Прозрение

             СКАЗ ДЛЯ ДЕТЕЙ, КОТОРЫЕ СТАЛИ ВЗРОСЛЫМИ…
               
        В некотором царстве, а ближе, в Российском государстве, а если ещё ближе, то в одном селении жили-поживали мужик да баба. Ему уже за сорок далеко, а ей и того уже более… Он, собой хорош, девчата за ним подолом  мели, много их перебрал, но ни одна ему не по нраву. Так до сих пор и не женат был. Друзья пеняли ему:
- Ты, чё, паря? У нас уже скоро внуки будут, а ты всё в бобылях ходишь. Уж все девки от тебя отвернулись. Женись хоть на Аграфене.
      А Аграфена через дом от него жила одна в родительском доме. Тоже никак пару себе найти не могла. Одного похоронила мужа, двоих так выгнала, прожив с каждым не более года. Говорят, больно жёсткая баба. Всё не по ней, не угодить никак.
      На одних таких посиделках, в изрядном подпитии, Никон (так звали мужика) сдался:
- Я бы её враз уломал. Стала бы шёлковой.
-Ну, так иди, иди! Подталкивали и хохотали друзья.
         Вот так однажды вечером и появился Никон на пороге Аграфены, чем весьма удивил её. Глаза сузив, приняла, чаем напоила, и спать уложила. Слов почти не было. Попав под влияние этих жёстких, волевых глаз, Никон был послушен, как ребёнок.
     Утром, проснувшись с похмелья и осознав, где находится, он осторожно вышел на крыльцо. Хотел  было тихо слинять, да увидел доску, прогнившую на ступеньках крыльца.
   - Упадёт же когда-нибудь, подумал он об Аграфене. Заглянул туда- сюда, нашёл молоток, гвозди, ножовку, присмотрел доску взамен, и пошла работа.
     Вышла на стук заспанная  Аграфена. Глаза её расширились. Ничего не говоря, стала готовить завтрак.
       Крыльцо было починено. Никон собрался уже уходить, как Аграфена позвала его по имени. Друзья же его все то Никишкой звали, то Никичем, то ещё как попало.
- Никон, иди завтракать!
Вот так и остался Никон при Аграфене. Домой идти в пустую хату не хотелось, а здесь столько мужской работы скопилось, есть, где себя показать. Да и Аграфена - баба что надо…. С работы теперь домой к ней спешил ласку заслужить. На колкие вопросы друзей гордо расправлял плечи:
-Я же обещал. Будет, как шёлковая!…
А Аграфена на бабьи  трещотки  вообще не реагировала, это ей не впервой было.
- Посмотрим, - отвечала. Так прожили около года.  Аграфена не беременела, да и поздно ей уже было, а Никон очень хотел ребёнка. Да, в общем-то, не так хотел его, как иметь возможность одержать верх над Аграфеной. Вот, мол, и старше, и родить не можешь, за то и мужики бросали…
Дошло до того, что стал руку на неё поднимать. Соседям говорил:
 - Раньше на Руси мужик бабу раз в неделю по субботам бил не спрашивая, виновата ли.
  Аграфена молчала, терпела. Может и вправду полюбила. А когда Никон сказал, что ему всё надоело, уходит мол, потемнела лицом.
    Лето выдалось дождливое, грозовое. В одну из таких ночей загорелся дом Никона, будто молния в него попала. Ничего не могли спасти, так быстро всё сгорело. Погоревал Никон на пепелище, и более разговоров об уходе не было. А куда идти-то, кому он без хаты нужен? Но Аграфену регулярно побивал, потом жалел. Так прожили ещё год.
     А далее вышло и более несуразное. Заболели у Никона глаза, а через некоторое время он и вовсе ослеп. Беспомощен стал, совсем как малое дитя. Без Аграфены даже по малому сходить не мог. Мама родная, что делать? Теперь не ему, а ей бы его поколачивать, да нельзя.  Никон у неё, как слепой кутёнок в доме, ни пользы от него, ни проку, одна забота. Врачи ничего утешительного не говорят, лекарства не помогают. Бабок к нему домой приглашала, денег на его лечение потратила не меряно, а результата положительного нет. А Никон, к тому же, стал подумывать о том, как покинуть этот мир и не быть Аграфене в тягость. Однажды еле успела его из петли вынуть.
      И что тут сказочного, скажете вы?
      Когда человек намается от боли и безысходности, то готов на любое действо. Никон говорил, что, если бы сказали, что детская ка-ка поможет выздороветь, то не только бы съел, но и попку младенцу  облизал. Друзья, подруги жалели Аграфену:
- Надо же, как не повезло бабе. Только вроде жить начала по-людски, замужем, и вот на тебе…
Однажды, одна из подружек говорит:
- Сама не читала, врать не буду, но слышала, что где-то написано, как Иисус Христос слепого вылечил. Вывел его, чтобы никто не видел, и промыл ему глаза из первородного родника. Наказал никому не рассказывать, что видел. А слепой сразу прозрел и в Бога поверил. А далее женщина добавила уже от себя видно:
- Только это надо делать трижды после молитвы, и чтобы больной испугался. Тогда лекарство и мозг, и сердце, и душу  омоет.
    Зацепили эти слова  Аграфену, и стала она думать, что это за лекарство, и как ей ловчее это проделать. Домыслила сама всё, что подсказала её фантазия, и, однажды, уговорила мужа лечь спать на полу. А когда он уснул, сотворила молитву, попросила Господа помочь ей излечить супруга, как когда-то он излечил больного, присела перед лицом его на корточки и…  Живительная, горячая влага безудержно хлынула на Никона, заливая глазные впадины, нос и уши…
      От неожиданности Никон заорал, ему показалось, что он тонет. Аграфена подскочила, тоже испугавшись, и стала,   ласково  обнимая и целуя, его уговаривать. И правда, любовь - великая сила! Муж успокоился и уснул снова у груди Аграфены.
   Труднее было уговорить Никона лечь  снова спать на полу  на следующую ночь. Всё повторилось, как в прошлый раз. Крики, слёзы, сопли. И поцелуи, уговоры и ночь, полная любви.
     Третья ночь была самой мучительной. Улучшение было налицо. Прошла краснота век, гноя стало значительно меньше. Больному явно полегчало. Но он долго не мог заснуть. Только Аграфена, прочитав молитву, присаживалась над лицом Никона, как он, будто  ощущая приближение процедуры, просыпался и звал её по имени. Изнемогла Аграфена, и рассердилась, и наплакалась. Взяла две спринцовки, наполнила их содержимым, и, осторожно подкравшись к Никону, она резко, с силой, нажала на резиновые колбочки. Струи проникли сквозь ресницы, раскрыли веки и глубоко омыли глазные яблоки. Видно Никону было очень больно. Опять крики, маты. Вспомнил и своих родных и чужих. И опять она плакала и жалела его, и любила всем сердцем. И опять он уснул, уткнувшись ей в грудь, как ребёнок малый.
       ….И было утро!  И была молитва. Господи, Слава тебе! Никон, впервые за последние долгие месяцы сказал:
- Грунюшка, а ведь я вижу!
      И снова обоюдные слёзы, объяснения в любви, и нежность, и ласки, идущие из самого сердца.
        Никон поправился, вновь вышел на работу. Через год у них родился сыночек. Радости у Никона не было предела. Он стал гордым и сильным духом.  Когда  бывшие молодые подружки пытались задеть его, говоря об Аграфене, он лицом становился жёстким, презрительно кривил губы:
- А чем ты можешь похвалиться? Что у тебя есть за душой, кроме твоего возраста? Ну, скажи, чем ты лучше моей Аграфены? Пошла вон!   А со двора только и слышалось:
   - Грунюшка  моя, где ты, милая?...  Душа моя!...  Солнышко моё!... И другие ласковые слова, которые идут от сердца, в котором живёт любовь.
Вот, друзья мои дорогие! Любите друг друга, живите в добре и радости. Помогайте один другому всегда, в любом горе. Это испытание, которое посылает нам судьба, всегда надо нести достойно и верить, что всё будет хорошо. Этому учит молодых венчание в церкви. Будьте счастливы!
Вы злословье, как порок,
Не пускайте на порог.
Пусть завистники не лезут
В ваш семейный диалог!
     Вот такая получилась сказка. А может и не сказка, а история, подслушанная где-то в дороге, и покорившая своей искренностью и добротой.