Спи, мой маленький Амии

 Только там, где жизнь не стоит ничего,
можно познать ее истинную ценность.   

- Спи, спи, мой маленький Ами, - уже целый час Лиор укладывал своего трехлетнего сына.
Мальчик изо всех сил пытался исполнить желание отца: крепко зажмуривал глаза, ворочаясь с бока на бок, устраивался поудобнее, силился уснуть, но из окутывающей дремоты снова и снова вырывался чей-то кашель, чьи-то стоны. Ночную тишину наполнял тихий плач, бесконечное шорканье натруженных ног. К тому же, сон разгоняли запахи пота, больных человеческих тел, грязи и крови. Чтобы хоть как-то заглушить вонь, Ами поглубже зарывался в солому, настланную на нарах, служащую постельным бельем. Она еще не вся пропиталась тесным бараком, а нетесаные доски даже отдавали тонким запахом леса. Эти запахи все, что осталось от прошлой маленькой жизни,  все, что успело зацепиться в неокрепшем детском сознании. Только сейчас память мальчика набирала полную силу, впечатывала в себя происходящее вокруг, сохраняла увиденное на долгие годы.
Прижав к груди плюшевого медвежонка, Ами, наконец, уснул. Его успокоила сухая рука Лиора, еще не потерявшая нежности. Посапывая словно маленький зверек, малыш губами искал пустышку, от нее рано пришлось отказаться. Всхлипнув от горькой утраты, он затих на всю ночь.
Мальчик уже не замечал резких окриков солдат за стеной, все тише и тише звучали удары их сапог о тела узников, меркли стоны умирающих, не слышны мольбы о пощаде, таяли вдали гудки прибывающих эшелонов. В последнее время они шли постоянно: и днем, и ночью. Рабочие команды беспрерывно перебирали, сортировали, складывали в хранилища отнятые у людей вещи, но все равно не успевали полностью очистить платформу. Всюду валялись расчески, зеркальца, разные мелочи, выпавшие из чьих-то карманов, наталкивающие на определенные мысли. Но «хозяева» умело создали подобие настоящей станции, и мало кто замечал тишину в зале ожидания, дымоходы из нового незакопченного кирпича, толстый слой пыли, покрывающий деревянные кресла, резко обрывающуюся железнодорожную колею, соперничающую в цинизме только с безфорточной кассой для продажи билетов. Вскоре подобные тонкости вообще пустили на самотек, и здание вокзала, предоставленное само себе, пришло в запустение. Потрескались стены, почернели оконные рамы, а некогда белоснежная табличка с названием раскинувшейся рядом деревни превратилась в ярко оранжевую, проеденную ржавчиной, рухлядь.  «TREBLINKA»,  - читали тысячи людей, прибывших на собственную казнь.
Взошло бледное солнце. Ами разбудил лай собак и привычные стоны заключенных, уже давно превратившиеся в естественный фон жизни.
Лиор еще спал. Ами рассматривал грубые ладони отца, прилипшие к его коже полосы разноцветных волос. Иногда они пахли духами, иногда, такими как у мамы. Потерпев еще немного, мальчик схватил папу за нос, поцеловал в щеку, заиндевевшими ресницами коснулся его лица. Наконец, Лиор открыл глаза. Заметив его пробуждение, Ами оживился. Пытаясь что-то рассказывать, сбивался на скороговорки, заменял слова жестами и смешными рожицами.  Лиор его понимал… Несколько часов отдыха прояснили сознание, отец любовался сыном, находил в себе силы улыбнуться, сказать несколько слов. Но чаще всего просто обнимал мальчика, чувствовал в ответных объятиях искренность, заменяющую нежные слова.
От Лиора уже практически ничего не осталось, только любовь к сыну да эти утренние мгновения рядом с ним. Это все, что у него было, и было самым дорогим, это не давало ему умереть.
Запустив руку под солому, Лиор достал кусочек хлеба с примесью смолы, выпеченного из бог знает чего. С трудом разломив хлеб, протянул треть сыну. Ами, стараясь откусить, впился в скрипящий на зубах ломоть.
- Сынок.., - пряча слезы, Лиор привлек мальчика к себе.
Забыв о голоде, Ами отдался ласкам отца. Сейчас большего ему не хотелось. Бухтя о любви на своем языке, мальчик ощупывал лицо Лиора, перебирал его грязные волосы. Ами хотел знать, он проверял, здесь ли еще папа и насколько он исчез за ночь. Что-то покусывало нежные пальчики. Завертевшись словно черепаха, Ами перевернулся на бок – стало интересно. Рассматривая, как по ногам отца бегают серые букашки, порой большие и черные, он пытался их ловить, даже не замечая таких же насекомых на собственном теле.
- Вставай, - поторапливал Тамир, - нужно спешить, они уже близко...
- Да, Тамир. Еще только секунду, - просил Лиор, поворачиваясь к сыну.
- Ты ведь знаешь, что делать? 
Ами серьезно кивнул в ответ.
Скрип замка, лающая команда, и все вокруг, оживая, приходило в движение. 
Мальчик зарылся в солому. Как только утих шум, он выбрался обратно. До позднего вечера ему предстояла борьба с одиночеством. Ами терпеливо, стараясь не шуметь, ждал папу. И только, когда становилось совсем невмоготу, спускался вниз. Иногда сразу возвращался  обратно за оставленным другом. Тихо целовал медвежонка в пыльные щеки и носик, затем, требуя ответной любви, подставлял ему свое лицо. Раздавался звук поцелуя. Они вместе подсаживались к столу. Ами закатывал старую пижаму, жаловался на боль в руке, указывал пальцем на выжженный на запястье номер. Медвежонок, сочувствуя, рассматривал рану своим единственным глазом. Малыш снова обнял игрушку, подбросил ее в воздух.  Урчало в животе, хотелось есть. Не выдержав, достал оставшийся хлеб, облизав корочку, поднес ее медвежонку.
- Ням, ням, - мурлыкал насытившийся друг.
Хлеб вернулся обратно. «Взявшись за руки», они продолжили прогулку. Дойдя до дверей, через щели в досках  подсмотрели за происходящим на улице. Звучали хлопки, падали люди. Среди обнимающих землю Ами узнал Тамира. Он знал, что вечером дедушка не вернется. Тамира унесли за угол, унесли вместе с остальными...
- Они играют, -  мальчик верил объяснениям отца, но почему-то не хотел, чтобы  Лиор участвовал в этих играх. 
Раздавались крики,  люди шли в коридор, огражденный колючей проволокой. Они все голые: женщины, старики, дети. Заметив последних, забыв про осторожность, Ами замахал им руками, показал своему медвежонку детей. Он почти позвал их, но, вовремя спохватившись, отбежал от стены, спрятался вглубь комнаты.
Наконец, тусклая луна заглянула в окно, под ногами заключенных зачавкала грязь. Они возвращались. Скрипнула дверь. Ами бросился в объятия отца. Присев возле сына, Лиор погладил его взлохмаченные волосы, попытался поднять топчущегося на месте малыша, подобное оказалось ему не под силу. Понимая слабость отца, Ами  прекращал проситься на руки, устраивался у него на коленях, прижимаясь к груди, впитывал тепло. Порывшись в кармане, Лиор вынул  лепешку, увенчанную четырьмя соломинами.
- С днем рождения, малыш, – поздравляли проходящие рядом люди:
дарили кусочки хлеба, свежую брюкву, а дядя Эльдад принес проволочного человечка с руками, ногами и даже маленькою головою.  Обрадовавшись подарку, Ами забыл об окружающих, схватил игрушку, познакомил ее с другом. Наигравшись, спрятал солдатика в разорванной лапе медвежонка. Теперь их было трое. 
Уставшие узники расходились по своим местам. Усевшись на солому, мальчик впился в подаренный «торт». Внутри кислого теста отыскал сырую картофелину.
- Ешь. Это тебе. Ешь все сразу…, - радовался Лиор вместе с сыном.
Ами нежно обтер слезы с папиного лица.  Немного посомневавшись, протянул ему кусочек пирога.
- Нет. Нет, – отворачиваясь, не соглашался Лиор. 
Разделавшись с лакомством, Ами застал отца уже спящим. Сегодня побыть вместе они не успели. В бараке погасла последняя лучина, вместе с ее светом растаяли дорогие черты лица: острый подбородок Лиора, его морщинистый лоб и редкие волосы – все поглотила ночь. Свернувшись калачиком, мальчик прижал к себе медвежонка. Они вместе обняли отца. Темнота наливалась лунным светом, через щели в крыше спускалась радуга, вокруг танцевали пылинки.
Отчаявшись уснуть, Ами спустился на пол, стал в желтый луч, попробовал его рукою, словил ртом. Сквозь решетки просматривались крыши соседних бараков, с них срывались капли талой воды. Приближалась весна.
Свет прожектора бродил по двору, заглядывал внутрь, уходил в лес. С неба тихо слетали снежинки, кружась, проникали сквозь дыры в стенах, на полу росли белые холмики. Забравшись на нары, Ами отыскал деревянный брусок с выцарапанной гвоздем кабиной. Урча, он подражал мотору, катал «грузовик» по стене. Шум беспокоил Лиора, мужчина ворочался, бормотал во сне. Ами прижимался к отцу, с ним становилось теплее. Изо рта прекращал идти пар.
- Вставай! Да вставай же ты, - тормошил кто-то Лиора. - Беда!
- Да говори ты толком.
Поднятый шум разбудил мальчика. Он зарылся в солому.
- Второй барак сносят, нас переводят в пятый!
Поднимаясь, Лиор вспоминал, где спрятать сына. Выход был только один: 
завернув Ами в мешок, он взял его с собой.
Сквозь дыры в тряпке мальчик наблюдал колонну куда-то плетущихся людей. Вокруг Лиора заключенные сомкнулись особенно плотно. Прикусив губу, Ами терпел боль. Несмотря на тесноту и жуткую вонь, он молчал.
Они шли мимо однообразных зданий с плоскими крышами, мимо солдат, сдерживающих рвущихся к колоне собак, мимо уже подготовленных ям…
Когда люди расступились, Ами оказался в небольшой чистой комнате. Два кресла и маленький столик между ними составляли всю ее мебель. Накрыв стол скатертью, Лиор спрятал под ним сына. Надел фартук и приказал Ами молчать. Лиор был занят. К нему приходили женщины. Он стриг их, одну за другой, не отдыхая, не останавливаясь ни на минуту. Затем, совсем рядом, открывалась железная дверь, женщин заталкивали в тесную комнату, не вмещающихся детей забрасывали им на головы.  Ами совсем не нравилась новая игра. Когда «душевая» захлопнулась, он сжался в комок - из нее донесся животный рев. Через пол часа распахнувшаяся дверь открыла пирамиду из человеческих тел. Сверху спал мальчик. Он больше не шевелился, не хотел играть. Его беленькая ручка застыла, так и не успев дотянуться до матери. Он проиграл, так же, как проиграл дедушка Тамир. Почему они всегда проигрывают, Ами не знал. Он знал главное – проигравшему запрещают шевелиться. Они молчат. Из чьих-то рук в «душевой» выпал синий резиновый мячик, попрыгал вниз и покатился к Ами под стол. Пытаясь поймать игрушку, малыш ухватился за скатерть и потянул вместе с ней стоящий на столе графин. 
 На шум разбивающегося стекла явился человек в серой форме. Одной рукой он вынул из-под стола мальчика. Держа его за ворот пижамы, словно котенка за шкирку, покрутил в воздухе и, не раздумывая, швырнул в камеру.
- Нет, прошу вас, - взмолился Лиор, падая на колени.
В следующую секунду, получив сапогом в грудь ,заключенный отлетел к стене.
- Если хочешь спасти своего щенка, - пьяные глаза, забегав по комнате, искали развлечений, - открути вон ту гайку, чем хочешь, и он будет жить, - ткнул пальцем в скованную проржавевшими болтами задвижку дверей.
Понимая, что это конец, Лиор направился в камеру, он был готов умереть вместе с сыном.
- Нет, - остановил его заплетающийся язык. – Ты с ним не пойдешь. Или откручивай, или смотри...
Ухватившись руками за слизанные грани, Лиор сломал палец, сорванный ноготь  полетел на пол. Не замечая боли, он продолжал. Когда хрустнул второй палец, Лиор ухватился за металл зубами. Из порезанных десен брызнула кровь.
- Курт, что там? – недовольный задержкой прокричал конвойный с улицы.
- Приятель, не торопись. Еще только минуту…
 Вокруг здания уже собралась очередь. Заключенные наблюдали происходящее сквозь пыльные окна. Молчали.
- Пожалуйста, Боже.
Пелена на глазах скрывала мечущегося по камере мальчика. Все вокруг казалось расплывчатым пятном.
«Брошусь на ограждение, там ток…», - не прекращая попыток, Лиор строил планы на вечер.
Неожиданно, начав поддаваться, скрипнул металл. Еще оборот и еще…
- Ладно, - эсесовец внимательно рассматривал выкрученную гайку, - все равно вас всех сожгут!
С размаху швырнул ее в заключенного. Оставив кровавую отметину на лице Лиора, гайка отлетела в сторону.
 Недовольство эсесовца вылилось на столпившихся у входа людей.
- Чего вылупились. Давайте быстро в душ! – командовал разочарованный Курт.
Уцелевшей рукою Лиор обнял сына. Куском тряпки туго перевязал сломанные пальцы. И уже через минуту налаженный механизм продолжил работу. Женщины, недавно стоявшие у окна, выстраивались в очередь, нервничая, торопились сесть в кресло, иногда просили подравнять остриженные вески. Лиор продолжал работать, а Амии больше не удивлялся, не смотрел на вынимаемых из «душевой» людей, не слушал крики. На обратном пути он даже не видел бульдозера, сгребающего в кучи тела, не обращал внимания на большой экскаватор, засыпающий землей ров с проигравшими.
Он ни на что не реагировал, он просто молчал. Они оба молчали. Молчали, когда шли мимо танцующего на коленях человека, мимо болтающейся  в петле девушки, мимо женщины, не отдающей солдату свою девочку.
Примкнув к толпе узников, Лиору удалось миновать ворота. 
- Спасибо, спасибо, друзья, - благодарил он прикрывших его людей.
Заключенные ласково смотрели на освобождаемого из мешковины мальчика. Ами испуганно оглядывался по сторонам, жался к отцу.
- Пусть расскажет о нас, пусть мир узнает.
- Пусть все знают… 
- Забыть это преступно, не знать - значит предать.
Каждый хотел дать совет, остаться у ребенка в памяти.
Пожав Лиору руки, люди разбрелись по полю и принялись за работу. Ами, оставленный в овраге, до боли в животе наелся прошлогодних листьев. Спрятавшись под мешком от холода, он терпеливо ждал отца, злился на мячик.
Через час Лиор схватил мальчика и побежал к тающей в сумерках дороге. 
- Возьмите, фрау, прошу вас, - Ами оказался в руках молодой немки. 
Хныкая и царапаясь, он сопротивлялся как мог.
- Не плач, не плач, маленький. Ты такой светловолосый, я позабочусь о тебе.
- Прощай, сынок, прощай, –  последний раз Лиор покрыл лицо сына поцелуями, разжал вцепившиеся в него руки.
- Спасибо вам.
- Пусть хранит вас господь.
Захлопнувшаяся дверца заглушила крики ребенка. Сорвавшись с места, машина скрылась в темноте.
Лиор еще долго наблюдал за тонущими в темноте фарами. Ему мерещились  рыдания мальчика, но выл только ветер. Теряя силы, он опустился на колени, подобрал упущенного медвежонка.
Этой ночью ему не спалось. Чесалось все тело, болели мышцы, раскалывалась голова. Забываясь тяжелым сном, Лиору чудилось, как рядом посапывает маленький Ами. Он ощущал тепло сына, угадывал его запах. Становилось спокойно. Просыпаясь, крепко прижимал к сердцу подобранную игрушку. В темноте  приходила Рива. Ее губы улыбались, она отпускала руку мужа, задерживая легкое пожатие на кончиках пальцев. Ладони  Лиора еще несколько дней будут хранить запах остриженных им волос, аромат ее духов. Рива опять уходила к дымящимся трубам, ложилась пеплом на белый снег.
- Я сохранил его, Рива, - следовал за ней счастливый Лиор.