Поездка на фронт. Глава 26

                Глава двадцать шестая
                Источник могущества

– Приходите,–  услышал  Сидонин  через три дня знакомый голос по телефону.
– На прежнее место?
– На прежнее место, у моста.
– Встреча состоится на улице?– удивился полковник.
– Не думаю,– неопределенно ответил Александр Александрович.

Сводный брат ждал у Альберт-бриджа. Он стоял под зонтиком, шел довольно нудный дождь. Когда появился Валентин Александрович, небо вдруг прояснилось.
– Добрый день. А почему вы без зонтика?
– У меня его нет,– признался полковник.
– Надо купить. Хотите, подарю один из своих?
– Не нужно. Я человек без дождя.
– Это шутка?
– Может быть. Скорее всего, это необъяснимое обстоятельство. Уже  долгое время, где бы я ни очутился, дождь почти тут же прекращается. Не ведаю – почему это происходит.
– Значит, вы – любимчик фортуны?
– Сомневаюсь,– возразил полковник.
– В Англии вы могли бы сойти за ученика Блаватской, если бы сумели напустить на себя побольше загадочности. Получали бы неплохие деньги.
– Загадочности  и  без  Блаватской хватает... Мы, кажется, идем к вам домой?– поменял тему Валентин Александрович.
– Почти.  Они  сняли квартиру  этажом  ниже.  Только нам туда придется подниматься по черной лестнице.
– Удивительная по изощренности конспирация.
– Главное,  полковник,  чтобы они справились со своей задачей. А в остальном – пусть хоть стоят на голове и болтают ногами.

Им пришлось спуститься в подвал, пройти мимо котельной. Черная лестница сильно отличалась от советского черного хода. Здесь было также скромно, но значительно чище и опрятнее. Черная лестница служила для прислуги, и прислуга заботилась о том, чтобы
принадлежащие ей владения находились в сносном и рабочем состоянии.
Лука открыл дверь конспиративной квартиры, и его можно было узнать только по фигуре. В помещении было темно, будто на дворе стояла ночь. Только в дальней комнате мелькали какие-то блики, не более того.
– Почему так темно?– спросил Александр Александрович.
– Мадам велела забить все окна фанерой,– пояснил секретарь и телохранитель.
В этом не было ничего удивительного или подозрительного. В Лондоне тысячи окон заколачивали или досками, или фанерой. В большинстве случаев стекла вылетали от соприкосновения с ударной волной. Иногда же это помогало сохранить и сами стекла.

Комната, в которую их пригласили, представляла собой гостиную. Когда Лука распахнул двери, в ней оказалось много света. На обеденном овальном столе вместо приборов стояли подсвечники с зажженными свечами. Клэр Шеридан в  темном бархатном платье сидела в кресле у пылающего камина. В помещении жары не ощущалось, вытяжку открыли до максимума. Они вновь приложились к протянутой руке в длинной перчатке из крепа.
– А вы знаете, полковник, с какого числа, месяца и года положено начало мировым войнам?– обратилась она к Сидонину, и голос ее поскрипывал.– Алик уже знает, я его просветила,– она будто бы была довольна собой.
– Не в курсе, мадам,– признался полковник.
– С 22 июня 1816 года. Именно в тот день в Англии специальным законом золото стали признавать непререкаемым и неограниченным платежным средством всемирного масштаба. Его были обязаны принимать при расчетах все без исключения британцы, где бы они ни находились. Аналогичные законы последовали затем в крупных государствах мира. Таким образом, вы могли теоретически купить какую- либо небольшую страну целиком с потрохами, не спрашивая ее согласия. Теоретически, но только практические насильственные действия способствовали проведению в жизнь этой изощренной финансовой стратегии.
– А  как  же  Александр Македонский?– полюбопытствовал Валентин Александрович.– Он был просто бескорыстный мечтатель?
– Я не сильна в античности. По-моему, у него служили не более десяти тысяч солдат. А ему нужно было сто тысяч чиновников. Поэтому его походы вряд ли можно назвать завоевательными. Это было кратковременно и ненадежно. Впрочем, он, кажется, чеканил свою монету. Но у него отсутствовало практическое мышление. Александр Великий не представлял себе, что источник могущества совсем не в сверхсовременной фаланге. Поэтому с его гибелью вымышленная им держава рухнула в одночасье. Если у вас набит золотом кошелек, а золота ни у кого нет или очень мало, вы становитесь повелителем, вам вынуждены подчиняться. Вы можете заставить работать на вас, воевать за вас и так далее. И я полагаю, тайная подоплека Великой войны, которую теперь окрестили Первой мировою, именно в этом и состоит. В России, по-моему, такие несложные вещи только начинают осознавать.
– Но  ведь есть  воспроизводство,  золотодобыча,  которая постоянно растет, открытие новых месторождений? Золота, на мой взгляд, слишком много.
– Вы  заблуждаетесь,  полковник.  Все основные прииски почти исчерпаны, залежи известны. Надо просто их взять под контроль. Кроме того, презренного металла всегда будет не хватать из-за развития производства и увеличения предложения в виде товаров и технических разработок,– уверенным тоном говорила леди Клэр.
– Почему  вы подняли такую сложную тему, мадам?– спросил Сидонин-старший, хотя уже догадывался об ответе.
– В Америке  много  русского  золота. Только его нужно было отыскать, а главное, заполучить юридически точные бумаги на владение им. Мы проделали основательную работу,– с достоинством и удовлетворением в голосе констатировала Шеридан.– Возможно, пора взяться за Австралию, за какую-нибудь Аделаиду. Пусть, однако, этим займутся другие рудокопы в будущие времена!
Лука сделал какое-то неопределенное движение, и полковнику показалось, что пора аплодировать. Однако от аплодисментов воздержались.
– Но к делу, господа, к делу,– продолжала леди Клэр.– Коллекция уникальных монет восстановлена. Как ее перевезти в одно место и выставить на аукцион – вопрос технический. Вырученные деньги Джейк предлагает переслать Сталину в качестве подарка и на решение задач мировой революции. Мы подготовили и оформили документы на несколько миллионов долларов, они будут переданы в банк «Бенефис» через Луку, кроме того, мы уточнили списки вкладчиков и составили реальный перечень счетов и прочих ценных бумаг, которые финансовые учреждения обязаны погасить предъявителю. Их тоже доставит Лука. Все это должно быть брошено, как и договаривались, на задачи текущего момента. Джейк не уточнял, но, видимо, речь идет о битве за Москву, которую мы обязаны выиграть при помощи вырученных и накопленных средств...Теперь покажите ваш портсигар еще раз.
Сидонин протянул его ей.
– Вы сумеете доставить?– строго спросила она, погладив рукой в крепе золотую вещицу.
– Я так понимаю, мне поручено это сделать.
– Согласна. Лука,  покажите два таких же. Полковник, садитесь рядом со мной на табурет. Молчаливый верзила достал два золотых предмета из саквояжа, предварительно открыв оба замка ключом.
– Посмотрите, кто это?
Клэр показала выгравированный портрет анфас на первом портсигаре. Работа была сделана мастерски.
– По-моему, это Яков Христофорович Петерс,– сказал полковник.
– Где вы с ним встречались?
– Мы с ним были мало знакомы. Мой непосредственный командир, о котором мы уже упоминали, комбриг Янсен находился с ним в дружеских отношениях. В первый раз я увидел Петерса в Архангельске. Город тогда был занят англичанами, и мой отец специально приехал из Лондона, чтобы забрать на хранение кое-какие ценности.
– Я слышала об этой истории. Значит, ваш отец был хорошо знаком с Джейком?
– Вполне возможно.
Она задумалась, но ничего не сказала.
– Потом Якова Христофоровича я видел на Дальнем Востоке уже в 30-е годы. Он приезжал на наш военный объект…
– А теперь прочтите, что написано внизу.
– Контролер,– прочитал полковник.
– Запомните,  в этой  конфигурации Джейк был Контролером. Вы должны передать Казначею портсигары Николая Васильевича, Контролера и Князя – таково условие запуска механизма. Как я сообщала ранее, основную перевозку необходимых предметов и документов будет осуществлять Лука. Он опытный специалист по доставке секретных материалов – величайший из курьеров. Конечно, вы поедете отдельно и своими, не известными друг другу, маршрутами. Никакими дополнительными символами и  бумагами мы вас обременять не станем. Когда вы географически приблизитесь к Казначею, мистер Лука вас сам разыщет, где бы это ни случилось.
– А кто Казначей?– спросил Сидонин.
– Спросите чего-нибудь попроще. Я его в глаза не видела,– ответила Клэр Шеридан.– Но у него будет точно такой же портсигар с его собственной физиономией и подписью «Казначей». Все портсигары изготовлял один кремлевский ювелир, его рука известна специалистам, и подделки здесь не проходят… Тот, кто идет от Николая Васильевича, приходит к Князю, от Князя к Контролеру и уже потом обязательно добирается и до Казначея.
– А  кто  скрывается за словом «Князь»?– полюбопытствовал полковник. Он играл в свою игру, им не известную.
– Это  ваша  недогадливость,– назидательным тоном заметила мадам Клэр.– Возьмите записку,– она протянула квадратик мелованной глянцевой бумаги.– Нам нужно было убедиться в подлинности почерка. Теперь я ее возвращаю. Что здесь написано?
– «Послушание владыке»,– прочитал вслух полковник, хотя знал это наизусть.
Воцарилось молчание.
– Владыка и Князь – одно лицо,– догадался, наконец, Сидонин и спрятал записку в бумажник.
– Конечно. Вот вам и тайна третьего портсигара. Посмотрите на портрет.
Там было лицо старика в очках с длинной густой бородой. На голове у него красовалась архиерейская митра.
– Я  никогда  не  встречал  этого  человека. Но теперь припоминаю, что о некоем архиепископе мне говорили на Гоголевском бульваре в Москве 20 июня 1941 года.
– Это недалеко от Лубянки?– спросила она.
– Можно сказать и так. Там все близко. Но ответьте, мадам, мне на простейший вопрос: неужели владыка, если он настоящий архиепископ, когда-либо видел этот второй портсигар, который извлек мистер Лука из своего саквояжа? Да еще с собственным изображением и подписью «Князь»?
– Полагаю,  что  нет.  Во  всяком  случае, я, как и вы, очень в этом сомневаюсь. Конечно, в таких золотых символах есть нечто инфантильное. Революционеры (даже стареющие) в каком-то смысле дети. Но то, что архиепископ Аверкий желает сохранения России и молится о ее победе над беспощадным врагом, я в этом абсолютно уверена. Да и потом записка, написанная его рукой, на прекрасной глянцевой бумаге, свидетельствует о том, что наши рассуждения верны.
Воцарилось вновь молчание. Клэр Шеридан по-прежнему находилась в кресле у камина, полковник сидел рядом на высоком табурете, два других молчаливых свидетеля беседы стояли неподалеку в позах восковых фигур  из музея Марии Тюссо.
– Хочу напомнить,– повторила  кузина Черчилля,– что Джейк передает свои 50 монет Казначею и надеется, что воссоединившуюся коллекцию продадут за немалые деньги, которые, по мысли Джейка, следует подарить Сталину и передать в фонд мировой революции.
Сидонин вновь, грешным делом, подумал, не сошел ли Петерс с ума, коли жив. Ведь Огюст Конт, который одним из первых придумал всю эту величайшую чепуху с переустройством мира, в зрелые годы редко вылезал из психиатрической клиники.
– Как  вы  расцениваете  это предложение?– с  настойчивостью в голосе спросила леди Клэр. – Это будет весьма благородно,– соврал полковник, не видя иного выхода.
– Я всегда была уверена, что ужасного Каблучкова заставят вернуть все то, чем он незаконно завладел. Джейк в это не верил, но я оказалась права. Кстати, портсигар владыки, известно ему самому об этом или нет, совсем недавно привез из Москвы его келейник отец Димитрий. – Келейник?– удивился Сидонин.
Его, правда, больше удивило слово «Москва».
– У любого  архиепископа,– заметила Клэр с видом всезнайки,– есть келейник и, возможно, не один, есть секретари и целая свита вспомогательных персон. А иеромонаха Димитрия мы знаем давно. Петерс с ним встречался еще в Нью-Йорке…

Минуло еще несколько дней. Сидонин готовился к дальней дороге, но не мог выбрать маршрута, да и деньги стали кончаться. Он ждал сигнала то ли от Саши, то ли от мистера Биддла. Полковник уже убедился, что все практически происходит без его участия, им управляют опытные люди. До поры до времени, думалось ему.
Однажды, вернувшись с обеда в отеле короля Эдуарда, Валентин Александрович на ночном столике в спальне обнаружил вырезку из газеты. На карикатуре был изображен генерал де Голль, который из телефонной будки вопил сидевшему в президентской бане в инвалидной коляске и укутанному в полотенце Рузвельту: «Когда же ты откроешь второй кран?!» (Имелась в виду высадка американцев в Европе). Под карикатурой карандашом был написан, скорее всего, телефонный номер.
Недолго думая, Сидонин вышел из гостиницы и в соседнем сквере, в глубине, увидел телефонную будку. Никто и ничто не мешало ему позвонить. Он набрал то, что было указано карандашом на карикатуре, и вскоре услышал на той стороне приятный женский голосок:
– Здравствуйте, вам кого?
– Генерала де Голля.
– Минуточку.
Он прождал, наверное, минуты три и подумал, что совершил какую-то глупость.
– Рад вас слышать, Валентин,– раздалось вдруг в трубке.
– Это вы, Энтони?
– Кому  же и быть, как не мне,– отозвался своим ироническим баритоном мистер Биддл.– Мы проверяем новую аппаратуру. Шла проверка идентификации вашего голоса и определения пункта, откуда вы звоните. Это чистая линия и, если нет никого поблизости, говорите спокойно. Теперь только по этому номеру звоните мне, где бы ни были и где бы ни находился я. Если меня не будет на месте, я сам вам перезвоню. Вырезку можете себе оставить на память: на чужой голос у нас среагируют так, что позвонившему мало не покажется. Теперь к делу, полковник. События стали быстро развиваться. Даже слишком. Скоро вы сами в этом убедитесь. А пока отправляйтесь к  Святому Павлу и загляните на почту, что рядом с собором. Обратитесь в третье окно, назвав себя и предъявив заграничный паспорт. Потом вам станет все понятно. Мы на днях вместе с писателями размышляли и пришли к выводу, что у советского правительства в рамках вашей поездки была запланирована встреча с одной сумасшедшей высокопоставленной особой и беседа о мировой революции. Это такой ритуал. Не придавайте ему особого значения. Вас могут сбить с толку. Там тоже могут быть разные силы и интересы под фальшивым лозунгом единства.
– А Петерс жив?
– С точностью  утверждать не могу. Возможно,  он  сильно  постарел,  изменил внешность, не проявляет активности. Таково мнение Локкарта. Надеюсь, вы в курсе, кто это такой?
– Конечно. Враг Советской власти. Заговорщик, который пытался ее свергнуть.
– Ложь. По моим данным, этот человек работал на Советы с нашего американо-британского согласия и был неплохим комедиантом. Сейчас его восстановили в Форрин-офисе в качестве эксперта по СССР... Другие считают, что Петерса расстреляли. Об этом, кстати, писал еще Троцкий до своей чудовищной гибели. Сталин терпеть не может самостоятельных людей, смиряется с их присутствием, только если они ему позарез необходимы. Впрочем, дядюшка Джо здесь ничем не отличается от других властолюбцев. Одно с уверенностью могу заявить: Джейк Петерс был большой шпион и сильный организатор. Я считаю его отцом сюрреализма. Его люди сейчас бродят по Лондону и другим столицам мира. А судачить о нем могут всякое. Заболтались. Удачи вам и до связи…
– Что такое сюрреализм?
– Это направление  в  искусстве,  некая  ниша  для определенного рода умалишенных. Но это, действительно, необыкновенные умалишенные: они умеют добиваться своего. Салют, Вэл!..

Приблизившись к собору Святого Павла, полковник только теперь обратил внимание, что здание совсем не пострадало, а вокруг лежали руины, кое-где прикрытые специальной сеткой. Почта (куда, кстати, он заходил по приезде) также выглядела  совсем недурно.
Женщина в окне передала ему конверт и жетон. Полковник по жетону получил в кассе новую тысячу фунтов стерлингов.
В конверте он обнаружил, к своему удивлению, авиабилет до Каира с промежуточной посадкой на британской военной базе в Гибралтаре.

В дурном настроении Сидонин вернулся в отель, и в холле дежурный портье предложил ему подойти к телефону.
– Вас какой-то расстроенный господин,– предупредил он.
– Платошечку убили…– послышались всхлипы.
Валентин Александрович не узнал своего сводного брата, ибо у Саши был необычайно низкий голос, и он впервые не называл ее ни мамой, ни баронессой.
– Даже безобидную мисс Дю повесили на звоннице у кладбищенского храма,– продолжал он тем же глухим голосом отчаяния.– Это очень некрасиво, это очень зло, это абсолютно неприемлемо...
– Сашенька, чем же я могу помочь?– не нашел, что ответить полковник.
– За вами тянется кровавый след.  Поскорее бы и меня убили!..

Александр Александрович не дал возможности возразить, повесив трубку. Да и что можно было сказать в оправдание?
Полковник окунулся в тошнотворное облако, которое разрасталось и не хотело отпускать. Никогда такая непосильная тяжесть не тащила душу прямо в ад. Ему захотелось выть или рычать. От бессилия? От несправедливости? От всей своей ничтожной жизни?..
Ему нужно было взять себя в руки, завтра утром он должен был вылетать. Чего-то отменить, переиграть, куда-то обращаться, ехать к Саше не имело смысла. Полковник отчетливо это осознавал. Надо было испить горькую чашу до дна.
Вскоре коридорный принес вечернюю «Таймс». Там на третьей странице была напечатана заметка «Странный инцидент в Варшаве». Сидонин ее прочитал, не пропустив ни слова.

«В Варшаве, по утверждению нацистской печати, раскрыта сеть красных агентов, которой руководила некая баронесса Ида фон Вурц, по профессии свободный художник. Геббельсовская пропаганда уверяет, что ее настоящее имя Платонида Сидонина. По словам британских информационных источников, речь все же идет об ортодоксальной немке из рода остзейских баронов. До Первой мировой войны или около того времени она сошлась с богатым и влиятельным русским функционером, который долгое время жил в Америке и по долгу службы в какой-то загадочной организации переехал затем в Варшаву, являвшуюся тогда частью Российской империи.
Этот человек – Александр Николаевич Сидонин – при недостаточно выясненных обстоятельствах закончил свои дни в Нью-Йорке приблизительно в 1920 году. Был ли брак с немецкой художницей законным, сейчас уточняется.
Любопытно, что некоторые родственники вышеназванного господина Сидонина – граждане США. Редакция располагает сведениями, что сын баронессы Алик Сидонин-Вурц проживает сейчас в Лондоне. Он не закончил курса в Кембридже и также имеет американское подданство.
Его родной дядя Бенджамин – предприниматель из США – уже назвал всю эту историю гнусной провокацией, имеющей целью еще более обострить американо-германские отношения, которые и без того переживают крайнюю точку напряжения. Бенджамин Сидонин не исключает, что и у баронессы, которую он хорошо знал, был американский паспорт.
Если все обстоит таким образом, то Вашингтон вправе потребовать объяснений от германского МИДа, а стряпню доктора Геббельса рассматривать как попытку вбить клин в улучшающиеся контакты США с Советским Союзом.
Дипломаты в Лондоне откровенно говорят, что, чем бы ни занимались американские граждане, расправа над ними без предъявления госдепартаменту выдвинутых против них обвинений, без переговоров по улаживанию конфликта просто немыслима.
Нацисты еще раз показали, что их режим не руководствуется общепринятыми международными правилами.
Кремль пока никак не комментировал вышеописанные события (понятно, что его реакция в подобных случаях всегда остается вялой и запоздалой).
Редакции, кроме того, стала известна пикантная подробность, если подобное выражение в данных обстоятельствах уместно. Оказывается, баронесса Ида фон Вурц в юности обучалась в Венской академии изобразительных искусств. Адольф Гитлер, якобы лично знавший фрайфрау Иду (как и многих других выпускников академии), распорядился будто бы заменить жестокую казнь через повешение на «гуманный расстрел». Приговор приведен в исполнение, о чем официально проинформировали иностранных корреспондентов в Берлине. Если же «варшавская сеть», которая охарактеризована доктором Геббельсом как «весьма эффективная организация» – дело рук Советов, то возникает резонный вопрос, не слишком ли преувеличивают нацисты свои успехи и не готовит ли Сталин мощный ответный удар?»

Полковник не мог уснуть всю ночь.