История о том, как я приобрёл проигрыватель

            Кто-нибудь из вас хотел себе патефон? Вот Вы — да, Вы! — Вы хотели себе патефон? Или, может, проигрыватель для виниловых пластинок? Я напоминаю: за окном двадцать первый век. Именно он. За окном двадцать первый век, а я мечтаю о таком проигрывателе. У меня в детстве не было такого. Для справки: на сегодняшний день мне тридцать один год. И у меня не было дома такого проигрывателя. Я помню, как я бегал к соседу, который до конца своих дней так и не женился и не обзавёлся даже детьми «на стороне». Наверное, поэтому он меня так любил. Этот сосед постоянно угощал меня чаем и бутербродами с маслом или мёдом. У него был такой проигрыватель и целая коллекция виниловых пластинок. Я едва ли не ночевал у него. Это было потрясающе — я постоянно просил его ставить песню заново. Выражение «пластинка заела» было про меня, ибо я любил практически каждую песню, которая доносилась с этого аппарата.
            Намного позже у моих родителей появился магнитофон. Тот самый, знаете, в котором кассеты слушали. Он был первым проигрывателем, на который у моей семьи хватило денег. А я до сих пор мечтаю о пластинках. Я, впрочем, не так уж и беден. Человек приблизительно среднего класса, возможно, чуть ниже, но на проигрыватель деньги есть, однако не могу его приобрести. Не могу, и всё тут. Я живу в маленьком городке, где только одна антикварная лавка, в которой можно взять этот проигрыватель. Я туда частенько заглядываю. Скажу Вам по секрету, я не только заглядываю, но и приобретаю всё, что попадается на глаза. Не потому, что мне нравится или что-то ещё. А потому, что у меня не хватает смелости взять проигрыватель. Да, я каждый раз смотрю на проигрыватель, а сам говорю: «Мне, пожалуйста, вот эту трость. В каком году она изготовлена?», — и ухожу с этой покупкой. У меня просто-напросто язык не поворачивается попросить проигрыватель; такое чувство, словно меня тут же засмеют. В этой лавке работает лишь один старик, а у меня такое ощущение, будто после моей фразы сбежится весь город для того, чтобы посмеяться надо мной. Сам знаю, что глупо, но я ничего не мог с собой поделать.
            Я знал наизусть едва ли не все песни «Весёлых ребят». Да, я мог сейчас послушать их песни в Интернете, купить диск, в конце концов, — это в каком-то смысле тоже была бы ностальгия. Но не та, в какую я хочу окунуться. Да, я тот самый ненормальный, который считает, что звук электронный от звука с винила значительно отличается. Конечно, отличается, ведь на виниле моё детство, чёрт возьми! Я не женат, и у меня нет детей. Сейчас я напоминаю себе того самого соседа. Этот чёртов проигрыватель я хочу больше, чем семью. Что со мной делать детям, когда у меня нет проигрывателя? Именно в этот магазинчик я захаживаю уже лет десять. Помню, изначально там было несколько таких проигрывателей, на сегодняшний же день он один, однако даже это не заставляло меня приобрести его.
            Я шёл после работы. Шёл, как всегда, в ту самую лавку — я посещал её каждый будний день. Входная дверь сегодня была приоткрыта — на улице полнейшая духота, но в магазинчике был кондиционер, поэтому мне было не совсем понятно, почему дверь распахнута, однако и закрывать за собой я её не стал.
— Добрый вечер, Максим Юрьевич, — поздоровался я, как всегда. — Как Вы сегодня?
— О, Вовка! Здорово, здорово! Прекрасно я, прекрасно, — он тут же зачмокал губами, как вечно любил делать, словно он только что съел конфету. — С каждым месяцем убеждаюсь, что таких, как ты, у нас немало.
Я совершенно не понимал, что имеет в виду этот старик.
— Почему? — спрашиваю я.
— Дак покупают люди. Удивительно для нашего городка.
— Хорошо же. Народ старинными вещами интересуется. Да к тому же у Вас цены очень даже приемлемые, отчего не купить?
Максим Юрьевич, кстати говоря, был далеко не глуп и даже не поражён никаким старческим маразмом. Да, у него бывали некие особенности, которые замечаешь лишь у людей пожилого возраста, но всё это было вполне терпимо. Роста он был невысокого, постоянно ходил в костюмах, волосы седые, длинноватые — до плеч где-то, а на кончике носа красовались очки с овальными стёклами.
— Хорошо, кто спорит? Но больше тебя, Вов, никто не покупает. Ты у меня единственный устоявшийся постоянный клиент, — хохотнул он.
Я улыбнулся:
— Было бы странно, если бы все были, как я.
— Странно-то странно, но я не огорчился бы. Выручки-то сколько! Но, по правде, я за счёт тебя и держусь. Если бы не твои покупки, давно бы закрылся.
— Что, я способствую доходам брать верх над расходами? — усмехнулся я.
— Да, а порой и просто «держишь меня на плаву». Ну что, берёшь сегодня что? Походи, осмотрись. Может, и выберешь.
— Нет, я зашёл как обычно, когда я не делюсь с Вами своими деньгами. Посмотрю да уйду.
— Жаль, жаль. Но ты смотри внимательнее!
— Как обычно, Максим Юрьевич, — улыбнулся я.
Он занялся своей работой, а я медленно стал пробираться к тому месту, где всегда стоял проигрыватель. Одним из достоинств этой лавки было то, что каждая вещь всегда стояла на одном и том же месте, пока её кто-нибудь не купит. Не знаю, было ли это достоинством магазина или качественным маркетинговым ходом, но именно я этому всегда радовался. Мне не нужно было разыскивать проигрыватель каждый раз по всему магазину. Я всегда знал, где он находится, и за последние годы это место стало уже священным для меня.
Кстати говоря, я работал обычным клерком. Работал в конторе по производству шариковых ручек, занимался однотипной бумажной волокитой. В моей работе не было ничего интересного, а я и не хотел ничего интересного, наверное, поэтому меня всё устраивало. Я работал, мне платили — и все счастливы. Похоже, меня вообще в этой жизни ничего не интересовало, кроме проигрывателя.
Это священное место я без проблем нашёл и стал рассматривать вещи между столом со времён Отечественной войны и безвкусной вазой. Но тумба, на которой раньше стоял проигрыватель, пустовала. Я заозирался по сторонам, надеясь обнаружить его на другом месте. Мало ли, может, этот старик успел помутниться рассудком за выходные.
— Максим Юрьевич, а куда Вы дели проигрыватель?
— М-м? — Он поднял на меня голову, однако мыслями был ещё не здесь, его глаза об этом ясно говорили — он был занят либо своими вычислениями, либо чем-то ещё.
— Где проигрыватель? Он же всегда стоял здесь, — я указал на тумбу.
— Хм. О! Проигрыватель! Ну конечно! Я его сегодня наконец-таки продал.
— Что?!
— Да, да, — закивал он. — Я уж думал, что никогда не избавлюсь от него. А сегодня, значит, приходят и спрашивают, есть ли, мол, у меня проигрыватель? С большим удовольствием его продал.
— Что Вы такое говорите? Когда? Кто его взял?
— Очень приятная дама приходила. Но кто она — я не знаю. Во всяком случае, сегодня я её впервые видел.
— Но... когда она его взяла?
— Где-то до обеда. О, точно! Я как раз хотел закрываться на обед, а тут она заходит. Я пытался сначала выставить её за дверь, говорил, что у меня обед, а она ни в какую, ну а потом я понял, что она и вправду хочет купить проигрыватель.
— Господь Всемогущий! Что ж это такое-то!
— Что? Что такое?
— Вы хоть что-нибудь о ней знаете?
— М-м... нет, — причмокнув, выдал он. — Ничего не знаю.
— Хотя бы скажите, в какую сторону она пошла?
Я сначала спросил, а после уже понял, что стал вести себя ещё более глупо. Какая разница, в какую сторону она пошла? Не заглядывать же, в самом деле, в каждый дом и каждую квартиру! И тут я поймал себя на мысли, что запросто бы на это решился.
— Хм-м. Направо. Да, она пошла направо, — ответил старик.
— И что, она совсем ничего не говорила? — Не унимался я.
— Совсем. Расспрашивала про мой магазин и мои дела. А ты чего разнервничался? Хочешь сказать, ты хотел взять этот проигрыватель? — спросил старик и прищурился.
Я нервно засмеялся.
— Нет. Конечно, нет. Неожиданно для меня, что его приобрели.
— Это да, но хорошо-то как! Хорошо-о.
— Вы же будете ещё заказывать их себе, правда?
— Что именно? Проигрыватели? Ха-ха, я не настолько глуп, чтобы в ту же реку второй раз входить. Эти проигрыватели никто не берёт. Первые раскупили довольно быстро, а этот уже столько лет простоял, даже удивительно, что его кто-то купил. Возможно, где-то они и пользуются спросом, но в нашем городке они уже никому не нужны.
— Чёрт! Ладно, Максим Юрьевич, я пойду.
— Кажется, ты приболел немного, нет? Подлечись сегодня.
— Подлечусь. До свидания.
— До завтра.
«Это уж вряд ли», — подумал я. Проигрывателя нет. Что мне теперь там делать?

Я и вправду не знал, что мне теперь делать. Если в нашей единственной городской лавке больше не будет проигрывателей, то мне нужно ехать в областной город. А это займёт весь день. На работе отгул мне сейчас никто не даст, я только на прошлой неделе отпрашивался, чтобы помочь знакомому. Придётся дожидаться выходных — ещё четыре рабочих дня.
Настроение ни к чёрту, и с ним я никак не хотел идти домой, поэтому я пошёл в бар, куда заглядывал только по субботам, чтобы расслабиться с кружечкой пива. Сейчас я хотел напиться в хлам, мне нужно было обмыть своё горе. Нужно было обработать его спиртом, чтобы не загноилось.
Однако, вопреки своим словам, я вовсе не напился, а лишь немного употребил. По крайней мере, достаточно, чтобы жизнь казалась проще вместе с неустроенной личной жизнью, вместе с упущенным проигрывателем, вместе с отсутствием счастья как такового в моей судьбе. Я был навеселе, когда покидал этот бар, — ногам хотелось танцевать, а душе — петь.
Я закатал рукава своей рубашки, закинул пиджак за спину на плечо и стал идти вразвалочку, напевая под нос песню «Мы бродячие артисты». Дорога домой простилалась через Медицинскую аллею — так она называлась. Сейчас задумаешься — и до колик в животе смешно становится. А назвали так только потому, что рядом здание мед.училища. Была бы моя воля, я бы быстренько сменил название с Медицинской на Сосновую. Здесь были одни сосны, кусты и цветы. Медицинская. Ха! Смешно до жути.
Я неспешно шёл по этой аллее, напевая всё ту же песенку, вдыхая яркий аромат сосен и подпинывая несуществующие камушки под ногами. В нашем городе строго блюли за чистотой — хоть что-то действительно хорошее здесь было.
— О нет! Неужели все без ума от «Весёлых ребят»?
Я замолчал и повернулся в ту сторону, откуда доносился женский голос. В сторонке на скамье сидела молодая девушка и не то с укором, не то просто устало на меня смотрела.
— Напевать их песни считается преступлением? — поинтересовался у неё я.
— Нет. Ох, простите, — она опустила голову и покачала ею. — Я просто... у меня такое чувство, что я скоро лишусь рассудка из-за них. Вот вышла, думала, что хоть здесь отдохну.
Я подошёл к её скамье, но остался всё так же стоять — за сегодняшний день я вдоволь насиделся.
— Их песни напоминают мне о детстве. А полюбил я их из-за своего соседа, у него были все их песни ещё на пластинках.
Алкоголь здорово развязал мне язык, это было видно невооружённым глазом. Я почти сразу понял, что начну рассказывать ей о сегодняшнем дне, о моей беде и проигрывателе. Можно даже предугадать, что эта девушка быстро пожалеет о том, что вышла на улицу, извинится передо мной, сошлётся на не выключенный утюг или прочую ерунду и сбежит, оставив меня одного допевать свои песенки.
Она улыбнулась.
— Я Вас понимаю. Мой дядя тоже очень любит их песни, а ему куда как больше лет, чем Вам.
— Так вот почему Вы хотите отдохнуть? Он докучает Вам прослушиванием этих песен? — Я изогнул уголок рта в улыбке. Честное слово, это было для меня забавным.
— Вы угадали, всё дело именно в нём.
— Не вините его. Может, он просто так расслабляется.
— Что Вы, я его не виню. И даже больше — я всё прекрасно понимаю. Просто слушать одну и ту же песню на протяжении полугода — тут и без желания с ума сойдёшь.
Я усмехнулся.
— Мой сосед в детстве после работы ставил пластинку с «Весёлыми ребятами», а я моментально прибегал на звук. И так каждый божий день. Я потом уже запомнил, когда он возвращается домой, и заранее готовился.
— О. Я уверена, в то время они быстро бы нашли общий язык с моим дядей.
— У него тоже был проигрыватель для виниловых пластинок?
— О да, был.
— А у меня нет, потому я и бегал к соседу.
— Вам нравятся такие проигрыватели? — спросила она.
— А Вам нет? Это же потрясающе — иметь дома такой проигрыватель. Это Вам не тот мусор, что встречается сейчас во всех магазинах: плееры, телефоны со встроенными плеерами, фотоаппараты с плеерами, плееры со встроенными дисками, — меня уже стало заносить, и я ненадолго умолк. — А как люди собирают коллекции? Хранят в цифровом виде? Или на тех же дисках? С диска совсем иной звук — это мало кто понимает, а настоящие коллекции могут быть только из пластинок. Это же вечная классика — коллекция пластинок и проигрыватель.
— О, не говорите мне о коллекциях, — тонкими пальцами она коснулась своего виска, — я даже не знаю, куда их девать.
— Храните у себя, не нужно их никуда девать! Слушайте дома настоящую музыку!
Она тонко улыбнулась и некоторое время в меня всматривалась, прежде чем задать свой вопрос:
— Если Вы так сильно хотите себе проигрыватель, то почему Вы себе его не приобретёте?
— Я давно хочу его приобрести, и я очень давно собирался его купить. В любом случае, меня сегодня кто-то опередил.
— Кто-то купил его?
— Да. Если бы я знал, что его сегодня заберут, я бы взял его в прошлую пятницу.
Она издала лёгкий смешок.
— Довольно-таки забавное совпадение. Хотя... может, жизнь Вас этим проучила, и Вы теперь не будете откладывать жизненно важные для Вас вещи на последний день?
— Думаете, она хотела меня проучить? — задумчиво спросил я.
—  Жизнь?
— Да нет же! Та женщина, которая взяла его.
—  Взяла проигрыватель?
Я кивнул.
— Подождите, Вы случайно не о той лавчонке с милым старичком?
— Именно о ней.
— О том самом проигрывателе? — удивлённо спросила девушка.
— Откуда Вы про него знаете?
Вот здесь она расхохоталась. Признаться честно, у неё был потрясающий смех. Лёгкий, милый и заразительный, я даже улыбнулся.
— Вы не поверите, — сквозь смех говорила она, — но это была я.
— Что?
Последовала новая волна хохота. Как же она смеялась! Я даже не нервничал. Я вообще не знал, как реагировать. Её смех был для меня расслабляющим массажем после долгого трудового дня. Мне настолько было комфортно, что я уже сам готов был засмеяться.
— О боже, простите меня. — Она понемногу успокаивалась. — По-моему, у меня уже просто сдают нервы, а Вы оказались свидетелем женской истерики.
— Вы смеётесь во время истерики? — спросил я.
— Ох, чего мы, женщины, только не делаем. — Она прикрыла рот ладошкой и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. — Простите меня. Я надеюсь, я не обидела Вас?
— Смехом? Нет, не беспокойтесь.
Она издала протяжный смешок, но сдержалась от того, чтобы вновь засмеяться.
— Честно сказать, я даже не знаю, как реагировать, — растерянно признался я.
— На то, что я купила Ваш проигрыватель?
— Да.
— О чём Вы сейчас думаете? — спросила она, взглянув на меня.
Я тоже на неё посмотрел и очень долго изучал её лицо. Её глаза светились после недавней радостной нотки, а на правой щеке была ямочка.
— Вы милая, — наконец ответил я, — но мне отчего-то хочется Вас ненавидеть.
Она улыбнулась.
— Потому что я купила проигрыватель? — тихо спросила она.
— Скорее всего.
— Простите.
— Но зачем он Вам? Как я понял, Вы не питаете больших чувств к таким вещам. Зачем Вы купили его?
— О, он не для меня. Я купила его для своего дяди.
Я нахмурился, окончательно сбившись с толку.
— Разве не Вы говорили, что у него уже есть проигрыватель?
— Я сказала «был», — улыбнувшись, она опустила голову. — Это долгая история, на самом деле.
Я бросил свой пиджак на скамью рядом с девушкой.
— Я никуда не спешу. А Вы?
Она не ответила, лишь некоторое время смотрела мне в глаза.
— Ладно, — кивнула она. — Я расскажу.
Я наконец-таки сел на скамью, чтобы не раздражать её своим давлением.
— Я раньше очень мало общалась с дядей, он жил один — за всю свою жизнь он так и не завёл себе семью. Его семьёй был проигрыватель и коллекция пластинок. — Она бросила на меня мимолётный взгляд. — Своей позицией Вы напоминаете мне его. В общем, вскоре он сильно заболел, а больших денег тогда ни у кого не было, чтобы оплачивать лечение и лекарства. Он многое продал, мои родители также старались помочь ему и материально, и в плане ухода за ним. Но потом моему отцу предложили работу в другом городе, где он впоследствии и умер.
— Соболезную, — вставил слово я во время её паузы.
Она кивнула.
— Мама осталась там и сюда не вернулась, в отличие от меня. Дяде стало ещё хуже, поэтому последние полгода я от него не отхожу. В материальном плане сейчас получше: у него пенсия да ещё моя зарплата. Плюс ко всему у дяди сейчас склероз, он только вчера рассказал мне, что когда-то продал свой проигрыватель тому старичку в лавке. Попросил меня, чтобы я сходила и узнала, продали его или нет. У меня камень с души упал, когда я узнала, что он всё ещё там, причём не какой-то другой, а именно он! На боковой панели справа есть длинная царапина — это отличительная черта его проигрывателя. — Она посмотрела на меня жалостливым взглядом. — Честное слово, я бы с удовольствием Вам его продала, но не могу. Он так радовался, когда я принесла его домой.
Я лишь молча кивнул, все слова застряли где-то в горле.
— Он несколько месяцев уже совсем не встаёт с постели, поэтому, сами понимаете, всех радостей жизни ему сейчас не вкусить. А возвращение проигрывателя… не знаю. Наверное, это его последняя отдушина. Я понимаю, что так некрасиво говорить, но у меня такое чувство, что осталось ему не много.
— Я скажу одно: я Вас не ненавижу.
Она усмехнулась и смахнула со щеки слезинку.
— Спасибо. Мне стало намного легче от Ваших слов.
Я слабо улыбнулся.
— Вы, наверное, устали? — Она молча на меня посмотрела, а я тут же отмахнулся рукой. — Я Вас понимаю, и это, кстати, вполне нормально. Это замечательно, что Вы ухаживаете за своим дядей, но и то, что Вы устали, — тоже нормально.
Она кивнула. Я понял, что она согласна со мной, и понял, что я попал в точку — она и вправду устала. Да здесь даже не нужно было угадывать, это было ясно и по её виду.
— Знаете, что мы сделаем? — спросила вдруг она. — Вы можете прийти завтра и послушать дядины пластинки на том самом проигрывателе.
— Бросьте, я не настолько одержим этим проигрывателем, чтобы гоняться за ним по чужим домам. Всё нормально, не берите на себя лишнее бремя, тем более несуществующее. Этот проигрыватель не единственный на планете.
Я и правда думал так, как говорил. Почему-то именно сейчас я отчётливо понимал, насколько глупыми были все мои прежние мысли. Раньше я бы не только сразу же ринулся в дом, но и, наверное, стал бы упрашивать её дядю, чтобы тот продал мне этот чёртов проигрыватель. Каким же я был недоумком! Был! Ещё сегодня вечером я был совсем другим. Да что там далеко ходить, полчаса назад я был тем же болваном, а сейчас мне словно открыли глаза.
— Нет, я серьёзно. — Она схватила меня за руку. — Приходите. А дядя только обрадуется тому, что у него есть единомышленник. — Она выдержала длительную паузу. — Вы не пугайтесь, он хоть и болен, но ничего страшного в нём нет. Он в своём уме, не маразматик и очень живо мыслит. Единственное — забывает некоторые вещи, а вся его болезнь внутри, не снаружи.
Я усмехнулся её словам. Я понимал, почему она это говорит, — такое многих могло бы испугать. Всё-таки разные вещи — навещать своего старика или чужого. Но я не боялся, у меня не было никакого чувства неприязни или отвращения. Я, наоборот, оживился.
— Хорошо, раз Вы так настаиваете и заверяете, что он будет этому рад, — говорил я, — то — да, я приду. Я буду свободен после работы, где-то часов с шести. Как у Вас со временем?
— Всё замечательно совпадает. Я буду ждать Вас в шесть. Давайте встретимся здесь же? По дороге я расскажу Вам правила поведения, — весело улыбнулась она.
— Я с интересом их послушаю, — засмеялся я, поднимаясь вместе с ней со скамьи.
— И… — начала она, кусая нижнюю губу, — спасибо. Вы меня послушали, Вы со мной поговорили — и мне стало намного легче. Спасибо.
— Я приятно провёл это время, так что не за что. Кстати, как Вас зовут?
Она издала лёгкий смешок.
— Мария. А Вас?
— Владимир.
            На этом мы и попрощались с Марией. Она ушла к дяде, а я пошёл домой отсыпаться после довольно-таки бурного вечера. По крайней мере, на фоне всех остальных он казался бурным. Обычно после работы я заходил в лавку к Максиму Юрьевичу, смотрел на проигрыватель и шёл домой, где проводил остаток вечера за телевизором. И так каждый божий день, не считая вечера субботы и не считая тех вечеров, когда отмечался чей-нибудь день рождения или контора, например, устраивала корпоратив.
            Весь следующий день я был в предвкушении вечера. Это было странно, но у меня появилось острое ощущение жизни, словно раньше я был примитивным муравьём-работником, а сейчас вдруг вырос из себя прошлого, как из каких-либо штанов, и стал ценить совсем иные вещи.
            Только к концу своего рабочего дня я понял, что до сих пор ни разу не подумал о проигрывателе, — такого со мной ещё не случалось. Когда-то я болел тяжёлым гриппом, валялся дома в полусознании и молил, чтобы мне доставили проигрыватель. Не знаю, кого именно я просил, ведь живу я один, но, видимо, кого-то просил. И я только к вечеру осознал, что вчера мне удалось побеседовать с красивой девушкой. Я бы даже сказал — посчастливилось. Её образ не давал мне как следует сосредоточиться на работе, а старательно привлекал моё внимание, словно проблесковый маячок с сиреной на пожарной машине. Сейчас бы из того самого шланга меня облить — самое то. После работы я пулей помчался в тот район, через который вчера возвращался домой. На часах половина шестого. По дороге я забежал в цветочный магазин и купил три веточки хризантемы. Не с пустыми же руками мне идти, в конце концов.
            Я прибыл на место минут на пятнадцать раньше. Я сел на лавку и стал ждать прихода Марии. Когда большая стрелка перевалила за шестёрку, я был всё так же одинок на этой скамье. Я успел навернуть несколько десятков кругов вокруг скамьи, успел даже пройтись по аллее, но её так и не было. После половины седьмого я начал думать, что она не придёт, и всё остальное время я пытался найти этому причину. Как ни странно, причину я искал именно в себе. Я считал, что только собой мог заставить девушку не прийти. В любом случае, я не успел до конца развить эту мысль, потому что Мария появилась. Правая рука сдавливала большой пакет, провисавший от тяжести вложенной вещи. Если вчера эта девушка казалась уставшей, то сегодня она выглядела совсем иначе.
            Она остановилась в нескольких метрах от скамьи. Под глазами рассеянные синяки, лицо слегка распухло, а сами глаза нездорово блестели. Мне не нужны были слова, чтобы сообразить, что именно случилось. Я и так всё прекрасно понял. И я не стал ничего говорить Марии, я подумал, что и ей не нужны были никакие слова. Я просто обнял её. Обнимал и чувствовал, как намокает моя рубашка от потока её слёз. Пакет она уронила на землю, когда я подошёл, — оттуда на меня смотрел проигрыватель — бывшему хозяину он больше не понадобится. Но и мне тоже. Этот пакет валялся в стороне от нас, никому не нужный.
            В конечном итоге проигрыватель перешёл ко мне, но по сравнению со всем остальным он служил для меня лишь бонусом. Леденцом, который выдают в самолёте. Я приобрёл в итоге кое-что куда более ценное, чем какой-то там проигрыватель.