Город сотни башен

Пушистые шары одуванчиков приятно щекотали колени. Роан взбирался по крепостному валу, по крутому склону, сплошь поросшему травой и цветами, взбирался упорно и сосредоточенно к основанию высокой каменной стены, опоясывающей город. Он хватался руками за травинки, и на ладонях оставались длинные зеленые полосы, пахнущие остро и приятно. Наконец он достиг подножия стены и сел на нагретый солнцем камень. Отсюда было видно далеко вокруг – поля, луга, извивы дорог, а у самого горизонта – стальной блеск моря. Ветер горячими ладонями ерошил волосы, и Роану не было жаль расцарапанных коленок – даже боль была сладкой. Он сидел, подставив лицо ветру, и чувствовал себя беспредельно счастливым, так, что счастье как будто лезло наружу, и хотелось запрыгать и крикнуть что-нибудь задорное и радостное, громко-громко, на весь мир. Он знал, что скоро этот сон кончится, и он проснется в темной спальне с наглухо закрытыми окнами, но это будет потом, позже, а сейчас – сейчас в его распоряжении чудесный летний день, с играми в разбойников и пиратов, с ясным высоким небом в легких облачках, с золотистыми одуванчиками и бесконечной свободой.

* * *
Весь дом изменился, и Роану не нравились эти изменения: исчезли картины в золоченых рамах, картины с усатыми мужчинами в смешной одежде и красивыми женщинами в высоких прическах, теперь на их месте на обоях светлели белесые квадраты. Не стало фарфоровых безделушек на полках и книг в шкафах, мягких пушистых ковров и тигриной шкуры перед камином в гостиной. Роан не знал, почему его жизнь так переменилась, ведь раньше у него были няньки, много игрушек, его все любили, а сейчас... Когда мама вспоминала об отце, она плакала, и смятение вдруг поселилось в душе мальчика. Он смутно чувствовал - старую жизнь не вернуть, и всегда все будет так: взрослые с тревогой шепчутся в столовой, мама - уставшая и пахнет болезнью, нельзя выходить на улицу, почти все игрушки куда-то делись, а Никки - злая и разговаривает с ним неласково. Эти перемены пугали его, и только мансарда оставалась такой, как всегда, и только в окружении надежного заслона из ветхой мебели b сундуков с никому не нужными вещами  маленький Роан чувствовал себя защищенным.

* * *
Фантазия уносила Роана в этот странный город – Город сотни башен, как называл его про себя мальчик. Это был прекрасный город, с утра до вечера в нем слышался перезвон хрустальных и серебряных колокольчиков, и люди, завидев Роана, почтительно кланялись и улыбались так, будто не видели его давным-давно, и отчаялись уже увидеть. Он бродил по тенистым садовым дорожкам, взбирался на крепостную стену из светлого камня, и долго смотрел на далекое море в сияющих бликах. А по ночам он выходил на балкон дворца с подзорной трубой и наблюдал, как движутся в небе созвездия; он встречал зарю, сидя у походного костра, и наигрывая странную мелодию на губной гармошке. В этом мире его сердце нашло долгожданный покой, он чувствовал удивительную гармонию со всем вокруг, среди простых вещей и простых людей, среди величия природы и тишины собственной души.

* * *
Духота в комнате давила, точно горячая подушка, но окна открывать было категорически запрещено. Роан стоял на коленях перед крохотным окном, заклеенным кусками старых газет, пытаясь разглядеть в узенькую щелочку соседний дом, улицу в красной пыли, поникшие деревья в саду. Скоро должна прийти мама, а отсюда, из мансардного окна, все вокруг прекрасно видно. 
Он вглядывался в каждую женщину, торопливо проходящую мимо, но ни одна не была похожа на маму.
- Когда она придет? – крикнул Роан. Ему очень хотелось есть, но еще больше его мучила необъяснимая тревога. В комнату заглянула худая девочка в сером линялом платьице.
- Я не знаю! Может, перестанешь меня доставать? Мама сказала, что принесет еду.
Роан уныло отошел от своего поста и взобрался на потертый диван.
- Я тут буду сидеть.
Сестра не стала ему возражать, оставив мальчика одного. Иногда он беспокойно подходил к окну, стараясь увидеть легкую мамину фигурку на дорожке к дому. Но мама все не шла. Бумага, которой было заклеено окно, стала оранжевой, жара чуть-чуть спала, но вязкая духота все еще висела в воздухе. Мальчик уже и не чувствовал голода и превратился весь в ожидание.

* * *
В этом городе он становился взрослее. Роан сам не понимал, как, но ведь это был всего лишь сон, а во сне возможно все. Он рос здесь быстрее, чем в том холодном и скучном мире запертых дверей, страха и отчаяния. Иногда ему было трудно отыскать дорогу к городу, и он плутал в темноте, среди шепчущих теней, среди многих сотен тихих голосов, которые сливались в один. Но неизменно путь находился, и Роан взбирался по косогору к крепостным стенам, или шел вместе с купеческими караванами по широкой дороге к воротам, которые охраняли отливающие медью и бронзой грифоны с глазами круглыми, как у кошек.  Караванщики всегда одаривали его какими-нибудь диковинками, но все эти необыкновенные вещицы всегда терялись, когда он уходил из города, и со временем мальчик понял, что он может взять отсюда лишь воспоминания…

* * *

 С улицы слышались крики и грохот. Тянуло гарью, сотни сапог взметали в небо красную пыль.
- Мама, где ты? – с тоской прошептал Роан. Он снова был ребенком, мечты отгорели в пламени заката над Городом сотни башен.
Стало совсем темно, и Никки принесла огарок свечи. Она обняла брата худыми ручонками, прижала его головку к себе. Так они и сидели вдвоем, в тревожном горьком предчувствии чего-то неотвратимо страшного. 
Грохотало теперь еще ближе, но мимо дома больше никто не проходил.
Никки сорвала с окна бумагу, и комнату озарил слабые багровые отблески - но не зари. Внизу, на дороге, они увидели солдата, едва бредущего, подволакивая раненую ногу.
- Боишься? - шепнула девочка.
Роан кивнул.
- Скоро придет мама, скоро...
Мальчик чувствовал, как она гладила его по голове.
Внизу загрохотали шаги, и чужие, злые голоса отдавали приказы на незнакомом языке.
- А ну быстро прячься, - шепнула Никки. Уставший, испуганный Роан без слов повиновался, полез в сундук. Сестра оставила ему маленькую щелочку, чтобы дышать. Шаги и голоса приближались к мансарде, и наконец дверь со стуком распахнулась, Роан увидел ноги в грязных сапогах. Люди переговаривались между собой, потом замолкли, послышалась возня, и тихий голос Никки:
- Не надо!..
Потом все стихло – люди ушли вниз, видимо, так и не найдя того, что искали. Роан боялся вылезать из сундука, и ему казалось, что прошла вечность, пока он не услышал другой звук – громкий треск дерева. Невыносимо запахло дымом, стало трудно дышать.
Он видел, как вспыхнула дверь, как будто в темноте и дыму распахнулась расплывчатая огненная пасть, выпускающая снопы искр.
- Мама! Мама! – заплакал мальчик, хотя ему всегда говорили, что он уже взрослый и не должен плакать. Но рядом не было никого, кто бы помог ему.

* * *

С городской стены было видно какое-то багровое зарево у самого горизонта. Там метались языки пламени, облизывая рассветное небо, стараясь достать до легких облаков, пугливо плывущих в вышине. Отблески зарева красили стены из светлого камня в какой-то зловещий рыжий цвет. Но приглядевшись, Роан понял, что это всего лишь рассвет, такой алый, каких никогда он не видел в Городе сотен башен. Такой рассвет предвещал жаркий и душный, но вполне мирный летний день.
Роан глубоко вздохнул и улыбнулся, крепче сжимая руку стоящей рядом сестры.