Киев 2014. Глава 3. День первый

  Помог Любе развернуть её "тойоту" на пятачке между припаркованными на ночь автомобилями и зашагал домой, точнее, в квартиру сестры.

  Так получилось, что занимает она  свою трёхкомнатную квартиру одна. Её дочь живёт с семьёй в Чернигове, сын – в Киеве, но отдельно. Каждую неделю он привозит ей все необходимые на неделю продукты и уезжает по своим бесконечным делам.

  Сестра страдает от одиночества, но такую жизнь после смерти мужа выбрала сама. Бывшая школьная учительница не признаёт в своём доме, как прежде в своём классе, иной, кроме своей, власти. Это делает невозможным проживание кого-либо из членов семьи под одной с ней крышей.

  По разным причинам, в первую очередь, из-за больных ног, свои выходы за пределы квартиры она постепенно ограничила исключительно прогулками к почтовому ящику.

  Время от времени её посещают бывшие ученики – как ни странно, даже в тяжёлые постперестроечные времена их привязанность к старой учительнице не только сохранилась, но даже окрепла.

  Иногда заходят внуки. Старший даже оборудовал  себе кабинет в одной из комнат.

  Но… Молодость не понимает, что приход к старенькой бабушке не должен ограничиваться поеданием её скудных запасов или писанием курсовой за ещё прадедушкиным письменным столом, или взятием очередной книги из  прадедушкиной библиотеки.

  Но чтобы убрать в квартире, к тому же достаточно забитой всякими ненужными  детям и внукам вещами, дело не доходило. 

  Несколько раз в неделю к сестре приходит помощница из организации, помогающей обслуживать стариков. Она готовит пищу, помогает сестре принять душ и немного убирает, как говорится, "без фанатизма". Всё это я себе представлял, поэтому в мои планы входила и капитальная уборка квартиры. Но пригодного для уборки инструмента не оказалось, пришлось сначала пойти и купить его...

  Росли мы с сестрой в самой обычной трудовой еврейской семье. И воспитание, которое получили, сводилось к нехитрым принципам – честно жить и много работать.

  Отец всегда был чем-то занят помимо основной работы. Он приносил домой огромные рулоны чертежей и прочей строительной документации и все выходные, а часто и ночами, проверял эти материалы. С детства мне запомнилось ненавистное слово "экспертиза", поглощавшее всё время отца. Знал бы я тогда, что эта же судьба уготована и мне!

  Естественно, и сестре, и мне советская власть и окружающие очень рано разъяснили, кто мы такие есть – евреи, виноватые от рождения во всех бедах русского и, особенно, украинского народов.

  Но отец всегда говорил, что мы вовсе не враги и русские и украинцы нам тоже не враги – просто они это ещё не поняли.

  И мы терпеливо ждали, когда они поймут, что братские отношения между советскими народами можно распространить и на евреев тоже.

  Но время это не только не наступало, а всё более отдалялось.

  С началом "перестройки" кое-что изменилось и в отношении евреев. Если раньше в газетах писали о евреях, то исключительно как о злейших врагах социализма и коммунизма. Теперь вдруг гениальный сын немецкого народа Карл Маркс превратился в  ставленника мирового еврейства,  великого Ильича обвинили в еврейском происхождении, а их обоих – в воплощении коварного сионистского плана разрушения России посредством строительства в ней социализма.

  По киевским улицам стали маршировать ребята со свастиками и ОУНовскими трезубцами. Появились листовки с призывами утопить москалей в жидовской крови.

  Видеть и слышать эту нацистскую возню при полном молчании общественности было выше наших сил. Поехал поговорить с сестрой на тему отъезда в Израиль. Они с мужем были категорически  против.

  Вот так мы и расстались.

  Нам пришлось всё начинать с нуля в новой стране.

  А все сбережения сестры с мужем, включая доставшееся ей наследство, заработанное тяжким трудом отца, обнулили пришедшие к власти на гребне перестройки профаны и жулики.

  Мы постепенно становились на ноги и даже начали помогать деньгами сестре.

  На моё пятидесятилетие сын сделал мне сюрприз – пригласил и полностью оплатил прилёт сестры с мужем к нам. Это было их единственное зарубежное путешествие.

  Потом муж сестры умер… После этого жизнь для неё потеряла всякий смысл... Просто остановилась.

  Я звонил ей по субботам, по возможности посылал деньги. Но она говорила, что ей ничего не надо, кроме одного – увидеться со мной…

  Цепочку сестра не накинула, и я беспрепятственно зашёл в квартиру.

  Ночевать предстояло в большой комнате – у нас их называют "салонами". Разложил диван-кровать,  застелил приготовленным  бельём.

  За стенкой о чём-то спорили соседи. Я всё желал им про себя спокойной ночи. Оказалось, напрасно. Разговоры стихли, но через минуту послышался мощный храп в два голоса, и это уже было на всю ночь. К счастью, и ночи-то почти совсем не осталось.
 
  Очень скоро комната стала заполняться рассветом первого дня в городе моего детства.

  В этот первый день я хотел съездить на кладбище, где похоронены родители. Люба вызвалась отвезти меня туда. Думал, что удастся уговорить и сестру присоединиться к нам. Но она так и не решилась на поездку.

  В десять Люба должна была заехать за мной. Чтобы ей опять не бить машину по раздолбанному узкому асфальту, пошел ей навстречу к Окружной дороге.

  Между длинными панельными девятиэтажками – "лежачими небоскрёбами" – вырос настоящий густой зелёный лес. Можно себе представить, с каким трудом удерживают жильцы этот массив от посягательств автовладельцев!

  Хотя есть и другое вполне цивилизованное решение. На Западе видел много стоянок, сделанных прямо в лесах и парках между деревьями – и все довольны.

  К назначенному для встречи месту мы прибыли одновременно.

  Я сел, Люба плавно тронула машину. Коротко посовещались, как лучше ехать – наши мнения сошлись.

  Дорога разбита, Люба всё время в напряжении. Пока она аккуратно объезжает очередную яму, её нахально обгоняют справа лихие хлопцы, совершенно не жалеющие свои (свои ли?!) машины.

  Через четверть часа въехали на площадку перед воротами кладбища. Люба припарковалась, и мы пошли купить цветы и посмотреть на карте, как подъехать к нужным участкам.

  Немного походили по цветочным рядам. Никто не обращал никакого внимания на нашу смешанную украинско-еврейскую пару.

  Купили цветы,  подошли к карте.

 -Может, сфотографируем её на телефон? – спросила Люба.

 -Нет необходимости, - бодро ответил я, - уже запомнил.

  Мы въехали на кладбище, никто не потребовал мзду,  как бывало раньше.

  Через пару минут мы попали в тупик, хотя, как помнилось мне, здесь  должен был быть проезд.

  После нескольких безуспешных попыток отыскать дорогу вернулись ещё раз к воротам сфотографировать карту.

  Пока мы опять её изучали,  к нам подошёл мужчина, видимо,   работник кладбища.

  -Что вам надо найти? – спросил он.

  Я объяснил и сказал, что мы уже пробовали проехать и упёрлись в тупик.

  -Конечно, - сказал он, - там нет дороги, карта эта старая.

  И он показал на этой же карте довольно извилистый путь.

  Мы поблагодарили и поехали второй раз. Оказалось, действительно надо ехать, как сказал нам мужик.

  Надгробье выглядело хорошо, хотя давно не убиралось. Сначала  решил, что это я так замечательно переложил цоколь перед отъездом, что он и спустя четверть века выглядит отлично. Потом заметил, что плитка по периметру не такая,  как та, что клал я. Значит, действительно племянник сделал ремонт.

  Из росшей в проходах высокой травы скрутил подобие метёлок и ветоши и тщательно вытер гранит и цоколь. Почти всё было цело, только шпили столбов ограды были кем-то варварски разбиты. Хорошо, хоть, только они.

  Положил к стеле цветы. Мы с Любой постояли немного со всеми полагающимися по этому случаю мыслями.

  Поехали искать могилу мужа сестры. Оказалось, что участок, где он похоронен, смешанный – для участников войны - и для православных, и для евреев. Все лежат рядом, плечо к плечу – как и воевали…  Здесь аккуратно убрано, надгробия в  порядке.

  Положили оставшиеся розы, помолчали.

  Так же молча пошли к машине. Такой вот был первый день в городе детства.