Время придет, кн2 ч1 гл7-9

16+


VII


Ирен проснулась. Теперь она, действительно, проснулась. Рядом в кроватке спала девочка, улыбаясь своим снам, непонятным для взрослых. Александра не было.

Часы показывали половину седьмого – пора было подниматься и завтракать.
Ирен встала, быстро оделась, заправила в пучок густые, послушные волосы и тихонько приоткрыла дверь на кухню.

Трильи возился у газовой плиты.
-Зачем ты это сделал? Почему не разбудил меня? Ты можешь опоздать на занятия! – громким шепотом сказала Ирен, обнимая его сзади за плечи.

-Я только хотел, чтобы ты подольше поспала. Ирен, ты вставала ночью, тебе нужно больше отдыхать, - он отключил газ, невыспавшимися, но счастливыми глазами заглянул в ее лицо. – Прошу откушать яичницу.

Жена с веселым укором сказала:
-Ты тоже вставал к Элис. Сандро, ты снова отнимаешь у меня мой женский хлеб. Это мои прямые обязанности.

-Да, чувство долга у тебя всегда было на первом месте, - Александр по-доброму усмехнулся, вытер тряпкой простой деревянный стол, поставил сковородку с готовой, вкусно пахнущей домашним уютом яичницей, пока жена резала ноздреватый хлеб. – Но иногда, Ирен, стоит думать и о себе. Иначе некому будет исполнять этот самый долг.

-От кого я это слышу?! – вырвалось у нее. – От человека, который всегда был готов отдать жизнь во имя долга и чести!

-Пусть так, - вздохнул Трильи. – Но теперь я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Как человек. Вот, как сейчас, - он кивнул на нее, улыбаясь одними глазами. – Наверное, после хорошего сна, да? Что приснилось?

Ирен прикрыла веки, слегка покраснев от смущения.
-Да, это был очень хороший сон… А что тебе?

Александр всматривался в жену, словно еще не до конца сам верил в то, что говорил.
-То же, что и тебе.
-Что?! – Ирен вскинулась на него, как на помешанного. – Откуда ты знаешь, Сандро?

-Да-да, - тихо продолжал он, глядя ей прямо в глаза. – Морская деревня, ночь, старый сад, чердак…
-Не может быть, - прошептала Ирен. – Разве так бывает, когда двум разным людям одновременно снится один и тот же сон?
-Теперь мы оба знаем, что, оказывается, бывает.

В спальне завозилась Элис, и мать, всплеснув руками, поспешила туда.


После завтрака Александр за несколько секунд переоделся в отглаженную с вечера форму, поцеловал на прощание Ирен и, захватив с полки форменную фуражку с блестящим якорем кокарды, вышел из дома, направившись в порт.

«Ну вот, я и осталась одна, - Ирен задумчиво покачала на руках вновь уснувшую дочку. – Надо же, какая спокойная! Похоже, с тобой совсем не будет проблем и волнений».

Она тихо положила девочку назад в кроватку и решила немного прибраться, сменить воду для бесконечных букетов распустившихся вчерашних роз.
В коридоре уже стояли три наполненных Александром ведра свежей чистой воды из ближайшей водопроводной колонки. Он носил их не только для Ирен, но и для их пожилой соседки Марии, которая теперь, встретив Ирен у двери квартиры, снова поблагодарила за заботу мужа и поздравила с дочерью.

Смахивая с подоконника едва накопившуюся пыль, Ирен увидела в окно, как к ним в подъезд быстрым шагом вошел какой-то человек, показавшийся ей очень знакомым.

И, действительно, через несколько мгновений в дверь аккуратно постучали. Ирен открыла.

На пороге стоял Сайрус Дайто в темном костюме, мешковато сидевшем на его худой фигуре. Он вместе с Ирен работал в прокуратуре Туза и, несмотря на свою молодость, успел дослужиться до заместителя начальника отдела особо тяжких преступлений, а также заработать себе славу умного и сильного принципиала.
Коллеги за глаза звали его «аналитиком», а при случае не забывали ввернуть в разговоре с ним что-нибудь насчет будущей должности Верховного прокурора всей республики.

Однако такая быстрая карьера не погубила в Сайрусе доброй, отзывчивой души.
На самом лице его, тонком, смуглом, немного вытянутом, что он пытался скрыть с помощью аккуратных черных усов, была написана такая доверительность, что порой даже незнакомым людям хотелось подойти и просто заговорить с ним о сокровенном и задушевном.
Это впечатление было правдивым, потому что сквозь тонкие черты Сайруса чувствовались внутренняя сила и деловитость.

«Вот какие у меня друзья!» - глядя на него, с удовольствием подумалось Ирен.

-Тебе, дорогая Ирен, шлет привет вся прокуратура Туза, - сказал он, грустно улыбаясь, и протянул букет роз.
-Спасибо, - Ирен, немного смешавшись от его странного настроения, взяла цветы и отступила в комнату, чтобы гость тоже вошел.

-А, - понимающе протянул Сайрус, оглядывая квартиру, уставленную букетами, благоухающую, как крупный цветочный магазин. – Мои, кажется, уже лишние.

-Сайрус, внимание лишним не бывает, - задумчиво сказала Ирен.
-Да, - озабоченно потерев бровь, ответил он. – Значит, нашего полку прибыло?

-Вчера прибыло, - Кресси провела его в спальню и указала на спящую девочку. – Знакомься, это Элис.
-Счастливое дитя, - проговорил Дайто со странной скорбью в голосе. – Хорошо, что у нее есть вы.

-Что с тобой, Сайрус? – всё больше теряясь от его непонятного подавленного состояния, спросила Ирен.

Вместо ответа он тоже спросил:
-Александр уже ушел? Вы не покупаете утренних газет?
-Нет…то есть, он приносит их позже, вечером, когда возвращается.

Сайрус покачал головой, прикусил губы, не зная, как начать, какие найти слова. Он мялся так долго, что Ирен уже потеряла терпение.

-Ну, говори же, что случилось!
-Сядь, Ирен, - хрипло сказал Дайто, утирая невыспавшиеся глаза. – Случилось самое страшное, что только могло произойти, - и, наконец, выговорил на одном дыхании. – Вчера вечером в Делоша стреляли на заводе в Командоне. Три отравленные пули – в шею, грудь и руку. Ночью ему была сделана операция, но состояние очень тяжелое.

Ирен, не в силах что-либо сказать в первый момент, привалилась на стул. Потом, собравшись с мыслями, проговорила:
-Кто?
-Женщина, вроде, какая-то отщепенка от основного крыла партии. Ты же знаешь, когда Делош стал гнуть на усиление жёсткости, эти товарищи с ним, мягко говоря, были не согласны. А вот теперь, как видно, сами решили, что так вернее…, - Сайрус бросил на стол свежую, пахнущую типографской краской газету.

-Делош, Делош, как мы не уберегли тебя! - простонала измученная Ирен.
Смахнув просившиеся слезы, прошептала:
-Сайрус, его обязательно нужно повидать. Мне нужно его увидеть! – почти вскрикнула она.

-Ты не можешь, Ирен, - покачал головой Дайто. – Потому что Элис не может без тебя. Но я могу выпросить себе командировку в столицу. Только боюсь, Ирен, что без твоей протекции меня к Делошу теперь не пропустят… Черт, лишь бы он выжил! – вырвалось у Сайруса. – Наверняка, у него есть, что передать тебе, Ирен.

Она резко встала со своего места, словно встряхнулась, чтобы прийти в себя от тяжелой новости.

-Я напишу, сейчас. Подожди, - и пока она быстро, нервно писала письмо к начальнику комитета общественных связей при Правительстве, Сайрус тоже присел на стул рядом с ней, не решаясь продолжить то, за чем он пришел к Ирен.

-Прости, что так расстроил тебя. Но это еще не все.

Она снова вскинула на него, уже полные неверия и боли, черные глубокие глаза.

-Нам нужна твоя помощь здесь, Ирен.
-Вам?
-Следствию, - поправился Сайрус. – Вчера, почти в тот же час, когда стреляли в Делоша, в Тузе застрелен председатель продовольственного фонда. Ты ведь знала его? Это был очень честный человек.
Так вот. Мы работали всю ночь, но прокурор решил закрыть дело, посчитав это самоубийством.
Однако не все так просто, Ирен. У меня есть доказательства, версии, я знаю, кому была бы выгодна эта смерть.

А прокурор Франко ничего не хочет слышать. И я бессилен, Ирен… Поэтому очень прошу тебя, поговори с ним. Ты умеешь убеждать. Если можно, зайди на работу сегодня или завтра. Потом будет поздно. Я понимаю, что тебе тяжело это сделать, ребенок…, - Сайрусу было и жаль ее, и больно от всего происшедшего, но он не видел иного выхода из ситуации и уцепился за Ирен, как утопающий за соломинку.

-Нет-нет, - взволнованно тут же перебила она его. – При чем тут мой ребенок? Я обязательно буду сегодня в прокуратуре! Часа в три – нормально?
-Да.

После ухода Сайруса Ирен принялась за стирку, но руки не слушались, и в таз с замоченными пеленками, падали, падали из глаз злые слезы.
Внутри Ирен происходила жестокая борьба – бой за нее саму. Кто выйдет из него победителем? Слабая, беспомощная женщина, или трезвая, жесткая Ирен де Кресси?

«Где же ты? Где ты?» - спрашивала она себя снова и снова, ища в глубине души то свободное чувство, которое не так давно позволяло ей с легкостью управлять не только собой, но и другими людьми.

За день к ней несколько раз заходили соседи, чтобы одновременно поздравить с дочкой и соболезновать по поводу ранения Делоша.
У Ирен эта одномоментность счастья и несчастья не укладывалась в мозгу и, вместе с тем, она понимала, что вся человеческая жизнь сплошь состоит из таких вот моментов – страшных, невнятных, размытых, заставляющих сердце трепетать перед неподвластной ему судьбой.

Александр вернулся из Академии намного раньше, чем обычно, еще до обеда. Он вошел как-то боком и, прикрыв дверь, растерянно оглянулся на Ирен, готовившую у плиты рыбную похлебку. Пачка газет выпала из его безвольных рук, и жена поняла, что он все знает.

Ирен медленно, тяжело вытерла кисти о передник, подойдя к мужу, приникла головой к его груди.
-Плачешь, Ирен...? – тихо спросил Трильи.
-Нет. Уже нет.

-Ты – сильная, ты сможешь, слышишь? Помни! – он крепко взял ее за плечи и легонько встряхнул.
-Я знаю, - кивнула Ирен, сжав зубы. – Утром был Сайрус, он сообщил … Обо всем.

Взгляд Александра помутнел, и он сказал каким-то тихим и от этого страшным, замогильным голосом:
-Если Делош умрет, будет очень плохо.

-Сайрус поедет в Командон, чтобы увидеть его. А мне сегодня нужно попасть на работу, чтобы поговорить с прокурором. Сандро, в Тузе убит председатель продовольственного фонда. Прокурор считает это самоубийством. Но я верю Сайрусу. Они что-то накопали, и теперь им не дают хода. Кому-то выгодно, чтобы все было так, а не иначе.

Трильи мрачно вздохнул, поднял с пола измятые газеты.
-Здесь и про это много написано. Думаешь, прокурор послушает тебя? – осторожно спросил он.
-Во всяком случае, нужно постараться, Сандро. Ты сможешь побыть с Элис часа три-четыре? Молоко я оставлю, бутылочка – сам знаешь где. Прости меня, родной, что прошу тебя об этом.

Александр внимательно вгляделся в жену – она словно была та и не та, как будто в прозрачном сосуде плохо размешали две разные краски.

-Ты, вот что, Ирен. Ты не беспокойся. Я справлюсь. С Элис все будет в порядке. Главное, чтобы у тебя получилось, - и, насколько позволило сжавшееся от жалости и надежды сердце, подбадривающе улыбнулся.


*    *    *


-Это какой-то абсурд, Ирен! – прокурор Туза, нестарый еще человек, из бывших полицейских, перешедших в свое время на сторону восстания, вытирал платком лысину, вспотевшую от возбужденного спора. – И вообще, вы лезете не в свое дело, к тому же не вовремя и не к месту.
Вы ничего не знаете о том, что случилось в действительности. Все эти сказки об убийстве – бредни товарища Дайто, больше ничего. Он на них помешался.
Я так предполагаю, что предпродфонда был замешан в аферах с продуктами, наконец, попал в собственный капкан и, не выдержав, застрелился. По крайней мере, улики говорят об этом.
Идите домой, Ирен, и занимайтесь своим ребенком – вот все, что сейчас от вас требуется.
-Я прошу, без оскорблений! – вырвалось у Кресси.

Прокурор только рукой взмахнул.
-Да что вы! Какое оскорбление? Я лишь даю вам добрый совет.

-Не понимаю, товарищ Франко, почему вы так настаиваете? Я-то пришла сюда как раз за тем, чтобы выяснить. И выяснила.

-Тогда почему вы настаиваете? – его уже начало бесить упорство этой женщины. – Что вы выяснили за два с половиной часа? – бросил он Ирен через стол, нервно закуривая, и, схватив трубку зазвонившего телефона, крикнул секретарше. – Сильвия, отключите мне общую связь, я очень занят!

-Я была на месте преступления, видела тело, улики, ознакомилась с делом…

-Вот именно, - поддакнул Франко, потонувший в облачке сигаретного дыма. -  Ознакомились. За час. По диагонали. Ирен, вы – новичок во всем этом. Сколько вы успели тут проработать – год? Зачем вы лезете в спор профессионалов и пытаетесь гнуть свою линию, если все случившееся грозит вылиться в грандиознейший скандал не только городского масштаба. Вы этого хотите?

Сдержав свою обиду по поводу непрофессионализма, Ирен ответила:
-Если это будет на пользу правому делу – да, хочу. Пусть будет скандал, но пусть торжествует истина. Поймите, товарищ Франко, я же только прошу вас продолжить расследование и вести его максимально тщательно, я не утверждаю, что этот человек убит. Я прошу…

Франко зло перебил:
-Расследование завершено. Дело будет закрыто за отсутствием состава преступления.

Ирен, окаменев, одними губами тихо выговорила:
-Этот человек как нельзя лучше подходил к своей должности. То, что вы говорили здесь об аферах – этому нет и не будет никаких доказательств. Он был честен. Именно это не нравилось кому-то. Поэтому его могли просто убрать с дороги.
И все это в тот момент, когда повсеместно назревает реальная опасность голода, когда ранен Делош, - спазм сдавил ей горло, и она закашлялась в платок, чтобы поскорее спрятать непозволительные слезы.

Франко грустно усмехнулся, скользнув по ней цепким взглядом старой ищейки.
-Может, для вас еще и связь между этими двумя событиями видна?

-И вы можете шутить? – взорвалась она.
-Я не шучу, Ирен. Я понимаю, что это дело – не убийство из ревности жены какого-нибудь мещанина.
Постараюсь сделать все, что смогу, - спокойно и жестко сказал прокурор, давая понять, что разговор окончен, и оставляя очень мало надежды на то, что он, действительно, сделает то, о чем только что говорил.


Не попрощавшись, Ирен хлопнула дверью и, на одном дыхании прибежав домой, упала на кровать возле онемевшего от боли за нее Александра и зарыдала так, как никогда еще не рыдала.
Ирен плакала от бессилия, от сознания того, что сегодня у нее ничего не вышло впервые в жизни.
Она почувствовала, что та Ирен де Кресси, которая жила в ней когда-то, бесстрашная, почти всесильная Ирен – теперь умирает медленно и мучительно.

И когда рыдания немного стихли под ласковыми поглаживаниями рук Трильи по ее тяжелой голове, Ирен подняла на мужа опустошенные глаза за серой дымкой слез и сказала:
-Эта слабая дура победила. Ирен де Кресси больше нет.

Но Александр покачал головой и дрогнувшим голосом ответил:
-Этого не может быть. Она вернется, Ирен. Когда придет время.


Но наступало совсем иное время. Дело председателя продфонда закрыли.
Сайрус, уехавший в Командон на неделю, вернулся, чтобы привезти Ирен последние слова Делоша, сказанные полушепотом, в полубреду: «Они снова хотят взять верх!»

Кто они? Почему снова? Ни у кого не было ответов на эти вопросы.
Только Ирен тогда вспомнились другие слова – униженного, растоптанного герцога Фьюсса перед его отъездом из Командории: «Все может вернуться. Вернемся и мы. Но уже в другом обличье. Не вы первые, не вы последние».

Может, как раз об этом и говорил теперь Делош?

Он умер через пять недель после ранения.

Плакали на площадях, дома и на работе люди, толпами подходили к уличным радиоустановкам и слушали, словно не ушами, а единым организмом трансляцию столичной церемонии прощания с Делошем.

Объединенный экстренный съезд партии и народных депутатов вынес решение о бальзамировании тела первого правителя свободной Республики Командория и сохранении его для памяти будущих поколений.
Ирен пыталась писать в столицу о нецелесообразности создания такого культа, о том, что сам Делош хотел бы быть похороненным, как любой другой человек, а не лежать трупом на всеобщем обозрении на протяжении многих лет.
Она приводила примеры из истории, пускалась в философию.

Но, кроме нескольких человек из ближайшего окружения Делоша, ее мнения не поняли.
Горе людей – участников съезда, принявших решение о сохранении тела Делоша, было слишком тяжело, чтобы так скоро и обыкновенно проститься с этим человеком, подарившим всем новую Республику.

Но никто еще не знал, что Командория вступает в новую эру. Дико и неправдоподобно было поверить в то, что предыдущая эра продолжалась менее двух лет.


VIII


ОН пришел. Страшный. Беспощадный. Страшнее и беспощаднее той войны, раны от которой залечили еще не все.

Исподволь подбирался ОН к каждому человеку, вначале незаметно, потом – все смелее и наглее, вытягивая из людей силы, словно гигантский паук, поймавший в свою сеть несметное число беззащитных насекомых.

ОН мутил человеческий разум, отбрасывая его обладателя к своим звериным предкам, озабоченным лишь одной мыслью – как прокормить себя и выжить.

Всего несколько месяцев назад еще невозможно было предположить этого. И вот теперь ОН пришел, как полновластный хозяин, от одного вида которого, ощущения его близости затрепетали худые тела людей.

Имя ЕМУ было – Голод.
Голод объявил новую войну – бескровную, но от этого еще более жестокую.
Окончательно это произошло тогда, когда лишь только налаживалась работа коллективных, общинных хозяйств в деревнях и селах Командории, которые пытались накормить всю страну. Тогда, когда новая власть все еще пребывала в состоянии кризиса после смерти Делоша.

Ирен давно боялась, что помощниками Делоша в последнее время были люди, которые не должны, не могли быть ими по природе своей, не имели морального права стоять над другими. Ей думалось, что Делош, наверное, плохо разбирался в окружающих – слишком доверял им.

Александр каждый день приносил газеты и читал вслух Ирен. Со всех их полос глядели тупо черные, как предвозвестники несчастья, буквы заголовков.

Каждый день – почти одни и те же новости – крестьяне не хотят коллективных дворов, предпочитают собственные хозяйства, не хотят сдавать урожай государству, ратуя за самостоятельную торговлю, о которой одно время очень положительно отзывался Делош, говоря о самоопределении крестьянства.
Теперь крестьяне вновь бунтовали, были убиты два председателя колхозов.
Советы местных депутатов – новый орган самоуправления, предложенный Делошем, - в каждом населенном пункте были представлены всего двумя-тремя членами и в действительности не могли управлять, не имея каких-либо реальных рычагов власти над теми, кто так недавно с оружием в руках добывал свою свободу.

Обилие этого оружия, оставшегося у крестьян со времен революции, мешало действиям народной милиции, сформированной большей частью из рабочих городских заводов и фабрик. Даже на них стали часты нападения с целью захвата все нового оружия.

А цены на продукты, словно по чьему-то глупому, жестокому приказу ползли все выше, превращаясь в абсурд, при котором золотая безделушка стоила дешевле черствого хлебного кирпича.

От этого откуда-то, как тараканы из темных щелей в доме нерадивой хозяйки-неряхи, повылазили разного рода перекупщики и менялы, готовые продать или выменять самые необходимые продукты только за драгоценности или другие дорогие вещи.
Что же было делать тем, у кого не было таких вещей?

Пост главы государства и партии вместо Делоша теперь занял Зигмунд Хош, или, как все его звали – товарищ Кассио, друг и сподвижник Делоша во время революции. Он был избран на том же внеочередном экстренном съезде.

Преемник взялся за дело со всей известной его ближайшим товарищам жёсткостью.
Ирен помнила этого человека. Для нее он был олицетворением того типа людей, которые за идею могли пожертвовать всем, не оглядываясь на совесть и человечность.

Кто-то думал так же об Ирен. Но себя она не могла и не хотела считать таковой. Для нее во всяком поступке необходим был логический смысл: и в доброте, и в жестокости.
Но в чем был смысл указа Хоша о сдаче излишков крестьянского хлеба в пользу городов – Ирен не понимала.

Говорили – город голодает, ее соседки, по-обывательски судача о политике, жаловались друг другу на то, что им нечего есть, в то время как у каждой в небольших закромах лежали и мука, и соль, и сахар, и крупы.

Город пока не голодал. Работали рестораны и кафе, рабочие столовые. Милиция проводила периодические рейды по ночным улицам, имея на руках приказ расстреливать на месте каждого, кто будет замечен в перекупке или обмене вещей на продукты.
На железнодорожных станциях копились вагоны с продовольствием, случайно или специально забытые кем-то.

После скоротечных судов были приговорены к расстрелу начальники станций в двух небольших городах центральной Командории за задержку таких поездов. Но смена руководства не принесла пользы общему делу.

Казалось, некто невидимый и сильный управляет всем происходящим вопреки здравому смыслу.
Весна и лето 2073 года выдались тяжелыми – по Командории прокатилось несколько нежданных ураганов с сильными дождями и градом. Два урожая подряд были наполовину уничтожены.

-Сандро, неужели – эта плата за ошибку? В чем мы ошиблись? В чем была моя неправда, если я жила только тем, что хотела дать свободу людям? – Ирен мучилась и не находила себе места.

Трильи прилаживал к старому кителю новые погоны – старшего лейтенанта и прятал от жены свои грустные глаза.

-Это не может быть судьбой, Сандро. Кто-то во всем этом виноват. Я должна была предвидеть!

Он, наконец, не выдержал и веско сказал:
-Брось, Ирен. Ты не прорицательница, чтобы предвидеть, даже при всем твоем знании человеческой природы. Остановись. Обвиняя себя, ты ничего не добьешься.
Наша задача на данный момент – выкарабкаться самим, вырастить Элис и, по возможности, помогать тем, кто нас окружает. Это все, что в наших силах.

-Думаешь, меня это успокоит? Я должна была! Я могла предвидеть! Как мне теперь смотреть в глаза людям на улицах? Я дала им свободу, но вовсе не хотела, чтобы они умирали от голода. Они не поймут этого, и я не смогу ничего изменить.

-При чем тут ты – и голод? Его не могли предотвратить те, кто сейчас управляет страной, у кого есть реальная власть. Возможно, это Делош был неправ, когда выбирал себе соратников, - продолжал Александр, стараясь сохранить спокойствие. – Но все равно – прошлого не вернуть. Нужно думать о настоящем и будущем, а не жалеть того, что уже прошло.

Ирен, казалось, не слышала его. Угрюмо глядела в окно, сидя на углу кровати, по которой ползала подросшая Элис, играя тряпичными, сшитыми матерью куклами.

Ирен вновь и вновь твердила:
-Я могла все изменить. Могла. Должна была. Мне нужно было выйти замуж за Делоша, чтобы помочь ему. Он просил меня, потому что боялся, что не справится сам, один. И был прав. А я…Я ждала одного тебя и думала только о себе самой, о своем счастье! – зло выговорила она.

-Ты… Ирен, это сумасшествие, - Трильи, пошатнувшись, вскочил со стула. – Зачем же так, при девочке?

Ирен горько усмехнулась, не глядя на него.
-Она все равно ничего не понимает.

Но Элис вдруг обиженно надула губки и громко заплакала. Может быть, она и не понимала, что ее родители поссорились первый раз за все время совместной жизни.
Но что-то едва уловимое, темное, неприятное, проскользнуло в ее маленькую душу, заставив глядеть мокрыми неверящими глазами то на маму, то на папу и заливаться скорыми и обильными детскими слезами.

Никто не обратился к ней, чтобы успокоить. Мать молча, с дрожавшими губами, сама вот-вот готовая заплакать, отошла к окну, снаружи которого по стеклу тоже стекали тяжелые, крупные капли осеннего дождя. Отец так же молча и потерянно вышел из комнаты, накинул бушлат и ушел.

-Что я наделала?! – вслух сказала себе Ирен. – Элис, зачем я обидела его? Ведь я обидела его! – она бросилась к дочке, обняла, стала целовать, так что та перестала плакать и залепетала что-то на своем смешном языке, из которого можно было понять только «мама», «папа» и «ли», как она называла себя.

Ирен, словно оправдываясь перед девочкой, говорила ей, как она любит ее папу, как ей стыдно оттого, что обидела его, как она хочет, чтобы он поскорее вернулся, и что если он не вернется через полчаса, они вместе пойдут его искать.

-Зачем, зачем я обидела его, Элис? Твой папа – самый удивительный человек на свете. А мама…, - Ирен хотела сказать «дура», но Элис мирно спала, разметавшись на мягком покрывале.

Мать с жалостью посмотрела в ее бледное личико. «Ей уже не хватает молока, ей нужно мясо и куча других продуктов. Ей второй год. Нам нужны деньги. Почему Александр не разрешает мне работать? Нет, теперь я точно вернусь в прокуратуру!» – в горячности подумалось Ирен, но тут же снова ее мысли обратились к мужу.

«Куда он пошел? Его нет целый час! А на улице вечер. Что с ним?» - она вскочила с кровати, взяла из шкафа одеяло, чтобы укутать Элис, накинула на голову платок, собираясь выйти на улицу. Куда идти? Где искать Александра?

Но на лестнице послышались шаги, и в квартиру, блестя мокрым бушлатом, как сам бог дождя, вошел Трильи.
-Ирен, я молока и яиц достал, - радостно сообщил он, будто и не было никакой размолвки.

Она обняла мужа, прошептала:
-Прости меня, прости, я не знаю, что со мной было, только прости, слышишь? Я оскорбила тебя.

-Нет, - негромко ответил Трильи. – Ты никогда и ничем меня не оскорбила. Ты не сможешь этого сделать. Не плачь, Ирен, все будет хорошо, - он вынул из кармана штанов чудесный – сухой платок и вытер ее слезы. – Элис спит? Отлично, а мы будем готовить ужин.
Мне нужно сказать тебе, Ирен, что-то, что расстроит тебя. А значит, это ты меня прости, - и заглянул ей в блестящие глаза. – Я уже три дня собираюсь это сказать. Но – духу не хватало. У тебя было такое хорошее настроение, - неохотно продолжал Трильи.

-Да, а сегодня – плохое, поэтому можно не церемониться, - сквозь грусть улыбнулась Ирен. – Милый мой Сандро, говори, от тебя я приму всё.

Он усадил жену на стул, сел напротив.
-Через неделю я ухожу в первое плавание, помощником командира корабля.

Ирен опустила глаза под его печальным взглядом, помяла кисти друг о друга, то ли в растерянности, то ли в нерешительности.

-Вот и настал тот момент, когда мне пришлось окончательно почувствовать, что я стала женой моряка, - она вздохнула. – Это значит, вся наша жизнь отныне будет состоять из бесконечных разлук и встреч. Бесконечная жизнь…, - на ее глаза снова просились слезы – не от жалости к себе, он это понимал – а от страха за него, за его будущий поход.

-Надолго уходите?
-Точно не знаю. Но, думаю, максимум – недели на три.

-Я стала такой сентиментальной, - пытаясь усмехнуться над собой, проговорила Ирен. – Говорят, сентиментальны одни злодеи.

Александр обнял ее, прижал к себе.
-Опять ты занимаешься самобичеванием. Ирен, послушай, ты говорила сегодня, что не можешь ничего изменить, что голод неизбежен, и люди будут умирать.
Но я хочу сказать тебе – это не так. Нам запретили рассказывать, куда и зачем мы пойдем в этом рейсе.
Но ты должна знать, чтобы не винить себя. Правительство приняло решение о закупке необходимого продовольствия за границей. И мы идем в Спиридонию. На двух, может быть, трех судах.
Спросишь, на что собираемся покупать? На твои деньги, Ирен, твое наследство. Алмазные сокровища князей де Кресси.

Она схватила себя за голову.
-Боже мой! Какое унижение для народа!
-Нет! – вырвалось у Александра. – Мы не милостыню идем выпрашивать. Мы идем покупать то, что нам нужно, на собственные средства.

-Но… что же вы будете есть на ваших кораблях? – потерянно спросила Ирен.
-У морского ведомства, одного из немногих, самые неплохие пайки, - Трильи улыбнулся. Так, чтобы самому поверить.

-Да, - согласилась Кресси, - если бы не они, то мы с тобой, пожалуй, жили бы впроголодь.

-Все верно. Даже правильно, что мы туда идем, - задумчиво проговорил Александр. – Сейчас это, кажется, единственный выход для нашего крестьянства.
Однако меня заботит другое, Ирен. Я ухожу, а ты и Элис остаетесь. Но я не могу оставить вас вот так, просто, здесь! – с чувством воскликнул он. – Мы не знаем, что будет с нами через день, два, неделю.
А мне нужно точно знать, что у вас все хорошо, что вы сыты, вас есть, кому защитить.

-Я справлюсь, Сандро, - пробовала настоять Ирен, но Трильи был неумолим.
-Думаю, вам лучше уехать в деревню к Грето. У него крепкое хозяйство, и он хороший хозяин, который не допустит голода на своей земле.
Ирен, я узнавал, ближайший обоз в Морскую деревню уходит через два дня. У нас есть время собраться.
Пожалуйста, не упорствуй. Деревня – не город, там земля, на ней всегда можно выжить.

-Я поеду, Сандро. Хотя насчет земли, мне кажется, это может быть самообманом. Но в Грето я верю и знаю, что он, точно, не даст в обиду тех, кто рядом с ним.


*    *    *


Обоз тянется, тянется по слякотной дороге. Лошадиные шишкастые ноги в скользкой жиже едва не разъезжаются в разные стороны. Скрипят колеса. Плачет ребенок.

В вышине дуют, носятся холодные степные ветры сезона дождей, собирая на бесовский шабаш все новые тучи. И блеклое солнце обиженно прячется за них.

-Не робе-ей! – кричит обернувшийся возница с передней подводы, заметив унылость на лицах своих спутников. – Бандитов в такую погоду силой из лесов не вытянуть!

Ирен улыбается шагающему рядом с телегой Александру, спрятавшему руки в широких карманах новой шинели из темного плотного сукна. На его сапогах – старые и свежие комья мягкой, мокрой земли.

Элис, укутанная в теплый пуховый платок и прикрытая сверху чьим-то плащом, снова спит и тоже улыбается во сне.

-Помнишь, Николас говорил, что наш сезон дождей похож на русскую осень? – задумчиво оглядывая степные просторы, спрашивает Ирен.

-Эх, Россия, - мечтательно говорит возница, услышав ее. – Про нее теперь много разговоров. Если б не она и ее добрые люди, задушили бы враги нашу свободу.

-Наверное, все русские такие, как Николас и Ольга, добрые, хорошие, - соглашается Ирен и чувствует на себе заботливый взгляд Александра.

Тогда ей кажется, что она – совсем молоденькая девчонка, и это не муж смотрит на нее, а отец. Такой же сильный и ласковый.

Ирен долго изучает развевающиеся полы мужниной шинели. Трильи не застегнул золотые на черном пуговицы, и ветер безнаказанно раздувает плотную материю. И ни одного грязного шлепка.

«Какая аккуратность!» - удивляется про себя Ирен, а вслух просит:
-Сандро, застегнись, холодно, простудишься.

-Чего ему сделается! – смеются возница и еще один пассажир этой телеги, рабочий, едущий в Морскую проведать старую мать. – Он у вас крепкий, молодой. Такие простудой не болеют. Да вы садитесь, товарищ! – радушно приглашает возница. – Мы самую грязь проехали, теперь лошадям легче будет.

Трильи послушно, мягко впрыгивает на телегу, рядом с Ирен.
-Ты мне скажи, - улыбается она, - как же надо так умудриться, чтобы сапоги были в грязи, а на полы одежды ничего не попало?

-Черт его знает, – Александр пожимает плечами, потом берет прохладную руку Ирен в свои теплые руки и прижимает к своему горячему лицу.
-Замерзла?

Возница с рабочим и невольно улыбнувшиеся пассажиры следующей телеги понимающе молчат…
А на душе у всех, как в природе – осень.

-Тпрру! – одновременно натянутые вожжи остановили обоз. Он неуклюже расположился посреди улицы, напротив бывшего барского особняка, теперь – обиталища правления колхоза и совета Морской деревни.

На прибывших смотрят старые черепичные и соломенные крыши, крылья недалеко стоящей у реки мельницы и низкое небо, вспучившееся грузными тучами. Ветви садовых деревьев, потрепанные, полураздетые от листьев холодным ветром, неприкрыто, стыдливо топорщатся над стволами.

-Беженцев опять привезли, - слышатся участливые вздохи подошедших к правлению крестьян.


IX


Кивком головы Ирен указала Александру на отделившегося от крыльца особняка человека.

-Здравствуй, Грето, - они крепко, по-братски обнялись с Трильи, Ирен бывший барон пожал руку и, заговорив, задергал кончиком своего длинного носа над усами, которые из пышных снова стали тонкими. Значит, Грето в последнее время уделял некоторое внимание своей внешности, подумалось Ирен.
Ее это обрадовало, потому что означало, что проблем у Инзаро было не так уж много.

-Не волнуйтесь, товарищи, места всем хватит. И еды тоже, - уточнил для прибывших его молодой и звонкий командирский голос. – Вместе воевали, вместе гуляли, вместе строим, вместе и помирать будем, - он хотел пошутить, но понял, что вышло не смешно.

Возница, ехавший на подводе с Ирен, покачал головой.
-Нет уж, председатель, помирать рановато. Хотелось бы пожить.
-Значит, поживем, - незамедлительно согласился Инзаро.

Беженцы и те, кто, как попутчик Ирен и Александра, ехал сюда навестить родных, быстро разошлись с встречавшими их крестьянами по дворам.

-А вы давайте пока ко мне, молодожены, - Грето, обняв друзей, подтолкнул их к воротам и крыльцу, а сам обратился к возницам. – Загоняйте весь обоз во двор правления, распрягайте, лошадей в конюшню, скажите там – я велел лучшего корма дать.
Потом милости прошу в колхозную столовую. Она у нас хотя и небольшая, но наши дамы очень уж вкусные супы готовят.

-На чем супы-то? – весело осведомился один из обозников. – На траве? Или мясо водится?

Грето сдвинул черные, с редкой проседью брови, нервно дернул носом.

-Пока водится. Два дня как свинью зарезали. Так что пируем, товарищи. Потому что та свинья – не последняя. На ночь устраивайтесь отдыхать тут же, в правлении, постель выделим.

-Трогаем завтра? Как всегда, на рассвете?

Инзаро вздохнул.
-Сами рассчитывайте, чтобы вам в город попасть хоть к полудню, - и, уже догоняя друзей, вынимая руки из карманов застиранных рабочих штанов, улыбнулся. – Ну, рассказывайте, молодожены, какими судьбами. Давайте ваш узел понесу.


Они вошли в правление. Старый дом-усадьба еще более одряхлел по сравнению с тем, что было два года назад, и даже с тем, что видела Ирен, побывав здесь в гостях нынешним летом.
На первом этаже в обширном пустом зале, где теперь иногда проходили заседания совета и собрания колхозников, гулко отдавались шаги по давно нечищеному паркету с несколькими выбоинами.

-Вот, никак починить не можем, - посетовал Грето. – Других дел много… И на антресолях, и на чердаке запустили все. Здесь ни за чем не слежу.

Инзаро поведал, что в подполе у них склад оружия, в комнатах первого этажа – продзапасы – соль, сахар, зерно, крупа, мука.

-Здесь – самое надежное место. Всегда под вооруженной охраной. Да и не хватает у нас хозяйственных построек. Один большой амбар выстроили на том краю деревни, больше было негде. Теперь оставшийся хлеб будем по дворам обобществлять.

-Неплохо живете, - усмехнулся Александр, осторожно проходя со спящей на руках Элис в председательский кабинет.

-Это смотря с чем сравнивать, - отрезал Грето, качнув головой.

-А что у вас тут так холодно? – неприятно удивилась Ирен.

Инзаро подошел к большому столу под портретом Делоша в траурной рамке. Стол этот поражал редкостным порядком – бумаги лежали ровными стопками, карандаши и перья – рядком, и рядом же стояла чернильница.

-Вот мерзость! – вырвалось у Грето, который, тряхнув чернильницу, обнаружил, что ее содержимое подернуто тонкой прозрачной корочкой. – Видно, действительно, подморозило. А я ведь тут почти не появляюсь, больше все по полям да по дворам, урожай спасали. Ничего, сейчас я вам тепло организую, - он, действительно, тут же раздобыл где-то охапку поленьев и затопил старый камин, выложенный полустертыми, недорогими изразцами.
Всего через несколько минут в комнате стало теплее.

-Вы голодные? – спохватился Грето.

Ирен, наблюдая за его непрекращающейся возней, которой он хотел угодить своим добрым друзьям, вздохнула, покачав головой, и печально сказала:
-Ох, и постарел же ты, Грето. А тебе ведь только двадцать два.

-Ты тоже плохо выглядишь, - пробурчал тот в ответ.
-Ну, обрадовали друг друга, - укорил их обоих Александр. – Грето, скажи лучше, где можно отдохнуть Ирен и Элис. Мы ночью плохо спали…

Ирен с упреком взглянула на мужа.
-Зачем ты, Сандро! Я не устала, а Элис уже давно спит.

-Хватит препираться, - отрезал Инзаро. – Ступайте в соседнюю комнату, там теплее и уютнее, и диван есть. А мы с Александром поговорим о житье-бытье.

-Иди-иди, - Трильи с ласковой настойчивостью устроил их на указанном Грето диване и, прикрыв за собой дверь, присел на деревянный табурет, которых в кабинете было предостаточно, напротив председателя.

-Поговорим, - повторил Инзаро, сидя на краешке стола, вынул из кармана и закурил папиросу. – Будешь? Или так и не выучился курить?
-Не выучился, - устало усмехнулся Александр.

Грето понимающе кивнул.
-А я вот оставил свою трубку, с ней возни много. А с этим – быстро, - сжимая папиросу в пальцах, пояснил он. - Так каким ветром вас всех сюда занесло?

-Значит, не рад нахлебникам? – поддел его Трильи.
-Кто тебе такое сказал?

Александр вместо ответа повертел в руках форменную фуражку, помолчал, потом, скрепя сердце, сказал терпеливо дожидавшемуся председателю:
-Уезжаю я, Грето. Недели на три. Первое настоящее плавание.

-Вот тебе и на, - протянул Инзаро, встрепенувшись и забыв про свою папироску. – А как же Ирен и Элис?

-Потому-то мы и здесь. Не мог же я оставить их в городе одних, когда такое наступает…, - хмуро проговорил Трильи. – Мы так вместе решили. Извини, если не вовремя.

Грето в сердцах хлопнул себя по коленям.
-Опять он за свое! Что значит, «не вовремя»? По мне, хоть всю жизнь тут проживите, мне так даже спокойнее. У меня…, - неприятный спазм, может быть, дым от табака, сдавил ему горло, и он с усилием договорил. – У меня кроме вас нет никого. Вы и есть моя семья, Сандро.

Трильи задумчиво качнул головой.
-Спасибо тебе, Грето.
-А если ты думаешь, что они тут кого-то стеснят, то ошибаешься, - твердо сказал Инзаро. - В нашем хозяйстве пока, действительно, все хорошо.

-Пока? – непонимающе спросил Александр. – А если вдруг…

Грето фыркнул.
-Знаешь, сколько я пережил таких «а вдруг»! Вот, - он вытащил из-за пояса под старым кафтаном начищенный револьвер, - лучшее лекарство от неожиданностей.
Приехала милиция или конфискаторы – постучал им по столу – скатертью дорога.
Бандиты наскочили – укокошил парочку самых горячих – живи себе спокойно дальше.
А уж если начальство гневаться изволит – предстал пред ясные очи, снова по столу постучал, только уже не по своему, а по столу начальства – и будешь самый исполнительный и покладистый.

Трильи недоуменно наклонил свою красивую голову, исподлобья вглядываясь в друга.
-И не страшно тебе играть с огнем? А если когда-нибудь схватят и отвезут куда следует?

-А за что? – Грето беспечно усмехнулся. – Лишний хлеб мы сдали – больше я не позволю своих же товарищей, земляков обирать. Бунтов у меня и в помине нет. Можно сказать, образцовый колхоз!
А почему? Вот я тебе скажу, - он погасил папиросу о бок чернильницы, уселся поудобнее и стал загибать пальцы:

-Во-первых, это какой-то дуралей придумал всех поголовно в колхозы гнать. Делош как говорил? Свобода выбора, самоопределение! К каждому простому человеку свой подход нужен.
Это только с властью можно с помощью такой вот игрушки разговаривать, - Грето небрежно крутанул в руке револьвер. – А с народом – смотри! – председатель погрозил пальцем в пространство. – Он – сила. К нему – с добром, и он тебе лаской и покорностью ответит.
Это дорогого стоит. А если весь якобы лишний хлеб из амбаров выгребать – тут тебе никто такой грабеж терпеть не будет. Вспыхнет посильнее, чем при герцоге. Это – уже во-вторых.
У меня, например, к началу всей этой канители в колхозе дворов было – всего ничего, четверть, может, от общего числа. А сегодня две трети! Плюс беженцы у нас оседают.

И поняли люди, что вместе работать легче, результат выше. А прибыль каждого зависит от того, насколько справедливо поделили общее – кто сколько наработал. И никого я лично в свое хозяйство силой не тащил.

А, в-третьих, Сандро, к тому, что могут упечь, куда следует. Земляки за меня – и в огонь, и в воду. Верю в них, что отстоят.
Потому и я за них голову готов положить. Я себя и властью-то не ощущаю. Я – лишь один из них, такой же товарищ, работник.
Ну, а что они мне подчиняются, так это потому, что доверяют, и я знаю, то, что делаю – для них хорошо.

Вот, так и живем, - он покойно вздохнул и замолчал, закурив новую папиросу.


-Николас Бремо рассказывал о революции в России. У них было нечто подобное тому, что теперь происходит у нас, - вдруг вспомнилось Александру. – Нехорошо все это закончилось, Грето, ох, нехорошо…

-Ну, кому же хочется чужие ошибки повторять?
-Видно, кому-то хочется, - задумчиво заключил Трильи.

Инзаро нахмурился.
-Брось, Сандро, не может быть, чтоб в городе было так плохо.

-Сейчас нет. Шумихи много, вот люди и боятся. Слышал, в южных провинциях уже поговаривают о случаях каннибализма.

-Тьфу, - с недоверием бросил Грето. – По радио – у нас два репродуктора на улицах – гадость всякую несут. А газеты мы тут редко читаем, их только с обозами привозят, раз в две недели. Это вам с Ирен еще повезло, что вы на этот успели, - он кивнул в окно на двор, где стояли распряженные и разгруженные телеги. – Однако мы о самом главном не поговорили. Куда вас посылают?

Трильи, помрачнев, опустил голову.
-Я не могу тебе этого сказать, Грето, нам запретили. Когда вернусь, все объясню.
Ты мне только пообещай, что Ирен и Элис будут жить у тебя, и им будет хорошо, - Инзаро встретился с его взглядом, полным такой искренней и неподкупной просьбы, что в груди у бывшего барона больно кольнуло сердце.

-У меня? Ты хочешь сказать, что они будут жить в моем доме? – негромко вскрикнул он, покрываясь румянцем. – Да ты что, Сандро! Это невозможно, - и, видя, что Александр совсем смешался, поскорее продолжал. – Где угодно, только не у меня! Ах, ты, да неужто и впрямь не понимаешь, святоша ты этакий! – он тихо и грустно рассмеялся.

-Не понимаю чего? – растерянно, но напряженно переспросил Трильи.

Грето некоторое время вглядывался в друга, подбирая слова, чтобы объяснить.

Потом тяжело вздохнул и сказал:
-У тебя очень красивая жена, Сандро. И она – очень известный здесь человек.
И я не могу допустить не только слухов или сплетен, но даже и того, чтобы кто-нибудь смел думать…, - Инзаро осекся, глядя прямо в глаза молчащего Александра.

Потом очень тихо договорил:
-Я знаю Ирен с раннего детства. И… у меня к ней большое чувство. Она всегда была для меня… нет, даже не женщиной. Больше, чем женщиной. Больше, чем человек, Сандро. Вот… И я бы никогда не стал добиваться и все такое…  Ну вот, сказал! – с усилием усмехнулся он над собой. – А ты, конечно, не знал!

-Предполагал, - со своей спокойной грустью ответил Трильи.
-Ну, теперь можешь дать мне в морду, - покладисто предложил Грето. – Так полагается.

Александр снова грустно улыбнулся.
-За что? Наоборот, спасибо за искренность, Грето. Я все понимаю.

-Вот именно, - Инзаро достал уже третью папироску, снова нервно закурил. – Именно, что мы-то с тобой все понимаем. Но они – не поймут.
Не поверят, Сандро, - горько сказал Грето. – Нет, ты не думай, что я кого-то обвиняю, что они хуже нас с тобой.

Они, не все, но большинство – другие! Они хорошие, но живут по условностям, к которым привыкли, к обыкновенным человеческим условностям. Им так легче. Хотя этого уже я не понимаю, - развел он руками.

-Я понял, Грето, - кивнул Трильи. – Но ты мне прямо скажи, где Ирен и Элис могут пожить все это время. Вот все, о чем я прошу.

Инзаро почесал затылок, припоминая что-то.
-Тут есть одна вдова, Стелла Роти, одинокая. Ирен к ней в прошлый раз заходила. Так теперь та каждый день вспоминает. Ирен к ней расположена была. Вот, может, у нее? А насчет продуктов, там, содержания – ты не беспокойся. У нас все общее, обеспечим.

Александр не успел поблагодарить, как с улицы донеслись крики и ругательства.

В кабинет, чуть дыша от быстрого бега, влетел главный и единственный представитель правопорядка на всю округу радиусом в десятки километров и прокричал:
-Все, председатель! Я его нашел! – и в радости бросил свою фуражку на стол перед Грето.

-Чего раскричался, в соседней комнате ребенок спит, - пробурчал Инзаро, окидывая взглядом этого моложавого, румяного и кудрявого капитана милиции, бывшего полицейского. – Кого нашел-то?

-То есть как кого? – изумился тот, будто на свете в последнее время должны были думать и говорить только об этом. – Того гада, что на прошлой неделе мешок колхозного зерна себе прикарманил. Гнида! – сжал он крепкие кулаки, но с таким чувством, что стало ясно – кое-кому сегодня от этих кулаков уже досталось.

-Вернули зерно? – уточнил Инзаро.
-Конечно!
-Где… этот?
-Да вон, из окна видно, - милиционер указал на улицу.

Трильи и Грето повернули головы, и в широком проеме им представилась печальная картина.

Посреди двора правления стояли вразброд телеги. Возле одной из них прямо по грязной луже ползал какой-то мужик, словно кланялся собравшейся и огородившей его полукругом толпе крестьян.
Он что-то повторял трясущимися губами, просил о чем-то. Люди – кто презрительно, кто со смехом глядели на него, другие – увещевали.

-Отпустите, - помедлив, сказал Грето.
-Как?! – милиционер вытаращил глаза. – Да вы что! Дай им волю – они всё, что уже сделано, весь колхоз, всю страну по кусочкам, по крохам растащат!
Нет, как хотите, а я вверенной мне властью…, - он уже повернулся на каблуках сапог, чтобы уйти, но Грето жестко повторил:

-Я сказал – отпустить! Под мою ответственность. А с ними я сам поговорю, не волнуйтесь, не растащат.

-Либеральничаете, - понимающе протянул милиционер. – Вот, товарищ старший лейтенант, - с улыбкой обратился он к Александру, с любопытством ожидавшему конца этой истории. – Добрый у нас председатель. Они вам же на шею сядут, - с убежденностью сказал он уже Инзаро, зло нахлобучил фуражку и в сердцах хлопнул дверью.

Грето сначала покосился на портрет Делоша, с которого тот смотрел внимательно и понимающе. Как будто благословение давал.

-Ну, а ты что скажешь, Сандро? Кто из нас прав?
-Не знаю, - честно признался Трильи.
-Ну, какое-то мнение у тебя есть? – не унимался Инзаро.

Александр рассмеялся тому, с какой наивностью тот хочет выяснить это злополучное мнение.

-Грето, я же не знаю всей вашей ситуации, причин, поводов поступка или преступления этого человека. Как я могу судить?

-Хорошо, - подхватил Инзаро. – За воровство сейчас карают люто. Переслали бы этого бедолагу по этапу и – скорее всего – в расход.
А ведь он – не вредитель, не злодей какой. Семья у него большая, шестеро детей. Столько даже в колхозе прокормить тяжело.
Вот и не выдержал человек. Оступился, - Трильи показалось, Грето уговаривает самого себя, но постарался не думать об этом. – Значит, надо дать ему возможность раскаяться в преступлении, дать подумать о других путях выхода из его положения. Он гордый, просить ни у кого не хотел.
Вот они над ним и потешаются теперь, - Грето снова с горечью посмотрел во двор на улицу. - Но не одним же воровством можно жить!
Есть и другие пути! Ведь есть, Сандро! – горячо воскликнул Инзаро.

-Есть, - лучисто посмотрев на друга, ответил Трильи. – Ты прав, Грето.

-В чем? У вас философский спор? – Ирен, заспанная, но счастливая, вышла из комнаты, держа на руках Элис.
Девочка улыбалась уже зубастым ртом и играла маленькими ручками в растрепавшихся волосах матери. – Поэтому вы так кричали? Разве сейчас есть время разводить философскую дребедень?

Трильи поднялся ей навстречу, чтобы взять Элис, и мягко сказал:
-На правду всегда должно быть время, Ирен.