Попутчик

Я ни о чем не просил его рассказывать. Обычный пассажир, каких я в своей жизни встречал множество, возник в купе, и своим законным присутствием нарушил моё приятное одиночество. Здороваясь протянул мне визитку, сопроводив жест казенной улыбкой. Затем молча сел к окну. На белом мелованном прямоугольнике нежирным курсивом было выведено - "Петров Иван Сергеевич, юрист". Кожаный портфель, в который он вцепился побелевшими пальцами, улегся у него на коленях. Я удивленный этим судорожным фактом, стал незаметно их рассматривать. Приятное лицо, седина у висков, полноват. Типичный представитель бизнес-класса. Одни глаза отличали этот ничем не примечательный образ. Яркие, блестящие, они лихорадочно прыгали с места на место: скок на постель, на дверь, на меня, снова на дверь, и наконец успокоившись, ткнулись в окошко. Портфель же был дорогой, коричневой кожи, хотя довольно затасканный. Раздался гудок где-то далеко, в голове поезда, и дернувшись, сумеречный вокзал начал медленно от нас уползать. Попутчик мой, с видом человека, который не хочет, чтобы его тревожили, пялился в окно, и я довольный этим обстоятельством, включил настенный фонарь, собираясь прикончить давно начатую "Эстетику" Гегеля.

- Вы даже себе не представляете, - неожиданно подал он голос, - до чего это странное ощущение. Жить в двух реальностях, и в обеих быть несчастливым.

Глядя на него, я подумал, он шутит. О чем это? Какие две реальности? Дорогой костюм, холеные руки, наверно красавица-жена и умница-сын, с которыми он счастливо живёт в красивом загородном доме, в ряду скажем третьем или втором таких же одинаково глянцевых построек, внутри элитного поселка, и выезжая с ними пару раз в году заграницу, ломает голову лишь над тем, что заказать на ужин. Для таких людей существует только одна реальность, и это - успех.

Однако по тону, каким он это сказал, стало понятно, что ему нужно было очиститься, выплеснуть наружу то, что мучило и выламывало изнутри, и у меня не было выбора, придется его выслушать.

- Это помешательство,- он навел на меня требовательные глаза, словно оценивая, достоин ли я выслушивать то, о чем он собрался мне поведать.

- Да ну всё к черту, - вдруг он полез в свой портфель. Щелкнул замок, и на столе появился коньяк, пара пластиковых стаканов. Отвинтив золотистую крышку, он плеснул в один.
- Ну как хотите, - пожал он плечами, в ответ на мой отказ, и сделал приличный глоток. Закашлялся, закрыл бутылку и оставил её на столике.

- Понимаете, у нее муж, у меня семья. Я не знаю, как это сталось. Помню, когда семинар закончился, мы пошли с коллегами отмечать это событие в ресторан. Хороший, дорогой ресторан -"Потемкинский" на проспекте Тычины. Не бывали? За соседним столиком сидела компания. Алкоголь, приятная музыка, и я пригласил её потанцевать. Я даже лица её не видел, когда шел к их столику. Длинная шея, торчащие лопатки, каштановые завитки волос. Говорю - "Разрешите вас пригласить". Она посмотрела на какого-то мужчину сидящего напротив, вероятно мужа, и после его небрежного кивка пошла со мной, протянув тонкую стремительную руку. Когда вышли на танцпол, я впервые посмотрел ей в лицо. Не могу забыть этот миг. Как будто все что со мной происходило до этого, ушло в прошлое. Я словно наново родился. Знаете, меня охватила паника. Её глаза приковывали к себе. Мир под моими ногами дрожал и крошился. Я видел только её лицо, волнистые волосы перевязанные золотистой лентой, чувствовал её гибкое тело, вяло сопротивляющееся моей обнаглевшей руке. В горле у меня пересохло. Не помню, что я ей шептал в маленькое насторожившееся ушко. Это было не важно. Достаточно было того, что она это слушает. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Я словно впал в безумие, стал одержим. Она видя мое состояние, отчетливо произнесла вслух глядя на меня прямо -  "Приходите завтра к 18-00 к парку Феофания", после развернулась и вернулась за свой столик. У меня было такое чувство, что я выиграл в лотерею. Миллион долларов, не меньше. Лицо горело. В тот вечер, перед тем как пойти напиться, я позвонил жене и сказал, что задерживаюсь в столице ещё на пару дней.

Он вздохнул, посмотрел в мелькающую за окном сгущавшуюся темноту, и налил себе коньяку.

- Мы стали встречаться. Я приезжал один раз в месяц в столицу, снимал квартиру и мы были сказочно, невыносимо счастливы. Все было замечательно. Я не знаю, что она говорила мужу, но от полудня до шести вечера мы проводили в постели, извините за интимную подробность. И знаете, дело не только в сексе. Дело в том, что в это время мы с ней уплывали, уходили, улетали прочь от реалий обычной жизни. Из всех объектов живого и неживого мира, для меня существовали только она,  и её тело. Оно то змеей обвивалось вокруг меня, то на секунду расслаблялось, великодушно позволяя себя ласкать, чтобы после снова сжать в смертельных объятьях. С ней я умирал и возрождался десятки раз, и каждый раз по-новому. Этот туман из простыней, облака из подушек, земля из её плоского живота, горы её грудей, озера глаз. Я жил в другом мире, в котором недовольное опущенные уголки губ поднимали бурю, а улыбка выпускала на свободу солнце. Я был первопроходец, первый человек, Адам. Я завоевывал новую землю.

Он замолчал. Отвернулся, и стал глядеть в окно, в котором уже ничего нельзя было различить. Когда он повернулся, в его глазах стояли слезы.

- Извините, мою слабость, - он вытер слезы белым беззащитным платком, и продолжил. - Когда по телефону она сказала мне, что больше мы не можем встречаться - я не поверил. Это все равно, если бы мне сказали, что я завтра умру. Я бросил все дела и приехал в столицу. Спасаться. Мне удалось её увидеть. Недолго. Она вышла ко мне в кафе, и выпуская к потолку тонкую струйку дыма, сказала, что больше меня не любит.

Он задумался, и кожа на пунцовом лице натянулась от внутреннего напряжения. Я думал, что он сейчас разрыдается, но он сдержался, и сказал.
- Как вы считаете, это не слишком?
- Что именно?
- То, что я дал ей пощечину?
- За что?
- Она сказала, что любит другого.
- Думаю вы не имели права.
- Да да, так и есть. Я виноват. Но я не мог сдержаться. Это было сильнее меня. Что же мне делать?
- Езжайте домой, и забудьте. Её вы не вернете.
- Почему вы так говорите? Быть может, она меня простит...
- Вряд ли. Что она сделала, после вашей пощечины?
- Холодно попрощалась, и вышла.
- Вы её потеряли...
И тут он завыл. По-звериному, закрывая себе рот руками. Он сидел и выл, а я с ужасом на него смотрел. Вскоре к счастью, он взял себя в руки.
- Извините. Вы правы. В конце концов, я уважаемый человек, а не какой-нибудь мальчишка, чтобы рыдать из-за женщины. У меня любящая жена, сыну девять лет. Он у меня молодец, английский учит.
И он снова едва сдержался. Я не знал, как мне себя вести. Было не по себе. Взрослый мужчина ведет себя, как сумасшедший.
- Извините, а как её зовут?
- А вам зачем?
- Просто хотел понять, какие имена носят роковые женщины.
- Наталья. Наталья. Наталья .

Больше он не проронил ни слова, уставившись пустыми глазами в черное окно, и казалось впал в транс, укачиваемый мерным перестуком колес. Когда он через час вышел, я с облегчением вздохнул. Мне нужно было одиночество. Мне нужно было понять, почему я ему завидовал. Почему, раз он был так фантастически несчастлив?