Узы

   Писать о смерти матери нужно долго и больно. Это было совершенно внезапно и совершенно необычно; это было что-то чудовищное. Дьявол припугнул меня и я вызвал убийц в белых халатах и вступил с ними в молчаливый сговор. Если хотите избавиться от немощного родственника, отправьте его в больницу. Трое суток жуткой агонии (непрестанные эпилептические припадки) и мамы не стало. 03.30 8 июня. Если попытаться описать всё подробно, рискуешь впасть в глубокую депрессию. Поэтому я не пытаюсь. Но и без того у меня после этого потрясения одна болезнь следует за другой... Кто-то вытряхивает душу из тела.
25.07 того же года...
 
                Сон.
(01.40   12.09 того же года)
   Из предыдущего вспоминается отрывок:
 
  Я на каком-то архивном автомобиле начала века на повороте-спуске  с Черноморской дороги (14 ст.) на Таирова. Почему-то нужно разогнать его и сбросить в обрыв. Вроде со мной находился ещё кто-то, но выскочил раньше, а я выправляю авто на спуск, выскакиваю на ходу, нога (или штанина) за что-то цепляется, но я каким-то усилием уже в падении успеваю её высвободить и смотрю как авто разгоняется под гору и жду взрыва... И вот он врезается в стенку (скотного двора внизу), но нет ни клубов дыма, ни звука взрыва, только короткая и тощая вспышка (чему я внутренне удивляюсь), и я приседаю, втягиваю голову в плечи, ожидая, что посыпятся обломки, но они осыпаются то ли где-то впереди, то ли это и вовсе не обломки, а какие-то искры...
 
  Затем я среди частных домов становлюсь под кустом пописать и думаю, не видно ли меня из окон...
 
   И вот: кажется, барьер раздевалки читального зала. Вокруг три девчонки, какой-то контакт с одной из них, я прижимаю её к барьеру и тут что-то прерывает нас и я уже рассматриваю её со стороны: миниатюрная, белые волосы, совсем девчонка. Какой-то весёлый обмен репликами со всеми троими, я достаю конфету из визитки (там была только одна), она падает по ту сторону барьера, какой-то мужчина, собиравшийся выходить, пытается её поднять, но она забивается ещё дальше и тогда я сам вхожу за загородку и достаю конфету и ещё полконфеты и думаю, что эту половинку я уронил здесь вчера... Предлагаю весело свой гостинец  подружке миниатюрной (толстушка), но она в замешательстве, тогда я шучу, что я всегда угощаю, ничего не требуя взамен, и она принимает конфеты и направляется за уходящей миниатюрной, а я спрашиваю вдогонку, как зовут вон ту девочку (миниатюрную т.е.), толстушка отвечает, но невнятно, я переспрашиваю и теперь разбираю: Юля. Я весело машу им ручкой и начинаю мимо них подниматься по лестнице и с усмешкой различаю одну из реплик, которыми они оживлённо обмениваются между собой: "Он такой старый уже"...

   ...  Эта лестница ведёт неизвестно откуда куда, но я с неуверенностью догадываюсь, что поднимаюсь к себе домой на пятый этаж на Чкалова. Узнаю дощатую перегородку и в приоткрытую дверь различаю мамин синий сарафан до пят (в котором она ходила уже здесь, на Жуковского) и с радостным предчувствием вхожу в наш коридорчик... Мама что-то делала там, разгибается, и мы обнимаемся. "Мама, ты откуда?" - спрашиваю я её, и тут до меня начинает  доходить, что это невозможно, и я совершенно непроизвольно завываю в голос, но негромко и коротко. Мы проходим с ней во вторую комнату, я обращаю внимание на её волосы, рыжие и на половину белые... "Мама, как же это получилось? - снова спрашиваю я (или что-то подобное) и она начинает сбивчиво и горячо говорить мне: "Мне еле удалось... Я им говорила на суде... Я пришла тебя уберечь..."
   "От чего уберечь?" - спросил я и то ли не получил ответа, то ли мой вопрос был про себя…
   "Как ты себя чувствуешь, мама?" - и тут она ложится на какую-то низкую тахту и говорит: "Ты видишь, какая я" - и вроде бы показывает на свои волосы.
   Я понимаю, вернее чувствую, что нельзя говорить ей о её смерти, но напряжение (и в ней, и во мне) нарастает до невыносимого. Она берёт сигарету (что я отмечаю про себя с удивлением). "Но это невозможно же, мама!" - "Что невозможно?.. Почему невозможно?!.." Я страшно хочу курить, выхожу за сигаретами в первую комнату, достаю сигареты из пачки, но они все оказываются белыми, сухими, ломаными палочками (четырёхгранниками). "Да что это такое!" - и я беру другую (полупустую) пачку, там сигареты нормальные. Возвращаюсь в страшном волнении к маме и отвечаю ей: "Это невозможно, потому что я сам тебя хоронил!" Мать что-то кричит в том смысле, что мол как же хоронил, когда я, вот, здесь, а я в отчаянии повторяю: "Я хоронил тебя собственными руками, мамочка!"
 
   И тут я с досадой сознаю, что просыпаюсь, и просыпаюсь  действительно. Я лежу не шевелясь и вспоминаю только что виденное во сне. Сухость во рту, ломит мочевой пузырь, очень хочется курить. "Они и во сне меня дрючат" - думаю я, подразумевая Высших. И тут же возникает мысль: "Она не знает, что умерла. Но тогда где же она?" И дрожь прошла по моему телу, короткая, но сильная, как судорога, от головы до ног. И я подумал, что тут бы как бы и не свихнуться. И берусь тут же записать сон. Включаю лампу, часы показывают 01.40. А лёг я где-то около нуля и ещё долго не мог заснуть. Сажусь на постели, отпиваю компот из чашки, натягиваю штаны, иду в туалет отлить, возвращаюсь, достаю ручку и тетрадь, закуриваю и начинаю записывать, по прежнему почти в том же волнении, что и во сне. Но перед тем, как писать, вспоминаю, что вечером (собственно, уже перед сном) с раздражением обращался к Высшим, читая про Них, спрашивал у Них совета или знамения по поводу того, как мне решать семейный вопрос, ибо Н. приезжала в августе с моим сыном. Обворожительный, своеобразный малыш трёх лет, К.
   А пока записывал сон, вспомнил ещё, что опять же сегодня вечером вспоминал Мишу С., его жену Любу и их дочку, имя которой мне так и не удалось вспомнить. Так вот, её зовут Юля. В этом году она, кажется, должна была идти в первый класс.
   Конечно, этот поразительный сон мне не удалось воспроизвести и на половину. А переживания (и мои, и мамины) там были сильнейшие. Там была Реальная Жизнь.
   Теперь часы показывают 04.00. Лягу досыпать, если удастся.