48. Лечебница

 Он нажал на кнопку. Вошел санитар Чабрец.
- Будь добр, сходи в палату этого пациента и принеси все его бумаги до одной. Все! Все! И те, что писал Ромашка, и те, что принадлежат галлюцинации-двойнику. И чтоб ни листочка не осталось! Я все проверю! Все матрасы перетрясу!
Санитар Чабрец ушел.
- Так вот, у тебя очень тяжелая душевная болезнь, Ромашка. Тебя будут усиленно лечить. Ты еще не знаешь, в каких покорных людей-призраков превращает Лечебница такие буйно-параноидальные души, как твоя. Кто не умеет сам смиряться перед Божественной Лечебницей, того она смиряет своими властными лекарствами.
Чабрец принес большую стопку бумаг – это были черновики моих старых, давно написанных романов и жалкие стихи моего «двойника-галлюцинации».
- Ты говоришь, рукописи не горят, - ухмыльнулся главный психиатр. - Неси, Чабрец, всю эту дрянь в соседнюю комнату и брось возле камина.
Когда Чабрец вернулся, он опять дал новое распоряжение:
- А теперь свяжи этого буйного пациента.
Чабрец вынул из кармана белые пояса и стал меня ими обматывать – не слишком туго: я чувствовал себя почти свободным.
-Введи его в процедурную и поставь у стенки.
Чабрец все послушно исполнил.
 В комнате были шкаф и одно-единственное кресло. Боярышник сел в него и заложил ногу за ногу.
- Бросай по одному листку, чтобы лучше горело, - опять приказал он санитару.
Тот все делал молча, не торопясь, как заводная кукла.
- Смотри, смотри, как пылает в камине твое безумие. Ах, как много ты написал! Сколько это безумных ночей ты провел без сна? Сколько душеизлияний вкрапил ты в эту бумагу! Хорошо себя чувствовать наедине с собой? Теперь ты видишь, какая ты букашка!
Огонь словно голодный Молох облизывал своими красными языками бумагу и превращал ее в пепел. А санитар все кормил и кормил этот ненасытный камин – его очертания напоминали дьявола с открытым ртом. Только я не мог найти его глаза. Этот дьявол-Молох, поедающий мои рукописи, должно быть, был абсолютно слеп.
- Принеси-ка мне, любезнейший, еще те бумаги, которые лежат у меня на столе.
Чабрец принес. Боярышник взял их в руки и стал читать.
- Ложь, ложь, что ты здесь написал. Чистейшая галлюцинация. Ничего тебе я этого не говорил.
Он стал рвать бумагу на мелкие кусочки и бросать на пол.
- Подмети, Чабрец! Брось весь этот мусор туда же! Пусть горит! Пусть все сгорит до последнего клочка! Мне ты больше неинтересен, Ромашка! – сказав это, он встал и вышел из процедурной.
А меня санитар Чабрец вывел через другую дверь и повел в левую сторону – совсем не ту, откуда я пришел.
Меня посадили перед дверью с надписью «Консилиум». Рядом со мной сидел мужчина – тоже в полосатой пижаме. Я всматривался в знакомое лицо и никак не мог вспомнить, где я видел этого человека с головой как груша. Но переведя свой взгляд на синюю коридорную стену, я все вспомнил. Это был бедный попечитель по сельскому хозяйству.
- Ты за что сюда попал? – спросил я его.
Он меня тоже узнал и, мрачно усмехнувшись, стал рассказывать мне свою историю.
- Темные силы вытоптали все клеверное поле. Лечебнице нечем скотину кормить. Расторопша-Лопух на совещании попечителей первым набросился на меня в своем выступлении: «Вот я вам говорил, что он всяких микробов от своей скотины наберется. Я докладные вам не раз писал на этого скотского попечителя. У него на каждой руке бациллы ползают. Тут и микроскопа не надо! Вот до чего бациллы эти доводят: своему скоту весь клевер скормил, а для чистейшей скотины Лечебницы, тысячи раз помытой и пропаренной – ничего не оставил. Лечить его! Лечить эту тварь недомытую!» И все захлопали в ладоши, такой яркой показалась всем попечителям его речь».