Время придет, кн2 ч2 гл16-18

16+


XVI

Сутки группа отсыпалась и отъедалась – командование предоставило им всё, что можно было получить в осажденном городе.

Линию фронта перешли удачно в следующую глухую ночь, под утро. Активная перестрелка с противником командорских регулярных частей помогала им. А еще – густые леса под самым Командоном.

В эту ночь Янко получил боевое крещение, проведя товарищей через минное поле, и теперь был очень горд, хотя старался не показывать виду.

В непролазной для чужих чаще, подкрепившись холодными консервами, маленький отряд капитана Трильи из 7 человек для проведения дальней разведки разделился на две группы: первая из Александра, Янко и двух бывших партизан – Гунтеро и Чибрари должна была двигаться на северо-северо-запад, вторая – из трех гражданских рыбаков – на северо-северо-восток от столицы.

Хотя сезон дождей еще не начинался, в лесу непривычно для этого времени года здорово холодило.
-Не иначе снег будет, - предполагали бывшие партизаны.

"К несчастью", - не ко времени вспомнил Трильи слова Ирен, когда она провожала его в памятный поход за хлебом в Спиридонию в голодный год.

Янко с Александром шли чуть впереди.
Двигались по одному, молча, осторожно, почти бесшумно.

К досаде Янко под ним слишком часто и довольно громко скрипели листья и сухие ветки, хотя на ногах у всех разведчиков были мягкие тонкие сапоги, сшитые вручную из старой воловьей кожи. Это снова не поскупилось командование. Для сбора отряда даже выдали трофейные автоматы. Свое производство автоматического оружия только что было налажено в порту Якорь. Но в осадном Командоне не хватало ни сырья, ни боеприпасов для развертывания их полноценного производства.

Шли уже два часа, по возможности обходя стороной широкие лесные просеки.

Одну такую дорогу пришлось перейти, лишь выждав, когда по ней проедет длинная автоколонна вражеских солдат и девять танков – на Командон.

Янко, лежа за толстым стволом дерева, широко открытыми глазами смотрел на это чудо техники – танк, и чувствовал, как все внутри сжимается от животного страха перед черной безжалостной громадиной.

«Так вот они какие! – ахал он про себя. – Если уж издалека ужасно, что же будет, если такая тварь да прямо на тебя?» - он покосился на Трильи, лежавшего за соседним деревом. Нет, командир спокоен, внимательно наблюдает за движением врага, что-то просчитывает в уме – по лицу видно.

Замыкающий танк, неприятно, натруженно гудя, скрылся за поворотом дороги, и шум постепенно стих. Только тогда командир поднял свою группу, чтобы идти дальше.

Дуя на озябшие, затекшие при лежании руки, Трильи передал по радио командованию о замеченной колонне врага, двигавшейся к столице.
Потом, сверившись по карте, отряд отправился лесом в том направлении, откуда вела автоколонну лесная дорога.

Прошел еще час пути. Янко с непривычки и после бессонной ночи перехода линии фронта устал, но злился на эту свою слабость, и такая злость придавала ему некоторые силы.

Тихо в лесу. Как будто и войны нет.
Под Командоном нет больших крестьянских селений, лишь малые хутора.

Нет здесь и партизан. Они воюют в тылу дальше, к северу, у самых гор.

А здесь – глушь, всеми позабытая, тут сам черт голову сломит.
И Янко недоумевал – разве в таких дебрях можно соорудить военный аэродром? Его бы свои, наши, могли с воздуха заметить, они же над этим лесом тоже летают бомбить спиридонские корабли и порт Эдимо.

Впрочем, двум нашим самолетам это стоило жизни – сбили на прошлой неделе как раз где-то здесь, когда они пытались с северного аэродрома пробиться к столице.

Нет, нет пока иного пути спасения для Командона, кроме как море – только эта тонкая нить связывает осажденный город со свободными от врага территориями запада и севера страны.

И если бы не проклятый аэродром, который разведывательная группа Александра ищет здесь, в этом густом лесу, а его тут, может, и нет, - насколько бы легче приходилось нашим морским конвоям, доставляющим в окруженную врагом столицу провизию и боеприпасы.

Моряки готовы стоять насмерть. Но на них нападают и с моря, и с воздуха. И, значит, силы не равны.

-Янко, стойте! Нельзя зевать! – гневно оборвал его мысли Трильи, останавливая молодого человека уже не жестом, как того требовала бдительность, а почти в полный голос.

Янко вздрогнул и остановился, как вкопанный. Задумавшись, он почти вышел на опушку – лес кончался. Впереди на несколько метров простирался густой кустарник, потом широкое поле и – снова крупный лесной массив.

-Хутор тут. С мельницей, - многозначительно кивнул Гунтеро на ближний к ним край поля. – Может, зайдем, спросим местных? Вдруг знают чего?

Трильи молча покачал головой.
-Нам это не поможет, но может стоить жизни. И нам, и им.

Они обследовали территорию вокруг. Было похоже, что до них здесь мало кто бывал. По крайней мере, за последнюю неделю человеческая нога уж точно не ступала.

На карте мирного времени этот хутор был обозначен. Трильи взялся за бинокль. В светлом круге, разделенном нарисованным прерывистым крестом, совсем близко поплыли деревянные хозяйственные постройки, несколько покосившихся домиков, высокая мельница с застывшими лопастями крыл, словно они призадумались о чем-то.

-Вроде нет никого, - разочарованно и недоверчиво протянул Александр.
-Проверить бы надо, - снова вставил разговорчивый Гунтеро, разглаживая седые усы.

Трильи спокойно убрал бинокль в вещмешок, поставил его на траву.
-Ну что ж, сползаю туда и обратно. Если не вернусь через полчаса или вы раньше услышите стрельбу или что-то в этом роде – немедленно уходите дальше по нашему маршруту.

-Стой, командир! – большой, тяжелый Чибрари грубовато остановил Александра. – Ты у нас один, ты с рацией знаком, тебя сберечь надо. Так что я пойду, мне все равно терять нечего, кроме своей шкуры. Все согласны? – он уверенно обвел взглядом своих троих товарищей.

Янко храбро уставился на Трильи и сказал с намеком:
-Это командир должен приказать. А, может, меня пошлете, товарищ Трильи? Я маленький, незаметный.

Двое старых партизан усмехнулись в свои усы.
-Молчи, сапер, ты нам тоже живой и невредимый нужен. Найдем аэродром – кто его к праотцам отправлять будет?

Трильи задумался на секунду.
-Выполняйте, товарищ Чибрари. Будьте осторожны. С Богом, – он крепко пожал сильную руку партизана и долго потом смотрел, как тот ползком, по-пластунски, скрылся в кустарнике.

Лишь закачалась невзначай какая-то ветка, будто кузнечик в своем прыжке оттолкнул ее голенастыми лапками, да тревожно раза три вскрикнула рядом знакомая по голосу птица.

Больше всего Янко не любил ждать. А тут пришлось. Гунтеро сидел на траве, прислонившись к дереву, возле собранных в кучу вещмешков всей группы, думал о своем. Трильи пошел искать лучшее место для наблюдения за хутором. Тот по-прежнему был пуст и мертв.

Янко потоптался на месте, тоже поглядывая сквозь ветви деревьев в сторону неподвижной мельницы.
-Дядя Микеле, - не выдержал он. – А у вас есть семья?
-А как же, - мечтательно протянул этот бывший рабочий. – Жена и двое ребят. Старший, вон, как наш командир, во флоте служит. А младший – на годок моложе тебя, на заводе.

-А у меня даже невесты нет, - грустно пробормотал молодой человек.
-У тебя? Да и нет? – Гунтеро был, правда, очень удивлен.

Янко усмехнулся.
-Вот, знаете, что мне во всей нашей группе нравится? Что вы меня, как своего, простого человека принимаете, а не как сына Зигмунда Хоша. И не как малявку, у которого молоко на губах не обсохло, а как равного. Да, я молод, но ведь и я кое-что умею делать! – горячо прошептал он.

-Так-то оно так,- согласился Гунтеро. – Но и то правда, что ты на жизнь имеешь больше прав, чем каждый из нас. Мы с Чибрари свое пожили. Тебе еще столько да полстолько жить нужно, чтоб нас догнать, - добродушно сказал пожилой партизан.

-Наивный вы, - Янко покачал головой. – Война не разбирает никого, ни по возрасту, ни по положению. И трусом я быть не желаю.

-А вас никто им и не считает, - отозвался тихо подошедший к ним Александр. – Речь о том, чтоб лишний раз не бахвалиться. На войне, особенно партизанской, главный принцип – осторожность и расчетливость. Нужно уметь отличать их от обычной трусости. Перед нами поставлена важная задача – и мы должны выполнить ее, по возможности сохранив себя для выполнения последующих задач, - жестко сказал он.

Янко тоскливо скривил рот, вздохнул:
-Товарищ командир, вы говорите так, будто сами никогда не были молодым.

Александр с Гунтеро изумленно переглянулись.
-Молодым – это насколько же лет, по-твоему? – поинтересовался Гунтеро.

Янко пожал плечами:
-Ну, где-то до двадцати пяти.

Трильи побледнел, поняв, что тот хотел этим сказать, непроизвольно вырвалось:
-Мне двадцать шесть.

-Что?! - Янко вздрогнул, открыл от удивления рот. – Вам? – не веря, он все покачивал головой. – Простите, я думал… вы старше, - он замолчал и стыдливо отвернулся.

Трильи вдруг снова потянулся за биноклем, пробормотал:
-А ну-ка, хватит философии. Чибрари зовет нас на хутор. Стоит в полный рост и отчаянно машет рукой. Лицо у него какое-то перекошенное.

-Он там, точно, один? Вы уверены, что нет ловушки? – засомневался Гунтеро, всматриваясь вместе с командиром в ту же сторону.

Янко тоже напряженно разглядывал посланного ими разведчика.
-Уверен, - спокойно ответил Александр.

Когда они пробрались сквозь кустарник к Чибрари, тот все еще взволнованно дышал. Крупные капли пота, несмотря на холодный день, выступили на его посеревшем лице.

-Там, - он неопределенно махнул рукой вглубь хутора. – У мельницы.

Разведчики приблизились к черному обгорелому дому, вернее, к тому, что от него осталось.
Рядом, у крыльца, лежали в разных позах десять сожженных человеческих трупов, два из которых были маленькими – детскими. По ним и догадались, что это, должно быть, местные жители. Судя по тяжелому запаху, люди погибли несколько дней назад.

Янко, схватившись за горло, рвал непослушными пальцами душившие его пуговицы форменки. С трудом сдерживаясь, убежал за угол сарая – его стошнило.

Трильи, обойдя оцепеневшего от боли и жалости Гунтеро, - Чибрари не пошел с ними, - приблизился к трупам, присел над одним из них, тонкой веткой пошевелил там, где когда-то была грудь.

-Им повезло, - тихо сказал он. – Сначала их расстреляли, и только потом сожгли, - поднимаясь на потяжелевших ногах, прибавил. – Надо бы лопаты найти, похоронить.
-Само собой, - прижимая к груди кепку, ответил Гунтеро.

Лопаты нашлись в сарае. Вместе молча и быстро вырыли одну большую могилу. Рыл и Янко, но от перетаскивания трупов его освободили. Сверху в свежий холмик воткнули черную головешку с пепелища.

-Безымянная могила, - Трильи, крепко задумавшись, не разводил над переносьем черных бровей. – Плохо. Люди уходят, а мы не знаем, как их звали, кто они были, за что погибли…

-Ничего, командир, после войны, после нашей Победы всех вспомнят. Они за это и умерли – за нашу Победу, - сдержанно проговорил Гунтеро.

-А мы даже не можем салютом проводить их в последний путь, - прошептал Александр. – Нам нужно быть невидимыми, неслышимыми, непахнущими, хитрыми, как лисы, расчетливыми и безжалостными, как дикие кошки.


На хуторе уже стоял вечер. Странно потеплело вокруг, но потом вдруг с серого рваного неба посыпались мелкие белые пушинки снега, мгновенно таявшие от соприкосновения с любой поверхностью или прямо над землей. "К несчастью...? Тьфу, ерунда какая!" - озлился про себя Трильи.

-Только б дороги не развезло, - прицокнул языком Чибрари, немного успокоившийся после дневного потрясения.

Разведчики пережидали непогоду в сарае – отсюда, через маленькое окно без стекла были видны ближайшие окрестности. Гунтеро высказывал опасения, что противник может внезапно вернуться сюда. Александр возражал – место, на котором стоял хутор, не представляло никакого стратегического интереса.

Держа на коленях карту, Трильи сверял маршрут своей группы, не делая пометок – запоминая все наизусть.

-Где же он может быть, этот аэродром? – в который раз спрашивал самого себя Александр. – С учетом траты топлива самолетом – долететь до Командона, сбросить бомбы, вернуться обратно, - по километражу – мы с вами подошли сейчас к критической черте. Дальше, на север, уже ничего не может быть. Они просто не долетят. И потом, там начинается предгорная неровная местность, а, значит, меньше возможностей для развертывания аэродрома, - он задумчиво покусывал нижнюю губу.

Разведчики подкреплялись все теми же холодными консервами. Гунтеро, отправляя в рот последний причитающийся ему кусок, отряхнул руки.

-Вот, Чибрари говорит – как бы дороги не развезло. Тогда придется нам, дорогой товарищ Трильи, возвращаться назад. Но другой дорогой, так?
-Придется, - повторил Александр.

Янко с трудом заставил впихнуть в себя один небольшой рыбный кусок, да и то по приказу командира, и теперь молча стоял у окна, не прислушиваясь к разговору.

Внутри у него металось, ныло, плакало сердце за тех, кого им сегодня пришлось хоронить. «Звери! Выродки! За что?!!». Потом вдруг очнулся от оцепенения, оглянулся на товарищей.

-Кончился снег, - отрешенно сообщил он.
-Вот и хорошо, - довольный, Гунтеро радостно подмигнул Александру.
А Янко подумал с омерзением – как этот мужик может быть спокоен и даже весел, нажравшись консервов, после всего, что они видели!

Трильи перехватил его взгляд, подошел, мягко обнял за плечи, развернул к себе. Янко даже удивился, не ожидая от него такой нежности.

-Пойми, Янко, - тихо и убежденно сказал командир.
Как хорошо он умел это говорить! Без напора, но так, что не подчиниться было просто невозможно.
-Прости его. На войне на всех жалости не хватит. Жалость – это слабость. А нам нужна ненависть – она дает силы…

-Вы, правда, так думаете? – всматриваясь в его удивительные глаза, переспросил молодой человек. Его одолевало сомнение и разочарование.
-Да.

-А любовь? К Родине, к людям? Разве не она дает силы? Разве только ненависть? – силился поверить Янко.

Трильи помолчал немного, изучая его целеустремленное, горячее лицо, и устало усмехнулся подзабытой доброй улыбкой. Нет, подумалось Янко, это он нарочно теперь так говорит. Такие, как командир, не умеют ненавидеть.

-Нам пора в путь.

-Уходим в ночь, как волки на охоту, - задиристо проворчал Чибрари.
А Гунтеро пошутил:
-Хорошо, что волки, а не зайцы. Охотником себя ощущать куда приятней, чем жертвой.

Дальнейший маршрут планировался к северо-западу. Решено было тщательно обследовать все крупные поляны и опушки, проходящие невдалеке от дорог.

-Слышите? – вскрикнул Янко, подняв кверху палец, и лицо его, тоже задранное вверх, перекосилось от нахлынувшего гнева. – Вот же они!

Это был гул самолетов. Трильи выскочил из сарая, вгляделся в вечернее небо, проследив этот звук. Повернувшись к вышедшим вслед за ним товарищам, озадаченно сказал:
-Значит, переигрываем план. Идем не на северо-запад, а на северо-восток. Навстречу нашей восточной группе. Встретить их там было бы сверхудачей.

-К заливу Синтетти? – переспросил Гунтеро.

Трильи вздрогнул от старых тяжелых воспоминаний времен революции, связанных с этим заливом. Скрепившись, ответил:
-Да, к заливу Синтетти.

Через пять минут их радиопередатчик сообщил второй группе условные сигналы о новом направлении передвижения и получил в ответ подтверждение.

И они пошли. В стылую ночь – вторую бессонную ночь их странного путешествия.
Без огня и без дороги, через темный лес, враждебно обступавший их со всех сторон.

Но именно этот лес был для них и единственным другом, скрывавшим разведчиков от чужих глаз.
Один раз что-то блеснуло впереди – оказалось болото. Обходили – потратили целый час. Пришлось передохнуть, чтобы снова идти вперед.
Примерно каждый час Трильи зажигал спичку – смотрел на компас, чтобы держать верное направление.

Когда начало светать – часа в четыре утра, промокшие от ночной росы, измотанные, полуголодные, они услышали впереди то, что искали.
Не сразу догадавшись, что это именно тот проклятый аэродром, разведчики залегли в широко разросшемся лесном кустарнике, куда до них долетали голоса и смех людей, возившихся на большой поляне, раскинувшейся совсем близко. Много голосов.


XVII


-Это что ж такое? – прошептал Янко, чуть приподнявшись на руках, разглядывая невысокий пологий холм в центре поляны, в основании которого внутрь вели широкие металлические ворота.

От них до кромки леса было с полсотни метров, а сам холм представлял собой нечто вроде огромного блиндажа, размеры которого с места их наблюдения казались порядка ста квадратных метров.

-Ангар, - ответил Трильи, почему-то сам быстро поверив в это. – Хорошо окопались, сволочи. Когда только успели. Осмелели. Интересно, много постов вокруг? Надо быть тише, товарищи.

На поляне, возле кромки леса, сидело человек десять спиридонцев – форма ядовито-зеленая, даже пуговицы такого же цвета.

Солдаты готовили на керогазе что-то вкусно пахнущее, пересмеивались.
С противоположного конца поляны – тоже у леса, - вынырнул, будто из-под земли, еще один спиридонец в синем рабочем комбинезоне. Александр разглядел его в бинокль. Пройдя несколько шагов по направлению к сослуживцам, сидевшим у керогаза, он присвистнул, видимо, приглашая их за собой. Трое поднялись и пошли. Остальные продолжали готовить завтрак.

-Что будем делать? – первым не выдержал Янко.
Гунтеро, осторожно заглядывая в лицо Трильи, тоже спросил:
-Неужели это тот самый аэродром?

Александр снова приник к биноклю.
-Видите, - он, наконец, подал оптику Гунтеро, - дойдя до определенного места, все они исчезают под землей. Там вход. Аэродром внутри этого холма. А сверху, с воздуха ничего не видно.

-Это пещера, - до того молчавший, Чибрари сухо кивнул на поляну. – Здесь, в предгорьях есть пустоты под землей – настоящие каменные мешки. Наверное, они занимались разведкой и нашли ее. Потому так быстро и устроились.

Разведчики отошли в лес на сотню метров, чтобы обезопасить себя от возможных встреч с патрулями.

-Если напасть внезапно, можно тут все разворотить. Наверняка у них там боеприпасы. Взорвем – мало не покажется, - взгляд Янко загорелся, словно от уже полыхавшего близкого пожара.

Гунтеро с сомнением покачал головой:
-По мне, так лучше передать по рации координаты, а самим возвращаться. Наши их с воздуха разбомбят.

Трильи задумчиво возразил:
-Мы не сможем передавать отсюда, нас тут же обнаружат. Это аэродром – у них наверняка мощные пеленгаторы. И нас сразу засекут. А если возвращаться…

-Да, - огрызнулся Янко, - они за это время, - он кивнул в сторону поляны с холмом, - раза четыре на Командон слетают.

-Передадим координаты прямо отсюда, и когда нас обнаружат – падем смертью храбрых, - цинично пошутил Чибрари. – Ты не против, Микеле? - но Гунтеро лишь что-то недовольно пробормотал.

Трильи некоторое время молча слушал их спор, который велся шепотом, потом веско сказал, прекращая этот словесный поединок:
-Обратный путь неблизкий и опасный. Там, где ты прошел один раз, второй может оказаться последним. Тогда все, что мы уже сделали, станет бессмысленным.

-А вдруг получится? – не унимался Гунтеро.
До последнего момента все шло довольно гладко. И теперь рисковать или даже умирать – ему не хотелось.

-Вот потому что «а вдруг», потому и бессмысленно, - отрезал Александр. – Нам было приказано найти и уничтожить аэродром. И мы должны это сделать. Тогда хотя бы наша смерть не будет напрасной.

-Значит, решено? – для верности переспросил Чибрари, перестав прислушиваться и приглядываться к тихо шумевшим ветром верхушкам деревьев. – Тогда надо бы поразведать вокруг, кто и что у них тут есть.

-Добро! – кивнул Трильи. – Гунтеро, вернетесь на прежнее место, но чтоб вас не видно и не слышно было. Будете наблюдать за противником, принимающим пищу…

-Нам бы тоже не мешало принять, - проворчал Гунтеро, маскируя под ветками похудевшие вещмешки.

-Чибрари – обходите поляну с севера. Янко – со мной, с юга. Встретимся на той стороне, либо здесь. И приказываю, требую, - голос его стал непривычно жестким даже сквозь шепот, - быть предельно осторожными. Мы должны уничтожить врага прежде, чем он уничтожит нас.

И снова кусты, кусты; то колючая, то мягкая трава, достающая до живота, до кожи даже через одежду.
Впрочем, теперь было немного легче, потому что практически вся амуниция осталась там, где ее спрятал Гунтеро, и вещмешок не давил на плечо, не тянул к земле.

Иногда приходилось подниматься в рост, короткими перебежками двигаться от дерева к дереву, и снова – осматривались, прислушивались среди тихих, неясных лесных шумов, останавливаясь, слыша близкие шаги спиридонских постов, охранявших аэродром по его периметру.

Чибрари, в одиночку увлекшись расчетом наиболее удобных подходов к холму, часто забывал оглядываться, о себе забывал, что в такой ситуации было непростительным по отношению к своим товарищам.

В уме он подсчитывал, сколько человек технического и летного состава может находиться при таком небольшом аэродроме. В конце концов, у него набралось человек пятьдесят.

-Что ж, четверо против пятидесяти! – бодро заключил он про себя, ощущая внутри нарастающий азарт игры, правила которой установил он сам.

Так он вышел к просеке, узкой, по которой мог проехать только небольшой грузовик, и почти незаметной со стороны чащи, в которой находился разведчик.

Здесь Чибрари пришлось задержаться.
-…партизан нет. Тихо всё. Чего вы нервничаете? – где-то совсем рядом говорил насмешливый молодой голос.

-Вы мало видели и знаете. Я видел, что они делали в горах. Налетают вихрем, словно с небес, на ущелье. Это смерть! Они ненормальные, не щадят себя, готовы умереть без страха, их не страшат ни боль, ни мучения. В плен сдаются, только когда уже нечем обороняться и убить себя, - с легким раздражением отвечал ему другой голос, постарше и посолиднее.

-А как же генерал Винц? – подковырнул его первый.
-Это отвратительное исключение из их общего правила. Запомните, капрал, – тишина в этих местах еще ничего не значит. Слышали? Вчера зепеленговали их радиопередатчик. Это, точно, партизаны, они где-то рядом, и нам надо быть очень бдительными.

Чибрари затаил дыхание. Он лежал в траве, вжавшись в землю за ветками какого-то кустарника под толстым дубом.

Двое офицеров неспеша шли по лесу, автоматы наперевес, молодой с любопытством посматривал по сторонам, ища, видимо, чего-нибудь съедобного – ягод, грибов. В руке у него уже был небольшой бумажный куль, наполненный чем-то. Старший недовольно поторапливал спутника.

-Если вам так нужно, я вас не держу, господин Вердман, - не меняя насмешливого тона, объявил молодой. – Ступайте вперед, тут минут десять ходьбы. Надеюсь, среди постов вы не будете бояться? А я еще не насытился командорскими ягодами. Утром они особенно вкусные. Знаете, родители увезли меня отсюда совсем ребенком…, - но Вердман уже не слушал его ставший лирическим голосок и быстро пошел в сторону аэродрома.
Правда, через несколько шагов все же остановился, обернувшись, бросил:
-Не задерживайтесь, капрал, у нас много работы на погрузке.

Молодой усмехнулся ему вслед и, насвистывая какую-то веселую солдатскую спиридонскую песенку, направился прямо к тому месту, где залег Чибрари.
К своему удовольствию капрал заметил возле дуба большой гриб с ласково манящей шляпкой.

Чибрари тоже видел этот гриб – не далее, чем в метре от своей головы, скрытой травой и ветками кустарника.
У него похолодело внутри. Если спиридонец заметит его – все пропало.

Нет, о себе он не думал, но поднимется тревога, начнут прочесывать лес, обнаружат всю группу. Даже если кто-то из группы сможет уйти живым – все равно – план ликвидации аэродрома полетит к чертям.

Партизан словно врос в землю крепким телом, боясь пошевельнуть самым малым мускулом своим. Только глаза, неотступно следившие сквозь стебли травы за приближающимся противником, предательски блестели.

Капрал подошел – Чибрари видел его добротные сапоги рядом с грибом.
Спиридонец, не торопясь, раскрыл перочинный ножик, нагнулся, как наклоняется к женщине искушенный в амурных делах любовник, положил на землю автомат.

Метр. Всего один метр, стучало в висках Чибрари.

Капрал срезал гриб и положил в куль, но, не успев распрямиться, встретился с направленным на него чужим горящим взглядом.

Так, наверное, смотрят друг на друга волк и заяц – один в предвкушении победы, другой – в удивлении, неужели, вот сейчас…
Куль выпал из его рук, рассыпав собранные ягоды и грибы.

Забыв про нож, капрал отбросил и его, потянулся за автоматом.

Но лишь секундой раньше Чибрари все в том же безотчетном животном порыве, подобравшись, оттолкнулся от нагретой своим телом земли, прыгнул к нему, рассчитанным движением правой руки ударил спиридонца под подбородок, навалился на противника всем телом.

Капрал, вздохнув, упал назад, и Чибрари, поняв, что через мгновение, оправившись после удара, тот крикнет, позовет на помощь, - сунул ему в бок, под ребро свой армейский нож. Спиридонец вздрогнул и сразу обмяк, потяжелел.

С запрокинутого лица теперь с еще большим удивлением взглянули на Чибрари два темных, обрамленных густыми красивыми ресницами и бровями, глаза. «И меня – вот так? И меня?» - словно спрашивали они, но без злобы, обиды или ненависти.


Вот почему Александр и Янко, мирно переждав уже второй спиридонский патруль в зарослях папоротника, не встретили Чибрари на противоположной стороне поля и, обеспокоившись, довольно быстро обошли его с севера, где, наконец, столкнулись с партизаном.

-Что вы наделали! – с захолонувшим сердцем прошептал Янко. – Его, наверное, уже хватились!

Чибрари хотел ответить, но Трильи остановил его жестом руки.
-Он не мог поступить иначе. Если бы спиридонец был жив, нас бы уже нашли. А так – еще есть время для действий.

Труп они спрятали в кустах, привалив старыми ветками.

-Просека, дорога – это плохо. Значит, у них есть связь с внешним миром не только по воздуху. Но обстоятельства вынуждают нас перейти к боевой задаче. Жаль, мы не дождались темноты, - стараясь остаться спокойным, сказал Александр. – Ты, Янко, возвращайся к Гунтеро. Будете следить за тем, что происходит на поляне.

Мы с Чибрари пойдем туда, в ангар. Если вы заметите на поле беспокойство среди солдат, либо движение на просеке – стреляйте. Только без промаха. Вот, вам тут еще один автомат с полным боекомплектом, - невесело усмехнулся он, подавая Янко трофейный автомат, доставшийся от капрала. – Встречаемся у оврага, того, что проходили перед рассветом. Мы должны закончить все очень быстро – минут за десять. Иначе…, - Трильи не договорил и просто пожал Янко руку.

То же сделал Чибрари, и они оба быстро направились к краю леса.

Янко, прислонившись к стволу дерева, несколько секунд смотрел им вслед, потом, повернувшись, поспешил к Гунтеро.

Александр и Чибрари ловко подползли к входу в пещеру, устроенную наподобие небольшого люка в холме, замаскированного травой и ветками.

Трильи первым, пока Чибрари держал оставшийся позади лес под прицелом автомата, отодвинул массивную доску, закрывавшую вход, прыгнул вниз, на шаткую лестницу.

-Никки, ты? Что, совсем ослеп? – услышал он в полумраке рядом, под ногами.

Часовой, видимо, пытался разглядеть, кто спускается.

-Угу, - ответил Александр, спрыгнув на каменный пол, выпрямился и ударил солдата под дых, потом – по согнувшейся спине.

Чибрари в свою очередь сковырнулся с лестницы.
-Убрать надо, - кивнул он на скрючившегося на полу неподвижного солдата, но Трильи покачал головой:
-Вырубился на десять минут.

Чибрари пожал плечами, однако, когда Александр отвернулся, чтобы следовать дальше, для верности с силой стукнул часового прикладом в висок.

Трильи вздрогнул с перекошенным лицом, но партизан зло ответил:
-Жалость на войне ни к чему, командир. Ты сам сказал.

Они находились в узком длинном коридоре с низким каменно-земляным потолком. Его кое-где дополнительно подпирали металлические балки – защита от обвала.

Доску люка разведчики задвинули за собой. Сразу стало темнее, только в конце коридора брезжил неясный свет.

Трильи вдруг подумалось, что из подземелья, возможно, есть еще один выход, помимо этого и выхода из ангара – для взлетающих самолетов.

Еще один такой люк мог либо помочь им, либо, напротив, сыграть с разведчиками злую шутку, если через него в подземелье проникнет подкрепление спиридонцам.

Александр отогнал сбивчивую мысль – они же обследовали все поле со всех сторон – солдаты больше ниоткуда не появлялись, кроме этой дыры.

Трильи двинулся вперед, к слабому свету в конце коридора, Чибрари шел следом, шаг в шаг. Коридор разветвлялся на два. Стоя каждый у своего угла, Александр и Чибрари несколько мгновений изучали дальнейший путь.

Он был свободен в обе стороны, и там, вдалеке с каждой стороны, по-видимому, горели электрические лампочки.

В глубине ангара, сквозь его стены пробивался довольно громкий металлический гул.
Разведчики, прижимаясь к холодным стенам, пошли вправо. В одной из стен оказалась дверь, за которой слышались неясные, неразборчивые голоса.

-Охрана, - Чибрари кивнул командиру, чтоб шел дальше – здесь он один справится.

Трильи прошел еще несколько шагов вперед – там никого не было. В это время Чибрари резко толкнул дверь ногой и, наставив автомат на пятерых спиридонцев, из тех, что варили на керогазе, крикнул:
-Оружие на землю! Не двигаться! Убью, сволочи!

Лица солдат, только что смеявшихся, стали серыми, маленькая комнатка еще больше сузилась, став похожей на вечную тюрьму.

-Сколько человек в ангаре? Отвечать, или всё взлетит! – в руке Чибрари, и правда, была граната.
-Двадцать восемь, - пробормотал самый молодой из спиридонцев.
-Летчиков?
-Десять.
-Самолетов?
-Восемь.

-Где главное отделение? Боеприпасы?
-Направо, через два пролета, - как заведенный, отвечал все тот же солдат.
-Гад! Предатель! – заорал на него сержант, сидевший через стол, и, перегнувшись, ударил того по лицу. Солдат отлетел в угол и затих.

-Ключ от вашей каморы! – крикнул Чибрари.

Кто-то кинул ему ключ. Партизан попятился за дверь.

Но, когда он уже был возле порога, глупый, бестолковый спиридонский сержант сделал неосторожное движение к кобуре, висевшей у него на поясе. Раздалась автоматная очередь, и четверо упали, как срезанная косой спелая пшеница.

Чибрари бросил ненужный теперь ключ, и побежал за Александром, который был уже в конце коридора – на верном пути.

Трильи достиг угла стены, за которым металлический гул усилился и даже заглушал голоса людей в комбинезонах, как раз в тот момент, когда раздалась автоматная очередь Чибрари.
Тогда он понял, что вот сейчас он выйдет из этой темноты на свет ангара, сжимая в руке связку гранат, размахнется…

Ему уже послышались выстрелы, и пот выступил на его лбу. Он с трудом облизал пересохшие губы. В голове пронеслись строчки из стихотворения первых дней войны:

И если приходит последний твой час,
Ты с честью его проживи!

«Приходит последний твой…».

Ирен, Элис! Радость моя, любовь моя - жизнь, где же ты? Смерть снова подошла так близко, что стало очень холодно и тихо на одно мгновение. Но как же долго оно длится! «Господи, неужели сейчас?».

Вот здесь, за этим же углом стоит солдат-часовой. И с другой стороны – еще один. И еще двое – метров через десять.
А возле машин с работающими моторами возятся механики и летчики.

Из бокового параллельного коридора они вывезли на свободное пространство ангара груду ящиков – смертоносной начинки для самолетов.

Бомбы гладкие, блестящие, скользкие, обжигающие. В северном море, у берегов Туза водятся такие медузы. Своей скользкостью, способностью обжигать при прикосновении и правильной формой они похожи на авиабомбы.

«Какая ерунда!» - вспыхнуло внутри Трильи.

Он все еще слышал ту автоматную очередь в боковом коридоре. Значит, прошла всего секунда, или две?

Александр сделал шаг в проход и увидел весь ангар – самолеты, ящики, спиридонцев, уже бегущих в его сторону с автоматами.

Он размахнулся.

Еще через секунду Трильи с гудящим звоном в голове отшатнулся от стены, к которой прижался во время взрыва, чтобы не отбросило ударной волной.

Огонь бушевал в ангаре, рвались бензобаки самолетов, сверху падали какие-то обломки.

Огонь прорвался сквозь обвалившуюся крышу холма к небу, не оставив здесь, в пещере, кажется, ни одной живой души.

Трильи пробежал вдоль стены с десяток метров. Это был тупиковый коридор. В нем лежало еще несколько ящиков, и стояли цистерны с топливом.

Позади Александра, сквозь отдаленный шум пламени раздалось:
-Попался, сука! Живым брать!

Он даже не осознал поначалу и медленно повернулся. В проеме на фоне огня и пробившегося через обвал дневного света стояло четверо спиридонцев. Дула их автоматов смотрели на него.

Нет – в него, в его большое и такое нужное сейчас сердце!

-Что? Испугался, партизан? – зло и нервно усмехнулся один из спиридонцев. – А, говорят, вы все бесстрашные. Врут, выходит? А такому красавчику, точно, жаль помирать. Все равно не уйдешь, брось автомат! Или тут кончим, или…

Трильи отступил к цистернам, зажимая в руке гранату.
-Взлетим все, - закончил он за спиридонца.

Так вот он какой – последний час! Сколько раз он видел перед собой смерть, сколько раз она протягивала к нему свою ледяную руку, и он уже сам верил в то, что еще через мгновение, час, ночь – его уже не будет в живых.

Но теперь – так близко! «Значит, это – мой лимит, Господи?»

В голове быстрее самого времени пронеслась вся жизнь и снова вернулась назад, к детству. Он вспомнил, как совсем юнцом любил во всю прыть нестись на лошади по степи. Всё вертелось, летело кругом, это был какой-то скоростной ад – было и страшно, и очень хотелось пережить его, испытать самого себя.

И он несся вперед, забыв, что на свете существует смерть и прочие, более мелкие неприятности.

-Не стрелять! Здесь все взлетит! – крикнул старший спиридонец, когда другой положил было палец на спусковой крючок.

Трильи лишь на секунду увидел, как за спинами спиридонцев в проеме возник силуэт Чибрари. Тогда Александр, не задумываясь, кинулся под ноги ошалевшим солдатам.

Чибрари выпустил по ним оставшийся заряд, и в расширенных глазах его полыхнул новый взрыв – пули попали в цистерны.

Помогая Трильи выбраться из-под навалившихся на него трупов, подхватывая их автоматы, он крикнул:
-Уходим, командир! Всё! – вслед им гремели новые взрывы, и пламя почти настигало беглецов.

Не чувствуя себя, они все-таки добрались до люка. Но сверху, с поверхности земли на них посыпались пули. Спиридонцы отрезАли их от выхода.

Наверху тоже слышались бесконечные очереди. Значит, Янко и Гунтеро тоже вели бой. Отстреливаясь, Трильи и Чибрари отступили назад.

-Может, попробовать через пещеру выбраться наверх? – крикнул Чибрари.
Ему задело ногу, и он теперь, морщась, припадал на вторую.

Трильи, обхватив его рукой, потащил к ангару. Огонь кое-где уже унялся, его завалило землей и камнями, обвалившимися с потолка. Над головой зияло голубое небо.

-Сюда! – сквозь дым и копоть Александр увидел покореженные взрывом ворота, через которые самолеты должны были выруливать на поверхность земли перед взлетом.
За ними начиналась открытая местность, но другого выхода не было.

Разведчики выкатились из ангара к высокой траве, обрамлявшей подобие взлетной полосы. В лесу и по ту сторону пещеры не прекращалась перестрелка.

-Ползи! В лес! – скомандовал Трильи партизану, забирая у него последнюю связку гранат.

Когда Чибрари уже отполз на приличное расстояние, Александр привстал. В проеме ворот показались догонявшие их спиридонцы.

-Получите! - сквозь зубы выговорил Трильи и бросил гранаты.
Под застлавшим все вокруг дымом взрыва, пригибаясь от грохота и осколков, он успел добежать до кромки леса, догоняя Чибрари.

-Скорей! Скорей! – бешено стучало сердце.

Через пять минут они оба скатились в неглубокий овраг – условное место встречи группы. Позади все еще стреляли.

Чибрари оторвал от нижней рубахи клок, собираясь перевязать рану. Тошнотворная дурнота стояла в горле – от пережитого, оттого, что не знали о судьбе Гунтеро и Янко, от голода.

-Я найду их, - сказал Трильи, поднимаясь на ноги. – Тебя надо перевязать. Нам нужны вещмешки. Жди здесь. Если я не вернусь через…, - он поймал на себе осуждающий взгляд партизана, провел рукой по мокрому и черному от пота и копоти лицу. – Я вернусь.

-Так-то лучше, командир, - на чумазом лице Чибрари появилась усталая улыбка.


XVIII


Выбравшись из оврага, тихо, как дикий зверь, Александр пошел назад, к взорванному ангару. Там теперь тоже установилась странная, внезапная тишина.

И чем ближе он подходил, тем страшнее становилась эта тишина.

Вдруг где-то рядом, почти под ногами, ему послышался стон. Трильи приблизился к кустам, раздвинул ветки. Там лежал раненный в грудь Бодиано – один из разведчиков их восточной группы.

-Значит, все-таки встретились, - прошептал Александр, поскорее стянул с себя тельняшку под камуфляжной курткой, порвал, перевязал рану.

Партизан просил пить. Но воды не было. Трильи беспомощно огляделся, сорвал несколько широких листьев кустарника, смоченных еще не высохшей утренней росой, и несколько раз приложил их к губам раненого.

Когда тот ненадолго пришел в себя, Александр, боясь не успеть, спросил:
-Альдо, что случилось? Где остальные?

Бессмысленно глядя на командира, чуть дыша от подступавшей боли, тот едва пошевелил языком:
-Стреляли… Мы – сюда… Ритори и Полто убиты..., я…, - он не договорил и снова провалился в беспамятство.

Трильи вскочил и быстрее пошел к злосчастной поляне, не веря – боясь поверить, что еще двое их товарищей погибли – Янко и Гунтеро.

У самой поляны он услышал звук моторов. Но то, что он увидел, повергло его в оцепенение, подобное тому, в каком замирают осторожные ящерицы, потревоженные собственным чутьем.

Над холмом из разрушенного ангара поднимался к утреннему небу черный дым пожарища. На поляне копошилось несколько десятков солдат, и стояли два грузовика, в один из которых солдаты заталкивали связанного, изодранного, избитого Янко.

Это были не спиридонцы, а люди того самого генерала Винца, который приказал сдаться в плен всей дивизией, чтобы сохранить ее.

Трильи выругался про себя так, как ругался только однажды в жизни, и чего никогда бы не хотел вспоминать. Он обхватил руками голову, которую распирала тяжелая боль. Голова, казалось, пухла, раздавалась вширь, как тот огонь, что рос в ангаре после взрыва. Теперь такой огонь горел в голове Александра.

Он, он погубил Янко! Он – Трильи! Он не подумал о мальчишке. Неопытном и горячем юнце, который не боялся лезть в самое пекло.

Поддавшись жгучему порыву, командир инстинктивно передвинул затвор автомата и едва не выскочил на поляну.

Но словно ледяной водой окатила его волна воздуха при этом движении вперед, и кто-то гневно крикнул внутри: «Стой! Там смерть! Ты не имеешь на нее права! У тебя мало патронов, а за тобой остались еще два человека. Они ранены, и никто, кроме тебя, не сможет вывести их отсюда. А Янко уже никто не поможет!»

Трильи до крови закусил губу и вцепился в ствол дерева, словно для того, чтобы оно удержало его от последнего шага.
«Неужели я лишь пытаюсь оправдать себя? Свою трусость и нежелание умереть, чтобы спасти его? Почему, Господи?».

Он отпустил свою опору, когда моторы грузовиков стали затихать в глубине леса, и сполз по стволу вниз, к земле.

Малодушный трус, негодяй, дурак! Видеть все это и бездействовать! Как он мог! Александр ругал себя последними словами, и душу рвало надвое. Он искал себе оправдания и не находил. Он позволил им увезти его. Почему именно так? Почему?

«Хватит! Встать, сволочь!» - крикнул он самому себе, так что эти слова эхом прокатились по всему телу. Встряхнулся и пошел к тому месту у края поляны, где должен был быть Гунтеро.

Тот неловко лежал лицом вниз, сжимая в левой руке автомат. Александр перевернул сухое, легкое тело старого партизана – в груди того торчал нож.

Трильи проверил – магазин автомата был пуст. Значит, Гунтеро так покончил с собой, чтобы не попасть в руки винцовцев.

Трильи увидел, что на поляне осталось еще десятка три солдат, и, наконец, до него дошло: «Черт, они же собираются прочесывать лес!». Надо было торопиться.


Солнце, которое сегодня не спешило смотреть на землю, пряталось за нашедшиеся откуда-то тучи, и о его солнечном существовании можно было только догадываться.

На утренний лес будто спустился вечер, так холодно и темно стало вокруг.

Секунду Александр смотрел на тело Гунтеро – как он мог просто оставить его? «Похоронить. Похоронить», - словно телеграфная лента шла через мозг.

«Нет, надо спасать живых!» - Трильи вздрогнул от боли, почувствовав, будто кто-то отрубил внутри него кусок живой ткани, и бегом направился в глубь леса – взять вещмешки.

Наконец, вот и кусты, где он оставил Бодиано. Александр раздвинул ветки.

Рядом с раненым сидел в неловкой позе с вытянутой ногой Чибрари, и, как и Трильи несколько минут назад, мочил губы раненного рыбака холодной росой с листьев.

-Сам нашел? – не успев отдышаться, спросил Александр угрюмо.

Чибрари кивнул и, помолчав, прибавил:
-Плох он. Уходить надо.

Вместо ответа Трильи поставил перед ним вещмешки.
-Тут вода, бинты. Гунтеро убит, Полто, Ритори...

-А Янко? – Чибрари пожалел, что спросил.
-Они увезли его. Я видел. И ничего не сделал. Почему? Почему? – прежняя мысль вернулась к Александру с утроенной остротой, болезненная, жгучая, заставила застонать, схватиться за вновь вспыхнувшую голову, повалила на траву.

-Эй, командир? Ты что? Не смей! – жестко сказал Чибрари. – Нашел, чем мучиться! Это война.

-Замолчи! – проскрежетал зубами Трильи. – Всё не так! Не так! – он вскочил и почти побежал к Гунтеро. Но, не дойдя нескольких метров, услышал впереди шум.

Цепь спиридонцев шла прочесывать лес. Словно оборвалось что-то внутри Александра, он остановился и повернул назад.

Снова выбирать. Между живыми и мертвыми, которые всего несколько минут назад были живы. Всегда выбирать – зачем, за что?

Чибрари понял командира, только взглянув на него.
-Уходим, скорее.

Они едва вытащили тяжелого Бодиано из кустов на ватнике Александра.
Чибрари хотя и пытался помочь, тянул с другой стороны, но ему мешала раненная нога, так что помощник из него выходил неказистый.

Только через час, поняв, что оторвались от преследователей, устав от ходьбы, больше напоминавшей бег, они вспомнили, что не ели со вчерашнего дня.

С собой оставалось несколько консервов и хлеб.
Бодиано, которого Трильи почти все это время тащил на своих плечах, пришел в себя, но от еды отказался и только по-прежнему просил пить. Фляжки всей группы они рассчитывали растянуть ему на весь путь до линии фронта.

Однако они шли уже целый день, а прифронтовой канонады еще не было слышно. Им не верилось, но они уже почти знали, что заблудились.

К вечеру потеплело, и солнце, словно вспомнив о своих позабытых было обязанностях, перед закатом выглянуло на очистившееся от облаков небо.

Разведчики, почти без сил, решили сделать еще один привал.
-Замерз, командир? – в полузабытьи спрашивал Бодиано. – Ватник-то твой – подо мной…

-Зато свитер на мне, - пытался улыбнуться Александр. – Я крепкий, в жизни простудой не болел. Ты держись, брат, до своих – уже рукой подать.

-Бросьте меня, - взмолился раненый. – Со мной в два раза дольше добираться. А через линию фронта… Какой я жилец? Только вам обуза. Оставьте мне пистолет, прошу, – на резко осунувшемся лице его блестели запавшие глубоко глаза, которые не видели склонившегося над ним Александра.

-Раз уже выжил, значит, так надо. Терпи. Должен. Ясно? Зря, что ли, тебя столько протащили? – пошутил грубоватый Чибрари.

-Знать бы, куда…? – морщась, простонал Бодиано, - а то и вам не жить…, - и вдруг, вытянувшись, указал рукой на темневшие перед ним стволы. – Смотрите!

Там, всего в нескольких метрах от разведчиков, между деревьями спокойно ехал всадник на белом коне.
В сумерках вид его был столь ослепителен, что казался нереальным. Дивной красоты лицо и вся одежда его словно светились изнутри неземным светом.

Трильи, не отрываясь, затаив дыхание, смотрел на приближавшегося всадника. С детства знавший толк в лошадях, Александр никогда еще не видел таких крупных и красивых коней.

-Матерь Божья! – прошептал неверующий Чибрари, как и его товарищи, не смея дышать.

-Нет… Георгий. Святой Георгий. Победоносец, - одними губами произнес Трильи и встал на колени, не сводя глаз со всадника.

Тот подъехал совсем близко, едва шурша копытами коня по старым, опавшим листьям, подняв копье, улыбнулся, и указал рукой.

-Я понял, спасибо, Господи, - Трильи, не в силах больше выносить это льющееся от всадника сияние, припал лицом к земле, а, когда выпрямился, того уже не было.

-Нам туда, - откуда-то взялись силы, и они с Чибрари еще целых два часа, до самой темноты тащили Бодиано в том направлении, которое было им указано.

Тащили молча, словно каждый боялся растерять из души то, что приобрел так неожиданно и, как казалось каждому из них, незаслуженно.

Ночь они провели неподалеку от старого хутора, где два дня назад им пришлось хоронить убитых спиридонцами жителей. Александр и Чибрари спали по очереди, по полночи, но крепко, как убитые.


*     *     *


Вылизанный, вычищенный офицер спиридонского карательного отряда ткнул пальцем с отполированным ногтем в человека, которого подвели двое солдат. Судя по форме, это был пленный офицер командорской контрразведки. Как он оказался за линией фронта? Об этом он мог бы много порассказать, но сейчас от него требовалось другое.

Спиридонец оглянулся на связанного Янко, сидевшего возле сарая, прямо на прогретой солнцем земле.

Занятое спиридонцами и винцовцами село в сотне километрах от Командона, несмотря на большое количество солдат вокруг, казалось мертвым. Янко за несколько часов не видел здесь ни одного местного жителя.

Солнце светило сквозь листву большого и высокого сада, выступавшего из-за сараев. Неподалеку возле полевой кухни шумели солдаты. Крайний дом то впускал, то выпускал из себя людей в военной форме – здесь расположился передвижной штаб отряда.

-Этот человек утверждает, что вы – родной сын товарища Кассио – Зигмунда Хоша. Вы солгали нам – вы не однофамилец. Зачем вы скрыли свое происхождение? – с наигранным удивлением спросил спиридонец.

Янко окинул его презрительным взглядом снизу вверх, скривил в усмешке разбитые, распухшие губы.

-Ну?! – офицер в нетерпении ткнул его в бок носком сапога. – Молчанием вы только вредите себе. Если бы вы сразу назвали себя, вам не пришлось бы перенести столько боли. К вам отнеслись бы по-другому…

-Да? – снова усмехнулся Янко. – А чем я отличаюсь от остальных граждан Командории? Какая разница, чей я сын? Он тоже чей-то сын, - кивнул он на контрразведчика, которого тычками и пинками подогнали ближе. – И отделали нас одинаково.

Офицер тонко улыбнулся.
-Этот человек согласился работать на нас, - и, увидев, как посерело лицо Янко, смакуя, продолжал. – Мы любим, когда на нас работают. Но предателей мы не любим, поскольку кто предал один раз, может предать и второй, не так ли, товарищ? – он рассмеялся прямо в лицо испуганному, убитому происходящим контрразведчику.

-Какая мразь! – громко отчеканил Янко, и взгляд его, встретившись с потухшими глазами предателя, загорелся такой ненавистью, что тот совсем сжался, сморщился, пытаясь оправдаться, промямлил:
-Простите, я хотел вам помочь. Скажите им правду, и вы будете жить!

Спиридонец приказал его увести и снова обратился к Янко:
-Как я понимаю, вы нам ничего сообщить не желаете. Не-ет, я не о планах товарища Хоша и не о расположении и численности ваших войск под Командоном, – уверен, такой информацией товарищ Кассио не делится даже с родным сыном. Об этом нам немного рассказал только что виденный вами человек.

-Сволочь, - зло бросил Янко.

Офицер снисходительно посмотрел на него.
-Меня интересует ваш отряд, уничтоживший секретный аэродром. Где ваша основная база? Каковы радиопозывные?

У Янко захватило дух – как же, сейчас все расскажу тебе, гад! Стой тут, распинайся, попробуй узнать хотя бы одну букву из позывных, хотя бы одну цифру из координат!

-Я не разговорчивый, - с сарказмом ответил он.
-Очень жаль, - с притворной грустью вздохнул спиридонец и внезапно ударил Янко ногой между грудью и животом.
Тот охнул и, скрючившись, сполз спиной на землю.

-Вот видите, сын товарища Кассио не имеет права быть неразговорчивым. Подумайте, для отца будет большим несчастьем потерять вас.
Если вы будете неблагоразумны – ваше имя вас не спасет. Если согласитесь работать на нас – у вас может быть блестящее будущее. Вы достойны быть офицером, спать в чистой постели, хорошо питаться, иметь деньги и женщин. Неужели вы хотите умереть?

-Я не хочу…стать предателем, - приходя в себя после боли, выговорил Янко. – И мое имя тут ни при чем.

Офицер помедлил, изучая его лицо, ставшее спокойным и убежденным.
-Я даю вам на размышления еще одну ночь. Вы очень мешаете нам, не скрою.
Мы, в общем-то, не берем пленных, либо сразу пускаем их в расход. Так что вам все же повезло, что вы – его сын, - спиридонец снова усмехнулся и отошел.

Два караульных солдата подхватили Янко под руки и отволокли в сарай, где и заперли.

Это была его вторая по счету ночь в плену. Но Янко готов был назвать ее первой.

Первой спокойной ночью, когда его не били, не кололи, не резали, не жгли. Когда можно было тихо и неподвижно лежать на соломе, вглядываясь в деревянную крышу над головой, только изредка шевеля пальцами затекших рук, связанных спереди – так о Янко позаботились, чтобы он мог выполнять простейшие необходимые движения.

Эх, как это он не успел рвануть гранату, когда автомат стал уже не нужен! Вот командир, наверное, успел бы…
Где они теперь – Трильи, Чибрари, Гунтеро? Живы ли? Должен же был кто-нибудь выжить! От жалости и надежды ёкнуло и перевернулось в груди сердце.

А что теперь будет с ним, с Янко? Вчера он не думал об этом – не было сил.

В освобождение не верилось, а в смерть – и подавно. И офицер этот что-то темнит – слишком долго они его в живых держат.

Янко поймал себя на мысли, что совсем забыл о смерти, которая бродит вокруг него, где-то рядом. Ходит, выжидает. Неужели такое возможно? Скажи ему кто-нибудь всего с месяц назад, что ему придется вынести всё, что он выносил в течение последних суток, он бы не поверил.

А вот ведь пережил, значит, сильный, значит, не зря отец гордится им.
Янко удовлетворенно вздохнул. Но теперь – как поверить в то, что завтра он перестанет существовать на этой земле?

Волосы шевельнулись на голове Янко. Он вдруг впервые осознал смерть, самую великую сущность ее. И впервые содрогнулся.

Только тяжелая усталость и боль во всем теле, ставшая привычной, тупой, заставили его забыться от этих мрачных мыслей и уснуть.

Проснулся он от голода и, увидев рядом с собой помятый котелок с остывшей пустой похлебкой да краюху черствого ржаного хлеба, кое-как подкрепился с помощью по-прежнему связанных рук.

За стенами сарая, снаружи, слышался обычный шум – отряд тоже проснулся.
Внезапно дверь сарая открылась, и тот же спиридонский офицер быстро вошел, озабоченно помахивая планшетом.

Сегодня он выглядел гораздо менее ухоженным – наверное, тоже плохо спал.
-Для вас новости, - сухо сообщил он. – Этой ночью ваши на северо-восточном участке под Командоном прорвали фронт. Наша пятая дивизия отступила, но ее штабу очень не повезло – подорвались на собственном минном поле. Кто остался в живых – попал в плен. Улавливаете мысль?

Янко не улавливал. Тогда офицер продолжал, искусно скрывая, что сильно нервничает:
-Среди них два генерала, майор и полковник. Так что наше командование намерено вести переговоры с вашей Главной ставкой об обмене пленными. Вы, как сын товарища Кассио, стОите этих четырех высоких военных чинов. Ну, или, по крайней мере, хотя бы одного генерала, например, Констани, - спиридонец направился к выходу.

Кровь прилила к лицу Янко. Он снова не верил – на этот раз своей удаче.
Со злорадством подумал он, что теперь эти сволочи будут его беречь, что теперь – уж точно никаких пыток, избиений и вопросов о разведгруппе, - его, Янко, надо сохранить, чтобы передать своим в целости и сохранности, а не как полутруп. Он даже тихо посмеялся сам с собой.

Весь день его, действительно, никто не беспокоил, хотя снаружи ближе к обеду наблюдалось какое-то необычное оживление среди карателей – все бегали, что-то выясняли, другие пытались им разъяснить.

Когда Янко съел второй – и последний на сегодня котелок с похлебкой – снова явился офицер-спиридонец.

-Скверно, - цокнул он языком. – Очень плохо. Ваш перебежчик, который назвал нам ваше имя, повесился в лесу. Или его повесили. Если это партизаны – мы вам не простим.

Янко только фыркнул в ответ. Теперь его одолевали счастливые мысли. Он уже видел, как возвратится в Командон, видел отца, сестру, даже капитана Трильи – ведь он непременно жив, конечно, обязательно!

Как они обнимутся, как будут рады поздравить друг друга, как с грустью вспомнят погибших…

Янко вдруг очнулся, поняв, что только что бредил. И испугался тому, что, залетев в своих мечтах столь высоко, можно ведь упасть и разбиться.

Но приятное ожидание не хотело его покидать, и лишь какой-то странный, непонятно откуда взявшийся холодок в сердце – то ли от нетерпения, то ли от окружающей удручающей обстановки – мешал.

Янко и через день, когда за ним пришли и повели к лесу, не мог понять, явь это или сон. Он видел вокруг веселившихся карателей – они делили какие-то вещи, после сделанных за это время удачных вылазок на окрестные села и деревни. Никто не обращал на него внимания.

Янко подвели к небольшому, но крепкому дереву, кажется, это была осина, закинули бечевку за толстый нижний сук… На лице Янко в тот момент было выражение отрешенности, безразличия к происходящему – он даже не успел испугаться, еще раз подумать о смерти, - так неожиданно быстро все произошло.

Может быть, он не успел понять и смысла последних слов спиридонского офицера:
-Ваше Верховное командование и товарищ Кассио не приняли наших условий. Они ответили, что у вас рядовых на генералов не меняют…



А в Командоне, во Дворце правительства, ходил из угла в угол по своему кабинету сгорбленный, постаревший, угрюмый Зигмунд Хош.
Не переставая, курил он свою трубку, но это не приносило облегчения.

В тот день, когда он отказал спиридонцам в обмене пленных офицеров на Янко, и потом – все вокруг ходили на цыпочках, все были поражены, испуганы и трепетали, благоговели перед ним.

Да, он не мог поступить иначе – не мог таким способом вызволять сына из плена – и не сделал этого.

Пусть все видят, что он, Зигмунд Хош, первый человек в государстве, страдает наравне со всеми.

«Я растоптал в себе отца, я убил себя, убил в себе человека! Я сверхчеловек! Я изверг!» - и плакал невидимыми внутренними слезами.