Родом из СССР ч. 2, гл. 16-20

                Глава 16.

            В этот день мы так находились по Симферополю, да ещё безалаберная ночь, проведённая на вокзале, что, вернувшись на Виноградную, мы только ополоснулись и, мечтая о сне, направились в комнатушку, которую ещё прежняя хозяйка когда-то сдавала маме. Сил ужинать уже не было - когда человека шатает от усталости, то никакая пища в рот не лезет. Тётя Тамара огорчилась: - «А я наготовила и ждала вас – все мои уже спят, завтра же утром рано мы вместе едем в Евпаторию. Или вы против? Хотите ещё Симферополь посмотреть?»
            - Что ты, Тамара, - устало отвечала мама. - Если есть возможность завтра уехать к морю, то разве мы её упустим? Значит, вы там пробудете субботу и воскресенье, так? Чудесно. Накупаемся в море. И когда в воскресенье расстанемся, мы двинемся дальше, в Севастополь. У меня единственная к тебе просьба. Я дам тебе денег, а дней за десять до тридцатого – это двадцатого числа станут давать билеты на Москву – не купишь ли ты нам эти билеты? Наверно, очереди будут дикие – ведь все спешат со школьниками вернуться к учебному году. Но может, сможешь, а не будет на тридцатое, бери на тридцать первое – опоздаем на денёк.
            - Ну, думаю, билеты я вам сделаю. Так и вы из всякого города или местечка, где будете, хоть маленькую телеграммку посылайте: – «Живы и здоровы». -  Мне больше ничего не надо, потому что в Крым много разного люду приезжает.
            - Хорошо, я буду посылать тебе телеграммы, как Чеховский герой: - «Проезжая мимо Ялты с меня слетела шляпа, и её унесло в море», - шутить Белка ещё могла.
            - Ну вот. Ты уже шутишь, - поняла мою родительницу тётя Тамара. - А можешь, как Чеховская героиня: - «У меня убежала собачка, и я не знаю, где её искать».
            - Да ну её, эту «Даму с собакой», давай спать, а то завтра рано подниматься.
            Утром мы с Наташей, пока мамы приготовляли, чем позавтракать, а заодно и чем в дороге питаться будем, как сказала хозяйка, покормили кроликов – наложили им еды на весь день. Потом сходили к соседке: - «Мы уезжаем к морю, баба Груня, так не посмотрите ли вы за кроликами завтра, да и собаку надо покормить два дня. Ещё ж и курочкам дать зерна не забудьте».
            - Вот же хозяйка ты, Наташа, ни про кого не забыла. Любишь своё зверьё. Наверное, в техникум пойдёшь учиться зоотехнический, чтоб потом в колхозе работать с коровками, с лошадками?
            - Что вы меня всё коровками да лошадками дразните. А, может, я артисткой быть хочу? И вообще, уехать с окраины Симферополя, и жить где-нибудь в центре города, а то и в Одессу поеду – там поступлю учиться в институт или техникум. У нас там и родственники есть. Хоть и дальние, а, может, приютят на время экзаменов? – Наташа покосилась на меня, наверное, рассчитывая, что и в Москву сможет приехать.
            Я двинул головой, дескать я не против. К тому времени, как девочка подрастёт, я наверно поступлю уже в лётное училище. А поскольку их нет в Москве, значит, придётся уехать в другой город. Мама останется одна – так может, будет рада приютить молодёжь, рвущуюся к знаниям. Вот родственникам Белка оказалась не рада, как и их тягостным разговорам о родных, которых мама совсем не знала. К молодёжи она совсем по-другому относилась – всё же новое поколение. Друзей моих – даже таких странных, как Алёшка – мама привечала, и готова была помогать во всём.
            - Так я ж не против, чтоб ты жила в центре. А за твоими любимыми кроликами и другими вашими животными посмотрю, как всегда. И мама же твоя уже сказала мне, что вы едете к морю.
            - Спасибо. И будьте здоровы, - мы вернулись во двор Наташиного дома, где её папа готовил машину к поездке. Помогли ему немного и вскоре нас позвали завтракать. Ели все довольно резво, без обычных разговоров. А потом все похватали свои сумки, и набились в машину. Самая большая сумка была наша, потому что мама собрала все вещи, которые нам пригодятся в дороге, в странствиях по Крыму. Дядя Гена предложил её поставить в багажник, куда тётя Тамара положила и их вещи, и сумку с едой. Продукты на случай, вдруг хозяйка дома в Евпатории тоже поехала куда-то в гости к родственникам или знакомым – такое случалось, но редко. В машине расселись так: тётя Тамара с вертлявым Андрюшкой сели впереди, рядом с дядей Геной. Правда, водитель наш хотел, чтоб я или Белка ехали рядом с ним, на коленях с его сыном. Быть может шалун, на коленях чужих людей будет вести себя тише. Но, так как мы – Белка и я – ещё не очень привыкли к  мальчику, то предоставили это сделать матери. И это было правильно – кто как не мать знает характер своего сына, и сможет его утихомиривать в течение всей поездки – а ехать предстояло около полутора часов. К сожалению, я не заметил время, когда мы выехали – всё смотрел на Симферополь и пригороды его. Даже узнавал места, где мы с мамой вчера были. А когда не было ничего интересного по дороге, то рассказывал Наташе как мы, накануне, искали Детский Парк, где мама признала дуб, под которым когда-то сидел Пушкин и дуб навеял ему сказки, которые я Андрюшке и Наташе расскажу на берегу моря, если они захотят.
            - Хочу! Хочу, чтоб ты рассказывал мне сказки, пока мы будем с тобой строить песчаные замки, - чуть не запрыгал на руках у матери Андрюшка, за что она прижала его голову к себе.
            - Тихо мне! А то папка кувыркнёт нас в кювет, и попадёшь в больницу, проныра такой. А ты, Олег, разве знаешь все сказки Пушкина, что готов их рассказывать?
            - Если что забыл, мама подскажет. Она их все знает на зубок. В детском саду моя Белка, - я замялся на этом слове, но пронесло (никто не заинтересовался, почему я так мать называю), -  подрабатывала по всем группам – с большими и маленькими детьми. Так куда ни придёт, дети радуются – сейчас будут сказки, а потом, гуляя на площадке, сказки эти разыгрывают.
            - Вот какая твоя мама кудесница – у нас не было таких воспитателей, - удивилась Наташа. – Получается, что в Москве всё лучшее. И даже люди туда самые интересные едут.
            - Вот ты сказал, Олег, - чуть обернулась ко мне тётя Тамара. – Разве все воспитатели в Москве такие интересные, как твоя мама?
            - Это сказал не я, а ваша дочь Наташа, - запротестовал я.
            - Да, мамка, ты уже моего голоса не узнаёшь? – Наташа обиделась.
            - Не обижайся, доченька – конечно, я твой голос среди тысячи узнаю. А сказала так, чтоб Олег рассказал, о других воспитателях в Москве. Я ж, Реля, тоже работала немного в детском саду с этим вертлявым сыночком. Правда, не воспитателем, а няней. И тоже в разных группах подрабатывала. И у нас же в Симферополе в детских садах имеются всякие игры, которые воспитатели должны проводить с детьми. И проводят. Но, видно, не так интересно как ты, Реля, через сказки. И что-то дети не очень хотят в них играть.
            - Мама, ну расскажи, как ты интересно играла с детьми, что они домой уходить не хотели.
            - Ты начал этот разговор и доводи его до конца, – мне тоже интересно послушать, - улыбнулась Белка загадочно. Она не хотела за меня ставить точки. Или распутывать то, что я начинал в разговорах.
            - Ну что вы все на хлопца навалились, - вступил в разговор дядя Гена. - Ты, Олег, горло смочить не хочешь? Жарко же в машине разговаривать. Все хотят? Тогда сейчас остановлюсь, на пригорке и выйдем из машины, чтоб немного проветриться и попить ситро, которое Тамара разлила по маленьким бутылочкам.  - Что он и сделал. Остановил машину на каком-то пригорке, все вышли и сразу увидели море. И ахнули – вот оно, почти рядом, мелькнуло с какого-то пригорка и то потому, что вдруг солнце прорвало тучи. Если бы мы ехали как прежде, в мареве, то море бы промелькнуло перед нами серой массой. А под солнечными лучами оно показалось разноцветным. Где-то далеко тёмно синим, ближе к берегу полоска голубая, а потом зелёная. Это было то чудо, про которое мне рассказывала мама, но чего я никогда не видел ни на Москве-реке, ни на Волге по которой мы плавали на пароходе, не доплывая, впрочем, до Каспийского моря. Ни на Днепре, по которому мы тоже не доплывали до моря, потому что теплоходы были речные. А тут такая красота.
            - Не очень-то радуйтесь, - сказала нам тётя Тамара. – В Евпатории пляж песчаный и вода у берегов, где будем купаться, покажется вам жёлтой скорее, чем зелёной, потому что дети, особенно Андрюшка, взбивают песок не мелководье. Но сбывается то предсказание Рели, что где вы ни появляетесь, там приходит солнце. Вчера жарило в Симферополе - поэтому мы все захотели к морю, сегодня будем купаться на пустынном берегу, потому что мачеха писала, что холодное лето не дало им в этом году дачников. Но теперь мы привезём солнце и дикари хоть немного, но приедут к Чёрному морю – ещё в августе, а потом будет бархатный сезон.
            Слова тёти Тамары подтвердились. Когда наша машина подъехала к большому дому с невысоким забором – из железной сетки, но с большим двором, в котором были построены ещё несколько домиков, похожих на сарайчики, которые были предназначены не для скота, а для прибывших издалека гостей. За каждым из сарайчиков туалет, а впереди в трубах, проведённых по верху умывальники, тут же все отправились умыться после дороги и немного облиться водой, что смешило хозяина дома – отца тёти Тамары. Он и его жена, немного глуховатая женщина встретили нас радушно, хотя тётя Тамара намекнула им за столом, куда нас сразу пригласили, чтоб денег они с нас не брали. Причём предупредила очень своеобразно:
            - Вот, папа и баба Дуня, гости из Москвы, про которых я вам сто раз рассказывала. Мы их так долго ждали и, наконец, они приехали в год, когда в Крыму почти не было солнца. И они в первый же день привезли его в Симферополь, а теперь вот к вам. Прочувствуйте это.
            - Ой, деточки, - хозяйка дом говорила слишком громко: - Я сегодня, может, первую ночь за всё лето спала – кости у меня не ломало. Спасибо вам за солнце. Надолго к нам? До конца августа, наверное? И купайтесь и живите себе просторно. А, может, и другие приезжие с Севера к нам прилетят, хоть на недельки две – это которые с детьми. А без детей, если солнце от  нас не убежит, могут приехать молодожёны, или просто влюблённые пары нам  на радость, сентябрь,  октябрь – самое хорошее время для отдыха. Всё же у нас своё в огороде за домом – чего им не жить – на рынок ходить не надо.  Но вы уже где-то так загорели, что вам теперь надо из моря не вылезать, а то совсем неграми станете.
            - Да, мы, как негры уже, - засмеялась мама. – Но уж, коль привезли солнце к вам, то завезём его и дальше. Покупаемся в вашем прекрасном море сегодня и завтра, а воскресенье, во второй половине дня поедем в Севастополь.
            - Ой, деточки, что ж вам делать в Севастополе? Там же на пляж катерами возят – это же, сколько денег надо на поездку туда и обратно. И покушать на пляже – это расходы. Пища не свежая – отравиться можно. А ко мне будете приходить кушать – всё свежее, со своего огорода, и готовлю я хорошо – вот Тамара не даст соврать. И ни копейки с вас не возьму, потому как люди, привезшие радость – это святые люди.
            - Спасибо, конечно, - смутилась Белка, - и всё же в воскресенье мы поедем дальше – надо же и до Севастополя солнце довезти, - отшучивалась она. - А вам и в Симферополе уже бояться нечего, что мы привезли, обратно не забираем. Так что спасибо за обед и побежим сейчас к морю, оно ведь недалеко отсюда.
Андрюша и Наташа по знакомому им пути неслись к морю наперегонки. За ними гнался дядя Гена, чтоб чего не случилось с детьми. А чуть дальше шла тётя Тамара с мамой и я. Мы с Белкой ещё не отошли от вчерашнего похода по Симферополю, а тётя Тамара, как я догадывался, была усталой всегда при такой семейке. Она и сама не скрывала.
            - Боже, я, кажется, уже который год живу без отпуска. Теперь я понимаю маму, что она была такая злая и жадная. Во-первых, как только построили этот красивый дом, на берегу моря, они разошлись с отцом. Думаю, что из-за маминой жадности. Она любила отца – помнишь, не хотела давать ему развод, за что он побил окна на нашей половине, когда тебя не было.
            - Слава Богу, что это было не при мне, - отозвалась Белка. – Я в тот день рожать отправилась на «скорой помощи».
            - Да, и соседи потом говорили, что Бог тебя уберёг, а то родила бы от испуга не такого сына, как у тебя сейчас. Но я дальше о маме вспомню, хоть и нехорошее. Вот любила отца, а всё время его жучила – то ей не так, это не эдак. И заставляла воровать. Ведь отец на машине работал и то ей укради где-нибудь, да привези, чтоб деньги не тратить. А ведь за это можно в тюрьму попасть. И отец не раз рисковал, был на грани, чтоб его посадили. И это в то время, когда он хорошо зарабатывал, и можно было материал для дома купить – без нервов.
            - Да, Наташа была жадноватая, - согласилась моя Белка. - Ведь мой Николай тоже шоферил, когда я поселилась у вас, но возил начальство на Мазике под брезентом или как эту машину звали, не помню. Но как только Наташа узнала, что он шофёр, живо ему нарисовала, где можно дрова на зиму украсть. И всё это под видом того, что с меня будет меньше брать квартплату. Мой бывший муж был до того влюблён в меня, что готов был горы свернуть. И привёз ей, на большой машине – договорился с другим водителем, эти дрова – хотя их обоих тогда могли и судить, и под трибунал отдать. Причём договорилась матушка твоя, за моей спиной. Я испугалась лишь тогда, как Николай признался, что поваленные бурей эти деревья, и сложенные кем-то в кучу, они тайно забрали. Но за эти деревья кто-то отвечал, и могли их, солдатиков, судить, если бы поймали. Но самое главное, что Наташа, как только узнала, что я беременная – а я по наивности не скрывала – подняла квартплату так высоко, как будто ребёнок уже родился и очень ей мешает спать.
            - Вот за это, наверное, отец и бил ей окна, когда она не давала ему развод. Он просто не мог терпеть её жадность. Ещё мама и нас приучала жадничать – брать с тебя деньги на мороженое, за всякую малость, что приходилось тебе помогать, хотя у самой деньги всегда лежали на книжке. У неё же ещё были жильцы во времянке, с которых она тоже драла. Вот я и думала, что вы к нам не едете, потому что думаете, что и мы будем такие же, как мама. А нас отец с Оксаной, когда мы летом ездили к нему на море, отучил быть жадными. И если мы приедем к вам, в Москву, то привезём много продуктов – сейчас в Симферополе не как при тебе, с продуктами стало лучше, особенно тем, кто работает на телевизионном заводе, который вы с мамой строили. Она же и сама потом работала на этом телевизионном заводе, и вспоминала, что когда ты дитя носила под сердцем – в Симферополе было с продуктами плохо.
            - Значит, жалела, а драла с меня за маленькую комнату как за хорошую избу, чтоб мне ещё меньше оставалось денег на питание. Кстати о продуктах. Когда мы приехали в Москву, я была поражена – там, в магазинах, были и колбасы – нескольких сортов – и мясо и масло- это я перечисляю самые необходимые продукты. Но как Хрущёва сменили – а он же разорил у селян скотные дворы – в Москву стали ездить из сёл, из маленьких Подмосковных городов за «едой», как эти люди шутят. И скупают колбасу батонами, не как мы по двести-триста граммов. И в Москве мало того, что разнообразие колбас пропало, так ещё и очереди за самой обычной. А за мясом – это просто жуть. Хорошо мне Олег помогает – ходит и стоит в очередях летом, когда на каникулах. А зимой – просто жуть. Хорошо, что их в школах кормят хорошими обедами. А были младшие классы так и вторым завтраком кормили – это когда я в больнице работала целыми днями. И обеды тоже были очень сытными. Так что вечером мне приходилось  лишь ужины приготовить, на скорую руку. Также завтраки.
            - А когда же ты в этих очередях жутких стояла? Ведь на скорую руку приготовить, надо определённые продукты иметь в холодильнике.
            Я испугался, что Белка пожалуется, что у нас нет холодильника. Или начнёт рассказывать, что мы пользовались чужим холодильником – хорошей подруги Белки – тёти Вали – она не жила в своей комнате, а родив ребёнка, жила у мужа. Но вдруг тётя Валя перестала маме звонить – что-то с «разведчицей», как шепнула мне, по большому секрету, Белка, наверное, случилось. И пришли другие жильцы в её комнату – неразговорчивые и злые и забрали не только комнату, но и всю мебель тёти Вали, вплоть до холодильника.
            - Ой, все свои выходные дни, случившиеся в будни, я носилась по магазинам, покупая такие продукты, из чего можно приготовить быстро. Случалось, и в кулинарию заходила от отчаяния, но там полуфабрикаты довольно дорогие – деньги в таком случае кончались быстро.
            - А Николай – бывший муж, работая на такси, не мог помогать бывшей жене с продуктами – ведь у него сын такой умный растёт.
            - Что ты, Тамара, бывший мой муж оказался скупердяй, каких мало. Он приходил  к сыну лет до двенадцати и никогда не одного подарка не приносил даже на день рождения. И даже деньгами не сужал – мол, заработался, забыл какой у него сын – мишку плюшевого ему нести или конструктор какой. К тому же, я тебе говорила – он женился, и там двойняшки появились. Я не спорила с ним – может, хоть туда подарки покупал.
            - А чего это он только до 12 лет к Олегу приходил?
            - А потому что в одно прекрасное время сын наш выставил его из квартиры нашей и Коля обиделся – с тех пор не приходит. За что прогнал его мой сын, который был уже ростом с отца, не говорит. Молчит, как партизан. Но думаю, всё за ту же патологическую жадность.
            Услышав, что я партизан, я прибавил шагу, увидев, что дядя Гена, Наташа и Андрюшка уже почти у моря. Я почти бежал от беседующих женщин, но думал о том, какаю тяжёлую жизнь,  живёт моя мама, если ей ни бабушка, которая копит деньги на сберегательной книжке тысячами, не помогает, ни мой отец, кроме алиментов, над которыми смеётся сплетница тётя Маша: - «Этих денег тебе, Реля, хватит лишь на фрукты твоему богатырю (я быстро рос), да и то на полмесяца. А ведь надо же ещё кормить и поить, одевать, обувать. И всё это из твоей маленькой зарплаты. Ты когда-нибудь надорвёшься в своей больнице, и кто будет Олега растить?»
            Вот за  эти последние слова Марьи Яковлевны, я выгнал моего отца из нашей жизни. А сказал я ему следующее, на его нытьё, что он готов бросить тех двойняшек, которых они с пьяницей женщиной сообразили по пьянке, а жить с нами: - «Ты и им будешь платить жалкие алименты, как мне? А люди говорят, что они не совсем здоровые у тебя. А больным детям надо больше, чтоб выправить им здоровье. Так что живи с ними, а про нас забудь».
            Отец вылетел как пробка из нашей тесной на то время комнаты и помчался по коридору, сказав Белке, готовившей нам обед: - «Научила сына, как выгонять отца?» Мама меня ничего этому не учила, удивилась, но была рада, что больше наш «благодетель» не приходит ныть. И предполагала, что отец где-то узнал, что мы уже стоим в очередь, на отдельную квартиру  и  вот решил получить с нами вместе. Уж тогда бы мы его точно не могли выставить – он бы прописался там, на законных основаниях. А для этого  ему надо срочно жениться на маме опять, оставив своих не совсем нормальных сыновей на попечении пьяницы – жены, говорили гражданской.       
            Догоняя дядю Гену с его потомками,  я вспомнил, что, и отец не давал маме денег, и здесь, в Симферополе, которые присылала его матушка-спекулянтка, и обозлился. Вот когда я решил, что фамилию его носить не буду. Стану получать паспорт, возьму фамилию Белки. И ещё мне подумалось, что, возможно, бывшая хозяйка мамы подбивала отца не давать деньги беременной жене, а пропивать – ведь её бывший муж пил и бил её. Возможно, она думала, что и мой отец сопьётся, и станет бить маму, когда мы приедем в Москву. Надо сказать,  частично мечты её сбылись, только совсем в другую сторону. Мой отец стал пить, когда развели его с мамой, и даже бить, но не Белку мою (хоть и безденежную на то время), но гордую и независимую от него, а мать-спекулянтку, которая так усердно разводила своего сына с любимой ещё женщиной. А потом отец «женился» без росписи на такой же пьянице, как и он, и произвели на белый свет ненормальных детей. Всю эту драму мне рассказывала наша соседка-сплетница Марья Яковлевна. Причём мне рассказывала так, что это мама моя виновата, что отец стал таким гадким. Я не верил, зная свою Белку, как обожаемую мною мать ещё любимую детьми воспитательницу. А дети плохих и хороших людей чувствую как собаки. К одним льнут, от других готовы бежать. От моей матери дети в детском саду не бегали, они её ждали с нетерпением: «Когда придёт к нам, Олег, твоя мама работать?»

                Глава 17.

           Когда я, запыхавшийся и опалённый солнцем, добежал до моря, Андрей и Наташа уже плескались в солёной воде, обливая друг друга, отплёвываясь, когда вода попадала в рот. Шум устроили такой, как в детском лягушатнике, где плескалось не менее десятка малышей. Пока я сбрасывал шорты и майку, осматривая песчаный берег, тянущийся на полкилометра вправо от нашей стоянки и настолько же влево – обзор был исключительный. Народу, и правда, было мало, но постепенно подтягивались, видимо, местные жители. Они здоровались между собой и, если соседство их устраивало, то приземлялись рядом. Но были такие, кто настойчиво искал знакомых. Может быть, чтоб сыграть в карты – мама рассказывала мне - есть такие любители. Они нередко встречаются у моря (и не только), ходят вдоль берега, в поисках товарищей себе и кого бы обыграть в карты.
           Разглядывать любителей игры мне было некогда. Раздевшись, я ринулся в эту манящую воду, хотя мама кричала мне, чтоб не заходил без неё на глубину. Она уже снимала свой красивый сарафан из ситца, сшитый своими же руками. Знакомые в Москве не верили, что такое чудо можно купить в Союзе. В смысле ткань, завезённую, видимо, для кремлёвских жителей, но каким-то образом, может быть даже всего один рулон попал на прилавок Центрального Универмага. И чисто случайно там оказалась моя мать, которая усмотрела, что из куска такого ситца можно будет сшить неплохую вещицу. И сумела сшить так, что поражала прохожих, выходя из дома. Некоторые женщины иной раз переходили улицу, чтоб спросить, где Белка это купила? Мужчины заметно влюблялись, даже если рядом шёл я, и не стеснялись в комплиментах в честь незнакомки, сумевшей создать такое чудо.
           Вот и тётя Тамара тоже вчера поразилась такому наряду Белки, и вздыхала, что у них таких тканей днём с огнём не найдёшь. Мама смеясь отвечала, что в Москве их тоже нет, но её Ангелы всегда водят туда, где, обязательно найдётся, что купить на наши не очень богатые деньги.
           Смеясь, она и сейчас погналась за мной по этому мелководью, создавая вокруг себя ореол брызг, вызвавших великолепную радугу. И пока я любовался радугой вокруг матери, она вдруг провалилась в какую-то яму, которую я благополучно миновал. Всё так же, смеясь, Белка выскочила из ямы и толкнула меня, совсем как Миронов в фильме «Бриллиантовая рука», идущего впереди мальчика: - «А ну брысь отсюда!» Но Миронов толкнул своего провожатого  на глубину, а у мамы не получилось. Мы оба ввалились на глубину и поплыли. Плавали долго, чтобы снять с себя вчерашнюю жару, когда гуляли по Симферополю, жару сегодняшнюю, когда ехали в машине, и даже жару, когда шли к морю. Когда вернулись на берег, тётя Тамара сказала:
           - Ну, вы и плаваете, да ещё в солёной воде. На Релю я не удивляюсь – ты же жила когда-то возле Японского моря. Но Олег как мог в Москве так научиться плавать? Что первый раз зашёл в море и поплыл. Я в Евпатории, сколько лет проводила по два месяца  у отца, а никогда не заходила на глубину. Так и не научилась плавать, как следует. И детишек своих дальше, чем на полметра от берега не пускаю. А Гена мой и вовсе не может плавать. Гляди, зашёл по пояс, облился – вот и всё купание.
           - Это беда, Тамара, что кто-то из твоих друзей, когда ты приезжала к отцу, на этот прекрасный берег не научил тебя плавать.
           - Учили, два раза чуть не утопили, так я теперь всякой воды боюсь - солёной, и не солёной.
           - Господи! Чуть не утопили – это не считается, - улыбнулась мама. – Мне было семь и восемь лет, когда мы жили в Литве – сначала в Вильнюсе, а потом забрались от голода на хутор, где протекала речка Вилейка, с крутыми, обрывистыми берегами. Так мы из неё и воду брали для стирки, для купания самих. И вот представь себе маленькую девочку, карабкающуюся с ведром воды по обрыву, можно сказать. И не раз скатывалась я в эту Вилейку, не умея ещё плавать. И выскакивала, как та лягушка, которая из сметаны масло сбила лапками, а вылезла наружу.
           - Но ты боец, Реля, если смогла в Москве устоять против банды спекулянтов и не поддалась им. Чего смотришь? Скажешь, что не говорила мне этого. Правда – не говорила. Это мамам покойница на картах на тебя гадала. Так она эту банду – женщин против тебя хорошо выглядела. И как ты в больницу попала из-за них, но всё равно не поддалась им.
           - Кто старое помянет, тому глаз вон, - пошутил я. – Пусть лучше мама расскажет, как она маленькую сестру свою уже в Украине, из солёного Лимана спасала.
           - Вот ещё один следователь, - улыбнулась Белка. – Твоя мама по картам узнавала мою судьбу, а этот по дневникам моим, давно мною потерянным – ещё в Украине. И вдруг привозит их моя мама – она, оказывается, не сжигала мои дневники, как грозилась, а сохранила. И вот по дневникам мой сын узнаёт что-то из маминой жизни в детстве.
           - Но то купание в быстром Лимане, было ещё страшнее, чем ты в Вилейку скатывалась.
           - И это правда. Тут надо заметить, что мама и моя старшая сестра были против рождения двух наших маленьких сестёр послевоенный выпуск мамы. Мама мне говорила, не подходи, мол, к ним – пусть покричат и умрут. Даже обещала в школу меня отпустить – вроде подкупала этим.
           - Как это умрут? – возмутилась тётя Тамара. – Твоя мать что? Детьми питается?
           - Успокойся, наша Юлия Петровна и меня хотела угробить, а я до войны родилась в хорошие ещё времена. А после войны был страшный голод – Наташа, наверное, рассказывала о нём? Вот. И мы этот голод прочувствовали, когда в Литву приехали.
           - Но зачем твоя мать тогда рожала?
           - А не было же чем предохраняться, и аборты не разрешали. Послевоенной стране, где народу много перебито, нужны были дети – мальчики и девочки, как в одном фильме говорится. И мама желала родить нашему отцу мальчика. Вот если бы мальчик родился, то она над ним бы не дышала, угождая мужу. А девочки ей не нужны по характеру. Во-первых, уже есть две девчонки, а мужа, чтоб не ушёл к другой женщине нужно привлекать мальчиками.
           - Ох-ох, ты не только со свирепою свекровью столкнулась, но и со змеёй матерью. Прямо, Скорпионша такая! Но говори, как ты спасала своих сестрёнок от Юлии Петровны и Веры.
           - Первую девочку Валю, Вера ещё на хуторе в Литве мы жили, видно повинуясь желанию мамы, а может, чтоб самой легче жилось, швырнула на пол в пелёнках ещё. А я как раз полы мыла. Пищащий свёрток подкатился по намытому полу прямо ко мне. Я девчонку схватила и закричала на гадюку-старшую. Заставила её вызвать врача из Вильно. А телефонов тогда не было, пришлось ей бежать четыре километра, до больницы, откуда приехала с врачом на велосипеде. Тот посмотрел, вроде ничего не нашёл страшного, но сказал, что если девочке станет хуже, чтоб несли её рысью в больницу, даже ночью. Короче напугал он Веру, что и в тюрьму посадят её или отца, если ребёнок умрёт.
           - А мать-то где была?
           - Ходила в магазин, за продуктами – тогда продукты на карточки давали. И нести их было уже не из Вильно, за четыре километра, а семь километров из села, к которому мы были прикреплены. Но потом я нашла способ, как получать мясо, молоко, сметану и творог от соседей – так что жить нам на хуторе стало легче. - Белка сказала это так легко, будто старики соседи  с удовольствием расставались с выращенными их старательными руками свиным мясом или салом, молоком, творогом, сметаной от коровки или козы. Будто бы Реля, будучи маленькой девочкой, да ещё с кем-то из своих сестрёнок на руках, не выпасала летом корову и козу. Да так гоняла их по лужкам между больших деревьев леса, что эти благодарные животные стали больше давать молока, чем когда их привязывали к большому дереву и они, запутавшись возле него, могли простоять несколько часов, кусаемые комарами и мухами. Корова и коза стали больше давать молока – и все производные от него, появились в доме приехавших недавно в хутор соседей. Но не ради надменной моей будущей бабушки, недавно родившей двух дочерей.  А ради маленькой работницы, не побоявшейся, войти в полу землянку стариков и навести там уют, за что её там полюбили – кормили-поили и с собой домой давали продуктов, которых в ту голодную пору было не достать.
           - Просто подружилась с литовцами-стариками, - сказал я, на недоумённый взгляд тёти Тамары, не ведавшей что такое голод и книг не читавшей об этом. - Стала им помогать в доме, ягодами делилась, которые в лесу собирала, и старики взяли на довольствие всю семью.
           - Вот, читатель моих дневников, - кивнула в мою сторону мама, и, вздохнув, продолжала: - Но как только я стала ходить в школу и ещё не закончила первый класс, как нас  предупредили, что в лесах, где жили и мы, появились бандиты, которые вырезают всех русских. Они, правда, и в сёлах уничтожали «завоевателей», как говорили или интервентов, я уж не помню. А интервент наш отец как раз поправлял у них сельское хозяйство. Пришлось интервенту и его семье срочно уезжать. Старики мои литовцы плакали по мне, а папа провожала такая толпа народа, с кем он работал, что не пересчитать было. И вот мы в Украине, где специалистов сельского хозяйства чуть не с флагами встречают. Домик нам выделили и почти всю необходимую мебель мастера сделали. Но стариков хлебосольных уже нет – все голодают. Однако есть магазины, где можно купить кое-что – главным образом хлеб, крупы, тушёнку, консервы рыбные. Старшая сестра уже стала ходить на танцы в клуб, где и фильмы привозили, показывали. И вот тут ей уже две сестрёнки мешают, хотя в основном с ними вожусь я. Но нет в этом селе ни яслей, ни детского сада, больницы нет на большое село. И мои родители не особо в нём приживались – мама побаливала – надо делать операцию. А мы с Верой пойдём в школу, куда малышек девать? И папа едет устраиваться в другое село, где и больница, и школа русская, я уж не говорю о детском садике. И тут, под шумок, Вера решила от самой маленькой избавиться. Пошли купаться на Лиман – она, я, и Лариску взяли с собой. Вообще-то сестрёнки спали в середине дня. Уж как она разбудила малявку, не пойму. Но схитрила, что не спит. И отец, который вернулся с работы, и надеялся отдохнуть, велел взять её с собой. Идём втроём – старшая несёт маленькую на руках. Приходим на берег Лимана – тоже надо было по крутому берегу спускаться. Приходим, а подружек Веры нет. Она мне разрешила купаться, а сама пойдёт, когда подруги прибегут. Я в Лиман только окунулась, как спустилась стайка девочек с горушки и в воду. И вовсе не подруги Веры – а маленького, моего калибра, но она тоже залезла в воду. Я забеспокоилась: - «Где Лара?»  Она отвечает: - «Не бойся. Я её далеко от берега посадила, камешками обложила, она сквозь них не проползёт». Но меня будто кто толкнул из воды. Плыву, а сердце заходится – беду чует. Подплываю, где ещё крутое течение и мне на дно не встать ногами, а навстречу мне большой ребёнок плывёт вниз лицом. Я думала, что соседский мальчишка лет двух – гораздо старше нашей маленькой. Но сестра или нет – ребёнка тянет на быстрое течение и его надо спасать. Но как? Если я его начну в головку толкать, он тут же утонет. Пришлось мне встать на дно и руками ловить дитя. Меня сразу вода накрыла с головой, а ведь надо выходить туда, где вдохнуть можно воздуха.
           - Могла б сама захлебнуться и утонуть, - сказал я, и Белка догадалась, сын переживает.
           - Запросто, - ответила она. – Но тут, поверите или нет, кто-то стал толкать меня в спину. Не просто толкать, а упёрся всем телом и поволок и меня и дитя этого на мелкое место. А на мели прибежали женщины-доярки, которые ждали, пока пастух их коров пригонит к воде – там был ручеёк с несолёной водой. Так вот эти женщины ухватили Лариску – это оказалась наша с Верой сестра – и стали её откачивать. А я в воде лежу, отхожу от ужаса, который перенесла. И меня вынесли на берег и стали расспрашивать, как же я смогла с быстрого течения, вынести сестрёнку на мель. А я оглядываюсь, где этот парень или мужчина, который меня подпирал и толкал. Или хотя бы девушка крупная, как наша Вера – нет подходящей фигуры. И не могу ничего ответить этим женщинам. Зато вдруг рассердилась на Веру – плавающую и резвящуюся в воде, будто ничего не произошло и она ничего не видит. Как заору с хрипотцой – во мне солёная вода так клокотала: - Что, красотка, хотела Ларису утопить? Где те камешки, которыми ты её обложила? Ну-ка, выйди и покажи.
           - Чем ты себя спасла, - догадалась Тамара. – Если бы сестрёнка утонула, то спихнула бы старшая всё на тебя. А так ты прокричала, и люди поняли, что она хотела утопить, а ты спасала. И что? Она вылезла из воды и показала эти камешки?
           - Как бы не так. Вылезла из воды, и даже не взяв свой сарафан, метнулась к кустам и там просидела до вечера. А нас с Лариской откачивали доярки, потом на руках Ларису и меня тоже отнёсли домой два крепких пастуха, пригнавшие коров. Мама была дома – ей всё это приключение рассказали, не скрыв, что старшая её дочь чуть не утопила малышку. Мама тут же пригласила врача, которую на днях поселили во второй половине нашего большого дома. Они долго колдовали над Ларисой, не забыли и меня в постель уложить и напоить горячим чаем.  А потом, когда я отошла, меня мама попросила искать Веру, и сказать, что никто её бить не будет. Пусть идёт домой и кушает. Мама своей любимице приготовила ужин. По-детски как-то рассказываю, но про детство же своё, - застеснялась вдруг мама.
           - Вот тебя, наверное, сестрёнки любили за то, что спасала их? – Сказал Геннадий, который, оказалось, слушал рассказ моей Белки.
           - А кто им рассказывал, про мои подвиги? – С иронией спросила Белка. – Мама так любила свою старшую дочь, что потом её одевала и кормила лучше всех, её учила в институте, правда не в коня корм. Вера заболела, и работать по специальности, на задворках Союза не пожелала. Взяла себе инвалидность, приехала к родной маме, потому что, в Москве, я её  устраивать и не могла, а если бы смогла, не желала.
           - И правильно, - сказал я, - а то она бы устроила нам с тобой сладкую жизнь. А так поехала к бабушке, и они так «сладко» жили друг с другом, что тётя Вера, раз в неделю, делала вид, что режет вены, и бегала к Днепру топиться.
           - И тебе досталось, родной, увидеть эти спектакли. Правильно мы с тобой сделали, что перестали ездить в Юлии Петровне. И пошли ещё раз искупаемся, что-то на небе тучки стали появляться.
           - Это они нам дают возможность, пойди на обед, - сказала Тамара и пошла к своим детям, которые строили песочный замок. – Андрюша, Наташа, не хотите ли ещё раз покупаться, и пойдём на обед к деду и бабке?
           - Ой, а у тебя, мама, ничего не найдётся попить? А то воды нахлебались.
           - Я же вам давала ситро.
           - Ну, ещё раз дай.
           - Вы не забыли, что всё выпили? Теперь уж, будьте добры, не разевайте рты, когда в воде находитесь. Да далеко не заходите, иначе вы у меня ремня получите.
           Когда шли обедать тётя Тамара, почему-то взяла меня под руку, и задержала, а всех отправила вперёд. Дети понеслись вместе с дядей Геной – как к морю, так и обедать – до того проголодались. А маме пришлось, присоединиться к нам. Но самое главное мы уже проговорили:
           - Как тебе живётся с мамой, которая так любит спасать?
           - В Украине говорят: - «Лучше всех и никто не завидует». Но мне завидуют ещё с детского сада. Дети хорошо разбираются в воспитателях и матерях. А моя мама была воспитателем, а по совместительству моей родительницей. И мама, как будущая медсестра, работала в саду в самой маленькой группе. И у неё маленькие дети болели меньше, чем, скажем в старшей группе. Но приходилось подрабатывать – иначе бы нам не хватало на жизнь денег. И она, когда я подрос, не смотря на то, что по вечерам училась, старалась брать подработку. И вот она приходила в старшую, и даже в подготовительную группу в школу, где работали воспитатели с дипломом преподавателя младших классов и дети кричали «Ура!»
           - До того любили твою маму, а не воспитателей с дипломом?
           - Воспитатели с дипломом даже своих детей, которые были в моей группе – не могли научить читать. А я со своей Белкой, которая к тому же училась по вечерам, и жутко уставала, научился читать в пять лет.
           - Правильно, - присоединилась к нам мама, - причём сам научился – я не прилагала никаких усилий. Такой у меня умный сын рос – не тревожил маму по поводу – «научи», а всё сам. Кстати сказать, сам научился свои носки и трусы стирать, брюки гладить – ещё до школы. Я уж не говорю о ботинках. Но тут старик сосед его научил чистить мои сапоги и его ботинки. Облегчили они мне жизнь. Ещё Олег умеет по магазинам ходить – продукты покупать и ужины готовить, если я работала в больницах до вечера.
           - Подожди ты о ботинках – хотя, конечно, завидую тебе. И что по магазинам ходит твой сын – это тоже плюс ему. Потому у него и мама такая красивая. Женщины хорошо сохраняются, если дети радуют их. А у тебя один сын и обычно такие сыновья бывают балованными, а у вас всё наоборот. Но мне о другом хочется, спросить.
           - Спрашивайте, - поддержал я тётю Тамару
           - И как ты в школу пошёл, если уже читать мог? В школе же тоже учат читать. А тебе, наверное, скучно было?
           - Во-первых, - стал вспоминать я, - у нас больше чем полкласса читали уже. В Москве же, прежде чем записать в школу, проводят собеседование. А там всё спрашивают – знаешь ли, буквы? А если знаешь, то, умеешь ли читать? Да причти вот мне газету – это мне сунул в руки будущий мой директор – человек замечательный во всех отношениях. И мне пришлось ему читать статью с очень сложными словами, такими как индустриализация.
           - Хорошо. Проверяли вас. А почему ты назвал директора «замечательным, во всех отношениях». Это вроде мы в школе проходили – только не помню, по какому произведению?
           - Это по «Мёртвым душам» Гоголя, - засмеялась Белка. – Там есть дама просто приятная. И дама приятная во всех отношениях. У моего сына директор – Борис Игнатьевич – пусть земля ему будет пухом – назван замечательным, потому что и был таким человеком.
           - Был, значит, уже покоится на кладбище?
           - Да, - у матери  показались слёзы в уголках глаз, - но прежде, чем умереть, он построил в школе бассейн – памятник ему – так сам шутил, когда строил.
           - Так вот отчего Олег так прекрасно плавает, как бывалый моряк.
           - Конечно не от  школьного бассейна, - сказал я. – Прежде, ещё в детском саду мама водила группу малышей четырех лет в «Лягушатник» - это такой маленький бассейн для начинающих. И я, пройдя ещё небольшое обучение в Москве-реке, под маминым руководством, приехав в семь лет к бабушке в Украину, стал отчаянно прыгать со старой баржи в Днепр. Но там, кроме как не утонуть, надо же ещё доплыть после прыжка до берега или до баржи. Мама, приехав за мной в августе месяце, страшно перепугалась. Она решила, что я прыгаю и плаваю, но дышу плохо – не правильно. И привезя меня в Москву – уже в первом классе, мама отдаёт меня в открытый бассейн «Москва», где можно и зимой плавать, для постановки дыхания, к тренеру. Это, конечно, деньги – такие не лишние в нашем бюджете. Но мама и себе взяла абонемент дневной – он дешевле, чем, если покупать перед сеансом билеты. И мы с мамой проплавали осенью и зимой несколько лет, в этом бассейне. Правда, мало с мамой – у неё же работа. И получается, что я больше моей родительницы провёл время в бассейне. Но тоже не один ходил – с друзьями.
           - Открытый бассейн, - это где крыши нет? – С испугом спросила тётя Тамара.
           - Да, - засмеялась Белка, смахнув слёзы, - плаваешь зимой, а над тобой воздух до минус 27 градусов мороза. И туман, - развела она руками, почти как Краморов, в фильме «Неуловимые мстители». -  И вдруг выныривает мужчина, с кустистыми бровями. И ты – это я про себя – вдруг видишь, как эти брови покрываются инеем, а потом и сосульки нависают.
           - Ну, ты, мама, даёшь, - сказал я, когда все отсмеялись. – Про дядьку рассказываешь, а то, что из этого прекрасного бассейна видна Кремлёвская стена с двумя прекрасными башнями. Даже можно сказать с тремя, если учитывать Арсенальную. И колокольня Ивана Великого и маковки церквей. А с другой стороны можно узреть величественный дом Баженова, где теперь помещается библиотека имени Ленина.
           - Боже! – Сказала тётя Тамара. – Как же вы хорошо  живёте, если можете плавать в таком бассейне и видеть все красоты Москвы. Но почему ты, Олежка, в школьный бассейн не ходил, если его вам построили?
           - Ого! До школьного бассейна надо было, ещё пять лет учиться. Его открыли, когда я был в шестом классе. И то, что я учился плавать в Москве-реке, и Днепре, и в бассейне «Москва» очень мне пригодилось. Потому что в школьном бассейне надо было хорошо плавать. По этой причине многие мои одноклассники не записывались в секции. И даже уроки физкультуры, где положено было идти в бассейн, пропускали. Но стеснялись говорить, что не умеют плавать. А как это бывает, то резиновую шапочку забудут, то полотенце, а то и вовсе плавки потеряют.
           - Что, есть москвичи, которые не умеют плавать? – Удивилась тётя Тамара. – Смотри, Реля, ты не только хорошая воспитатель была, но и хорошая мать. Научила сына всему, даже если тебе это стоило немало денег. А кто-то пожалел для своих детей, даже если получали много больше тебя. Но мы подходим к дому моего отца. При нём не говорите, что мои дети не умеют плавать – он расстроится. Хотя, когда я была такая, как моя Наташа сейчас, приезжала к нему на всё лето, и он учил меня плавать – но не научил. Так что если будет бодаться, я ему припомню это. А то, что вы мне рассказали – прекрасно. Теперь я понимаю, Реля, почему ты замуж не выходишь, любой мужчина – даже самый хороший – наградил бы тебя вторым ребёнком, и ты не смогла бы уделять много внимания Олегу. И он бы не вырос у тебя парнем умным, во всех отношениях, и хорошим помощником маме.

                Глава 18.

           Дедушка – отец тёти Тамары – оказался довольно приветливым и разговорчивым. Он не хотел, чтоб мы после обеда шли к морю, а остались бы и посидели с ним и его женой, угостившей нас хорошим обедом.
           - Чего вам к морю шагать по такой жаре? Надо промокнуть, так я в душ воды наносил – обливайтесь себе и загорайте на дворе. А то телевизор смотрите в доме – всё для вас.
           - Папа, люди к нам приехали, на несколько дней. Видишь, что август перевалил на вторую половину. А им ещё надо поездить по Крыму. Олегу же в школу идти в сентябре.
           - А что за девушка – мать Олега? – Спрашивал хозяин, будто его не знакомили за руку с Белкой. – Это не та, которая жила у вас с матерью в 1961 году, как Гагарин в Космос полетел?
           - Запомнил, папа, хотя видел раз в жизни – на разводе твоём с мамой, - улыбнулась лукаво тётя Тамара.
           - Как не запомнить. Если мать твоя ругалась как баба базарная с моей глухой половиной. И всё это в присутствии беременной женщины. Тебя, красавица, Наташка – жена моя, фактически разведённая на тот момент, упросила придти на тот срам?
           - Уговорила, - подтвердила тихо Белка, которая сидела и молча слушала, как говорили отец с дочерью.
           - И ты, беременная, пошла и слушала, как ругалась твоя жадная хозяйка?
           - Это ещё не беда. Беда была бы, если бы я оказалась дома на следующий день, когда вы так царственно пожаловали к бывшей, но ещё не разведённой жене – ели пили – тут Наташа не поскупилась. Но я до вашего прихода была увезена, скорой помощью - рожать. Быть может, уже родила, когда вы были уложены Наташей заботливо спать-почивать в мягкую кровать. Но вдруг проснулись и решили бить окна в маленьком домике ненавистной бывшей жены и где ваши дочери жили.
           - Вот это ты меня упрекнула – меня так дочери не упрекали.
           - Хоть сейчас до вас дошло, что плохо поступили? Дочерям плохо. Бывшей жене позор. И мне было бы плохо, если бы чуть раньше я не захотела рожать, и не отправилась из того домика, где вы так поработали над окнами. Теперь не будете мне предлагать остаться у вас до конца августа? – Белка, кажется, подморгнула домовладельцу.
           - А чего нет! – Храбрился тот. – Мне нравятся такие языкастые, красивые дамочки. Ещё б тебе центр нашего городка показал. Там у нас, в парке сидят все сказки Пушкина и он сам.
           - Персонажи сказок Пушкина? – Белка была сражена.
           - Папа, мы покажем Реле и Олегу центр Евпатории, если солнце помилует нас и спрячется за облака, - вставила быстро Тамара и тоже, кажется, подморгнула моей матери.
           Солнце нас помиловало. Дало нам ещё немного покупаться и спряталось за облака. Все уже были готовы воспользоваться ситуацией. Наташа с братом оставили свои башни и бросились к матери:
           - Мама, ты нам обещала мороженое, которое в Евпатории вкуснее, чем в Симферополе.
           - Будет вам мороженое, одевайтесь быстро. Реля, Олег, поторапливайтесь.
           - А это ничего, что я в шортах? – спросил я. В Москве я свободно ходил так, когда мы ехали к Москве-реке. Но как в Евпатории – может здесь ещё нравы прошлых лет, когда нельзя было.
           - Ой, в Евпатории давно ходят в шортах, ещё когда я маленькая была. Всё-таки курортный город. Не бойся, Олег, никто тебе не предложит их снять и в плавках гулять.
           Все развеселились и быстро доехали – на автобусе – до центра. Там чуть погуляли и в Парк, который был можно сказать, располагался в самом сердце города. И в этом сердце гуляли люди – даже больше, чем в Симферополе – любуясь на персонажей сказок Пушкина, некоторые увлечённо пересказывали отрывки из этих сказок. Белка была потрясена:
           - Не думала, что сказки Пушкина будут сопровождать меня и Олега по всему Крыму.
           - Это ещё что! – Отвечал ей какой-то мужчина. – Вот мы были в Ялте, а оттуда можно доехать до Поляны сказок. Туда и с экскурсией везут людей – вот где чудо!
           - Съездим туда обязательно с экскурсией, - сказала Белка, и мне показалось, она получила золотой орех от словоохотливого случайного человека.
           Мы ещё не доехали до Поляны сказок – на следующий день мы отправились электричкой в Севастополь, когда опять столкнулись с произведением Пушкина. И если бы солнце нам опять не подыграло – не скрылось за облаками, я ни за что не согласился бы выходить на пекло.
           - Бахчисарай, - вдруг ахнула мать и потащила меня за руку из электрички.
           - Ты что! Мы же в Севастополь билеты взяли. Потом опять покупать? Деньги тратить.
           - Глупый ты. Билеты на электрички действительны в течение суток. Я уже так в Москве ездила и знаю. Посмотрим Бахчисарай, о котором тоже писал Пушкин, и поедем дальше.
           - Ну да! Приедем к вечеру и опять не найдём твоих знакомых и ночевать на вокзале?
           - Если бы знакомых. Этот  адрес мне дали в Москве – так что придётся искать эту улицу и дом – как в песне, - призналась Белка, уже выведя меня из поезда, и даже когда он тронулся.
           - Ну, знал бы что так, не выходил. Куда мы пойдём по такому пеклу. Солнце хоть и прячется за тучи, но жжёт. И вот что, - продолжал, придираться я, - этот весь народ, такой кучей  - все идут смотреть на Бахчисарай?
           - Не думаю, - Белка виновато улыбалась, как тогда в первую нашу жуткую ночь на вокзале. – Мне кажется, что в этой толпе половина жителей Бахчисарая.
           И, правда, при выходе с территории станции народ разделился на ровных две половины, и одна из них ручейком потекла в город, а вторая свернула налево, и кривыми дорожками мы приближались к каким-то странным строениям.
           - Ты что, - ещё пробовал бунтовать я, хотя сам понимал, что бесполезно, - никогда здесь не была, когда жила в Симферополе?
           - Милый мой, конечно я при каждой возможности ездила, и в Севастополь, куда нас возили от работы. Севастополь тогда был закрытый город – просто так не поедешь – только от организации. Вот ещё в Евпатории я бывала – совсем не у отца Тамары. Были другие люди, к кому я ездила тогда. Меня принимали, и с подругами и с твоим отцом. Но это только к морю. А Бахчисарай тогда только возрождался – немцы здорово его испаскудили. Впрочем, также и Севастополь – нам больше руины показывали, особенно Панораму. Надеюсь, сейчас всё восстановили. А Бахчисарай – я так трепетно к нему отношусь – потому что и здесь бывал Пушкин.
           - Ох, ты Пушкина обожаешь прямо. А что тебе он? – Я уже начинал догадываться, что не так всё просто в отношениях Пушкина и Белки.
           И тут она призналась – шепотом, чтоб никто не слышал: - Понимаешь, дело в том, что в детстве мне показали во снах четыре моих предыдущих жизни. Это как будто бы я жила когда-то давно-давно, ещё в рабовладельческом строе, а может быть даже и ранее в каменном веке.
           Я напрягся. Читал в маминых записях о детстве её безрадостном. И самым хорошим были её сны, которые она иногда описывала – не очень подробно. А другие шифровала – видимо для себя. Чтоб потом, когда вырастет, почитать и задуматься – а о чём я тогда написала? Или ей будет понятно, а вот если сын залезет в её записи, пусть поломает голову. Сейчас я чувствовал, что Белка решила раскрыть некоторые её тайны. Но не подал виду, что обрадовался. 
            - Это когда в пещерах жили и на мамонтов охотились? – Я сразу поверил, что моя Белка могла жить в прошлых веках. Иначе откуда у неё такое странное видение жизни – иногда мне казалось, что она знает о древности, больше, чем написано в книгах.
           - Не в пещерах, а было такое загадочное племя Майя. Помнишь, я тебе книгу нашла о них в библиотеке? Конечно, они жили в древности, но были очень развитые по тем временам. У них была развита астрология и разные там вычисления по отношению солнца и земли.
           - И они строили пирамиды – очень интересные – даже раньше, чем пирамиды в Египте? Но мы, сейчас не к пирамидам Майя идём, а к Бахчисараю. Это здесь при чём?
           - Понимаешь, - мама покраснела. Или это загар её проявился уже от южного солнца, которое мы поймали в Евпатории? – Был ещё сон, где меня брали в плен – это уже точно рабовладельческий строй. И привезли пленницу к местному хану, в Бахисарай. И вот Пушкин, когда был здесь, он очень заинтересовался тем, что ему рассказали об этой пленнице.
           - И Пушкин написал поэму «Бахчисарайский фонтан?». Это о тебе? - удивился я. – И ты сыну только сейчас рассказываешь об этом?
           - Вот видишь. Теперь не будешь ворчать, что мы сошли с электрички?
           - Но подожди. Ты же не была женой хана, у которого жён этих было много? Нет, мне кажется. Ты была пленницей Марией, которую потом убили. И это тебе всё показали во сне?
           - Показали, да ещё когда я была маленькой девочкой. И сны эти – их было четыре – я хорошо запомнила. И в каждом из четырёх снов я – малышка на то время – видела себя взрослой девушкой. И во всех четырёх жизнях, я рано умирала, не родив ни одного ребёнка. Предвижу твой вопрос – для чего маленькой девочке показали эти сны? Я сама об этом много думала. И поняла, что в этой жизни я должна не только выстоять, но и родить ребёнка. И воспитать его.
           - И дали тебя Юлии  Петровне на издевательства. Ты должна была выжить, при её гадком отношении к тебе. И ещё – я читал в твоих дневниках – ты не сердись, что ты спасала и тётю Валю с Лариской от покушений бабушки, на их жизнь. Тебе дали это качество – спасать людей. И ты, ещё спасала многих, в том числе и дядю Домаса, который, если бы ты его не спасла – умер бы.
           - Да, - мама уже не плакала при  воспоминании о Домасе. -  А теперь вольёмся в шеренгу, и будем идти как все. Сейчас я попрошу солнце скрыться за облака, а то оно что-то выглянуло и наблюдает за нами.
           - Да уж, - сказала пожилая женщина, идущая рядом. – А то оно светит и светит, хоть бы за тучку спряталось. Я уж его по-всякому прошу – по-хорошему, и по-плохому – не слушается. Вот, кажется, вас послушалось. А кто это? Сын ваш? Такой большой парень. А вот же моя внученька – тоже не маленькая. Так вот сейчас, как под горку народ побежит, и вы бежите, дети, и займите очередь где-то ближе к кассам. Здесь все так делают – вы не стесняйтесь. А то можно до ночи простоять и не войдёшь в этот «Бахчисарай». Получается, зря приехали. Думали, что будет без солнца, как и все две недели, что мы в Крыму, а солнце выглянуло ещё вчера и не уходит.
           Пока бабушка всё это говорила, мы с внучкой её познакомились. Оказалось, они из Орла и вот мучились две недели в Крыму без солнца. А как наметили ехать в Бахчисарай, так солнце их подловило. А поскольку солнце привезли мы с Белкой, то придётся выручать бабушку и внучку. И как только дорога пошла под горку и народ, измученный жарой, ускорил ход, побежали и мы с Ксаной. К счастью уже начало капать ласковым, освежающим дождём. Никто не ругался – все смеялись. А поскольку мы были молодые и неслись по склону  с Ксаной быстро,  то заняли очередь в кассы гораздо раньше, чем пришли наши спутницы постарше. Давали в четырёх кассах, и мы встали в две – кто быстрее. И билеты  давали тоже быстро. Ксана уже начала беспокоиться, что деньги у бабушки. Я сказал, что у меня в кошельке есть на четыре билета – мама мне всегда давала деньги, куда бы мы, ни ехали – на не предвидимый случай. Ксана кивнула, что согласна, чтоб я взял четыре билета, но тут подошли наши черепашки – Белка держала под руку бабушку Оксаны, видимо для того, чтоб она не упала, когда спускались по склону. И тут внучка выдала бабушке выговор – видимо она тоже была недовольна, что поехали смотреть ханский дворец: - Ты обещала, что народу будет мало. А тут ещё и за билетами стоять долго. А потом из этой толпы, которая так быстро выросла, запускают по двадцать челок вон за ту загородку, по навес, чтоб набирать экскурсии по двадцать или больше человек.
           - Ксаночка, так и все ж, наверное, отдыхающие как мы, подумали, что солнца нет, так хоть Бахчисарай посмотрим. И ринулись. А тут солнце – и всем же плохо не только нам. Но зато пойдём во дворец, там, говорят, прохладно.
           Я молчал – уже не мог упрекать Белку. Уважал, наверное, Космос, который её с детства любил – сны разные показывал цветные как в кино. Носил девочку Релю много в разные континенты и страны, где показывал как она жила прежде. Показывал страшно, с убийствами, а Белка не испугалась. И когда ей было пугаться, если приходилось людей спасать – не только во снах, а и наяву, если вспомнить моих неблагодарных младших тётушек. Тётя Валя и тётя Лариса  жили не плохо, но и взрослыми уже были не против, проехаться за счёт моей Белки. Мол, если в детстве спасала, то и сейчас должна помогать и вечно таскать их на своём горбу. Впрочем, насчёт того, что Белка их когда-то спасала, они, наверное, не знали. Мама моя или забыла или скромничала, когда подросли её Атаманши, а чтоб тётя Вера призналась в её скрытом душегубстве или бабушка – в этом я очень сомневался. Должны бы тётушки и сами догадаться, как моя Белка всё знала о своем младенчестве. Но видно Космос не коснулся этих моих  тётей,  и они росли как многие их сверстники – жили только сегодняшним днём – ничего не ведая ни о прошлом, ни о будущем. Пока я так раздумывал, подошла очередь за билетами и у меня, и у Ксаны одновременно. Мы взяли билеты и прошли под навес, где просили людей вставать по четыре человека в ряд, чтоб легче было впускать группу, где уже ждали нас экскурсоводы.
           Получив желанную прохладу, многие люди притихали, и ходили за экскурсоводом молча, потрясённые прошлой жизнью этого дворца и его обитателей. И никто не догадывался, что та скромная Мария – по поэме Пушкина – здесь, ходит тихо, по следам своим, и рассматривает, как она жила и томилась по свободе в этом не полу азиатском, чуждым её природе дворце. Мне приходилось слушать внимательно экскурсовода и наблюдать за Белкой. Иной раз казалось, что она кого-то выискивает в толпе посетителей – возможно, ту женщину, которая тогда на неё давила и выживала из дворца. Почему мне так казалось? Потому что взрослая Реля (или Мария) уходила из нашей экскурсии в передние. Или проникала в группы,  шедшие после нас. Особенно оживилась Белка моя, когда нам дали свободное время для осмотра. Мне казалось, что дворец её интересовал мало – чего она тут не видела? Хотя, думаю, дворец уже довольно перестроен и подогнан под современных людей. Но она всё кого-то искала, и если бы нашла, то, мне кажется, поздоровалась бы и спросила, как им живётся в этом веке?
           - Кого ищем? Своих товарок поневоле? – сумел я в перерыве задать вопрос.
           - Представь себе, что да, - улыбнулась Белка. – Ведь не мне одной дали возродиться в этом веке. Разумеется, что нас разнесло по разным странам. И даже возрождаемся мы не в одном веке, а как Богу угодно. Но я почти всегда вычисляю людей, кто живёт не первую жизнь. И их тут было много сегодня. И даже были, кто помнит свои прошлые жизни. Но не в этом дворце.
           - Как же тебе не повезло. А то бы познакомилась?
           - Нет, наверное, - Белка засмеялась моему предположению. – Но так приятно встретить этих людей. Убедиться, что ты не одна такая.
           - Богом отмеченная, - пошутил я.
           - Богом отмеченная, Сатаной примеченная, - пошутила матушка. – Ведь ты думаешь, почему Вера и бабушка твоя так ко мне относятся плохо. Верин отец, как мне кажется – и были подтверждения – плохой человек, тёмного происхождения. Это он приказал Юлии Петровне и Вере угнетать меня, чтобы загнать в могилу. Но не всегда он (этот Чёрт, как я называла его в детстве и крестила при случае), так плохо относился ко мне. Было время, когда он охотился за мной. Чёрному человеку хотелось покорить «Дикарку», как меня называли в украинских школах.
           - Это чтобы иметь власть над тобой, да?
           - Да. Но никак у него не получалось и не получится, как видишь я не покорялась никогда, если судить по поэме Пушкина и по моим бывшим снам.
           - Ты у меня уникум, - похвалил я, поражаясь геройству Белки. Выстаивала против врагов, в прошлых жизнях, не склоняла перед ними головы, так и в этом веке – воюет потихоньку.
           - Конечно, - улыбнулась она. – И пошли уже на воздух. Сейчас понесёмся к электричке.
           Когда мы вышли из дворца, сгущались сумерки. Ксана с бабушкой, которые были почти всегда рядом с нами – за исключениями тех моментов, когда нам с Белкой удалось поговорить – тоже спешили на электричку.
           - Ну вот, бабушка, теперь нам бежать опять на электричку и ехать обратно. Вы как, Олег, тоже поедете с нами?
           - Нам на Севастополь, - быстро сказала Белка. – В противоположном направлении.
           - Но всё равно, на свои электрички мы помчимся вместе?
           - Конечно, - вставил слово я, - бежать, так бежать. – Хотя из-за бабушки Оксаны нестись мы не могли. Буквально втаскивали её на пригорок, по которому вниз спускаться гораздо легче, чем подниматься. Оксана с одной стороны держала тучную бабушку, Белка под другую руку, а я сзади тараном – так и тащили – с шутками-прибаутками. Иначе бы они на свою электричку опоздали. Только пришли, она уже подъезжала издали. Но надо же ещё было перейти им на другую сторону платформы. Пришлось мне сопровождать наших знакомых. И возвращаться к маме на платформу, к которой подъезжала наша электричка. Конечно, Белка переволновалась – прыгаю перед поездами туда – сюда. Вечерняя электричка на Севастополь оказалась полупустой. А мы вошли в вагон – там было, всего пять человек. Четверо вышли на следующей остановке. Остались мы и пожилая женщина, сидящая через два окна от нас. Чтобы как-то развеселиться Белка стала мне рассказывать поэму «Бахчисарайский фонтан». Я, разумеется, читал эту поэму, но так как рассказывает сочинения Пушкина мать – можно слушать и слушать.

                Глава 19.

           Однако слушать пришлось недолго. Пожилая женщина поднялась со своего места и приблизилась к нам: - Можно, молодые люди, я возле вас сяду? Страшно ехать одной. Если бы не вы, я бы перешла в другой вагон. Но у меня вещи тяжёлые.
           - А что? - насторожилась мама. – В электричках вечерами страшно ездить?
           - Ой, страшно, детки. Тут же такие бандиты могут ходить. Деньги у одиноких пассажиров спрашивают. А не дашь, по голове дадут. Убить не убьют, а инвалидом могут сделать.
           - Да что вы! Вот не ожидала. Севастополь, когда я была девушкой, был закрытым городом,  и ездить в него было не страшно, насколько я помню.
           - В Севастополе и сейчас хорошо. Безобразничают на окраинах, а я в центре живу. Но в электричках очень балуются. Да не севастопольцы, а из других мест шпана. Но хватит о мрачном. Кажется мне, что с вами я доеду спокойно. Вы такие весёлые и доброжелательные, что не страшно с вами. Вы кто? Мама с сыном? Уж очень похожи между собой.
           - Мама с сыном, - улыбнулась Белка. – Нам и в Москве, где мы живём, задают такие вопросы, как вы.
           - Так молодые вы оба, а у стариков не очень зрячие глаза. К кому едете в Севастополь?
           - А едем мы наобум, как получится, - призналась, вздохнув, мама, вспоминая, наверное, жуткую ночь на вокзале в Симферополе.
           - Где же ночевать будете? Есть знакомые?
           - Вот адрес, - Белка достала бумажку. – Улица не то Заплечная, не то Заречная. Мне сказали, что это близко возле вокзала.
           - Да кто же вам такой адрес дал, - женщина покачала головой осуждающе. – Это окраина Севастополя. И люди там живут лихие.
           - Боже мой, - простонала Белка, - опять  мы с тобой, Олег, попали в историю.
           - Ох, жалко мне вас, детки. И так вы нравитесь мне – такие дружные. Возьму вас к себе, хотя сроду жильцов никогда не пускала. Мне и дочь моя Галина –  она одинокая, хотя ей 35 лет - запрещает. Мы с ней живём в центре Севастополя, как раз напротив Панорамы. У нас две комнаты отдельных у Гали и у меня, так что поместимся. Согласные?
           - Ой, как хорошо, - обрадовалась Белка, но я насторожился. Может, женщина, как раз и есть бандитка. Заманивает нас, чтоб потом расправиться. И Белка моя ясновидящая этого не замечает. Попрыгала возле Бахчисарая из нашего времени в другой век, и глаза её потеряли бдительность.
           Между тем, женщина продолжала: - Подозреваю, что вы едете посмотреть Севастополь, со всеми его достопримечательностями. Так вот кассы, где продают билеты на все экскурсии, как раз под нашими окнами, можно сказать. И начинают они работать в восемь часов. Но очереди к ним выстраиваются ещё с ночи. Шумят, кричат. Но у нас не очень слышно. Дом наш на пригорке и шум не слышен. Но вам будет удобно за билетами ходить. Правда, можно взять сразу на все экскурсии, чтоб один раз отстоять. А с другой стороны нашей квартиры видна бухта с кораблями – юноше будет интересно смотреть на них и ночью и утром.
           - «Это было бы прекрасно ночевать в таком доме, - думалось мне. – Но слишком всё замечательно. Бабушка нас, не заманивает ли?» - И посмотрел на Белку. Неужели у неё нет никаких подозрений. И, кажется, передал своё настроение бывшей узнице Бахчисарая.
           - Так ваш дом, наверно, стоит рядом с гостиницей? В ней мы когда-то с подругой две ночи провели. Тоже любовались кораблями в бухте. Вот забыла её название.
           - Не знаю, как раньше она называлась, - пошутила женщина, - а сейчас «Севастополь».
           - Ой, как стыдно, - сказала мама. – Забыть такое название.
           - Да ладно. Я знаю, что вы меня проверяете. И это правильно. Доверяй, но проверяй. А сейчас смотрите в окна и надо перейти на другую сторону. Сегодня же праздник у моряков и будет салют с кораблей. Зрелище неповторимое. Я хоть и боялась ехать, но села на эту электричку, чтоб посмотреть его из окон, когда буду проезжать. – Под музыкальные слова  нашей будущей домоправительницы мы живо перебрались к окнам, и не было предела восхищению. Мы с мамой много видели салютов в Москве – с разных концов её, даже ездили на Ленинские горы. Но такого салюта, когда грохает где-то рядом, и вся эта красота летит в сторону моря и развевается над городом – ещё не наблюдали. Это был восторг – кому рассказать, не поверят.
           - Там пляжи, - махнула в сторону островов старушка, на мой вопрос. – Но людей там нет сейчас. Может, и остались бы, какие купающиеся, так солнца нет в это лето, что печально.
           - Солнца не было, так будет завтра же, - улыбнулась Белка. – Мы привезли его из Москвы сначала в Симферополь, потом в Евпаторию. Солнце жарило из-за туч, когда мы осматривали днём Бахчисарай – по нашей просьбе. А теперь оно прикатит в Севастополь.
           - Господи, так это вы в Москве так загорели? А я же думала, что где-то в Абхазии или Грузии – туда отправились все наши приезжие, чтоб поймать загар. А если вы привезли солнце, так и жители нашего города успеют ещё покупаться и загореть. Это удивительно, как я вас увидела, так подумала, что люди хорошие едут к нам. Но вам же теперь и пляж не нужен. Будете по жаре Севастополь  смотреть? Удивлять местных жителей своим негритянским загаром.
           - Ни за что! – сказала мама. – Мы возьмём билеты на вечерние прогулки по городу.  Днём же, только купаться и загорать. Нам, неграм, тоже не помешает ваше солнце, особенно море. Но скажите мне, пожалуйста, привели ли в порядок вашу Панораму?
           - А она разве была не в порядке? И откуда вы это можете знать?
           - Говорю же вам, что я, девушкой, бродила по вашей Панораме, когда там было всё в разорении. – И в ответ на мой недоумённый вопрос, пояснила. – Это не во сне, не подумай, я туда залетела. А когда мы приехали в Севастополь в первый раз, Панорама была закрыта уже на ремонт. В ней же немцы порядочно всё взорвали. И какая-то комиссия из Киева приехала смотреть, что там надо сделать и нашу экскурсию протолкнула наша экскурсовод под шумок.
           - Вы особенная персона, - сказала наша спутница. – Под шумок, вас пропускают в Панораму. Мы, местные, не могли прорваться, чтоб взглянуть, что фашисты там натворили. А вы видели и запомнили. Но теперь Панорама открыта для всех – там заново всё отделали. Говорят, что даже главного художника картины все сохранили, а где и реставрировали.
           - Я знаю, это Рубо Анатолий Францевич – русский человек. Он и панораму в Москве делал – великий художник. Там, как зайдёшь, невозможно глаз оторвать от его полотна. Правда, сын?
           - Правда, мама. Но поезд, кажется, приближается к вокзалу. Не пора ли нам выходить?
           - Ой, деточки мои, - заволновалась старушка. – Я же вас не так просто пригласила жить к нам с Галей. А мне надо сумки тяжёлые поднести к автобусу. Вот же я и высмотрела такого сильного юношу. Мне вас Бог послал.
           Ух! У меня отлегла от сердца. Бабушке нужна была тягловая сила, и она выбрала нас. Даже пожить предложила, чего никогда бы не сделала, если бы ехала налегке. Или предложила бы, подсев к нам из страха, чтоб узнать едем ли мы до Севастополя? Потому, если бы мы сходили раньше, старушке надо было бы идти в другой вагон. А так как движений по электричке не наблюдалось как в Подмосковье – переход едущих из вагона в вагон – я заподозрил, что и сообщений между вагонами не было. И, стало быть, пожилой женщине надо было спуститься из нашего вагона на платформу и подниматься в следующий вагон, где неизвестно что бы её ждало – то ли общество тоже боящихся людей, как и она, то ли весёлая молодёжь, которая ради шутки, могла спросить у бабушки деньги. А не даст добровольно, «по голове постучать», как сказала она нам. А с нами, естественно, ей было ехать и веселей и спокойней. Конечно, я ни её не дал в обиду, ни маму, если бы тут ходили любители чужих денег. Вспомнил бы самбо – до того, как мне пришлось уйти из секции, из-за травмы мениска, всё-таки научился перебрасывать через себя противников. Единственное, что могло задержать бросание врагов через голову, если бы пришли с ножами или ломиками. Тут надо сначала эти ломики выбить из рук – а это труднее. И вообще невозможно – так думала моя мама. И добавляла: - «Против лома, нет приёма». И если вспомнить больных, которых она лечила в детской больнице и в реанимации института имени Бурденко, то у некоторых людей так и получалось. Но думать, что могло бы быть, у меня не было времени. Белка моя, подойдя первой к сумкам старушки, и пытаясь её поднять, ойкнула:
           - Ой, как тяжело! Как же вы сумки ваши несли до электрички? Что в них?
           - Так родственники же наполнили эти сумки ранними овощами – картошечка, морковка и ещё всякие вкусности, которые у нас, на базаре, довольно дорогие, а в магазинах ещё нет. И довезли до электрички и посадили, спросив меня, позвонила ли я дочке, чтоб встретила? И я обманула их, что позвонила. И звонила же, а Гали не было дома. А на работе телефон их всё время занят. Но я надеялась, что смогу взять на вокзале носильщиков, хоть бы до такси донесли. А по дороге вспомнила, что они не подходят к электричкам.
           - А если бы подходили, - понял я, что старушка хитрит, - то взяли бы с вас такую сумму, что фрукты и овощи ваши оказались дороже, чем на вокзале?
           - Ой, правда, твоя, внучёк. Я это тоже подумала. И вот же, навязалась к вам, но вам будет лучше жить в центре города, чем на окраине, да у лихих людей. Да и возьму я, за вашу доброту с вас меньше за постой, чем у нас берут.
           - Не оправдывайтесь, спасибо вам, что вы нас приютите, - сказала Белка, улыбнувшись, - это мой сын шутит. Такая привычка у современной молодёжи – подтрунивать над стариками. Так, дорогой мой, будешь нести в одной руке вот эту сумку, а во второй наши вещи. А я с нашей доброй спутницей, понесём вместе вот эту сумку – она тяжелей.
           - Спасибо, спасители вы мои. И уж пойдём к автобусу – он ближе останавливается, чем такси. Вы уж не подумайте, что бабка наживается на вас.
           - Забудьте, пожалуйста, это слово. Это вы наша спасительница, а то бы нам пришлось первую ночь ночевать на вокзале. Так случилось в Симферополе, куда мы прилетели ночью.
           - О, дорогие мои, в Севастополе не разрешают ночевать на вокзале – он маленький, а город военный – патрули ходят и выгоняют из него всех, даже тех, кто паспорт имеет. Если только кто поезд ночной ждёт, может там находиться.
           - Вот видите, всем хорошо, что мы встретились в этой электричке – и вам, и нам.
           - Так, - сказал я. – Приехали. Давайте мне обе тяжёлые сумки. А ты, мама будешь нести наши вещи.
           - Что ты, внучок, ты и так более тяжёлую взял. А эту мы с твоей мамой за ручки понесём. Ты только сойди с поезда первым, да помоги нашу сумку снять и на перрон поставь.
           - Так, - сказала мама, - чтоб сойти нашему мужчине первым, надо за поручни одной рукой держаться. Дайка мне нашу сумку – я её через плечо повешу. И не спорь. Вот, видишь, как удобно. Пошли, пошли, а то электричку сейчас будут перегонять на другой путь.
           Так мы и выползли из вагона. Я сошёл первым, потом взял другую тяжёлую сумку – поставил на перрон. Старушку мама поддерживала из вагона, а я ловил её на перроне. Затем более лёгкую свою Белку. Потом мы со своей ношей дошли до остановки автобуса,  которая, и впрямь, была недалеко. А таксистов видно не было. Или они ленивые в Севастополе – не ловят пассажиров. Или их разобрали другие шустрые пассажиры, которым ехать далеко. А нам и на автобусе неплохо. И пока он подъехал, спутница наша разговорилась с мамой:
           - Ой, же, мне вас Бог послал. Надолго вы в Севастополь?
           - Дней на пять, не больше, - отвечала Белка. – Выдержите вы так долго?
           - По мне хоть и больше живите. Я вот на юношу залюбовалась. Такой внучок был бы сейчас и у меня, если бы Галя – дочь моя, пятнадцать лет назад не сделала аборт.
           Я представил себе, как Белка вздрогнула – она не выносила разговоров об убийстве детей. Но голос её по-прежнему был вежлив, хоть и звучал глухо: - Зачем она это сделала?
           - Так с мужем же разошлись. И он сказал, что этот ребёнок ему не нужен. Вот и погорячилась дочь, хоть я её умоляла одуматься. А теперь близок локоток, да не укусишь. Не будет больше у Гали детей. Только вы, деточки  мои, не проговоритесь, что я это рассказала. Это такая боль до сих пор и у неё, и у меня, что словами и не высказать.
           - Вы сказали ей тридцать пять лет. Ещё может родить.
           - Нет. Это уже сказано врачами и подписано. Но прошу вас ещё раз – не напоминайте Гале, об её грехе. Мы уж с ней и в церкви и в монастыре были, замаливая его. Но больно до сих пор.
           Тут подошёл автобус, и я поднапрягся с сумками, чтоб втащить их в него да поставить в нужное место, чтоб людям не мешали – есть такие места в автобусах, их искать долго не надо. Но пришлось стоять возле сумок, чтоб не свалились. А Белка с будущей нашей хозяйкой сели рядом со мной на два чудом свободных места. И всё равно, автобус ехал, то спускаясь по горке, то поднимаясь – поэтому я рассматривал ночной Севастополь и мало слышал из их разговора. Но, кажется, сумел прочесть по губам, что они говорили. Или это я мысли их считывал – не знаю. Но мама, кажется, сказала, что она могла бы помочь Гале с рождением ребёнка – у неё есть такой пример, что и в сорок лет подруга её родила. На что старушка сокрушённо ответила, что Галя больна серьёзной болезнью и растолстела, так что носить беременность не сможет. Ещё раз просила мою маму не поднимать эту тему. На что Белка ответила, что не посмеет, это она просто старушке предложила, но если такое сопротивление. Тут автобус проехал мимо Панорамы, которую я признал сразу, хотя наша Бородинская панорама совсем другая. Дольше была остановка как раз напротив дома, куда мы ехали. Тут сумки мне помог вытащить сосед нашей благодетельницы, поздоровавшись с ней и назвав Прасковьей Захаровной. Так мы с мамой узнали имя и отчество хорошей женщины. Впрочем, мама могла знать его раньше – когда я их стаскивал с электрички. Будто бы имя это уже звучало в моём воспоминании. Сосед же помог донести сумки до лифта. А сам позвонил в квартиру на первом этаже.
           В лифте Прасковья Захаровна почему-то заговорила о пляже: - Вы и до городского пляжа так быстро доедете, если не захотите своими ногами до него дойти. Но он с бетонными берегами, в море спускаться по лесенке. Но это если ты, Реля, и Олег хорошо плаваете.
           - Вы в этом сомневаетесь? – спросил я.
           - Судя по мощи в твоих плечах, то нет. Наши мальчики твоего возраста хоть и плавают много, а такой мощи у них нет, чтоб носить тяжеленные сумки и не задохнуться.
           - Это что? Комплимент?
           - Думаю, что похвалу ты заслуживаешь от девушек, а не от старых бабушек.
           - Какая же вы старая? – протест заявила Белка, но тут лифт остановился, и пришлось выходить.  И пока я выносил сумки, не дав женщинам над ними надрываться, хозяйка наша стонала. Но говорила тихо, будто боясь, что соседи её услышат.
           - Ой, старая, детки, старая. И больная же. Так что иной раз поворчу на вас от болей, вы не сердитесь.
           - Давайте сразу договоримся о цене Прасковья Захаровна, - сказала, почти шепотом, Белка. – Сколько вы с нас, двоих за ночь будете брать? Потому что днями мы с сыном будет ходить по городу или проводить время на пляжах.
           - Ой, я ещё думаю, как вас разместить, а вы уже о цене заговорили. Я должна посоветоваться с Галей, брать ли с вас деньги. Вы мне так помогли, что это дорогого стоит.
           - Разумеется, брать, - сказала строго Белка. – И скажите ей, что мы вас стесним, на несколько дней. Чтоб она не подумала, что мы будем долго в Севастополе. 

                Глава 20.

           Галя – полная женщина 35 лет – ровесница моей мамы, встретила Прасковью Захаровну упрёком: - Мама, ну говорила же я тебе, чтоб позвонила мне, что выезжаешь. Я бы встретила тебя на вокзале.
           - Звонила, но трубку никто не брал – видимо ты мылась в ванной и не слышала. Но это и к лучшему. Чтобы ты не ждала на вокзале несколько часов, как было не раз. Мне помогли вот эти москвичи, едущие в Севастополь на экскурсии. Это Реля – ей столько же лет, как и тебе. А это её сын. Познакомься, Олег, с моей дочерью, - сказала, видимо от усталости, забыв познакомить вначале мою Белку. - Если бы не они, Галя, я бы не добралась до дому. И они поживут у нас несколько дней.
           - Спасибо вам, Реля, - отозвалась Галя, протягивая маме руку для знакомства. – И проходите. Я рада гостям. А то мы живём с мамой, как на острове Робинзона – гости у нас редко бывают.
           - Здравствуйте, - отвечал и я, занося первую сумку.
           - Ой, Боже, что ж ты там нагрузила, - говорила Галя, перехватывая у меня сумку. – Мама, сколько раз тебя просила не нагружаться так. Подожди, Олег, я и вторую занесу – ты уже надорвался весь.
           - Вовсе нет. От тяжестей сильнее люди становятся, - но спорить не стал. Пусть заносит. Ей, как мне показалось, не мешало размяться. Всё же она была полновата для своего возраста. Мысленно попросил у неё прощения за свои мысли – на случай, если ошибаюсь.
           - Сейчас придумаю что-нибудь поужинать на скорую руку, - сказала, размявшись,  Галина. – Яичница с колбасой, вас устроит? Или что-то из маминых кулей извлечь, но это будет дольше?
           - Яичница нас вполне устроит, - вспомнилась мне похожая реплика из книги двух юмористов Ильфа и Петрова. – Это будет шикарный ужин, если сейчас вы дадите водички испить.
           - Да, Галя, у нас всех во рту пересохло, - поддержала меня Полина Захаровна. - Нет ли у тебя компоту или сока какого?
           - Как знала, мама. Наварила большую кастрюлю. И мне даже сон снился, что ты приедешь не одна, а с компанией. Но я думала, что родня пожалует, - дочь хозяйки лениво направилась к кухне. И, судя по звукам, так же неспешно доставала кружки или стаканы и наливала в них компот.
           - Какое там, - отвечала её мать, переобуваясь и предлагая, достав из стенного шкафа, нам с мамой тапочки (всё жестами). - Если бы кто из них собрался, столько бы не дали мне продуктов, потому что родня у нас вся больная да квёлая – тяжести им таскать нельзя.
           - Как же, мама, они на тебя всё это навалили? – удивлялась Галя всё ещё из кухни.
           - Так их сосед ехал на вокзал и меня подбросил. И сумки к электричке поднёс и посадил заодно. Вот, Галя, тебе бы жених хороший был. Да ты от него нос воротишь.
           - Не говори глупостей, мама, при гостях, - появилась, наконец, из кухни дочь хозяйки, вынося на подносе две кружки компота и один стакан. - Вот отпаивайтесь компотом, да не желаете ли в ванну, с дороги умыться? Горячей воды, правда, нет – она у нас нечасто бывает.
           - Это и хорошо, - отозвался я, моментально выдув кружку компота. – Обожаю холодный душ. Мама, ты мне дашь полотенце? Они в твоей дамской сумочке.
           - Подожди, Олег, - отозвалась тётя Галя. – Свои полотенца поберегите для пляжа. А я вам выдам другие, севастопольские. – Она ушла в большую комнату, как я определил. Потому что Поля Захаровна, взяв стакан с компотом, зашла в другую, поменьше, видимо свою. Младшая хозяйка вынесла нам с мамой большие полотенца для душа. Я отправился в душ первым и быстро вернулся оттуда – помня, что Белка тоже изрядно нажарилась, возле дворца в Бахчисарае.   
           Белка выскочила из ванной ещё быстрее, видимо, жара никогда не пересилит голод, особенно если пришлось потягать тяжёлые сумки. Полная, но статная тётя Галя – лишь после душа я рассмотрел, что «талия на месте» – кормила нас вкусным ужином, поглядывая на меня с каким-то сожаленьем. Она на меня. Я, в недоумении, на Белку – чем я провинился? Белка переглядывалась с Полиной Захаровной, и обе вздыхали. Тут я вспомнил рассказ в поезде, что детей у Гали наверно не будет, и понял, что жалела она себя. Ну, жалостью тут не поможешь, а спать, после поездки и множественных впечатлений, охота. Меня чуть не устроили, спать на балконе, куда я выходил – пока мама была в ванной – смотреть на корабли и ночной Севастополь. Мне бы очень хотелось там отдыхать, но Полина Захаровна возразила:
           - Спать на балконе буду я. Там комары да мухи всю ночь носятся, как оглашенные, и я к ним привыкла, потому что сплю под балдахином. А Олег не сможет под ним отдыхать. К тому же, когда на рассвете придёт или будет уходить из гавани какой пароход, опять же разбудит нашего мужественного юношу. Вот же, Галя, я никогда не подходила к таким парням – даже боюсь севастопольских подростков. А тут вот, меня прямо потянуло к этим милым маме и сыну, когда увидела, что в вагоне мы остались одни.
           - Потом расскажешь, мама, - мягко остановила её дочь. – А мне гостей сейчас уложить надо. Я вижу, что они устали, даже говорить не могут. Олег, тебя я уложу в комнате на диване у мамы. А вам, Реля, если не против, могу предложить полку – вот, специально у нас пристроенную для гостей, вот в этой коморке папы Карло. Сюда чуть ли не четыре человека ложатся, когда много приезжает.
           «Коморка папы Карло» меня поразила – это была маленькая комната без окна, зато кто-то смастерил там полки – по одной пристроил к каждой стене. И на каждой – правильно заметила тётя Галя, могли уместиться по два человека. И я бы хотел спать здесь, а не на старушечьем диване. Но не успел высказать свою мысль, как вмешалась мама. 
           - Спасибо, мне всё равно где спать, лишь бы голову положить, а ноги вытянуть. Но, может быть, Полине Захаровне, ночью захочется на диван? Ведь комары да мухи плохие компаньоны для любого человека – бывает здорово донимают. Тогда Олегу и мне эти полки подойдут. Если захотим немного поговорить по поводу впечатлений от увиденного в вашем городе – так мы, как раз, будем отделены от хозяек, и не помешаем никому. Уходить мы будем рано, а возвращаться поздно. И чтоб никого не тревожить ночью, мы сможем сначала в ванну пройти, отсюда, да и в туалет, а утром выскочить тоже, никого не будя. Это у вас удобная, стратегическая точка для гостей.
           - Как ты рассчитала, Реля, - покачала головой Полина Захаровна, но я видел, что стратегия мамы ей понравилась. В самом деле, зачем запирать пожилую женщину на балконе и не давать ей отдохнуть, как следует. А когда она ходила бы мимо меня на кухню или в туалет ночью, то будила бы непременно. Я давно выработал у себя привычку, просыпаться на всякий шорох. Вначале, когда мама работала в больнице, и я оставался один по ночам, то опасался, что в окно могут залезть воры – мы живём на первом этаже. Затем, переживая, когда мама прибаливала, готов был встать к ней в любую минуту. И у меня уже получилось пару раз, когда Белка стонала во сне, я просыпался и переворачивал её – усталую от тяжкой работы, на правую сторону, чтоб она сама себе не давила на сердце. Самое интересное, что утром мама не помнила, что ей кто-то ночью помог – она, и правда сильно уставала. Будет уставать и в Севастополе и кто ей поможет, если будет плохо? Может, воды принесу и напою её при случае и то хорошо. Короче нас уложили спать на эти большие, просторные  полки, рассчитанные на приезд родни. И мы как свалились на них, так и проспали до самого утра, ни воды не понадобилось, ни чего. И так все пять ночей спали «без задних ног». Правду говорят старые люди – отдыхать, не работать. А тут не только отдых, но и множественные впечатления, которые у меня, да и у мамы, я думаю, останутся на всю жизнь.
           Утром первого дня в Севастополе вскочили рано, но Прасковья Захаровна уже готовила завтрак для Гали, которая ещё спала, но на работу уходила рано:
           - Ой, детки, сейчас я вас накормлю.
           - Спасибо, Прасковья Захаровна, но мы помчимся занимать очередь в кассы, чтоб купить нам билеты на экскурсии. А туда, я знаю, по своим воспоминаниям – да и вы вчера говорили – надо рано поспеть, чтоб чего-то купить. Правильно, это я усвоила? Вы только скажите, сколько вам платить за ночлег и каждый день или всё сразу, перед отъездом из Севастополя? Плюс вчерашний ужин, такой вкусный.
           - Нет, Реля. Вчерашний ужин это вам в благодарность, что помогли старухе. А платить – мы договорились с Галей не брать с вас много. А по рублю с человека – это в центре Севастополя недорого. Многие, кто пускает, больше берут. Заплатите потом, перед отъездом.
           - Мы согласны на все ваши условия, - быстро сказала Белка, и мы умчались в кассы, где уже были люди.
           Но к восьми часом, когда кассы открылись, за нами стояли уже человек сто. Тоже было и в другие кассы. Но мы, поскольку были впереди, билеты – на все экскурсии, куда хотели, получили быстро. Пообедали в кафе, рассуждая, на какой пляж ехать. Мама бывала на всех, ещё девушкой, а я не был нигде. Решили, что сначала посмотрим городской пляж. Мне было интересно, как это спускаться в море с лесенок. Не бассейн же это. Но там, допустим, подниматься на вышку, а не спускаться.
           Однако городской пляж мне довольно быстро надоел – на нём были одни старики, которым ездить на пароме или на катере было не интересно или дорого. Но мы-то приехали, чтоб увидеть как можно больше. Потому, после обеда, который тоже получился в кафе, мы помчались на острова. Там было занятней, чем на городском пляже. Тьма молодёжи и все ещё не загорелые – только начали радоваться солнцу.  На нас с мамой смотрели как на туземцев или на африканцев, которым надоело солнце, вот и приехали в Севастополь, в коем солнышка не было. Но оно нас обмануло.
           Я надеялся на островах найти не вспыхнувшие патроны с салютом, как делал в Москве, но напрасно. Или корабли стреляли не в острова, а в море. Или местные мальчишки, приехавшие раньше нас, всё собрали. Одно хорошо, на островах были песчаные пляжи – заходить в море в них было, как в Евпатории, приятно. Плохо то, что на островах мало готовили горячих блюд, где можно было пообедать. Конечно, кое-где выпекали чебуреки, но эти стенды надо было отыскать. Хорошо местным – они всё прекрасно знали и ехали целенаправленно.
           Но хорошо или плохо покушав на островах, мы, вечером, мчались в город, где и питались в кафе или недорогих ресторанах, а потом ходили за экскурсоводами, которые показывали нам Севастополь, сильно влюблённые в него. И приехавших из других городов не оставляли равнодушными. Севастополь – город герой, поражал. Сколько сражались здесь русские люди – за каждую пядь земли – это наполняло сердце гордостью за этот маленький город, стоящий на холмах, так близко у моря. Моряки сражались на море, а солдаты-пехотинцы на суше, и, с незапамятных времён – этот  город никогда не сдавался. А если и брали его, то значило, что защитников не осталось на этой земле – все погибли. Но потом восставали как из пепла птица Феникс и всё равно отбивали свой город.
           - Легендарный Севастополь – русский город наш герой, - напел я после второго дня наших экскурсий по вечернему городу, когда мы, довольно усталые, бродили по набережной.
           - Хочешь немного больше знать о Севастополе? Как его строили, например? Давай сядем на скамейку – я тебе расскажу. Вон та, кажется, подойдёт двум усталым путникам.
           - Ты знаешь, как строили Севастополь? – удивился я. - Сели. Рассказывай.
           - Давай сначала пробежимся по тому, что усвоили.
           - Хитрая. Ты уже не первый раз ходишь по Севастополю, потому знаешь больше меня.
           - Согласна. Хотя, когда я бывала здесь девушкой, так много о Севастополе нам не рассказывали. Первый раз и вовсе была прохладной весной, правда, мы тогда тоже привезли в город солнце, чем очень обрадовали местных жителей. Но, в связи с прохладой, нас часто везли в автобусах, чем вели по городу. Ну, ладно. Ты от меня требуешь немного истории, да?
           - Да уж, будьте любезны, Ваше Величество, знающее историю полуострова Крым, лучше, чем сын. Смотри, получилось почти в рифму.
           - Подлизываешься, рифмоплёт? А не мама ли тебя просила, придя с тяжёлой работы, рассказать тебя, что вы, в данный момент жизни проходите по истории или географии? И что мне отвечал мой дорогой сын? Ты что сама истории  не знаешь? Вот твои отговорки. И чем теперь можешь похвалиться? Ладно. Не моргай глазами. Давай вместе вспоминать историю Крыма, хотя бы то, что слышали от разных экскурсоводов, - улыбнулась Белка. – Итак, Севастополь стоит на месте, где раньше проживали Тавры – чувствуешь, как звучит.
           - Ну да, раньше весь Крым называли Тавридой.
           - Ещё жили и воевали, - продолжала хитренько Белка, - Скифы. Что скажешь о них?
           - Ой, вредный был народ – всё время воевали. Ещё раскосые такие были, как китайцы.
           - О! Кроме как на китайцев похожи – ничего не знаешь. Впрочем, я тоже, - развела комично руками мама. - Разве что вспомнить стихи Блока о них.
           - Я знаю их и сейчас прочту. Но только начало. Потому что самая суть у Блока в нём. - «Мильоны вас. Нас тьмы и тьмы и тьмы. Попробуйте – сразитесь с нами. Да, Скифы мы! Да, азиаты мы – с раскосыми и жадными очами. Для вас века, для нас – единый час. Мы, как послушные холопы. Держали щит меж двух враждебных масс – Монголов и Европы». Вот. Всё. Дальше, можно сказать, одно хвастовство этих Скифов. Всё воюют и воюют.
           - Нет, дорогой, и они устали воевать, когда столкнулись с Россией. И стали поучать весь мир: - «О, старый мир, пока ты не погиб. Пока томишься мукой сладкой. Остановись, премудрый как Эдип, пред Сфинксом с древнею загадкой. Россия – сфинкс».
           - Да. Были такие слова. А конец такой: - «В последний раз – опомнись, старый мир – на братский пир труда и мира. В последний раз – на братский пир, сзывает варварская лира». Так? 
           - Да здорово ты маму подколол. Двигаемся дальше. Ещё в Крыму жили греки. И вот уж они не помню, в каком веке – думаю, что в нашей эре – построили Херсонес-Таврический. Но и этот город (вернее Крым) был позднее завоёван Византией. Вот всё на полуостров сваливается, не только на Херсонес. Потом Крым был завоёван Золотой Ордой.
           - Конечно. И вот один из ханов обосновался в Бахчисарае, куда позднее и привозят рабыню – полячку. В ней одна девочка Реля и признаёт себя – что она жила в те времена. А Пушкин взял и назвал её Марией и описал её судьбу в поэме «Бахчисарайский фонтан». Грустная история.
           - Я тронута, что ты хорошо всё понял, - Белка, приложив к груди руку, поклонилась мне. – Но пошли дальше по истории. Эти ханы, которые долго удерживали Крым, хоть и воевали много, всё-таки не удержали его в своих руках – подчинились Турции. А Турция прибрала к рукам, лакомый кусочек, чтоб воевать против России. А чтоб воевать против России, этой хитрой Турции нужна была хорошая бухта, где бы турки завели свой флот и могли бы за него зацепиться. Как бухточку-то называли тогда? Ага, правильно. Ахтыарская. И вот турки там засели и стали в сторону России постреливать. Но Россия и сама с усами – стала свой флот строить.
           - Это при Петре Первом, да?
           - Пётр Первый начал, а Потёмкин продолжил уже при Екатерине Второй. А такой построили флот, что решили с турком надо сражаться. При чём так хитро обманули турок, что я до сих пор удивляюсь. Екатерина Вторая, приглашённая Потёмкиным, которого когда-то любила, и даже, как утверждают, была его тайной женой. Так вот Потёмкин приглашает императрицу великой державы проехаться по её владениям. Катерина назвала много иноземных королей – в том числе тоже своего когда-то любовника – польского короля – прокатиться с ней. Они едут, а перед ними возникают прекрасные деревни.
           - Нет, Белка, прежде чем рассказывать о деревнях Потёмкина, давай вспомним, что тому же Потёмкину, в паре с Суворовым, и, кажется, к ним тут присоединяется совсем молодой Ушаков Фёдор Фёдорович – будущий адмирал флота - пришлось воевать и флот турок из Ахтынской бухты выжимать, как сок из лимона. Ещё вспоминается Кутузов – совсем молодой, но уже раненный в один глаз. Тоже, мне кажется, не обошёл эти битвы стороной, уже без глаза?
           - Да глаза у Кутузова уже не было, и потерял он его  не как Потёмкин – в быту, а в тех же битвах. И всё равно горячился – войну не оставлял, помогал Суворову и Потёмкину. Но ты, значит, хитрец, историю всё же учил. Приятно. Но хочешь узнать, что ещё в материной голове сохранилось. Мне-то придётся напрягать память насчёт этих битв, где все названные люди принимали участие.  Суворов, считается, вытеснил 170 турецких кораблей из Ахтынской бухты. Не один, разумеется, были у него боевые солдаты, которые за ним шли и в огонь, и в воду. Были и вот такие молодые офицеры как Ушаков, Кутузов. Короче, много их было – русских воинов, кто не столь знаменит, как те, кого мы назвали.
           - А что это такой молодой парень, а сидит с мамой на лавочке? – Напротив нашей скамейки остановились две малявки лет 12–13. – Пойдём, лучше с нами на танцы, - подмигнула одна из них мне.
           Одеты они были очень смело. Юбки, когда шевелились, плохо скрывали всё, что было под ними. Мне даже показалось, что там и вовсе ничего не было. Стало как-то неудобно перед Белкой. Платье на маме хоть и было чуть выше колен, и, кстати, хорошо на ней смотрелось, но до такой откровенной моды, будучи девушкой, думаю, мама бы не дошла. Странно, но эти девчонки, честно говоря, кроме чувства брезгливости ничего не вызывали – накрашены сверх меры, с наклеенными ресницами, с колёсообразными серьгами в ушах. Я посмотрел вокруг, нет ли поблизости нравоучительной крапивы. Невдалеке валялась только палочка, оставленная нам собачкой, которую недавно тренировала там хозяйка.
           - А много ли вам лет – резко ответил я, – что вас мамы на танцы одних отпускают?
           - Ха! – ответила одна из Лолит, по методу Эллочки-Людоедки. Та тоже всегда односложно отвечала. И, похоже, эти «красотки» хорошо усвоили Эллочкин словарь. Но у той и голова была пустая. И будто подслушав мои мысли, Белка поддержала:
           - Наверно, девочки, хорошо учитесь - года по два в каждом классе, из-за любви к танцам?
           - А тебе какое дело? – огрызнулись они, чуть ли не вместе.
           - Во-первых, не тыкай - те, хамство своё мне не показывай – те, - Белке удалось ответить им соответствующе. - Да вернитесь домой, трусы оденьте, а то с ближайшим маньяком разминуться не сможете и будете потом лежать где-нибудь в балке. Или вы на всё готовы?
           - Ого! Как старуха заговорила. Двигаем, Лола. От её сыночка видно толку не дождёмся.
           - Давай, Лола, шевелись шустрей, а то я с крапивой догоню. - Комментировал я их отступление, хотя чувствовал, что никуда не двинусь - устал. Однако бывают такие моменты в жизни, что надо вставать и надо бежать, как было у тех солдат, которые защищали Севастополь.

                глава №21 - http://www.proza.ru/2014/07/04/1225