляет, как и я, у нас один дар.
- Значит, Найлин, - вспомнив, кто из раххим имеет такой дар, догадался асанги. - Могу сказать тебе только одно - он никому никогда не причинял зла здесь, и о нем прекрасно отзываются все его ученики.
Дарис только вздохнул:
- Угу, отец тоже справедливый и добрый король, как о нем все говорят.
- Поэтому я и не требую от тебя безоглядно верить моим словам, - усмехнулся асанги, все же ощутив в глубине души крохотную искру сожаления, ведь любимый супруг до сих пор вроде бы верил ему.
- А ты разобрался со всеми делами? - Дарис повернулся к нему, взял его лицо в ладони.
- О, конечно же, нет, - рассмеялся Тайвэрин. - Невозможно решить все проблемы, когда под твоей рукой целое государство. Решаешь одни - тут же возникают новые. Этот труд бесконечен, звезда моя.
- С теми, которые были сегодня, асанги. Я соскучился по Райгалу, я ему печенье принесу. И его надо вывести на прогулку, а еще почесать ему шею, он любит, когда я ему шею чешу.
- Голова больше не болит? Смотри, скоро закат, хочешь, поедем гулять вместе? Посмотришь на Хинодан вживую, а не с балкона, да и Ургаша мне бы тоже не мешало выездить. Этот пустынный демон страшно не любит долго оставаться в стойле.
- Да-а-а! - обрадовался Дарис, вскакивая с кровати и собирая печенье, прямо от сердца отрывая.

Если Райгал был черен, как ночь, под стать всаднику, то Ургаш щеголял огненно-рыжей шкурой и черными гривой и хвостом, и глаза у него были карие и недобрые, словно он вечно замышлял пакость. Так оно и было, и конюхи справиться со строптивым жеребцом не могли, тот покорялся лишь руке своего всадника.
- Привет, мой хороший,  мое чудо, - Дарис коня обнимал так, как и мужа не обнимал, еще и в усатую морду чмокнул. - Съешь печенье.
Райгал аккуратно подобрал мягкими, бархатными губами печенье с его ладони, схрупал. Ургаш столь же милостиво поедал из рук асанги финики без косточек и сушеный инжир.
- А мне приснилось, что у тебя жеребенок будет.
Райгал фыркнул.
- Это от тебя зависит, танги, - улыбнулся Тайвэрин. - Если ты отведешь его в табун - будет.
- Отведу, надо такого красавца размножать.
- Райгалу три года, я брал его с собой, не зная, примешь ли ты такой подарок, и рад, что вы нашли общий язык.
- Мы нашли, асанги. А почему твоя лошадь смотрит на меня так, словно уже продала меня в рабство и сейчас ждет, когда я отвернусь, чтобы дать по голове копытом и уволочь на торг?
- О, не бойся, Ургаш на всех так смотрит. Но ты ведь ехал на нем со мной?
- Ага, но тогда он смотрел не на меня, - Дарис поспешил спрятаться за Райгала.
- Седлать умеешь? - Тайвэрин снял с крюка богато украшенное шелковой бахромой и жемчужными кистями седло.
- Ну-у-у, - с сомнением протянул Дарис. - Сейчас и выясним, асанги. Райгал, стоять.
Конь сунулся за печеньем, получил его и встал как вкопанный. Тайвэрин накинул на спину вороного потник, закрепил его и вручил юноше седло. Дарис едва не уронил его - конструкция только в руках асанги казалась легкой, на самом деле была весьма увесистой. А Райгал - высоким.
- Райгал, ляг!
Конь подумал, согнул ноги, улегшись, Дарис набросил седло ему на спину:
- Встань.
Райгал медленно выпрямился, взглядом требуя еще печенья за такие телодвижения, которые не пристали благородному коню. За еще два кусочка печенья он даже позволил Дарису затянуть подпругу. Правда, при этом хитро скосил глаза и надул живот. Ремень застегнулся едва ли не на последнюю дырочку. Дарис решил, что все в порядке. То, что седло было новеньким, и на ремне еще не остались следы правильного застегивания, ввело его в заблуждение, но асанги, оседлав своего Ургаша, взялся проверять, как юный супруг справился.
- Он задумал сбросить тебя, танги. Взгляни, как болтается седло.
- Странно, а застегнулось по брюху, - удивился Дарис и взялся перестегивать.
Под внимательным взглядом асанги баловать Райгал не решился, так что вскоре все было готово, и Тайвэрин поднял Дариса в седло, взлетел сам и направил Ургаша к воротам дворца.
- Больше печенья не дам, - сообщил Дарис на ухо Райгалу. - А то ты от пары кусочков так моментально жиреешь, что уже подпруга не застегивается!
Конь возмущенно заплясал, но баловать не стал. И асанги с юным супругом чинно выехали из ворот, бок о бок. В Хинодане Тайвэрина не знали только слепо-глухие, но таких в столице Айдана не было, так что очень скоро перед двумя всадниками склонялись люди, приветствовали асанги гортанными выкриками. Те, кто еще не успел прослышать о возлюбленном супруге асанги, с любопытством смотрели на его спутника, но вскоре замечали перекинутую через плечо косу и серебряное ожерелье.
Дарис с неменьшим любопытством разглядывал народ, юноше было интересно все вокруг. Здесь, в Айдане, он еще ни разу не видел некрасивых лиц. Хотя примерно треть встречных на улицах закрывали лица платками, выставляя напоказ или богатые ожерелья, или не менее богатые широкие браслеты - символы эхиз.
- Как все интересно, асанги, такой красивый город! И люди тут тоже красивые. И нищих совсем нет.
- Если айдан нищ, это значит, что он не охотник, не воин, не пастух, не может прокормить себя и семью. Если это не тот, кого готовили в младшие супруги, зачем тогда ему жить? Таких бесполезных айданов могут изгнать в пустыню, если они не уходят туда сами. В моей стране нет трутней, танги.
Дарис задумался:
- Ну, это хорошо, что нет нищеты, значит, страна процветает, асанги.
- Это так, звезда моя.
Они медленно ехали по довольно широким улицам, ровными лучами протянувшимся от самого дворца и пересеченным более узкими переулками, вдоль которых были вырыты узкие, облицованные стеклянистой разноцветной массой каналы, по которым текла на удивление чистая вода. Как заметил Дарис, жители Хинодана спокойно набирали ее и использовали в хозяйстве. А в Валме, будь там такие каналы, по ним текли бы, разве что, нечистоты...
- Так тихо и мирно, асанги.  Даже страшно.
- Почему? - изумился Тайвэрин.
- Словно вот-вот случится что-то нехорошее. Так всегда со мной было. Если все в порядке, значит, скоро все станет очень плохо. Браслеты наденут. Или выпорют. Или еды лишат за то, что я опрокинул мебель. Или чума. Или мор. Или засуха. Или крыша во дворце потечет, причем у меня в комнате.
- Нет-нет, стой, - асанги рассмеялся, взял его за руку. - Слушай: если случится что-то плохое, это исправлю я или раххим, или лекари, или мы все вместе. Зачем еще нужны сильные воины и колдуны, умелые лекари, ну, и все остальные, конечно же, как не оберегать тех, кто им доверился? И даже если случится так, что беда придет на земли айданов, все мы встанем на защиту и прогоним ее прочь.
- Я знаю, асанги. Просто я совсем не привык к миру и безопасности.
- Но теперь тебя есть, кому защитить.
Дарис потерся о его ладонь щекой. Потом носом. Кони остановились, позволяя всадникам целоваться в свое удовольствие, и было прекрасно, что они добрались до окраин Хинодана, а солнце уже зашло, и то, что Тайвэрин снял со своего танги платок, видели лишь звезды. В столице асанги никогда не брал с собой охрану - это было сердце его земель, а ждать в нем беды и предательства, значило, не доверять своему народу. Дарис заглядывал мужу в глаза, светился от счастья чуть ли не буквально. Тайвэрин протянул руку и сорвал с высокого, раскидистого куста гроздь ароматных фиолетовых цветов, украсив ими волосы танги.
- Я благодарен богам за счастье, за то, что они подарили мне тебя, любимый.
- Я тоже, асанги. Я так счастлив.
- Хочешь, погоняем наперегонки по пустыне? - глаза асанги блеснули синими азартными огоньками.
- Райгал, ходу!
Конь вытянулся стрункой вперед.
- Ургаш, амэ, амэ! - закричал айдан, пригибаясь к конской шее. Жеребец ревниво ринулся перегонять соперника.
Райгал твердо вознамерился показать, кто тут самый быстрый, выносливый и вообще главный. Но Ургаш, считавшийся до сих пор непревзойденным скакуном, не позволил ему вырваться вперед, хотя снисходительно косил на скакавшего с ним голова в голову трехлетку, словно бы говоря: «Подрасти сперва, а потом обгоняй». Не зря гнедому дали имя ветра, что приносил в пустыню самые быстрые и ужасные бури с востока. Райгал разозлился, рванул вперед, не уследил за барханом. И полетел с песчаного гребня вниз, кувыркаясь. К счастью, перепуганный Дарис, ощутив, что падает, выплеснул силу, так что обоих понесло в пустыню на гребне песчаной волны.
- Ра-а-а-а-айга-а-а-а-ал! Скоти-и-и-и-ина-а-а-а!
- И-и-и-и!
Дариса подхватил на седло асанги, испугавшийся того, что юноша сейчас вновь потеряет сознание после выплеска.
- Ненавижу скотину! Он точно меня решил угробить! Твой хоть не скрывает своих замыслов... А этот...
- Тс-с-с, он просто еще молод, хотя и странно - выезжали его хорошо, и до сих пор за Райгалом не замечали такого, - задумался Тайвэрин. - Я подарю тебе другого коня, танги.
- Нет, асанги, я выпросил этого. И буду  с ним мучиться. Он славный, просто временами вредный.
Айдан кивнул, принимая такое решение любимого мужа.
- Но обещай, что один ты не станешь выезжать. Всегда бери с собой Лайлэрита. Скажу тебе по секрету, ему единственному из воинов я позволил касаться тебя, если понадобится помочь.
- Хорошо, асанги. Останови коня, мне надо осмотреть Райгала. Вдруг эта наглая морда пострадала, все-таки, кувыркнулись мы славно.
Айдан натянул поводья, и Ургаш, недовольно всхрапнув, остановился, переступая копытами. Асанги спешился, снял с седла мужа.
- Ты сам не пострадал? Нигде не болит?
- Я еще не понял, асанги, но песок мягкий. Хотя эта туша весит как... конь. Иди сюда, не вороти морду. Так, посмотри одним глазом, вторым, покажи ноги. Тут не болит? Тут?
Райгал оказался в полном порядке, покорно подогнул ноги, давая сесть. И пошел плавно и неторопливо, сам явно испугавшись случившегося. Назад они вернулись так же шагом, когда Дарис принялся украдкой сцеживать зевки в кулак. И асанги немедленно уволок его в купальню, где искупал, осмотрел, смазал начавшие наливаться синяки на плече и бедре прохладной мазью, отнес в постель и приказал спать, и хорошо выспаться.
- А неплохо покатались, асанги. Мне понравилось. Ну, кроме момента, когда Райгал решил, что валяться по песку вместе со мной это так увлекательно. А конь у тебя все равно что-то задумал.
- Может быть, мой прекрасный, - тихо посмеялся айдан. - А теперь все же закрывай свои чудесные звезды и засыпай.
Дарис закрыл глаза, обняв руку мужа. День получился очень насыщенным: подарок асанги, раххим, брат, скачка... Он устал, хотя всего секунду назад не замечал этого. Но стоило крепко прижаться к твердой, горячей груди мужа, как сон накрыл глухим покрывалом, и даже видеть сны у Дариса не осталось сил. Зато их хватило заползти на супруга, на нем было тепло, надежно, безопасно и очень сладко спалось.

Со следующего дня начались для Дариса нелегкие будни. С самого утра, едва позволив юноше проснуться, умыться и немного позавтракать, во дворец явился Найлин. И сразу предупредил, что скидку Дарису делать не станет.
- Хотя учить тебя я буду с того, чему обучают детей с даром с самого начала, но для тебя это будет тяжелее, чем для пяти- или шестилетки.
- Хорошо, - согласился Дарис. - Я хочу научиться.
- Первое правило для ученика: беспрекословно слушаться. Пока идет урок, для тебя я - выше асанги. Если сказал - падай, ты падаешь, а не вертишь головой и не спрашиваешь, зачем. Это понятно?
- Да, учитель.
- Если тебе что-то непонятно, всегда спрашивай. Если стало больно, плохо или даже просто неприятно - остановись и скажи. Я не умею слышать мысли, как асанги.
- Хорошо, учитель.
- Каждый урок начинается с медитации. Я научу тебя простой формуле сосредоточения. К ней можно прибегать не только на уроке, но и в жизни, когда тебе нужно сконцентрироваться или, наоборот, расслабиться. Это очищает голову от лишних мыслей. Садись, - Найлин кивнул на широкую плоскую подушку, больше похожую на толстый, сложенный в несколько раз и простеганный кусок войлока. - Смотри на меня, попробуй повторить мою позу.
Найлин опустился на колени, выпрямил ноги так, чтобы стопа внешней стороной лежала, касаясь войлока, опустил бедра, усевшись на лодыжки, и выпрямил спину, развернув плечи. Кисти рук он положил на бедра, повернув ладонями вверх. Дарис повторил, было непривычно, но вполне терпимо.
- Если затекут ноги - скажи, не терпи. Лучше привыкать постепенно. Примерно так сидят айданы, только воины предпочитают не выпрямлять ноги, чтобы было удобно вскочить. А теперь повторяй, стараясь вслушиваться в каждый звук: «Онн-дан-онн хум-дан».
- Онн-дан-онн хум-дан, - повторил Дарис.
- Повторяй, меняя тональность звуков, пока не найдешь ту, что понравится.
В этом определенно было что-то успокаивающее. То ли в монотонности звука, то ли в звучании. Постепенно Дарис все же отыскал такое звучание, которое ему захотелось повторить снова. И снова. И снова, пока мелодия не заполнила его разум целиком. Он не заметил, что перестал повторять ее, зато теперь он слышал ее внутри себя, и чуть покачивался в такт. Дыхание стало ровным, глубоким и тихим, взгляд словно ушел куда-то вглубь себя, на взмах руки Найлина Дарис не отреагировал. Раххим смотрел, медленно считая про себя, потом резко щелкнул пальцами несколько раз, прерывая транс. Дарис встряхнулся как кот после купания.
- Как ты себя чувствуешь? Опиши свои ощущения.
- Ну... Как будто я стеклянный шарик, полный пуха. Мне легко, и я такой спокойный.
- Очень хорошо. Теперь вспомни, что ты чувствуешь, когда твоей кожи касается дуновение ветра.
Дарис вспомнил.
- Попытайся представить сейчас это ощущение. Будто ты стоишь на открытом всем ветрам утесе.
- Но я никогда не был на утесах, которые еще и открыты всем ветрам.
- Но ты видел Стражи, просто представь себя на самой вершине цветной скалы, а ощущение ветра усиль.
Дарис подумал, представил. Жарко, песок, налетающий ветер. Захотелось раскинуть руки, чтобы ветер трепал широкие рукава шелковой сорочки и кисти из мелких жемчугов на поясе. Ветер - это так хорошо. Такой ласковый. И прохладный. Он льнет к телу так, как сам Дарис льнет к телу асанги. От воспоминаний о совместных ночах Дарису стало еще жарче, и ветер закружился вокруг быстрее, словно веселая собака. Дарис засмеялся от этого ощущения. Ветер уже был не только в его воображении. Он слышал, как хлопают занавеси на оконных проемах, как шуршит вездесущий песок, перетекая струйками по мозаичным полам. Но песок ему не нравился, Дарис попробовал его вымести. Ветер послушно взревел, метнулся волной, что-то громыхнуло и покатилось.
- Ой... – Дарис опасливо приоткрыл глаза, посмотрел, что он там опрокинул, надеясь, что не брата о стену. Нет, слава богам, всего лишь вазу, и она даже не разбилась, одна из занавесей наполовину сорвалась с удерживавших ее крючков, зато песок он все же вымел.
- Ну, лучше, чем полный разгром.
- Смотря, чего ты хотел достичь. Как себя чувствуешь?
- Я хотел вымести песок, учитель. Хорошо чувствую.
- Ты запомнил, что чувствовал, когда ветер усилился?
- Да, учитель. Я хотел его поймать.
- Попробуй заново, начни с медитации, потом попытайся повторить это ощущение снова.
На этот раз все пошло легче, ветер даже не наносил песка, просто кружился, овевал и охлаждал. На этом Найлин и закончил их сегодняшнее занятие, приказав в полуденный отдых потренироваться в медитации и призыве силы.
- Не старайся пока призвать силу большую, чем сможешь контролировать.
- А как понять, сколько я могу контролировать, учитель?
- Когда сила готова сорваться, ты почувствуешь легкое покалывание в ладонях и пальцах. Прислушивайся к себе.
- Хорошо, учитель.
- И тренироваться старайся все же в этой комнате. Здесь уже нет бьющихся и хрупких предметов, - усмехнулся Найлин. - Ну, все, иди, ай-танги, - официальное именование Дариса послужило сигналом к окончанию урока.


6. Найти дело по душе


Дарис решил навестить Райгала, вроде как лошадей полагается мыть. Или их не мыть надо, а чистить? А чем их чистят, не тряпками же протирают, как вазу? Стоило ему, закрыв лицо платком, сделать шаг за границу личных покоев асанги, как за его спиной неслышно возник Лайлэрит.
- Проводи меня на конюшню. Хотя, подожди. Надо принести Райгалу чего-нибудь. Э... Яблок тут нет, морковки тоже. А что вообще дают у вас лошадям, чтобы вкусное? Печенье не дам, у меня еще синяки не сошли. И оно вообще кончилось.
Айдан поклонился, повел рукой, приглашая следовать за собой. Сейчас его лицо было открыто, и Дарис мог рассмотреть, что Лайлэриту было немногим больше него самого, на чистом смуглом лице был едва заметен темный пушок на щеках и на верхней губе, бороды у айданов не росли. Лицо телохранителя было спокойно, а в темных глазах невозможно было прочесть ни одного чувства. Дариса снова кольнуло виной, хотя, в принципе, виноват тут был не он. Скажи ему раньше асанги о законе... Дарис мог с тем же успехом подергать тогда сопровождающего за руку от восторга, попросить подсадить... Хотя, нет, тогда воин просто уклонился бы от прикосновения. Впрочем, асанги уже признал свою вину. От Лайлэрита не исходило ощущения агрессии или затаенной злобы, как, например, от той же Камиллы. Дарис решил впредь просто быть осмотрительнее. Хотя закон все равно странный. Получается, если Райгала укусит под хвост какая-нибудь пустынная оса, и он скинет всадника, придется помирать на улице, потому что ему даже помощь не окажут, так что ли? Ну, впрочем, Райгал не скинет. Наверное.
Почему-то ему не пришло в голову, что в таком случае люди просто быстро позовут лекаря. Наверное, воспоминание о том, что лекарь - это не обычный человек, а кто-то очень важный, кого не станут звать к нему, потому что он не стоит беспокойства, осталось из прошлой жизни. Да и вообще, Дарис никак не мог свыкнуться с тем, что тут кормят, не ругают за магию, не запирают в комнате и вообще, вроде как можно даже с кем-то общаться. А еще у него есть собственное животное, пускай и вредное, зато свое. Которое дышит так тепло. И печенье ест.
В конюшне Лайлэрит дал ему в руки целую корзинку сушеных фруктов и какой-то мясистой зелени. Райгал обрадовался явлению Дариса, сунулся искать, что ему принесли, обнаружил корзинку и сразу же принялся показывать, как он любит человека. Дарис скормил ему пару фиников.
- Лошадь, а ты будешь финик? - обратился он к Ургашу.
Гнедой повернул к нему морду, фыркнул, словно раздумывая, стоит ли доверять чужаку, потом принялся полупрезрительно обнюхивать угощение, протянутое на ладони. Лайлэрит напряженно замер, готовый быстро оттащить танги от животного, славившегося дурным нравом и нетерпимостью к чужим рукам. Но Ургаш милостиво взял угощение, не укусив.
- Хорошая лошадь, - решил Дарис и вернулся к Райгалу, успевшему уже сунуть морду в корзинку и быстро угоститься, пока сопернику не досталось все самое вкусное. - Так, надо тебя... э-э-э... помыть?
Айдан, оглядевшись, решил не рисковать и слегка хлопнул, привлекая к себе внимание. Протянул юноше скребок, взял себе такой же и принялся показывать, как правильно чистить коня. Райгал блаженствовал: кормят, чистят, за вчерашнее не попало. Еще бы всадник не был таким мелким и почистил всего. Но и маленький рост Дариса оказался учтен - ему принесли устойчивую скамеечку, так что конь был вычищен целиком. Правда, теперь самому Дарису требовалось купание.
- Лошадь, а тебя почистить?
Лайлэрит протестующе замычал, пытаясь образумить танги. Чистил Ургаша всегда только сам асанги, больше никому не позволялось касаться коня. Как ни странно, гнедой подставил бок, словно говоря: «Ну-ну, попробуй, мелкое бестолковое создание». Дарис с энтузиазмом принялся чистить коня, под ревнивое фырканье Райгала.
- Какой-то ты... необъятный.
Ургаш коротко ржанул, словно рассмеялся.
- Танги? Что ты... О. Неужели? - Тайвэрин замер в дверях стойла, рассматривая удивившую его картину. - Надо же, Ургаш позволил себя коснуться.
Ургаш тут же мордой оттолкнул Дариса подальше от себя. Асанги рассмеялся, коротким жестом отправил телохранителя прочь и забрал из рук Дариса скребок.
- Поздно, Ургаш, я уже все видел. Как прошло твое утро, любимый? - айдан ласково поцеловал мужа.
- Ну, меня научили медитации, а еще управлять ветром, я вымел песок, оборвал занавеску и опрокинул вазу, а еще я почистил Райгала, а он съел корзинку, вот, а твоя лошадь все время вздыхала и что-то злобно думала про меня. А твое утро как, асанги?
- А мое было рутиной, к сожалению, и единственным светлым моментом стал тот, когда я увидел тебя здесь. Я опять поругался со старцами, прочел уйму бумаг, подписал и переписал еще больше, а уж сколько их мне хотелось порвать на клочки, я и сказать-то боюсь. Еще принял нескольких просителей, и у меня разболелась голова, - фыркнул асанги.
- Я тебя поцелую, и все пройдет, асанги, - оптимистично заявил Дарис и сразу же принялся воплощать план в жизнь.
Ургаш остался недочищенным - асанги не мог оставить столь откровенное проявление нежности супруга без ответа, так что вскоре оба оказались в купальне, в бассейне, и Тайвэрин ласкал покрытое нежной пеной тело Дариса, неспешно готовя его к соитию. По требованию раххим, дамай на время обучения использовать было запрещено, и Дарис успел отвыкнуть от размеров супруга. Однако ласк юноша жаждал, решив, что давно уже не получал причитающегося ему ночами. Так что пришлось ему испытать все, что может испытать неопытный юнец в руках опытного и нежного любовника, обладающего внушительными достоинствами, и не желающего причинять боли. После такого соития Дарис только слабо шевелил руками и ногами, как жук, упавший на спину, моргал и отказывался связно мыслить. Его вымыли еще раз, отнесли в постель. Сейчас Дарису даже не требовалась медитация - он и без того пребывал где-то за гранью реальности, все еще переживая самый оглушительный оргазм в своей жизни. И легкое покалывание в кончиках пальцев воспринял как-то отстраненно, не сообразив, что в спальне летать было практически нечему, кроме мужа. Впрочем, силы его ветра не хватило, чтобы поднять массивного айдана, который к тому же перекинулся и вцепился острейшими когтями в мозаичный пол. Зато его грива от трепавшего ее вихря встала дыбом, превратив зверя почти в шар. Дарис с полминуты разглядывал странное явление, потом выпустил ветер и неуверенно поинтересовался:
- Асанги, ты, что, замерз? Шерсть встопорщил.
Айдан встряхнулся, но это не помогло - грива не укладывалась, тогда он принялся вылизывать шерсть на крыльях, махнув лапой на голову. Проще было расчесать волосы, чем густую гриву на звере. Когда шерсть улеглась ровно, он вернулся в человеческий облик. Волосы были спутаны так, словно его в себе восточный ургаш по пустыне носил.
- Давай расчешу, асанги? - предложил Дарис. – Уф-ф, ты как в урагане побывал.
- Почти, звезда моя. Расчеши, у тебя нежные руки.
Юноше вручили частый костяной гребень. Дарис принялся приводить волосы супруга в порядок, мягко разбирая, расчесывая и не упуская случая потереться носом о шею. Асанги урчал, кажется, даже выгибался от удовольствия под руками, как крупный кот. Обнаженное бронзовое тело на белоснежных простынях постели словно сияло, манило касаться снова и снова, провоцируя, испытывая границы дозволенного. Дарис лениво и расслабленно трогал мужа, гладил, пробовал легко покусывать, как расшалившийся зверек. Асанги улыбался и следил за ним из-под ресниц взором хищника, который, вроде, и сыт, но когда проголодается - ведают лишь боги. Дарис устроился на нем с видом победителя, опустил голову на сложенные руки.
- Асанги, мы же твою лошадь не почистили.
- Я почищу попозже. Да и вчера только это делал, так что ничего страшного. Думаю, Ургаш меня простит, что я предпочел ему тебя.
- А с какого возраста айданы начинают перекидываться, асанги?
- С рождения. Женщины рожают в истинной форме, кормят ребенка в первый раз молоком именно в львином виде, а спустя некоторое время происходит первый оборот. У мальчиков - раньше, у девочек, как говорят книги - позже, но в любом случае, в первый месяц жизни.
- То есть, мне принесут котенка в пеленках? - растерялся Дарис.
- Нет, - рассмеялся асанги. - Ребенка тебе отдадут на третий месяц, когда основной формой уже будет человеческая. Хотя он все равно будет перекидываться, так что увидишь и котенка в пеленках. Дети айданов растут быстро.
- А насколько быстро? - жалобно поинтересовался Дарис. - А мне надо будет учить его летать, лакать молоко и все такое?
- Всему, что нужно малышу в истинном облике, я обучу сына сам, тебе же придется взять на себя гораздо более трудную задачу: учить его говорить, ходить, читать и писать, поэтому до рождения сына ты должен овладеть и чтением, и письмом сам.
- Угу-у, - согласился Дарис. - Сегодня же и приступлю, асанги. А если будут близнецы?
Тайвэрин покачал головой:
- У айданов не рождаются близнецы, танги. Предки были мудры, и заметили это раньше, чем создали закон. Так что никто не разделит наделенных одной душой.
- А я в детстве очень хотел, чтобы у меня был брат. Мне было так одиноко. Мама редко приходила, а Камилла дразнилась и била.
- Теперь он у тебя есть, и вы можете общаться без ограничений, узнать друг друга. Но это не компенсирует твое детство, я понимаю. А я, когда был еще безмозглым котенком, хотел, чтобы у меня была сестра, которая жила бы со мной. Может быть, она у меня и есть где-то... Но этого никто из мужчин не знает, танги.
- А где твой отец, асанги? У тебя нет братьев? Или вообще семьи?
- Отец погиб во время последнего набега кхар - степных шакалов, когда мне было столько же, сколько сейчас тебе. Пришлось принять власть. А братьев нет, но я рос вместе со всеми детьми, потому что своего танги отец схоронил очень рано, мне и пяти не было. Его унесла какая-то болезнь.
Дарис кивнул:
- Ну, мою семью ты видел, асанги. Еще была сестра у отца, но я ее совсем не помню, ее отравили. А дедушка умер, упав с лестницы. Бабушку зарезали в саду, когда она гуляла там. Дядю утопили вместе с его любовницей. Второго дядю, кажется, повесили за измену королевству. А младший братик умер от лихорадки.
- Бр-р-р-р, - передернулся айдан всем телом. - Что за кошмар, эти варварские порядки!
- Ну, я привык, асанги. Зато это здорово приучает не гулять ночами по саду, проверять ступеньки лестницы, не кататься на лодке и быть серым и незаметным. Чтобы не отравили.
- И лишает жизнь всех красок. Нет, не убеждай, я не поверю, что ты, будь у тебя возможность начать жить заново, помня предыдущий раз, не сбежал бы оттуда в ужасе гораздо раньше.
- Ну что ты, асанги. Я бы сразу вместе с колыбелью уполз, наверное.
Тайвэрин фыркнул, представив себе эту картину.
- А я бы отправился тебя забирать. С колыбелью.
- Ага, а потом бы воспитывал. И был бы у тебя муж одного возраста с сыном, асанги.
- Воспитывал бы, но я не собирался становиться отцом так рано. Понимаешь ли, звезда моя, воспитание танги и воина начинает различаться уже в раннем возрасте. Есть много признаков, определенных действий, которые указывают на то, кем будет мальчик. Дети взрослеют, определяются со своими предпочтениями, и даже того, кто слаб физически, но силен духом и жаждет стать воином, будут воспитывать, как воина. Того же ребенка, что выкажет предпочтение заниматься домом, искусствами, ремеслами, требующими не силы, но усидчивости и терпения, будут готовить, как будущего младшего супруга. Впрочем, были случаи, когда танги получал статус равного.
- Дом, искусства, ремесла... Уф-ф, звучит странно, асанги. Да уж, я точно не буду образцовым младшим супругом. Я не вышиваю, не шью, не рисую, не умею вести хозяйство, понятия не имею о том, как вообще управлять домом. Я и читать-то с трудом умею. Ну, вот и чем ты будешь хвастаться? Что я элегантно падаю с лошади, неподражаемо разбиваю вазы, искусен в набивании синяков и великолепно прячу еду?
- Для начала - этим. А еще кто может похвастать тем, что его супруг может поднять настоящий ураган, песчаную бурю? А тем, что у его супруга самые красивые в мире глаза? А тем, что у него есть возможность самому научить супруга всему? Конечно, и у меня вот последнего почти нет оттого, что не хватит времени, но кое на что и я, может, сгожусь?
- А что ты умеешь, асанги? - лукаво прищурился Дарис.
- Умею? - Тайвэрин задумался, начал перечислять: - Слагать стихи, говорить с народом и воинами, вычислять направление, расстояние и время по звездам, знаю астрономию и математику, рисую, немного разбираюсь в травах, медицине... Знаю законы... Да вот, собственно, и все. Воинские дисциплины я не считал.
- Ну ладно, а что должен вообще уметь я, асанги?
- Смотря, что тебе понравится больше. Можешь вышивать. Можешь заниматься гончарным делом. Можешь овладеть навыками ювелира. Можешь заняться танцами, обучиться игре на музыкальных инструментах. Рисовать. Петь. Кроме того, ты раххим, а они часто выбирают еще и медицину, но ты все же мой супруг, поэтому круг возможных пациентов у тебя ограничен мной и моими эхиз.
- Я... Я раньше делал из глины птиц, - неуверенно пробормотал Дарис. - Это не совсем похоже на гончарное дело, но близко.
- Я не ограничиваю тебя, мое счастье. Делай все, что пожелаешь. Хочешь лепить из глины - прикажи, и тебе доставят глину, и все, что потребуется для лепки. Запомни, танги, здесь ты - не бессловесный раб, не серая тень. Ты - мой возлюбленный супруг, свет души моей, слуги и рабы обязаны исполнить любой твой приказ, что не выходит за грань разумного.
- Мне трудно привыкнуть к этому, асанги, очень трудно. Кажется, что мне в лицо засмеются, если я что-то прикажу.
- Тот, кто боится, никогда не победит, так учил меня отец. В глаза своему страху нужно посмотреть и сделать шаг вперед. Попробуй. Я сделаю вид, что сплю. Хлопни в ладоши и приказывай.
Дарис глубоко вздохнул. «Онн-дан-онн хум-дан». Покой. Сосредоточение. У его колен растянулся в притворном, но выглядевшим настоящим, сне асанги. Он не станет помогать, как и всегда, когда уверен в том, что Дарис справится сам. Что же... Осталось придумать, что приказать. Впрочем, чего уж откладывать, птицы, звери и рыбы ждут. К тому же, слуги во дворце тоже были, они, конечно, не особенно торопились исполнять приказы принца, но... Дарис хлопнул в ладоши. Явившемуся Мирсали сообщил, что ему нужна комната для занятий гончарным делом и глина. Юноша поклонился и шепотом сообщил, что через час, самое большее, все будет готово, пусть ай-танги не гневается, что так долго.
- Ничего, я как раз решу, с чего начать, - кивнул Дарис, отпуская его. То, что его приказ исполнили, заставляло сердце почти подпрыгивать в груди. Неужели? Это на самом деле? Муж как-то подозрительно улыбался. Дарис принялся его тормошить. Его обняли и уложили сверху.
- Ну? Теперь ты не будешь бояться, танги?
- Я попробую, асанги. А сегодня я слеплю  льва. Надеюсь, что пальцы вспомнят, каково это, и он не будет похож на лошадь.
- Даже если и будет - я заберу его и поставлю у себя в кабинете. И буду смотреть на него, чтобы отвлечься от очередного шаган.
- Ну, асанги, такая процветающая и красивая страна нуждается в неусыпном надзоре. А старики, они мудрые.
- Если страна нуждается в неусыпном надзоре, значит, что-то в ней все же не идет так, как должно. Я знаю, что и где, потому и приходится проводить большую часть времени в заботах об исправлении того, что идет не так. А мамги-шаган, конечно, состоит из мудрых стариков, но вспомни слова, что прочел тебе Мирсали. «Ни один камень не вечен, и может прийти время сменить закон, дабы река жизни не разрушила его до основания».
- Я вспомнил, - развеселился Дарис, - как определить, что в стране все налажено. Отправить девственницу с мешком золота через всю страну.
- Хм... Не в пустыне, родной мой. Путешествовать в пустыне в одиночку нельзя не потому, что убьют, ограбят или изнасилуют, а потому, что страшнее людей здесь силы природы, и буря, для каравана ставшая лишь задержкой, для одиночки станет гибелью.
- Ну, там имелась в виду страна, которая не в пустыне, асанги.
- А ты придумай мне проверку для Айдана, - предложил Тайвэрин.
- Мне надо посмотреть на карту, асанги. Я даже не знаю, сколько пустыни, есть ли реки и горы. Да и многого не знаю об Айдане. Как вы относитесь, например, к увечным? О них заботятся или изгоняют?
- Если это воин, ему назначается акам - денежная помощь из казны. Если увечье такое, что он может трудиться, выделяются деньги для приобретения того, что позволит ему начать свое дело. А те, кто получил увечья, делающие его недееспособным, обычно уходят из жизни сами. Хоть горе танги, потерявшего супруга, и велико, но это милосерднее, чем из года в год быть бременем для супруга, потеряв способность обеспечивать ему безбедную жизнь.
- А если ребенок сразу родился... Ну… не знаю, слепым?
- Я не знаю, звезда моя. О детях до трех месяцев заботятся матери, и что происходит там, в их закрытых поселениях, мне не известно.
Дарис задумался.
- Ну, может, это и к лучшему, асанги.
- Знаешь, бывало так, еще когда на землях Айдана не было мира, что женщина посылала весть о сыне, а встретить ее оказывалось некому. Воин погиб, танги его ушел следом, не вынеся разлуки. Тогда такого ребенка забирал на воспитание асанги. До сих пор существует школа и ил-мадан, как это по-твоему... приют для сирот, финансируемый из казны.
- Бедные дети, - пожалел Дарис. - Но если в последнее время был мир, как ты говоришь, откуда сироты?
- Смерть не всегда приходит во время войны. Случаются и болезни, которых до сих пор мы не знали, особенно, сейчас, когда мы расширяем торговые связи. И несчастные случаи. Ну, и пустыня все же иногда берет свое.
Дарис кивнул, потом нехотя принялся одеваться.
- Если хочешь, останься. Ты волен выбирать, что делать: работать или нет, или позже заняться этим.
- Нет, асанги, я же не могу всю жизнь валяться на постели. Надо приучаться к нормальной жизни.
- Что делать, мне хочется тебя баловать, - усмехнулся айдан. - Но ты прав, звезда моя. Когда надоест лепить, займись с Мирсали чтением и письмом.
- Хорошо, асанги. Обещаю к вечеру... Утру... Короче, сегодня слеплю льва.
- К вечеру. Видишь каллеб? - асанги показал на странную конструкцию из двух стеклянных сосудов, соединенных тонкой перемычкой с отверстием, через которое из одного - верхнего - сосуда во второй медленно капала густая синеватая жидкость. На обоих сосудах были золотые оковки, пики узоров которых означали отрезки времени. - По ним измеряют время. Сейчас первый час пополудни.
- Хорошо, асанги, - Дарис поцеловал его.
Тайвэрин так неприкрыто радовался каждому знаку внимания своего танги, так искренне сиял от них, что Дарису уже хотелось его радовать. Он решил, что слепит льва и покрасит его в алый.  Надо только постараться и сделать похожего на асанги зверя. С крыльями.
Юноша-эхиз нашел его у бассейна, когда Дарис умывался, чтобы прогнать сонливость, все-таки, после выплеска силы ему хотелось спать, и жара это желание лишь усиливала, хотя во дворце и было прохладно, и занавеси не давали проникать внутрь ослепительным лучам солнца и горячему ветру из пустыни.
- Готово? Идем...
Пальцы не сразу вспомнили старые навыки, глина плохо поддавалась. Дарис  шипел, ругался. Но постепенно дело пошло на лад. И лев на взлете получился прекрасно. Рядом с ним суетились еще двое эхиз, помогали месить глину, показали, как развести краску-глазурь. Разожгли смешную маленькую печурку для обжига - ее нашли в городе, выкупили у гончара вместе с запасом горючего камня.
Дарису было очень любопытно, что получится из здешней глины. В пути он видел толстостенные, обливные пиалы и чаши, плоские блюда, расписанные золотыми и синими узорами, но как-то не особенно присматривался, а здесь, во дворце, вся посуда была из очень тонкого материала, голубого и полупрозрачного, обожженного до стеклянного блеска. Но ему принесли обычную рыжую глину, правда, в плетеных из плотной зеленоватой соломы корзинах стояли еще темно-синяя и желтовато-белая смеси, которые требовалось измельчить, вымесить и только тогда лепить.
В результате получилась фигурка привычного цвета, как в детстве. Правда, с каким-то блеском. И, кажется, довольно прочная. Когда она остыла, Дарис даже поколупал ее ногтем, но глазурь не сковыривалась. Эхиз сдержанно радовались, улыбаясь и что-то тихо лопоча.  Дарис понес фигурку показывать мужу. Его проводили в святая-святых дворца. Ну, после сокровищницы, конечно. Комната... нет, зала, где работал асанги, больше всего напоминала странную помесь библиотеки, хайрама и кабинета. Она была круглая, посредине располагался обязательный здесь маленький бассейн, предназначенный не для мытья, а для поддержания температуры и влажности в помещении. Его окружали маленькие деревца в горшках, цветущие, но почти не пахнущие, как казалось Дарису. Дальше, по кругу стояли низенькие диванчики, уже привычные взгляду юноши, на небольшом возвышении располагался диванчик, накрытый синим покрывалом, вышитым белым и золотым шелком. За этим кругом, вдоль глухой стены, располагались книжные шкафы и невысокий столик, сейчас заваленный бумагами. Асанги сидел на плоской подушке и что-то сосредоточенно писал. Дарис подождал, пока он остановит письмо.
- Я не помешаю, асанги? Вот... Лев...
Крылатое животное, весьма искусной работы для начинающего мастера, очень походило на Тайвэрина в животной форме, только глаза вышли немного круглыми, отчего казалось, что зверь взлетает с пинка,  а не по своей воле. Асанги восхищенно цокнул языком, оглаживая гладкие бока фигурки, ее крылья, чуть ли не облизав ее целиком. Поставил на стол, полюбовался еще и стремительно поднялся, обнимая юношу.
- Он прекрасен, танги.
- Я думал о тебе, пока лепил, асанги, - Дарис  прижался к мужу. - Вот...
- Спасибо, счастье мое, - Тайвэрин подарил ему еще один горячий поцелуй. - У тебя талант.
Дарис просиял, но дальше супруга отвлекать не решился. Асанги пожелал ему хорошо провести остаток дня в хайраме с эхиз, и снова вернулся к делам. Танги решил заняться  обучению чтению и письму. И языку, чтобы хоть немного понимать, что ему там временами лопочут эхиз. Для этого требовалось найти Мирсали, но тот, после того, как искал и добывал для ай-танги все требующееся для гончарного ремесла, куда-то пропал. Из остальных эхиз только двое могли кое-как понять язык юноши, с большим трудом. Наконец, Мирсали разыскали. Тот влетел в хайрам, слегка запыхавшись, упал перед Дарисом на колени, касаясь лбом пола:
- Простите, ай-танги!
- Мы можем начать учить меня языку, или у тебя еще какие-то дела?
- Я в вашем распоряжении, ай-танги. Мы можем начать немедленно.
- Хорошо, - обрадовался Дарис.
И они начали. Дарис успел раз сто пожалеть, что вообще согласился на это, но тут уж не только его желание стояло на кону, но и осознанная необходимость. Иначе как вообще понимать, о чем говорят вокруг? Правда, привитая жизнью в Валме недоверчивость заставила его потребовать от всех эхиз обещания, что никто из них не проговорится о его уроках. Было очень интересно узнать, что говорят, не стесняясь присутствия невежественного чужака окружающие? Эхиз то ли настолько привыкли подчиняться, то ли прониклись тем, что у них есть общий секрет...
В айдалане было много гортанных, глубоких звуков, и первые попытки Дариса были просто смешны. Эхиз прятали лица, закрывались платками, стараясь не показывать улыбок. Мирсали строго прикрикнул на них. Изо всех эхиз он был самым спокойным и сдержанным. Юноши предпочли заняться вышиванием.
К вечеру Дарис мог вполне сносно понимать десятка два слов, но вот с письмом вышла загвоздка. На родном языке он писал с трудом, никто не учил его так, как это полагалось бы принцу. Учителя или старались отделаться от ребенка-колдуна скорее, или унижали и били его, стоило сделать ошибку. Наверное, принца можно было назвать полуграмотным, читать-то он умел, причем отлично. А вот сам писал медленно и коряво, буквы были не то что непонятными - нечитаемые линии в его исполнении.
- Почему вы так странно держите калем? - удивился Мирсали. - Будто боитесь им обжечься. Не надо его бояться.
- Я вообще не умею писать. Ну, почти.
- Вы научитесь, ай-танги. Когда перестанете бояться, - Мирсали показал, как сам держит калем - тонкую жесткую кисточку, которую нужно было макать в чернила и писать на полупрозрачной бумаге верху вниз.
Дарис попробовал повторить. Так и в самом деле оказалось удобнее - это было не перо, и руки не пачкались чернилами. К концу урока Дарис даже смог написать свое имя разборчиво. Вечером он похвалился этим достижением супругу, и похвала оказалась весьма и весьма горячей. Асанги умел мотивировать так, что хотелось не останавливаться на достигнутом.
- А еще я покормил Райгала. Он какой-то грустный. И толстый.
- Ты перекормил его финиками, звезда моя. Не удивлюсь, если завтра он будет худой и еще более грустный, - покачал головой асанги. - Нельзя чрезмерно баловать коня.
- Но он же любит финики!
- Все лошади этой породы их любят. Но от фиников их пучит, поэтому, как лакомство, можно дать горсточку, но не корзину. Так можно и погубить коня, мой прекрасный. Разве Лайлэрит не пытался тебя остановить?
- Лайлэрит? А разве он... Ну, пытался, наверное, но Райгал так чавкал. Асанги, я хотел бы побывать в городе. Послушать речь. Может, так я быстрей научусь ее понимать, а то сегодня все веселились из-за того, что я у меня не выходит произносить слова правильно.
Тайвэрин подумал, кивнул:
- Тогда засыпай скорее, звезда моя, потому что утром я разбужу тебя рано, чтобы до урока с раххим мы успели вернуться. Поедем на большой торг, посмотришь, чем богата моя страна.
- Хорошо, асанги, - Дарис прижался  к его плечу. Попытался вспомнить свои ощущения на грани сна дома. Там он старался сжаться в комок, словно дикий зверек, опасающийся за жизнь. Здесь же... все было не так. Он перестал бояться засыпать, перестал просыпаться ночами от шагов стражи за границами покоев, хотя двери в этом дворце были только в древней части. Сейчас от благоуханного сада и коридоров, где бродит неусыпная стража, его и асанги отделяли только легкие занавеси. Но он не боялся, потому что тут было спокойно, тихо, рядом был супруг. Дарис еще немного поворочался, ища удобную позу, наконец, подрылся под бок асанги. Разве раньше он мог вот так позволить кому-то закинуть на него тяжеленную, горячую руку, словно отлитую из бронзы? Сейчас эта тяжесть успокаивала и дарила ощущение защиты. Сон приходил легким дуновением ветра, уносил его на уже привычный луг, где скакал Райгал, где в траве валялся красношкурый айдан, лениво и сонно урчащий под руками - или лапами и язычком котенка каркирэ.


7. Привыкать жить


Утро наступило как-то непозволительно рано. Просто омерзительно рано, о чем Дарис и сообщил ему, этому утру, пытаясь зарыться в мягкие подушки, пахнущие супругом. Его пощекотали в неосмотрительно высунувшуюся из-под покрывала пятку. Дарис с визгом и смехом подпрыгнул. Сон слетел, как по мановению волшебного калема. Асанги был уже возмутительно бодр, умыт и одет. Дарис тоже быстро поплескался, оделся:
- Я готов, асанги.
Платок ему закреплял сам Тайвэрин, и, судя по блеску его глаз, ему очень нравилось укрывать свое сокровище от чужих глаз. Дарис просто был счастлив быть рядом с мужем.
На конюшне и впрямь был отощавший за ночь печальный Райгал и ехидный Ургаш, который финики не жрал корзинами. Кони уже были оседланы, видимо, постарались асанги и Лайлэрит. Телохранитель сегодня почему-то ехал с ними. Дарис похлопал коня по шее:
- Ничего, сам виноват, нельзя быть таким жадным. Вперед.
Предрассветные улицы были как-то особенно прекрасны и пустынны, но зато, когда асанги повернул коня в сторону какого-то большого строения, сравнимого, пожалуй, с дворцом, но довольно приземистого, Дарис услышал шум, словно от роя насекомых.
- Что это, асанги?
- Торг. На айдалане - курай. Он начинается перед рассветом, и завершается за два часа до полудня. Здание торга тоже зовется курай. Распорядители торга - курай-даби. Это такие важные айданы с длинными палками с бирюзовыми флажками. Если где-то возникает спор, курай-даби обязан его разрешить. За драку он же взимает штраф.
Дарис кивнул, было любопытно, как выглядит здешний торг. Когда подъехали поближе, встречая теперь уже многочисленных айданов, расходящихся с торга с покупками, Дарис заметил, что многие покупатели везут товары на одинаковых тележках, сделанных из прочной ткани на металлическом каркасе, и с металлическими же колесами, которых прежде он никогда еще не видел.
«Хотя удобно так, да, не надо таскать тяжести».
- Эти тележки потом оставят на улице, и эхиз курая пройдут по городу и соберут их назад. За использование тележек взимается небольшая плата, посильная всем, - пояснил асанги, заметив заинтересованность юноши.
- Это очень интересно, асанги. А главное, удобно.
Само здание курая было, как вскоре увидел Дарис, скорее, крышей на множестве колонн, выстроенных ровными рядами. Между ними были выстроены длинные каменные прилавки, с одной стороны которых размещались продавцы с товаром, с другой же - покупатели. Ряды отделялись высокими перегородками, так что галантерея не смешивалась с овощами, а ювелирные - с обжорными. Дарис разглядывал все с немалым интересом, слушал речь, пытаясь угадать, о чем они говорят. Пока что он понимал одно слово из тысячи, и то, лишь тогда, когда говорили медленно. Но в курае стоял немолчный шум. Асанги спешился, помог оказаться на земле и Дарису, и жестом подозвал замершего неподалеку курай-даби. Тот приблизился, степенно поклонившись. У него не было одной руки до локтя, рукав его белоснежной рубахи был подколот к плечу. Суровое, обожженное солнцем лицо избороздили глубокие морщины. Или шрамы - танги не сразу понял. Раньше курай-даби, наверное, был славным воином. Таращиться было невежливо, так что разглядывал его Дарис исподтишка.
Асанги коротко приказал что-то, даби поклонился, снял с пояса небольшой костяной рожок и вошел под своды курая. Вскоре шум толпы перекрыл резкий звук рога. Люди замолкали, обращали лица ко входу и поспешно расходились в стороны, освобождая проход, но неудовольствия на лицах Дарис, как ни старался, не заметил.
- Мы можем пойти и посмотреть, асанги? - уточнил Дарис.
- Теперь - да, но старайся следить за тем, чтобы никого не коснуться, сам. Всякое бывает, звезда моя, - кивнул Тайвэрин.
- Я буду очень стараться, асанги.
В подобных местах Дарис никогда не бывал, все было любопытно и интересно, целый маленький мирок для исследований. Он даже не мог сказать, что ему больше всего интересно, наверное, все и сразу. Впереди них гордо вышагивал даби, помахивая своим флажком, по бокам Дариса окружали асанги и Лайлэрит, позади снова смыкалась и начинала гомонить толпа. А на прилавках... У Дариса глаза, кажется, грозили разъехаться в стороны в попытках увидеть все великолепие, разложенное на прилавках. Вошли они с обжорного ряда, и сперва юношу ошеломили цвета, а затем и запахи. Немедленно заурчал желудок, а рот наполнился слюной.
- А что это такое вкусное? Которое синее... Нет, зеленое... Или оранжевое? Оно еще так пахнет.
Асанги подождал, пока чей-то эхиз закончит яростно торговаться с продавцом и уйдет от прилавка, шагнул к нему, позволяя и Дарису приблизиться. Ему тут же подали на листе зелени, уже знакомой юноше по трапезам во дворце, несколько разноцветных кусочков, одуряюще пахнущих жареным мясом.
- Осторожно, оно острое, - предупредил Тайвэрин, с улыбкой глядя на принюхивающемуся к незнакомой пище супруга.
- М-м-м, пахнет так вкусно, асанги. Жаль, что я не позавтракал, через платок есть меня как-то не учили.
- Здесь не возбраняется отодвинуть платок, танги. Или вовсе убрать с лица.
Еду Дарис пробовал аккуратно, сперва долго обнюхивал и размышлял, потом все-таки рискнул.
- Кх-х-х-х-ха...
К счастью для Дариса, он отгрыз всего лишь пару волокон. К несчастью, он в жизни такого острого не пробовал. Лайлэрит, успевший метнуться в другой ряд, к торговцу водой, принес целый кувшин. Дарис выхлебал примерно половину и успокоился, даже рискнул попробовать синий кусочек. Он, на удивление, оказался вполне терпимым, так что его Дарис съел с удовольствием. А вот зеленое угощение он долго разглядывал, но попробовать не рискнул. Оба отвергнутых куска с удовольствием слопал асанги, положил на прилавок золотой квадратик - монету. Стоило им отойти от прилавка, как к торговцу кинулись покупатели. Тайвэрин только посмеивался, не комментируя это.
- Мне понравилось это синее, асанги. Оно такое соленое.
- Это вейджа, мясо в карамели со специями. Хочешь еще чего-нибудь?
- Не знаю, - растерялся Дарис. - Чего-нибудь хочу. Только не такое острое. А что есть, асанги?
- Мясо, зм... еще мясо, птица, о, даже рыбу привезли, но только сушеную. Фрукты, овощи. Дыни. Хочешь дыню, танги? Ее нужно есть с акби. Идем, попробуешь!
Дыней оказались небольшие, с кулак асанги, ярко-оранжевые плоды в жесткой кожуре, источающие божественный аромат. А акби - кусочки сочного мяса, похожего на птичье, нанизанные на металлическую шпажку и посыпанные какими-то мелкими золотистыми зернышками. Дарис с удовольствием уплел непонятное акби вместе с дыней.
- Вку-усно, - протянул он. - Асанги, а это какая-то птица?
- Нет, - качнул головой айдан, усмехаясь.
- Животное? Э... пустынная лягушка?
- Нет. И я не скажу тебе, кого ты с таким аппетитом съел, лучше прикажи эхиз научить тебя словам, обозначающим пустынных животных.
- Мне уже страшно, асанги. Надеюсь, это не скорпион?
Асанги бросил пару слов в пространство, и ему вскоре поднесли на небольшом блюде вполне узнаваемых крохотных скорпионов - жареных целиком в масле.
- Вот это - скорпион. И он очень вкусный. Хочешь попробовать?
- А как это едят? Ему надо оторвать что-то или как-то почистить?
Вместо ответа Тайвэрин аккуратно подхватил одного скорпиончика за хвост и схрупал его целиком, оставив только шип. Дарис, глядя на него, тоже укусил, подумал, с аппетитом съел.
- А они вкусные, асанги. А змей тут едят?
- Конечно. Все, что водится в пустыне, можно есть. Даже ядовитых тварей, если уметь их разделывать и готовить. У змей нельзя есть голову, но ее не выкидывают сразу, а сначала извлекают ядовитые железы и клыки. А вот мясо у змей вкусное и очень питательное.
- Жаль, что я уже сытый, - с сожалением решил Дарис. - Так,  а дальше у нас что, асанги? Посуда... Да, тут такая глина, даже вроде бы обычная, но она с таким блеском, так красиво. Надо попробовать слепить синюю лошадь, мне нравится этот цвет. И вообще, у вас такая посуда красивая.
- И крепкая. Ты знаешь, что наш парцел возят даже за море, и там торгуют им? И редко когда в пути посуда бьется.
Дарис взял блюдо, осмотрел его, изучил цвет, края, поставил обратно.
- Ваши мастера искусны, асанги. Взгляни, какая красота, они такие, словно... Словно в них небо налито.
- Благодарю ай-танги, - на хорошем валмийском ответил торговец, низко кланяясь. Дарис кивнул, улыбаясь, изучил остальные прилавки.
- Асанги, а у вас совсем не делают игрушек для детей из глины? - удивился он.
Тайвэрин усмехнулся:
- Почему же? Делают, но редко. Глина в Айдане добывается в трех местах, белая, красная и синяя. Еще ее иногда привозят, так что повсеместно она не распространена. Игрушки у нас делают из кости или тростника.
- А какие-нибудь домашние животные у вас есть, асанги? - заинтересовался Дарис, медленно бредя мимо прилавков с украшениями.
- Кроме коней, овец, бархи, анки, отати?
Звонкий смех Дариса разлетелся вокруг, но быстро умолк, юноша  смутился, прижал пальцы к губам:
-  Извини, асанги, я представил, как просыпаюсь поутру, а на меня нежно смотрит бархи.
- Хм... - асанги задумался. - А какие могут быть еще животные в пустыне? Только те, что приручил человек.
- Ну, у нас были кошки, собаки, всякие птицы, горностаи, хорьки. У фрейлины матушки даже змея была.
- Здесь мелочь обычно вредная. Те же скорпионы. Но чем тебе не угодили отати? Они маленькие, юркие, пушистые и большеухие.
- Я пока ни одного не видел, асанги, - сознался Дарис.
- Здесь, кажется, есть загон для них. Их разводят в неволе и продают уже прирученных. Идем, поищем? - предложил айдан.
Дарис радостно закивал:
- Поищем, асанги.
К тому времени, когда нужно было возвращаться назад, за асанги и его юным супругом вышагивали пятеро рыночных эхиз с тележками, на которых высились горы всяческого добра. А Дарис, попискивая от счастья, нес на руках крохотный рыжий комочек с крупными лопухастыми ушами, попискивающий совершенно так же. Асанги повторил трижды, что, раз Дарис решил завести отати, то и ухаживать за ним, кормить, поить, отпускать в сад поохотиться, лечить, если нужно, он будет сам. Дарис мужа поцеловал, лисенок сразу же решил добыть еды, отважно  обпищав Райгала.
- И о занятиях не забывай, звезда моя, - улыбнулся асанги. - Теперь, кажется, ты не будешь здесь скучать?
- Нет, асанги. Мне будет просто некогда. Два животных, магия, письмо, чтение. А еще я хочу все-таки научиться делать фигурки из синей глины. Да, и я же обещал тебе придумать девственницу с мешком золота... А еще надо  пообщаться с танги твоих воинов, чтобы они научили меня обращаться с детьми… Ой, мамочка! Я порвусь на сотню маленьких танги!
Асанги расхохотался.

Через месяц, когда в какой-то момент, погружаясь в медитацию, Дарис вспомнил этот разговор, он едва не рассмеялся. Всего лишь конь, отати, магия, чтение и письмо, глина, общение с другими танги и с эхиз Тайвэрина? Как бы ни так! Были прогулки по городу, охота, Праздник Колокольчиков, когда в столицу съехались мастера-оружейники и кузнецы. У него практически не оставалось свободного времени. Он редко когда был в одиночестве, он привык к постоянному присутствию Лайлэрита и научился различать его знаки, он завел себе целую армию друзей из танги, когда, наконец, его прорвало, и язык вдруг стал прост и понятен. Отати подрос, научился ловить пропитание в саду. А сам Дарис на пару  с ним пристрастился к змеиному мясу. Сейчас стыдно было вспоминать, какую безобразную сцену он устроил асанги, узнав, что акби, которое ему так понравилось, это и есть змеиное мясо. Но это была его первая и последняя истерика, в которой выплеснулись все накипевшие эмоции с момента их свадьбы. Когда-то они должны были пролиться. И прошли всего лишь по поводу того, что его накормили змеей. В ходе истерики пострадали четыре вазы, улетевшие в урагане простыни, и слух Тайвэрина.
Сейчас он не мог вспомнить ничего плохого, что случилось бы с ним здесь. Его ни разу никто не обидел ни делом, ни словом. Даже брат, хоть и не стал слишком близок, но и чужим быть перестал. Он понятно объяснял, помогал укротить силу стихии, учил терпеливо и постепенно. И Дарис к нему привязывался. Общие воспоминания были слишком плохими, даже про маму Дарис вспоминал смутно. Но, как человек, Найлин ему очень нравился. Спокойный, доброжелательный, он недаром работал в школе учителем маленьких айданов, в ком проснулся дар. И пусть амари среди них и не было, дети льнули к нему.
Дарис открыл глаза, вставая на ноги, услышав тихий писк - кажется, чьи-то уши опять запутались среди кустов. Медитация подождет, надо спасать маленькое глупое создание. С ладони сам собой сорвался тонкий вихрь, откинул занавес и понесся вперед, отводя и придерживая ветки. Найлин особенно радовался, когда у ученика получались такие маленькие потоки ветра, управлять которыми требовалось с ювелирной точностью. Отати застрял. Как всегда. Дарис вздохнул, выпутал лапки, уши, взял лисенка на руки.
- Малыш, какой ты беспечный, а еще зверь.
Лисенок принялся лизаться, непрестанно пища и подтявкивая. На самом деле, он уже вырос, но, видно, такой попался неуклюжий. Хотя охотился он великолепно, в саду почти не осталось пауков, змеи теперь обползали его десятым барханом, скорпионы перевелись. Не трогал отати только бабочек.
- Конь у меня вредный, отати у меня неуклюжий. Один муж безупречен, - хохотал Дарис.
Асанги и впрямь был безупречен. Дарис имел счастье понаблюдать за тем, как муж тренируется сам и гоняет свою гвардию. Зрелище было... одновременно пугающим и возбуждающим до непроизвольного стона. С некоторых пор Дарис не мог обходиться без каждодневных ласк, они его опьяняли, как молодое вино, заставляя выплескивать избыток силы.
- Это вполне нормально, - согласился Найлин, догадавшийся, с чего брат ходит такой задумчивый и натыкается на стены. - Твоя сила стремится наверстывать упущенное. У меня тоже так было, хоть и слабее.
- А ты... у тебя есть... - Дарис безудержно краснел, заикался и не мог поднять глаз от пола.
- Нет, нету, - усмехнулся Найлин. - Как-то все было не до семьи.
- А как тогда ты... ну...
- Руками и медитацией.
- О...
Собственно, почему Дарис спросил: заметил, что Лайлэрит, провожающий его на занятия и встречающий с них, очень уж заглядывается на брата. Румянец на смуглой коже айдана виден не был, но Дарис знал, что юный воин смущается. Найлин нравился Лайлэриту, и очень сильно.
- А ты никогда не думал... Ну... Если ты кому-нибудь нравишься....
Найлин усмехнулся:
- Твоему телохранителю? Я уже слишком стар для него. Ему всего шестнадцать, а мне почти двадцать восемь. Асанги не одобрит этот брак. Да и танги мне уже не стать. С детьми-то я лажу, и мне нравится с ними возиться. Но приглядывать за домом, обустраивать уют... Не знаю, что тебе сказать, ай-танги.
- Главное, чтобы вы нравились друг другу. Ну, по-моему, главное, чтобы чувства были, а остальное уже само как-нибудь образуется.
- А ты? Асанги любит тебя так, что это видно и тому, кто не умеет слышать слова души. А ты?
Дарис растерялся:
- Я не понял, о чем ты спрашиваешь. Что - я?
- Ты любишь его?
Дарис залился краской и кивнул.
- И ты ни разу еще не сказал ему о своих чувствах, - догадался Найлин.
- Я не знаю, как. По-моему, это глупо, просто взять и сказать.
- Ничуть не глупо. Но об этом спроси Ваними, ты же дружен с ним?
Ваними звался младший супруг сотника Эрикэрима. Сотник сперва показался Дарису каменной суровости мужчиной, на лице которого не могла отразиться ни одна эмоция. Они и не отражались - одно из боевых ранений лишило его лицо подвижности. Но зато глазами он мог выразить все чувства, что испытывал. Ваними же был живой ртутью, подвижным, веселым, но довольно серьезным в плане воспитания их пятерых сыновей.
- А ты еще предложи собрать совет из всех танги воинов с одним вопросом: «Прилично ли внезапно сказать мужу, что я его люблю», - развеселился Дарис.
- А что мешает тебе тихонько посоветоваться с ними? Асанги - тоже живой айдан, и ему, думается мне, хотелось бы услышать эти слова, - пожал плечами Найлин.
- Хорошо, я так и поступлю, - Дарис кивнул, направился к выходу. Брат протянул руку, дуновение ветра распахнуло занавеси, лишая Лайлэрита укрытия. Юный телохранитель выглядел почти так же, как и всегда, только в темных глазах будто погасли огоньки.
«Подслушивал и слышал слова Найлина», - понял Дарис.
- Ну, он же не отказал, - хмыкнул он. - Лайлэрит, ну что ты как ребенок.
Юноша вздохнул, скосил глаза туда, где в проеме виднелась ладная фигура раххим. Снова вздохнул. Раньше он надеялся, что его чувств попросту не видят и не замечают, но сейчас даже эта надежда угасла. Раххим был не прав, это он, Лайлэрит, недостоин такого танги. Но зато он был прав в том, что асанги не одобрит этот союз.
- Лайлэрит, вспомни, что ты мой телохранитель, а не украшение коридора.
Юноша смутился и поспешил вернуться к своим обязанностям. Дарис решил, что попросить совета действительно будет неплохо.
 
Собирать «совет танги» Дарис не стал, в самом деле, это не то, что можно выносить на всеобщее обсуждение. А вот потихоньку расспросить Ваними - это да, вреда от этого быть не должно. Побеседовать он пришел в дом  Эрикэрима и Ваними. Дарис нервничал, но пытался этого не показывать. Как-то странно было спрашивать такое.
- Добрый день. Ваними, можешь со мной поговорить?
- Конечно, ай-танги, - Ваними усадил его на расшитые шелком подушки, принес холодного чаю с фруктами. - Что-то случилось?
 - Ну, я хотел спросить... В общем.. Э-э-э... ну.... Как сказать супругу, что я его люблю? - Дарис никак не мог подобрать слова.
 - То есть? - удивился мужчина. - Так и скажи. Хотя... а-а-а, я понял, - до Ваними, наконец, дошло, что вызывает такие затруднения у юного ай-танги. - Знаешь, когда меня выдали за Эри, я его боялся до дрожи в коленях. Он был такой огромный и страшный, что я рыдал всякий раз, когда он вел меня в спальню. Потом привык, даже научился находить свою прелесть в его грубоватой ласке. А «люблю» я ему в первый раз сказал, когда принял от него на руки нашего первенца. Просто увидел, как он на ребенка смотрит, и сравнил с тем, как на меня смотрел всегда. Вышло одинаково. Тогда-то у меня это само собой вырвалось. Не торопись, ладно? Это скажется само, и тогда, когда боги благословят.
- Ладно, - Дарис крутил в руках чашку с чаем. - Мне кажется, что я его обижаю тем, что не могу это сказать.
- Ай-танги! - Ваними даже по коленям хлопнул, веселясь. - Асанги наш - взрослый мужчина, воин, правитель, политик, и политик мудрый. Он терпелив, как змея, дальновиден, как анки. Он дождется, а обидеть можно лишь того, кто сам желает обижаться. Разве асанги желает этого?
Дарис помотал головой:
- Не знаю. У меня в последнее время на душе неспокойно почему-то. Какие-то глупости в голове все время.
- Ты взрослеешь. Да простятся мне мои слова, но ты, ай-танги, в том возрасте, когда айданы уже второго сына нянчат, еще сам ребенок. Так что я не удивлен терпением асанги. Позволь дать тебе все же один совет?
- Конечно, я с радостью выслушаю его.
- Не спрашивай совета у других, - улыбнулся Ваними. - Со всем, что тревожит тебя, иди сначала к супругу. Так ты покажешь, что доверяешь ему все и во всем. Это очень ценно, поверь мне.
 - Но если дело касается как раз его, как у него спрашивать совета?
- Зачем совет? Сердце подскажет. Личная жизнь семьи на то и личная, что вершится вдали от чужих глаз. Но если уж совсем невмоготу будет, приходи. Обещаю, что все сказанное здесь, дальше этой комнаты не пойдет.
- Спасибо, - Дарис поставил чашку на стол. - Ты мне очень помог, Ваними.
Мужчина церемонно склонился, улыбаясь.
- Надеюсь на это.
Во дворе небольшого белоснежного дома играли младшие дети - трехлетний Кэриалим и пятилетний Маарит, старшие были на занятиях. Дарис посмотрел на них, улыбнулся. И отправился обратно во дворец.

Время в Хинодане текло, как песок сквозь пальцы. Дарис не успел оглянуться, как со дня их свадьбы минуло полгода. Он так и не сумел сказать то, что вертелось на языке и жгло его душу. Но поступил так, как советовал Ваними, и с того памятного весеннего вечера всеми проблемами делился сначала с супругом. У него же он спросил совета насчет брата и Лайлэрита.
- Что делать, асанги? Лайлэрит влюблен, Найлин говорит, что слишком для него стар.
- Раххим преувеличивает, - Тайвэрин отложил книгу, которую собирался прочесть, похлопал по коленям, призывая мужа сесть. - Но все же в чем-то он прав. Лайлэрит еще слишком молод для семьи. Сейчас в нем говорит горячая юная кровь. В его возрасте мне тоже иногда казалось, что я влюблен.
Дарис уселся на колени к супругу, обнял того за шею:
- И что делать?
- Ждать. Тут, как говорил один мудрец, или бархи полетит, или асанги сдохнет.
Дарис уткнулся мужу в шею носом, тепло подышал.
 - Через два дня я еду с ежегодным объездом земель. Начну с запада, разведчики донесли, что степные шакалы снова остались без вожака. Мне нужно быть на границе.
- Я могу поехать с тобой, асанги?
- Там может быть опасно. Граница - это не сердце Айдана, где нет даже уличных воров, любимый.
- Ну, вряд ли там опасней, чем в замке отца, асанги. К тому же, я обещаю при первых признаках опасности закапываться  в песок и прикидываться отати.
- Я помню, что обещал тебе взять с собой, - Тайвэрин хмурился. Ему не нравились вести с запада, ему не нравилось то, что Дарис, судя по упрямым огонькам в глазах, не отступит, и то, что он попросту не имел права отказать ему. Танги в семье, где еще не было детей, мог пожелать следовать за супругом даже на войну.
- Ты ведь выполнишь свое обещание, асанги? - промурлыкал Дарис.
- Свет моей жизни померкнет, если что-то случится с тобой, звезда моя. Но я выполню твое желание, - подчеркнул последние слова айдан.
Дарис поцеловал его, прижимаясь.


8. Спасти супруга


Асанги в самом деле сдержал слово и взял его с собой. Правда, поставил два условия: неотлучное присутствие Лайлэрита, когда сам асанги был занят, и требование оставаться в поселениях за пару часов конского галопа от границы, когда он направлялся в сторожевые крепости. Дарис согласился на оба.
Осенняя пустыня мало отличалась от весенней. Но тогда Дарис проспал большую часть пути, а сейчас, привыкнув к скачкам по песчаным дюнам, радовался каждому дню.
Райгал скакал, радуясь не менее, прыгал на месте, Дарис хохотал. Поездка обоим нравилась. В отряде, кроме него, было еще четверо танги. Двое совсем молодых, едва успевших насладиться первыми месяцами супружества, и двое много старше даже Дариса. С обоими он был знаком, и даже водил дружбу. Так что побеседовать было о чем, поездка была не такой уж и скучной. Впрочем, и без них она была бы не скучна: Дарис впервые понял, что в пустыне есть не только песок, цветные скалы и редкие оазисы. Были там и горные массивы, такие же полосатые и похожие на застывшие волны, были и долины, где хватало земли на выращивание овощей и фруктов, были пастбища с огромными отарами тонкорунных овец и бархи. А самым большим потрясением для юноши стала огромная роща тутовника, сплошь заплетенная паутиной.
- Асанги, а что это? Паутина... А зачем?
- Это не просто паутина, а плантация тутового шелкопряда, мой прекрасный. Здесь, в Долине Ручьев, производится весь тот шелк, что идет на одежду, занавеси, на продажу в другие страны.
- Так вот как он выглядит!
- Шелк - это паутина, которую делает гусеница шелкопряда, чтобы создать свой кокон. Эти коконы собираются, обрабатываются специальными составами и аккуратно разматываются. И получаются нитки.
Дарис закивал, мир с каждым месяцем был все интересней, столько нового можно было узнать. Он увидел месторождения глины, все три. И слепил там по фигурке, которые глиномесы обещали сохранить и сделать символами своих поселений. Вылепил Дарис, после недолгих размышлений, крылатых львов, теперь уже  с нормальными мордами и глазами - поднаторел в ремесле.
- А почему символами поселений? - заинтересовался он.
- Потому что айданы же, и у каждого свой цвет.
Ему потом показали обожженные и глазированные фигурки, ярко-синюю, белоснежную и рыже-золотистую.
- Какая красота... Такой замечательный цвет получается после обжига!
К мастерам-оружейникам они заехали почти в последнюю очередь, там Дарису преподнесли шпильки из настоящего булата, украшенные вместо камней тончайшей ковки цветами хины. Дарис долго ахал и восторгался, любуясь ими, благодарил мастеров. Волосы у него успели еще вырасти, при этом послушными они так и не стали, шпилек требовалось еще больше. Мамин подарок успел сломаться, Дарис сам не понял, как именно, воткнул в волосы целую шпильку, а вечером выпали две половинки. Пять подаренных шпилек, кроме эстетической и утилитарной, несли еще и боевую функцию. Их острия были заточены не хуже, чем у кинжалов, и, воткнув такую красоту в глаз противника, или под лопатку, можно было легко его убить. Хотя о таком Дарис и не подумал, просто любовался. Почему-то ему даже в голову не пришло, что шпильки мог заказать асанги. Ведь айданы не сворачивают волосы в узлы! А в каких-то аспектах отношений Дарис все еще был очень наивен.
Близость границы стала видна невооруженным взглядом, когда на пути стали попадаться выстроенные на скалах крепости-башни, а поселения, несмотря на более благоприятный климат, почти исчезли. Здесь уже была степь, и трава, выгоревшая от яростного летнего зноя в ломкое зеленовато-бурое сено, шуршала ночами совсем не так, как песок.
- Асанги, а кто живет там,  в степи?
- Кархи, - сказал, словно сплюнул, айдан. - Еще один вид оборотней, беззаконные и тупые дикие твари, использующие двуногую ипостась лишь для того, чтобы грабить и убивать.
- А они кто, тоже какие-то кошачьи?
- Шакалы.
- Ша... Бр-р-р, это такие мерзкие, вроде волков?
- Да. Только это - настоящие дикари. Если попасть к ним в плен, живым оттуда не выберешься.
Дариса передернуло:
- А они часто нападают, асанги?
- Нет, в последний раз это было двадцать весен назад.
Дарис кивнул, потрогал жесткую траву:
- Райгалу можно это есть?
- Не стоит. Лошадей будут кормить зерном. Дарис, - асанги редко называл его по имени, только когда желал подчеркнуть важность сказанного, - сегодня ты с остальными танги останешься в Нур-Хафизе, это в трех часах пути от крепости Хафиз-Агат.
- Хорошо, асанги, - несколько удивился юноша.
- К границам идет орда кархов, у них сменилась власть, и новый вождь должен показать свою силу. Будет набег, и я уже очень жалею о том, что не отправил тебя домой раньше, еще из Железных холмов.
- Все будет в порядке, я уверен, асанги.
Айдан лишь хмуро кивнул, крепко расцеловал супруга. И шестеро всадников покинули лагерь. Лайлэрит хотел отказаться уезжать, но с асанги не спорят. Пришлось юноше, повинуясь приказу, сопровождать младших супругов до селения.
Опасения Тайвэрина оправдались,  в ночной темноте на крепость накатились волны кархов, жаждавших уничтожить защитников и продвинуться вглубь. Там богатые земли, там приплод скота. Ограбить поскорее, а потом ищи в степи отряды шакалов. Два рода оборотней отличались, как день и ночь. Низкорослые, щуплые, с неприятно вытянутыми лицами, кархи казались какой-то мерзкой карикатурой даже не на айданов, а на людей. Даже их лошади были им под стать. Но кархи брали не умением и не силой, а числом, и воинам асанги пришлось туго. В отряде Тайвэрина было около трех сотен, на них же перла орда не менее, чем из трех тысяч, и было очень важно не дать им прорваться. Но асанги, хоть и был прекрасным воином и военачальником, богом все же не был, и за тем, что несколько десятков шакалов проскользнули мимо поля битвы и углубились на территорию айданов, не уследил.

 Дарис сидел в комнате, медитировал, когда услышал ржание Райгала.
- Что там?
Конь ржал тревожно, Дарис поспешил выскочить на улицу - вдруг любимую вредину обидели? Или он обидел? Поселение это отличалось от всех ранее виденных. Дома стояли теснее друг к другу, были сложены из грубо отесанных каменных блоков, обмазанных глиной, а плоские крыши, вымощенные каменными плитками, хозяева держали в идеальной чистоте. Вскоре Дарис понял, почему: из темноты, непроницаемой для его глаз, полетели горящие стрелы. Юноша вскрикнул, машинально взмахнул рукой, стрелы безвредно посыпались наземь под порывами ветра. Его схватили за руку, отшвыривая к дому, Лайлэрис, с каким-то совсем не страшно выглядевшим тонким мечом закрывал его собой, оттесняя назад. Что-то мычал, зло, срываясь на рык. Дарис не понимал, только снова отмахнулся от стрел, со стуком посыпавшихся на крыши. Телохранитель повернулся к нему, настойчиво указал на дверь. Для него ай-танги был неопытным, и потому бесполезным раххим, которого нужно защищать. Откуда-то рядом с ним появился один из оставшихся в селении воинов. Калека, как и все, кто оставался, когда асанги собирал воинов.
- Вернись в дом, мальчик. Не бойся, мы не дадим вас в обиду.
Дарис упрямо мотнул головой, где-то в поднебесье что-то глухо и недовольно то ли чавкнуло, то ли всхлипнуло, затем тихо вздохнуло. И обрушилось ураганной стеной ветра вниз - Дарис не видел лучников, но видел, откуда летят стрелы, так что решил вымести все и разом.
- Прочь!
Метла вихря промела ночь, наполнившуюся скулежом и воем. Дарис привалился к стене, потом медленно сполз по ней: выплеск силы снова выпил его до дна, оставляя только жаждущее покоя тело, пустое и легкое. Земля, как ему показалось, немного вздрагивает, но он не придал этому значения, сворачиваясь в клубок прямо на пороге.
«Нельзя спать, вдруг они вернутся», - вяло подумал он.
То, что земля дрожала от грохота копыт, он понял, когда в Нур-Хафиз разъяренными демонами ворвались свежие отряды айданов, спешащие на огненный сигнал к асанги. Еще живых кархов попросту затоптали копытами, пронеслись лавиной, дальше, туда, где все еще сражались.
Дарис все-таки умудрился подняться, погладил по морде Райгала.
- Спасибо, что предупредил.
Жеребец нервно прядал ушами, топал и фыркал от запаха крови, пропитавшего воздух.
- Ну чего ты? Все ведь закончилось?
Райгал дернулся, слабо закрепленный повод соскользнул с коновязи, и жеребец лег. Лошадей не расседлывали, так что взгляд Райгала и его действия были понятнее некуда: нужно спешить. Дарис взобрался ему на спину.
- Когда Тайвэрин начнет ругаться, я так и скажу, что это ты меня заставил. Вперед!
Успевший увидеть хвост Райгала Лайлэрит беззвучно выругался и вскочил в седло, понесся следом. Догнал, перехватил повод, пытаясь остановить, но вороной зло завизжал и едва не укусил его. Дарис на ходу собирал магию, резерв пытался указать, что он пустой, но не тут-то было, Дарис  одним маленьким ветерком ограничиваться не собирался. Там, между прочим, подданные его мужа погибают... Или сам муж…
За спиной Дариса  соткалась туча, ринулась вниз, черная, пронизанная кое-где синеватыми всполохами, а потом упала гулкая стена ветра, взвывшего, как сотни вихрей помельче разом, Райгал припустил еще быстрее, чувствуя, как копыта начинают отрываться от земли - злой раххим был очень злым. И очень раххим. Лайлэриту не осталось ничего иного, кроме как скакать рядом и надеяться, что успеет защитить раххим от чужих мечей, копий или стрел. Страшно ему не было, только немного печалило то, что так и не успел признаться Найлину в своих чувствах открыто. Ну, ничего, они вернутся, и он пойдет к раххим.
Кархов было много, очень много, видимо, рассчитывали унести сразу побольше всего, а то и продвинуться подальше в земли айданов. И они постепенно сломили сопротивление айданов. Но на то, что в битву вмешается третья сила, не рассчитывал никто. И когда  по воздуху пронесся злобно визжащий конь, кархи опешили. А потом ударил ураган, подобного которому в здешних местах никогда не видывали, взрыл землю, смешал ряды шакалов, во все стороны полетели ошметки тел. Дарис был очень разозлен, напуган, он так и не успел поесть, он хотел спать. И эти мелкие твари решили посягнуть на его спокойный отдых? Еще и супруг уехал из-за них! Ураган взвыл как-то особенно злобно, разделился на несколько вихрей помельче, пошедших гулять вдоль и поперек по кархам, ощетинившись подхваченным с земли оружием.
Воины-айданы взревели, получив столь неожиданную поддержку, выровняли ряды, стараясь прикрыть незнакомого раххим, потерявшего платок, растепанного, с горящими фиолетовыми огнями глазами, но и не перекрывать ему угол атаки. Райгал визжал и плясал на месте, понимая, что вперед ему больше нельзя соваться. И все же, айданы и вихри Дариса пропустили этих троих, вынырнувших откуда-то снизу. Не иначе, в животной ипостаси подобрались. Лайлэрит, оставшийся каким-то чудом рядом с танги, принял первые удары на себя, дрался отчаянно. Вот один упал, разрубленный его клинком мало не пополам, вот отшатнулся, зажимая вываливающиеся из распоротого живота кишки, второй. Лайлэрит отвлекся всего на миг - глянуть, все ли в порядке с его подопечным. И получил две ладони дрянной, ржавой и зазубренной стали в живот. Ураган взвыл, разодрал шакала на части. Дарис вскинулся в седле, последний удар ветра рухнул вниз. И все разом стихло и просветлело. Юноша растянулся на шее Райгала.
Впрочем, закончено было вообще все. Ночная битва завершилась полным разгромом шакалов, хотя и айданы понесли страшные потери. Из трехсотенного отряда асанги осталось едва ли полсотни. Сам Тайвэрин был несколько раз ранен, но, наскоро перевязав раны, он метнулся туда, где, устало склонив голову, стоял вороной жеребец, а в его седле, распластавшись по шее коня, лежал тот, за кого асанги готов был рвать врагов голыми руками, клыками и когтями. Лайлэрита он заметил, только едва не наступив на него. Юноша был еще жив, и асанги, не думая больше ни секунды, рванул с шеи чудом уцелевший амулет, ломая его и открывая Врата. Раненых и убитых понесли из степи сразу на площадь перед дворцом, куда почти тотчас слетелись все лекари и раххим столицы.
Дарис мирно спал, как ребенок, посапывал во сне. Тайвэрин взял повод Райгала в зубы, поднял на руки умирающего телохранителя и пошел в арку Врат, следом за всеми. Опустил юношу на расстеленный на мозаичной мостовой площади плащ. Над ним тотчас склонился кто-то, асанги от усталости даже не мог понять, кто этот голубоглазый парень. Райгал  клацал зубами на всех, кто пытался подойти, охранял драгоценную ношу. Самого асанги тоже окружили лекари. Он отослал всех прочь: его раны могли потерпеть, были более тяжело раненные воины. Он снял с седла супруга, понес, пошатываясь, во дворец. Дарис уткнулся ему  в плечо, заснул еще крепче. На мозаике полов оставались грязно-алые следы. Тайвэрин дошел до купальни, разделся и раздел спящего Дариса, опустился вместе с ним в теплую воду, немедленно начавшую окрашиваться в розовый. Но нужно было вымыться, и асанги сначала искупал супруга, завернул его в полотно и уложил на диванчик, потом омылся сам, тихо шипя сквозь зубы от того, что вода тревожила раны. Дарис подложил ладонь под щеку, сморщил нос, словно собирался чихнуть, фыркнул, заснул крепче. В купальне появились безмолвные и перепуганные эхиз, великолепно вышколенные, они не стали суетиться понапрасну, сразу занялись ранами господина и повелителя, двое отнесли Дариса в спальню. Мирсали взялся зашивать глубокие раны на груди и плече Тайвэрина, наложил повязки и поднес к губам асанги бокал с разбавленным вином.
- Пейте, ну же! - прикрикнул на почти невменяемого от усталости мужчину.
Асанги послушно выпил.
- Еще немного. Одежду для асанги! Вам нужно выйти к ним, туда. Не все видели, что вы живы.
- Да, выйду, сейчас…
Нужно было собрать силы. Все хорошо, шакалы разбиты, теперь они еще долго не отважатся сунуться. Раненых вылечат, мертвых... Что ж, они отважно сражались. Он посидел еще пару секунд и поднялся: серый от кровопотери и усталости, повязка на груди, вместе с рубахой, окрасилась алым. Но он собрался и твердо зашагал, туда, где его ждали. Еще нужно было узнать о судьбе Лайлэрита. Он надеялся, что мальчишка выживет. Лекарь от него отмахнулся:
- Выживет, он же воин.
Асанги кивнул, отыскал глазами Найлина, белее белых стен Хинодана, кивнул ему на юношу:
- Выживет - будет тебе супругом.
Что ж, смотреть как раххим кружит над своим воином, занятно, но дел еще полно. К полудню он добрался, наконец, до постели, удостоверившись, что всем раненым оказана помощь, те, кто просил о последней милости, получили ее, мертвые омыты и завернуты в полотно, готовы к погребению. Отправил свежий отряд в крепость. Мертвых врагов тоже необходимо похоронить, закопать в одной могиле, ни к чему разводить заразу на гниющих трупах.
В постели сладко спал Дарис, сразу же придвинулся к мужу, уткнулся тому в плечо носом. К счастью - в здоровое. И асанги провалился в сон, стоило смежить веки. Эхиз так во сне и напоили его присланными лекарем отварами, сменили повязки, снова напоили. Уже проснулся Дарис, слабый, как котенок, поревел, пока никого не было рядом, над раненым мужем, перебирая рассыпавшиеся по подушкам волосы. И уснул обратно, так и всхлипывая во сне и не выпуская руки Тайвэрина.
Асанги проснулся через двое суток. Открыл глаза, чувствуя, что больше спать нет нужды. Тело, хоть и не заживило раны, но силы восстановило. Повернул голову, рассматривая спящего рядом танги. На шее юноши краснела широкая полоса ожога: силу для своей магии Дарис черпал из всего, что было рядом, и камни ожерелья рассыпались в прах, а серебро почернело и оплавилось.
«Ничего, мое счастье. Кольцо я попрошу сделать из стали, она в самый раз для тебя».
Дарис во сне захныкал, потом открыл глаза.
- Доброе утро, звезда моя, - улыбнулся ему асанги, целуя в ладонь.
- А что случилось, асанги? Почему мы... Ой... Лайлэрит...
- Если ты чувствуешь, что хватит сил встать и пойти узнать о его судьбе, то вставай. Я сам только что открыл глаза.
Дарис пошевелился, снова хныкнул:
- Нет. Меня будто Райгал потоптал. Все болит.
- Тогда набирайся сил, мой прекрасный. Я прикажу эхиз накормить тебя и помочь умыться. А мне нужно вставать. Я даже не знаю, сколько времени проспал.
- Как ты себя чувствуешь, тебя не сильно ранили, асанги?
- Царапины. Скоро заживет, - усмехнулся айдан. - Больше меня печалит то, что убили Ургаша.
- О... - Дарис захлюпал носом.
- Он храбро сражался, как настоящий друг, прикрыл меня собой. О павших не стоит рыдать, звезда моя. Не плачь. Лучше поспи еще. Я вернусь и расскажу тебе, как там твой телохранитель. Он спас тебе жизнь, и достоин награды.
- У меня шея болит, асанги, что там? - Дарис потянулся потрогать.
Тайвэрин придержал его руку.
- Не надо трогать. Твое ожерелье расплавилось и немного обожгло кожу.
- Мое... Мое чудесное ожерелье?!
- Я закажу тебе новое, Дарис, - асанги склонился, заглядывая ему в глаза. - Но лучше спрошу, согласен ли ты принять от меня перстень в знак того, что наш брак станет равным?
- А... - Дарис глупо посмотрел на него. - А... Равным? А... Согласен...
- Вот и хорошо. А теперь закрывай глаза и спи. Набирайся сил.
Дарис послушно лег, закрыл глаза. Выглядел он неважно, бледный как смерть. Зато живой. И это было самое главное для Тайвэрина - что супруг, любимый, единственный, жив. Из сада прибежал отати, улегся рядом, защищать.
Лайлэрит выжил, правда, до сих пор еще не пришел в себя, метался в бреду и горел в лихорадке. Найлин не отходил от него ни на минуту, овевая лицо прохладным ветерком.
Лекари уверяли, что все зависит от его собственного желания жить. А жить телохранитель хотел. Он ведь обещал самому себе, что вернется и пойдет просить руки любимого раххим. Ну и что, что он нем? У него даже не язык отрезали, нет, язык на месте. Просто рассекли тонкие связки в горле, лишая голоса.
Найлин сидел около, как показалось юноше, когда он открыл глаза. Лайлэрит снова закрыл их, чтобы прогнать видение. Открыл, поморгал. Раххим был рядом, гладил по волосам.
«Ты мне снишься?» - шевельнулись пересохшие губы юноши.
- Не снюсь, вот, попей, лекарь сказал, что хороший отвар.
Руки отказывались двигаться, но Лайлэрит преодолел слабость тела и все же передвинул ладонь так, чтобы коснуться руки раххим.
«Ай-танги?»
- Он в полном порядке, отсыпается.
Дышать больно, юноша понял это, когда попытался облегченно выдохнуть.
- Не перенапрягайся, - его снова овеял ветер.
Лайлэрит закрыл глаза, улыбаясь: Найлин не убрал руки из-под его пальцев. Это дарило надежду.
- Поспи, тебе нужно приходить в себя. Асанги разрешил брак.
Улыбка стала шире, с нею юный воин и уснул. Найлин поцеловал его в лоб, поднялся, нужно было идти к детям. Война войной, но это не должно помешать учиться. Как и гибель отцов многих малышей. Конечно, сейчас будет во много раз тяжелее: предстояло утешать детей, объяснять им, что учиться все равно необходимо, чтобы... да, чтобы делать так, как сделал ай-танги, кинувшийся спасать супруга. Братом Найлин гордился безмерно. Тем более, что выжившие в красках успели расписать, какая там была туча, молнии, какой там был великолепный злобный конь, какой на нем был не менее злобный раххим. И какой там был ураган.
- Равнину уже и не восстановить, пожалуй, так все перепахало.
- Зато ее можно засеять.
- Да там все шакалами засеяно.
- Тьфу, они даже как навоз не очень.
Выжившие воины смеялись, шутили, пытались поддержать вдовцов-танги, правда, лишь словесно. Утрату переживали все по-разному, кто-то  плакал, кто-то готовился уйти за мужем. Едва оправившийся от ран асанги метался по семьям, приказывая жить, особенно, тем, у кого были дети. Ваними тоже потерял супруга, но не отчаивался, собирая вокруг себя тех, кому требовалось утешение.
- Столько потерь... Столько осиротевших семей, - страдал Дарис, подсовывая Райгалу под морду корзину с финиками, из которой и сам угощался. Конь грустно вздыхал и не ел. Посматривал на соседнее опустевшее стойло и печально ржал.
- Мне тоже его не хватает, Райгал. Ну ничего, когда-нибудь он переродится. И будешь уже его сам воспитывать. А он будет гадости думать.
Конь еще раз вздохнул и взял с ладони хозяина финик. Обещание Дариса его, казалось, приободрило.
- Поедем, что ли, покатаемся? А то совсем тут захандришь.


9. Продолжить род


Хоть асанги и пообещал супругу, что после церемонии равного брака тот сможет не носить платок, пока Дарис его не снимал. Да и привык уже, если честно, что от пыли и песка лицо защищено. Он оседлал Райгала, взобрался в седло и выехал из дворцовых конюшен. Куда ехал - не задумывался, да и по сторонам старался особо не глазеть: траурные зеленые флажки и ленты на каждой третьей, если не на каждой второй двери его угнетали. Но эту процессию не заметить было невозможно. Райгал удивленно ржанул и пошел боком, уходя от столкновения с нагло прущим вперед, расфуфыренным конем и столь же расфранченным всадником.
 - Простите, а вы кто? - окликнул танги всадника. - Вы не заблудились?
К нему обернулись, и у Дариса пропал дар речи: перед ним была сестра, в мужской одежде, вызывающе накрашенная, так даже эхиз в домах терпения не красились.
- Камилла. Какого... Женщинам нельзя тут находиться!
- Ты еще кто такой? Пошел прочь! - она не узнала его, замахнулась плетью.
Дарис вскрикнул, Райгал злобно заржал, захрапел и укусил сородича за холку. Слишком много глаз видели, как чужак ударил ай-танги, так что кавалькада валмийцев не успела сделать и шагу, а их уже окружили сурового вида айданы, заставили спешиться. Камиллу вообще скрутили и бросили на колени перед копытами Райгала. То, что она - девушка, мало кого смутило.
- А ты не изменилась, сестрица, - ровным голосом произнес Дарис. - Или изменилась... Раньше ты хотя бы не пыталась хвататься за плеть. Что тебе здесь нужно?
В ее глазах полыхала неприкрытая ненависть.
- Ты! Значит, выжил, все-таки, подстилка варварская. Жаль. Я ехала убедиться, что ты сдох, и предложить твоему варвару утешить его горе.
Кажется, Камилла не думала даже, что здесь ее понимают многие.
- А остальные зачем приехали? - Дарис обвел взглядом сопровождающих. - Тоже моего супруга утешать?
Лица были почти незнакомые. И довольно кислые: ну, да, полтора месяца в пути, это вам не пять дней Вратами.
- Ответа не слышу! - рявкнул Дарис.
- Это моя свита! Я же не могла ехать в одиночку по дикой варварской стране!
- Ну и что бы мне с вами сделать... То ли по-варварски выкинуть обратно в пустыню, чтобы возвращались, то ли милосердно и цивилизованно повесить...
- Что?.. Ты не можешь... Да как ты вообще смеешь! А ну, быстро отпусти меня!
- Иди, - разрешил Дарис. - Проводите девушку до границ пустыни, пускай идет, мы ж не варвары какие, удерживать против воли. Остальных - под замок в старой части замка.
- Что ты там лопочешь? Ай! Что вы делаете?! Куда вы меня та-а-а... - крик Камиллы затих где-то дальше по улице, стража увела остальных валмийцев. Дарис передернулся: обожженное ударом плети, плечо теперь саднило и чесалось, хотя ударила-то она совсем вскользь. Настроение испортилось, вокруг сразу же поднялся ветер, охлаждать плечо и шею. Гулять расхотелось, но Райгала нужно было выездить, поэтому он продолжил путь. А о том, что едет в ту же сторону, куда поволокли Камиллу, он не задумывался.
- И что ей надо вообще, приперлась тут... - ворчал он.
Поднявшись на вершину бархана, он увидел впереди растерянно замершую фигурку. Камилла, которой освободили руки, но не оставили ни воды, ни пищи, ни лошади, не знала, что ей делать.
- До оазиса два дня пешком, на северо-запад, - подсказал Дарис.
- Ты не можешь так со мной поступить! Я твоя сестра!
- Правда? А ты об этом не помнила семнадцать лет моей жизни.
- Ты... да ты... А ну, быстро слез с коня! - девушка еще не понимала, что Дарис изменился, и очень сильно.
Дарис слез. Райгал пакостно посмотрел на него, подошел к Камилле и боднул в переносицу со всей дури, после чего вернулся.
- И было б ради чего слезать, - Дарис  забрался обратно. Посмотрел на неловко сидящую на песке сестрицу, зажимающую расквашенный всмятку нос, напомнил:
- Оазис в двух днях пути на северо-запад. Удачи. И советую идти ночами.
Райгал грациозно развернулся и порысил обратно к городу. А там Дарис сразу же отправился искать мужа и жаловаться на свою нелегкую жизнь и на полную неспособность к прощению ближнего своего.
- Ты очень мягко обошелся с ней, - хмыкнул асанги. - При должном стремлении выжить, она выживет.
- Нет, ну, представляешь... Утешать она тебя приехала, - Дарис аж зашипел.
- Утешать? - айдан неприкрыто удивился. - В чем?
- Ну как в чем, в скорби по мне. После первой брачной ночи они решили, что уже пора... утешать... Целый отряд утешителей... - Дарис снова разозлился.
- Так это они эхиз прислали? Что ж, как раз некому копать могилы для кхаров, а солнце жаркое.
- Думаешь, эти высокорожденные и все сплошь благородные... А, хотя, куда они денутся? Варварская страна, дикая.
Оба расхохотались, переглянувшись с одинаковым злорадством в глазах.
- Навещу Лайлэрита, асанги. Надо же поблагодарить, что спас мне жизнь.
- Навести. Он волновался о тебе.
- Кстати, асанги, ты забыл наградить того, кому обязан жизнью, Райгала. Если бы он не заставил меня примчаться...
- Вот как? Что ж, я награжу его, - кивнул, задумчиво улыбаясь, айдан. - И я уже даже знаю, чем. Ах, да, звезда моя, Ваними просил тебя, если будет время, помочь ему.
- Помочь? В чем? Нет, я всегда рад, но чем я могу помочь?
- Ему сейчас тяжело одному с пятью детьми, - намекнул асанги.
- Да, конечно же. Навещу телохранителя и отправлюсь к Ваними.
- Спасибо, сердце мое, - асанги поцеловал его благодарно и нежно. - Что бы я без тебя делал? Я так тебя люблю!
- И я тебя люблю, асанги, - вдруг тихо признался Дарис.
Такого счастливого мужа он видел впервые за полгода с момента свадьбы. Тайвэрин сиял, не в силах был сдержать улыбку, он так обнимал Дариса, словно боялся, что тот или развеется сном, или утечет водой из рук.
- Правда? Правда, любишь? О, танги, звезда моя!..
- Правда, люблю, - Дарис потянулся его поцеловать, дернул шеей и зашипел. Ожог еще болел, хотя уже покрылся корочкой и подживал. Асанги сам принялся его целовать, бережно и нежно, и жадно одновременно.
Дарис обнимал его, чувствуя, что за спиной словно крылья отрастают. Не так уж трудно оказалось произнести эту простую фразу, да и не первым он сказал о своей любви. Но сейчас эти слова станут для супруга поддержкой, а она ему - взрослому, уверенному в себе, сильному - все равно очень нужна. И если так, то он будет говорить о том, что любит, хватит уже бояться. Дарис улыбался ему, гладил по щеке.
- Надо делами заниматься, асанги.
- Да, ты прав, звезда моя, - Тайвэрин с трудом заставил себя разорвать объятия и отступить. - Дел много.
Дарис направился навещать Лайлэрита.
- Ну, как ты?
Айдан скупо улыбнулся, это должно было значить, что он уже почти совсем здоров и скоро снова будет таскаться хвостом за подопечным. На самом же деле, встать с постели Лайлэриту не светило еще долго.
- А Найлин уже навестить успел?
Улыбка стала шире: раххим-амари дневал и ночевал у постели будущего супруга, когда удавалось выкроить свободное время.
- Ну, я же говорил, - не преминул заявить Дарис. И пошел к лекарю, просить мазь, след от плети саднил. И ожог следовало смазать. И вообще, наверное, нужно взять успокоительных капель для Ваними. Он в принципе не представлял себе, как бы поступил и что бы чувствовал, потеряй он асанги. И что ощущает сейчас мужчина, оставшись с пятью детьми один, пусть и не без всемерной поддержки друзей и родных, но у них ведь тоже потери, Дарис не знал.
В дом Ваними он пришел, сам напоенный успокоительным. Раньше Ваними казался ему красивым, впрочем, как и все вокруг. Сейчас он увидел сошедшего с какой-то невероятной картины бога в ореоле серебряных волос, ставших такими в одно утро. Лицо Ваними было спокойно, хотя темно-зеленые глаза казались напоенными болью озерами.
- Здравствуй, ай-танги. Спасибо, что пришел.
- Я пришел помочь с детьми.
- Посидишь с младшими? Мне надо приготовить обед, а Маарит и Кэриалим ни в какую одни оставаться не хотят и все время ревут. Устал уже даже немного, - Ваними чуть виновато улыбнулся.
- Конечно, посижу. Где дети?
Ваними махнул рукой в сторону комнат. Дарис отправился туда. Малыши понуро сидели на кровати, жались друг к другу и всхлипывали. Словно чувствовали, что отец уже никогда не придет, не будет учить их летать и охотиться.
- Привет, - Дарис заглянул  к ним.
Маарит поздоровался, Кэриалим только всхлипнул.
- А папа вправду больше не придет? - пятилетний рыжик смотрел так, словно ай-танги сейчас должен был сделать чудо и вернуть им отца.
- Нет, малыш. Но Ваними будет о вас заботиться.
- Ваними не воин, кто научит меня держать меч и бить кхар? - мальчик сжал кулачки, вскочил, насупившись, и вдруг окутался ярким бездымным пламенем.
- Тише-тише, - Дарис приподнял его порывом ветра. - Ты напугаешь брата, огонек. А меч тебе не понадобится, ты и так справишься  с ними, если будешь хорошо учиться.
Маарит зачарованно смотрел, как пляшет по коже, не обжигая его, пламя, и уже улыбался. Даже его брат успокоился. Дарис подумал, как хорошо быть ребенком-раххим здесь, где на такие проявления не хватаются за плеть и антимагические браслеты.
- Так, - Дарис аккуратно поставил его на пол. -  Надо показать тебя взрослым.
- Значит, я буду раххим? Как ты?
- Да, как я, малыш. Только я управляю ветром, а ты пламенем.
В этот день ни Дарис, ни вызванные им учителя-раххим даже предположить не могли, что через двенадцать лет Маарит Исвар, что значит «Пламенный», станет самым сильным и самым непримиримым воином-раххим, а еще через пять лет создаст свою школу, где будет обучать именно боевых магов. Сейчас перед ними стоял пятилетний мальчик, накрепко запомнивший, кто убил его отца. А Дарис только растерянно моргал и пытался придумать, куда бы его поставить так, чтобы не подпалить дом.
Выручил десятилетний Дахари, вернувшийся из школы.
- Я сейчас сбегаю за раххим Найлином! - и только пятки засверкали.
- Маарит, хочешь полетать на улице? -  предложил Дарис.
- Да! - согласился мальчик.
- И я хоцу! - тут же полез на руки к Дарису Кэриалим, которого все пока звали просто Лими.
Дарис вынес на улицу обоих в двух вихрях.
- Ну вот, вы летаете.
Ваними только устало улыбнулся, глядя вслед. О даре Маарита он уже знал, только не думал, что он проснется именно сейчас. Ну, что же, тем лучше.

Долгий-долгий день для Дариса закончился немного не так, как ему хотелось. Уже почти по темноте привели пойманную на окраине Хинодана Камиллу. Принцесса не собиралась куда-то там идти. Она, ни много, ни мало, хотела украсть коня. Естественно, выбранный ею жеребчик, позволив взгромоздиться в седло, вывез ее на улицу к воротам своего хозяина и принялся ржать. Дарис произнес длинную грустную фразу, подслушанную где-то во время тренировки воинов. И задумался, почесывая след от плети.
- Это уже не в моей компетенции, - пришлось развести руками. - Твою судьбу будет решать асанги.
Сам Дарис решил вообще держаться подальше от сестрицы, ушел обратно в дом к Ваними, укладывать детей спать. Детям он нужнее. Он так и не узнал, что сталось с Камиллой. И не горел желанием узнавать. Законы Айдана были суровы и немилосердны, но справедливы, за полгода он успел в этом убедиться. У него есть брат, ему хватит родственников. Тех же, кто прибыл с ней, нарекли эхиз, окольцевали рабскими браслетами, самыми простыми, из меди, и отправили в степь, а оттуда - на общественные работы: мести улицы, чистить каналы, рыть их.
- Асанги, так что ты такое придумал для Райгала? - все-таки не утерпел Дарис.
Тайвэрин усмехнулся:
- Подожди до праздника, милый.
Дарису пришлось набраться терпения. Близился праздник Поцелуя Луны, и, хотя в этот день к Лунным Озерам уедет не так много айданов, как всегда, это совсем не значило, что потери его омрачат. Просто в этот раз даже совсем юные воины отправятся к жрицам Праматери просить милости возлечь и зачать дитя.
Дарис все-таки нервничал, сам не зная, почему. Его иногда удивляло полное отстранение мужчин от жизни женщин, пока он не узнал, что это не совсем так. При поселении женщин-айдани жили и мужчины, но они принимали целибат. Выполняли там всю тяжелую работу, пасли стада, охраняли от зверья, строили дома. Все они считались жрецами Праотца, давшими обет молчания.
- Я не умею обращаться с детьми-и-и-и-и.
- Ничего, научишься, - ободряюще похлопал его по плечу асанги. - И, кстати, собирайся. Ты тоже едешь со мной.
- Я? - несказанно удивился Дарис. - Зачем, асанги?
- Неужели ты думаешь, что я позволю роду раххим-амари прерваться? Это твоему отцу не нужна была кровь магов. А мне - нужна. Я хочу, чтобы твой род продолжился. Так что и Найлин больше не отвертится от визита на праздник. Поедет с нами.
- А... Э... Размножаться?
Асанги хохотнул, но кивнул.
- Именно так. И я буду счастлив, если и у тебя родится сын. Сила ветра в твоем роду передается по мужской линии.
Дарис явно растерялся.
- Но... Э... С двумя я не справлюсь.
Тайвэрин внимательно посмотрел на него.
- Ты ведь не будешь один, звезда моя.
- Да, но у тебя и так полно дел, асанги.
- А у тебя - двенадцать эхиз, которых я освобожу от иных дел по дворцу, когда пройдет год. Не считай песчинки, которые ветер еще не принес с другого края пустыни, танги. Все будет в свое время, и будет хорошо. Иди, собирайся.
Дарис метнулся собираться. Ребенок... Ну, это мило. Правда, он в последние года два перед замужеством думал, что отец его, скорее, велит оскопить, чем позволит лечь с женщиной... А сейчас асанги едва ли не приказывает зачать ребенка... А он вообще не знает, с какого боку к женщине-то подходить. То есть, в теории знает, конечно. Теорию он учил по давным-давно найденному в убогой дворцовой библиотеке в Валме довольно древнему трактату о любовном искусстве. Оттуда же и знания о мужской любви почерпнул. Ну, может, женщина будет более опытной? Было до дрожи любопытно: какие они, айдани? Все мужчины, которых он видел, были красивы, и танги, и воины. А какими будут свободные женщины-львицы?

Когда собрались, и выехали за город, с целым обозом даров для дарительниц жизни, волнение Дариса достигло апогея. Он нервно грыз  финик и думал, как все это будет. И получится ли оно вообще. На полнеба поднялась дуга Врат, и асанги, верхом на новом жеребце, на сей раз белом, с серыми пятнышками и темными «чулками», хвостом и гривой, первым въехал в серебристый туман. Дарис направил Райгала следом, вздохнув поглубже. А за Вратами был рай, настоящий райский сад - отягощенные плодами хинные кусты, раскидистые деревца асцеллы, еще незнакомые Дарису плодовые деревья - все миниатюрное, словно уменьшенное волшебством. И ковер еще зеленой травы. И шелест воды по камням. Вокруг этого оазиса вздымались высокие, полосатые, буро-рыже-черные скалы, прячущие сокровище Айдана, словно ракушка жемчужину.
- Какая красота, - ахнул юноша, залюбовавшись.
Асанги услышал, загадочно усмехнулся, словно предвкушал что-то еще более поразительное. Дарис восторженно разглядывал траву, деревья, вертелся во все стороны. Густые ветви не давали рассмотреть, что там, за ними, поэтому, когда процессия выехала на берег кристально-чистого озера, полумесяцем раскинувшегося в долине, он и вовсе потерял дар речи.
- А... Ух... Как оно все красиво, о-о-о!
Причину того, что асанги спешился и преклонил колени, касаясь кончиками пальцев воды, он понял, когда и остальные воины и раххим сделали то же самое. Озеро, именовавшееся Растущей Луной, считалось священным. Впрочем, как и остальные два, но Полнолунное и Убывающую луну никто из воинов, не принявших обетов и не ставших жрецами Праотца, не видел. Дарис поспешил повторить за ними. Вода оказалась ледяной, хотя озерцо особенно глубоким не выглядело - Дарис мог рассмотреть каждый камешек даже на середине... Однако, вода обманчива, а Тайвэрин уже рассказывал ему как-то о Лунных озерах. Глубина Растущей Луны была более сорока локтей. Он никогда не видел настолько чистой воды, завороженно разглядывал озеро. Над галечным дном, поросшим какими-то синевато-зелеными водорослями, скользили рыбы, достаточно крупные, чтобы выглядеть аппетитно.
- Какая ты вкусная, наверное, - Дарис  даже облизнулся.
- Тебе нравится рыба? - прозвучал рядом мелодичный веселый голос. Засмотревшись на рыбу, Дарис пропустил появление тех, ради кого они сюда ехали.
- Ну, она такая серебрис... Какая красивая дама, - Дарис уставился на собеседницу во все глаза.
Айдани были воистину прекрасны, и теперь Дарис понимал, почему так смеялся асанги, когда он говорил о красоте воинов. Если увидеть подобные лица, остальные покажутся совершенно обычными. Скуластые, большеглазые, с красивыми, нежными ртами и аккуратными носами, обрамленные заплетенными в многочисленные косы темными волосами, лица айдани могли бы служить канонами красоты. Они все были гораздо темнее мастью, чем мужчины, и почти все - светлоглазы. Точеные, очень женственные фигуры, с крупными полусферическими грудями, небрежно прикрытыми простыми полотняными рубашками без рукавов. Крепкие бедра, сразу же говорящие о том, что айдани могут выносить и вскормить здоровое потомство.
Взгляд Дариса сразу же прикипел к груди его собеседницы, потом все-таки нехотя переместился повыше. Если бы у асанги была сестра, младше лет на пять, то это была бы она. Светлые с прозеленью глаза, чуточку насмешливая улыбка на полных, красивых губах.
- Как тебя зовут, раххим?
- Дарис, - представился юноша. - А тебя?
В ответ ему произнесли что-то невообразимое, состоявшее из сплошных выдохов, певучих гласных и музыкальных нот.
- Можешь называть меня Эолао.
- Эолао, красивое имя. Как песня. Тебе очень подходит.
- Благодарю, раххим Дарис. Идем, праздник будет чуть позже, сейчас вам нужно освежиться и поесть.
Дарис последовал за Эолао, таращась на то, как красиво покачиваются при ходьбе ее бедра. Он не замечал, что вместе со жрицами так же расходились остальные, и как проводил его взглядом асанги, внимая словам другой айдани, кивнул и последовал за ней. Их привели в пещеры, множество небольших пещерок, словно ласточкины гнезда, чернели у подножия скал. Внутри было сухо, тепло, но не жарко, кроме широкого ложа, стоял маленький столик, заставленный пиалками и блюдцами с угощением, как и всегда в Айдане - крошечными порциями, но разнообразного. В соседней комнате был бассейн, неглубокий и теплый.
Сперва юноша решил искупаться, не оскорблять же Эолао своим усталым запыленным видом? Паршивец Райгал не преминул поноситься кругами, радуясь жизни и поднимая тучи пыли. К его смущению, девушка не ушла, а последовала за ним в купальню, и там принялась помогать разоблачаться.
- Ну, зачем... Я бы сам... - лепетал Дарис.
Она наклонилась и жарко чмокнула его в губы, заставляя замолчать. Это совсем не походило на те поцелуи, что дарил ему асанги. Дарис почему-то засмеялся, видимо, перенервничал. Ее не обидел этот смех, наоборот, она поддержала его, хихикая, как девчонка. Дарис остался, в чем мать родила, ему распустили волосы, восхищенно ахая.
- Какая у тебя грива, раххим! Если народится дочь, она будет самой красивой из нас!
- А ее... Ну... Она же будет на вас совсем не похожа... Это не будет проблемой?
- Ты недавно живешь в Айдане, да, раххим? - вопросом на вопрос ответила девушка, ловко спихнула его в бассейн и принялась намыливать, раздевшись без капли смущения.
- Чуть больше полугода. А что, заметно? Ух-х-х, - Дарис обнаружил, что успел положить руки ей на грудь, отдернул.
- Немного, - его ладони вернули на место, айдани улыбнулась, прижалась к нему, лаская мыльными руками.
Дарис неуверенно потрогал. Понравилось ощущение теплой мягкой плоти. И еще то, что ему позволяли делать все, что захочется, подбадривая и улыбаясь. Это.. воодушевляло, он принялся смелее ощупывать девушку, трогать. Вскоре о купании забыли оба, просто ласкались, изучая друг друга. Айдани изгибалась в руках, как змея, обвивала его ногами, целовала. Это было очень необычно, такая вся мягкая, округлая в нужных местах, теплая. Как у них все случилось в первый раз, он даже не понял. Просто затопило волной блаженства, когда ощутил часть себя в жарком плену нежного женского лона. Они тогда уже устроились на плотных, плетеных из сухой травы ковриках у бассейна, покинув его совершенно незаметно. Дарис  постанывал, ухитряясь как-то по наитию двигаться так, чтобы это приносило удовольствие обоим. И совершенно не понимал, это что, магия какая-то? Эолао поддавала жару, двигаясь навстречу, стискивая его ногами, выгибаясь и тихо вскрикивая. Юноша ей очень понравился, он был неопытен, но очень ласков.
- Амариэ... о, ама-а-ариэ! - она задрожала, крепко вцепившись в его плечи.
Дарис уткнулся ей в плечо, затих, пытаясь перевести дыхание.
- Так.... хорошо...
Айдани согласно вздохнула, потом захихикала:
- Помыла тебя, называется!
- А мне понравилось, только теперь придется мыться снова, - засмеялся Дарис. - Пойдем? Попробуем все-таки искупаться.
Они искупались, потом пообедали... Потом пришлось снова купаться, смывая с тел медовые капли... И все это время Дарис если и вспоминал о супруге, то как-то вскользь, не цепляясь за эти мысли. А вот когда Эолао ушла, посоветовав ему подремать до вечера, отстраненное состояние схлынуло, как морок. Дарис понял, что он соскучился по мужу. А еще не покидало странное чувство - что он ему изменил. «Это не измена, у них тут обычаи такие», - возразил внутренний голос. Дарис упрямо мотнул головой.
«У нас, а не у них. И асанги сейчас тоже, наверное, ласкает одну из айдани».
И будет ребенок. Хотелось бы, чтобы сын. И у Дариса тоже, наверное, получилось зачать... или не получилось... Может, тут какой-то ритуал тоже нужен?

Как оказалось позже, никакого особого ритуала не было нужно. Айдани попросту увлекали своих избранников в отведенные гостям пещеры, любились с ними, оставляли отдохнуть, а затем снова встречали на празднике вечером, когда зажигались звезды, а на берегах озера горели в курительницах ароматные травы. Мужчинам вручили по горсти зерна, они бросили его в воду, буквально вскипевшую от жадно хватающих подношение рыб. Потом каждый айдан брал свою жрицу под руку и проводил через сплетенную из трав и веток арку, между курительницами, и вновь уходил с ней в пещеру. И Дарис снова забыл обо всем, кроме Эолао и ее ласк. Он все еще не осмеливался слишком увлекаться, но уже был более уверенным и настойчивым. У них впереди была целая ночь, день и еще одна ночь. Дарис окунался в эти ласки со всей беззаботностью молодости.
Пища появлялась на столике, будто сама собой, когда он спал. Так что за два дня он практически не выходил из пещеры. А когда взошло солнце, он проснулся в одиночестве, и только тонкое золотое колечко, обнаруженное им на мизинце, и следы поцелуев и царапины на плечах говорили о том, что все произошедшее было, а не приснилось. Дарис умылся и побрел искать мужа.
Асанги нашелся на берегу, одетый и странно растерянный.
- Что-то случилось, асанги? - Дарис удивленно посмотрел на него.
- Д-да... то есть, нет, просто... - неуверенный в себе Тайвэрин был нонсенсом, чем-то, чего быть не может. - У меня такое чувство, что я два дня провел вне этого мира. Я толком даже не помню ничего...
- А я помню, - похвастался Дарис. - Она такая красивая. Как сон.
Асанги рассмеялся, обнимая его:
- Они все здесь, как сон. Одурманивают, завлекают, любят нас, а потом исчезают. Вон, смотри, остальные выползают. Тоже, словно песком присыпало.
- А теперь мы вернемся домой, асанги?
- Да, задерживаться у священных озер не стоит. Здесь красиво, но я привык к Хинодану, и слишком много зелени для меня - странно. А ты? Здесь тебе нравится больше, я вижу?
- Ну, это место мне чем-то напоминает дом, наши луга, озера. И рыбы.
- Если хочешь, мы можем отправиться куда-нибудь на север или на восток, пока еще можно. Побываем в Валме, можно совсем даже не официально.
- А кто наши соседи с севера и востока? - тут же подозрительно нахмурился Дарис.
- С севера - Валма и Ладенра, разве ты не знаешь? С востока - степь, и она практически ничья.
- Ура-а-а, спокойная поездка, никаких геройств!
- Только торговля, - заверил его асанги, усмехаясь.
- Обещаешь, асанги?
Тайвэрин почесал в затылке.
- Невыполнимых обещаний не даю, звезда моя. Это все же дорога, а в ней всякое может случиться.
Дарис повис у него на шее, целуя.

Никто из воинов, уезжавших через Врата из долины Лунных озер, не видел, что на скале над Полнолунным стояли, провожая их, две айдани.
- Так это твой брат, мама?
- Да, Эолао. И супруг твоего раххим.
- Значит, я рожу сына для ай-танги, - тряхнула косичками девушка.
- Хотелось бы дочку, конечно, - рассмеялась айдани.
- Или двоих сразу. А еще хотелось бы...
- Остерегись говорить такое, Эолао. Не нам менять мудрые законы древних.
Эолао кивнула, взглянула на скрывающихся всадников.


10. Отпустить прошлое


- Райгал, а Райгал, а ты чего такая скотина довольная? - Дарис похлопал коня по шее. Тот, конечно, не ответил, но и впрямь выглядел особенно довольным. Все лошади прибывших на праздник Поцелуя Луны воинов сгонялись в один табун, на весьма обширное пастбище за озером.
- Ты что, нашел себе какую-то особо привлекательную кобылу?
Райгал фыркнул, приплясывая, гордо выгнул шею и пошел, рисуясь и высоко вздергивая точеные ноги.
- Ну, точно, нашел, - засмеялся Дарис. - Еще и перекусал конкурентов.
Подарком Райгалу стала симпатичная молодая кобылка, которую разгулявшийся и разохотившийся на лугах долины Лунных озер жеребец принял благосклонно. Правда, долго блаженствовать у него не вышло: через месяц, приведя дела в порядок, раздав указания на время своего отсутствия, асанги объявил, что уезжает по торговым делам в Валму и Ладенру. Но вместо отряда проверенных воинов взял с собой только танги и двух воинов. И они присоединились к каравану, уходившему на большой осенний торг в Онар, город, выросший из крохотной деревушки на границе двух стран, куда традиционно собирались и айданы.
Дарис прижимался к мужу, памятуя, чем закончилась прошлая поездка, ни на шаг не отходил. До сих пор он не знал, ревнив ли асанги? И как отреагирует, вздумай кто-то коснуться его на том же торге? Там ведь не будет даби с жезлом, чтобы разгонять любопытных. Размышлял Дарис напряженно, аж голова разнылась.
- Что ты, счастье мое? - обеспокоился Тайвэрин, заметив напряженные взгляды и гримасы неудовольствия на лице танги.
- Я думаю, асанги, знаешь, как это трудно?
Айдан утвердительно хмыкнул.
- И о чем же ты думаешь, любимый?
- Ну, думаю, ревнивый ли ты.
Теперь задумался и Тайвэрин, причем, не менее тяжко, чем Дарис до этого. Дарис подлез к мужу поближе, обнимать, пока тот думает. Размышлял асанги долго, дня три, пока ехали через пустыню и Золотое Ожерелье оазисов к первым Вратам.
- Ну, так ты определился, асанги?
- Я ревнив, - со вздохом признал айдан. - Очень.
Дарис поцеловал его в щеку. Ревнивый. Это плохо, интересно, что будет, если до Дариса все-таки кто-то умудрится дотронуться? Он надеялся, что асанги не станет рубить того, кто допустит подобное, немедленно на месте. Должен же его супруг понимать, что так нельзя? У них не военный отряд, а купцы и всего двое воинов... Впрочем, глядя на тех, кто шел с караваном бархи, он начинал понимать, что в Айдане нет бывших воинов. Да и, с другой стороны, на границах могут быть иные законы. Вообще-то, красотой лица он уже перед воинами посверкал, да и телохранитель его за руку таскал, нимало не смутясь. И пусть за прожитые месяцы он выучил язык, научился говорить с таким же, как у айданов, произношением, но совсем своим, конечно же, стать не успел. И не станет так вот быстро. Его еще считают чужаком, а чужаку прощается то, что не простили бы айдану-танги.
- Ревнивец ты мой, - Дарис внезапно умилился мужу.
Асанги фыркнул, вскинул его на плечо и понес к озеру, купаться и готовиться к дневке.
- Звезда моя, а что ты вкладываешь в понятие «ревнивый»?
- Э, - растерялся Дарис. - Ну, собственник.
Айдан озадачился. Перед поездкой он прилюдно нарек танги равным и надел на его палец стальное, с небольшим овальным аметистом, кольцо. Очень простое, но выкованное теми же умельцами, что делали шпильки, и потому весьма красивое.
- Но, Дарис, ты же не моя собственность? Ты мой супруг, равный мне, любимый, единственный и драгоценный.
- Ну, ревность - это же чувство собственности?
- Странно, все-таки, насколько разнятся понятия... Для меня ревность - это... хм... как же объяснить... Я ревниво люблю тебя, так же, как ревниво служу своей стране. Или я снова недопонял?
Говорили они не на айдалане, так что не было ничего удивительного в том, что асанги спутал «ревниво» и «ревностно». Дарис понял ошибку, принялся объяснять разницу.
- О... - Тайвэрин снова задумался, потом пояснил: - Нет, я не ошибся. Просто в айдалане есть обозначение болезненной привязанности, из-за которой иногда танги уходит следом за воином в могилу. Это нагван. Есть понятие жадности - рхати. А есть понятие ревностности... так можно говорить? Это имэ.
- А насколько ты ко мне привязан?
Асанги, не промедлив и минуты, ответил:
- Если ты уйдешь за Последние Врата, я проживу лишь столько, сколько будут нуждаться во мне наши дети, и последую за тобой.
Дарис крепко обнял его:
- Я никогда от тебя не уйду.
- Но я не бессмертен, любовь моя. И я воин. Может статься так, что я уйду первым.
- Тогда я уйду за тобой.
- А если ты будешь необходим детям?
- Ну, я подожду, пока они вырастут...
- Я буду ждать тебя за Вратами, - со всей серьезностью пообещал асанги, принимаясь ласкать супруга.
Дарис сразу обо всем забыл, отдавшись этим ласкам, нежась в тепле и любви. Потом, уже засыпая, он подумал, что даже благодарен отцу, устроившему этот брак. Потому что у него есть теперь любимый супруг.
- Я тебя люблю, - напомнил ему Дарис. Ему очень нравилось смотреть, как вспыхивают неподдельным восторгом глаза мужа, когда он слышит эту простую фразу, в айдалане вмещающуюся не в три, а в одно длинное и певучее слово. Которое Тайвэрин не устает повторять ему, обнимая и согревая собой, и которое так нежно убаюкивает.

По утрам Дарис, отлично выспавшийся, летал птичкой, щебетал, забалтывая Райлага. Чем ближе становились земли, привычные ему, тем больше ощущалась осень. Когда Врата вывели караван в лесостепь, перед самой границей с Валмой, пришлось переодеться из легчайших шелков в плотные шерстяные одежды. Как и все, во что теперь одевался Дарис, эта одежда была удобна, ее было приятно носить, и она очень шла ему. Белая кожа за полгода так и не покрылась даже намеком на загар, ведь дома он носил легкие, но полностью скрывающие тело одежды, а лицо закрывал платком. И выглядел он очень необычно на фоне всех айданов. Впрочем, все сходились во мнении, что самое драгоценное сокровище асанги - младший супруг. Но в этот раз Тайвэрин не собирался изображать неотесанного варвара. Он тоже переоделся в простую и удобную одежду, на плечи накинул плащ, волосы и лицо скрыл под глубоким капюшоном.
Дарис оглядывался:
- А я уже и забыл... Каково это... лес.
Вторая луна осени была здесь очень красива. Листья уже поредели, но еще не опали, радуя глаз алым и золотым, а огромные кряжистые дубы, нередкие именно здесь, на приграничной территории, радовали глаз еще не побуревшими темно-зелеными кронами. Дарис не выдержал, пошел обниматься с деревьями, вдыхать запах листвы. Налетел ветер, засыпал его золотисто-янтарным звездопадом - облетали клены. С дуба на голову упал желудь. Сердито зацокала уронившая его белка. Дарис захохотал, протянул белке желудь на ладони. Зверек аж возмущенно затряс хвостом, еще рыжеватым, но уже с проседью зимней шерстки.
- Бери-бери, а то я сам съем.
Белка метнулась молнией по стволу, и Дарис не успел даже ахнуть, как желудь у него выхватили цепкие лапки. Вдоль по дороге уходил караван груженых бархи, флегматично идущих по разбитой дороге так же, как и по родным пескам, оставляя только троих верховых и четверку лошадей. Асанги и его воины терпеливо ждали, когда танги надоест обниматься с дубами. Дарис нагреб себе листьев и вернулся на спину Райгалу, пробующему траву. Сухая, жесткая, она совсем ему не нравилась. Зерно было куда вкуснее, а уж финики и подавно. Жеребец зло и недоуменно фыркнул, не понимая, чему так радуется хозяин.
- Поехали уже, ворчун.
Караван догнали быстро: асанги не считал безопасным путешествовать вчетвером.
- Варварские страны, уж прости, звезда моя. Здесь водятся разбойники, которым следовало бы болтаться в петле, но у королей не хватает силы, чтобы обезопасить дороги.
Дарис покивал, согласный со словами мужа. Менталитет народов севера и северо-востока отличался от менталитета Айдана, как день от ночи. И сейчас он это очень хорошо прочувствовал, глядя, как в первой же деревушке, через которую прошел караван, на них пялились, тыкали пальцами, выкрикивали оскорбления, уверенные, что айданы не понимают ни слова. Дарис только хмурился, поджимая губы. Грязные дети, в каких-то обносках, которые «не жалко». Грязные и немытые люди. Страшные, потрепанные тяжелой работой и постоянными родами женщины. Разбитые колеи вместо улиц, и повезло, что погода стояла сухая.
- Ужасно, - вполголоса пробормотал он. - Это ужасно.
А дома? Боги, как они все могли жить в таких лачугах? Вокруг было полно деревьев, глины и камня, строй - не хочу. Но они именно что не хотели. Дарис морщился, старался держаться поближе к супругу. Да, раньше он даже не знал, как живут люди в его стране. Не покидавшему дворцовых стен, ему не с чем было сравнивать жизнь в Айдане. Теперь же - сравнил.
- Как тут... отвратительно.
Асанги только кивнул и взял в свою широкую горячую ладонь его руку, слегка сжимая.
- Когда-нибудь все изменится, танги.
- Очень хотелось бы надеяться на это, асанги.
- Этой стране просто нужна сильная династия правителей, одному здесь не справиться и за всю жизнь. Сильная и мудрая.
- Где же ее взять, асанги?
- У короля Валлена больше не будет законных детей. Да и незаконных тоже, - подумав, огорошил его асанги. - Кто наследует ему?
- М-м-м. По старшинству... Найлин.
- Он незаконнорожденный. Аристократия не примет.
- Тогда я, получается.
- Или твои дети.
Дарис покраснел, как и всегда при упоминании детей, эта тема его смущала.
- Надеюсь, твой сын родится похожим на тебя.
- Ты думаешь, от меня вообще кто-то родится? - краснея еще сильнее, пробормотал Дарис.
- Уверен. И в том, что твой сын унаследует дар - тоже.
- Асанги, ну хватит, - Дарис уже не знал, куда деваться.
- Что тебя так смущает? - Тайвэрин перегнулся с седла и поцеловал его в губы. - Ты станешь отцом, пусть рано, даже по нашим меркам, но это не плохо. У тебя есть, кому помочь, подсказать, научить.
- Но это неприлично, обсуждать такое... Вообще...
- Что именно ты находишь неприличным? - изумился асанги. - Это ведь твой ребенок, нет, наш ребенок!
Дарис алел как заря:
- Ну... Вопросы деторождения. Это вообще неприлично обсуждать.
- Объясни мне, я не понимаю. Что значит - неприлично? Может быть, и в это понятие мы с тобой вкладываем отличный смысл?
- Ну... Это не то, что принято обсуждать в приличном обществе.
- А мы с тобой - приличное общество? - ухмыльнулся, показывая клыки, асанги, и немедленно продемонстрировал, что клал он на приличия большой и тяжелый... кнут, перетащив мужа к себе на седло и принимаясь ласкать прямо так, через одежду, жадно целуя в шею, покусывая мочки ушей. Дарис кидал на него грозные взгляды и шипел, ерзая. Не помогало: айдан только раззадоривался.
- Асанги... Ну... Ну что ты творишь, а? Ну вот теперь сам исправляй, что натвор-р-рил.
- С р-р-радостью, звезда моя, - промурлыкал асанги, поворачивая коня в небольшую рощицу, густо заросшую орешником. К счастью, земля еще была не настолько холодной, чтоб доставлять неудобства. А подбитый мехом пустынных волков плащ, брошенный на груду листвы – теплым и мягким. Стонать, правда, Дарис пытался не очень громко. Чтоб никто посторонний не услышал. Распугал всех белок и ворон в округе, охрип, в конце почти обеспамятел от силы нахлынувшего наслаждения... Так что дальше ехал, чувствуя себя мягкой тряпкой в руках мужа. Или, скорее, драгоценным разнежившимся горностаем. Таким же маленьким.
- Так хорошо. Всегда, когда ты рядом.
- Ты знаешь, что и мне тоже, - Тайвэрин крепче прижал к себе любимого. - Хочешь куда-нибудь в определенное место в Валме?
- Нет, наверное. Я там ничего не знаю, кроме замка, а туда мне точно не хочется.
- Тогда я провезу тебя там, где бывал сам.
Дарис согласно закивал:
- А там красиво, асанги?
- Мне иногда сказочно везет в путешествиях, любимый. Попадаю в такие места, о которых даже мечтать не мечтал. Покажу тебе белый водопад и Ступени Великанов.
- Белый? Он вправду белый? - ахнул Дарис.
- Увидишь, - промурлыкал асанги, которому нравилось дразнить юного супруга.
Дарис расцвел, как и всегда, когда ему обещали показать что-то новое. Новым для совершенно не видевшего мира юноши было все. Даже торг здесь, на севере, абсолютно не схожий с кураем айданов. Вместо просторного рынка под крышей, строго разделенного на зоны, здесь все продавалось вперемешку на огромной площади под открытым небом, и прилавки каждый ставил, кто во что горазд. Айданы, наученные долгими годами опыта, привезли с собой аккуратные складные конструкции, в сложенном виде образовавшие широкие столы, куда и был выложен товар. Дарис разглядывал товары, дивился некоторым, но в целом, торг ему не нравился - шумный, вонючий, еще и животные тут же... продаются.
- Это вообще нужно запретить! - он шарахнулся от вырвавшегося из рук незадачливого покупателя поросенка, смачно плюхнувшегося в непросыхающую лужу посреди площади, а потом с визгом принявшегося носиться кругами, обдавая грязью всех, кто не увернулся. Поросенок, прибежавший прятаться под стол рядом, был согласен. Покупатель остановился у прилавка айданов, с опаской глядя на огромных, по сравнению с валмийцами, мужчин.
- М-можно, я за-заберу его? - не спешил лезть под прилавок. Навскидку, было ему лет двадцать пять, хотя жизнь здесь старила быстро, так что могло быть и меньше.
- Нужно, - согласился Дарис, разглядывая когда-то чистую одежду.
- Ух ты! Вы говорите по-нашенски! Да вы не айдан же! - сгребая замешкавшегося поросенка в мешок, восторженно пробормотал валмиец.
- Ну и что с того? - настроение у Дариса портилось.
- А мож они вас того... похитили? Так я стражу позову? - понизил голос валмиец, доверительно придвигаясь к Дарису и обдавая его запахом прогорклого сала, чеснока и гнили.
Рука асанги сама легла на плеть, и, судя по тому, как судорожно сжалась ладонь на оплетенной кожей рукояти, он сдерживался изо всех сил. Айданы каменели лицами и следили за тем, как чужак сам движется к смерти все ближе. Дарис аккуратно его отодвинул порывом ветра, заодно проветрил пространство вокруг себя, вздохнул и протянул мерзким тоном избалованного дворянина:
- Пшел прочь, тварь, пока на плети не нарвался.
- Колдун! - ахнул валмиец и припустил прочь, прижимая к груди грязный мешок.
Первым прыснул асанги, за ним и остальные айданы.
- Завелось тут всякое, - тем же тоном протянул Дарис. - Блага-ародному человеку поколдовать нельзя.
Торг как-то разом смолк и стал очищаться со сказочной быстротой.
- Ну вот, распугал всех покупателей, - хмыкнул глава торгового каравана. Но не тут-то было: как только чернь разбежалась, на площадь потянулись более-менее адекватные и приличные покупатели. Они уже были одеты поприличней, явно слуги из богатых домов, торговались сдержанно, расплачивались полновесными монетами. Прохаживались и бродячие торговцы с едой и мелкими безделушками. Подошла приличная сухонькая старушка, предложила купить яблок. - Сладкие, сахарные, таких точно тут не сыщете, у меня садик свой... был.
- Почему же был? - увидевший яблоки Дарис едва не прыгал и наворачивал вокруг бабки круги, хоть и держал расстояние, как кот, принюхивающийся к добыче. Асанги кивнул, и все лукошко у старушки тут же купили, заплатив неслыханно дорого - целую горсть серебра.
- Да все король наш, чтоб ему огнем сгореть... Сперва  детей своих извел... Теперь и за нас принялся. Отобрали у меня и сад, и дом, - старушка вытерла покатившиеся слезы. - Говорят, налоги не плачу. А как их платить, коли я в жизни  пяти серебрушек не соберу, а король-то не раз в год, каждую луну своих крыс шлет.
Дариса крепко передернуло.
- А что, бабушка, правда, что ли, что извел свою кровь? - голос чуть не сорвался.
- Ну как, старшего сына на торги отдал, младшего сына вовсе никто не видывал, только поговаривали, что есть такой. Девка была, ну да, говорят, сгинула где-то, то ли на охоту умчалась, то ли еще куда, так и не вернулась.
- А если живы оба сына? - о сестре Дарис вообще думать не желал. - И здоровы?
- Да как им выжить-то, внучек? Ты лучше кушай яблочки, ни к чему тебе про наши горести слушать.
Дарис взял краснобокое яблоко, истекающее медовым ароматом, принюхался. И четко выговорил:
- Принц Дарис, как и его старший брат, носят в себе дар, который здесь, в Валме называют проклятьем. Они оба раххим... колдуны, если точнее.
- Вот что-то такое и подозревали, - покивала старушка. - А вон и Коршун уже закружил, ох, как бы деньги утаить. Сборщик налогов королевский. Пронюхивает, у кого деньги есть.
- А мы его сейчас обманем, - усмехнулся Дарис. И продолжил уже снова тоном высокомерного хлыща: - Да ты что, старая, совсем сдурела? Да яблокам твоим - медный грош цена! - и кинул в передник старушке самую мелкую медную монетку. Серебро она уже успела спрятать за пазуху в тряпочку. Старушка закланялась, засеменила прочь. Коршун поймал за плечо, выразительно пощелкал пальцами. Монетку пришлось отдать.
Сборщик налогов скривился, рассматривая чужую монету, но медь - она и в пустыне медь, а золото и во льдах золото. Приехали, демоны краснопатлые! Стоят, морды кирпичами, смотрят, будто заживо разделывают. А кто это с ними? Красавчик какой, надо же! Раб, наверное, чья-то постельная игрушка. А вот и золото мимо проплыло. Коршун выкинул из головы странного парня и понесся собирать добычу.
Дарис снова передернулся, сплюнул ему вслед и повернулся к Тайвэрину:
- Асанги, а как собирают налоги у... у нас? - впервые сознательно причислив себя к айданам.
- Зачем их собирать? - улыбнулся асанги. - Люди сами приносят.
- Сами? - Дарис снова посмотрел на Коршуна. - Ой, как гадость сделать хочется.
- У нас все же не светское, а военное государство. Есть приказ - ему повинуются все, - айдан подумал и кивнул: - Сделал гадость, на сердце радость. Порадуйся, звезда моя.
Дарис прищелкнул пальцами, потом еще раз, еще... и из ближайшей клети восстала свинья. СВИНЬЯ. Богиня среди свиней, могучее воплощение лени, жира и безделия, повелительница луж грязи. Донельзя сейчас раздраженная чем-то. Как назло, запор на клети оказался слабоват, а на пути пытавшейся сбежать от мелких, сыплющихся на нежный пятак, камешков свиньи оказался Коршун.
- Ой... - ненатурально расстроился Дарис.
Мытарь орал, захлебываясь грязью, в луже, не в силах подняться - по нему протоптались две сотни мер живого веса, обладающие мощью тяжелого рыцаря и весьма острыми копытами. А тут еще и развернувшаяся свинья узрела лужу. И конкурента на эту самую лужу. Коршуна она спасла, вытолкав из грязи, но тут же сама плюхнулась туда, блаженно захрапев. Громче всех хохотал веселый свинар. Никто из посетителей ярмарки до изгаженного вусмерть мытаря даже не подумал дотронуться, не то, что протянуть руку помощи. Пришлось ему самостоятельно подниматься на четвереньки, стеная и охая.
- Я вам это еще всем припомню! Я ваши семьи именем короля по миру пущу! Вы очень дорого запла...
- Как-то плохо они прилавки поставили, - пробормотал Дарис, разглядывая свалившийся на голову Коршуну навес.
- Что-то он затих? - народ вытягивал шеи, глядя на неподвижные ноги, торчащие из-под навеса. - Убился, сердешный?
Когда навес все же убрали, выяснилось, что Коршун и впрямь убился - навес держался на одном толстом гвозде, и тот вошел мытарю прямехонько в темечко.
- Асанги, знаешь, что самое обидное? Что я тут ни при чем, я вообще навес не трогал.
- Ну и хорошо, что не трогал. Иногда боги сами воздают по заслугам, - пожал плечами айдан. - Хотя я предпочитаю не перекладывать воздаяние на них.
- Это точно. Что-то мне так хочется ураган напустить... На это все. Чтобы все вычистило.
- Иди ко мне. Прогуляемся? Пока не заперли ворота, можем выехать из города.
- Да, асанги, проедемся. Подальше от всего этого.

Люди смотрели на то, как здоровенный айдан легко, как пушинку, поднимает красавчика - северянина в седло огромной вороной твари, которую и конем-то язык не повернется назвать, и сам взлетает в седло второй, мышастой громадины. А за ними двумя безмолвными тенями в белоснежных плащах следуют еще два айдана. Вороной заприплясывал, завыгибал шею, получил изящной рукой промеж ушей и успокоился.
До старухи, что продавала юноше яблоки, донеслось гортанное:
- Дарис, оонги эрин аорнай, - и смех обоих.
- Ох... неужто это таки сам принц Дарис? - старуха осенила себя отвращающим беду знаком, подслеповато всматриваясь в проехавших всадников. И поспешила разнести радостную весть.
Вскоре уже весь город знал, что аристократ, путешествующий в компании айданов - тот самый младший сын короля Валлена, которого, по слухам, держали не то в башне, не то в подземелье, пока не отдали в младшие супруги Тайвэрину Айдану. Горожане радовались, сами еще не зная чему – то ли тому, что принц жив, значит, есть надежда на смену власти, то ли тому, что у него  супруг, который короля окоротит, если что. Когда через полную луну четверо всадников остановились на ночь на небольшом постоялом дворе неподалеку от предместий столицы, решив не появляться там вовсе, король Валлен сам явился посмотреть, правду ли доносят его соглядатаи.

- Что-то мне боязно, асанги.
- Чего ты боишься, звезда моя?
Руки Тайвэрина мерно двигались, выглаживая непокорные черные шелка волос супруга, это успокаивало и Дариса, и самого айдана, мысленно ругавшего себя за то, что выбрал короткую дорогу через столицу, а не длинную, в обход оной.
- Не знаю. Что прикажет убить, что пострадают люди.
- Не посмеет. Мы не дадим тебя в обиду. Конечно, трое - это не сотня, но, поверь, он не рискнет.
Дарис печально улыбнулся:
- Он? Он посмеет, асанги.
- Если он хотя бы протянет к тебе руку, династия в Валме сменится быстрее, чем мне бы хотелось.
Дарис успокоенно вздохнул:
- Давай спать, асанги?
- Сейчас, заплету тебе косу, иначе завтра снова полдня потратим лишь на расчесыванием твоей гривы. Мне это, конечно, безумно нравится, но скоро ляжет снег, и водопад в самом деле станет белым, потому что замерзнет.
- Хорошо. Мне нравится, когда ты их заплетаешь.
На ночь асанги заплетал ему простую и свободную косу, только чтобы сдержать буйные кудри супруга. Вскоре оба уже спали, не зная, что утром на постоялый двор явится половина дворца во главе с королем.

Дарис протер глаза, потянулся, прислушался, пытаясь понять, что же не так,  и насторожился, как-то внизу было подозрительно шумно. И асанги рядом не было, и его половина постели уже остыла. Значит, поднялся по привычке до рассвета, а значит - затемно. Здесь уже была настоящая глубокая осень, темнело рано, рассветало поздно. Дарис отвык от такого - на юге, в пустыне, сокращение дня было почти незаметно.
Дарис быстро оделся, настороженно выглянул из комнаты. Рядом с дверью подпирал стену один из воинов, склонил голову, приветствуя ай-танги, стараясь не пялиться на открытое лицо по привычке, хотя равный брак с асанги позволял Дарису больше не прикрывать лицо.
- Там, внизу, ваш отец прибыл.
- Что? Так...  Ты меня не видел, и знать не знаешь, где я. Нет меня. Я улетел в трубу, - Дарис поспешил захлопнуть дверь и подпереть ее стулом. Глупо. Но страшно. Через десять минут стало еще страшнее, только уже не за себя, а за асанги. Он один... нет, ладно, втроем, а трое айданов - это уже полноценный боевой отряд, справятся с десятком... Ладно, с двумя. Или даже с тремя десятками противников. Но без доспехов, с легкими клинками против копий... Ох, нет! Отец не посмеет! Или посмеет…
- Мама...
Трое айданов. Всего трое! И он еще, нельзя вот так сидеть! Раххим он или мышь?! Дарис все-таки выбрался в коридор. Потом выглянул в зал. Асанги занял место спиной к коридору, чтобы, в случае чего, не к выходу пробиваться, а к нему. На душе потеплело, и стало не так страшно. Так что вышел Дарис уже красивый, гордый, надменный и  так презрительно окинувший взглядом придворных... Король Валлен поперхнулся глотком вина, напоровшись на этот взгляд. Он-то рассчитывал увидеть забитого, покорного и не смеющего поднять глаз мальчишку в кандальных ограничителях магии, но увидел спокойного, уверенного в себе юношу, красиво одетого и ухоженного, и, что самое главное - свободного.
- Ты рано поднялся, я смотрю, - кивнул ему Дарис. - Так не терпелось повидаться с любимым сыном?
Асанги молчал, не одергивая. Это тоже злило Валлена: неужели, он ошибся, отдав мальчишку в младшие супруги этому дикарю? Хотя сейчас айдан дикарем совсем не выглядел. Или за каких-то полгода Дарис, ведьминское отродье, успел покорить варвара настолько, что тот из рук у него ест? Последний вопрос прозвучал вслух:
- Я вижу, ты стал хорошей подстилкой, что тебе позволяют подавать голос.
- Оскорблять супруга правителя сопредельной державы и собственного наследника не очень осмотрительно, или забыл, что я  колдун? - Дарис взглянул на кубок отца, вино всплеснулось. - Или забыл, как мне читал на ночь сказки дядюшка, а он ведь был известным знатоком того, как нужно правильно скорбеть о родственниках на их похоронах... Как сейчас помню его слова: «Дарис, если что-то случится с твоим отцом, да не задержатся дни этой подлой крысы, помни, что надевать черное вместе с синим неприлично».
Валлен побагровел, что вкупе с его жидкими светлыми волосами, одутловатой физиономией и глазами чуть навыкате смотрелось жутко. Дарис в который раз порадовался, что пошел в мать и статью, и внешностью.
- Ах, ты ж, гаденыш!
- Это мой супруг, и я бы советовал моему царственному собрату быть осмотрительнее в речах, - негромко и очень спокойно проговорил асанги. Его руки расслабленно лежали на столе, но по тому, как перекатились желваки на челюсти айдана, Дарису стало понятно: супруг в бешенстве. И синие огни в зрачках это подтверждали. Пустынный лев сдерживался из последних сил, и Дарису тоже стоило бы попридержать язык. Собака лает - ветер носит, а он просто отвык в Айдане от каждодневных и ежечасных оскорблений.
- Так что тебя заставило очутиться так далеко от столицы?
Король проигнорировал реплику сына.
- Мы можем договориться. Но повышение торговой пошлины - вынужденная мера...
- Я видел не только повышение торговой пошлины. Вы гробите страну, Валлен.
Дарис развел руками и отправился заказывать завтрак. Ну их, эти скучные торговые дела.
- Что вам до моей страны?
- Говорят, принцесса Камилла пропала? - сощурился асанги.
- Девка ударилась в загул, вернется.
- И принесет в подоле, кажется, у вас так говорят?
- Утоплю гаденыша, девку выпорю. Зато знать буду, что отелится при случае.
- А если не вернется?
- Да куда она денется, - отмахнулся Валлен.
- Выскочит замуж за первого, кто предложит, чтобы не возвращаться туда, где ее выпорют и утопят ее ребенка. Или в монастырь. Или подастся в наемницы. Да мало ли, что может случиться? Разбойники на дороге, болезнь... Кто будет наследовать вам?
- Настрогаю наследничков. Или вон... - король кивнул на Дариса.
- Дар моего танги пробудился полностью, он обучается владеть им, - заметил айдан, внимательно следя за реакцией короля.
- Да кто его тут короновать будет? Совет его на куски порвет за колдунство. А так, наследничек, черт же с ним, мне не жалко. Мне после смерти трон под задницей ни к чему, а его туда и не пустят, без меня желающих полно.
- Что ж... Заключим договор, Валлен? Я приму изменения пошлин на год, но мы подпишем официальный документ о том, что Дарис, в отсутствие иных законных наследников, будет назван прямым наследником Валмийского трона.
Король легко согласился. Назвать этого гаденыша он мог хоть сокровищем короны. Но проклятущий варвар вцепился, как клещ, и пришлось писать официальную бумагу, благо, что секретарь с пергаментами, перьями и печатью был с собой. Всем видом не одобрял, но чернила подал. И печать. Айдан затребовал себе второй экземпляр договора. Ему выдали пергамент без лишних слов. Король Валлен не дал себе труда задуматься, почему всего лишь на год варвар принимал его пошлины. Казна была пуста, и это было единственным, о чем он сейчас мог думать. Проклятые ленивые крестьянские скоты. Не могут работать толком. Очень хотелось приказать пороть кнутами всех, кто не может оплатить налоги. Не можешь - к столбу!
- Это все? - он был довольно нелюбезен.
Айдан хмыкнул:
- Ну, я даже не знаю. Это не я вперся ни свет, ни заря на постоялый двор, чтобы обсудить пошлины.
Король поспешил откланяться. Сын жив, какое огорчение. Да и надо быстренько настрогать еще парочку. Другое дело, что жена, королева Целия, в последнее время, вернее, с того времени, как состоялась свадьба Дариса с айданом, болеет, да и возраст у нее уже... Очень хотелось попросту упечь ее в монастырь, а еще лучше - отравить. Но нельзя-нельзя, разговоры пойдут... И без того с трудом удалось заткнуть рты тем, кто видел Дариса на свадьбе. Паршивец умел выглядеть убедительно несчастным. Как его матушка, вот уж уродился! И Камилла, проклятущая сучка, настропалила десяток юнцов и унеслась искать приключений на свою задницу! И что ей, идиотке, не сиделось спокойно?
- Что это вообще было, асанги? - Дарис проводил взглядом отъезжающую кавалькаду.
- Попытка продавить меня,- хмыкнул айдан. - В казне Валмы уже сверкает дно. Не понимаю, каким образом можно разорить такую богатую страну?
- Ну, он очень пытался...
- Зачем? Нет, я, конечно, сегодня услышал его аргумент. Но это же идиотизм: «после меня - хоть солью земля порасти»!
Дарис развел руками и сел завтракать. Асанги свернул пергамент и тщательно спрятал его в кошель.
- Ну, вот, трон твоим детям я обеспечил, вернее, пока только законное основание для него. Теперь можно подождать.
- Ефть будеф?
Асанги вынырнул из каких-то своих мыслей, невеселых и нелегких, судя по взгляду, но тут же улыбнулся:
- Конечно. Поедим и в путь. Я рассчитывал пораньше выехать, но как уж вышло.
- М-м-м, любопытно, что ты покажешь.
- Увидишь, - за все время путешествия асанги так и не раскололся, что такое «Ступени великанов», и почему водопад – белый. Как и тогда в пустыне, когда подъезжали к Стражам. Дарис уже был в курсе, что красоту Тайвэрин любит и ценит, так что ждал чего-то, не менее грандиозного.


11. Узнать тайны древности


Дарис предвкушал великолепный вид. Как выяснилось, не ошибся. До водопада они добрались на пятый день, и с самого утра Дарис слышал приглушенный гул, который становился все громче. Густой еловый лес не давал рассмотреть, что там, впереди. Асанги вел их едва заметной тропой, спешившись - проехать под низкими густыми еловыми лапами верхом не получалось. А потом деревья расступились, заставляя Дариса замереть с открытым ртом, не в силах ни сказать ничего, ни даже ахнуть: они вышли на круто обрывающееся плато. Откуда-то из-за деревьев вырывалась парящая, как кипящее молоко, река, прыгая по валунам, словно дикий зверь. И низвергалась в котловину, над которой в лучах яркого утреннего солнца стояли многоцветные радуги. Река и озеро, куда она низвергалась высоким водопадом, были белыми, словно и впрямь не вода текла, а молоко. Юноша так и замер, не собираясь сдвигаться с места, только в глазах плескался безумный восторг.
Глубокая зелень леса окаймляла плато, ниже золотилась узкая долина, по которой петляла, словно не в силах выбрать, в какую сторону течь, река, пропадая в тумане, еще не осевшем с рассвета. А совсем рядом с водопадом туда же, вниз, вели гигантские, будто вырубленные и в самом деле великанами, ступени. Одна такая ступенька была в рост айдана. И там, где на серовато-белые камни попадала вода, рос странный, золотисто-красный мох, узорной бархатной лентой окаймляя края.
- Я и не думал, что на свете существует такая красота... - Дарис завороженно смотрел. - Он белый. А почему?
- Потому что там, - асанги махнул рукой куда-то в сторону истока реки, - вода вытекает из меловых пещер, да и скалы здесь сложены из мела по большей части.
- Такая красота, асанги. Я навсегда запомню это.
- Это лишь часть того, что скрывается в твоей стране. На самом деле, я ведь тоже мало где бывал.
- Думаю, мы найдем еще пару красивых мест, если поискать.
- Мне говорили, что где-то в этих местах есть Серебряный Храм. Что когда-то его построили те, кто жил здесь прежде людей.
- Прежде людей? Серебряный Храм? О, я придумал, можно расспросить кого-нибудь из местных.
- Здесь мало кто живет. Я даже не знаю... Может, тот хутор, на который мы тогда набрели, еще цел? Поедем смотреть?
Дарис закивал, ему очень хотелось узнать еще больше. И еще. Мир был столь прекрасен, необычен. И столько всего разного, неизвестного открывалось с каждым разом. Он думал: увидел бы он эти чудеса мира, если бы не супруг? Если бы его отдали в мужья кому-нибудь другому? Тайвэрин получил поцелуй безо всяких причин, просто после размышлений Дариса. Хотя он и так знал, о чем думает его юный танги, но не показывал виду. Да и не читал его мыслей, если Дарис был спокоен и не нервничал без видимых причин. На поцелуй он ответил горячо и жадно, соскучившись по ласкам любимого: во время лесных ночевок особо не поласкаешься.
- Ну, наперегонки? - предложил Дарис.
- Нет, милый, не стоит. Райгал не приучен к скачке по лесу, может подвернуть ногу. Поедем потихоньку, налюбуешься на реку.
- О, это да.
Хутор они все же нашли, из жившей там семьи остались только двое - муж и жена, старики умерли, а детей у четы не было. Гостей встретили настороженно, но потом узнали асанги, и отношение к ним разительно изменилось.
- Простите, что вот так... Мало кто сюда заезжает, разве что мытари королевские, да им с нас взять нечего, кроме грибов соленых, - оправдывалась хозяйка.
- Коршун приезжал даже, сам лично... Монетки не сыскал, - кивнул хозяин.
- Больше не приедет, - фыркнул айдан. - На постой-то нас примете?
Дом у хуторян был достаточно большой, хоть и непривычный для айданов: наполовину врытый в землю, с крытой дерном крышей, длинный и разделенный внутри, кроме трапезной-кухни с очагом у стены и столом посреди комнаты, на несколько клетушек дощатыми стенками.
- А как же не принять, примем.
Пища здесь, в Валме, в лесной ее глуши, настолько отличалась от привычной айданам, что они ели по чуть-чуть.
- Мы лучше на охоту сбегаем ночью, - пояснил асанги. - Мясо - оно и на краю света мясо, а вот это... - он потыкал вилкой в крепенький соленый боровик, тот вывернулся, катаясь по миске. - Как его есть-то?
- Ну... Ловить и есть.
Против воли на лицо выползала широкая усмешка, когда Дарис смотрел, как муж, поймав все же гриб, осторожно принюхивается к нему.
- Это вкусно. Ням-ням, - уговаривал он супруга.
Асанги, фыркая от смеха, все же попробовал грибы, правда, много есть все равно не стал. И Дарис знал, что ночью он перекинется и рванет в лес, охотиться. Может, и Дарису перепадет сочного, чуть тронутого огнем, мяса.
- Ну вот, правда, вкусно, асанги?
- М-м-м... да, вкусно, хоть и непривычно. Интересно, если взять это с собой, оно не испортится быстро?
- Не знаю, - растерялся Дарис.
- Ладно, переговорю с нашими хозяевами. Устал? Глаза у тебя сонные уже, звезда моя.
Дарис зевнул, попробовал оправдаться, что это все от впечатлений. Его, не слушая сбивчивого бормотания, подняли на руки и понесли в приготовленную для них клетушку, в которой помещалось только высокое, застеленное грубым полотном и шкурами, ложе с набитым сеном матрацем. Здесь можно было раздеться, нормально поспать. Чем Дарис и занялся, с наслаждением растягиваясь на нормальной мягкой кровати, с одеялом, с мужем под боком. Среди ночи, правда, проснулся от острого чувства одиночества. Асанги, завернув его во все одеяла, чтобы сохранить тепло, умелся все же на охоту. С улицы доносились негромкие голоса айданов и треск костра.
Дарис предпочел одеться и выбраться на улицу, ждать супруга с добычей. Ему тут же подкатили к костру чурбачок, бросили на холодное дерево кусок вытертого меха. У костра сидели оба воина: Тайвэрин в чужой стране не доверял никому, кроме своих, многажды проверенных в бою, соратников.
- А оленя он принесет?
- Может, и оленя, - усмехнулся здоровенный, вровень с асанги, воин. Дарис припомнил его имя - Удайриэн, «большая лапа с острыми когтями», вот как это переводилось.
- А кто тут еще водится, Удайриэн?
Воин на секунду вперился светло-желтыми глазами в глаза ай-танги, словно удивляясь тому, что его имя вообще знают.
- Олени, лоси, кабаны, волки. Что-то мелкое еще, зайцы, вроде.
- А волки съедобны? - наивно удивился Дарис.
- Съедобны, - оба воина захохотали. - Все, что айдан может поймать, убить и зажарить, съедобно.
Дарис задумался и решил дождаться мужа. Тайвэрин вернулся, таща на загривке здоровенного оленя, неслышно возник из ночной тьмы сгустком еще более темного мрака. Только в отсветах костра его шерсть заблестела. Дарис кинулся к мужу:
- Ура, добытчик мой вернулся, с ужином.
Айдан скинул тушу, встряхнулся и сменил облик.
- Ну, и что ж тебе не спится, звезда моя?
- Ну, просто... Мне стало так одиноко без тебя.
Асанги поцеловал его. От него пахло холодом, кровью и еловой хвоей. И еще - резковатым запахом крупного зверя, тем, что так полюбился Дарису. Юноша обнюхал ему шею.
- Мне нравится твой запах, асанги.
- И чем же он так тебе нравится? - в голосе асанги прорезалось басовитое мурлыканье.
- Просто нравится, будоражит.
- А мне - твой, - Тайвэрин склонил голову, лизнул шершавым языком его шею от самой ключичной ямки до подбородка, заставляя запрокинуть голову. Обнял, поднимая на руки, понес куда-то. Оказалось - в небольшой овин, где лежало свежее сено. Дарис смеялся, обнимая его за шею:
- Нас же услышат.
- Ну и что? Пусть слышат. Я больше не могу без тебя, а мы не в военном походе.
Дариса он уложил на свой плащ, принялся раздевать, жадно вылизывая обнажающееся тело. Солоноватый вкус ему нравился безмерно. Дарис под ласками любимого супруга растаял, завыгибался, подставляясь под язык, губы и руки. Этот раз был долгим и медленным. Асанги не сообразил взять ничего, чтобы смягчить проникновение, но причинять боль Дарису не собирался вовсе, так что готовил его дольше обычного, и не торопился совсем. Дарис весь исстонался, желая уже слиться с супругом. И, когда это, наконец, произошло, кончил, не притронувшись к себе, только от того, каким желанным оказалось ощущение заполненности и принадлежности. Да, равные супруги. Но он всецело принадлежит асанги, как и тот - ему. И это воистину прекрасно. Но все эти мысли пришли уже потом, когда лежали, отдыхая, снимая с горячих тел прилипшие травинки. А тогда, под крупным телом мужа, Дарис мог только протяжно стонать, зажимая себе рот ладонью, да подаваться навстречу, обхватив бедра асанги ногами.
Когда стало уже возможно двигаться, хоть и не хотелось от блаженной истомы, Дарис все-таки полюбопытствовал:
- Любимый, ты вообще ужинал?
- Нет, конечно.
Тяжелая голова мужа лежала у Дариса на плече, горячая, лохматая, в сене. Он представил, что сейчас творится с его собственными волосами.
- М-м-м, ну вот, не поел из-за меня...
- Сейчас пойдем и поедим вместе. Я слышу, как бурчит твой голодный желудок. Он соскучился по мясу?
- Безумно, асанги, сам не пойму, почему меня так на него тянет.
- Обрастешь шерстью и станешь каркирэ в самом деле, - пошутил Тайвэрин, поднимаясь и поднимая супруга. - Сейчас, принесу воды и полотенце.
- Не хочу-у, там четыре лапы, этого слишком много.
- И еще хвост, - фыркнул выходящий из овина айдан. Вернулся с чуть теплой водой в ковше, ветошкой и куском полотна, протер Дариса от пота и семени, вытер насухо и помог одеться.
- А волосы я тебе потом вычешу.
- Хорошо, асанги. А теперь нужно тебя накормить.
- Нас обоих.
Очень поздний ужин перетек в очень ранний завтрак. Несмотря на то, что поспал Дарис немного, усталости он не ощущал. Наоборот, хотелось сбегать на Молочную, как хуторяне называли меловую реку, поглазеть на то, как вскипает пеной вода у камней, побродить по лесу, поискать поздние грибы. Хозяйка, Лелена, сказала, что в лесу еще много брусники, и она уже почти сладкая.
- Асанги, пойдем за ягодами?
Айдан потянулся, принюхался и кивнул:
- Пойдем.
- А может быть, мы даже найдем грибы. И поделимся с белками.
Безмятежное было утро, солнечное, почти теплое - такая редкость здесь, на севере.
- Скоро все небо затянут тучи, - Дарис вздохнул, посмотрел вверх, где описывали круги под легким ветерком вершины елей. - Наверное, нам нужно возвращаться, асанги?
- Вот узнаем о Храме у хуторян, и решим, звезда моя.
- А что такое вообще этот Храм? В смысле, настоящий храм?
- В наших легендах говорится, что всего таких Храмов три: северный, восточный и западный. Был и южный, но во время извержения вулкана провалился в огненное озеро. Сам я, конечно же, этого не видел - все это такая седая древность, что даже в книгах остались лишь намеки.
- А что там должно быть? А кому они посвящены?
- Этого не знает никто. Я видел одну картинку, полустершуюся. Храм похож на наконечник стрелы, устремленной в небо - трехгранный и острый.
- Красиво, - решил Дарис. - Смотри, ягоды, - он сунул в рот одну.
Брусника в самом деле была почти сладкой. И крупной. Вскоре и он, и асанги были перемазаны в алом соку, как дорвавшиеся до варенья дети.
- Вкусно, но у меня уже оскомина, - признался айдан, отказываясь от очередной горсти ягод.
- Надо отнести хозяйке, она порадуется.
Ягоды собирали в сложенные немаленьким ковшом ладони асанги. И назад возвращались аккуратно, чтобы не растерять добычу. Грибов не нашли - лето было не слишком влажным, так что урожай грибов выдался небольшим.
- А мы вам ягод принесли вот, - обрадовал с порога Лелену Дарис.
- А у меня как раз муки еще немного есть, пирогов напеку и кисель сварю!
Тайвэрин выловил хозяина хутора, крыжистого и полуседого Атмиса.
- Говорят, в этих краях должен быть Серебряный Храм?
- Ну как же не быть, только дорога до него пропала уж лет сотню как. На востоке есть, где-то там, где лес кончается, иногда охотники отблески видят.
- А где конкретнее? Только не рассказывайте мне, что не знаете, - усмехнулся слушающий мысли человека айдан. - Вы туда ходили, я знаю. Проведите нас.
- Но только недалеко, возвращаться мне надо засветло.
- Сколько сможем, завтра с утра. Щедро вознагражу за это.
Хозяин степенно кивнул, соглашаясь проводить гостей, чего б и не проводить хороших-то людей?

Он в самом деле проводил, даже дальше, чем рассчитывал. И указал направление:
- Все время на восток, вдоль долины Молочной. Там уж увидите. Только подойти к Храму еще никому не удавалось. Как в стену упираешься, только в невидимую.
- Магия? - насторожился Дарис.
Атмис только руками развел:
- Того не ведаю. Может, и колдовство какое, только я ничего не почувствовал. Уперся - и шагу ступить не смог. Издали поглазел и вернулся. Ну, бывайте здоровы, пора мне.
Его сердечно поблагодарили, Дарис уставился вперед, пытаясь разглядеть хоть что-то трехгранное. Над долиной висел туман, не спеша рассеиваться и немедленно открывать взору юноши Храм древних обитателей мира.
- Асанги, а как мы туда попадем? Если там такая стена магии.
- Попробуем, звезда моя. Попытка - это шаг вперед, как говорил мой отец. Бездействие же - это прыжок назад.
- Может, получится, ее перелететь? - задумался Дарис.
Асанги пожал плечами: зачем ломать голову сейчас, еще не видя препятствия? Они медленной рысью ехали вдоль русла реки. Забавно было, как спускались по Лестнице Великанов, как кони, понукаемые спешившимися всадниками, козами прыгали по огромным ступеням, благо, что их было не так уж и много, и каждая была широкой. О том, как потом будут подниматься, асанги подумал позже, но успокоился: дальше Лестницы приметил пологий спуск. И стоило так мучиться?
- Так, а Храм-то этот где? - Дарис вертел головой.
Ехали уже второй день строго на восток. Но что-то впереди ничего не блестело и не возвышалось. Асанги слегка огорчился: хотел порадовать любимого, но вышла какая-то ерунда. Дарис усиленно вглядывался вперед:
- Он должен быть тут...
На третий день случилось то, чего он подсознательно боялся все это время. Они наткнулись на невидимую стену, но заметили, что это произошло, только после того, как позади раздались изумленные возгласы воинов. Айданов стена не пропустила, а вот Дарис и асанги проехали ее, не ощутив.
- Что это, асанги? А... А... Так, на наконечник стрелы похоже...
Храм... да нет, на храм это походило менее всего. Скорее уж, в самом деле, на гигантское оружие, направленное в зенит. Огромный, колоссальный просто металлический объект, треугольной формы, покоящийся на трех колоннах, словно на лапах.
- А он на нас не упадет? - выразил опасение Дарис.
- Любимый, он стоит так уже много тысяч лет, с чего бы ему падать именно сейчас? И выглядит так, будто его только что отполировали... Хм. Подъедем ближе?
- Подъедем, - Дарис разглядывал храм. - Любопытная архитектура. Как думаешь, там могли остаться жрецы? Тут все пропитано магией, может, они дожили до наших дней.
- Только боги знают, - асанги повернулся и велел воинам оставаться у границы и ждать их. Почему незримый щит пропустил не только наделенного силой раххим, но и его, Тайвэрин не знал.
Дарис направил коня ближе к храму.
- Не торопись, - асанги придержал его. - Сначала я.
Его рука лежала на рукояти клинка, и весь вид мужчины давал понять, что он настороже и готов к любым испытаниям. Но они подъехали ближе, громада Храма возвысилась над ними, как гора, показывая хоть и блестящий, но изъязвленный ржавчиной, коркой, словно от огня, царапинами и вмятинами металл.
- Не может быть, чтоб он был цельнокованным, - задумчиво произнес асанги. - Такая махина. Но я не вижу скреп.
- Интересно, можно ли как-то попасть внутрь...
Они объехали Храм, внимательно приглядываясь, замечая то, что исподволь приводило их к одной мысли.
- Это вовсе не храм. И даже не дом.
- Механизм? - Дарис указал на отошедшую от остальных плиту, где было видно, что вся облицовка объекта их исследования состоит из толстенных, в половину длины клинка асанги, плит, неведомо как соединенных друг с другом. Здесь же из-под брони вывалился, как кишка из раны, толстый жгут каких-то странных веревок.
- М-м-м, интересно, если это механизм... То каково его предназначение?
- Даже не могу предположить, - асанги спешился и похлопал по броне. И тут же отскочил, хватая под уздцы Райгала и оттаскивая его прочь, подальше от громадины, которая мелко задрожала, издав скрежещущий стон.
- Ой, - Дарис поспешил пригнуться. - По-моему, оно живое... Ну, или оживает.
Но храм не оживал, просто наверху, в трех десятках локтей, со скрежетом раздвинулись створы овальной двери, из нижней части отверстия появилась черная дорожка, покрытая потеками ржавчины, доехала почти до самой земли и застопорилась. Механизмы взвыли, щелкнули и стихли. Внутри было темно.
- Это нас приглашают подняться туда? - неуверенно уточнил Дарис.
Клинок асанги уже покинул ножны, но кидаться навстречу неизвестности он не торопился вовсе.
- Похоже, что так. Идем?
- Идем. Райгал, будь тут.
Они одновременно шагнули на дорожку, изучив ее внимательно и сочтя достаточно прочной. Ничего не произошло. И только когда поднялись к самому отверстию в стене, внутри щелкнуло, вспыхнули тусклые желтые шары под округлым потолком, и странный, словно бы неживой голос монотонно произнес:
- С возвращением, капитан, старший помощник.
- Ой! - Дарис аж подпрыгнул. - Ч-чего?
- Борт «Вальдес» к полету готов на восемьдесят процентов. Батареи заряжены на семьдесят процентов. Уровень плазмы - сорок два процента.
- К полету? - переспросил асанги, уже понявший, что никакой опасности здесь нет и не будет, убрал клинок в ножны.
- Прикажете подниматься в воздух?
- Отставить полет! - рявкнул Тайвэрин и изумленно осекся: откуда в его лексиконе такие команды? - Библиотека здесь есть?
- Информаторий расконсервирован, - услужливо ответил корабль, подсветил один из коридоров, ведущих от небольшой комнаты, где они стояли.
Дарис вцепился в локоть супругу:
- Что происходит?
- Это не храм, звезда моя. Это корабль. И, судя по всему, он должен летать. А еще он, кажется, принял нас за своих хозяев. И, если здесь есть информаторий, - асанги выговорил необычное слово, растягивая слоги, - то мы сможем узнать о древних.
- Корабль? Летать?
- Мы научились строить корабли, чтобы плавать по воде, - айдан был как-то странно возбужден, глаза сверкали синими огнями. - А древние - чтобы летать. Идем же.
Дарис поспешил за ним. Широкий коридор подсвечивался чуть более яркими лампами, вел их куда-то вглубь и вверх, закручиваясь спиралью. Закончился он перед медленно распахнувшимися створками, так же, как и вход в корабль, ушедшими в пазы стен.
- Здесь такая же система дверей, как в Звезде Хинодана, - прошептал потрясенный догадкой асанги. - Понимаешь, звезда моя?
Дарис медленно кивнул.
- Не могу поверить в это.
Они вошли в ярко освещенный зал, небольшой и казавшийся уютным, несмотря на отсутствие окон, серебристый металл стен и матовые черные диваны, расположенные вдоль стен. У каждого дивана стояло ажурное металлическое сооружение, чем-то напоминающее макет книги на подставке, только вместо фолианта там располагалась похожая на черное каменное зеркало пластинка.
- Как любопытно, асанги. Не могу поверить, что мы вправду здесь очутились.
- Если я прав, то мы с тобой - потомки тех, кто прилетел сюда на этом корабле. Как он назвался? «Вальдес»?
- Да, вроде бы так. Тебе о чем-то говорит это название?
- Если память мне еще не изменяет, то Праотца звали Вальдес Айдан.
- О-ого... - Дарис попробовал диван на мягкость. - Странный материал.
Зеркальная пластинка перед ним налилась внутренним свечением, потом на ней возникли странные рисунки.
- Введите запрос.
- История корабля.
- Исходный документ записан на лаарк. Перевести на алайдан?
- Перевести.
Через два часа оба вышли из корабля, тихие и немного подавленные.
- Значит, того мира больше нет.
- Самое неприятное - то, что экипаж «Кхар» так деградировал, - покачал головой асанги. - Кто бы мог подумать.
- Надо найти остальные Хра... корабли?
- «Меридис» и «Эолу»? Зачем? Тот мир, что был родиной прародителей, погиб, мы же видели. Корабли нашли вечную гавань. Никто из ныне живущих, думаю, не сумеет поднять их в воздух и дальше, туда, где звезды. В кос-мос. Знаний не хватит.
- Ну, может быть, когда-нибудь...
- Для этого нужно развитие. Вернуть утраченные знания, но не взятые из машины, иначе они будут забыты так же, как все остальное.
- И что ты предлагаешь, асанги? Что мы можем сделать?
- Только то, что я говорил и раньше. Поднять Валму из ямы, продолжать развиваться. Открывать школы, поощрять исследователей. Жить, Дарис. Просто жить. Наш мир - это пока еще только эта планета.
Дарис закивал, соглашаясь, что именно так и надо сделать.
- Знания о кораблях надо сохранить. Интересно, остальные открываются только потомкам экипажа?
- Наверное, вряд ли память о ком-то еще туда занесена.
- Голова не вмещает всю информацию, - со смешком признался асанги. Хлопнул корабль по посадочной опоре. Входной люк закрылся с тяжелым стоном, словно корабль сожалел о том, что не может подняться в небо.
- Столько нового, мне надо помедитировать и все обдумать.
- Вернемся к остальным, разобьем лагерь, у тебя будет время подумать, - кивнул Тайвэрин.
Дарис вздохнул:
- Да уж... Подумать.  Странно узнавать, что предки вообще из другого мира.
- Жаль только, что экипажи разделились.
- Как думаешь, потомки остальных... Где они сейчас?
- Мы живем среди них, - пожал плечами асанги. - Там было сказано, что планета до колонизации заселена была только животными.
Дарис глубоко задумался, пытаясь представить себе, как это вообще могло быть. Корабли... Из другого мира… Летают... И потом  заселяют мир их потомки. Странно и непонятно, и в голове не укладывается, как сказал асанги. Они вернулись шагом, не сговариваясь, молчали всю дорогу. За невидимой границей воины установили две палатки, развели костер. Дарис сразу же убрался медитировать, приводить в порядок в голове все услышанное. И успокаиваться, а то как-то странно взбудоражило всем сегодняшним днем. Медитация помогала плохо, мысли никак не хотели прекратить скакать испуганными жеребятами. Так что Дарис выбрался из палатки и приткнулся к боку сидящего на коврике у костра асанги.
- Это так трудно - принять все...
Его обняли, прижали, защищая этими объятиями от всего мира.
- Я даже не представляю, что теперь делать со всем этим, асанги.
- А что ты реально можешь сейчас предпринять? Учись, когда родится сын, будешь учить его. Просто помни о том, что мы узнали, и все.
- Надо найти все-таки другие корабли когда-нибудь.
- Найдем. Там может быть еще информация, - согласно кивнул Тайвэрин.

Однажды на исходе третьего месяца лета по еще спящим улицам Хинодана проехал всадник на вороном коне. И там, где проезжал он, на дверях и воротах домов оставались трепетать на ночном ветру синие ленты, вышитые на концах знаками имен тех воинов, что жили там. А кое-где, вместо лент, оставались лежать на пороге золотые монеты. Две синие ленты с именами асанги и его супруга заполоскались и на воротах дворца.
- А это что? - поинтересовался утром Дарис, разглядывая ленты.
- Это знак того, что нам надо собираться за сыновьями, - усмехнулся Тайвэрин. - Если бы нам оставили монеты, это значило бы, что родились дочери.
- Ой... Детеныши, - расплылся в улыбке Дарис. - Здорово.
- Ты поедешь со мной? - обнял его асанги, радуясь не меньше своих воинов.
Дарис энергично закивал.
Второе путешествие в оазис напоминало первое, но на сей раз им едва дали омочить ладони в воде, и из пещер высыпали мамочки с детьми. Только те, что родили сыновей, да и в долину приехали лишь счастливые отцы наследников. Дарис аккуратно взял на руки детеныша, растерянно улыбаясь.
- Он похож на тебя, амариэ. Такой красивый... И я так не хочу с ним расставаться, - Эолао усилием воли превратила горестную гримасу в улыбку. - Ты будешь ему хорошим отцом...
- Я очень постараюсь, Эолао. Не грусти, может, когда-нибудь,  у нас будет дочь.
- Приезжай на следующий год. Хорошо? Я буду ждать тебя.
- Я приеду, - закивал Дарис. - На крайний случай, буду весь в сыновьях.
- Знаешь... - девушка подумала, привстала, обнимая его и шепча едва слышно на ухо: - В твоем сыне течет кровь асанги. Я дочь его сестры, - пусть это было строго запрещено, но Эолао хотела, чтобы он знал это.
Дарис расплылся в улыбке, закивал.
- Пусть это останется нашей тайной.
- Хорошо, Эолао. А ты примешь от меня подарок? Я не знал, можно ли... - Дарис, воровато оглядевшись, вынул из рукава тонкую цепочку с прозрачно-зеленым камешком, обточенным в форме глаза и оправленным в серебро. Ее он привез из путешествия. Камень напоминал ему одновременно и о супруге, и о айдани. Эолао взяла подарок, чмокнула Дариса в щеку. Развернулась и умчалась куда-то в сторону излучины озера. Ей так хотелось остаться еще подольше, но она боялась, что расплачется.
- Моя дочь называла сына «амариэ», но имя ему дашь ты сам, - к Дарису подошла в самом деле очень похожая на асанги женщина. - Он любит молоко, как настоящий котенок.
- Я подумаю, как его назвать. Он такой милый. Надеюсь, что дар ему передался.
- Узнаешь годика через три, - улыбнулась айдани.
Вскоре айданы снова разъехались, увозя своих сыновей. А потом был праздник имянаречения сразу двум наследникам асанги, и вся страна, раскинувшаяся горячими песками и драгоценными оазисами, горами и степями, долинами и каменистыми плато под жарким небом, праздновала вместе с Хиноданом. Новый круг жизни получил свое начало. А в информатории древнего корабля появилась запись о еще двух потомках капитана и его первого помощника. Может быть, однажды они тоже приедут к «Вальдесу», чтобы узнать о далеком прошлом. Он будет ждать.

Глоссарий:

Асанги - букв. "повелитель" - титул, равнозначный королю, у степных и пустынных айданов.
Танги - "тот, кого любят и оберегают" - младший супруг.
Эхиз - "сосуд для семени" - наложник, постельный раб.
Раххим - "ведающий волю богов" - колдун, шаман.
Ракх - сложная игра с фишками и расчерченным на шестьдесят шестиугольников полем, раскрашенным в зеленый и золотой цвета.
Дамай - искусственный фаллос из камня, металла или кости, используется для облегчения привыкания наложников или младших супругов к размерам старших.
Шоргу - сытная пища для больных, стариков и детей из густого мясного бульона, измельченного мяса, зелени и разваренной каши.
Хина - кустарник, плоды которого обладают лечебными свойствами, а кора, собранная в самый засушливый месяц года и растертая в порошок, является сильным галлюциногеном.
Валма - королевство, откуда родом принц Дарис.
эн-(имя)-эр - что-то вроде второго имени в Валме. "эн" - "сын", "эр" - окончание, означающее незаконнорожденность.
Айдан - государство айданов. Столица - Хинодан.
Агхар - младший воин, не заслуживший еще права носить кнут.
баббудгу - походная печь для хлеба.
хехваз - сладкое лакомство из орехов, меда, муки и пряностей
Каркирэ - "пятнышко" - барс
Мамги-шаган - "совет стариков" - диван асанги
Шаган - уважительное обращение к айдану намного старше по возрасту
амари - воздух
бархи - разновидность верблюдов
анки - птица вроде сокола, охотничья
отати - песчаный лис, заводится в качестве охраны дома от змей и скорпионов
парцел - фарфор
акби - змея, пятнистая гадюка
каллеб - водяные часы наподобие песочных
ил-мадан - приют для сирот
акам - пенсия
кхар - степной шакал - оборотень
асцелли - лимон