Снегопад
Потом прошли за руку по всей тропе – крУгом, где раньше была лыжня. Она говорила, он молчал, не мешал, слушал. Потом тишину вместе слушали. В городе её взять негде. Отвыкаешь – и сам не замечаешь, что тоскуешь по ней, по этой тишине…
ЧуднО было в лесу тогда, пять дней назад. Земля апрельская, снег остался лишь в низинах. А небо – мартовское, синее-синее, высоченное, ледяное. В апреле небо блёкнет, спускается ниже, укрывает землю теплом. А тут по небу было видно: нет ещё весны, далеко она. Надо ждать.
И всё ж – не верилось. Но в субботу утром проснулись – пасмурно. К одиннадцати закружились снежинки. А там – повалило, помело. Шли на обед – стволы обелённые, землю снегом укрыло. На ужин – снежные шапки на соснах, толстые валики на заборе, и сугробы выросли. А сегодня утром выглянули в окно – а снег всё летит, всё сыпется, всё валит. Тропинка от корпуса на торную дорогу, к столовой, еле видна. А ту, что вниз ведёт, на парковку, завалило начисто, в волнистой пуховой белизне не видать.
И хорошо так стало сразу, привычно так, приятно – свой, родной, северный март не сдался без боя. Вернулся, красоту навёл напоследок.
В санатории – что снег, что нет снега – всё то же: сауна, бассейн, тренажёрный зал. Кормят трижды в день строго по часам. А на соседнем курорте – пятнадцать минут по шоссе к городу – есть искусственный каток. Съездили туда уже дважды под этой синью, и жёлтый дремлющий лес мелькал с двух сторон. Собирались и сегодня съездить – часа в три, в четыре. Где-нибудь после обеда. И всё-таки решились. Хотя и слышали, выходя из столовой, как двое отъезжающих, волнуясь, спрашивали администратора: где же автобус? Развозка? Та отвечала: ждите, ему не подняться. Уже трактор послали, вытянет его, подождите. Снега много.
И верно: снега много… Расчищали дорогу, сыпали уголь, песок – без устали и вчера, и сегодня. Да как проедешь, если через час всё заметёт, завалит снова? За ночь, вон, столько навалило, что утром машины с базы не выпускали вовсе. Дорогу расчистили только к полудню, да и то: автобусу, «ПАЗику» на всесезонной резине, и по расчищенной сейчас не проехать. Дорога там –удивительная... Если из города ехать в санаторий – свернул с шоссе, миновал деревню, протрясся мимо поля – и будто в другую страну попал. Или на другой край земли – нашей. Горки, сопки, поросшие соснами, черничником, мхом, и дорога вьётся по этим сопкам, взлетает вверх – и ухает вниз, полого изгибаясь вдоль котловин. Узкая: еле-еле разъехаться двум машинам. А если видишь, что в горку едет грузовик, и уже ходу набрал, и поддал газу – жмись боком к склону холма. Ведь снесёт, останавливаться ему нельзя. Ночью же там и вовсе ехать страшно, даже если встречных нет. Ещё тогда, до снегопада, по крепкой земле, надо было ехать аккуратно, рассудительно. Последний раз ездили на каток – за руль села жена, и удивлялись вместе: казалось, будто она летит по этим горкам, лихачит, только сосны мелькают, да машина на ухабах дрожит. И ей казалось, и мужу. А ехали-то еле-еле, весь путь до шоссе – километров двадцать-тридцать в час, не больше. Оба на спидометр поглядывали, посмеивались, делились ощущениями.
Но сегодня, конечно, и не обсуждали, кому за руль. Перед обедом муж смотрел в окно, качал головой: с базы съезжали те, кто выбрался отдохнуть только на выходные. И – то ли прогноза не слышали, то ли понадеялись на могучее русское «авось» - а приехали в пятницу по голой весенней земле на поменянной, летней, резине. Муж стонал: куда поменяли-то? Теперь издалека хорошо было видно их через заснеженные стволы: не могли без помощи даже вылезти с заметённой стоянки на расчищенную дорогу. Было не перевалить через сугроб, который их отделял. Жена тоже волновалась, гадала: как они поедут? Свалиться, может, и не свалятся со склона – но дорога долгая, и едва ли так повезёт, что никто не попадётся навстречу. А по такой погоде достаточно и встречной легковушки: водитель возьмёт чуть правее, съедет с центра дороги, притормозит – вот и всё, сел. Дожидайся теперь трактора. Сколько ни чисти дорогу в такой снегопад, сколько ни посыпай песком – боковины у неё мягкие. А обочина, где она есть – еле тронутый пухляк, снега почти по колено.
А всё ж поехали на каток. Машина надёжная, резину менять и не думали, и муж хорошо водит, отлично водит – отчего не поехать?
Уже за второй горкой попался на глаза первый бедолага. Притулился к холму, ждёт трактора. Легковым автомобилем его не вытянешь – глубоко сидит. Может, и на зимней резине, раз зарылся так основательно. Летняя будет просто скользить, прокручивать колесо, а он закопался. Ладно. Взглянули, посочувствовали, поехали дальше. Муж радовался: вот это дорога, это да! Весело ему, как пацану. Жене не очень-то весело – так, немного боязно: ведь машина не едет, а плывёт, неспешно плывёт по этим белым валам – и чудится, будто вот-вот сама начнёт решать, куда ей держать путь в снежных волнах и когда сворачивать.
Взобрались на холм, откуда дорога поворачивала и круто, под наклоном, шла вниз, огибая котловину – будто венчик глубокой тарелки, чуть скошенный вниз, ко дну, и задранный к наружному краю. И наружным краем венчик упирался в отвесный холм. Миновали высшую точку подъёма – и увидели ещё одну машину на обочине. Никого в ней нет, огни погашены – застрял? Куда-то отошёл? А как бы ни было – неудачно. Здесь уже двум машинам никак не разъехаться, только по очереди. Рядом с тем, первым, кого оставили позади, и места было больше, и рыхлая обочина слева. А здесь – снежный обрыв на дно котловины. Не смешно.
Внизу, где дорога, завершая изгиб, брала короткий разбег, чтобы взмыть на следующую сопку, трудился трактор: широко, обильно посыпал дорогу углём. А чуть поодаль, в самом низу поворота, стоял автобус – тот самый, от базы, развозка на всесезонной резине. Трактор отъехал чуть-чуть и встал – верно, пропуская их машину; все, кто в нём был, вылезли в сугроб. Начали потихоньку спускаться с мужем с этой повёрнутой горы. Уже одолели половину спуска, и через летящий снег стали хорошо видны люди, сгрудившиеся у рычащего трактора. И вдруг один из них побежал, сильно замахал руками: стой! нельзя! назад! Назад сдавай!
Жена рассердилась: вот разини! Не все же вчетвером держались за баранку! Отчего выше, на холме, никого не поставили? По такой-то погоде? Сдавай теперь назад по этому вязкому снегу, да в горку, да по дуге… Но вслух ничего не сказала. Последнее дело – говорить мужу под руку. Слева вон – почти обрыв, а справа – припаркованная на холме машина. Стоит, чёрная, сгорбилась, и снег потихоньку её укрывает.
Муж включил аварийные огни, стал постепенно подниматься задом по витку дороги. Снег сыпался на стёкла, прилеплялся на зеркала и тут же таял: зеркала с подогревом. В них, в мокрых, оба разом увидели: сзади на горку влез седан песочного цвета. Влез, остановился – понял, видимо, что пока нет дороги вперёд, и надо переждать. Но так нехорошо остановился – почти доехал до того, чёрного, прикорнувшего на обочине. И теперь уже никто не проедет: начисто перегородил дорогу. А им наверх надо всем: и мужу с женой, и трактористам, и автобусу. И мужу с женой надо бы поскорее: внизу трактор уже берёт автобус, вяжет его на сцепку. Сейчас сдёрнет с места – и попрёт!
А у их машины за кормой – самый подъём. Разогнаться бы хоть чуть-чуть, взять его, да и вильнуть вправо, заскочить за чёрного, встать, прижавшись к холму. Но куда ж теперь разгоняться, если дорога вверху перекрыта? Муж остановился: решил перестраховаться, обождать, чтобы песочный определился – или задом сдать, встать на обочину, или проехать вперёд, обойти чёрного и нырнуть под отвесный склон холма. Но водитель попался неумный какой-то, или неумелый. Стронулся с вершины холма – и пополз вниз. Да по центру дороги. Да прямиком к ним. Муж сказал только:
- Ну, куда ж ты едешь?
Спокойно так сказал, негромко – будто и впрямь его спрашивал. И – тут уж не было выбора – опять пошёл задним ходом в гору под снегопадом. А внизу трактор дёрнулся, натянулась сцепка, и автобус полез из сугроба, как зуб из лунки. И тот, сзади, в песочной машине, только тут и рюхнулся. Тоже включил заднюю и стал медленно карабкаться обратно в горку. Кто там за рулём, жене видно не было. И она спросила у мужа – тоже буднично, почти весело:
- Там дяденька или тётенька?
Дяденька – ещё полбеды, а тётеньки попадаются разные. Ну-ка, сдай задом по рыхлой дороге, да по дуге, чтобы и в чужую машину не въехать, и с горы кувырком не улететь. Муж ответил:
- Дедушка.
Водить-то водит, но думает медленно. Вот и в гору пошёл назад – еле-еле, крадучись. Да нет, понять его можно, ведь не игрушки. И не столько он боится упасть – упасть тут самостоятельно не так просто, как кажется – боится застрять в пухлой обочине. Застрять сейчас – как два пальца об асфальт… Который здесь – Бог весть, будет ли. Оттого и муж дистанцию держит – чтобы, если песочный застрянет с хода назад, успел бы податься вперёд и исправить ошибку. Хоть какой, но шанс.
Всё это жена понимала и хорошо видела – хоть всего полтора года, а машину водила. Потому смекнула, что едут уже сейчас наудачу, и всё от жёлтого зависит, и попытка у него одна. Если этот водитель не справится и застрянет – уже ничего не догадается сделать сразу, быстро.
А трактор рычит и лезет в гору. И тянет автобус. Автобус тяжёлый, большой, трактор по сравнению с ним – сикорашка. Синяя вошка на склоне горы. И мотает эту вошку по всей дороге так, что аж смотреть страшно. Вот ещё чуточку – и на задние бугристые лапки поднимется, так ей трудно… Трактор – газу, автобус – газу, им ведь разогнаться надо, и останавливаться ни в коем случае нельзя! Не дай Бог забуксуют – автобус по такой дороге, даже углём засыпанной, моментально скатится вниз, и утащит за собой трактор. И тогда быть аварии. А то и катастрофе…
...И если ненароком застрянет песочный, растеряется, перекроет путь к отступлению…
…Отчего вначале не поставили на подъезде человека, чтобы рукой махнул, подал знак?..
…Медленно идёт задом песочный, слишком медленно, а трактор с автобусом, наоборот, набирают ход. И трактор уже пошёл ровнее, перестал мотаться от обочины к обочине, как собачонка на длинном поводке. И потому они с автобусом двинули в гору ещё быстрее. И уже видно стало сквозь летящий снег лицо тракториста – страшное такое лицо, потому что на нём не было написано, что шофёр видит перед собою машины на пути. А написано было, напротив, будто тянет он вверх автобус по пустой дороге. А что попадётся невзначай на скребок, то сошвырнёт вниз с горы, чтоб не мешалось: останавливаться нельзя. И уж не обессудьте…
И широкий скребок колышется уже в ближнем свете фар их машины, еле пробивающем снежную кисею. И осталась какая-нибудь пара метров до их бампера. И жене страшновато. Только одно держит: верит, что муж справится, что они успеют. Хороший он водитель. Да и вообще – спокойно с ним. Но она всё равно зорко смотрит: и вперёд, на трактор, и назад, в зеркало, на дорогу. Кто сам водит машину, уже не может пересилить эту привычку.
Песочному седану повезло: удачно влез на горку, спрятался за чёрную машину – всё, путь свободен. Теперь им с мужем осталось самое трудное: проехать вдоль двух этих машин, ровненько проехать по дуге – и их не зацепить, и в сугроб не сесть. А трактор снизу поджимает: вот-вот врежется – и спихнёт!
Тут муж от волнения взял чуть правее, чем надо было (так жене показалось), и первая машина оказалась совсем близко: ещё чуть-чуть – и зацепят! Тогда только не удержалась и напомнила вслух:
- Осторожно, чёрный…
Хотя была уверена, что муж всё видит, и путь рассчитывает верно, и рулит правильно. А всё ж… Ведь ситуация трудная, и ошибиться легко. И не заметить можно, и упустить нужный момент…
Муж ничего не ответил, да и некогда было ему разговаривать с женой. Рядом с чёрным прошли почти впритирку. Вот уже отпятились почти до половины его кузова, задний бампер поравнялся с водительским местом. Трактор уже совсем их спереди подпёр; весь дрожит от натуги, мотор ходит ходуном. Быстрее бы им надо… А не разгонишься! Снег такой, что машина плавает по дороге. Чуть придави газ – мотнёт, и въедешь или в этого, чёрного, или в того, песочного, что спрятался за ним…
Вот тут и случилось самое внезапное, чего совсем не ждали. Открылась песочная дверь – и водитель седана вылез прямо на дорогу, ровно перед их багажником…
Тут уже и муж, и жена сошлись в едином вскрике, выдохе, будто вместе вели машину. Не раз уже за собой замечали, что думают порой одинаково. Но тут, конечно, совсем не до того было, чтобы примечать и обсуждать, кто что перечувствовал! Жена сказала только:
- Ну, ты молодец!..
А муж –
- Ну, дед, ну ты нашёл, когда выйти!..
И сказали это оба – весело, будто всё – детская игра, которую в любой момент можно прекратить. И вовсе не опасно. А ревущий, дрожащий трактор уже нависает у них над капотом: фары к фарам! И скребок вот-вот с силой влепится в бампер. А дедушка сзади закрывает водительскую дверь – неспешно так, медленно-медленно…
И сыпется снег…
Муж сбавил ход, сколько было можно, чтобы не застрять. И тракторист невольно тоже стал сбавлять. А что ему оставалось?.. Не бить же чужие машины, в самом-то деле…
Но как только тракторист сбавил газ – сцепка ослабла, и автобус немедленно замотало по дороге почти так же сильно, как минутой назад мотало трактор. И ясно было, что едва ли он успеет выправиться за те близкие метры, что остались до легковых машин…
Но очень верилось в то, что успеет.
Пока зависит от тебя хоть что-то – делай. А бойся уже потом. Сейчас это ни к чему. Да и, опять же, некогда.
Дед наконец сообразил: захлопнул дверь – и бегом назад, за свою машину. Муж въехал на взгорок, взял правее – припарковался на обочину, под холм. Трактор, сколько мог, набрал ходу, изо всех сил потянул буксир – и автобус выровнялся. Всё-таки успел! И проехали мимо них троих, замерших в сторонке – чётко-чётко прошли, ровненько, почти по середине дороги. Трактор, и автобус за ним… И жена успела заметить, какое сосредоточенное лицо было у водителя автобуса. Ему тоже бояться было некогда. Но видно было, что переживал…
Прошли. И скрылись за холмом; рычание трактора вскоре съел снег. Дед, видимо, здорово напугался: в машину обратно сел, но ехать раздумал. Сидит, не трогается с места. Муж стал аккуратно выруливать с обочины. Жена гадала про себя: сели? нет? Не сели: благополучно выехали, и по венчику тарелки осторожно спустились вниз. Но только собрались влезть на следующий подъём – как увидели: уже оттуда, перемигиваясь жёлтым, слезает эвакуатор. Сдаёт бережно задом, и дорогу им перегородил… А в сугробе – только тут и заметили оба – накренясь, стоит за сосенкой машина. Только теперь уже не в правом сугробе, а в левом. И толкутся озябшие люди. Не доехали до шоссе на летней резине. Слава Богу, хоть с горы не упали.
- Нет, - сказал муж, - на фиг! Не поедем сегодня на каток.
А жена два дня об этом мечтала – что поедут. Сама и согласилась по такой погоде добираться – уж очень хотелось снова покружиться с мужем по пустому огромному льду…
- Да, - кивнула. – Давай не поедем.
И муж развернулся. Дорога была такая узкая, что пришлось толкать сугробы бампером – и задним, и передним. И это напомнило жене отчего-то их летний отпуск в прошлом году. Как брали лодку, чтобы кататься по озеру. Как отплывали от берега кормой вперёд, и муж сталкивал лодку с песка веслом. А она легонько тюкнула кормой другую, ту, что была справа. А потом носом тюкнула левую. Потрогала их – и тогда только вышла на открытую воду. Развернули её с мужем – и поплыли…
Вот и тут вышло ладно: муж чуточку растолкал сугробы – и поехали обратно к базе. За это время ещё один автолюбитель прилип к сугробу на обочине, как муха к паутине. Ходит вдоль машины, покуривает. Трактор довезёт автобус на базу, отцепит – и спустится к нему, вытащит.
Перед последней горкой, возле озера, притормозили: жена сфотографировала сквозь лобовое стекло сплошь заснеженные кусты и сосны, гигантские белые шапки на еловых лапах. Въехали на базу. Снег ещё не успел плотно прикрыть прямоугольник обмороженной земли, что ночевал в снегопад под кузовом их машины. Этот голый клочок так нелепо смотрелся среди пышной, белой, сыпучей пены, что прикрыли его снова машиной – чтобы не портил пейзаж. И только тогда муж заговорил, и обрадовался, и засмеялся:
- Вот это да! Вот это прокатились! Ох, знаешь, как мне такого вождения не хватало? Настоящее приключение! И я себя чувствовал, как герой фильма! Где слева обрыв, справа скала, а снизу на тебя прёт танк… и ты пятишься… и вдруг сзади – человек! Вот это было да!
- Ты и есть герой! Так здорово всё сделал! Я бы ни за что не смогла.
Но муж только рукой махнул: глупости, мол. Ничего особенного. И ты бы, мол, если что, точно так же смогла.
Поднимались, довольные, к своему корпусу по ниточке заметённой тропки. Муж говорил, махал руками, бурно делился впечатлениями. И жена кивала, улыбалась. И уже неважно было, что не съездили на лёд. Важно было, что всё обошлось. И что мужу это приключение так понравилось.
- Ты извини, что я про чёрного сказала. Я очень волновалась. Вот и не удержалась.
- Ты правильно сказала.
- Но ты же его видел.
- Конечно, видел. Но всё равно ты всё правильно сказала.
А снег продолжал валить. Сугробы намёл непроходимые, сказочные. Утих лишь к вечеру, и среди заснеженных веток поднялась расплывчатым жёлтым сгустком полная луна. Все, кто приезжал на отдых, уже вернулись в город. Много ли охотников брать отпуск в марте? На всей огромной базе осталось от силы человек десять. И тишина. Даже белки попрятались. Всё заснуло под снегом.
А наутро небо вскинулось ввысь, зазвенело от мороза. Сосны задирали голову в эту синь и роняли снежные шапки. Распогодилось. И пошли на лыжах.
04-06.04.2014
Санкт-Петербург
Свидетельство о публикации №214070300904