Крик

Уже лет двадцать, как он был в заточении у неё, а она в заточении у своей болезни, не дающей возможности свободно передвигаться. Он взбунтовался первым…

Теперь она, по его милости, кричала лишь одним перекошенным от боли лицом и безголосым, широко открытым ртом… Так кричат, наверно, рыбы на берегу или немые или человеческий плод, когда его, уже подросшего, варварски выскабливают из полости матки, по ходу расчленяя на мелкие составные части… Вот уже без головки, без ручек, ножек… и, наконец, кровавое месиво животика…

Нет, она не была ни рыбой, ни немой, ни эмбрионом... Была довольно симпатичной женщиной с проседью, правда не имеющей возможности себе многое позволить… как, например, сейчас… чтобы не встревожить любимых и любящих её родных...

И он воспользовался этой… её невозможностью: зависал в груди и тут же одновременно умудрялся метаться по комнате, отталкиваясь своими паучьими лапками от стен, потолка, люстры, картин… Затравленная им душа её, в панике, искала новое пристанище в теле, подальше от груди… и утыкалась в пятки. Сама же грудь едва сдерживала его напор... А он уже хищно подбирался к сосудам её шеи, напрягая их до грани разрыва.

И всё именно сегодня: в день памяти её мамы, когда она, заранее планировала, сама – сама – сама… высадить в горшок с землей любимый мамин цветок, корешки которого так долго и бережно отращивала.
С трудом добралась до прихожей. Но пакетика с землёй и горшочком там не оказалось. (На днях подруга купила и занесла, по-видимому, забыв упредить ходячих домочадцев, что это не мусор)…

Духовность лет десять настраивает искать причину неудач только в себе. Начала искать… И тут он! Вырвался за десятилетия, прорвался ошалелый…ничего не в состоянии понять: что она сама виновата в том, что другие не заметили отростка в стакане на её прикроватной тумбочке; сама виновата, что захотелось дать жизнь чему-то новому, вернее забытому старому… что чего-то вообще захотела… даже смогла... Нашёл причину… Возомнил себя всемогущественным: теперь пытается раздвинуть стены её привычного заточения… разрушить покой… нарушить монотонность её... умирания...

Спасибо, что хотя бы беззвучно: вырывался, метался, бился и теперь вот, обессиленно повис над головой... любуясь на содеянное... тихо – тихо –тихо… Так деликатно тихо, что слышно, как выплёскиваются из глубины её распахнутых глаз слёзы и, медленно-медленно сползая, скребут, скребут бледную кожу щёк, а перед тем, как упасть на подушку, ещё долго–дрожат, дрожат, дрожат в такт - то ли сердцу, то ли его крику...

* * *