Глава VI Сююмбике

        Под бой курантов Стас прошмыгнул в арку Спасской башни. Каблуки зачеканили по булыжной мостовой. По правую руку растянулось белое двухэтажное здание, отгороженное от брусчатки зеленым газоном с елочками. По левую – стена, разделяющаяся башенками с фонарями, примыкающими к одноэтажному дому.

        Сорокин завернул к трем высоким башням с голубыми куполами. Табличка гласила: «Мечеть Кул-Шариф». Поошивался на большой площадке возле квадратного памятничка с основанием меньше верха. Осоловевшими глазами в упор разглядывал парочку, целующуюся взасос, сидя на перилах. Парнишка, в отличие от партнерши, иногда открывал глаза, жестом показывал – вали отседова. С третьего напоминания Стас очнулся. «Глядя на такой разгул любви, самому хочется предаться. Где ж ты, водяная мать? Зря только рубль на тебя потратил».

        Калтыжанин вернулся на прямую дорожку, зашагал вглубь кремля. Внутренние музеи и храмы поражали реставрационной обшарпанностью, на этом фоне президентский дворец смотрелся пятизвездочным отелем посреди вечно-египетской стройки.

        Южанин уперся взглядом в семиярусное строение из красного кирпича. «И зачем здесь поставили жалкое подобие Пизанской башни?»

        Подошел мужик, забежавший поперед гида. Отколупнул штукатурку, подмигнул юноше:
        - Скоро рухнет.
        - Никогда, - почесал под носом Стас.
        - Это почему же?
        - Вы устойчиво стоите на ногах?

        Незнакомец отпрянул в стойку, готовясь к обороне.
        - Не бойтесь, - раскрыл ладони Сорокин. - Вы стоите устойчиво, пока проекция вашего центра тяжести падает в площадь ступней.

        Юношеская рука прочертила контур - от левой ноги к носку и пятке правой.

        - Вы наклоняетесь, - калтыжанин подал корпус вперед, - и все равно устойчивы - центр тяжести, по-прежнему, внутри. Упадете, только если центр тяжести выйдет за площадку. Это я вам как инженер говорю.

        Южанин сильно подался вперед, теряя равновесие, выставил ногу:
        - Точно также и башня... Поэтому ни пизанская, ни архангельская, ни эта башня, никогда не упадут. Если, конечно, фундамент не размоют грунтовые воды или еще что...

        Мужик опасливо выслушал тираду, но, заслышав призыв гида – «по автобусам», моментально ретировался.

        Подошли другие под предводительством экскурсовода:
        - А это знаменитая башня «Сююмбике». На сегодняшний день, отклонение шпиля от вертикали составляет метр девяносто восемь сантиметров. Сложено очень много легенд об этой архитектурной постройке, и все они связаны с именем последней казанской царицы…


        Иоанн IV сидел на постели в ханских полатях. Рядом, опершись на руку и выглядывая из-за плечика, блестели глазки Сююмбике.

        Вожделение застлало очи, царь кинулся на прелестницу. Уста искали уста. Та податливо прилегла под напором, отвернула личико, молвила с укоризной:
        - Негоже так, государь. Обещал женой сделать, а берешь, как девку на игрищах.

        Иоанн отпрянул:
        - Считай - жена мне! Не сумлевайся! Сказано, значит, так тому и быть. Слово царское! Только дай мне испить мед твоих чар...

        Царь снова потянулся. Но Сююмбике привстала, мягко отстранила порыв, прикрыла белую грудь.
        - Хочу, чтоб все было честь по чести. Свадьба. Пир горой. И еще…
        - Что еще? Говори. Все сделаю!
        - Хочу, чтоб башню построил. В семь этажей. Чтоб выше всех и вся Казань, как на ладони. В семь дней управишься?
        - Что за каприз, как говорят французы?

        Сююмбике глянула с вызовом:
        - Хочу проститься с моим народом. И чтобы меня отовсюду видать. Неужто не осилишь? Или только рушить могете?
        - Да я всю Казань заново отстрою! Знаешь, какие у меня мастеровые?! Ух!
        - Вот я и говорю…

        Иоанн прислушался, положил перст на алые губки ханской жены, аккуратно поднялся с постели. На цыпочках прокрался к двери. Резко распахнул. Хрясь! Прям по глазу Глазатому.

        - Ты что ж, ирод! – вскричал царь. – Еще и подслушиваешь?! Иди сюда, я тебя Слухатым сделаю!

        Ваня убегал, увещевая:
        - Для истории все сгодится! Пусть знают, каким великим ты был и на поле брани и на любовном ложе. Как стойка сила твоя мужская и победоносно семя твое!

        Самодержец припустил по коридору, пономарь припустил вон, причитая:
        - Токмо в назидание мужам русским! Здорового потомства для!

        Иоанн запыхался, остановился, перевел дух.
        - Ванька, - позвал в темноту.
        - Да, государь, - робко отозвалась темень.
        - Веди ко мне Выродкова. Немедля!
        Топот убегающих сапог стал ответом.

        - Григорьич, - назидал царь посошному, - тебе надлежит поставить башню в семь ярусов в семь дней. Сделаешь?
        - Боюсь, не управимся… - помял шапку Выродков.
        - Ты ж Свияжск за месяц поставил, а тут какая-то башня! Делай, велю. Вельми надо. Не подведи. Озолочу! А не смогешь… сначала разрубят тебя секирой вдоль хребта, потом отсекут руки до мышек, потом ноги до колен, а напослед отрубят голову! И будешь лежать у всех на виду три дня непогребенным. На растерзание воронам!

        Через неделю выросла красная башня.
        - Уж больно кривобока, - покосилась Сююмбике.
        - Сама торопила, - нахмурился царь. – Я свое слово сдержал. Держи свое.
        Царица глянула с поволокой, улыбнулась:
        - Зазывай гостей.

        Свадьба гудела. Медовуха лилась рекой. Пьяный люд валился под столы.
        В разгар торжества Сююмбике шепнула жениху:
        - Проститься с Казанью хочу.
        - Тихо! – взвыл Иоанн, свадьба примолкла. – Царица прощаться будет.

        Сююмбике поднялась наверх башни. Тысячи глаз неотрывно следили за восшествием. Уши ловили каждый стук ичигов. На вершине показалась царица:
        - Прости меня народ казанский! Не серчай, ежели что не так. И помни свою несчастную дочь. Прости и прощай!
        Раскинула «крылья» и бросилась вниз.


        - Разбилась, конечно, - подытожил гид. – Хотя в переводе с татарского: «сююмбике» означает «ласточка».

        Сорокин достал портмоне, пальцы прощупали пяток хрустящих «ярославлей», пару сотен. «Денег до шута и больше… А не гульнуть ли нам?»

        Стас предусмотрительно нашел кафешку рядом с заводской гостиницей: «Напьюсь, не потеряюсь».

        Кафе «Голливуд» встретила двумя рядами ученических парт, прикрытых белыми скатертями, стенами в бордовых тонах. Перед подиумом с ионикой, ударниками и электрогитарой расположилось квадратно-метровое подобие танцпола. У барной стойки загодя улыбались две официантки, высовывалась лысина бармена.

        Калтыжанин плюхнулся на «камчатке», раскрыл картонное меню.

        Из посетителей во втором ряду уселась парочка студентов. Парнишка придирчиво выбирал блюда, интересуясь у официантки ингредиентами и «почему так дорого». Спутница развлекалась разглядыванием Сорокина украдкой. Музыканты курили в ожидании настоящих клиентов.

        Южанин оторвал глаза от картона, тут же подскочила официантка с бэджем «Альфия», детской улыбкой и мушкой а-ля Синди Кроуфорд.

        Стас решил соответствовать Голливуду - как Брюс Ли, попавший в Рим и не зная языка, без слов потыкал пальцем в меню. Выбрал проверенно-традиционное. Альфия, как девчушка с портфелем, упрыгала поближе к кухне.
        - И-и... - Сорокин поднял вверх палец, - пива!

        Девчушка припрыгала обратно:
        - Какого?
        - Местное нормальное?
        - Не очень, - поморщила носик Альфия.
        - Все равно несите, а то был в вашем славном городе и не попробовал...
        - А вы откуда?
        - Из Калтыга. Слышали про такой?

        - Как же, - всплеснула блокнотом официантка, - говорят, у вас там рай на земле и... море. Нам бы такого губернатора, как ваш Лугинин, э-эх.
        - Или хотя бы... море, - подмигнул калтыжанин, - и открою вам военную тайну - Лугинин - не губернатор, и даже не мэр.

        Альфия ускакала.
        - Две бутылки! - как камнем догнал Стас.

        Студент на свидании придирчиво вглядывался в проносящийся мимо поднос, спутница с интересом, вторая официантка с завистью.

        Запах свежепрожаренного эскалопа разбередил аппетит, оливье захрустел на зубах, картофельное пюре таяло во рту. «Красный восток» отдавал приторностью - с такой закуской любое пиво показалось бы «не очень», но сделало дело.
        - Альфия, принеси-ка мне графинчик водочки.

        В ответ на изумленно-миловидное личико и стандартное «водка без пива - деньги на ветер», Стас спафосил:
        - Для дикорастущего организма - это не доза.

        С водкой ужин пошел веселее, разыгрались музыканты в предчувствии клиента, очкарик на ионике запел фальцетом «Владимирский централ».

        На тарелке краснели разводы недавней «селедки под шубой», салфетка смахнула промайонезенную свеклу со щек, запятнав белую скатерть.

        Как моряк на палубе, Сорокин вплотную приблизился к музыкантам:
        - А сыграйте-ка что-нибудь старое, доброе... «Мурку»!

        Сотка растворилась в кармане очкарика. Калтыжанин вразвалочку вернулся к столику, замахнул рюмку и не удержался... Вернулся поорать:
        - «Маруся Климовна, прости люби-и-мого»! Давай, теперь «Море, море - мир бездонный»!
        - Неожиданный поворот, - улыбнулась ионика, - вы не из моряков будете?
        - Он из Калтыга! - улыбаясь, крикнула вторая официантка, все еще принимающая заказ у парочки.
        - А-а, понятно, - музыкальные пальцы ударили по клавишам.

        «Ярославли» пошли вразмен. С каждой песней в бездонный карман музыкантов, как в «однорукий бандит», опускалась сотня. Они знали все песни, подзабытые слова сверяли по толстому песеннику.

        Под «Белый теплоход» Сорокин сгреб в охапку Альфию и прокрутился перед импровизированной сценой, одно неловкое движение, и стойка с ударной тарелкой бздзинкнула о пол. Калтыжанин с татарочкой поспешили поднять - стукнулись лбами, с почти аналогичным звуком.

        - А вообще, я - летчик! - входил в пьяный раж юноша, пытаясь вновь закрутить ускользающую красотку.

        Очкарик затянул «Стюардесса по имени Жанна», благо голос подходил.

        Студент, глядя на вакханалию, поспешил увести подругу, так ничего не заказав.

        Стас дошкандыбал до столика и обессиленно рухнул на стул. Пот оставил мокрые пятна в подмышках рубашки, тяжелые вздохи вырывались из груди вместе с алкогольным выхлопом, тюбетейка уехала на затылок.

        - Девчата! Позволите вас угостить?

        Официантки присели рядом. Вторая протараторила:
        - Нам на работе нельзя, а вы и вправду летчик? Летаете?
        - Делаю компрессоры. Если их поставить на самолет, он полетит.
        - Очень интересно.
        - Да, вот такая у меня интересная работа! Музыка, давай «Потому что мы пилоты»!
        - Можно, - кивнул очкарик, - но это будет дороже...
        - Сколько?
        - Пятихатка.
        - Я сейчас, - Сорокин раскрытой ладонью отпросился у девушек, натыкаясь на углы столиков, дошел до музыкантов.

        Вторая вновь приступила к вернувшемуся:
        - А правда, что Лугинин строит трассу «Формулы-1»?
        - Почему сразу Лугинин?! Михал Иваныч давно отошел от дел, живет-поживает и горя не знает... Трассу хотели построить, да. И места у нас подходящие, не такой крутой серпантин, как туда дальше... Ближе к Сочам. Но не дали. Общественность возмутилась, мол, и так кучу предприятий понастроили, дышать нечем! А на самом деле, там такие строжайшие нормы, плюс самые лучшие технологии очистки, плюс тотальный контроль... Мне даже кажется, воздух стал чище, чем десять лет назад.

        «Конечно, раньше только наш завод коптил, а теперь... По-прежнему, коптит, а все вокруг очищают... За себя и того парня».

        - ...но у нас все для людей, если общественность против, значит, так тому и быть! - Стас замахнул стопку, зажевал бутербродом. - Да что «Формула»? Все автоконцерны хотят перенести свои питерские и калужские заводы к нам! Так выгоднее. Но... Не дают. Политика!
        - Говорят, у вас лучшие дороги... - заикнулась Альфия.
        - У нас все лучшее, венецианцы приезжают учиться обуздывать воду, америкосы перенимать опыт строительства мостов. А говорили, климат в России не тот!

        - «Кто-то скажет вдруг, мол, климат здесь не тот, - впопад попал очкарик, перейдя на попурри, - А мне нужна твоя сырость...»

        - Друг! - выбросил вперед руку калтыжанин. - Не пой, пожалуйста, Розенбаума и Высоцкого. Их никто петь не умеет, все заведомо хуже оригинала.
        - Не вопрос. Но это тоже стоит... денег, - вконец обнаглел лабух.

        Стас выудил из кошелька пятисотку, шлепнул об стол:
        - Подойди, пожалуйста, я что-то устал, боюсь не дойду...

        Подскочил гитарист, растянул услужливую улыбку, профессиональным движением картежника слизнул купюру.

        - Климат... - не обращал внимания Сорокин, - для хороших-то дорог... Все тот, если с умом и без воровства. И климат, и почва у нас отличные! Единственное, что может помешать - несогласие народа.
        - Или политика, - подмигнула вторая.
        - Или политика, - согласился Сорокин, - тех, кто стоит над народом и законом...
        - Да нам, в принципе, тоже грех жаловаться, - у второй проснулись патриотические чувства, - Татарстан - всегда был хорошим регионом по сравнению с другими.
        - Жаль, что мы вырвались вперед, - усмехнулся калтыжанин, - лучше б, как и прежде, все ехали в Москву на заработки или к вам, в Казань, а то все к нам прут.

        Они еще полчаса потрещали о том, о сем, пока Альфия не зевнула:
        - Еще заказывать будете?
        - Да харэ уже, напился, наелся, пора и в постельку.

        Официантки улыбнулись краешком рта, Альфия упрыгала к бару, вернулась со счетом.

        «В три раза дороже, чем у нас», - Стас вложил в папку сотню сверху. - «Главное, с кем мне сегодня повезет - с молоденькой козочкой или опытной…?»

        Продолжение - http://www.proza.ru/2014/07/02/608