Больное место

Перед смертью Савин приехал на родину. Подолгу стоял у каждого двора, разговаривая с земляками. Его старческие глаза то и дело влажнели. Голос срывался. Нервно дёргалась левая щека, а вместе с ней родинка. Белый как лунь, сгорбившийся, он едва брёл по ухабистой, но такой родной, деревенской, улице, сильно прихрамывая на покалеченную войной ногу.
   - Захирел Лёшка на чужбине, совсем сдал, - шептались вслед мужики.
   - К своему дому так и пригвоздило, - толковали увиденное, - обмер, когда угол дома обнял. Собственными руками сруб ставил посля войны. Брёвнышко к брёвнышку. Вся жизнь в нём прошла. Не чаял, говорил, свидеться. Чегож, годы. У речки боле часа простоял. На том месте, где у его Клавки сердце встало. Пошла бельё полоскать. Пока хватились, а она уже холодная. Так и не оправился от потери. Хорошо дети к себе, в город, забрали.
   - Потому и согласился съехать. Не каждому такое горе, в одиночку, под силу пережить, - вторили женщины.
   - Жили то - душа в душу. А в родное гнездо и птицу тянет. Поди наскучал...
   Вечером я наткнулся на дядю Лёшу под горой. Он сидел на прибрежной, сочной траве, обняв колени руками, нахохлившись, глядя на водную гладь в одну точку.
При моём появлении встрепенулся, поднялся с чувством неловкости. Словно врасплох застали за непристойным занятием. Сморщился от боли. Торопливо достав таблетку из кармана пиджака, сунул в рот.
   - Эк, едрёна, прихватило, - промолвил он, разглядывая меня.
   - Больно больное это место, сынок! - последовало неожиданное оправдание.
   - Вам помочь?
   - Нет, нет, - выпалил утвердительно, - мне теперь никто не поможет.
   - А ты чей же будешь? Не угадаю.
   - На мать шибко смахиваешь. Ишь вымахал. Я тебя вот таким помню, - распластал ладонь у колена, после названной фамилии.
   - Ты ступай, - сказал уже бодрым голосом, - ничего со мной не станется. А я побуду ещё, поскучаю один.
   Мало, что понимая, я ушёл, навсегда запомнив сутулую фигуру одинокого старика искалеченного самой жизнью. Не одно десятилетие пролетело с тех пор. За это время наполовину вымерло село. Пообваливалось большинство колодцев. Стёрты с лица земли амбары, конюшня, кузница, начальная школа. Растащили по кирпичику два огромных, скотоводческих комплекса. Гибнут брошенные сады. Из-за размытой, когда-то, платины большого пруда, заилилась и почти пересохла некогда полноводная, глубокая речка. Пастбища заросли бурьяном, кустарником, деревьями. Всё вокруг в таком запустении, что одолевают невесёлые мысли. Невольно, напрашивается вопрос:
   - Кто в этом виноват? Доживающие, здесь, свой век люди или те, как я, уехавшие, бросившие малую родину в поисках лучшей доли? Или это слепое подчинение жизненным обстоятельствам? Кто или что?
   Не находя ответа, спускаюсь к речке-ручейку и слушаю печальный шум крон старых вётел на ветру. Словно ощущая их вековые корни, сердце наполняется болью. Может той самой, дяди Лёшиной? А может это и впрямь больное место...