Дарья 15

  Наутро, собравшись, они поехали в займище…
   Прокофий пустил лошадь шагом, терпеливо ждал, пока Дарья сама начнёт разговор. Он думал, что она будет говорить об хозяйстве, просить денег на очередную задумку... Но то, что он услышал!...
- А Вы, дядя Проша, почему  не женитесь? Неужели не полюбился никто?  Такой доо-обрый,    уу-умный, красии-ивый… совсем еще молодой… бабы вокруг так и вьются, поубивала б…
- Ха! Эт за что же? – рассмеялся Прокофий.
- Знаю за что… Вы не виляйте, отвечайте на вопрос…повернулась к нему  девушка.
- Не знаю, девонька… не встретил милее Дунюшки моей, вот и не…
- А я? -  Дашка ухватила его за руки, глаза, как озера осенние – полные слёз…
- Что? – опешил Гаршин. Растерялся…
    Дарья  вскочила, выпрыгнула на ходу из коляски и побежала к  ерику, берега которого поросли жидовильником.
- Даша! Дарёна! Ты куда? – Кинулся за следом . Проломился сквозь заросли, догоняя, побежал по песчаному берегу,  ухватил за руку…
   Увернувшись,  Дарья метнулась на глубину,  увлекая его за собой, упала… потом вдруг перестала вырываться…
- Посмотри на меня! Посмотри, Прошенька! Разве я нехороша? Истомилась я вся по тебе… а ты и не видишь… измучил ты меня…
   Волосы разметались, поплыли по воде… тонкая батистовая кофточка, намокнув, перестала существовать… нежные губки покрывали поцелуями его лицо, руки, грудь…
  Опьяневший Прокофий не мог оторвать от девушки  взгляда,  замер, наслаждаясь  ласкающими прикосновениями,   сладким запахом её юного тела… разум покинул его… искорки, которые давно и терпеливо подбрасывала   эта хитрая ведьмочка, наконец-то разожгли пламя страсти…



***

    В свои сорок семь  лет  Прокофий полюбил… так сильно и трепетно… её невозможно было не полюбить – Дарёну,  Дашу, Дарьюшку… 
   Змеёй вползла она к нему в сердце, отравила душу… чуть не насмерть поссорила с братом,  отдалила с сыном… гордый, он плевать хотел на сплетни и пересуды… после венчания,  на руках нёс из церкви до свадебного шатра…




***
    Во время свадьбы  Дарьи и Прокофия  их  батрак  начудил не в меру – напился до поросячьего визга, задирал всех без разбору… в конце-концов сильно избил приезжего калмыка, ответившего на его поддёвы… поломал изгородь в соседском саду… и ускакал в степь, жестоко нахлёстывая лошадь…
    Позже, пытаясь выяснить причину его злости, Гаршин ничего вразумительного не услышал и посоветовал Василию не пить горячительного – потому дури и так больше, чем достаточно…



***
    Забеляевы, жившие в пристрое, стали мешать хозяевам…   постоянно дерущиеся пацанята, спорливая Таютка,  вечно пьяный Иван,  бесцеремонная  Марфа  всё время вертелись под ногами, не во время вламывались в комнату… не давали Прокофию свободно наслаждаться молодой женой.
   Не бывает худа без добра. Марфуша получила отдельное жильё. Маленькую,  камышитовую мазанку с летней стряпшей и огородом,  коровьим базом и загончиком для поросёнка - Гаршин купил и отдал им в пользование.
   Вложение денег в недвижимое имущество в военное время – это выгодное предприятие, да еще и обретение работника с практически рабской зависимостью.  В связи с жильём для семьи  Иван стал работать в несколько раз больше, а зуботычины и сплошные попрёки обрушились на него нескончаемым потоком.    
    Еще  Гаршин помог пристроить Таютку в городе нянькой в богатый купеческий дом.
    Настёну Дарья хотела оставить при себе в работницах, но та, всегда безответная и безотказная, проявила неожиданную твёрдость характера – почему-то наотрез отказалась остаться, собралась и ушла в соседнее село  на  рыбный промысел. На вопрос Даши – почему? Промолчала, но бросила такой красноречивый, прямо-таки больной взгляд на Василия Голованова…
 - Пусть уходит, - тут же среагировала Дарья. Так жёстко, что все удивлённо посмотрели на неё.
- Нехорошо неволить человека, мало ли какая причина может быть. – Уже мягче пояснила она.
- А мне пускай уж Марфуша приходит помогать, как понадобится …



***
    Домашние не могли понять за что Даша терпеть не может Голованова. Трудолюбивый, ловкий, очень уважительный – одним своим видом доводил её до бешенства… она никогда не обращалась к нему  с  поручениями,  никогда не здоровалась, ни хвалила, но любую выполненную им работу оплачивала достойно, не скупясь…
    Василий пытался загладить свою вину… то, в знойный день  привезёт ей ледяной родниковой воды, то разложит на завалинке охапки полевых цветов… то лошадь ей оседлает в одно мгновение… и при любом удобном случае шептал молодой женщине, что дождётся её взаимности и увезёт с собой, и покажет ей райские кущи…
     Что бы он ни делал, всё равно натыкался на холодный, полный равнодушия и презрения взгляд.
    А Даша и ненавидела его… и хотела  видеть…  украдкой  любовалась, внутренне обмирала от звука его голоса. Ей нравилось чувствовать на себе его наглый, раздевающий взгляд…      она невольно ждала его пошловатых восторгов об своей внешности…     затем серчала, гнала прочь с глаз…
   Вся её невозмутимость гроша ломанного не стоила, она уже нуждалась в нём, скучала и жутко ревновала…  но если бы кто-то ей сказал об этом – стал бы её следующим врагом, гадким обманщиком и первейшим глупцом…

***
     А свою жизнь Даша отравила. Сама. Своими руками. Осознала она это быстро,  насладившись своей победой. Она хозяйка всего рябинкинского наследства! Теперь все хутора и подворье, и деньги в кованом сундучке её! Подкаблученного Прошу можно почти не брать в расчет!  Сколько усилий пришлось приложить, хитростей, лести, твёрдости характера, чему только ради этого выучиться. Сколько гадких слов проглотить, сколько дел постылых переделать. Одного она только не учла… после того, как хозяйство стало принадлежать ей – она стала принадлежать мужу.
   И тут сила её настырного характера стала давать сбой.
    Одно дело думать и желать, работать и повиноваться, а другое -  принадлежать кому бы то ни было. Одно дело слышать о замужней жизни и думать, что всё об этом знаешь, другое – быть замужем…
   Все её дни наполнились совсем другим притворством. Досада на постоянные домогательства мужа стала отражаться на её характере.
   Добившись всего чего хотела,  Даша стала тосковать по свободе. Ревность и ненасытность Прокофия доводила её до бешенства. Она стала тихо ненавидеть своего мужа.
   Её стала мучать бессонница. Теперь чуть ли не каждую ночь, дождавшись когда Проша уснёт покрепче, она высвобождалась из его объятий,  бежала в сенник и давала волю слезам…
   Смеялась наигранно, шутила днём -  плакала, проклиная сама себя, ночью…
Прокофий не мог надышаться на нее, ластился, обнимал при любом удобном случае…  она сцепив зубы терпела его прикосновения…
  … однажды, во время очередных воркований, перехватила сочувствующий и одновременно злой, полный ревности взгляд Голованова… думала умрёт…


продолжение http://www.proza.ru/2014/07/04/1653
Словарик:http://www.proza.ru/2014/07/04/1661